Текст книги "Любовь со взломом (пьесы)"

Эдуард. Вы, я вижу, не кипяток, а перец, Люба.

Любовь. С перцем горячее! А вам зачем РУВД?

Эдуард. Интернет нужен. Сообщить, где мы. Ну так что, перекусим? Не возражаете, хозяйка?

Капитолина (кладет на стол привезенное съестное). Так мы только рады будем. Вот сами собирались закусить. Тут курица, гречневая каша с луком, котлеты… Кажется, недожаренные…

Григорий. Закусить – это хорошо, но и горлышко открыть бы неплохо, Эдуард Михаевич.

Эдуард. С тобой, Григорий Иванович, возиться, что в крапиву садиться. Впрочем, по рюмочке не мешало бы. Наливай! Дорога выматывает. А что-то я третью не вижу, где она?

Капитолина. Баню топит. (Хлопочет около стола.) Дед мой говорил: «Баня без ласки – жара не дает». Люба, подай тарелки, не хватает. (Григорий разливает коньяк и тут же выпивает. Тотчас выпивает еще. Эдуард присаживается за стол, но сразу встает.)

Эдуард. Не могу сидеть, ехать надо! (Рассматривает старинное кресло.) Это чье же такое кресло?

Капитолина. Это кресло моего деда. Он сам и делал его.

Эдуард. Прекрасная работа. Дед-то ваш мастер был! Прямо трон, а не кресло. Да и вообще – отличные у вас здесь места. Если бы не работа, я бы из глубинки не вылезал. Человек взрослеет только с землей.

Капитолина. Вот и я на пенсию выйду и сюда вернусь.

Эдуард. Сюда? Ваш дом ремонта просит.

Капитолина. Подкоплю, отремонтирую. Москва не сразу строилась.

Эдуард. Что верно, то верно. Сережка, спой чего-нибудь. А то таскаешь эту бандуру, а петь некому.

Сергей берет гитару, настраивает, поет:

 
Здесь, под небом родным, в Колыме, нам родимой,
Слышен звон кандалов, скрип тюремных дверей.
Люди спят на ходу, на ходу замерзают.
Значит, нет, пацану, мне другого пути.
 

Эдуард. Куда тебя понесло? Хорошим людям дрянь поешь. Лучше выпей и иди крестовину смотри. Скоро темнеть будет.

Сергей выпивает, забирает бутерброд и выходит из дома.

Эдуард. А третью-то женщину как величать? Я и не заметил, как она исчезла.

Капитолина. Варварой ее зовут. Из Грозного она. Девчонкой с ней беда случилась – вот и… молчит теперь.

Эдуард. Что за беда?

Капитолина. Ну эта… Пятнадцать лет ей было. Да ну, не надо… Зато энергии, души у нее на троих. Мы с Любой со станции еле-еле с присядками да разговорами, а она крюком: и на кладбище успела, и здесь раньше нас дела закрутила.

Григорий. Это какое же кладбище?

Любовь. А оно одно у нас, рядом с дорогой: Большие Камни. Отец у нее там похоронен.

Григорий. Ах да, кажется, проезжали.

Эдуард. Торопимся – вот и не видим красоту земную. Разучились любить природу, не видим ее, глазеем. (К Любе.) Ну а вы, красавица, стало быть, городская?

Любовь. Подход у вас медовый. Видать, хваткий, все с комплимента начинаете.

Капитолина. Не ершись, Люба. Она тоже наша. Вон у нее дом с краю.

Любовь. Дом! Нашла слово. Развалюха.

Эдуард. Нельзя так о своем… Сейчас частная собственность в почете. По всей России умные люди землю скупают, а вы сторонитесь.

Любовь. Да ну ее, такую собственность… Кому мои пятнадцать соток здесь нужны? Вам, к примеру, нужны? А то отдам!

Эдуард. Мне нет, а кому-то понадобятся.

Любовь. Я уже и отвыкла от деревни. Тетка у меня жила. А теперь смотреть некому. Схоронили. Только изредка вот с Капой и Варварой приезжаю.

Эдуард. Значит, все-таки тянет?

Любовь. Ну а как же! Заглянешь в избу – вдруг домового увидишь или мужичка приблудного, заезжего какого-нибудь! (Хохочет.)

Григорий. Это правильно! Приблудный, он как раз и… (Проталкивает полено в печь.) Горячий!

Эдуард (смотрит в окно.) Надо ехать, а то скоро темно станет. Гонишь по вашему району – столько домов вросло, и… никого! Ни умельца тебе, как в старину, ни петуха, ни жерди… Одни сорняки за горло Россию схватили. Беда. Все стали свободными, а хозяина нету.

Капитолина. Привычка к земле ослабла. Эдуард Михаевич, присаживайтесь к столу. Отчество у вас какое-то… особое?

