Текст книги "Философия"

Философская деятельность есть по преимуществу деятельность критическая, но метод этой критики видоизменяется в зависимости от области исследования и специфики конкретного философского мышления.

Поэтому, например, в основе философской критики Платона стоит диалектика, у Бергсона это интуиция, у Гуссерля – феноменологическое описание, у Витгенштейна – раскрытие бессмыслицы языковых выражений. Философ не имеет метода, характерного для всей философии, но «вправе использовать и использует любой тип критического обсуждения, обещающий прояснить вставшие перед ним проблемы» [108]108
  Passmore J. Philosophy//The Encyclopedia of Philosophy. P.Edwards ed. in chief. Vol. 6. N.Y., 1971. P. 218.


[Закрыть].

Но даже в этой области своего применения философия должна ограничивать свое участие в дискуссиях проблемами, которые по тем или иным причинам пока еще не поддаются конкретному научному решению. Именно этим объясняется так называемая «вечность» философской проблематики, которая обеспечивается, отмечает Дж. Пасмор, возможностью ничем не ограниченных рассуждений. Поэтому философ не должен давать каких-то оценок, но должен заниматься лишь языковым описанием. Цель философии, утверждает другой представитель данного направления, Э. Тугендхат, заключается в переосмыслении онтологических философских высказываний старой метафизики с помощью методов семантической формализации и прояснения семантической структуры философских понятий [109]109
  См.: Tugendhat E. Vorlesungen zur Einführung in die sprachanalytische Philosophie. Fr.a.M. 1976. S. 54.


[Закрыть]. П.Ф. Строусон видит задачу философии в прояснении «сети разнообразных конкретных связей, в обращении с которыми мы как существа, взаимодействующие с миром и друг другом, можем обладать практическим мастерством, не имея их ясного теоретического понимания» [110]110
  Strawson P.F. Different Conceptions of Analitical Philosophy. Tijdschr. Voor filisophi. Leuven-Utrecht. 1973. Jd. 35. № 4. P. 824.


[Закрыть].

Таким образом, представители постпозитивизма, как и всей аналитической традиции, хотя и, по известному выражению К. Поппера, «реабилитируют метафизику», но значительно сужают область ее исследований, определяя ее прежде всего как критический анализ языка научных теорий.

От философии в данных концепциях не остается ничего, кроме логики. Несмотря на достаточно большое временное расстояние их от позитивизма О. Конта, говорящего, что в основе философии лежит наблюдение и установление через него связи между явлениями, аналитическая традиция в гносеологическом плане представляет собой лишь модификацию данной установки, что приводит в конечном счете «к отрицательной исследовательской программе», которая ничего не дает ученым, а лишь стимулирует их скептическое отношение к философии [111]111
  См.: Швырев B.C. Анализ научного познания в современной «философии науки»//Вопросы философии. 1971. № 2. С. 101.


[Закрыть].

Выдвигаемые модели научной рациональности являются, по существу, идеализированными конструкциями, оторванными от реальной практики науки, которая опосредствуется иными видами человеческой деятельности и творчества, влияя на них и испытывая их влияние на себе.

Да и сами эти модели создаются в условиях определенного социокультурного конкретно-исторического контекста, а потому являются весьма относительными. Поэтому так же, как невозможно ни от чего не зависящее «чистое мышление», точно так же невозможно выработать эффективную и ни от чего на зависящую модель научной рациональности. Анализ языка, безусловно, является важнейшим средством философского исследования, так как философ имеет дело преимущественно с текстами, т. е. в каком-то смысле со вторичной, идеальной реальностью. Однако языковой анализ даже сам по себе не сводим лишь к критике и уточнению философских понятий.

Сциентистская традиция, которую мы подробно проиллюстрировали на примере неопозитивизма, весьма обширна. Отметим далее еще ряд направлений, которые в той или иной степени можно рассматривать как сциентистские.

