Текст книги "Любовь со взломом (пьесы)"

Все смеются.

Олег. Приятеля устроил?

Виктор. Спасибо, полный порядок. Но пыли у тебя в квартире, хоть картошку сажай.

Олег. Уберемся. Он твой друг?

Виктор. В дороге познакомились, он из Находки. Вез меня до Владика на своей машине – я на рейс запаздывал, захотел к нам прошвырнуться. В аэропорту на стоянке заперли «ауди», уходим, а он машине говорит: «Если ты настоящая подруга, ты дождешься». (От души хохочет.) Ну, как вы тут? (Обнимает Валентину.) Ребята где?

Валентина. Во дворе, пусть пока.

Виктор. А чего, зови!

Валентина. Чуть позже, а то поговорить не дадут.

Константин. Докладывай, где был, что видел?

Валентина. Поди, из-за границы не вылезал, ага?

Виктор. Япония, Канада, Южная Америка…

Константин. А в Штатах?

Виктор. Не был.

Константин. Телеграмму от твоих старпомов получили.

Виктор. Знаю. А то я с борта – в машину, и еле-еле успели… Дождь, слякоть… Июнь у нас паршивый…

Константин. Город, говорят, красивый.

Виктор. Растет… Народ у нас хороший, добрее москвичей, но хуже питерцев.

Валентина. Ты, наверное, проголодался?

Виктор. Подожди, тут я вам привез кое-что. (Открывает чемодан и коробки.)

Вот это ребятам, Валя. Пневматический тир: четыре пистолета, два ружья, мишени, игрушки, выгородка, в общем, тир на дому.

(Отдает Валентине. Та целует его.) Это – Алешке, проекционник и слайды. Тут все о Владивостоке. (Отдает Ирине.)

Ирина. Спасибо, Витюша.

Виктор. Так, теперь большим. (Достает старые ржавые кандалы.) Тебе, Костя. В Гондурасе у одного негра выменял на японскую зажигалку. Старое кладбище сносили, а там вот это. Тут есть надпил, вот. (Показывает.) Совсем немного осталось, не смог – видно, добили мужика… Показывай в театре, а лучше у себя в кабинете держи, пугай кандалами нерадивых. (Хохочет).

Константин. Да, шутишь ты отменно. Спасибо. Придется тебе хомут подарить. У Чехова жениху хомут дарят.

Виктор. Устанешь, Костя, невесту искать.

Константин. У нас в Москве один тоже маялся-маялся, зарился-зарился, а вишневой косточкой подавился.

Виктор (Ирине). Это тебе, Ирина. Бусы и гребень из зубов молодой акулы. Только осторожно – холодное оружие. (Поворачивает гребень, он превращается в нож.) На Таити купил. Женщины в волосах держат. А пока в голове такое, мое время жениться не наступило.

Ирина. Так мы тебе не акулу, а подлещика найдем.

Виктор. «Под» – мне не надо, мне – рядом надо. Степан, тебе. (Подает засушенный, на подставке, рыбий пузырь.) Японки морякам в путь пузырь сушат. Поверье такое.

Степан. Это вроде, чтобы не утонуть.

Виктор. Вот-вот… Ну, а это тебе, Валя. Чистое, земное, носи. (Подает коробочку.)

Валентина открывает.

Ирина (поглядев). Вот это-да! Сережки…

Валентина. Где ж я носить их буду? Работа да дом…

Виктор. В кино, у телевизора надень. Я бы в ванной полежал в них…Найдешь где… Олег, это тебе. (Отворачивается и надевает страшную резиновую маску. Произносит на английском корявую тираду.) Будешь браконьеров пугать до заикания…. (Передает Олегу.)

Олег. Да, в ней до «кащенко» доведешь.

Виктор (выкладывает из чемодана). Тут мелочь сорочки, сигареты, книги… Разбирай, кому что нравится…

Константин. Ты что-то в этот раз расщедрился.

Виктор. Оплошал, ребята. Сейчас в порту год сидеть придется, на мели… Так что последние презенты.

Пауза.

Валентина. А что случилось?

Виктор. По недосмотру пропала часть товара. Попросту сгнила. Я был, так сказать, «счетной палатой». Вовремя не поставил в известность. Не знал. В общем, надо выплатить задолженность. Часть я отдал.

Константин. Приехал ты вовремя. (Смеется.)

Виктор. Ладно… Проехали! А это – Нюре. (Достает красивое расшитое полотенце.) В Канаде у духоборов увидел – реликвия. Где она?

Пауза.

Ушла? Степан говорил, что она здесь.

