Текст книги "Афины на пути к демократии. VIII–V века до н.э."

Скудные источники, которыми мы располагаем, не позволяют выяснить окончательно, где же слушалось дело. Геродот, рассказывая об этом процессе, использует термин дикастерий. На этом основании некоторые авторы делают вывод, что слушания проводились в гелиэе или народном собрании, тогда как другие авторы указывают на ареопаг[469]469
  Обзор существующих точек зрения см.: Кудрявцева Т.В. Народный суд в демократических Афинах. СПб.: Алетейя, 2008. С. 50 и сл. Т. Фигейра полагает, что поводом для преследования было стремление расставить политические точки над «и», указав одному из лидеров «княжеского типа» на приоритет народного собрания (Figueira T.J. Xanthippos, Father of Perikles, and Prutaneis of the Naukraroi // Historia. 1986. Bd. 35. H. 3. P. 278).


[Закрыть]. Возможно, в данном случае имело место чрезвычайное заявление – исангелия, которые обычно рассматривались ареопагитами[470]470
  Rhodes P.J. Eisangelia in Athens // JHS. 1979. Vol. 99. Р. 103 ff. Т.В. Кудрявцева полагает, что в данном случае могла иметь место исангелия, правда, рассматривавшаяся в народном собрании (Кудрявцева Т.В. Указ. соч. С. 52).


[Закрыть]. Во всяком случае, обвинения в тирании должны были рассматриваться в ареопаге[471]471
  Gagarin M. The thesmothetai and the Earliest Athenian Tyranny Law // TAPhA. 1981. Vol. 111. P. 74; Суриков И.Е. Античная Греция. Политики в контексте эпохи. Архаика и ранняя классика. М.: Наука, 2005. С. 308.


[Закрыть]. Об этом говорит, например, Плутарх в биографии Солона, цитирующий восьмой закон (об амнистии) из его тринадцатой таблицы: «Из числа лиц, лишенных гражданских прав, все те, кто был лишен их раньше, чем Солон стал архонтом, должны быть восстановлены в правах, за исключением тех, которые, будучи осуждены царями в ареопаге, или у эфетов, или в пританее за убийство отдельных лиц, или за массовые убийства во время смуты, или за стремление к тирании, находились в изгнании во время обнародования этого закона» (Plut. Sol. 19).

Это установление связано с другими введенными Солоном нормами. «…Совету ареопагитов, – замечает Аристотель, – [Cолон] назначил охранять законы; как и прежде, он имел надзор за государственным порядком, причем он обязан был не только следить вообще за большинством самых важных государственных дел, но, между прочим, и привлекать к ответственности виновных, имея власть налагать взыскания и кары… Наконец, он судил тех, кто составлял заговор для низвержения демократии, в силу того что Солон издал закон о внесении относительно их чрезвычайного заявления (eisangelia)» (Arist. Ath. Pol. 8. 4)[472]472
  Э. Рушенбуш считает нормы, приведенные Аристотелем (Arist. Ath. Pol. 8. 4 и 16. 10), частями одного закона, касавшегося тирании (Ruschenbusch E. ΣOLONOΣ NOMOI: Die Fragmente des solonischen Gesetzwerkes mit einer Text– und Überlieferungsgeschichte. Wiesbaden: Steiner, 1966. F37 a – b).


[Закрыть]. «Заговор для низвержения демократии» можно понимать и как попытку установления тирании. Сам же закон повторял, надо думать, сложившуюся судебную практику.

В другом месте Аристотель замечает: «А в ту пору и у афинян законы о тиранах были вообще мягкие, среди них также и тот, который относится как раз к установлению тирании. Именно, закон у них был следующий: “Таковы у афинян установления и обычаи отцов: если кто восстанет, чтобы быть тираном, или будет содействовать установлению тирании, тот да будет лишен гражданской чести и сам и его род”» (Arist. Ath. Pol. 16. 10)[473]473
  «Мягкость» законов следует, возможно, понимать как сравнение с предшествующим законодательством Драконта. Анализ афинских законов о тирании см.: Гущин В.Р. Закон Солона о стасисе и установление тирании в Афинах в 561/0 гг. до н. э. // Восток, Европа, Америка в древности. Вып. 3. М.: МГУ, 2014.


[Закрыть].