Эдуард (нехотя). По отцу и отчество.

Капитолина. Из каких будете?

Эдуард (по-свойски). Из своих, из своих…

Капитолина. Ну, тогда перекусите, вы почти ничего не ели.

Эдуард. Кажется, вы правы. Надо поесть.

Капитолина. Чем богаты, кушайте на здоровье.

Эдуард (возвращается за стол). Домашняя еда, чего уж лучше.

Капитолина. Правда, коньяк заканчивается. Григорий Иванович как-то быстро его… разлил. А у нас только четвертинка есть. Петровича нет – и запасы на нуле. Григорий Иванович, прошу вас за стол. А то вы выпили, а совсем не закусили.

Григорий. Петрович? Кто такой? Здешний?

Любовь. Корневой. (Посмотрев на Григория.) Любого домового прижучит.

Капитолина. Здесь все его знают. Он в Афганистане воевал. Семья у него в городе, но живет один. Сюда ездит часто. Хозяин справный – дом у него в порядке. Ну и это (достает четвертинку) его забота. еще с Пасхи осталась.

Эдуард. Так пригласите его! Он для нас находка. Где он живет? Я Серегу на машине пошлю, или вон Григорий слетает.

Капитолина (Эдуарду негромко). Григорий теперь уж только порхать может. А наш Петрович, к сожалению, нынче не приехал.

Эдуард. Жаль, нам для совета такой человек нужен.

Любовь. Мы все здесь для совета подходящие. Советы давать – что семечки лузгать.

Эдуард (посмотрев на часы). Ну что, Григорий Иванович, чего уж теперь торопиться. Видно, по темноте поедем. Неси из машины все что повкуснее: рыбку красную, икорку… Пора разносолами хозяев угостить. Видишь, женщины красивые, добрые, заботятся о тебе. А ты… порхаешь без закуски. (Резко.) Да сними ты робу свою, словно черт из-под земли.

Григорий шумно, кряхтя, стягивает грязную джинсовую куртку, из которой незаметно вываливаются несколько небольших металлических предметов. Никто, кроме тихо вошедшей Варвары, этого не замечает. Григорий, аккуратно сложив куртку, споласкивается у ведра, затем направляется к выходу. Увидев Варвару, шутливо пригибается к подолу. Варвара дает ему пощечину.

Григорий. Ух ты! Вот это залипуха! Ну, ведьма! Я же шутя! (К Эдуарду.) Ты гляди, стервоза какая! Да меня от роду мужик-то боялся тронуть, а тут на тебе – баба, и прямо в рожу. Да еще такая… чернавка из Освенцима.

Эдуард. Замолчи! Хам! Иди-иди, а то и от меня получишь. (Выталкивает разъяренного Григория за дверь.)

Капитолина. Да разве можно так шутить. Ей же такое досталось… Ссильничали ее, пятнадцати не было. Она речи после этого лишилась. А он под подол, как дворовая шпана.

Эдуард. Простите его! Ну что сделать, хам! Да и не знал ведь, согласитесь. (Гневно.) Нахал! (Варвара поднимает с пола выроненные Григорием вещи. Прячет их в карман платья. Что-то резкое и гневное жестами выговаривает Эдуарду.) Понимаю, милая. Извини, бога ради. Ничего-ничего, все уладится… Сейчас я его позову, и он извинится. (Встает и идет к двери. Громко.) Григорий! Гриша! Иди сюда. (Приоткрывает дверь.) Слышишь, кому говорю. Курить, что ли, пошел? (Тихо себе.) Колдобина из дурдома. (Женщинам.) Сейчас я его приволоку. (Выходит.)

Варвара быстро прикрывает дверь и с оглядкой, жестами пытается что-то объяснить.

Капитолина. Варя, успокойся. Он глупо пошутил…

Варвара пытается объяснить, что не в этом дело.

Любовь. Не могу понять… Видно, она про другое говорит… Что случилось, Варя? Не понимаю. Где случилось? В каком месте? Далеко? Ну, скажи?

Варвара приоткрывает дверь и тут же ее захлопывает. Быстро подбегает к женщинам и показывает вещь, выпавшую из куртки Григория.

Любовь. Орден? Ну и что? Чей орден? (Варвара пытается вновь и вновь жестами что-то объяснить.) Не понимаю.

Входят Эдуард, Григорий и Сергей. В руках у Георгия дорожная сумка.

Эдуард (с пафосом). Докладываю, за дверью ночная мгла, терять теперь уже нечего – будем гулять! Вот наши запасы! (Достает из сумки коньяк, вино.) Красная рыба, икра, это всегда кстати. (Подталкивает Григория к Варваре.) Мирись! Любовь к ближнему – долгосрочная политика каждого воспитанного человека. Извинись, и делу конец. (Григорий подходит к Варваре и довольно неохотно, жестом извиняется.) Вот, видите, в нем мужское начало превалирует. Молодец! Гриша, Гриша… Такие красивые женщины, так здесь уютно, а ты… взял да окосел. Читай Достоевского «Униженные и оскорбленные», там все сказано. Прошу к столу. Теперь угощаем мы! Предупреждаю, будет шведский стол – на ногах и до отвала. (Разливает коньяк.) Не хватает одной стопки для нашей Варвары.