Олег. Только что увезли – сердце.

Степан. Сердце? Уезжали, нормально все было?!

Константин. Тебе кажется, что нормально.

Степан. И где она? В больнице?

Валентина. Во второй, за мостом.

Степан. Что здесь произошло?

Олег (Константину). Давайте позже об этом. Да, Константин?

Степан. Что значит позже?

Олег. Степан, ты же видишь, Виктор приехал… Успокойся! Была «скорая», оправили её. Валя отвезла…

Константин. Имей терпение – расскажем.

Степан. Ничего не понимаю…

Валентина. Давайте к столу.

Виктор. Да, горячо у вас, братцы.

Все рассаживаются за столом. Тяжелая, напряженная тишина. Никто не решается говорить, переглядываются.

Олег (Виктору). Степан, наверное, по дороге тебе рассказал.

Степан. Пунктиром.

Олег. Больше года мы не видели тебя, Виктор. Александра Константиновича схоронили достойно, но без тебя… Мы все ждали, когда ты вернешься. Вот… Теперь все вместе… Самые близкие, кроме Нюры… Прежде всего надо помянуть Александра Константиновича, но…

Константин (не выдержав). Прости, Олег, долго ты подъезжаешь. Вот, нам передали от отца письмо… Посмертное! (Передает письмо Виктору.) Разговор идет о наследстве.

Виктор читает письмо. Все внимательно следят за ним.

Виктор. Так. Ну и что, переругались? Не поделили? Что молчите?

Степан. Как скорпионы в банке сцепились.

Константин. Выбирай выражения.

Валентина. Степан правду говорит.

Константин. Сте-е-пан! Степан многое здесь натворил. Дожили, бандиты в дом звонят. Угрожают.

Степан. Кто?

Олег. Потом.

Константин. Что потом? Звонил твой Петрик. Сказал в лоб: заявишь про Ивана – все! Либо Алёшку где-нибудь… стукнут…

Ирина. Алешку? Вот, доигрался со своим освобождением.

Константин. Да, либо тебя, Степан, достанут. Вот так! Допрыгался! Вот она, твоя правда: сына подставил, с бандитами связался, и Нюра – в больнице.

Виктор. И все из-за письма?

Олег. Да. Начались разгадки, слово за слово, стали ссориться, и вот… Нюра не выдержала.

Константин. Виктор, мы тебя ждали, скажи: эти… проклятые деньги… может быть, все-таки у тебя?

Виктор. Нет, не у меня. С чего вы взяли? Я был в море.

Большая пауза.

Константин. Я так и знал! (Смеется.) Вот вам урок… Туз бит шестеркой!

Виктор (встав). Давайте, прежде всего, помянем отца. (Подходит к фотографии.) Он прожил трудную жизнь. Не знаю, выдержал бы кто из нас такую судьбу. Легко быть человеком, когда тебя не кантовали. А если пришлось отступить, надломиться, чтобы выжить? Что, крест ставить на человеке? И все-таки ему повезло! К концу жизнь, благодаря Анне Николаевне, нашему отцу удалось выпрямиться и стать…

Звонок телефона. Валентина снимает трубку.

Валентина. Слушаю? Да, Игнатьева у телефона. Да, доктор. (Выкрикивает.) Что?! Когда умерла?! Десять минут назад. Почему? Не приходя в себя… Да, у нее родственники есть. Мы самые близкие. Хорошо, в понедельник заберем.

(Кладет трубку.) Это я виновата, телефон оставила. Не оставляла бы – жила Нюра… (Закрыла лицо руками.) Сквозной инфаркт, даже в сознание не пришла.

Степан. Инфаркт? Из-за чего?

Константин. Что теперь говорить? Сам знаешь…

Пауза. Все молчат.

Виктор. По-моему, у нее родных нет.

Валентина. Только мы… (Плачет.) Нам и хоронить.

Константин. Да… Вот беда. Мне на работу надо срочно. Сегодня разговаривал с Москвой. Она где живет?

Валентина. Неподалеку, на Мира. (Берет подаренное Виктором полотенце и расстилает на том месте, где сидела Косовец.)

Ирина. Надо вещи собрать ей к понедельнику.

Константин. А как их собрать?

Валентина. Сумка её здесь, ключи от квартиры, наверное, здесь. (Берет сумку и достает из нее ключи.) Да, вот они. (Кладет ключи на подоконник.) Надо в монастырь позвонить. (Берет трубку. Набирает номер.) Благословите, матушка. Это дочь Никитина, Валентина, беспокоит. Только что умерла Косовец Анна Николаевна, что во втором корпусе на первом этаже работала.

