Текст книги "В закрытом гарнизоне"

Не тот случай

С темного, затянутого низкими тучами неба, сыпался мелкий дождь, в дальнем конце губы*, в тумане призрачно мигал далекий створ*, в выпуклый борт крейсера с монотонным ритмом ударяли волны, и он недовольно гудел стальным корпусом.

– Морозов! – запульсировал на стойке переброшенного с пирса на корабль трапа, рубиновый огонек «каштана».

– Я! – недовольно откликнулся прятавшийся под длинным пером рубочного руля верхневахтенный Генка Морозов и неуклюже заскользил сапогами по мокрой резине в его сторону.

– Как наверху?! – гавкнул из «каштана» голос дежурного по кораблю.

– Хреново, товарищ капитан-лейтенант, – наклонившись к микрофону, пробубнил Морозов. – Дождь, туман, в заливе волнение.

– Пройди по пирсу и проверь как работают швартовы! – выдал приказ дежурный. – Потом доложишь. И отключился.

– Пойди-пойди, – недовольно пробрюзжал Генка, поглубже напяливая пилотку и набрасывая на нее капюшон канадки, по которому сразу же забарабанили капли.

Проверка входила в обязанности дежурного и его помощника, но им лень было подниматься из уюта центрального поста в промозглую слякоть.

Ежась от сыпанувшего в лицо дождя и цокая подковками по блестящему металлу пирса, Генка пошагал в нос, попинал ногой туго натянутые, толщиной в руку стальные швартовы, после чего удовлетворенно хмыкнул и направился в другую сторону, где, теряясь вдали, горел огонь кормового стабилизатора.

Там он проделал то же самое, после чего, зарысил к трапу, нажал тангетку* «каштана» и доложил о проверке.

– Есть! – ответили снизу. – Бди!

После чего наступила тишина.

Генка снова протопал по пружинящему трапу на борт, цепляясь рукой за ледяной поручень, миновал узкий обвод и привалился в тени руля, спиной к отдраенной рубочной двери.

Затем, поддернув рукав канадки, взглянул на наручные часы (на них было три ночи и до смены оставался ровно час, после чего поддернул, висевший на груди автомат. Тот был весь мокрый.

– Потом тебя еще чистить, – забрюзжал матрос, стряхивая извлеченной из кармана шерстяной перчаткой капли со ствольной коробки, а потом магазина.

В следующий момент она за что-то зацепилась, сряженный магазин брякнул вниз, отскочил от борта, и в воде булькнуло.

– Ик-к! – выпучил глаза Генка и, поскользнувшись, едва не загремел следом.

Инстинктивно (а вдруг почудилось), он лапнул автоматный приемник – магазина не было! – и ослабел в коленках.

– Губа, трибунал, дисбат!!! – пронеслось в мозгу и, подвывая, Генка скатился с трапа на пирс.

Там он встал на карачки в месте падения магазина и, перегнувшись через поребрик, впился глазами в пену плясавших в расщелине волн.

Кроме водорослей и консервной банки, там ничего не плавало…

– Уа-а-а, – потянувшись в командирском кресле, – довольно зевнул капитан-лейтенант Вольнов. Только что вместе с помощником – пожилым мичманом, они расписали очередную «пульку» и попили горячего кофейку захваченного тем на дежурство, на горизонте маячили звание капитана 3 ранга и должность помощника командира, жизнь, как говорится, удалась.

Приятные мысли нарушил писк каштана на центральном пульте, лениво крутнувшись в кресле, помощник включил его на прием, и в центральном посту возник замогильный голос Морозова.

– Утонул, как утонул!? – побледнел мичман, потом они с капитан-лейтенантом переглянулись, и Вольнов, изрыгая маты, ломанулся к тубусу входного люка.

Наверху его встретил хмурый, нарождающийся рассвет и стоящий с поникшей головой верхневахтенный у трапа.

Далее последовали непередаваемая игра слов и эмоций в адрес последнего, осмотр места утопления злосчастной железяки и осознание надвигающейся катастрофы.

– Что будем делать? – когда сменив Морозова и выставив у трапа нового вахтенного, спросил Шахрай (так звали мичмана) у Вольнова.

– Докладывать утром командиру, – пробурчал тот. – Гребаный Морозов.