Итак, если процесс против Мильтиада был связан с исангелией, мотивом для которой стало его обвинение в тирании, то первые слушания могли происходить в ареопаге. Однако ареопаг в этом деле был лишь первым звеном. Несмотря на то что окончательное решение по данному вопросу, скорее всего, выносилось ареопагитами, слушания могли проходить и в гелиэе, и в народном собрании. Мы полагаем, что уже в это время существовало установление, согласно которому наиболее важные решения, в том числе и судебные, не могли выноситься без рассмотрения демоса – «без большинства народа (aneu demou plethuon)»[474]474
  Ostwald M. La Démocratie athénienne. Réalité ou illusion? // Metis. 1992. Vol. 7. Nо. 1. P. 14 ff. Ф. Райан связывает это установление с реформами Солона (Ryan F.X. The Original Date of the demos plethuon Provisions of IG I³ 105 // JHS. 1994. Vol. 114).


[Закрыть]. Может быть, поэтому Геродот говорит не об ареопаге, а о дикастерии, где проходили слушания. Следовательно, именно народный суд (или народное собрание) вынес оправдательный приговор, который подтвердил и ареопаг. Если учесть, что Мильтиад был оправдан народом, не удивляет и то, что вскоре он был избран афинянами стратегом (αἱρεθεὶς ὑπὸ τοῦ δήμου).

Сейчас трудно установить людей или группировку, инициировавших упомянутый процесс. Нередко высказывают предположение, что судебное преследование Мильтиада было делом рук Ксантиппа (ср. Аrist. Ath. Pol. 28. 2) или кого-то из Алкмеонидов – например, Мегакла, сына Гиппократа – одного из первых изгнанных остракизмом[475]475
  Wells J. Studies in Herodotus. Oxford: Blackwell, 1923. Р. 113. См. также: Rhodes P.J. A Commentary… P. 348; Суриков И.Е. Ксантипп, отец Перикла… С. 103.


[Закрыть]. Не исключено и то, что это мог быть кто-то из менее известных представителей рода Алкмеонидов[476]476
  Bengtson H. Einzelnpersönlichkeit und athenische Staat zur Zeit des Peisistratos und des Miltiades. München: Verlag der Bayerischen Akademie der Wissenschaften, 1939. S. 51 f.


[Закрыть].

Что касается упоминавшегося выше Фемистокла, то его нередко относят к числу потенциальных союзников Мильтиада, имея в виду антиперсидские устремления того и другого[477]477
  Kinzl K. Athens: Between Tyranny and Democracy // Greece and the Eastern Mediterranean in Ancient History and Prehistory. Studies Presented to F. Schachermayr on the Occasion of his Eightieth Birthday / ed. by P. Kneissl, V. Loseman. Berlin; N.Y.: De Gruyter, 1977. P. 212; Суриков И.Е. Политическая борьба… С. 127. А если вслед за П. Бикнеллом предположить существование семейных связей Фемистокла и Мильтиада, то их союз мог быть более тесным (Bicknell P.J. Themistocles’ Father and Mother // Historia. 1982. Bd. 31. H. 2). Впрочем, это не означало полного отсутствия между ними разногласий.


[Закрыть]. Но есть и другие суждения. В нашем распоряжении имеется приводимое Плутархом замечание Стесимброта о том, что Фемистокл, приковавший, образно говоря, афинян к корабельным скамьям и веслам (речь идет о строительстве гавани в Пирее. – В. Г.), «достиг… своей цели лишь после того, как одержал верх над Мильтиадом, возражавшим против его плана» (Plut. Them. 4, пер. С. Лурье = FGrHist 107 F3). Возможно, сказанное – ошибка. Если речь здесь идет о так называемой Морской программе Фемистокла, реализация которой относится к концу 80-х годов V в. до н. э., останется не совсем понятным упоминание Мильтиада. И все же мы не станем отмахиваться от этого сообщения[478]478
  Дж. Уэллс, с недоверием относящийся к Стесимброту, считает сам факт разногласий заслуживающим доверия (Wells J. Studies in Herodotus… Р. 122).


[Закрыть]. Разногласия между Фемистоклом и Мильтиадом могли иметь место в 493/2 гг. до н. э., т. е. в момент строительства гавани в Пирее[479]479
  См.: Шувалов В.В. Указ. соч. С. 30. Быть может, поэтому начатые в Пирее работы, как считает Р. Гарланд, остались незавершенными (Garland R. The Piraeus. From the Fifth to the First Century B.C. Ithaca: Cornell University Press, 1987. P. 19).