Во время этого разговора Константин незаметно забирает ключи и прячет себе в карман. Только Виктор это видит.

В понедельник будем забирать, матушка. Да-да, сердце. Пусть звонят, матушка, мы дома. Спасибо, матушка. (Кладет трубку.)

Константин. Надо действовать. Дай мне телефон Берлина, Валя. Необходимо подготовить соответствующие документы. (Валентина дает записную книжку с номером телефона. Константин набирает номер.) Анатолий Иосифович? Никитин-старший у телефона. У нас беда! Только что умерла Косовец. Внезапно. Сквозной инфаркт. Нервы, выпила! Да, была «скорая», не смогли. В больнице скончалась. Только что оттуда позвонили, нам надо обсудить, что делать, какие документы нужны для похорон… В понедельник надо забирать. Если я сейчас приеду к вам, и мы посоветуемся, что предпринять… Да, и похороны, и все остальное мы берем на себя… Хорошо, я сейчас выезжаю. Я помню ваш адрес. Квартира тридцать девять, хорошо. (Кладет трубку.) Я еду. Утром мне надо улетать, поэтому все формальности мы уладим сегодня.

Степан. Я с тобой.

Константин. Нет, ни в коем случае. Ты выпил. Я возьму такси. Не исключено, что тебя караулят твои дружки. Хватит нам сегодня впечатлений и горя. (Быстро направляется к двери.)

Виктор останавливает его.

Виктор. Постой! (Вытаскивает из кармана Константина взятые ключи.)

Ты же к Берлину? А зачем тебе это? (Бросает ключи на стол.) Ну, объясни?

Константин. А ты что, не понимаешь?

Виктор. Не понимаю.

Константин. Я хочу проверить свою… версию до конца.

Олег. Ты называешь это версией? Да это просто… Докатился!

Валентина. Костя, ты хотел проверить её квартиру? Рыться и искать деньги, так, что ли? Какой ужас!

Константин. Кретины! Она сама сказала…

Ирина. Что сказала?

Степан. Не крути, говори правду.

Константин. Хорошо, вот как было: мы остались вдвоем, и она… призналась… (Решительно.) У нее все! Причем, не на книжке, а в квартире! Валя, да разве я из-за себя? Что мне, больше всех, думаете, нужно? Ну что, что вы так смотрите на меня? Хотел сюрприз сделать! Кто бы из вас туда пошел, чистюли?

Виктор. Ты сказал: «Призналась»! Она сказала, что деньги у нее?

Константин. Да! Я только не понял, где?

Олег. Он врет! Валя, помнишь, я у тебя спрашивал про пистолет?

Валентина. Да, а что?

Олег. Где он был?

Валентина. В шкафу…

Олег. Его там нет.

Валентина подходит к шкафу и внимательно проверяет верхнюю полку.

Валентина. Он был здесь.

Константин. Не ищи, сестренка, я его выбросил. Нельзя такое держать в доме. Пусть сломанный – все равно не полагается. Я искал очки (показывает очки) и наткнулся. В канал выбросил – так лучше. (Олегу.) Понимать надо. В доме дети, вдруг найдут – это не шутка, оружие.

Олег. Не поэтому ты выбросил.

Константин. Заткнись ты, урод! Или я задушу тебя собственными руками. Кто ты такой здесь? Кто? Пятое колесо в телеге! (Кричит.) Прихлебатель!

Олег бросается к Константину. Виктор останавливает его.

Виктор. Озверел совсем? «Задушу!» Значит, ты выбросил пистолет, потому что испугался за детей?

Константин. А что тут удивительного?

Виктор. Просто другие люди тебя обычно не волнуют.

Константин. Не зарывайся, меньшой!

Пауза.

Виктор. Что здесь произошло, Олег?

Олег. Здесь убили. Убили женщину… Всем нам дорогого человека.

Виктор. Кто?

Молчание.

Степан. Я.

Все ошеломлены его заявлением.

Ирина. Понес дурь на прилавок.

Виктор. Ты что говоришь?

Валентина. Витя, он рассказал ей про отца. Про то, как они с Иваном поступили. Ты ведь ничего не знаешь, как было на самом деле. Отец… Отец скрыл, что Ваня… (Заплакала.) Ваня не хотел, это случайно вышло.

Виктор. Ну, что отец, говори, Степан!..

Степан. Отец заставил меня промолчать. А было так: я драку начал с Петриком, врезал ему. Врезал, а тут из подворотни Карась с Химичем. Вот и понеслось…

Пауза.

Виктор. Что замолчал?

