Текст книги "Улица в бесконечность"

13. События военной поры (4)

У старика Макарычева Никанора Павловича в кладовке были спрятаны самодельные каменные жернова, и он на этой первобытной мельнице делал муку для невестки Евдокии, а также ее детишек – трехлетнего Егорки и шестилетней Василисы. Единственный сын Никанора Максим числился по жизни геологом и на момент начала войны находился в экспедиции. Где он и что с ним сталось – было неведомо. Дочь Екатерина после окончания учебы получила диплом ветеринара и по распределению уехала в Среднюю Азию. Его неизменная спутница по тягостям жизни Прасковья Савельевна еще бодро управлялась с домашним хозяйством. К ней несколько раз приходила Полина Никитина и просила смолоть для своих дочек то пригоршню ячменя, то овса, а несколько раз даже лебеды. Сельчане делились, чем могли, друг с другом. Время шло томительно и медленно, но весна обозначилась по календарю и расплылась талой водой по ложбинам. Однажды на рассвете к ним во двор заскочил соседский мальчишка Терентий и таинственно сообщил:

– На нерест в озере плотва пошла!

Обессилившие от постоянного недоедания сельчане взбодрились и занялись промыслом. Полина поначалу не рискнула идти к водоему, возле которого было минное поле, и на нем накануне подорвалась одна местная женщина. Однако седовласые ветераны-знатоки военного дела нашли безопасные тропы, о которых оповестили желающих порыбачить. Отведя детей к Прасковье, и попросив в случае чего позаботиться о них. Полина нашла на чердаке изрядно потрепанную коротенькую рыболовную сеть Данилы и, получив заверения от вездесущего Терентия, что тот хорошо знает проверенный маршрут по ручью, согласилась пойти на озеро. Идя вдоль текущей воды, она по совету своего проводника ступала по корням деревьев и валунам. Вскоре в воде замелькала нерестующая рыба. Поначалу Полина никак не могла унять дрожь в руках, затем успокоилась и принялась за дело. Домой возвратилась с полной корзиной. В тот день в ее семье был пир, на который подали уху с крапивой. Запасливая хозяйка засолила часть улова, а затем высушила. Эта рыбешка спасла ее семью от голода в суровую вторую военную зиму.

Аксенова уже запоздно устало сидела в своем кабинете. Воспоминания уловили подходящий момент и явились незамедлительно. Когда она с мамой и сестренкой Танюшей военной зимой сорок третьего года ютились в землянке, мать давала им иногда по кусочку соленой рыбки. Алена, не проглатывая, держала его во рту до тех пор, пока тот не рассасывался.

«До чего же сурово устроена жизнь! – размышляла Алена Даниловна. – Непрерывно идет соперничество, конкуренция, борьба. С напором суровой реальности не справляются ни религии, ни мораль, ни законы. Наступило время, когда человечество способно решить любую проблему с обеспечением продовольствием и необходимыми вещами, но, тем не менее, страсти не утихают. А все дело в необузданных, тщеславных, надуманных устремлениях, порой на грани паранойи у некоторых общественных группировок. Их кланово затаенно корыстно взращивают, умело подчиняют с целью манипуляций, затем используют в нужный момент. История изобилует такими примерами. Как выйти из этого порочного круга?»

Когда Аксенова поднялась из метро и пошла к своему дому, ответ на поставленный самой себе вопрос обозначился в сознании: «Только объединение всех здравомыслящих людей и воспитание детей в научном понимании плохого и хорошего может дать перспективу общему будущему всех народов».

Подмораживало, падал легкий пушистый снег, с игровых площадок доносились веселые голоса, на деревьях искрился иней, подсвеченный разноцветными гирляндами огней. Было много прохожих. Дома Алену Даниловну ждала мать. Несмотря на преклонный до критичности возраст она сохранила живость ума и физическую подвижность. Муж Алены Даниловны продолжал работать хирургом. Он относился к той категории практических врачей, которых за умелые руки и мастерство ценят пациенты и зачастую предпочитают в своем выборе между ними и профессорской когортой, считая, что каждодневный опыт, а не эпизодический дает больше шансов на успех.

У сына Владислава уже была своя семья и двое детей близнецов – девочка и мальчик. На подходе была еще одна внучка. Аксенова чувствовала себя счастливой.