Элементы сциентистского понимания природы философского знания присущи структурализму, прежде всего в его французском варианте [112]112
  Одной из «личностно-психологических» причин этого является тот факт, что он исторически развивался в прямой полемике с французским экзистенциализмом. Леви-Строс открыто дискутировал с Сартром, называя философию последнего «метафизикой для белошвеек». См.: Levi – Strauss. Tristes tropiques. Paris. 1969. P. 63.


[Закрыть]. Цель философии, считают его представители, заключается в поисках общего основания для естественных и гуманитарных наук. В наибольшей степени их сближает использование языковых структур. Окружающий нас мир, с этой точки зрения, представляет собой как бы совокупность зашифрованных истин. Это мир символики. Причем наиболее символичен обыденный язык, что и проявляется в необозримости интерпретаций смысла слов и выражений этого языка. Необходимо лингвистическими методами находить эти смыслы, «чистые образы» среди многообразия окружающих нас языковых структур.

Поэтому философия должна заниматься только лингвистическим анализом. К науке (но не к научному познанию) могут приближаться лишь некоторые философские концепции, заполняя те области, в которых наука пока неразвита. Однако по мере развития наук конкретно-научные предметные объяснения лишают философские умозрительные построения всякого смысла.

Таким образом, степень научности философии зависит от того, насколько она используется в науках. В этом смысле научная философия возможна только как прикладная дисциплина, и ее место не над науками, а между науками теоретическими (типа физики или математики) и гуманитарными эмпирическими (типа лингвистики), по образцу которых и должна строиться сама философия.

К сциентизму можно отнести и марксизм – философскую теорию, в которой была предпринята попытка целостного рассмотрения бытия, как природного, так и социального. Критически переработав философскую теорию Гегеля, классическую политэкономию Смита и Рикардо и утопический социализм Оуэна, Сен-Симона и Фурье, опираясь на материализм Фейербаха, К. Маркс (1818–1883) и Ф. Энгельс (1820–1895) создают философскую систему, важнейшими частями которой выступают диалектический и исторический материализм, экономическая теория и научный социализм. Исходя из тезиса о примате материального над идеальным, Маркс конкретизирует его применительно к обществу как первичность в конечном счете общественного бытия над общественным сознанием. Соответственно, проблема изменения жизни людей есть прежде всего проблема изменения общественного бытия, в котором центральное место принадлежит экономике. Это приводит к революционным выводам о необходимости насильственной смены экономической формации в результате классовой борьбы, победителем которой должен стать пролетариат, и о построении социалистического, а затем коммунистического общества. Наиболее значительным в данной концепции в философском плане является учение о диалектике и распространение его на исследование всех сторон бытия.

Одновременно именно в марксизме утверждается идея о том, что время философии в ее традиционном значении миновало и ее место занимает высшая стадия в развитии философии – диалектический материализм как наука о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления (Ф. Энгельс).

В. И. Ленин (1870–1924) трактует диалектический и исторический материализм как высший этап философского развития, синтезирующий в себе все достижения предшествующей философии, как наука, с созданием которой уже никакая специальная философия не нужна. Правда, необходимо отметить, что диалектико-материадиетический подход к исследованию бытия позволяет строить философские концепции и на более гибкой основе. В частности, в современных формах диалектического материализма всячески подчеркивается «двойственность» предмета философии, заключающаяся в том, что она является одновременно и наукой, и ценностно-мировоззренческим отношением к миру.

Если сциентизм базируется на абсолютизации рационально-теоретических компонентов философского знания, то антисциентизм исходит из того, что важнейшим признаком философии является ее ценностный характер. Истоки антисциентизма можно обнаружить в разделении Кантом теоретического и практического разума и его понимании сущности человека, который никогда не должен выступать в качестве средства чего-либо [113]113
  «Во всем сотворенном мире все что угодно и для чего угодно может быть употреблено всего лишь как средство; только человек, а вместе с ним каждое разумное существо есть цель сама по себе» (Кант И. Критика практического разума. Соч. Т.4. 4.1. М., 1965. С. 414).