Любовь. Я сейчас, Эдик. Садитесь все. Капа, где у тебя стопки? Видишь, Эдик угощает…

Капитолина. Стопки в ведре. Там прошлый раз оставили. Ты же посуду мыла.

Любовь. Прошлый раз на природе погулять хотели, а тут дождь… (Ищет в ведре.) Вот они, стограммовочки.

Эдуард. Трон подвинем к столу, вот так. (Подталкивает к столу красное кресло.) Упирается! Не брезгуйте, ваше величество. (Входит Сергей.)

Капитолина. Сережа, вы бы руки ополоснули. Умывальник полный. Мыло на косяке. Вон, вон слева…

Сергей. Спасибо, мои грабли только наждаком тереть. Опять цыпки пойдут. Эдуард Михаевич, крестовину поправил. По труду и… честь.

Эдуард. Не торгуйся! Знаю, что причитается тебе. Выпей, лоцман. Мы передышку сделаем. Ах, как хорошо у вас! (Любуется женщинами.) Григорий, какая красота вокруг тебя, а ты куксишься.

Григорий. Первый раз такое.

Эдуард. Значит, учись не делать ошибок. Женская наука требует подхода. Открой вино. (Капитолине.) Штопор есть?

Капитолина. Где-то был нож со штопором. Петрович все водочкой обходился. (Идет искать штопор.)

Эдуард. Конечно, Петровичу замены нет, но мы тоже… мужчины.

Любовь. еще какие! Эдуард Михаевич, можно я вас Эдиком буду звать?

Эдуард. Тогда я вас Любочкой. Идет? (Люба кокетливо пожимает плечами.)

Григорий. Не надо штопор! (Пальцем проталкивает пробку.) Готово, кисленькое. Сдавать бутылку будете, пригласите – выдерну. (Хохочет.)

Эдуард. Шутки висельника. Плачет по тебе закон, Гришка. Берегись, пока кислородом дышишь.

Сергей. Готово, а где полотенце?

Любовь. Перед тобой, на гвозде. (Сергей вытирает руки, садится за стол.) А вы, Григорий Иванович, не моетесь?

Григорий. Я бензином протираюсь, «шанель 95». Во! И аромат, и стерильно, как в морге.

Эдуард. Да что ты, черт, песню портишь. Садись, Сережа, вот сюда, в кресло. Молодым у нас дорога, старикам – хорошая индексация к пенсии. Так! Слово хозяйке. Прошу, Капитолина… Извините, отчество не запомнил.

Капитолина. Ивановна я… (Берет стопку.) Мы гостям всегда рады… У нас здесь пусто, поэтому каждый человек – радость. Давайте выпьем за все хорошее… Варя, а ты? (Варя отрицательно машет головой.) Обиделась. Ничего, пройдет. Давайте… Ох, не умею я лишнего говорить… Одно знаю еще от мамы: всегда надо соображаться с людьми, тогда не ошибешься, тогда и жизнь на лад пойдет.

Все выпивают.

Эдуард. Правильно, Капитолина: каждый человек – радость, поэтому и «возлюби ближнего, как самого себя». А для нас радость – встреча с умельцем, неповторимым мастером… Мы ведь разведчики, геологи искусства…

Любовь. Как-как? «Геологи искусства»? Так геологи вроде в земле ковыряются?

Эдуард. Геологи в земле, а мы в искусстве. Полномочия даны большие, и возможности есть… Я бы вам за эту вашу икону тысяч тридцать заплатил. Такую икону, между прочим, ни один имитатор не напишет. Капитолина, вы эти края хорошо знаете?

Капитолина. Знаем, особенно здешние районы.

Эдуард. А есть у вас здесь настоящие искусники своего дела? Ведь убежден – перевелись! (Во время этого разговора Варвара незаметно выходит из избы.)

Капитолина. А вам кого конкретно надо?

Эдуард. Нужны резчики по дереву, граверы, кузнецы, владеющие ковкой. Вот мы, к примеру, приезжаем, даем им аванс, заказываем работу, а они творят чудеса. Государство, несмотря на кризис, выделило бы средства, за уникальные вещи платило бы в два-три раза больше, а дело мастеров – штучный товар. Причем такой, чтобы в столицах ахали и удивлялись.