Степан. Да нет, теперь уж доскажу. Чтобы и ты всё знал. Я крикнул Ивана на помощь, когда началась драка. Он выскочил из дома, и запустил в них кирпичом. Темно было, вот в Карася и попал. Мы – врассыпную, а Иван там остался, его одного и схватили. Я к отцу. Он на участке был. Тот приказал…

Виктор. Что приказал?

Степан. Молчать, пока не разберется.

Виктор. Так, что дальше.

Степан. Отец разузнал все и заявил… «Ваньке не отвертеться, а ты молчи!» Потом добавил: «Сам виноват, был бы трезвый – кирпичей не швырял бы». Прости, Валя.

Пауза.

Виктор. Так и сказал? А что же ты?

Степан. А я струсил. Если бы всех взяли – никогда бы столько ему не мытарить.

Пауза.

А сегодня рассказал Нюре про это, вот она и не выдержала. Меня сберег, получается, а ее…

В магнитофоне отчетливо зашумела кончившаяся пленка.

Валентина. Олег, выключи. Это я забыла.

Олег, быстро сделав перемотку, включает.

Голос Степана. А сегодня рассказал Нюре про это, вот она и не выдержала.

Олег включает длинную перемотку. Все напряженно ждут. Олег включает запись.

Голос Косовец. Это всё… всё ложь! Пустите меня! Я… Я любила Александра Константиновича! Любила в нем всё: характер, достоинство, прямоту… А ты!.. Ты!.. Ты – дрянь! Ты – чудовище!! Растоптать единственное, что у меня есть… Подлец! (Плюет.)

Голос Константина. Нет, пока ты, божья коровка, не вернешь все до копейки, до тех пор не сойдешь с этого места. Ты любила? Ты обманула его. Играла, как старым пуделем, жадным сделала. Из-за тебя я его уважать перестал. Где деньги? Где, говори?!

Голос Косовец (задыхаясь.) Нет! Нет! Нет! Пустите! Пусти!

Голос Константина. Где эти деньги? Мне нужны деньги! Го-во-ри! Или я буду стрелять!.. Ну! Р-а-з! Два!

Звук падающего тела.

Встать! Встать! Вста-а-ть!

Олег выключает магнитофон. Пауза.

Степан. Сволочь.

Виктор. Оставь его! (Пауза. Говорит медленно, судорожно.) Господи! Нюра! Нюра… Накренило нас. Как на том корабле. Как же звали его? Вспомнил, Дрозд. Дрозд его кличка была. Рассказывали… Последний рейс у него был. Старая посудина. Уголь у них волной сбило – крен! Капитан, мальчишка, испугался, СОС дал. Дрозд кричит: «Забортную воду гони в балластные танки!» Тут мотор полетел. Он туда – помочь! А вода пробила переборку и рванула на правый борт. Крен больше сорока градусов… Конец! Вдруг сухогруз – услышал. Все рванули с корабля. Дрозда недосчитались в суматохе. Вернулись – мертвый. А корабль стоит, как ни в чем не бывало. Выровнял. В другой отсек воду успел пустить. Не сбежал, как капитан недавно потерпевшего крушение «круиза». Вот оно: обо всех думал. Шибануло его обо что-то – висок пробит. А рядом бумажник с деньгами выпал. Много, все, что заработал. Деньги… Да… Мокрые, разбухшие – кисель. И теперь никому не нужные. А когда хоронили его, оказалось, белье на нем чистое! Успел перед смертью переодеться. Да он и жил в чистом…

Валентина. Витя, как же нам теперь жить?

Пауза.

Виктор. Жить? Не знаю… Фарс начинается там, где умирают герои.

Достает телеграмму. Подходит к репродукции картины «Не ждали». Снимает. За картиной сейф встроенный в стену. Подсматривая в телеграмму, набирает цифры. Открывает сейф и достает большую пачку долларов. Бросает их на стол.

Вот, лимон! Жуйте, только оскомину не набейте!

Никто не двигается.

Занавес

Волчий круг
Пьеса в двух действиях

Действующие лица:

Петрович.

Капитолина.

Варвара.

Любовь.

Эдуард.

Григорий.

Сергей.

Первое действие

Се Аз посылаю вас яко овцы посреди волков.