– Он нам бошки поотрывает, факт – сокрушенно покачал головой мичман. – А бойца в дисбат. За утрату военного имущества.

– А ты что предлагаешь?

– Не сепетиться и попытаться выйти из ситуации.

– Это как?

– У меня кореш на складе боепитания, – доверительно наклонился к нему Шахрай. – Бидон «шила» и у нас новый снаряженный магазин. Главное, чтобы эта история не получила огласку.

– А что? Дельная мысль, – оживился Вольнов. – Только как на это посмотрит командир?

– Думаю нормально, – почесал затылок мичман. – В случае разборки у командующего, им с замполитом сделают «козьи морды». Главное, чтобы матрос помалкивал.

Будет, – кивнул дежурный и снял трубку отсечной связи.

– Морозова ко мне!

Спустя сутки, во время утреннего проворота оружия, корабль навестил обслуживающий его, оперуполномоченный Особого отдела.

– На два слова, Владимир Михайлович, – спустившись в центральный пост, и поприветствовав офицеров, обратился он к командиру.

Спустя несколько минут они сидели в каюте.

– По моим сведениям, у вас «ЧП», Эдуард Андревич, – доверительно сообщил гость командиру.

– У нас? Впервые слышу Василий Мефодьевич, – сделал тот большие глаза. – Хотелось бы поподробней.

– На дежурстве капитана-лейтенанта Вольнова, верхневахтенный Морозов утопил автоматный магазин с тридцатью боевыми патронами.

– Брешут! – возмутился командир. – Такого не было!

– Хотелось бы поговорить с матросом и разобраться, – недоверчиво хмыкнул особист. – Лично.

– Нет вопросов, – последовал ответ, и капитан 1 ранга потянулся к висящему на переборке телефону.

Через несколько минут в дверь каюты постучали, потом она отъехала в сторону, и со словами «прошу разрешения», на пороге возник Морозов.

– Так что у тебя произошло на вахте с магазином, Гена? – предложив тому присесть, вопросил капитан 3 ранга.

– С каким-таким магазином? – удивился тот.

– Автоматным, – наклонившись к нему, вкрадчиво произнес офицер. – Давай, выкладывай.

– Да вроде ничего, – пожал плечами матрос. – Я сдал его после вахты вместе с АК дежурному.

– Точно?

– Угу, – решительно кивнул стриженой башкой Морозов и покосился на командира.

– Ну вот, я же говорил, – развел тот руками. – Может пригласить сюда Вольнова?

– Не стоит, – заявил контрразведчик. – Лучше проверим наличие магазинов и боеприпасов к ним.

Как и ожидалось, проверка ничего не дала.

– Ну что, поднимемся, подышим свежим воздухом? – предложил после нее командир.

– Можно, – последовал ответ, и оба покарабкались из центрального поста наверх.

С высокой рубки открылась туманная синь залива, черный гранит сопок и скользящий по фарватеру к выходу, горбатый ракетоносец, в сопровождении двух буксиров.

– Соболевцы пошли в Атлантику, – выщелкнув из пачки «Яву», протянул ее командир особисту.

– И мы скоро пойдем, – ответил тот, и офицеры закурили.

– А магазин, Василий Мефодьевич, мы утопили, факт, – глубоко затянувшись, сказал командир.

– Я знаю, – провожая взглядом удаляющийся корабль, ответил особист.

– Пацана жалко, не хочется судьбу ломать, – продолжил командир.

– И мне тоже. Не тот случай.

Над их головами куда-то плыли облака. Служба продолжалась.

Слетаем в Питер?

В открытые иллюминаторы доносило йодистый запах моря, за обшивкой борта лениво плескали волны, в просторной шестиместной каюте, пластами синел табачный дым.

В ее центре, за привинченным к палубе металлическим столом, довольно гогоча и непотребно выражаясь, на корабельных банках* сидели четверо крепких, изукрашенных наколками парней и с грохотом забивали морского козла*.

Еще один, уткнувшись в подушку, храпел на верхней подвесной койке, а внизу, на рундуке, привалившись спиной к переборке, сидел усатый брюнет, с приклеенной к нижней губе потухшей беломориной и лениво перебирал струны изукрашенной фривольными наклейками гитары.

