Текст книги "Философия"

С другой стороны, изучение философских проблем гуманитарных наук невозможно без герменевтического проникновения в социокультурный контекст, без исторического анализа среды функционирования гуманитарной культуры, в которой гуманитарные науки сами становятся неотъемлемым ее моментом, сами живут в истории и творят историю. Они развиваются вместе с развитием общества и его культуры.

При этом есть существенное отличие интерпретации в гуманитарном знании и в философии как особом знании о предельных основаниях бытия. Конкретное гуманитарное знание посредством интерпретации текста пытается прежде всего соотнести находимые им смыслы с фактами. Направленность интерпретации здесь понятна – это как можно более адекватная интерпретация, т. е. по возможности максимальное приближение к действительному положению дел. Данная задача, как мы уже видели в случае с историей, представляется трудно выполнимой (вряд ли вообще выполнимой полностью).

Философская интерпретация в некоторых случаях вообще может не иметь никакой связи с реальной действительностью, с материальными фактами и явлениями. Если любая интерпретация представляет собой работу мышления, «которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении» [259]259
  Рикер П. Конфликт интерпретаций. М., 1995. С. 18.


[Закрыть], то философская интерпретация одновременно выступает как деятельность мышления, которая приумножает смыслы, создает новые, которые изначально могли и не содержаться в тексте. А это в свою очередь означает, что анализ культуры (как своеобразного метатекста) не может быть сведен к филологическим, лингвистическим или другим специальным исследованиям. Он должен представлять собой именно философское осмысление, осуществляемое на «рубеже двух сознаний, двух субъектов» для реализации герменевтических устремлений по раскрытию имеющихся смыслов и созданию новых, так как диалог культур есть прежде всего смысловой диалог.

Философия, таким образом, является своеобразной квинтэссенцией гуманитарного знания, так как она увеличивает, если так можно сказать, сам массив смыслов. Она стоит в центре того, что когда-то было принято называть «науками о духе». Она оперирует не просто со вторичным бытием, представленным нам в виде текстов, а с интерпретациями этого бытия. Поэтому предметная область философии, т. е. область применения герменевтического метода, принципиально не ограничена. Анализируя «вторичный» материал в качестве «первичного», философ имеет дело с иной реальностью, отличающейся от фактического, материального бытия. Работая на уровне понятий и категорий, на уровне идей, он в каком-то смысле всегда является идеалистом, мир идей – это его жизненная стихия.

Если наука стремится к однозначности результатов, то в философии такая установка имеет место в гораздо меньшей степени. Субъект и объект познания в ней слишком тесно переплетены. В качестве объекта могут выступать субъективные переживания, мысли субъекта о мире. Поэтому и понятие объективности в философии столь многозначно и не должно рассматриваться лишь как соответствие действительности.

Действительность текстов составляет особое герменевтическое поле философской деятельности как совокупности бесконечных потенциальных смыслов, где стираются временные и пространственные грани. Это особое образование, в котором осуществляется вневременной диалог между эпохами и мыслителями, их представляющими. Здесь нет понятия истории как чего-то прошедшего и нет понятия будущего как чего-то наступающего. Здесь царство одновременности (в смысле возможности осуществить диалог), в котором все мыслители и реального прошлого, и настоящего становятся современниками, ведут между собой диалог, взаимно отрицая и взаимно дополняя друг друга. Преодолевая временное расстояние, «становясь современником текста, интерпретатор может присвоить себе смысл: из чужого он хочет сделать его своим, собственным; расширение самопонимания он намеревается достичь через понимание другого. Таким образом, явно или неявно, всякая герменевтика выступает пониманием самого себя через понимание другого» [260]260
  Там же. С. 25.


[Закрыть].