[Закрыть].

В баденской школе неокантианства философия Канта подвергается антисциентистской интерпретации. Наиболее крупными представителями ее являются В. Виндельбанд (1848–1915) и Г. Риккерт (1863–1936). Здесь развивается трансцендентально-психологическое толкование, в котором особое внимание обращается на роль субъекта в процессе познания, и утверждается, что научное познание не является доминирующим фактором культуры, а научные методы, критерии и принципы не могут рассматриваться в качестве абсолютного эталона для других форм познавательной деятельности. Во взаимоотношениях объекта и субъекта гораздо важнее системы ценностей, на которых основаны в том числе и гносеологические отношения человека с миром. Человек не может освободиться от своей изначальной субъективности, которая оказывает влияние на все богатство его взаимоотношений с миром и другими людьми.

Цель философии не может быть сведена к анализу только научного познания, она должна исследовать все системы ценностей, которые существуют в человеческой культуре. Представители баденской школы неокантианства, полемизирующие с позитивизмом, который отводит философии «жалкую роль» «сшивать в одно целое лоскутья последних выводов специальных наук» [114]114
  Виндельбанд В. Прелюдии. СПб., 1904. С. 16.


[Закрыть], трактуют философию прежде всего как учение о ценностях (В. Виндельбанд).

Такая установка дает импульс, с одной стороны, выяснению специфики гуманитарного знания и его отличия от естественных и математических наук.

А с другой стороны, анализу философии прежде всего как формы вненаучного, а позже и внерационального сознания. Это приводит к созданию различного рода иррационалистических концепций типа бергсонианства или «философии жизни» с их ограничением разумного познания и абсолютизацией значения внерациональных (интуитивных, оценочных) факторов философского понимания бытия. Так складывается антисциентистская традиция в интерпретации предмета философии (А. Шопенгауэр (1788–1860), С. Кьеркегор (1813–1855), Ф. Ницше (1844–1900), В. Дильтей (1833–1911), А. Бергсон (1859–1941) и др.).

Рассмотрим особенности антисциентистской интерпретации философии на примере учений таких выдающихся философов современности, как М. Хайдеггер и К. Ясперс.

М. Хайдеггер полемизирует с представителями марбургской школы неокантианства, которые ограничивали философию лишь сферой гносеологии. Сведение философии к гносеологии, пишет М. Хайдеггер, приведет ее к уподоблению естественным наукам, и прежде всего математике. Он отмечает, что, говоря о невозможности существования метафизики как науки, И. Кант имел в виду ошибочность трактовок предмета философии по образцу физики или математики и выдвигал программу построения философии как особой науки, которая должна заниматься критикой разума, метафизикой природы и метафизикой нравов. Тем самым Кант на долгие годы задал классическую структуру философского знания.

В этом плане, отмечает М. Хайдеггер, великий мыслитель оказался гораздо глубже его ближайших интерпретаторов. У него метафизика и философия – это не одно и то же, поэтому выводы относительно метафизики не распространяются на всю философию в целом. Связано это с тем, что область философского мышления принципиально отлична от научного.

Во-первых, философия есть рефлексия (т. е. особое применение разума) в отношении самих наук, основанная на выявлении их гносеологических предпосылок и ограниченности. В этом смысле философия является своеобразной метанаукой, ибо затрагивает вопросы предпосылок научного знания в целом.

Во-вторых, философия, хотя и опирается на знания, но не должна к ним сводиться. В противном случае мы получим «циклопическую ученость» (выражение Канта), не более. «Без знаний никогда нельзя стать философом, но также и одни знания никогда не создают философов, если целесообразная связь всех знаний и навыков не образует единства и не возникает сознания соответствия этого единства высшим целям человеческого разума» [115]115
  Кант И. Трактаты и письма. С. 332.