 
«И никто не подаст нам руки,
Сундуки мы с тобой, сундуки*…»
 

тоскливо гундил он, сонно наблюдая за игроками.

Все шестеро были старшинами команд и техниками недавно спущенного со стапелей СМП* новейшего ракетного подводного крейсера, на днях пришли с морей, где шли его ходовые испытания и предавались культурному досугу.

Он мог быть еще культурнее, но накануне выхода последние деньги были спущены в Северодвинских и Архангельских кабаках, и теперь вся компания мичманов по вечерам припухала на борту плавбазы.

– Рыба! – пробасил здоровенный, с курчавой головой, торпедист Олег Ксенженко и впечатал волосатую лапу с зажатой в ней костью в пластик стола.

Данное сопроводилось радостным воплем его партнера – ракетчика Каламбета и возмущенным воем проигравших – акустика Амелина и турбиниста Чудакова.

– В позу «зямба» и под стол! – вбросив в рот очередную сигарету, щелкнул зажигалкой Ксенженко.

 
«Ой Вань, гляди какие клоуны,
Рот – хоть завязочки пришей,
Ой до чего Вань размалеваны,
И голос как у алкашей…!»
 

ударив по струнам, голосом Высоцкого завопил усатый (он был техником ЗАС и носил аналогичную фамилию), а проснувшийся боцман, свесил вниз бритую голову и хмуро уставился на компанию.

Проигравшие, сделав рожи ящиком, поочередно встали на карачки и, матерясь, поползли под столом от одного его края до другого.

Все это сопровождалось мощными ударами кулаков победителей по его крышке, звенящей им в ритм гитаре и дружным улюлюканьем.

– Курвы, – пробурчал боцман, после чего ловко спрыгнул вниз, шагнул к одному из иллюминаторов, и, выдернул из штатива граненый графин с водой, громко забулькал кадыком.

– Че, Акимыч, трубы горят? – покосился на него Ксенженко, пуская вверх кольца дыма.

– Похмелится ни у кого нету? – вставив графин на место, утер тот ладонью губы.

– Откуда? – сказал ракетчик, и все вздохнули.

На несколько минут в каюте возникла тишина, нарушившаяся металлическим бубнением динамика с верхней палубы «командам пить чай!».

– Да пошел ты на хрен, со своим чаем, – зевнул ракетчик. – Щас бы в кабак да сборную солянку под «Столичную».

После этого все оживились и стали обсуждать достоинства заполярных ресторанов.

– В Питере лучше, – сняв китель и усевшись рядом с усатым, значительно произнес боцман. – Когда служил в Лиепае, мы туда регулярно наведывались, пообедать, так сказать.

– Не хило, – переглянулись ракетчик с турбинистом. – Вот бы нам так!

– Эх, слетать бы в Питер, – мечтательно протянул Высоцкий и с хрустом потянулся. – Людей посмотреть, себя показать.

– Где Лиепая и где мы, вздохнул акустик Амелин. – Одно слово, Заполярье.

– Было бы желание – сказал все это время, молча сидевший Ксенженко. – От Архангельска до Питера пару часов лету.

– А давайте слетаем?! – заблестев цыганистыми глазами ракетчик, оглядев приятелей. – На неделе интендант выдаст бабки и в воскресенье утром вперед. Дадим шапку дыма!

– Старпом тебе слетает, – ухмыльнулся Чудаков. – Быстро загремишь на губу.

– Да пошел он, – метко харкнул в иллюминатор Каламбет. – Мы как-никак мичмана, пускай матросню дрючит. Ну так как, а кореша? – и покосился на старшину команды торпедистов.

Тот был лидером в их среде (служил по седьмому году), имел отличные способности организатора и склонность ко всякого рода авантюрам.

– Лично я «за», – шевельнул мускулистыми плечами Ксенженко, и подводники оживились. Все, кроме боцмана, были холостыми, денежное довольствие каждого составляло внушительную сумму, и в расходах парни не стеснялись.

Дать «шапку дыма» изъявили все, и Чудаков немедленно был отправлен на поиски интенданта. У того следовало узнать точный день выдачи денег, а также возможность приобретения билетов.

Спустя некоторое время за дверью раздалась мелкая дробь каблуков по трапу, потом она распахнулась и высокий комингс перешагнула нога в узконосой туфле.