Осуществляя герменевтическую работу, философ выступает как наиболее свободный интерпретатор текста, что выводит его размышления за рамки самого текста, а интерпретаторское творчество здесь может достигать наивысшей силы. В науках, если однажды открытый смысл, зафиксированный в соответствующей концепции, подвергается интерпретации, то на его базе возникает другая концепция, а к той первой концепции возвращения не происходит.

Поэтому научные концепции, как только возникают новые теории, превращаются в научно-исторические памятники, которые интересны лишь историкам науки. Смысловое поле науки как бы «вытянуто» к будущему, и связь с предшествующими концепциями проявляется лишь генетически. Философский текст (кроме специальных историко-философских задач) не является только культурно-историческим памятником, но представляет собой открытую концептуальную систему: философ ищет в тексте новые смыслы и вправе допустить любую его интерпретацию с целью поиска смысла и ценностей, заложенных в тексте потенциально и раскрывающихся в контексте новой социокультурной и пространственно-временной заданности. То, что в результате такой интерпретации в некоторых случаях происходит отступление от канонизированного философского текста, тесно связано с одной из задач философии – приращением философского знания. Часто мысль, в контексте ушедшей эпохи второстепенная, оказывается современной. Изучение истории философии ценно не само по себе, не ради удовлетворения праздного любопытства, а ради уяснения наших сегодняшних мыслей о бытии и человеке. Платон или Кант современны для нас в силу потенциальной возможности интерпретации их текстов сегодня, в силу возможности учиться у этих мыслителей силе и красоте мысли.

Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сделать вывод, что философия выступает как реализация творческих потенций человеческого сознания, которые осуществляются на самом обширном первично-бытийном, вторично-коммуникационном и семиотическом поле, включающем в себя рациональное исследование феноменов бытия, конструирование новых смыслов, позволяющих взглянуть на мир «с иной стороны», со стороны эстетическо-художественного восприятия мира и человеческих взаимоотношений.

Философия реализуется в пульсирующем многообразии вариантов решения тех или иных проблем, исторических подходов. И все вместе это создает поле философской деятельности. В ней никогда предшествующий материал не отбрасывается полностью как устаревший и ненужный (как часто бывает в конкретных науках), но зато он постоянно интерпретируется последующими философами, которые могут весьма значительно изменить смысл, стиль и даже ценностные ориентиры автора.

Философия является интегральной формой интерпретации, осуществляемой на уровне самосознания всей общечеловеческой культуры. Это особая герменевтическая деятельность, ищущая, находящая и конструирующая смыслы бытия и человеческого существования.

Философ интерпретирует, учитывая весь социокультурный контекст эпохи, те ценности, которые носят общечеловеческий и индивидуальный характер, но всегда преломляя их через свое собственное миропонимание и мироощущение.

Богатство квазиэмпирического базиса философии, особое отношение к историческим текстам задает и совершенно отличную от других наук и иных форм творчества структуру философского текста. Он всегда синтетичен. Конкретно-научный текст стремится избавиться от многозначности понятий, метафор, эмоциональных форм выражения мыслей. Художественный текст, напротив, стремится к метафорически символической форме изложения. Философский же текст представляет собой гармоничное соединение фрагментов научного, обыденного и художественного языков, границы между которыми размыты и слиты в одном содержании. Но это не мозаичный текст, составленный из случайных языковых фрагментов, так как последние проходят особую философскую интерпретацию.

Философский текст – это совокупность интерпретаций автора по поводу предельных вопросов, заданных бытию и самому себе.

Процесс создания философского текста (что аналогично созданию философской концепции или системы) иногда обозначают как «концептуализацию философского знания». Это переход от уровня обыденного с помощью определенной экспликации на уровень достижения «предельного абстрактного уровня категориального содержания философских терминов» [261]261
  Маркарян Э. О семантических уровнях языка философии // Вестн. общественных наук АН Арм. ССР. 1979. № 7. С. 55.