Евангелие от Матфея 10.16

Старый заброшенный дом в Тульской области, в деревне Большие Камни. В доме несколько комнат, но остатки быта сосредоточены в столовой, где меньше протекает крыша. Здесь две койки и лежак, аккуратно накрытые полинявшими покрывалами, платяной и кухонные шкафы, коричнево-грязноватого цвета стол, укрепленный с боков грубо прибитыми досками, стулья и желтого цвета табуретки. В углу пылится телевизор «Горизонт», а на стене – фотографии. Их немного, но лица предков еще различимы, не столько улыбчивые, сколько торжественно-онемевшие перед объективами 60–80 годов. Только, пожалуй, старинное резное кресло в красной бархатной обивке не согласуется с этим набором старых вещей и стен. Впечатление, что все в доме аккуратно складировано, чтобы не досаждать заботой о себе. В этот богом забытый уголок на сбор картошки в пятницу до воскресенья приехали три женщины. Они только что вошли в дом. Люба переодевается и что-то напевает, Варька щепит ножом полено, чтобы растопить печь, Капитолина разгружает сумки со снедью.

Капитолина. Бог ты мой, еды на неделю. (Разворачивает сверток.) Котлеты, кажется, недожарила – торопилась.

Любовь. Петрович умял бы все. (С горечью.) Почему он не приехал, так и не пойму.

Капитолина. И я не пойму. Был в Туле, за день мне звонил, и вдруг – на тебе, не пришел на вокзал.

Любовь. Капа, а ты в четверг дома была?

Капитолина. Вечером. Утром в ателье, а после обеда отпросилась и – за продуктами. За полтора часа все прилавки облазила.

Любовь. Ты лазила, а он, может, звонил, предупредить хотел. Мне-то не дозвониться – четвертый телефон ломается. Шнур длинный – все время аппарат цепляю.

Капитолина. А мобильный?

Любовь. Забросила! Не напасешься.

Капитолина. Странно, я к тебе все время дозваниваюсь. Вечером я же с тобой разговаривала?

Любовь. Ха! К вечеру я свой телефон в срочный ремонт отправила.

Капитолина. Что-то я такого не знаю.

Любовь. Да очень просто: хрясть его по морде, он и зазвонил. Я баба одинокая, силы много. Меня по совместительству в любой мужской коллектив как бюро ремонта определять можно. Одно только, боюсь женам настроение испортить.

Капитолина. Ты и впрямь испортишь. Вон зад, как у трактора. Словно на бугор лезет. (Обе хохочут.)

Любовь. Интересно, все юбки мне шьешь, чтобы зад подчеркнуть, а тут хулишь.

Капитолина. Не хулю – завидую. (Подходит к Варваре.) Ну что, получается, Варя? (Варвара пожимает плечами. Показывает на дрова.) Ну да, поленья волглые. Весной в подвал нальет воды, потом в доме, как в сырой камере, сидишь. (Тихо Любе.) Что-то Варвара после кладбища приуныла.

Любовь. А что ты хочешь, это только в песне: «А на кладбище все спокойненько».

Капитолина. Помню, они из Грозного как очумелые сюда приехали. Дом почти даром купили, а жить не пришлось – отец преставился, а она в Тулу на заработки подалась. Трудно ей – совсем одна.

Любовь. Без хозяина баба, как спущенный мяч – не побьешь и не покатишь. А мы с тобой так и вовсе – калоши на прилавке.

Капитолина. Это ты в свой огород, голубушка, мячи бросай. Я вон в городе день и ночь педаль жму, народ обшиваю. И здесь осенью и весной не разгибаюсь. Картошку, лук сажаю.

Любовь. Так выходила бы за Петровича. Ведь с детства знаете друг друга. Глядишь, и педаль вместе жали бы. (Хохочет.)

Капитолина. Ну и язык у тебя, Любка. Небось своя педаль заржавела – другую пристроить хочешь? Я для него в детстве пигалицей была, под стол пешком ходила, а он в армию ушел, потом в Афганистане воевал. Только в Туле и встретились. А потом, ты только на словах – «выходи!» А сама, как сторожевая овчарка, на меня же и накинешься.

Любовь. Нужен он мне! Был конь, да зубы стер.

Капитолина. Не стыдно! То ему черт-те что на уши несешь, а то, поди же – «стер». Он человек веский, рядом идешь, за версту видно – мужик. Только раз и приметила его не в себе, после смерти Степана Ивановича. Да и то понять можно. Завьялов для Петровича с детства кумиром был: герой войны, друг погибшего отца. Можно сказать, второй батя.

Любовь. Присохла ты, я вижу, телочка. Он и звонит тебе последнее время чаще, и глядит на тебя мягче. (Варваре.) А она для отвода глаз мне его приписывает.

Капитолина. Ну вот, раскатала губы – теперь не остановишь! Ты бы при нем такой смелой шумела, а то ведь тоже краснеешь, как девка на выданье.