– Если насчет вина или шила*, у меня нету, – обвел взглядом сидящую компанию, сопровождаемый турбинистом мичман.

Он был в щегольской, с золотым крабом мичманке, новенькой хромовой канадке и с плутовато бегающими глазами.

– Не парься, Гена, присаживайся, – хлопнул Каламбет ладонью по банке. – Есть дело.

– Давайте поскорей, – шмякнулся тот рядом и взглянул на наручные часы. – Мне в город надо.

– Город подождет – наклонился к нему через стол Высоцкий. – Ты когда меркуеш выдачу зарплаты?

– Что, поиздержались? – подмигнул ему интендант. – В следующую среду. Причем с «морскими и „северными“».

– О! – выпучили глаза присутствующие, – молодца! (Доплата составляла пару сотен рублей и прибавила настроения).

– Да я что, я только выдаю, – скромно пожал плечами интендант. – А вы никак чего-то задумали?

– А то! – довольно осклабился боцман и при одобрении других, рассказал, что они собираются предпринять.

– Ну бля, вы даете! – умилился интендант. – Я тоже хочу!

– Только больше никому не трепись, – ткнул бычок в пепельницу Ксенженко. – А то старпом или помоха узнают – распихают по нарядам. – Усек?

– Ага, – облизнулся интендант. – У меня, кстати, в кассе аэрофлота заведующая знакомая.

– Хотел бы я знать, где их у тебя нету, – блеснул золотой фиксой Каламбет, и все дружно заржали.

В среду, вечером, в числе прочих, вся компания получила по пачке хрустящих купюр, интендант организовал билеты «туда-обратно» и участники предприятия с нетерпением стали ждать субботы.

Лететь в Питер решено было последним ночным рейсом, а обратно, в воскресенье вечером. При этом возникли некоторые разногласия по поводу экипировки.

Часть желала облачиться в «гражданку», дабы не привлекать к себе внимания, а вторая наоборот, в парадную форму, что добавляло торжественности.

Точку в этом деле поставил Ксенженко.

– Половина из нас закончили КУОПП* и грешно будет его не навестить, – многозначительно изрек он. – А являться туда как «шпаки», западло.

– Точно, – поддержал приятеля Каламбет. – Только без кортиков, а то Ленька, – кивнул он на Чудакова, точно кого-нибудь зарежет.

(Самый мелкий изо всех, Чудаков, во хмелю был буен и на переподготовке в Палдиски, находясь «под шафе»*, пытался приколоть личным оружием своего командира группы).

– Да ладно, тебе, – обиделся турбинист. – Кто старое помянет тому глаз вон.

– А кто забудет – тому два, – показал ему козу из пальцев боцман.

На этом вопрос был исчерпан.

В субботу, после ужина, когда плавбаза изрядно опустела (все свободные от службы офицеры и мичмана ломанулись в местные кабаки и к пассиям, а старшины с матросами двинули в увольнения), благоухающая парфумом семерка, помахивая кожаными портфелями, целеустремленно спустилась вниз по трапу и пошагала по нагретым майским солнцам доскам причала в сторону виднеющегося вдали портового КПП.

Спустя час, рейсовый «Икарус» доставил их в Архангельский аэропорт, а когда небо окрасилось в пурпур заката, под крыльями скоростного «Ту», поплыла голубая лента Северной Двины.

– Лепота, – глядя в иллюминатор, сказал сидящий рядом с Высоцким Чудаков.

– Угу, – пробормотал тот, пялясь на стройные ножки разносящей напитки стюардессы.

Пулково встретило их пеленой белой ночи (она была здесь светлее, чем в Заполярье), дрожащим маревом огней и запахом приключений.

– Форверст! – прогудел, первым спустившись с трапа Ксенженко, и все направились к подкатившему автобусу.

Затем горизонтальный эскалатор перенес «аргонавтов» в помпезное здание аэропорта, с дремлющими в креслах и слоняющимися по залам пассажирами, а оттуда они проследовали на стоянку такси, манящих к себе зелеными огоньками.

– На Площадь Труда, – наклонившись к открытому окну переднего, подмигнул сонному водителю интендант, и тот с готовностью кивнул головою.