[Закрыть]. Экспликация (обработка, уточнение) понятий означает их анализ «сквозь призму категориального аппарата философских терминов» [262]262
  Брутян Г.А. Концептуализация философского знания // Вопросы философии. 1980. № 11. С. 89; см. также: Юдин Э.Г. Системный подход и принцип деятельности. М., 1978. С. 83.


[Закрыть] с целью выявления их философской значимости, т. е. возможности отражать предельные стороны бытия и человека.

Категории философии отличаются, с одной стороны, высокой степенью экстраполяции, а с другой – богатством содержания, что позволяет философской мысли переходить «от одного обобщения к другому между предельно общим и предельно единичным предметом» [263]263
  Лосев А.Ф. О значении истории философии для формирования культуры мышления // А.Ф. Лосеву к 90-летию со дня рождения. Тбилиси, 1983. С. 150.


[Закрыть]. Реализуется данный процесс концептуализации построением философской категориальной системы. Поскольку философия является не только теоретическим отражением мира, но и ценностно-эмоциональным его переживанием, специфической чертой языка философии остается «размытость границ между языком философии и языками конкретных наук, как и между языком философии и обыденным, естественным языком» [264]264
  Горский B.C. Историко-философское истолкование текста. Киев, 1981. С. 116; Маркарян Э. Указ. соч. С. 49–50.


[Закрыть].

Для философии также характерна принципиальная незавершенность и некоторая неопределенность. «В абстракции завершенного знания нет места ничему неопределенному, но там нет места и философским категориям… есть знание, но нет познания. В любом реальном (человеческом) познании всегда существует непознанное, для предварительного охвата которого необходимы ступени познания – философские категории» [265]265
  Баженов Л.Б. Строение и функции естественнонаучной теории. М., 1978. С. 79.


[Закрыть].

Конечно, эта неопределенность может быть в некоторых случаях абсолютизирована, и тогда характеристиками философской концепции являются только «смутность» и непонятность, затрудняющие ее трактовку как формы рационально-понятийного освоения бытия. В отличие от естественных наук философия не претендует на обязательное открытие чего-то нового. В философии такое случается чрезвычайно редко, да и неясно, что значит новое в философии. Разве устарела философия Сократа, Канта или Платона?

Это обусловливает особенности философской аргументации. Доказательство в конкретной науке ограничено сферой предметной области последней, и наука получает своеобразную «льготу» – не замечать выходящих за эти рамки фактов и явлений. «Научную истину отличают точность и строгость ее предсказаний. Однако эти прекрасные качества получены экспериментальной наукой в обмен на согласие не покидать плоскость вторичных проблем, не затрагивать конечные, решающие вопросы… Но экспериментальная наука – только ничтожная часть человеческой жизнедеятельности. Там, где она кончается, не кончается человек» [266]266
  Ортега-и-Гассет X. Указ. соч. С. 80.


[Закрыть].

Философия не имеет возможности обосновать исходные принципы в какой-то метанауке, занимающей по отношению к ней более высокую степень общности.

Кроме того, в философии аргументация не сводится к утверждению истинности тех или иных положений. Ведь различие философских позиций позволяет одновременно сосуществовать разным истинам, разным ответам на один и тот же вопрос. Убедительность обосновываемых положений зависит от умения философа сочетать в своей аргументации не только логику, но и психологию, он должен воздействовать на субъекта, формировать в нем идею, в истинности которой человек уверен.

Философии свойственны и особые языковые средства. Зная терминологический аппарат математики, человек, по-видимому, будет способен воспринимать любой математический текст. Знание же терминологического аппарата одной философской системы вовсе не гарантирует понимания других концепций. Причем на современной стадии развития философии, когда многие философские концепции исходят непосредственно из обыденного сознания и происходит усиленное «размывание» традиционных границ классической философской терминологии, данная проблема даже усиливается.