Ее мать по этому поводу говорила: – Вот так надо создавать семью, а не ограничиваться одним дитяти. Что за семьи пошли! Муж и жена встречаются эпизодически. Работают беспросветно. Неужели время такое пришло? Нет, это не правильно.

14. Физик-конструктор

Через неделю к профессору Самарину Егору Яковлевичу прибыл подтянутый высокий молодой человек примерно тридцати лет и предъявил командировочное предписание. На нем приталено и модно смотрелась светло-серая рубашка с короткими рукавами на выпуск поверх синих джинсов. В качестве обуви служили легкие летние кроссовки. В правой руке прикомандированный держал объемный саквояж. Профессор распорядился, чтобы к нему срочно направили Тимакова. Когда его аспирант зашел в кабинет, последовало представление:

– Знакомься – Коломнин Григорий Иванович, инженер-физик, кандидат наук. Направлен к нам, чтобы убедиться в достоверности полученных тобой результатов и определить порядок дальнейших совместных действий.

После взаимных приветствий и обмена стандартными деловыми фразами два представителя ученого сообщества из смежных отраслей знаний приступили к делу. Коломнин, осматривая оборудование, с которым работал Тимаков, поведал, что отражающим эффектом обладают все вещества, поэтому необходимо повторить исследование с пустым кубом, затем с помещенной внутрь колбой без субстрата, а уже после этого с исследуемыми образцами.

– Это хорошо, что вы изолировали рабочую зону, – Коломнин кивнул на сетчатое ограждение. – Хотя люди и не имеют такого электрического потенциала, как у некоторых представителей водного мира, угрей, например, но тоже могут создавать помехи. Когда мы ставим опыты с плазменными объектами, то учитываем этот фактор.

– Что-то вроде эффекта наблюдателя? – поинтересовался Тимаков.

– Нет, здесь другое. В данном случае энергетика влияния неоспорима.

С собой физик принес собственный портативный локатор. В комплекте к нему прилагался излучатель в виде небольшого металлического стержня желтого цвета и приемное устройство в форме куполообразного диска по размеру не более стандартной юбилейной монеты. Стержень и диск можно было присоединять к проводам, что позволяло само приемно-передающее устройство располагать удаленно от объекта изучения.

Даниил невольно почувствовал досаду от неимения таких технических возможностей. Тонко уловив настроение изыскателя от медицины, физик сообщил, что подобный прибор можно изготовить по заявке, правда стоить он будет не дешево. Почти две недели ушло на повторные эксперименты. Пока Тимаков готовил образцы нуклеиновых кислот, Коломнин находился в своем институте и приезжал только по звонку как столяр со своим никому не доверяемым инструментом. В итоге эффект отраженной реакции от субстратов был подтвержден. Предстояло самое сложное: сконструировать портативное приемно-записывающее устройство с картой памяти и возможностью переноса данных в компьютер. Кроме того, изделие должно было автоматически сравнивать выделенные магнитограммы и сигнализировать о совпадениях звуковым сигналом или соответствующей мелодией. Для Даниила Тимакова это было неосуществимой проблемой космического масштаба, но инженер-физик спокойно пообещал, что как только решиться вопрос с финансированием, задача будет решена в три-четыре месяца, ибо кое-какие наработки у них уже имеются.

Свободных денег в медицинском университете не оказалось и не предвиделось в ближайшей перспективе. Профессор Самарин также оказался бессилен. В ректорате обещали рассмотреть данный вопрос через год. Пришлось Даниилу Тимакову с тайной надеждой на успех своего мероприятия снова позвонить Иванникову.

– Здравствуйте Аркадий Фомич!

– Приветствую тебя Даниил! Ну, как обстоят дела на научном фронте?

– Все в норме. Отражение сигнала подтвердилось. Возможно, удастся это использовать в диагностике наследственных заболеваний. С Коломниным мы обсудили параметры и технические характеристики прибора для новых исследований.

– Ну, так приступайте к изготовлению.

– Университет в настоящее время не может профинансировать работы.

– Опять эта бюрократическая проблема. Прибыль для банкиров, иногда оборачивается палками в колеса для прогресса. Когда мы можем встретиться и обсудить этот вопрос?

– А когда вам удобно?

– В таком случае на том же месте у фонтана сегодня сразу после обеда.

– Хорошо.

– Ну, что ж до встречи. И только один вопрос… Авторство открытия эффекта ты оформил?