То же проделал со второй машиной Каламбет, и через пару минут, две желтых «Волги», цугом понеслись друг за другом.

– В отпуск? – втыкая очередную скорость, прибавил газу водитель головной.

– Вроде того, – удобно развалившись в кресле в кресле, прикурил сигарету Ксенженко.

– Могу организовать хату и девочек, – доверительно наклонился к нему таксист. – Недорого.

– Не, – щелкнув крышкой зажигалки, – ответил мичман. – Не стоит.

– Не стоит или не стоИт? – рассмеялся таксист. – Я не понял.

– Мы дядя с Севера, с атомохода, – значительно произнес сидящий на заднем сидении рядом с боцманом интендант. – Хватанули на лодке радиации. Ну и сам понимаешь. Едем подлечиться.

– Все семеро? – сделал большие глаза шофер и кивнул на заднюю машину.

– Ага, – сделал страдальческое лицо боцман и снял мичманку. – Видишь, у меня даже башка полысела.

– Ну и служба у вас, врагу не пожелаешь, – взглянув в зеркало заднего вида, нахмурился таксист. – Соболезную.

– А хочешь анекдот в тему? – выдул вверх струйку дыма Ксенженко.

– Давай, – последовал ответ. – Люблю анекдоты.

– Значит так, приходит моряк в бордель и заказывает проститутку. Поднимаются они в номер, бухают, а потом начинают раздеваться.

И тут девка видит, что у него на ногах нету пальцев.

– Всех?! – аж подсигнул таксист. – Это ж надо!

– А где твои пальцы? интересуется она, – невозмутимо продолжил торпедист, – а парень отвечает.

– Видишь ли, крошка, я служу на атомной подлодке. Ну а там кругом радиация. И чтобы защитить от нее потенцию, нам выдают свинцовые трусы. Ну и вот, на моих резинка лопнула.

С минуту таксист осмысливал услышанное, потом начал ржать и пассажиры довольно переглянулись.

Между тем машины уже мчались по залитому огнями ночному городу. Потом они вырулили на Английскую набережную, по которой дефилировали гуляющие, въехали на Адмиралтейский остров и остановились на площади.

Вояжеры щедро расплатились с таксистами, вышли наружу и направились к виднеющемуся неподалеку, краснокирпичному комплексу казенных зданий.

Там располагалось одна из многочисленных в городе частей Лен ВМБ*, в которой служил однокашник интенданта, с которым тот накануне договорился о пристанище на ночь.

На КПП прибывшие сообщили дежурному кто они и к кому, тот многозначительно кивнул, и, проверив у всех документы, снял трубку.

Спустя пять минут в помещении возник шустрый старшина, и со словами «Василий Петрович ждут», сделал радушный жест в сторону выходной двери.

За ней темнели, высокие, с погашенными окнами стены казарм, и пустынный, окаймленными старыми липами плац, на котором шоркали метлами десяток унылых фигур в синих робах.

– Шустрей, шустрей, чего вы как сонные мухи! – бросил в их сторону старшина, и вскоре вся группа вошла в один из гулких подъездов.

Там старшина надавил кнопку на глухой металлической двери, за ней сработал звонок, и все проследовали внутрь.

А навстречу, с широкой улыбкой на лице, уже спешил круглый как колобок лейтенант, удивительно напоминающий актера Леонова.

– Гена! Вася! – радостно завопили интендант с колобком и заключили друг друга в трепетные объятия.

– Дак ты уже лейтенант!? – похлопал гость по плечам хозяина.

– Ага, – тонко хихикнул тот, – и начальник ПВС*, не хухры-мухры.

После этого интендант, представил сослуживцев однокашнику, затем тот бросил старшине, – давай шустри, – и повел всех за собой по длинному коридору.

В него выходили двери нескольких кабинетов с табличками, и лейтенант отпер последнюю, в торце.

– Тут у меня что-то вроде гостиницы, – заявил он гостям. – Для проверяющих, так сказать.

Помещение впечатляло. Оно состояло из уютного холла, с парой мягких кресел, кожаным диваном, журнальным столиком, и телевизором, трех, выходящих в него двухместных спален, а также расположенных в задней части умывальника с туалетом.