Любовь. Эдик, зачем столицам наша деревенская дребедень, там Америку подавай… Сколько туда народу переехало…

Эдуард. Плохо вы знаете столицы, Люба. Там ведь тоже друг перед другом не прочь покобениться: Иван – дачу, Селифан – побольше дачу. У какого-нибудь икона XVIII века, а другой хочет XVII, чуть ли не школы Рублева. Петр – мрамор на террасу, Виктор – позолоченный туалет. Видели, какой туалет у сбежавшего с Украины Януковича – сплошное золото. А мы им вместо унитазов – коньки на крыши, наличники, резьбу, поделки из серебряной нитки, иконы, живопись… Согласитесь – ведь это настоящее искусство! Притом наше исконное.

Капитолина. Дед мой был умельцем. Тогда мастеров много было. Я это кресло как зеницу ока берегу.

Эдуард. Милая Капа, подскажите, где искать таких мастеров? Мы бы их на блюдечке подали бы. Правда, Григорий Иванович?

Григорий. Абсолютная правда.

Эдуард. И пресса, и телевидение – все бы их чтили-величали. У нас связи со всеми каналами.

Григорий. И мы бы их оценили. Мы – специалисты.

Сергей. Оценим еще… Я верю, что все получится, командировка удастся. Верю, что такой энтузиаст, как Эдуард Михаевич, наконец получит докторскую. Хватит вам, уважаемый шеф, в кандидатах ходить.

Григорий. Во-во! Точно! Доктор из него настоящий выйдет. (Увлеченно ест.)

Капитолина. Вкусные котлеты?

Григорий. Потом скажу, когда съем.

Капитолина. А Григорий Иванович тоже по научной части?

Григорий. А вы как думаете? Неужели не видно?

Любовь. Ну, по женской части вы уже себя проявили.

Григорий. Я с женщинами редко ссорюсь. А эта? (Ищет глазами Варвару.) Ладно… Вот что принципиально не делаю, так это никогда за женщин… (Наливает себе и другим коньяку.) Не пью! Не нравятся они мне теперь.

Любовь. А что у нас такое случилось?

Григорий. Исчезла совесть. Как у нас говорят: многие стали… проститетей… Раньше женщины другими были. Блюли!

Эдуард. Глупые у тебя принципы, Гришка. Стихов я немного знаю, в основном Есенина, ну, разумеется, Некрасова, Пушкина… Но так и хочется про тебя матерный стих прочитать:

 
Накажи, святой угодник,
Гришку Борозду,
Разлюбил он, греховодник,
Нашу матушку – … (Хохочет.)
 

Это не я, это Пушкин так пошутил. Григорий, посмотри, какие вокруг тебя красавицы, а ты маешься и сливаешь.

Любовь (заметно, что опьянела). Да он настоящих женщин еще не видел. Мужик ты, Гриша, крепкий, но еще необъезженный. Встретится какая-нибудь занятная юла, так враз с галопа на шаг перейдешь.

Григорий (присматривается к Любе). Может, и встретится. Вот вы юла занятная. Небось и танцуете?

Любовь. А как же, и танцую, и пляшу. (Вскакивает с места и неожиданно отбивает чечетку.)

Григорий. Смотрите, пожалуйста, прямо-таки искры от нее идут… (Захлопал.) Вы, к примеру, замужем?

Любовь. Нет.

Григорий. Неплохо! А были?

Любовь (с вызовом). Три раза.

Григорий. Три раза?! Ну и куда нам теперь, на какую кочку? Это, голуба моя, пре-любо-деяние. А где же божья заповедь – да прилипнет жена к своему мужу? Где Христов закон о верности? Нету, один дьявол в юбку лезет.

Эдуард. Подожди, Гриша, ты тут в одну кучу не вали все.

Григорий. Да как тут не валить! Я вот иногда смотрю на них и думаю: осатанела житуха наша, одна пьяная свадьба танцует по жизни. Правда, и мужиков мало осталось: кругом одни папуасы, или гондурасы, или… (Погрозил пальцем Сергею.)

Сергей. Мрачный вы, Григорий Иванович, и юмор у вас чернокнижный.

Григорий. Помолчи, ПТУ! Я-то хоть жизнь видел, а ты сразу на хлеба командировочные устроился.

Эдуард. Ребята, сбавьте тон, не надо выносить личное. Здесь дамы, соображать надо.

Григорий. Одна уже по мне сообразила. До сих пор трамвайный звонок в ушах гудит.

Капитолина. Нельзя было ее трогать!

Григорий. Всех можно трогать! Только церемонии у одних министерские, а другие – сами, как мухи, лезут.

Любовь. Ох уж вы воображаете о себе, Григорий Иванович. Прямо-таки Штирлиц.

Сергей. Он из той компании другого напоминает. Ты бы хоть, Григорий, умылся, пот с тебя течет, как с дога слюна.

Григорий. Не виляй хвостиком, дворняжка.

Эдуард. Хватит, хватит, хватит!