[Закрыть]. Если это так, за организацией судебного процесса против Мильтиада можно видеть и Фемистокла[480]480
  Дж. Уэллс видит в этом соперничество представителей демократической и аристократической группировок (Wells J. Studies in Herodotus… Р. 122).


[Закрыть].

Тогда же наказанию подвергнется афинский драматург Фриних – автор трагедии «Взятие Милета». Постановка вызвала настолько бурную и эмоциональную реакцию афинян, что Фриних был оштрафован[481]481
  Carawan E. Op. cit. P. 194–195; Кудрявцева Т.В. Указ. соч. С. 49–50.


[Закрыть]. Причиной наказания, согласно Геродоту, было то, что автор напомнил афинянам об их собственных потерях (Herod. VI. 21). Рассказу о наложении штрафа на Фриниха Геродот предпосылает рассказ о глубокой скорби милетян по поводу взятия Сибариса кротонцами. «Совершенно по-иному, однако, – рассказывает Геродот, – поступили афиняне, которые, тяжко скорбя о взятии Милета, выражали свою печаль по-разному. Так, между прочим, Фриних сочинил драму “Взятие Милета”, и когда он поставил ее на сцене, то все зрители залились слезами. Фриних же был присужден к уплате штрафа в 1000 драхм за то, что напомнил о несчастьях близких людей. Кроме того, афиняне постановили, чтобы никто не смел возобновлять постановку этой драмы» (Herod. VI. 21). Правда, наказание драматурга не вяжется с охватившей афинян скорбью. Иначе говоря, мотивы наказания могли быть сугубо политическими. Не исключено, что хорегом при постановке трагедии выступил Фемистокл, цель которого, по мнению У. Форреста, состояла в том, чтобы настроить афинян против политики примирения с Персией[482]482
  Forrest W.G. Op. cit. Р. 235. Исследователи говорят и о возможных религиозных мотивах наказания Фриниха (см.: Кудрявцева Т.В. Указ. соч. С. 50).


[Закрыть]. Если это так, то за наказанием Фриниха могли стоять противники Фемистокла – те, кто не стремился к конфликту с могущественной державой, например Алкмеониды[483]483
  М. Оствальд считает, что Фемистокл мог встретить серьезное сопротивление со стороны тех, кого источники называют «друзьями тиранов» (Ostwald M. Nomos and the Beginnings… P. 132). И.Е. Суриков называет молодого Фемистокла участником группировки Алкмеонидов (Суриков И.Е. Фемистокл: homo novus в кругу старой знати // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 8. М.: ИВИ РАН, 2002. С. 350). Правда, такой вывод делается им на том лишь основании, что Фемистокл был родом из паралийского дема Фреарры, где, как считает автор, были сильны позиции Алкмеонидов.


[Закрыть].

Хотя инициирование процесса опять-таки могло быть связано с исангелией, а значит с ареопагом, слушания, по-видимому, происходили в народном собрании или гелиэе. Обращает на себя внимание упоминание афинян (Ἀθηναῖοι), которые привлекли Фриниха к ответственности.

Несмотря на козни врагов, Мильтиад оставался весьма влиятельной политической фигурой. Свидетельством этому станет история с персидскими вестниками. В 491 г. до н. э. Дарий разослал по Греции вестников, требовавших от греков «земли и воды» (Herod. VI. 48–49). Афиняне, как известно, ответили решительным отказом, бросив глашатаев в пропасть (Herod. VII. 133). Павсаний называет виновником убийства послов, т. е. инициатором принятия данного решения, Мильтиада, за что последний навлек на себя гнев Талфибия, бывшего, как известно, покровителем вестников (Paus. III. 12. 7; ср. Herod. VII. 134)[484]484
  Возможно, это было одной из псефизм Мильтиада, которые упоминает Демосфен (Dem. XIX. 308; см. о них ниже: примеч. 60). Согласно Плутарху, Фемистокл позднее добьется принятия народным собранием решения о казни некоего переводчика, прибывшего вместе с персидскими вестниками, фактически повторив то, что было сделано Мильтиадом (Plut. Them. 6; Frost F.J. Plutarchs’ Themistocles. A Historical Commentary. Princeton: Princeton University Press, 1980. P. 95).


[Закрыть].