– Так, а теперь быстро мойте руки и перекусим, – насладившись произведенным впечатлением, – изрек лейтенант. – Как говорится, чем Бог послал.

Чуть позже все сидели в небольшом зальчике за столом, на котором благоухала жареная картошка, парил судок с флотскими котлетами, матово отсвечивали соленые помидоры с огурцами и возвышались несколько запотевших бутылок «Московской».

– А это от нашего стола вашему, – прогудел Ксенженко, после чего интендант открыл прихваченный с собой портфель и водрузил перед лейтенантом пять банок красной икры и чеканную мельхиоровую шильницу*.

– Ну, вы кореша, даете, – умилился хозяин и, поднеся ее к уху, чуть встряхнул.

– Не мы, – наклонился к лейтенанту Каламбет, – Главком, – и воздел вверх палец.

Вся компания весело захохотала и действо началось.

Для начала хлопнули по полстакана водки «за знакомство» и навалились на закуски.

– Вкусно, – заявил Чудаков, наворачивая картошку и потянулся за второй котлетой.

– И засолка класс, – смачно высосав очередной помидор, – ткнул вилкой в пупырчатый огурец Амелин.

– Все свое, – гордо заявилт начпрод. – У нас отличный подхоз в Ломоносове.

Далее, по традиции, последовал тост «за тех, кто в море», после чего в двери возник старшина и водрузил на стол блюдо с золотисто отливающей копченой рыбкой.

– О, корюшка! – потерли руки, закончившие КУОПП, и в стаканы снова набулькали водки.

За этим последовал неизбежный военно-морской треп, и гости поинтересовались у хозяина, какой ресторан им лучше навестить.

– Что б был на уровне, – щелкнул пальцами Каламбет. – И обязательно с музычкой.

– Тогда вам в «Невский», подумав, изрек тот. – И в первой половине дня там всегда свободно.

В третьем часу ночи, распрощавшись, начпрод убыл домой, а все отправились соснуть в лирическом настроении.

Ровно в семь мичмана пили крепкий, заваренный старшиной чай с сушками, после чего навели марафет и вышли в город.

Он еще спал, по улицам катили поливальные машины, пахло свежестью.

Для начала гости неспешно прогулялись по набережной и выпили газировки у безлюдных автоматов, а потом зашли во встреченную на пути, уже открытую пельменную.

Взяв по паре порций и кофе, моряки подкрепились, а также наметили дальнейший план действий.

Ксенженко с Каламбетом и Высоцким решили навестить родной КУОПП, а остальные сходить в Эрмитаж и полюбоваться Медным всадником.

А ровно в час встретиться у ресторана «Невский», расположенном на одноименном проспекте, где планировалось отобедать.

В указанное время, все были на месте, и, перекурив, бодро вошли в его двери.

В вестибюле их встретил скучающий швейцар, и передав ему на хранение фуражки, вся компания проследовала в обширный зал, оформленный в стиле русского ренессанса.

За ним виднелся второй, чуть поменьше и столь же роскошный.

– Однако! – переглянулись мичмана (северодвинские и архангельские рестораны не шли с этим ни в какое сравнение).

– Может двинем в тот? – кивнул на широкий проход боцман.

– Не, – не согласились остальные, – тут, эстрада, придут лабухи, чего-нибудь сбацают.

Посетителей в зале было немного и, осмотревшись, вся компания направились по блестящему паркету к приглянувшемуся им столу на шестерых, расположенному у одного из окон.

Тут же как черт из коробки, откуда-то возник молодой хлыщеватый официант и рассыпался в приветствиях.

– И тебе не хворать, – усевшись во главе стола на подтянутый с соседнего стул, – пробасил Ксенженко.

– Так, меню нам до лампочки, – отвел рукой протянутую официантом сафьяновую папку интендант. – Для начала, как тебя зовут?

– Альберт, – энергично кивнул тот напомаженной головой.

– Значит так, Алик, – тащи нам всего самого лучшего, и для начала три флакона «Столичной». Только замороженной. Усек?

– Естественно, – осклабился тот и умчался.

Спустя несколько минут на накрахмаленной скатерти стола поочередно появились семь фаянсовых приборов, а к ним розетки с черной икрой, заливная осетрина, тонко нарезанная салями, веер ноздреватого, с капельками росы сыра, хлеб, зелень, боржом и три бутылки горячительного.