Григорий. А что, может, и впрямь баню закатить, простирнуться? Куда по такой темноте? Компания у нас хорошая – на любой вкус. Вот угодили бы, девочки, а то мы как трубочисты на службе Родины.

Капитолина. Давайте постираем, что нужно. (Направляется к джинсовой куртке Григория.)

Григорий (резко). Стоп! Там документы! Командировочные!.. Надо в машину переложить. (Перехватывает куртку у Капитолины, уходит за дверь и тут же возвращается.) Кто? Тут у меня были… вещи!

Эдуард. Что случилось?

Григорий. Исчезли мои… Орден здесь был и другое… Серега, ты решил пошутить?

Сергей. Ты с ума сошел?! Куртка все время лежала здесь, на видном месте, к ней никто не прикасался. Поищи в машине.

Григорий. Я точно знаю, что все лежало в этом кармане. (С угрозой.) Эдик, что будем делать?

Эдуард (к женщинам). Из вас никто не прикасался к его куртке?

Любовь. Я и не видела ее.

Григорий. А где эта? Куда подевалась немая? (Капитолине.) Я вас спрашиваю, где она?

Капитолина. Наверное, вышла. (Хочет встать.)

Григорий. Я сам! Где она может быть? В бане? В подвале? На огороде?

Капитолина. Да откуда я могу знать! Пойдите, взгляните… Люба, пожалуйста, сходи, поищи…

Григорий. Нет, оставайтесь на месте. Я сам. (Выбегает из дома. Слышен крик: Эй! Эй! Варвара! Вар-ва-ра!).

Эдуард. Что за ерунда? Сергей?

Сергей. Эдуард Михаевич, вы же знаете меня – чужого не держу.

Вбегает Григорий.

Григорий (кричит Капитолине). Нигде нет. Куда она подевалась? (К женщинам.) Что вы молчите? Я вас спрашиваю, где эта воровка? (К Любе.) Она рылась в моих вещах? Ну, говори!

Капитолина. Прекратите кричать!

Григорий. Да вы заодно! Где она, отвечайте?

Любовь. Она не рылась… Она… Она… (Смотрит на Капитолин у.)

Григорий. Что «она-она»? Я до полиции доберусь, если вы сейчас же не признаетесь.

Капитолина. Выпал орден. Она его подобрала.

Григорий. А мои мосты? Где золотые коронки? Я их снял. У меня вырвали зубы в Щекино, вот свидетели.

Эдуард. Девочки, куда она могла исчезнуть?

Капитолина. Не знаю, ищите… Знаю только одно, ваши зубы ей не нужны, у нее свои есть.

Григорий. Нет, все вы знаете! Только сказать не хотите. (Любе.) Будете говорить?

Любовь. Не орите здесь! Вы не у себя дома, нахал!

Григорий. Я – нахал? Вы посмотрите на нее, красавица народная. Ваша мша обворовала меня, а я нахал!

Эдуард. Прекратите! Гриша, тебе же ясно сказано, что коронки выпали… Она их подобрала. У нее они, понял? И вела она себя странно. Смотрела на нас зло, как… дикарка. А вот куда она исчезла, меня это очень беспокоит. Надо подключать полицию. Ну-ка, Сережа, заводи машину! Где, вы говорите, у вас РУВД?

Любовь. В Больших Степанцах, десять километров от нас.

Эдуард. Григорий, давай туда с Сергеем. Она не могла далеко уйти. (Сергей и Григорий срываются с места.) Стоп! Возьмите ее. (Показывает на Любу.) Она покажет дорогу.

Любовь. Я не поеду!

Григорий (кричит). Что? А ну в машину, прошмандовка!

Капитолина (еле сдерживая себя). Люба, я очень прошу тебя, езжай, покажи им дорогу. Если Варвара воровка – пусть люди разберутся. И участковый к месту будет. Езжай, не противься.

Любовь. Хорошо, но все это… Сели как люди, а встали как преступники. (Надевает кофту и платок.)

Григорий (Эдуарду, тихо). А ты? (С намеком.) Останешься здесь?

Эдуард. Да! Я вас жду здесь.

Григорий. Может, вместе?

Эдуард. Никаких вместе. Не теряй время, а то твои безделушки горько плакали. (Все трое быстро выходят. Машина уезжает. Эдуард ходит по дому, всматривается в фотографии, любуется иконой, долго молчит.) Капитолина Ивановна, вы могли бы ответить на два вопроса?

Капитолина. На какие?

Эдуард. Зачем она взяла чужое? И вообще, зачем ей понадобилось брать эту… мелочь, словно это никто не узнает?

Капитолина. Не знаю, ума не приложу.