– Да с подсказки и содействия Егора Яковлевича.

– Принеси с собой подлинник свидетельства и одну заверенную копию.

15. Уникальный заказ (2)

Двадцать первый век уверенно набирал обороты. Егор Борисович, не чувствуя свой возраст, продолжал оперировать и уверенно вел кафедру к новым достижениям. В данный момент бытия он находился в своем кабинете и внимательно прочитывал запись хода последней операции. Распечатку делали ассистенты. Убедившись, что все в норме, Гордеев поставил свою подпись.

Оставшись наедине, он направил свой взгляд на стеллажи с книгами, где кроме медицинской литературы имелись и художественные фолианты. На глаза попался томик с рассказами Антона Павловича. «Как же мы далеко ушли от удручающей медицины чеховского времени! – удовлетворенно подумал Гордеев. – Оперируем на всех отделах головного мозга. Даже пытаемся научить компьютер понимать образы, возникающие в человеческом мозгу. Естественно – это не главная тема у Алёны Даниловны, но весьма любопытная. Правда едва ли перспективная, – тут же включился привычный профессорский скепсис. – Хотя может получиться великолепный детектор лжи. А не этого ли хочет Аркадий Фомич? – искоркой мелькнуло в голове осторожное предположение. – Однако, это его дело? Нам без разницы. Главное, чтобы диагностические шлемы были на достойном уровне».

Гордеев пододвинул к себе свой старый, исписанный наполовину, блокнот, – на обложке там еще красовался советский герб, – и зафиксировал краткое напоминание о предстоящих мероприятиях.

К атрибутам власти профессор относился с пониманием. Он считал, что герб, гимн и флаг – есть идеологические константы государства. Если они меняются, то происходит изменение и соответствующих символов. Следовательно, на данном историческом отрезке дано конкретное идейное и правовое направление. Егор Борисович всецело посвящал себя любимому делу врачевания, считая это главной формой проявления патриотизма. Политические словопрения не любил и, если в свободное время на глаза попадалась такая передача, старался тут же переключиться на другой канал познавательного характера.

«В девяностые годы прошлого века петровское окно взаимовыгодной торговли было успешно превращено в воровской пролом, куда тащилось, влеклось, катилось, текло, устремлялось все, что приводило к обогащению. Обратным током несло растление, развращение, сектантство, примитивизм, вседозволенность…

Оргия постсоветских либерал-демократов с их западными радетелями, спонсорами и донаторами тогда была в полном разгаре. Выпестованные капиталистическим способом выживания бизнесмены, спекулянты и всевозможные махинаторы в странах, рванувших строить рыночную экономику, чувствовали себя, как хищная рыба в мутной воде. Все старались что-то продать и купить. Особенно ценились секретные научные разработки. Но, как говорится, не все продается, что покупается. Ученые государственники самое сокровенное всегда берегут тщательнее, чем себя. Что-то пряталось, сжигалось, таилось в головах до поры до времени в ожидании окончания смутных времен. Иллюзии рассеиваются, когда приходит понимание, что бытие – это непрерывное соперничество за выживание. С вирусного и микробного существования начинается борьба за среду обитания и развивается до невероятных масштабов на человеческом уровне. Ох, уж эта жизнь! Умудряется предлагать дружбу и вражду одновременно.

Талоны на продукты не давали голодать, но кое-что из вещей пришлось продать», – Гордеев не любил вспоминать об этом периоде своей врачебной деятельности.

Подавляющая масса людей, за исключением «прирожденных» философов, редко задумываются о вселенских тайнах зарождения и сохранения жизни как таковой и в частности разумной. Да и к чему обременять голову отвлеченными теоретическими представлениями, когда постоянно приходится решать множество бытовых проблем и сложностей. Но, как известно, не только пищей насущной жив человек. Духовные пространства также беспредельны, как и реальный мир, и человеку приходится воплощать себя и реализовывать свои творческие порывы одновременно в этих двух не имеющих границ проявлениях. Как тут не потеряться, не заблудиться!? Каждый старается определить свои координаты и найти точки опоры. Самыми надежными и проверенными временем в практической жизни являются такие основания как семья, дети, родина, здоровье, знания. Это, образно, континенты выживания. Им соответствует своя духовная база. Но отрада и благо не даруются на всю жизнь даже единичным счастливчикам успеха. Для подавляющего числа представителей рода человеческого блаженные дни удовлетворенности – короткие временные состояния, которые незамедлительно уступают место всевозможным трудностями, лишениями, несчастьям и болезненным проявлениям. Вот тут и приходит на помощь великое человеческое изобретение – вера в выздоровление, в будущее счастье, в бессмертие души и во много чего еще.