Впрочем, так поступили далеко не все греки. «Среди островитян, – рассказывает Геродот, – которые дали Дарию землю и воду, были, между прочим, и жители Эгины» (Herod. VI. 49). Тогда-то, по словам историка, и начинается конфликт Афин с Эгиной: «Лишь только эгинцы совершили этот поступок, как афиняне тотчас же напали на них с угрозами…С радостью ухватились афиняне за этот предлог и отправились в Спарту, чтобы обвинить эгинцев как предателей Эллады» (Herod. VI. 49). Возможно, и за этими действиями стоял Мильтиад. Это можно предположить, памятуя о лаконофильских настроениях Кимона, а возможно, и самого Мильтиада. Любопытно, что недавний враг афинян Клеомен тут же направляется на Эгину, чтобы захватить главных виновников (Herod. VI. 50), которые затем в качестве заложников будут переправлены в Афины (Herod. VI. 73). Именно вопрос о заложниках и станет причиной начавшегося афино-эгинского конфликта (Herod. VI. 87–93)[485]485
  См. о нем: Hammond N.G.L. Studies in Greek Chronology of the Sixth and Fifth Centuries B.C. // Historia. 1955. Bd. 4. H. 4; Jeffery L.H. The Campaign between Athens and Aegina in the Year before Salamis (Hdt, VI. 87–93) // AJP. 1962. Vol. 83. Nо. 1; Figueira T.J. The Chronology of the Conflict between Athens and Aegina in Herodotus Book VI // QUCC. N.S. 1988. Vol. 28. Nо. 1.


[Закрыть].

Конец 90-х годов V в. до н. э. ознаменуется началом открытого военного противостояния Афин и Персии. Однако после высадки персов на Марафонской равнине в 490 г. до н. э. народное собрание не без колебаний принимает решение (псефизму) «выступить в поход», т. е. встретить персов за стенами города, не дожидаясь помощи спартанцев (Arist. Rhet. III. 10. 1411 a 10–11)[486]486
  Cм. также: Hamel D. Athenian Generals. Military Authority in Classical Period. Leiden: Brill, 1998. P. 164 ff. Плутарх добавляет к этому важную деталь. Оказывается, это решение было принято в пританию Эантидской филы, составной частью которой был Марафон (Plut. Mor. 628 E). Впрочем, не все доверяют данному сообщению, считая декрет сфабрикованным в IV в. до н. э. (см., например: Habicht C. Falsche Urkunden zur Geschichte Athens im Zeitalter der Perserkriege // Hermes. 1961. Bd. 59. S. 1–35). Действительно, притании отдельных фил начинают упоминаться в документах много позднее (Rhodes P.J. The Athenian Boule… P. 17). Однако ряд авторов все же не отрицают возможности принятия такого решения (Rhodes P.J. The Athenian Boule… P. 17; Видаль-Накэ П. Черный охотник. М.: Ладомир, 2001. С. 123–124). Если подобная псефизма все же была принята народным собранием, возможно, именно граждане данной филы, среди которых был, кстати, и будущий герой Марафона – полемарх Каллимах, стали вместе с Мильтиадом инициаторами выступления на врага. Аналогичная ситуация, кстати сказать, сложилась в начале Пелопоннесской войны, когда в 431 г. до н. э. спартанский царь Архидам, побуждая афинян к битве, расположился вблизи Ахарн. «Ахарняне, – пишет Фукидид, – понимали, что они составляют весьма значительную часть афинян, и, так как опустошалась их земля, больше всего настаивали на выступлении из города» (Thuc. II. 21. 3, здесь и далее пер. Ф. Мищенко; см. также: Гущин В.Р. Перикл и начало Пелопоннесской войны // Para bellum. Вып. 15. СПб.: Д.Т. Гуйтор, 2002. С. 12).


[Закрыть]. Корнелий Непот сообщает, что принятию этого решения предшествовали жаркие дискуссии – особенно среди избранных тогда стратегов (Nep. Miltiad. 4).

Скорее всего, проблема заключалась в малочисленности афинского контингента. Павсаний замечает, что в битве участвовало девять тысяч афинян. Готовясь к ней, афиняне вынуждены были мобилизовать все свои силы: «…На Марафон афиняне пришли все, со включением даже тех, возраст которых был неподходящим для несения военной службы…» (Paus. I. 32. 3, пер. С. Кондратьева). Кроме того, согласно Павсанию, по инициативе Мильтиада в афинское войско были включены рабы, которым была предоставлена свобода (Paus. VII. 15. 7).