Эдуард. А почему вы не заставили ее вернуть? У нее в руках чужое, логично спросить: «Зачем тебе это?» Ведь вы человек совестливый… А в результате потворствовали… нехорошему поступку. (Пауза.) В вас столько женского, привлекательного…

Капитолина. Слово какое-то дурное – потворствовала… Варвара чужое не заберет, она не такая. Здесь в другом дело…

Эдуард. В чем?

Капитолина. В том-то и дело, не знаю, она пыталась объяснить, но мы не поняли.

Эдуард. Объяснить? Да-да, ведь она немая… (Подсаживается к Капитолине, наливает коньяку ей и себе.) Люба права: так все симпатично начиналось, такое интересное знакомство, и вдруг… Вы ведь вашу подругу, ну, это, Любу, не очень, по-моему?..

Капитолина. В каком смысле?

Эдуард. В прямом – недолюбливаете. В отличие от вас, она очень бесцеремонная.

Капитолина. Какое это имеет значение…

Эдуард. Прямое. Простите, но я вас сравнивал…

Капитолина. Это как? Кто больше понравится?

Эдуард. Да, вы понравились, а она нет. (Подходит к фотографиям на стене.) Хотите, угадаю, где на этих фотографиях ваш муж? Этот?

Капитолина (не без удивления). Да, это он.

Эдуард. Чубатый. Красавец.

Капитолина. Как вы догадались?

Эдуард (со всех сторон рассматривает Капитолину). А может быть, я – экстрасенс. До пенсии один год?

Капитолина. Да.

Эдуард. Деньги на ремонт этого дома нужны?

Капиталина. Ну… В общем, нужны.

Эдуард. Непригретая вы женщина, Капитолина, как потухший костер – черно под глазами. А вы ведь так молодо выглядите, какая фигура, грудь, длинная шея… Красавица! В вас влюбиться немудрено.

Капитолина. Будет вам! В краску вгоняете…

Эдуард. Очень хорошо, значит, чувственная. Мне под пятьдесят. Все мои… Женился – разженился, так один и тарахчу по колее. Ну, не бедный… Кое-что умею… Хотите, Капа, скажу правду?

Капитолина. Смотря какую.

Эдуард. Самую что ни на есть правду. Я ведь из-за вас решил здесь остаться. Вижу глаза… теплые… Полторы недели гоним – вокруг только пыль. В гостинице – провинциальное хамье, в буфете – мыши бегают, официантка визжит. В ресторане – воняет… Беда! Пустили страну под откос, цены зашкаливают, скоро талонами людей будут снабжать. Правильно говорят: нефть дешевеет, а бензин дорожает. А сколько рук на обочине оказалось. Но нет – все сами… Мы питерские, с усами, все можем, все предвидим, а на поверку – тупик.

Капитолина. Ну почему, сейчас взялись. Кризис заставил.

Эдуард. Поздно, двадцать лет на игле. От такой наркомании в короткий срок не выздоровеешь. Так, шумим: Украина, Сирия, международный авторитет, а прилавок невкусный, дорогой. В сухом остатке – одни обещания. Кончилось время, когда русских бичами гнали в рай, теперь гонят, чтобы погонялы на их спине туда въехали.

Капитолина. А что же вы, в таком случае, не уедете?

Эдуард. Я назло всем буду долго жить, чтобы увидеть, чем все это закончится. Но как бы плохо мне ни было, я никогда не уеду.

Капитолина. Почему?

Эдуард. Мечтать я могу за границей, а дело делать только в России. Я – наркоман.

Капитолина. Мрачно вы на все смотрите, Эдуард Михаевич, без души.

Эдуард. Ха! Душа – это идеализм, Капа. Душа там, где вера, а где ее нет – только пропаганда.

Капитолина. Вы такой умный человек, Эдуард Михаевич, а слова чужие.

Эдуард. Капа, давай на «ты». Так, как в песне: «И сокращаются большие расстояния, когда поет далекий друг».

Капитолина. Попробую… У вас красивый голос. Скажите правду, чего по нашему захолустью рыщете?

Эдуард. Обстоятельства. Раньше я крутыми делами занимался… Но враги не дремлют… Пришлось приспособиться на другом уровне… Пожиже, но поспокойнее…

Капитолина. Человек – сам себе хозяин, Эдик. Один ползком живет, другой в рост шагает. Вон недавно у нас Степана Завьялова схоронили, бывшего совхоза-миллионера председателя… Всю жизнь свое гнул, поперек шел, не боялся. В войну – Герой Советского Союза, море орденов, слава… А после – то в гору, то ажно под корень за свой язык. А не сломали!.. Сто человек приехали сюда хоронить. Уважили, потому что добрая слава – лучшее богатство. Или вот сосед наш, Петрович, кажется, все прошел: афганскую войну, дважды ранен, потом ни за что три года отсидел.

Эдуард. И за что посадили?