Не случайно Ортега-и-Гассет предостерегает философов от запутывания своих учений. «Я всегда полагал, что ясность – вежливость философа, к тому же сегодня, как никогда, наша дисциплина считает за честь быть открытой и проницаемой для всех умов в отличие от частных наук, которые с каждым днем все строже охраняют сокровища своих открытий от любопытства профанов, поставив между ними чудовищного дракона недоступной терминологии. По моему мнению, исследуя и преследуя свои истины, философ должен соблюдать предельную строгость в методике, однако когда он их провозглашает, пускает в обращение, ему следует избегать циничного употребления терминов, дабы не уподобиться ученым, которым нравится, подобно силачу на ярмарке, хвастать перед публикой бицепсами терминологии» [267]267
  Там же. С. 54.


[Закрыть]. Поскольку философия оперирует понятиями, то их «ментальное содержание… можно изложить. То, чего нельзя высказать, что является невыразимым, не является понятием, и познание, состоящее из невыразимого представления об объекте, будет чем угодно, пусть даже – если вам угодно – высшей формой познания, но никак не тем, что мы ищем за словом „философия“» [268]268
  Там же. С. 104.


[Закрыть].

Философия является двойственной формой сознания, в которой органично переплетаются рационально-теоретические и ценностные аспекты духовного взаимодействия Человека с Миром. Разнообразие концепций в ней отражает различные стороны философского отношения к миру. Философию нельзя усвоить, не пропустив ее через собственное сознание, факторы же, влияющие на приобщение человека к той или иной философской системе, чрезвычайно разнообразны. Ценность философии определяется тем, насколько удается ей выразить цели и интересы отдельного человека и человечества в целом.

Двойственность философии и широкий квазиэмпирический базис придают ей характер предельного, хотя и не абсолютного, знания. Если философ анализирует такую форму сознания, как науку, то он этот анализ проводит не изнутри последней и не с точки зрения другой науки, например логики, а с позиции выявления мировоззренческого и гуманистического содержания ее предельных оснований в культуре. И это «не размывание границ методологического анализа, не утеря присущих ему строгости и четкости, как этого опасаются некоторые защитники «чистоты» методологии, а вполне закономерное продолжение и расширение собственно методологической проблематики» [269]269
  Швырев B.C., Юдин Б.Г. Методологический анализ науки. М., 1980. С. 60.


[Закрыть]. Философия опирается на весь познавательный опыт человечества и не должна замыкаться в рамках «новейшей супернаучной» методологии. Это позволяет ей видеть ограниченность и относительность любого познания и его недостаточность для ориентации человека в мире.

В то же время наука рассматривается в философии как важнейший, хотя и «один из», элементов общечеловеческой культуры, который на современном этапе занимает своеобразную позицию «лидера», вынуждая ориентироваться на нее иные формы постижения мира. Анализируя познавательную деятельность, философия показывает, что она не сводима к науке и познание мира имеет более широкий, не ограниченный наукой характер.

Таким образом, философия занимает в культуре интегрирующее положение, противостоя абсолютизации отдельных сторон последней. В качестве рационально-теоретической формы сознания философия выступает как самосознание теоретической деятельности, как ценностная форма сознания – самосознание всех форм ценностно-мировоззренческого постижения мира, что позволяет ей быть самосознанием общечеловеческой культуры и выдвигать рациональные и ценностные ориентиры перед Человеком и Человечеством. В основе философской рефлексии лежит герменевтическая интерпретация, в процессе которой отыскиваются и конструируются общекультурные и личностные смыслы бытия и человеческого существования.

Раздел 2
Сущность и основные формы бытия

Глава 1. Философские размышления над предельными основаниями бытия

Выделяя предметные уровни в проблемном поле философии, мы указывали, что важнейшим из них выступает онтологический. Здесь человек ставит вопрос о сущности бытия (мира, космоса), о том, что лежит в его основе, об основных формах его существования и направлениях его развития. Частные науки отвечают на подобного рода вопросы лишь в рамках собственного предметного поля. Например, физик, исходя из определенной физической концепции, может утверждать, что мир конечен или что пространство и время являются некими заданными «вместилищами» реальных объектов и отношений и т. д.