Любовь. Ох ты – ух ты! Краснею! (Подходит к Варваре. Говорит с артикуляцией.) Варь-ка, ты бы керо-сину, что ли, нали-ла, а то печь мле-ет, как бло-ха на перине. (Варька утвердительно машет головой.)

Капитолина. Непонятно. Ведь договорились на поезд, который в два тридцать отходит. Ничего не пойму…

Любовь. Пока мы тут кренделя разводим, у него, поди, в другом уезде дела наладились. (Хохочет.)

Капитолина. Да хоть бы и так. Что на роду написано, то только Бог поправить может. А он пока на нас не разжалился. (Варвара делает знаки, что печь разгорелась.) Спасибо, Варя. А то от сырости спина немеет.

Любовь. Кстати, Капа, надо бы и баньку протопить. Вечером в самый раз погреться.

Варвара делает знаки, что она готова и баню протопить.

Капитолина. Хорошо, хорошо, Варя! Затопи. К вечеру сгодится – попаримся. Поленья-то помнишь, где? (Варвара делает знаки.) Правильно, под козырьком сарая. (Варвара берет топор, нож и выходит.) Ты знаешь, Люба, из рук все валится. А вдруг с ним что случилось?

Любовь. Да бог с тобой. У него здоровья на двоих. Разве ж на ноги жалуется.

Капитолина. Это Афганистан. Его там сильно ранило.

Любовь. Не причитай: он крепкий, как полено.

Капитолина. Эх, кабы так. Брата моего вспомни: мотор решил одним пальцем поднять – похвастал, а «машинка» возьми и лопни. Нет, Люба, мужики хорохорятся, а болячек у них больше нашего.

Любовь. Пьют много…

Капитолина. Пьют-то пьют, да не с радости, а так – от бессилия. Загоняют нас куда-то, а дороги не знают.

Любовь. Твоя правда: Россия как одинокая собака, все на нее лают, а она только огрызается.

Капитолина (беззлобно). Черти б тебя нюхали, Люба. Какая тебе Россия собака. Вон Колю моего возьми. Он и не пил сильно. А умер – и чего в нем только не нашли. Ровно молью выеденный – весь изнутри поизносился. В молодости Камазом звали: огромный, силы за троих, работал не покладая рук, а не заметила, как уездили его на стройках. Тогда что ни стройка – стройка века. Думала, сносу ему нет, а он – хруп, и поломался. (Смотрит на стенку, где развешены фотографии.) Говорят: «Нашему роду нет переводу». Вот они все: сынка Чечня забрала, а кого и так, без спроса. Из моих только двоюродный брат в Ангарске, а так – всех Господь прибрал. (Достает из сумки часы-ходики, прилаживает их к стенке.)

Любовь. А это зачем?

Капитолина. Пусть здесь тикают. Тут и место их было. Видишь, пятно на обоях?

Любовь. Чего-то ты затеваешь, подруга? Или Петровича сюда заманить надумала?

Капитолина. Его жалеть надо: начинал героем, а потом сорвался. Правду говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся».

Любовь. Жена – та у него ох какой стервой оказалась: разве можно, такой человек, а она возьми да с детьми к другому ушла…

Капитолина. Один он, как в скорлупе. Такого разве заманишь. (Оглядывает дом.) Все думаю, вернусь-ка я сюда, Люба. Вот пенсию получу, дом отремонтирую и сюда переберусь. Квартиру сдам. Чего город? Так, суета… А здесь все тебе родное… (Смотрит в окно.) Какие поля здесь, какие урожаи были при той власти… А сейчас все бурьяном поросло!

Любовь. Смотри, куда ее понесло: «Вернусь!» С кем жить-то будешь, одна? Сюда уже и проехать нельзя. Вон по задам разве. Мост и тот износился: перила сикось-накось, балки на ладан дышат, того и гляди, рухнет. А речку как языком слизало, одна жижа от дождя пукает.

Капитолина. Зато демократия: кляни кого хочешь – только смеются.

Любовь. Какая демократия: старые памятники всюду, в мавзолее Ленин, звезды красные кругом…

Капитолина. Ну и что?

Любовь. А то! У власти те же, что и в семнадцатом. Но разница все-таки есть: при той власти порядок был, а при этой только разговор о порядке.

Капитолина. Не поэтому памятники оставили. Должен быть этот… кон… консенсус.

Любовь. И что это такое этот твой… констентус?