Капитолина. В ресторане женщину от хамов защитил. А те набросились на него. А он сильный, обученный: двум носы поломал, а третьего – инвалидом сделал. Вышел – не озлобился. Но…

Эдуард. Ваш Петрович легко отделался. Видать, хорошо воевал, а то мог бы до десяти схлопотать. А в чем «но»? Почему недоговариваешь, Капа… Он тебе нравится, но нет взаимности? (Пауза.) Слепой он, ваш Петрович, такую красоту не видеть. (Обнимает Капитолину, та освобождается от объятий.) Так в чем же все-таки «но»? (Выпивает коньяк.)

Капитолина. Человеком остался. После тюрьмы люди редко поднимаются, хуже становятся.

Эдуард. Хуже, говоришь? Это правильно…

Эдуард (наливает еще коньяку, выпивает). Ну а ты какая, Капа? Хуже или лучше?

Капитолина. Я, как тысячи других, пережила все: и хорошее, и плохое… Кто сказал, что жизнь должна быть легкой? В мучениях рождаешься, в мучениях умираешь… А страна здесь ни при чем, хорошо управлять ею не научились. Подгребателей много развелось – все себе да себе… Вот так, простите, лапу наложат на что-нибудь (невольно показывает то место, где была рука Эдуарда), хочешь крикнуть: да разве так можно! Это же люди! Наш дом, в нем опрятней надо быть! Но нет, наш – это еще не мой. Вот от этого враскосец многое и идет.

Эдуард. Нет, черт побери, недаром я захотел у вас приостановиться. От тебя, Капка моя, здоровьем пышет. (Пытается обнять Капитолину.)

Капитолина. Эдуард Михаевич, меня зовут Капитолина Ивановна, и, пожалуйста, не надо так… руки успокойте. Я это не люблю.

Эдуард (берет со стола тарелку и вдребезги разбивает ее). Милая женщина, зачем вам так надуваться? Вы что – юная креолка? Или Мадонна? А может, у вас есть то, с чем трудно расстаться? Да сейчас нет ни одной женщины, которая на сторону бы не сбегала! Хотя бы для интереса. А уж со зла мужу рога наставить или чего-нибудь ухватить через очередного мужика – так это просто святая обязанность.

Капитолина. Не по моей это части, на сторону не бегала.

Эдуард. Неужто?

Капитолина. И доказывать не хочу!

Эдуард. Рука, которую я положил вот сюда (обнимает рукой шею женщины), – она не грязная. (Прижимает Капитолину, пытается поцеловать ее.)

Капитолина. Эдуард Михаевич, не притрагивайтесь ко мне! Мне это неприятно.

Эдуард. Сначала всем неприятно, а потом… (Хватает Капитолину.) А потом очень даже приятно!

Слышен треск проезжающего мотоцикла.

Капитолина. Помогите! По-мо-ги-те!

Эдуард (рукой зажимает Капитолине рот). Ах ты, сука, подставить меня хочешь. А ну, мадам, раздевайтесь! Поломалась, и хватит!

Хватает Капитолину и несет к лежаку. Долгая молчаливая борьба. В комнате уже сумеречно. Слышны всхлипывания Капитолины.

Эдуард. Не хнычь. (Наливает коньяк, пьет.) Не вздумай Петровичу жаловаться. Лучше молчать. У каждой женщины такие тайны есть. (Капитолина уходит и вскоре возвращается.) Вот тебе 50 тысяч на ремонт дома. (Достает из портмоне деньги.) Скажешь, что это за твою икону. (Кладет деньги за икону.)

Слышен шум подъезжающей машины. Григорий и Сергей втаскивают в дом сопротивляющуюся Варвару. Она втискивается в угол и там замирает.

Григорий (Эдуарду). Еле ухватили! С дороги лесом побежала, когда машину увидела. Серега, слава богу, ее накрыл, а то бы ушла.

Сергей. Руку мне прокусила.

Любовь (Капитолине). Это – ужас! Я ее не понимаю. Что с ней стряслось? Как мегера!

Григорий (Капитолине). Коронки так и не вернула, мша болотная.

Любовь. Варя, если эти вещи здесь, то я тебя, мы тебя просим: верни! Пойми, надо все по-хорошему закончить. Людей надо отпустить, дела у них важные, а ты задерживаешь. Ну что ты молчишь?

Капитолина. Варя, и я тебя прошу, верни им все. Пусть уезжают. (Плачет.) (Варя делает отрицательные знаки.)

Григорий. Что ты тычешь в меня? Я тебе что, волк в зоопарке? (Варвара показывает Григорию кукиш.) Ах ты, сука! (Хватает со стола нож, бросается к Варваре.)

Эдуард. Куда? (Вырывает нож.) Нельзя! С ума сошел! Не хватает еще… Сядь! (Силой усаживает Григория на стул.) Сергей, хорошо искали?

Сергей. Гришка всю ее ощупал – нет у нее коронок. Исчезли. Спрятала. Только что туда не лазили…

Эдуард (к Любе, тихо). Как ее отчество?