Гордеев ежедневно в силу своей профессии имел дело с пациентами со сложной патологией. У одних это были обретенные болезни, у других врожденные недуги, у третьих травмы. Возрастной интервал его подшефной аудитории колебался от младенчества до предельной старости. В меру своих профессиональных и технических возможностей он старался излечить, привести в норму каждого, кто к нему обращался. Если в медицинской практике случаются неудачи в силу особенностей проявления патологии, то они не только гравировкой врезаются в память конкретного специалиста, но и старательно кафедральными изыскателями от медицины переносятся из историй болезни в учебную медицинскую литературу, отображаются в научных монографиях.

Ноябрь наконец-то решил сыпнуть снегом. Вначале робко и осторожно, потом, видя, что таяния не предвидится, разошелся по-зимнему, и все стало белым-бело. Гордеев накануне прооперировал нескольких больных, в том числе одну женщину с опухолью гипофиза, и теперь, несмотря на выходной день, решил сходить в клинику. К тому же он договорился о встрече Аркадием Фомичом. Убедившись, что послеоперационное течение у его пациентов не внушает опасений, Гордеев возвратился в свой кабинет и заварил черный ароматный чай. В назначенное время появился Иванников.

– Здравствуйте, Егор Борисович!

– Приветствую, Аркадий Фомич! Присаживайся. Чай с печеньем будешь?

– Не откажусь.

Гордеев пододвинул гостю чашку и наполнил ее коричнево-золотистым напитком.

– Я осмотрел своих прооперированных пациентов. У них все в порядке. Сейчас в спокойной обстановке можем детально и не торопясь обсудить наши изыскательские перспективы.

– Сложные были операции? – поинтересовался Иванников.

– Не из простых. Но меня особенно волновала женщина с опухолью гипофиза, так как у нее был сопутствующий сахарный диабет.

– Гипофиз? Это же в середине мозга?

– Точнее сказать у основания мозга.

– И как вы туда добираетесь своим скальпелем?

Скальпель и другие общехирургические инструменты мы используем только для обеспечения доступа. Есть два основных пути: первый – через лобную кость, второй – через решетчатую костную структуру, которая расположена позади носовой полости.

– Это же целый туннель через голову надо пробить.

– Да, травматическое воздействие в обоих случаях немалое. Но ведь речь идет о жизни и смерти.

– А как опухоль удаляете.

– Тут уже технически проще. В данном случае структура опухоли была железистой и менее прочной, чем окружающие ткани, поэтому она легко удалилась с помощью специальной тонкой металлической трубки, присоединенной к обычному отсосу. Отрицательное давление должно быть точно рассчитано, чтобы не повредить здоровые ткани.

– Непростое это дело. А последствия?

– Конечно, рубцы остаются… Обоняние нарушается… Но зато жизнь сохраняется. Однако, если не возражаете, давайте перейдем к вашим делам.

– Я готов! – ответил Иванников.

– Алёна Даниловна заказала сразу три шлема разных размеров…

Гордеев ждал возмущенной реакции, мол «Зачем так много?», но Иванников был невозмутим.

– И всего-то? – тихо произнес он.

– Но в каждом должно быть по тысяче датчиков! – продолжал профессор

– Ну, вот это уже по-деловому.

– Чертежи устройств имеются?

– Да.

Гордеев достал из сейфа схемы размещения датчиков для снятия электрических потенциалов мозга.

– Вот держите. Алёна Даниловна лично все рассчитывала.

– Так… Так… Замечательно. Удивительно!

– Вы, о чем? – не удержался Гордеев от вопроса, видя улыбающегося Аркадия Фомича.

– Точно такую же схему составили медики из центра подготовки… – Иванников сделал паузу и, посмотрев на профессора, закончил фразу, – космонавтов. Вот смотрите! – сказал Иванников, доставая документ из своего портфеля.

– Тут нет ничего удивительного. Точки акупунктуры уже изучены с незапамятных времен, анатомия иннервации головы и схема расположения извилин головного мозга также давно известны.

Исследователи стали внимательно сравнивать чертежи.