Философия ставит данные проблемы в наиболее общей, предельной форме, выделяя всеобщие предпосылки бытия и исследуя наиболее общие взаимоотношения между миром и человеком. Конечно, ответы на поставленные вопросы могут быть при этом различными, вследствие разнообразия способов мышления. В качестве основы мира могут быть приняты как духовные, так и материальные образования, одна или несколько субстанций и т. д. Общим здесь выступает подход к постановке и решению проблемы на предельном онтологическом уровне. В историко-философской традиции онтологическая проблематика разрабатывалась в рамках метафизики.

Метафизика (букв, от греч. – после физики) трактовалась изначально как особая наука о сверхчувственных принципах и началах бытия. В философию данный термин был введен в I в. до н. э. Андронником Родосским, систематизатором трудов Аристотеля (так он назвал соответствующее сочинение философа, помещенное «после физики»), и часто выступает как синоним термина «философия». У Платона философия – это высший тип знания, восходящий от «эмпирической реальности к бестелесным сущностям («идеям») по иерархической «лестнице» понятий» и нисходящий «обратно к чувственному миру» [270]270
  См.: Доброхотов А.Л. Метафизика // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 362.


[Закрыть].

Аристотель классифицировал науку следующим образом:

Соответственно, по Аристотелю, логика выступает как особая область знания, исследующая формы мышления, а поэтому предшествующая философскому размышлению. Это – некоторая школа научения рассуждениям. Метафизика – наука о бытии, которая по своему значению и ценности занимает первое место. Она исследует бытие само по себе (онтология) и божественное бытие (философская теология). Иными словами, метафизика «рассматривает бытие независимо от конкретного соединения материи и формы» [271]271
  Там же.


[Закрыть]. Это отличает ее и от других теоретических наук, и от наук практических. Классификация Аристотеля во многом и сегодня сохранила свое значение для европейской философской традиции.

Термин «онтология», происходящий от сочетания древнегреческих слов «онтос» (сущее) и «логос» (знание), обозначает собой знание о сущем, или метафизику бытия. Так понимается онтология до сих пор – как учение о предельных, фундаментальных структурах бытия. Выделение онтологии в отдельную философскую дисциплину означает, что она, являясь основополагающей частью метафизики, не отождествляется с ней. Это своего рода метафизика бытия, во всех его многообразиях, поэтому онтология опирается и на другие теоретические дисциплины, а также на конкретные науки.

Онтология возникает в истории человеческой культуры одновременно с философией. Последняя в отличие от эмпирических наук, как отмечает А.Л. Доброхотов, с самого начала должна была отстаивать свое право называться наукой. «Эмпирическая наука не нуждалась в такого рода самооправдании: наличие опыта и как материала для обобщения, и как критерия эффективности идеи служило достаточной гарантией целесообразности науки. Но философия претендовала на осмысление того, что в принципе не могло быть предметом опыта. Поэтому решающим для самообоснования философии был вопрос о том, может ли мысль независимо от опыта открыть объективную общезначимую истину» [272]272
  Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской традиции. М., 1986. С. 6.


[Закрыть].

В качестве базовой предпосылки построения онтологии всегда выступала некоторая искусственно сконструированная идея сущности бытия. Философы исходили из того, что такая идея позволяет мысленно объединить самые различные предметы и явления мира по признаку их существования. Существование различных предметов и явлений и признавалось бытием как таковым. Но наряду с этим возникал вопрос о том, что же лежит в основе мира, нет ли некого особого образования, которое или содержится во всех предметах и явлениях мира, или из него все их можно выделить.

Понятие «субстанция» (от лат. substantia, т. е. первооснова, сущность) и обозначает некоторую реальную основу конкретного мира, проявляющуюся в самых различных формах существования предметов и явлений.