Любовь (тихо). Александровна. (Заискивающе.) Вы помягче с ней, Эдуард Михаевич, у нее что-то с нервами… Срыв какой-то…

Эдуард. У всех нервы! (Подходит к Варваре.) Варвара Александровна, что случилось? Глупо так вести себя. Отдайте то, что вы взяли, и на этом все закончится. Выпьем штрафную и концы в воду. А? Молчим? Предпочитаете конфликт? Полицию? (Варвара утвердительно кивает головой.) Ах, так? Капитолина Ивановна, видит бог, что придется закрутить дело на полную катушку.

Капитолина. Вы это уже сделали. (Эдуарду, негромко.) Пусть только приедет полиция…

Эдуард (также негромко). Не пугай, ничего не докажешь… (Отводит Григория в сторону, тихо.) Надо смываться! Но… Это найди… Иначе… Понял? Я тебя, кстати, предупреждал, не послушал… (Снова к Варваре.) Ну что, надумала? (Варвара отрицательно машет головой.) (Григорию.) Вот так, Григорий.

Григорий бросается к Варваре, вытаскивает ее из угла, трясет за плечи.

Григорий. Где они? Я тебя убью, сволочь! Где они? (Варвара в бешенстве бьет Григория по лицу.) Ах ты, тварюга! (Варвара закатывает пощечину Сергею.)

Сергей. Во дает баба! Я же тебя!.. (Бросается к Варваре, его останавливает Эдуард.)

Эдуард. Нет, без рук!.. Свяжите ее. (Снимает свой ремень. Варвара пытается проскочить в дверь, но ее хватают и начинают связывать.)

Сергей. Вот так, голубушка.

Григорий. Ты у меня заговоришь, проказа деревенская! (Бьет по щекам).

Капитолина. Вы что делаете? Как вам не стыдно! Бандиты, отпустите ее, отпустите… (Пытается помешать мужчинам. ее отталкивают.)

Любовь (умоляюще). Варя, верни им все! Ты видишь, до чего все дошло! Ведь эти вещи у тебя… Ты их показывала. Зачем тебе это? Верни! (Варвара негодующе смотрит на Любу, пытается что-то ей объяснить. Ногами отталкивает мужчин.)

Капитолина (бросается к Эдуарду). Ты что, бандит, делаешь?

Эдуард. Что ты сказала… Я бандит!.. Этот бандит только что за… твою… икону деревенскую, пятьдесят тысяч заплатил!

Капитолина бросается к иконе, достает деньги и кидает в лицо Эдуарду. Все на секунду опешили.

Любовь. Капа, что ты, что ты? Зачем? (Эдуарду.) Спокойно! Я все соберу! И черепочки здесь соберу, и деньги. (Ползает на коленях и собирает деньги. Отдает их Эдуарду.) Вот, только не ссорьтесь. (С ухмылкой.) Милые бранятся – только тешатся.

Эдуард. Все, другого выхода нет, как только обыскать весь дом и сдать ее в полицию.

Любовь. Она была в бане. Может, там?

Григорий. Верно, она же уходила туда. (К Капитолине.) А ну, веди!

Капитолина медленно направляется к выходу; Все идут следом.

Капитолина (останавливается). Не пойду, пока вы ее не развяжете!

Григорий. Нет, пойдешь. Вы все здесь заодно. Пойдешь! (Толкает Капитолину в спину.)

Капитолина. Я сейчас, Варя, потерпи!

Эдуард. Сергей, останься!

Все выходят. Остаются Сергей и Варвара.

Сергей. Ну что, партизанка, доигралась? (Проверяет прочность вязки.) Теперь жди, голубушка, срок. Свидетелей сколько хочешь, так что не отбрехаешься. (Гарцует перед Варварой.) Пару лет схлопочешь как миленькая. И зачем тебе нужна эта гниль? Слушай, глухомань, скажи мне, где их спрятала, и я незаметно подброшу. Купец и Гришка успокоятся тут же. Хочешь? Эти вещи здесь, в доме? Ну что ты молчишь? (Берет Варвару за подбородок и медленно втолковывает.) Я тебя спрашиваю, где золото? Ну? (Трясет подбородок Варвары.) Ты скажешь или нет? (Варвара плюет Сергею в лицо.) Ах, так?! Психушка по тебе плачет. (Варвара обвисает на веревке. Плачет.) Виси здесь в свое удовольствие. (Садится на кровать.) Дура стоеросовая, верни все, и мы тут же смотаемся. Где коронки? Здесь? (Варвара отрицательно машет головой.) В бане? (Варвара утвердительно кивает.) Покажешь? (Варвара не соглашается.) Но точно в бане? (Варвара подтверждает.) Пойду скажу им. (Поспешно выходит.)