Капитолина. Не констентус, а консенсус. Это для того, чтобы не ссорились. Вот поселимся здесь, будем в гости ходить, жить-поживать и перестанем ссориться. Кстати, многие сегодня к земле потянулись, на ней выжить легче. Я сюда вернусь, может, и другие потянутся. А мост не беда – наладим. Чай, не Крымский полуостров. Жить правильно будем – так все наладим.

Любовь. Где так ты умная, Капа, а тут раньше других закопать себя хочешь. Глупо! Кончилась здесь жизнь. Ни у кого рук сюда не доходило – мало нас осталось. К тому же волки появились, теленка в Кокорино сожрали.

Капитолина. Мне все время мать снится, ругает, что дом бросила. Нет, Люба, надо возвращаться… Да и тебе сюда не мешало бы… А что волки – верно. Они под селением – к недороду или к войне.

Любовь. Да я что, рехнулась, сюда возвращаться? Миллион дай – не поеду. Чего я здесь одна куковать буду? В избе щели, сквозняк, печь коптит… Мне и в городе хорошо. Да у меня и дети в Туле. Все пристроены, работают, в гости ходим. Я еще, может… Слушай, Капа, а если без шуток, раз уж разговорились: все хочу тебя спросить да стесняюсь.

Капитолина (настороженно). А чего это ты стесняешься?

Любовь. А если мы с Петровичем сойдемся, ты как, ничего на это?

Капитолина (не веря своим ушам). Что-что?

Любовь. Если мы сойдемся, ты ничего, не возражаешь? Ведь два года топчемся обе около этого вопроса, а никуда не двинулись.

Капитолина. Тебе мое благословение нужно, так, что ли? Не получишь!

Долгая пауза.

Любовь. Почему?

Капитолина. С арифметикой у тебя плохо.

Любовь. Не понимаю.

Капитолина. Трое у тебя было – и не задержались. Ты, прости, блестишь, а греть не можешь. Душа у тебя, прости, только для себя. Один убег, другой к первой жене вернулся, а старичка схоронила. Глаз у тебя на мужиков, прости, заколдованный. А Петрович – человек-душа. Я ему вреда не пожелаю. Вот тебе ответ, Люба. Не сердись!

Любовь. Не стыдно тебе? Ведь не блудила я, просто не везло. А ты из меня сатану в юбке сочинила. (Резко.) Зря сказала! Наше это дело – не твое!

Капитолина. Вот вдвоем и решайте. Тут я лицо… (Пауза.) Ну да ладно, хорошо, хоть сказала. (Вбегает Варвара, машет руками, показывает на что-то за окном.) Петрович, что ли? (Варвара отрицает.) Кто-то идет? (Варвара показывает руками руль автомобиля.) К нам машина? (Варвара утвердительно кивает головой.) Господи, кого это нелегкая несет?

Отчетливо слышен шум подъезжающей машины. Женщины встревоженно вглядываются в окна.

Любовь. Машина, черный «форд»! Чего его сюда занесло?

Женщины выбегают наружу. Некоторое время доносятся отдаленный разговор, мужской хохот… Наконец в дом входят в сопровождении хозяйки трое мужчин с поклажей. У одного за спиной рюкзак, у молодого человека – гитара и сумка, третий – с дипломатом.

Капитолина. Проходите, пожалуйста! Вот вода. (Подает кружку воды.)

Эдуард. Спасибо, спасибо… (Оглядывается.) А мы думали, в деревне жизни нет. А тут дымок из трубы и три красавицы в доме. Тепло, печь топится, прямо-таки сказка… Семи богатырей не хватает?

Любовь. Так трое уже есть!.. Располагайтесь. Меня зовут Люба, я самая близкая подруга хозяйки, а это – Варя. Раздевайтесь, чайком угостим. (Мужчины снимают куртки, устраиваются.)

Эдуард. Спасибо за приглашение. Мы ненадолго. Отогреемся и – вперед. Однако давайте знакомиться: Эдуард Михаевич – эксперт по оценке живописи, икон, монет…

Любовь (в сторону Капитолины). А это хозяйка, Капитолина.

Эдуард. Очень приятно. (Рукой указывает в сторону спутников.) Это Григорий Иванович, а этот, с гитарой, – Сергей. Мои помощники.

Любовь. Значит, вы эксперты? Странно, у нас здесь на километры живой души не встретишь, а вы здесь оказались. И кого же вы оцениваете?

Эдуард. А что, у вас есть антикварные изделия?

Любовь. Надо подумать. Да вот хотя бы эта икона в углу. Капа, можно я ее экспертам покажу?

Капитолина. Какая ж ты неугомонная, Люба. Люди только порог переступили, а ты не свое готова продать.

Любовь. Не продать, Капа, а оценить.