[Закрыть].

Хайдеггер иронизирует, что неокантианцы попытались рассмотреть Канта лишь как теоретика физико-математической теории познания [116]116
  Heidegger M. Kant und das Problem der Metaphysik. Fr.a.M., 1973. S. 246–247.


[Закрыть]. Однако даже гносеологическая программа Канта выходит за рамки чистой гносеологии, так как, обосновывая возможность знания, он осуществляет это с более широких философских позиций. «Введением проблемы трансценденции на место метафизики ставится не «теория познания», а онтология, рассмотренная в ее внутренней возможности» [117]117
  Ibid. S.17.


[Закрыть].

Тем более, добавим мы, это справедливо по отношению к метафизике нравов, или практической философии, которую разрабатывает Кант. Его задача – показать, что этические нормы, которые он конструирует, не являются прихотью индивидуального сознания. Кант говорит о морали в идеальном смысле, как бы обосновывая ее самим устройством нашего мира, что делает ее нормы общезначимыми.

Далее, Хайдеггер дает иррационалистическую интерпретацию, пожалуй, самой рациональной части философии Канта, усматривая сущность философии в особом философском созерцании, которое является предпосылкой мышления. «Я должен через это созерцание уловить особенности мира, чтобы затем мыслить о нем». Такое созерцание, конечно, связано с рассудком, повторяет Хайдеггер вслед за Кантом, «но необходимая принадлежность чувственности и рассудка к сущностному единству не исключает, а подразумевает тот факт, что существует иерархичность в структурированном на основании мышления созерцании…» [118]118
  Ibid. S. 33.


[Закрыть]. Таким образом, считает Хайдеггер, именно Кант расчистил место для экзистенциальной метафизики.

С этой позиции Хайдеггер рассматривает науку как форму весьма ограниченного знания, особенно по сравнению с философией, если соотносить обе формы познания с бытием как таковым. Наука, по его мнению, как и любая конструкция человеческого разума, базируется на определенных ценностях и представляет собой особую ориентацию в мире, даже особое поведение. Центральной ценностной установкой в ней выступает положение о том, что мир можно полностью постичь рационально-теоретически, с помощью конкретно-научных методик. Такое познание мира, пишет Хайдеггер, изначально предметно ограничено. Знание есть лишь средство упорядочивания мира и выявляет лишь отдельные стороны состояния и бытия. «Именно для того, чтобы исследовать состояния бытия, были развиты методы наук, но они не приспособлены к тому, чтобы исследовать бытие этого сущего…» [119]119
  Heidegger M. Phänomenologische Interpretation von Kants «Kritik der reinen Vernunft». Gesamtausgabe. Fr. a.M., Bd. 25. S.35.


[Закрыть] Полная картина может быть представлена лишь в философии.

В поздних работах Хайдеггер под воздействием негативных последствий научно-технического прогресса занимает еще более жесткую позицию по отношению к научному познанию, отходя от поисков того общего, что есть между философией и наукой, и утверждая, что наука все более отчуждается от философии и культуры. Он характеризует науку как «вычисляющее мышление», которое является принципиально односторонним и основано на узких и прагматичных задачах. Это, собственно говоря, и не мышление в его широком смысле, так как сущность многих областей знания и феноменов жизнедеятельности людей (история, искусство, поэзия, язык, бог) не поддается жесткому опредмечиванию, недоступна науке [120]120
  Heidegger M. Was heißt Denken? Tübingen, 1954. S. 57.


[Закрыть].

Именно в этом плане можно сказать, делает вывод мыслитель, что наука вообще не мыслит. «От науки в мышление нет мостов, возможен лишь прыжок. А он переносит нас не только на другую сторону, но и в другую истинность» [121]121
  Ibid. S. 134.


[Закрыть].