– Приятного аппетита, – изобразив на лице улыбку, проблеял Алик и помчался обслуживать очередных, появившихся в зале гостей.

– Шустрый малый, – сковырнув металлический колпачок с бутылки, и разливая ее по рюмкам, рассмеялся Каламбет.

После этого каждый взял свою, проникся торжеством момента, Ксенженко, на правах старшего, огласил тост «за Северную Пальмиру!» и семь рюмок хрустально брякнули друг в друга.

– Хорошо, – выдохнув воздух и проглотив бутерброд с икрой – восхищенно прошептал Амелин

– Ага, словно боженька ножками по душе пробежал, – поддержал его Высоцкий.

Тут же поступило предложение повторить, что и было сделано.

Далее вся компания отдала дань изыскам кулинарии, а после третей обменялась впечатлениями о Ленинграде.

Собиравшиеся посетить КУОПП рассказали, что в отряд их не пустили, поскольку там карантин, зато совершили круиз по Финскому заливу на морском трамвае.

– Залив что, – Маркизова лужа, пренебрежительно отозвались остальные. – Вот Эрмитаж, это да. Высокое искусство!

– Нам, кстати, больше всего понравился «Свежий кавалер», художника Федотова, – откинувшись на стуле, ухмыльнулся боцман. – Вылитый наш помоха, курва. Только в халате.

– Ага, – рассмеялись еще два «искусствоведа». – Ну и девки голые там тоже высший класс. Хорошо намалеваны. Впечатляют.

Упоминание о прекрасном поле вызвало заметное оживление, и всем захотелось музыки.

Кликнули Альберта и поинтересовались, почему ее нету?

– Оркестр будет через час, – доверительно сообщил тот. – Что будете из горячего?

– А что у вас есть? – набулькивая в фужер боржома, профессионально поинтересовался интендант.

– На первое рассольник по – ленинградски с почками, солянка сборная и стерляжья уха, на второе, (последовал длинный перечень).

После бурных дебатов заказали рассольник, свиные отбивные и жульены.

– И еще три флакона, – пощелкал ногтем по пустой бутылке Каламбет.

А в это время зал ресторана постепенно наполнялся, официанты забегали с полными подносами, а на эстраде возникла четверка музыкантов с инструментами, принявшаяся устанавливать аппаратуру.

– Во, и лабухи* приехали, – довольно потер руки Чудаков. – И заорал в их сторону, – запускай берлагу!

– Тихо, тихо, Витек – осадил его дымящий сигаретой Амелин, – ты ж не у себя в отсеке.

Между тем артисты все скоро вооружили, ударник выдал размеренный ритм, органист неуловимо пробежал пальцами по клавишам, потом вступили гитары, и воздух наполнила чудная мелодия

 
Tombe la neige
Tu ne viendras pas ce soir
Tombe la neige
Et mon coeur s’habille de noir
Ce soyeux cortege
Tout en larmes blanches
L’oiseau sur la branche
Pleure le sortilege
 

пел на иностранном языке патлатый гитарист, и шум вокруг несколько поутих.

– На каком это он базлает? – поинтересовались восхищенные мичмана у Ксенженко. Тот заочно учился в университете, был начитан и считался на корабле полиглотом.

– Это песня Адамо «Падает снег», – чуть улыбнувшись, ответил тот. – А исполняет ее парень на французском.

– Хорошо поет, душевно, – умилился Каламбет, после чего все выпили за Адамо и приступили к поданному горячему.

Рассольник был выше всяких похвал, отбивные тоже пришлись по вкусу, настроение становилось все более мажорным.

Передалось оно и залу.

Обстановка в нем становилась все более непринужденной, над столиками витал табачный дым, то и дело слышались веселый смех и тосты.

А когда после Адамо музыканты перешли к танго, перед эстрадой томно заскользили с десяток гостевых пар.

– Так, мы тоже пошли, – хлопнув по рюмке водки, заявили Каламбет с боцманом и вскоре возникли среди танцующих с двумя, средних лет, дамами.

– Во бля, когда они их срисовали? – аж подсигнул на стуле Чудаков. – Надо догонять. И стал водить глазами по залу.