«Среди этих военачальников, – отмечает Непот, – шел горячий спор, обороняться ли за городскими стенами или выступить навстречу противнику и дать ему бой. Один Мильтиад настаивал на немедленном выступлении в поле…» (Nep. Miltiad. 4). Если верить Корнелию Непоту, решение о выступлении было принято лишь после того, как в Афины прибыли платейцы. «После их прибытия, – рассказывает Непот, – число бойцов достигло 10 тысяч, и эта маленькая армия горела удивительным боевым духом. Из-за ее настроения Мильтиад получил превосходство над своими товарищами: подчинившись его совету, афиняне вывели войско из города и разбили в удобном месте лагерь» (Nep. Miltiad. 5). Впрочем, Геродот говорит о том, что платейцы присоединились к основным силам не в Афинах, а в Марафоне (Herod. VI. 108)[487]487
  Не исключено, что в Афины прибыл не платейский контингент, а вестник, сообщивший о его высылке.


[Закрыть].

Однако, прибыв на Марафонскую равнину, стратеги вновь ставят на голосование вопрос о сражении с персами. На сей раз мнения стратегов, несмотря на принятое народным собранием решение, вновь разделились. «Одни, – пишет Геродот, – высказывались против битвы с мидийским войском, другие же (в том числе Мильтиад), напротив, советовали принять бой» (Herod. VI. 109). Эта ситуация выглядит странной с правовой точки зрения. Почему стратеги вновь взялись обсуждать, казалось бы, решенный вопрос? Нам не известно содержание принятой народным собранием псефизмы, но едва ли она предписывала лишь выход афинян за городские стены. Возможно, в городе и в армии были слишком сильны проперсидские настроения. Об этом, в сущности, и говорит Мильтиад, обращающийся вскоре после состоявшегося голосования к Каллимаху: «Если мы теперь не решимся на битву, то я опасаюсь, что нахлынет великий раздор и так потрясет души афинян, что они подчинятся мидянам» (Herod. VI. 109). Когда мнения стратегов разделились, вспомнили о полемархе Каллимахе, которого Мильтиад убедил присоединиться к сторонникам решительных действий (Herod. VI. 109)[488]488
  Не ясно, впрочем, надо ли было уговаривать Каллимаха, если именно его фила приняла решение выступить в поход.


[Закрыть].

Однако сражение не началось и после этого. «Потом стратеги, голосовавшие за битву, когда пришел их черед быть главнокомандующими, уступили главное начальство Мильтиаду. А тот хотя и принял главное начальство, но все еще не начинал сражения, пока очередь командовать не дошла до него самого» (Herod. VI. 110). Плутарх добавляет к словам Геродота то, что вторым по значимости и влиянию после Мильтиада был Аристид, который готов был безоговорочно уступить ему свою очередь командовать афинским войском (Plut. Arist. 5). Однако Мильтиад действовал крайне осмотрительно, дожидаясь своей очереди[489]489
  Более поздние авторы ничего не сообщают о промедлении афинян. Исократ сообщает, что битва была дана сразу по прибытии афинян на Марафон (Isocr. IV. 87), Cуда говорит о следующем дне (Suida. s.v. Hippias). Современные авторы полагают, что промедление могло быть вызвано ожиданием спартанцев (см., например: Hamel D. Op. cit. Р. 165).


[Закрыть].

Итог битвы известен – афиняне одержали победу. Мы не будем описывать ее перипетии, хотя и они заслуживают самого пристального внимания. Нас интересует другое. Итогом битвы становится нарастание подозрений по отношению к Алкмеонидам. После сражения на Марафонской равнине персы, «захватив с собой оставленных на острове пленников в Эретрии… стали огибать Суний, стремясь прибыть к Афинам раньше афинского войска. Афиняне подозревали, что персы задумали этот [маневр] по коварному наущению Алкмеонидов: говорили, что Алкмеониды, условившись с персами, когда те уже были на кораблях, дали им сигнал щитом» (Herod. VI. 115). Геродот, как мы уже говорили, не склонен доверять этому. «Меня удивляют, – восклицает он далее, – и представляются совершенно невероятными толки о том, будто Алкмеониды действительно вступили тогда в соглашение с персами и подняли даже сигнальный щит персам, желая предать афинян под иго варваров и Гиппия. Ведь они были такими же или еще большими ненавистниками тиранов, как Каллий, сын Фениппа, отец Гиппоника…Поэтому-то я удивляюсь и не могу поверить клевете, будто они подняли [персам] сигнальный щит. Ведь все время правления тиранов Алкмеониды провели в изгнании, и их стараниями Писистратиды лишились власти. Поэтому, я думаю, они были еще в гораздо большей степени освободителями Афин, чем сами Гармодий и Аристогитон» (Herod. VI. 121, 123).