Капитолина. Это дедова икона. Нельзя ее трогать. Пусть так смотрят.

Эдуард. Правильно, икона – это заступница. Не каждому ее давать можно. Григорий, достань гостинец, угощай женщин. Перекусим – да в дорогу. Надо засветло до города добраться.

Григорий раскрывает рюкзак и начинает быстро выкладывать на стол запасы еды.

Григорий. Сейчас не стол, а скатерть-самобранка будет. Давай, Михаевич, садись. Разговорами сыт не будешь.

Эдуард. Обо мне не беспокойся. Ты хозяев угощай, Григорий Иванович. Он у нас за питание отвечает. А я пока на эту икону все-таки взгляну. (Проходит в угол столовой и рассматривает икону.) Икона без оклада, поэтому ценность ее невелика. Но ваша икона имеет любопытную историю.

Любовь. Вот видишь, Капа, а ты рассердилась. И что в ней особенного?

Эдуард. Хотите знать?

Любовь. Конечно. Вдруг драгоценность какая-нибудь?

Эдуард. В 20–30 годы иконы советской властью реквизировались или прятались священством. Такими смельчаками были монахи Толгского монастыря, что на Волге. Вот здесь, с угла, аккуратно отмечено «Тол». Это характерный знак на таких иконах. Значит, икона оттуда.

Капитолина (радостно). Верно, дед говорил, что он привез икону издалека.

Любовь. Слава богу, после этой экспертизы я успокоилась. Вы уж простите меня, Эдуард Михаевич, но я приняла вас за проходимцев. Даже хотела, чтобы вы документы показали. Мало ли здесь отморозков по окрестностям шныряет.

Варвара незаметно выходит из дома.

Эдуард. Я так и понял по вашим расспросам. Не бойтесь нас.

Любовь (кокетливо). Вас я не боюсь, а вот у Григория Ивановича плохой глаз, рассматривает меня со всех сторон, словно я модель голливудская.

Эдуард. Григорий Иванович – реставратор. Он на вас смотрит как на красивую натуру.

Григорий. Михаич, я сейчас больше на стол смотрю. Выпить хочется, продрог в дороге. Давайте к столу.

Эдуард. Сережа, а ты что там застрял, проходи, закусим…

Сергей. Гитара понадобится?

Эдуард. Это как хозяйка, можно и под гитару посидеть. (Капитолине.) Что касается вашей иконы, хозяйка, то, если хотите, составим реестровый номер, и купим вашу икону. Будут живые деньги.

Капитолина. Нет-нет, это наше, давнишнее, и она не продается.

Любовь. И много у вас работы в наших краях?

Эдуард. К сожалению, мало. Мы к тому же разрабатываем алгоритм спасения уникальных объектов, в том числе имеющих статус всемирного наследия ЮНЕСКО. Но и этого, к сожалению, нет в вашем районе. Поэтому погостим, попьем чайку и поедем дальше. Как говорится – волка кормят ноги, а гаишника дороги.

Капитолина. Понятно. Очень приятно. (Протягивает руку.) Капитолина Козлова – уроженка здешних мест. Сейчас, правда, живу… в городе Туле.

Эдуард (пожимая руку). Дом, стало быть, ваш?

Капитолина. Родителей. Вернее, еще деда.

Эдуард. Значит, сюда наездами?

Капитолина. Картошку приехали обобрать. Ну, морковь, лук… Что с весны посадили.

Григорий. А урожай-то есть?

Капитолина. Конечно, каждой картошке рады.

Эдуард. Это хорошо! Стало быть, не забываете родные пенаты?

Любовь. Не положено, товарищи эксперты.

Эдуард. Хорошо у вас. (К Любе.) А вы, стало быть, нездешняя?

Любовь (кокетничая). А что, заметно?

Эдуард. Вы, как чайник, кипите.

Любовь. Мы все здесь кипяток. Правда, Капа? Я городская! Город-то наш знаете?

Эдуард. Тулу? Знаем. Давайте сядем, что ли? Угощайтесь. (Все сосредотачиваются около стола.) Сережа, когда поешь, крестовину посмотри у машины, что-то стучит.

Сергей (делает основательный бутерброд). Сейчас, Эдуард Михаевич.

Эдуард. До районного РУВД у вас здесь сколько километров?

Люба. Какое здесь РУВД! Вон в Больших Степанцах есть один бывший доходяга, так он у нас теперь по рангу и РУВД, и ФСБ. Выдвинулся, когда завязал. Кто в эту дыру полезет. Взяток не дают… бабы молодые все в город подались…