Через минуту его взгляд привлекла сидящая неподалеку компания, состоящая из четырех парней и двух девушек.

Судя по виду, они были южане и имели весьма респектабельный вид, а девушки впечатляли своей внешностью.

Встав из-за стола, Чудаков поправил галстук, застегнул парадную тужурку и решительно направился в их сторону. Потом остановился рядом, энергично всем кивнул и пригласил одну на танец.

В ответ та лукво улыбнулась, после чего отрицательно покачала головкой.

– Гамарджоба, бичо*! – взмахнув рукой с золотым перстнем, гортанно сказал старший. – Наши девушки с низнакомыми ни танцуют!

– Я жопа?! Ах ты гад! – побледнел от обиды Чудаков, и, шагнув вперед, дал тому в морду. Парень с грохотом опрокинулся, а вслед за этим моряк сам получил сокрушительный удар в ухо.

– Наших бьют! – завопили мичмана и, отпихнув стулья, ринулись на помощь.

Первого из пинающих Чудакова ногами парней, Ксенженко саданул кулаком поддых, и тот, всхлипнув, переломился пополам, с двумя другими сцепились набежавшие Каламбет с боцманом, а последнего Высоцкий сбил подсечкой и тот врезался головой в стол.

Все это сопровождалось визгом перепуганных дам и звоном разбитой посуды, которые вскоре сменила заливистая трель милицейского свистка.

– А-атставить! – заорал пробившийся сквозь толпу зевак пожилой капитан, сопровождаемый двумя хмурыми сержантами с резиновыми дубинками в руках. – В чем дело?! И воззрился на картину побоища.

Один из кавказцев утирал разбитый нос, второй сидел на полу мотая головою, а Каламбет разглядывал на ладони выбитую фиксу. Здесь же, Амелин с интендантом приводили в порядок изрядно помятого Чудакова.

– Эти хулиганы напали первыми! – ткнула наманикюренным пальчиком в моряков девушка, которая приглянулась турбинисту.

– Неправда! – парировала стоящая впереди зевак солидная, гренадерского роста дама. – Это ваш кавалер спровоцировал драку. Я все видела!

– Ладно, разберемся, – хмыкнул капитан. – Все участники поедут с нами в райотдел.

– Да их тут с десяток наберется, – наклонился к нему сержант. – В «УАЗ» не влезут.

– Хреново, – констатировал офицер и подозвал к себе старшего из официантов.

– Требуется помещение, составить протокол, – обратился он к нему.

– Понял, – кивнул тот. – Следуйте за мною.

Спустя некоторое время стороны (девушки остались в зале), расположилась в одной из подсобок, и капитан начал дознание.

Для начала, присев за стол, он установил личности нарушителей, после чего выяснилось, что одни – гости из Грузии, а вторые с Заполярья.

– Некрасиво вы себя ведете в нашем городе, ребята – констатировал капитан. – И вам светит по пятнадцать суток.

– За что, уважаемый? – удивился старший из сынов гор. – Мы же так. Нимножка пагарячились.

– Точно, – пробасил Ксенженко. – Ну, пошумели малость, с кем не бывает?

– А кто будет платить за сломанный стол и разбитую посуду? – вмешался находившийся здесь же официант. Пушкин?

– Зачем Пушкин? – блеснул маслинами глаз второй южанин. – Мы заплатим.

– И мы тоже, – добавил интендант. – Только не надо протокола.

– Значит, претензий друг к другу не имеете? – откинулся на стуле капитан и переглянулся с сержантами.

– Не имеем! – дружно рявкнули гости, и обстановка в подсобке разрядилась.

– В таком случае утрясайте все с заведением и можете быть свободны.

Далее официант озвучил уже подсчитанную сумму ущерба, стороны вручили ему по четвертной, после чего наряд убыл.

– Вах, какой хароший капитан! – сказал старший из южан, провожая его глазами, после чего протянул Ксенженко руку – Тариэл.

– Олег, – сунул тот ему свою. – Нормальный.

– Ну что, парни, продолжим культурный досуг? – расплылся в улыбке боцман.

– Ниприменна! – поднял вверх палец усатый крепыш и подошел к стоящему в ожидании официанту. Потом что-то сказал ему на ухо, тот понимающе кивнул и испарился.