Претензии науки на всесторонность исследования (а это одна из ее целей – сделать своим объектом все что угодно) имеют основанием лишь накопление количества исследуемых явлений, а это не позволяет раскрыть сущностную сторону бытия. Именно установка познать «что угодно и насколько угодно» выдает ограниченность науки.

Бытие можно познать только с помощью философии. Она мыслит о смысле, который делает вещь именно таковой, какая она есть. Истина бытия не связана с ее практическим использованием, как это имеет место в науках. Цель наук – овладение миром, но не понимание смысла. Философия не стремится овладеть бытием, а направлена на постижение его смыслов. Поэтому философское мышление так близко к поэзии и вообще к слову [122]122
  Ibid. S.155.


[Закрыть]. Постигая смысл бытия, философ самоосуществляется в нем. Ученый при исследовании все время смотрит на мир как бы сквозь «предметные очки». Философски же мыслящий человек повернут к миру лицом и слушает его зов, постигает его тайны, которые все больше закрывают от нас современные наука и техника.

Проблема познания оказывается у Хайдеггера связанной с проблемой трагичности существования человека. Познавательные (как и всякие иные) способности человека ограничены его существованием, которое в индивидуальном смысле конечно. Трагизм существования проявляется как страх личности перед бесконечностью бытия. Освободить человека от его переживаний способна только философия, ибо она дает надежду на проникновение в тайну бытия.

Остановимся теперь на взглядах другого великого немецкого философа, Карла Ясперса. Исходя из того, что и наука, и философия как формы сознания основаны на определенных ценностных системах, философ утверждает, что они абсолютно несовместимы. «Философское мышление по своему смыслу радикально отличается от научного» [123]123
  Jaspers K. Philosophische Autobiographie // K.Jaspers. Stuttgart, 1957. S. 27–28.


[Закрыть].

В науке в качестве высшей выступает познавательная ценность, тогда как в философии установка на обязательное достижение истины отступает на второй план. Философия является совершенно иным способом постижения бытия и принципиально не должна строиться по образцу каких-либо наук. Это подтверждается тем фактом, пишет Ясперс, что логическое доказательство, признающееся сциентистски настроенными мыслителями своеобразным эталоном доказательства, абсолютно неприменимо в философском мышлении. Более того, те формы рассуждения, которые в логике считаются ошибочными, а именно «противоречия, круг, тавтология… выступают как признаки различия между философским и научным мышлением» [124]124
  Jaspers K. Die großen Philosophen. Bd. 1. München, 1957. S. 450.


[Закрыть].

Если в науках мышление является лишь средством овладения знаниями и с их помощью – предметным миром, то философия есть мышление в чистом виде – самомышление, которое реализуется через внутреннюю деятельность человека.

Исходя из вышеуказанных положений, Ясперс проводит сравнительный анализ философии и науки. Важнейшая особенность науки – общезначимость ее результатов, что свидетельствует о выработке общих методов познания. Конечная цель науки – овладение предметным миром. Философия же сродни искусству, так как каждый философ создает уникальные произведения, являющиеся результатом его собственного творчества. Соответственно, философия – глубоко непрактичная форма духовного освоения бытия. «Если науки в своих областях получили достоверные и общепризнанные знания, то философия не добилась этого, несмотря на свои старания в течение тысячелетий. Нельзя не признать – в философии нет единогласия относительно окончательно познанного. То, что убедительно и признается всеми, становясь благодаря этому научным знанием, уже не философия… То, что любой образ философии… не пользуется единогласным признанием всех, вытекает из ее природы. Полученная же достоверность не является научной, т. е. одинаковой для каждого разума, а представляет собой удостоверенность» [125]125
  Jaspers K. Einführung in die Philosophie. München, 1971. S. 9 – 10.


[Закрыть].