Относительно решения вопроса о том, сколько субстанций лежит в основе бытия, сложились два основных направления. Те философы, которые считают, что в основе мира лежит одна единая субстанция, называются монистами. Например, Б. Спиноза создал монистическое учение о субстанции, которая у него является причиной самой себя: «Под субстанцией я разумею то, что существует само в себе и не нуждается в представлении другой вещи, из которой оно должно было бы образоваться» [273]273
  Цит. по: Антология мировой философии. Т.1. Ч. 2. С. 354.


[Закрыть]. Субстанция совпадает с мыслящим, интеллектуальным Богом. «Бог… первая причина всех вещей, а также причина самого себя – познается из самого себя» [274]274
  Цит. по: Спиноза Б. Избр. произв. в 2-х томах. Т.1. М., 1957. С. 82.


[Закрыть]. В результате Бог сливается с природой, что в истории философии называется пантеизмом. Конкретные вещи порождаются единственной субстанцией, становясь ее проявлениями, или модусами.

Те, кто считают, что в основе единства мира лежат два исходных начала – дух и материя, – называются дуалистами. Дуалистический вариант создает в своей метафизике Р. Декарт. Общее понимание субстанции у него близко к спинозовскому: «Разумея субстанцию, мы можем разуметь лишь вещь, которая существует так, что не нуждается для своего существования ни в чем, кроме самой себя» [275]275
  Декарт Р. Антология мировой философии. Т. 2. С. 249.


[Закрыть]. Мир состоит из двух видов субстанций. Духовная субстанция неделима, вечна, фактически это мышление, от которого производим его модусы – чувства, воображение и др. Мышлению присущи врожденные идеи, которые не могут быть приобретены в опыте. К ним относятся прежде всего идеи бога, числа. Материальная субстанция, напротив, бесконечно делима, и от нее производны модусы протяжения – геометрические и физические свойства мира. Соответственно, все знания о мире, развивающемся по естественным законам, могут быть приобретены в результате опытного знания.

Г.-В. Лейбниц развивает плюралистическое учение о множественности субстанций, лежащих в основе мира. Это особые духовные единицы, или точки, они просты, лишены частей, непространственны. Лейбниц называет их «монады», а свою метафизику – монадологией.

Монистическое понимание единства мира в истории философии реализовалось в двух основных философских направлениях – идеалистическом и материалистическом. Идеалистический монизм исходит из того, что в основе мира лежит дух, идеальное начало (Бог, Идея, Абсолютный Разум). Наиболее крупные представители данного течения в философии – это Платон и Гегель. Материалистический монизм (Фалес, Гераклит, Спиноза, диалектический материализм) кладет в основу мира некое материальное начало. Правда, следует отметить, что в обоих случаях речь шла о мыслимом материальном начале. Материю нельзя было «потрогать», точно так же как и «идею». Более того, на ранних этапах развития философии, когда происходило становление проблематики, идеалистическая и материалистическая позиции могли пересекаться. Для философии вообще характерно взаимопроникновение школ и концепций, поэтому любые классификации в ней достаточно условны. Тем не менее остановимся на двух только что названных подходах.

2.1. Субстанциальный материализм

Материалистические толкования сущности бытия исторически возникают раньше идеалистических вариантов, что отражает первичность чувственно-конкретного подхода, основанного на определенном «упрощении» проблемы, ее сведении к более простым и понятным, чувственным образам, которые создавались по принципу аналогии. В качестве центрального элемента онтологической картины субстанциального материалистического монизма выступало некоторое конкретное, реальное начало (или группа начал).

Так, Фалес «началом всех вещей… полагал воду» [276]276
  Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. С. 101.


[Закрыть]. Истоком такого предположения, сделавшего Фалеса основателем материалистической традиции, как считал Аристотель, было наблюдение того факта, что все возникает из воды и «все ею живет», «а то, из чего все возникает, – это и есть начало всего» [277]277
  Аристотель. Метафизика. Кн.1, гл. 3 // Аристотель. Соч. в 4-х томах. Т. 1. М., 1975. С. 71.