– А знаете, вариант, предложенный Алёной Даниловной гораздо более подробный. На нем точек снятия показаний больше. При этом для ушной раковины требуется отдельное устройство.

– Так она же специалист своего дела, а не так, как у вас там в центре, где все знают, только в меру необходимого.

– Егор Борисович, давайте без уничижительных намеков. Там тоже работают мастера своего дела. Я предлагаю передать Аксёновой обе схемы для сравнения. Пусть проанализирует. Возможно, ее что-то заинтересует, и она дополнит свою компоновку.

На этом встреча была завершена. Примерно через неделю Иванникову был передан окончательный вариант расположения датчиков, и он передал его для сборки.

16.На орбите

Константин Авершин быстро научился ориентироваться на космической станции. Вначале пришлось надежно зафиксировать в памяти ориентиры потолка и пола, а затем уже другие многочисленные панели с приборами. Он прибыл вместе с Артемом Галаховым в составе новой экспедиции для проведения многочисленных научных экспериментов. Из производственных задач им предстояло вырастить кристаллы особой структуры по заказу академии наук для целей микроэлектроники. Через неделю, передав все дела, предыдущий экипаж из трех человек перешел в спускаемый аппарат, по команде с Земли отчалил и в тот же день благополучно приземлился в заданной точке.

Выращивание кристаллов в невесомости – дорогостоящий процесс. Чтобы его удешевить использовали специальные планшеты, где одновременно можно было создавать сотни даже тысячи точек роста. В детали были посвящены только непосредственные создатели данных устройств. Рабочий цикл завершился, и труженики орбиты занялись своими делами по личному предпочтению.

Галахов смотрел в иллюминатор… Внизу был хорошо виден итальянский сапог, своим носком футболивший Сицилию, восточнее рассыпались островные бриллианты Греции, северная часть Европы укрылась под облаками, британский лондонский глаз что-то подозрительно высматривал через туманы Ламанша. Сделав несколько снимков для личной коллекции Галахов, вплыл в спальный мешок, зафиксировал себя на уровне груди и ног, на глаза надвинул матерчатую шторку и погрузился в блаженный сон, возможный только при отсутствии чувства веса собственного тела.

В глубине расслабленного сознания усталого космоплавателя возникла картинка берега озера, где на мелководье купалась деревенская ребятня. Совсем маленькие дошколята заходили в воду по колено, радостно хватали ладошками теплую прозрачную покрытую бликами солнечного света танцующую субстанцию, чтобы познать ее сущность, но она была неуловима и ускользала, просачивалась струйками вниз между пальцами. Мальчуганы постарше заходили в воду по пояс, а самые смелые еще глубже. В одном из таких смельчаков Артем Галахов узнал себя. Мелкая рябь доходила ему до шеи, но он шагнул еще дальше, и ноги сразу стали погружаться в илистый грунт. Водяные ручейки через губы потекли в рот. Мальчик запрокинул голову, чтобы не захлебнуться и стал судорожно водить руками из стороны в сторону. В пальцы левой кисти случайно попал тоненький стебель тростника. Этот момент был спасительным. Тростинка оказалась крепкой, и с ее помощью любитель купания выбрался на песчаный гребень, глубже которого уже располагался илистый вязкий участок. Выйдя на мелководье, мальчик судорожно закашлял. В этот момент Галахов проснулся. «Странный сон, – подумал он. – Со мной вроде бы такого в детстве не было». Он снял матерчатую шторку с лица. За иллюминатором было темно, но вдали на горизонте уже обозначался рассвет. На этот раз погрузиться в космическую нирвану сразу не удалось.

Обычно Галахов сюжеты своих ночных «похождений» забывал сразу же после пробуждения. В этот же раз все помнилось до деталей. Во втором сюжете он плыл по озеру легким неторопливым кролем. Ощущение реальности было потрясающее. Когда в руках появлялась усталость, он переходил на режим простого удержания на поверхности. При этом ноги опускались ниже, и чувствовался холодок глубинных ключей. Береговые кромки, поросшие кустарниками, были примерно равноудалены со всех сторон. Галахов понял, что достиг середины водоема. В это время его левую икроножную мышцу свела судорога. Без чувства растерянности или испуга он перевернулся на спину, приподнял ногу и стал растирать икру левой рукой. Правой рукой он интенсивно двигал, чтобы держаться на поверхности. Как только спазм сосудов прекратился, мышца расслабилась. Тут же пришло осознание того, что он учится в медицинском институте. Дальше он уже плыл неторопливо к берегу, где загорали, лежа на тканевых подстилках две девушки. Они издали махнули ему рукой. Это оказались его знакомые еще со школы сверстницы. В тот же момент Галахов пришел в реальность. Он осознал, что является бортинженером и медицинская подготовка у него не профессиональная, а только на уровне умения оказывать самопомощь.