Общезначимость результатов, достигаемая в науке при помощи общепринятой системы методов, порождает линейное, прогрессивное накопление знаний внутри отдельных дисциплин. Вектор науки направлен из прошлого в будущее, поэтому последняя по времени научная теория одновременно выступает и как наиболее истинная. В философии, как справедливо указывает Ясперс, такие направленность и линейность отсутствуют. Философа могут интересовать проблемы, поставленные тысячи лет назад. «Мы наверняка ушли намного дальше, чем греческий врач Гиппократ. Но вряд ли мы можем сказать, что ушли дальше от Платона. Мы лишь ушли дальше от того материала научных знаний, которым он пользовался» [126]126
  Ibid. S. 9.


[Закрыть].

Устремленность науки в будущее обусловлено ее нацеленностью на абсолютное познание мира. Это центральная ценностная установка ученых. Философы же, начиная с Сократа, ставили возможность этого под сомнение. Критиковать сциентистскую установку, присущую ученым, отмечает Ясперс, нельзя, так как она является важной предпосылкой научной деятельности, однако нельзя ее распространять на познание бытия в целом, ибо это порождает своеобразное суеверие, что «нашему рассудку доступна вся истина и вся действительность мира. Она заставляет питать абсолютное доверие к науке и беспрекословно подчиняться ее авторитету, воплощенному в представителях социальных инстанций» [127]127
  Jaspers K. Vom Ursprung und Ziel der Geschichte. Zürich, 1949. S. 124.


[Закрыть].

Нацеленность науки на абсолютное познание базируется на ее ценностной установке – предпочтительности частного познания перед общим. Предельная радикальность в постановке задач каждой из наук на самом деле означает предельное сужение предметной области. Эту черту науки Ясперс обозначает как принципиальную незавершенность. С одной стороны, наука стремится дать наиболее полную картину мира, а с другой – она сильно дифференцирована и каждая из наук описывает лишь часть мира, связанную с ее предметом. Чисто механистическое сложение таких картин мира не является картиной бытия в целом. Претензии науки беспредельны: там, где философ задумывается, ученый осуществляет. Последующая оценка этого действия, однако, может оказаться весьма негативной со стороны как самой науки, так и общества, вынужденного потом преодолевать сделанную учеными работу. В результате, занимая в каком-то смысле лидирующее положение в рамках общечеловеческой культуры, беря на себя несвойственные ей функции по выработке жизненных ориентиров для человека и человечества, наука в конечном счете «не может дать никаких целей для жизни. Она не выставляет ни одной общезначимой ценности» [128]128
  Jaspers K. Existenzphilosophie. Berlin, 1956. S. 8.


[Закрыть].

Таким образом, философия не имеет целью познать нечто как конечное, т. е. окончательно и навсегда. В философии более важной выступает цель личной удостоверенности в проблеме, в той или иной ситуации, в личном желании человека поразмышлять над ней. Наука всегда направлена на предмет. Это ее стихия, и здесь ей нет равных. Стихия философии – это бытие и место человека в нем, и здесь наука бессильна. «Познание философии касается целостности бытия, затрагивающей человека как человека, истины, которая там, где она засверкает, захватывает глубже всякого познания» [129]129
  Jaspers K. Einführung in die Philosophie, 1971. S. 10.


[Закрыть]. Это не значит, что необходимо отказаться от наук, нет. Более того, философия должна опираться на них, но всегда осознавая их принципиальную ограниченность. Она не хочет достичь скорейшего результата, но хочет всегда «быть в пути за истиной». «Поиск истины, а не обладание истиной является сущностью философии. Ее вопросы более существенны, чем ее ответы» [130]130
  Ibid. S. 13.


[Закрыть].

Особенностью философии является также и отсутствие необходимости доказывать свою правоту. Если науки борются за истину, то философия открывается лишь тому, кто этого хочет сам, она безразлична к числу ее слушающих и понимающих, будь в качестве таковых один человек или миллионы людей. «Она не сопротивляется там, где ее отклоняют, она не торжествует там, где ее слушают. Она живет в том единогласии, которое существует в основе человечества и может связывать всех со всеми» [131]131
  Ibid. S. 15.