[Закрыть]. Однако материальная субстанция сама по себе пассивна, требуется некоторая сила, которая приводит это начало в движение. «Элементарную влагу пронизывает божественная сила, приводящая воду в движение» [278]278
  Фрагменты ранних греческих философов. С. 114.


[Закрыть], поэтому мир у Фалеса одушевлен и полон божества [279]279
  См.: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 71.


[Закрыть]. Онтологическая предпосылка – поиск одного первоначала – определяла и характер философствования в целом: «"Ищи что-нибудь одно мудрое, выбирай что-нибудь одно доброе, так ты уймешь пустословие болтливых людей". Таков девиз первого философа, его философское завещание» [280]280
  Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 128.


[Закрыть].

В этот же период появляются и более абстрактные представления о субстанциальной основе мира. Так, Анаксимандр (ученик Фалеса) говорит об апейроне. Точно определить, что же такое апейрон, невозможно. Одни считали, что это нечто среднее между огнем и воздухом, другие – что это смесь земли, воды, воздуха и огня, третьи склонялись к мысли о принципиальной неопределенности апейрона. Однако «все древние авторы согласны с тем, что апейрон Анаксимандра материален, вещественен» [281]281
  Там же. С. 129.


[Закрыть]. Апейрон был безразличен к стихиям, а значит, и несводим к ним. Ему были свойственны бесконечность и беспредельность. Апейрон был вечен, и ему было присуще свойство движения. Апейрон лежал в основе происхождения мира и всего, что есть в мире, включая и происхождение жизни. Кроме того, возникновение и развитие мира Анаксимандр объяснял без помощи внешней божественной силы. Не случайно Августин упрекал Анаксимандра в том, что он «ничего не оставил божественному уму» [282]282
  Цит. по: Чанышев А.Н. Указ соч. С. 131.


[Закрыть].

Анаксимен (ученик Анаксимандра) отходит от абстрактных представлений своего учителя и говорит, что апейрон – это качество самой бескачественной из стихий – воздуха. Именно воздух лежит в основе всего, «ибо из него все рождается и в него вновь разлагается» [283]283
  Фрагменты ранних греческих философов. С. 134.


[Закрыть].

Гераклит считал первоэлементом мира огонь, а все вещи у него суть лишь «обменный эквивалент огня – возникают из него путем разрежения и сгущения» [284]284
  Там же. С. 177.


[Закрыть].

Другие философы клали в основу мира не одну, а несколько стихий. У Лукреция находим поэтическое описание одной из таких систем:

 
«…Иль за основу всего принимают четыре стихии,
Именно: землю, огонь, дыхание воздуха, влагу.
Первым из первых средь них стоит Эмпедокл Акрагантский» [285]285
  Там же. С. 338.


[Закрыть].
 

Как свидетельствует Аристотель, по мнению Эмпедокла, данные элементы «всегда сохраняются и не возникают, а в большом или малом количестве соединяются в одно или разъединяются из одного» [286]286
  Аристотель. Метафизика. Кн.1, гл. 3. Указ. соч. С. 72.


[Закрыть].

Анаксагор выступает против сведения первоначал мира к каким-либо стихиям. Начал не одно и не несколько, их бесконечное множество. Они представляют собой мельчайшие частицы – гомеомерии, или семена вещей – тех предметов и явлений, которые нас окружают. Эти частицы нельзя познать чувственно, но можно мыслить. Гомеомерий бесконечно много, и они бесконечно делимы, возникают и уничтожаются путем соединения или разъединения, содержат в себе все, но в мельчайших количествах. Гомеомерии материальны и как бы беспорядочно рассыпаны в мире. В этом плане они пассивны, и для их упорядочивания необходим Ум (Нус) в качестве творящей причины. «Все вещи были вперемешку, а ум пришел и упорядочил» [287]287
  Фрагменты ранних греческих философов. С. 515.