Дальше у экипажа все шло по обычному распорядку: первый завтрак, работа, эксперименты, второй завтрак, контроль над кристаллообразованием на планшетах, медицинские исследования, подготовка к выходу за борт, обед, сеанс связи, групповой снимок, снятие показаний в научном модуле, ужин.

– Артем, ты минувшей ночью меня разбудил, во время сна что-то пытался сказать, но я не смог разобрать. Привиделось что-нибудь? – поинтересовался Авершин у своего товарища, прежде чем занять свое спальное место.

– Да снилось какое-то озеро. Сюжеты с некоторыми критическими моментами. Вроде бы все происходило со мной, но как-то отвлеченно, театрально, что ли… А, давай поменяемся местами! Я свой спальник помещу на твою сторону.

– Без проблем.

Галахов быстро уснул. Авершин, врач экспедиции, устроился в каюте Артема, если так можно было назвать открытое во все стороны пространство с приспособлениями для фиксации спальных атрибутов. Чтобы не слышать шума работающей аппаратуры и вентиляторов, он надел наушники, зашторил зрение, так как наступал очередной рассвет и, не чувствуя собственного веса, блаженно уснул. Через мрак очередной короткой орбитальной ночи в сознание необычайно реалистично пробилась картинка игры ребятни на зеленой лужайке: «Один из мальчишек подбрасывает маленький каучуковый мяч. Второй, – Авершин узнал в нем себя, – битой бьет по этому мячу. Все стремительно бегут по траве. Их пытаются засалить… Ребята удачно маневрируют, противник промахивается…» Все это повторяется с небольшими вариациями неоднократно. Только после второго пробуждения Авершину удалось избавиться от навязчивого ночного сюжета.

Астероид, осыпанный щедрыми солнечными лучами, был хорошо виден в иллюминатор исследовательского модуля. Межпланетная база «Поиск», сконструированная в виде шара, где в центре находился главный стыковочный узел, а вокруг него в три слоя располагались производственные и жилые блоки, ярко отражал световые блики и на расстоянии походил на белый пушистый воздушный отцветший одуванчик. Казалось, – подуй солнечный ветер во всю силу, – и он тут же разлетится. Однако конструкция прочно противостояла всем ветрам и приметно светилась на отдалении. Авершину предстояло выбрать ровную площадку для посадки, зафиксироваться на грунте и взять пробы. Космическое тело по предварительным спектральным анализам принадлежало к группе с высоким содержанием металлов.

– Константин, как обстановка? – послышался в наушниках голос командира экспедиции Ивана Фирсова.

– Все в норме. До контакта десять метров.

Ионные портативные двигатели работали синхронно в автоматическом режиме и вскоре Авершин доложил:

– Есть касание!

– Закрепись в грунте! – распорядился Фирсов.

Авершин нажал поочередно три светящихся зеленым цветом кнопки, буры на рамах-кронштейнах откинулись от корпуса и, углубившись на заданную отметку, извлекли пробы грунта. Затем по команде произошла фиксация в лунках специальными лепестками-изгибами.

– Готов к выходу! – сообщил на базу космонавт-геолог.

– Лонжа у тебя достаточной длины? – поинтересовался Фирсов.

– Полста метров.

– Должно хватить.

– Есть еще одна на тридцать. Можно ее подсоединить тоже к корпусу. Если обнаружится что-то интересное – удлинимся.

– Хорошо. Действуй.

Авершин вошел в скафандр для работы на грунте, подождал, когда насосы откачают воздух из шлюзовой камеры, затем по индикаторному сигналу открыл дверь и осторожно ступил на небесное тело. Проверив прочность соединения с лонжей, начал передвижение и сбор в мешок минерального сырья. С этой целью он использовал инструменты на привязи. Большинство минералов были серого цвета, некоторые серебристо поблескивали, другие зеленовато отражали лучи.