[Закрыть].

Предметом философии выступает не знание о бытии, а сам факт мышления о нем, «не достижение знания, но методическое мышление, в результате которого мы приобщаемся к бытию» [132]132
  Jaspers K. Philosophische Logik. Bd. 1. München, 1958. S. 651–652.


[Закрыть]. Процесс этого приобщения и есть философствование, оно проходит несколько этапов. Изначально человек осознает свою заброшенность (помещенность) в предметный мир, от которого он зависит и с реалиями которого должен сообразовывать свою жизнь. Это этап ориентации в предметном мире.

Затем философствующий необходимо осознает как объективность и конечный характер этого предметного мира, так и недостаточность научного познания бытия. Наступает этап «прояснения экзистенции» и становления человека как самоосознающего существа. Человек пока смутно, но уже начинает понимать, что бытие богаче, чем окружающий предметный мир. Человек как бы ощущает, что существует и мир надпредметный. На этом этапе в человеке «просыпается философ». Процесс расшифровки символов и сигналов надпредметного, трансцендентного мира есть начало философского мышления. Ведущая роль здесь принадлежит не рассудку, а фантазии.

Человек чувствует свои слабость и бессилие перед объективными и необходимыми законами природы и общества и одновременно свою зависимость от случайности. Одних только знаний оказывается слишком мало для преодоления бесконечно сменяемых жизненных ситуаций. Более того, бывают ситуации, «из которых мы не можем выйти, изменить которые мы не в силах» [133]133
  Jaspers K. Einführung in die Philosophie, 1971. S. 18.


[Закрыть]. Преодоление «пограничных ситуаций» – наиболее важный этап для самосознания человека. В обыденной жизни человек «забывает», например, что он смертен и что его жизнь конечна, что он может быть виновным и нести внутреннюю ответственность за свои поступки. Человек легко выходит из перипетий обыденной жизни, отбрасывая такого рода размышления в сторону. Лишь в пограничной ситуации, когда ставится вопрос о самом существовании и надо выбирать между добром и злом, жизнью и смертью, верой и разумом и т. д., человек становится самим собой, проявляется как личность.

Философия «является преодолением мира, аналогом спасения» [134]134
  Ibid. S.19.


[Закрыть]. Это интеллектуальное спасение, спасение внутри размышлений, внутри рефлексии над предельными основаниями бытия. Философия – это аналог веры, но на интеллектуальном уровне, некий синтез веры и убеждения. Вера дает надежду, философия – осознание ее.

В русле классического антисциентизма в современном персонализме решается проблема специфики философии. Некоторые его представители прямо апеллируют к иррационализму, рассматривая его как реакцию «на недостатки определенной формы рациональности». Новое понимание рациональности, ее синтез с верой составляют сущность философии в персоналистском понимании: «Персонализм есть не что иное, как рациональная вера» [135]135
  Lacroix J. Le personalisme comme anti-ideologie. Paris, 1972. P. 160–161.


[Закрыть]. С этих позиций философия как нерациональное противопоставляется науке как рациональному: «Наука есть утверждение или отрицание, философия есть вопрошание… Или, что еще более существенно, но выражается плохо понимаемым словом, она есть рефлексия» [136]136
  Lacroix J. La philosophie: sa nature et son enseignement // La pensée, 1980. № 213–214. P. 50.


[Закрыть].

Философия противостоит науке как субъективное объективному. Однако, оговаривается Лакруа, субъективность в философии – это не психофизиологическая, а некая универсальная субъективность, когда субъект посредством личной рефлексии познает универсальные закономерности бытия. Субъективен сам метод, но не то, что получается в его результате. Философия не познает, но знает.