По логике греческого историка этого не могло быть, поскольку Алкмеониды были давними противниками тиранов. Здесь мы не будем обсуждать вопрос о том, насколько оправданны подобные аргументы. Тем более что данный эпизод достаточно подробно рассматривался в литературе[490]490
  Из недавних работ см.: Владимирская О.Ю. Указ. соч. С. 44, примеч. 2.


[Закрыть]. Обратим внимание на другой отрывок из Геродота: «Но, быть может, Алкмеониды предали свой родной город в раздражении на народ афинский? Напротив, в Афинах не было знатнее и более уважаемых людей, чем они, и потому даже невероятно, что они с такой целью могли поднять [сигнальный] щит. Щит был тогда действительно поднят – этого нельзя отрицать, потому что это правда. Но кто все-таки его поднял – я не могу ничего больше об этом сказать» (Herod. VI. 123). Следовательно, Алкмеониды, по крайней мере по мнению Геродота, могли быть раздражены на афинян, а самое главное, предательство действительно имело место – щит был кем-то поднят. Были в этом виновны Алкмеониды или это только подозрения? Как бы то ни было, одними из первых по закону об остракизме будут изгоняться именно они, о чем мы будем говорить позднее.

Другим итогом Марафонской битвы был заметный рост влияния и авторитета Мильтиада. Геродот отмечает, что он «и прежде был в почете у афинян, теперь же, после поражения персов при Марафоне, приобрел еще больше влияния» (Herod. VI. 132). Правда, несмотря на это, ему не удается получить награду за выигранную битву – масличный венок, который, очевидно, должен был символизировать завершение войны. Многих афинян (как и самого Мильтиада), по-видимому, охватила победная эйфория. Плутарх замечает, что в поражении персов при Марафоне многие (кроме Фемистокла) «видели несомненный конец войны» (Plut. Them. 3, пер. С. Лурье). Народ был настолько уверен в победе над персами, что Фемистоклу позднее придется прибегнуть к хитрости, убеждая афинян начать строительство флота. Он будет мотивировать необходимость создания флота вспыхнувшей борьбой с эгинетами (Plut. Them. 4).

Так вот этот самый Мильтиад, рассказывает Плутарх, «получил отпор от декелейца Софана в тот день, как домогался масличного венка[491]491
  В переводе С.Я. Лурье используется имя Сохар, также встречающееся в рукописях (Плутарх. Избранные биографии / пер. С. Лурье. М.; Л.: Соцэкгиз, 1941. С. 71).


[Закрыть]. Последний, встав со своего места в народном собрании (у Плутарха буквально – «из середины экклесии»: ἐκ μέσου τῆς ἐκκλησίας)[492]492
  Т. Фигейра с недоверием относится к этой истории (Figueira T.J. The Chronology of the Conflict… Р. 59–60). Однако о декелейце Софане, сыне Евтихида, мы слышим и от Геродота. Еще до Марафона он отличился в борьбе с эгинетами и, в частности, одолел в единоборстве предводителя аргосцев, победителя в пятиборье Еврибата (Herod. VI. 92). Хотя датировка афино-эгинского конфликта не ясна, мы можем предполагать, что данный подвиг Софана следует отнести ко времени, предшествующему Марафонской битве (см.: Hammond N.G.L. Studies in Greek Chronology…; Jeffery L.H. Op. cit.; Figueira T.J. The Chronology of the Conflict…). Софан прославился и во время Платейской битвы (Herod. IX. 73–74). Согласно одной из приводимых Геродотом версий, известность он получил благодаря тому, что на поясе носил прикрепленный цепью железный якорь. По другой версии, он имел на щите изображение якоря (Herod. IX. 74). Если это так, то Софана можно, пожалуй, отнести к числу тех, кто ратовал за усиление морского могущества Афин, т. е. к числу потенциальных сторонников Фемистокла. Погиб Софан во время войны с Фасосом, в 466 г. до н. э., будучи вместе с Леагром, сыном Главкона, военачальником афинян (Herod. IX. 75).