[Закрыть].

Своеобразной вершиной в поисках субстанциальной основы мира в исследуемой традиции выступает атомизм Демокрита и Левкиппа. Согласно данной концепции в основе всего лежат материальные начала – атомы. Таким образом, доля абстракции здесь значительно возрастает. Атомистическая концепция стала своеобразным синтезом материализма и рационализма.

В онтологии атомистов представлено решение проблемы соотношения бытия и небытия, которая была выдвинута элеатами. Понятия бытия и небытия истолковываются физически: они противопоставляются как атомы и пустота. Соответственно, признается существование небытия как физической пустоты, пустого пространства.

Атом (буквально – «неделимое») понимается как мельчайшая, непроницаемая, плотная частица, которая не содержит в себе пустоты, бытие трактуется как совокупность бесконечного числа атомов. Пустота в свою очередь – это своеобразное условие всех процессов, некое вместилище, которое не оказывает влияния на бытие. Атомы перемещаются в пустоте, разлитой в мире повсюду как бы в виде особого воздуха. Возникновение вещей есть определенная комбинация атомов, а уничтожение вещей – есть распад последних на части, в предельной форме – на атомы. Атомы имеют внутренние, или бытийные, свойства (неделимость, плотность, вечность, неизменность и т. д.) и внешние свойства – формы. Число этих форм бесконечно, что и определяет бесконечное разнообразие явлений. Кроме того, атом обладает свойством движения, которое может быть осуществлено только в пустоте.

Таким образом, перед нами предстает мощная онтологическая картина мира, в которой «возможны возникновение и уничтожение, движение, множественность вещей. Атомисты примирили таким образом Гераклита и Парменида: мир вещей текуч, мир элементов, из которых состоят вещи, неизменен» [288]288
  Чанышев А.Н. Указ. соч. С. 185.


[Закрыть]. Принципы изложенной онтологии, согласно Демокриту и Левкиппу, являются всеобщими, с их помощью объясняются все явления, в том числе и не имеющие непосредственно физической природы. Так, например, душа – это также совокупность определенных атомов. Исходя из атомистической концепции объясняются также биологические, социальные и моральные явления [289]289
  См.: Лурье С.Я. Демокрит. М., 1970.


[Закрыть].

Значение атомизма было огромным. На этой философской основе базировалась физика Ньютона, и атомистические представления о мире, хотя и в сильно измененном виде, дошли вплоть до наших дней.

2.2. Субстанциальный идеализм

Поиски философами основополагающей структуры бытия в рамках данного направления приводили к представлению о совпадении бытия и мышления о нем. Вариантов точек «пересечения» бытия и мышления было достаточно много [290]290
  Пифагор усматривал такое совпадение в числе, Гераклит – в слове и др.


[Закрыть], но наиболее значительным из них было учение о бытии древнегреческого философа Парменида, которое Гегель охарактеризовал как начало метафизики и философии в собственном смысле этого слова. В свою очередь Б. Рассел оценил значимость данного факта в негативной форме, считая, что именно с этого момента начинается метафизика в ее отрицательном значении.

Парменид ставит две взаимосвязанные между собой проблемы: соотношение бытия и небытия и соотношение бытия и мышления. Сначала он разбирает логические возможности соотношения категорий бытия и небытия, вскрывая ряд парадоксов (он их называет «западни») на пути истины. Если мы допускаем существование небытия, то оно, как предельное понятие, отождествляется с бытием, если мы не допускаем существование небытия, то бытие и небытие нетождественны. Сам Парменид склоняется ко второму решению, причем впервые в философии пытается доказать данный философский тезис. «До него философы главным образом изрекали, в лучшем случае они опирались на аналогии и метафоры» [291]291
  Чанышев А.Н. Указ. соч. С. 152.


[Закрыть].