Следует отметить, что целый ряд проблем, поднимаемых антисциентистами, связан со сложностью определения специфики философии. Не случайно мы все время обращаемся к древним. Развитие философии не линейно, и проблема, поставленная тысячи лет назад, вполне может быть предметом философского обсуждения сегодня. В то же время трактовка истории философии как совокупности различных точек зрения вряд ли справедлива. Во-первых, философия опирается не только на субъективные переживания, но и на объективное и научное познание. Во-вторых, в науке субъективный фактор не менее важен. Наука, как и философия, зависит от субъекта творчества, и научное познание представляет собой субъектно-объектное отношение, результаты которого носят глубоко личностный характер.

Верным представляется нам решение представителями антисциентизма проблемы соотношения философии и идеологии. Действительно, идеологический каркас, накладываемый на философию, неизбежно подчиняет творчество философа внешней идее, при этом неважно, как мы ее оцениваем – негативно или позитивно. Даже если идея является истинной, она в этом случае становится догмой.

Один из любимых тезисов антисциентизма: философия – это не теория, а особый мыслительный процесс. Современный немецкий философ И. Шмукер-Гартман, развивая данный тезис, строит своеобразную философскую концепцию, которую обозначает как «дидактика философии» [137]137
  Schmucker-Hartmann J. Grundzüge einer Didaktik der Philosophie. Bonn, 1980.


[Закрыть].

Идеи, из которых он исходит, нам уже знакомы. Философия и наука – это антиподы. Наука – это теория. Философия – акт мышления. Поэтому науку мы можем усвоить путем определенной методики, связанной с запоминанием. В философии все обстоит по-другому. Способность к философии присутствует в каждом человеке, и обучение философии поэтому заключается в умении раскрыть эту способность в конкретной личности. В этом заключается талант философа как наставника. Было бы желательно, пишет немецкий мыслитель, вообще отказаться от употребления термина «философия»: количество философских концепций столь многообразно и многочисленно, что непонятно, о чем идет речь. Иногда же обучение философии подменяется кратким изложением концепций, которые были в ее истории. В итоге человек относительно полно усваивает какую-то одну концепцию или же получает поверхностное представление о многих.

Философию надо понимать именно как «дидактику философии», в которой на первый план выступает процесс обучения и самообучения особой культуре мышления. Исходный пункт обучения философии – осознание человеком того факта, что он является особой частью бытия, его элементом. Обучение философии должно начинаться с выявления степени этой самоосознанности, которая «обусловлена личным горизонтом индивида» [138]138
  Ibid. S. 25.


[Закрыть]. Его необходимо научить ориентироваться в мире, показав, что общепринятая ориентация (на уровне обыденного сознания) во многом случайна, тогда как философское мышление приводит к познанию наиболее сложных структур.

Понимание человеком его слитности с бытием позволяет ему осознать, что наука направлена на разрыв этого единства, ибо ввергает его самого или сообщества людей в царство антигуманности и борьбы с природой. Наука, делает вывод Шмукер-Гартман, основанная на вере в рациональное, разрушает мир, а философия ведет к надрациональному постижению бытия, сливая познание, сознание и веру в единую гармонию.

Таким образом, мы видим, что для классического антисциентизма характерно скорее не просто отрицание науки, а ограничение сферы ее действия, особенно когда речь идет о сущности человека, определении его места в мире. Соответственно, философия рассматривается как особая область постижения мира, базирующаяся на его духовном освоении нерациональными методами. Методы науки применимы для конкретной предметной области: здесь наука результативна. Но они абсолютно неприменимы для сфер бытия, которые нельзя втиснуть в рамки какого-либо предмета.

Наиболее сильной стороной данных концепций, как нам представляется, выступает анализ философии и науки в широком социокультурном контексте. Представители антисциентизма уловили целый ряд негативных тенденций научно-технического прогресса. Однако вину за это они возложили на саму науку и технику, не учитывая ответственности всего общества за контроль над использованием их результатов.

И наконец, в рамках антисциентизма детально разрабатывается ценностно-эмоциональная сторона философии, ее понимание как особой формы ценностного сознания.