[Закрыть], произнес, возражая, не слишком умные, но все же понравившиеся народу слова: “Когда ты, Мильтиад, в одиночку побьешь варваров, тогда и требуй почестей для себя одного”» (Plut. Cim. 8, пер. С. Лурье).

Трудно сказать, чем была вызвана подобная реакция. Сказанное, пожалуй, демонстрирует низовую реакцию на почести, которые стали оказываться Мильтиаду после Марафонской победы. О них пишет тот же Плутарх, рассказывая о глубокой задумчивости Фемистокла, которому не давали покоя лавры Мильтиада: «Говорят, Фемистокл горел таким безумным стремлением к славе и из честолюбия так страстно жаждал великих подвигов, что еще в молодости, после сражения с варварами при Марафоне, когда у всех на устах были речи о стратегическом искусстве Мильтиада, он был часто погружен в думы, не спал по ночам, отказывался от обычных попоек; когда его спрашивали об этом и удивлялись перемене в его образе жизни, он отвечал, что спать ему не дает трофей Мильтиада» (Plut. Them. 3, здесь и далее, если не указано иное, пер. С. Соболевского).

Впрочем, Плутарх считает, что в данном случае дело было не столько в оказывавшихся почестях, сколько в прозорливости Фемистокла, понимавшего, что войны с Персией еще не завершены. «Все считали, – добавляет он, – поражение варваров при Марафоне концом войны, а Фемистокл видел в нем начало более тяжкой борьбы, к которой он и сам готовился для спасения всей Эллады, и сограждан своих приучал, задолго предвидя будущее».

Но Мильтиад не собирался останавливаться на достигнутом. В 489 г. до н. э. (по версии Геродота) – на следующий год после Марафонской битвы – «потребовал у афинян 70 кораблей, войско и деньги, не сказав, однако, на какую землю собирается в поход. Мильтиад объявил только, что афиняне разбогатеют, если последуют за ним, а он, по его словам, поведет их в такую землю, где они легко добудут много золота» (Herod. VI. 132). Корнелий Непот излагает иную версию, согласно которой это не Мильтиад, а афиняне поручили ему захват островов. «После марафонского сражения, – пишет он, – афиняне опять поручили Мильтиаду флот из семидесяти кораблей для наказания островов, помогавших варварам» (Nep. Miltiad. 1. 7). Историки больше доверяют словам Геродота, но не забудем и сказанного Непотом. Тем более что его информация, возможно, восходит к Эфору[493]493
  Kinzl K. Miltiades Parosexpedition in der Geschichtschreibung // Hermes. 1976. Bd. 104.


[Закрыть]. Как бы то ни было в действительности, не исключено, что к этой истории оказался причастен Аристид, если верить Плутарху, – давний союзник Мильтиада. В 489 г. до н. э. он становится архонтом и вполне мог поддержать инициативу Мильтиада (или афинян)[494]494
  Develin R. Op. cit. P. 57.


[Закрыть].

Однако морская экспедиция станет для Мильтиада роковой: ему не удастся овладеть о. Парос и по возвращении в Афины он будет привлечен к суду Ксантиппом. «Афиняне же, – по словам Геродота, – стали бранить Мильтиада по возвращении его с Пароса, и прежде всего Ксантипп, сын Арифрона. Он обвинил Мильтиада перед народом (т. е. перед народным собранием. – В. Г.) за обман афинян» (Herod. VI. 136)[495]495
  Carawan E. Op. cit. P. 193–194; Кудрявцева Т.В. Указ. соч. С. 53 и сл.


[Закрыть].

И вновь можно предполагать, что начало данного процесса было связано с исангелией (а значит, с ареопагом). Однако само дело слушалось в народном собрании или в гелиэе[496]496
  Carawan E. Op. cit. P. 193–194; Суриков И.Е. Ксантипп, отец Перикла… С. 103.


[Закрыть]. Ксантипп потребовал для Мильтиада самого сурового наказания – смертной казни. «При голосовании, – продолжает Геродот, – народ поддержал Мильтиада, отклонив смертную казнь, но признал виновным и наложил пеню в 50 талантов» (Herod. VI. 136). Корнелий Непот рассказывает, что защищал Мильтиада на этом процессе его брат – Стесагор (Nep. Miltiad. 7), что, впрочем, выглядит уже маловероятным[497]497
  Кудрявцева Т.В. Указ. соч. С. 54; о Стесагоре см.: Davies J.K. Op. cit. P. 301.


[Закрыть].

Сократ в платоновском диалоге «Горгий» замечает, что Мильтиада предлагали сбросить в пропасть (баратр, или баратрон. – В. Г.), и сбросили бы, полагает он, если бы не вмешался притан (Plato. Gorg. 516 d)[498]498
  На этом основании высказывается предположение, что Мильтиад был осужден на основании так называемой псефизмы Канона об осуждении лиц, виновных в оскорблении афинского народа, которая, таким образом, датируется 90-ми годами V в. до н. э. (Кудрявцева Т.В. Указ. соч. С. 56–57).


[Закрыть]. И здесь мы обнаруживаем противоречие: то ли народ смягчил меру наказания, то ли притан. Впрочем, обе версии могут быть объединены: скажем, вмешательство притана изменило результат народного голосования. Одной из причин замены смертной казни штрафом могло быть то, что не Мильтиад был инициатором морской экспедиции, а сами афиняне, как свидетельствовал упоминавшийся нами Корнелий Непот.

Штраф, по словам Геродота, был уплачен сыном Мильтиада – Кимоном. Плутарх и Корнелий Непот сообщают, что Мильтиад умер в заключении (Plut. Cim. 4; Nep. Miltiad. 7). Дополнительные подробности мы узнаем из биографии Кимона, написанной Корнелием Непотом. «Когда отец его, будучи не в состоянии уплатить государству наложенного на него штрафа, умер в темнице, Кимона посадили в ту же тюрьму, и по афинским законам он мог выйти из нее только в том случае, если бы заплатил деньги, причитавшиеся с отца» (Nep. Cim. 1; ср. Diod. X. 30–31). По сообщению Непота, штраф будет уплачен Калием, который взял в жены сестру Кимона Эльпинику.

Корнелий Непот, кстати, указывает иные мотивы для осуждения Мильтиада. «Хотя обвинили его из-за Пароса, – пишет он, – причина осуждения была иная: помня о бывшей незадолго до того тирании Писистрата, афиняне боялись всякого своего влиятельного гражданина; им казалось, что Мильтиад, часто занимавший те или иные должности, не вынесет положения частного человека, поскольку привычка должна была возбудить в нем жажду верховной власти…Учитывая все это, народ решил, что лучше Мильтиаду понести незаслуженную кару, чем афинянам жить в страхе» (Nep. Miltiad. 8). Если дополнительным поводом для осуждения было подозрение в стремлении к установлению тирании – во всяком случае, и в этом могли подозревать Мильтиада, – вряд ли были забыты ранее выдвигавшиеся обвинения.

И.Е. Суриков высказывает предположение, что процесс против Мильтиада был инспирирован «друзьями тиранов» совместно с Алкмеонидами, лидером которых он считает Ксантиппа[499]499
  Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии… С. 179–180.


[Закрыть]. Автор усматривает в этом деле некую проперсидскую подоплеку, считая, что подобный союз возник на почве общего тяготения к Персии. В этом случае перед нами явное проявление того, что позднее будет названо (а быть может, называлось уже в это время) мидизмом. Правда, все это выглядит весьма странно: героя Марафона судит «пятая колонна» – тайные враги Афин. А в это уже трудно поверить. Даже если допустить заинтересованность Алкмеонидов в ослаблении Мильтиада, Ксантипп в данном процессе мог действовать как самостоятельный политик, добивавшийся (или уже добившийся) простасии. Напомним, что Аристотель называет его простатом демоса (Arist. Ath. Pol. 28. 2). Исследователями высказываются сомнения относительно того, что Ксантипп действовал в интересах Алкмеонидов. А если это так, вряд ли он мог быть назван их лидером[500]500
  Forrest W.G. Op. cit. P. 233; Rhodes P.J. A Comentary… P. 276.


[Закрыть].

Так закатывается звезда Мильтиада и Филаидов, которые, как мы полагаем, доминировали в политике после ухода Клисфена[501]501
  Любопытно, что именно после смерти Мильтиада начинаются первые остракофории. М. Оствальд напрямую связывает падение Мильтиада и первые остракофории (Ostwald M. The Reforms of the Athenian State by Cleisthenes // CAH. Vol. IV. 2nd ed. Cambridge: Cambridge University Press, 1988. P. 345–346).


[Закрыть]. После Мильтиада в политике начинается период преобладания демократически настроенных политиков – Ксантиппа и Фемистокла. Влияние же Алкмеонидов, наоборот, падает, и вскоре они будут изгоняться из Афин «судом черепков».