Текст книги "Куранты про комедианта и колдунью"

Картина 7

Небольшой зал в «Старом Зимнем». Здесь только что закончились «смотрины» приезжих комедиантов. Лицом к зрителям сидят избранники, «узкий круг», любимчики Елизаветы, кому она доверила свой каприз. Сдержанные аплодисменты. Только Великий князь отчаянно хлопает в ладоши и кричит «Браво!»

Елизавета – (К Сумарокову.) Интересно, что скажет наш пиит про эту духовную притчу?

Сумароков – Ах, матушка-государыня, да ведь и вся-то радость, что язык русский слышишь. Только, что за манеры? Мужицкие…

Разумовский – (Возмутился.) Эка бида – «манэры»! Зато я розумию, про що балачкы люды вэдуть. А вид манэр твоиих французив та итальянцив, колы ни бэльмэса нэ розумиишь, йий, право, до сна клоныть.

Елизавета – «Ангелочек» мил… Уж так мил, мальчишка!

Екатерина – Всех и всё разом, одной чёрной меркой я бы не стала мерить, уважаемый Александр Петрович.

Великий князь – (Выставляя вверх большой палец.) «Грешник», «грешник»! Во!

Екатерина – Князь, я разделяю ваше мнение.

Елизавета – Боже! Исторический случай! Князь с княгиней не разошлись во мнениях! Только ради этого согласия я рада приезду комедиантов! И всё же, Александр Петрович, когда ты собираешься с ними нам свои пиесы показать?

Сумароков – И, матушка, я полагаю, государыня, вам интереснее ихние экзерсисы увидеть сначала, мои-то вам, поди, и наскучили…

Елизавета – Скромность, скромность!.. Так, чем всё же ты с ними в следующий раз нас будите удивлять?

Сумароков – И, матушка, один их заводило, Волков, столько оказывается понаписал… со мной поспорит…

Елизавета – Да, он уж сказывал мне… Однако ведь это всё тоже больше мужицкое, а тебе, говоришь, не по нраву?

Сумароков – Может, ломоносовскую трагедию «Тамара и Селим»? Есть у них в запасе.

Великий князь – (Озорно.) Ваш пиит, ваш «Северный звезда», сударыня, много боится, что его свет даст мало свет через мужика.

Елизавета вопросительно смотрит на Сумарокова. Поэт нервно жестикулирует, но не находит слов, так как Великий князь попал в истину.

Елизавета – (Обиженно.) Господи, ты бы мне сразу так и сказал. Тебе, конечно, виднее… ты поэт, человек умный… Одним словом, что ни день, продолжай, продолжай с ними пробы. А ежели и после проб скажешь, что твои пиесы им не по силам, (К генерал-прокурору, князю Трубецкому.) готовь, Никита Юрьич, указ об отправлении их немедля домой.

Трубецкой – А каков ответ дадим, Ваше Величество, архимандриту?

Елизавета – Отпиши: заводчик Фёдор Волков не помеха ему театром своим в делах просвещения, а подспорье, как я погляжу. А как на случай кляузы, опередить его, такую же цидулку нужно бы и митрополиту переслать. Однако отписывать-то ты не торопись. Поглядим ещё, что вон, пробы Петровича покажут, а то, глядишь, может, пригласим кого там из Святого Синода, пусть сами смотрят, да сами меж собой и решают, чем им комедианты не по нраву… (К пажам.) Кто там сегодня, мальчишки? Кликните, пожалуй, скоморохов наших. Нужно мужичкам слова тёплые сказать.

Один из пажей бросился исполнять распоряжение императрицы.

Екатерина – Я позволю, тётушка, высказать своё мнение. Попробую быть миротворцем. Алексан Петрович, как мне кажется, излишне строг и к своим трудам, и к ярославцам. Вспомните, дорогой маэстро, кадетов наших, когда вы с ними только начинали…

Сумароков – (Удивлён.) Голубушка Екатерина Алексевна! Да ведь те были образованные люди! Дворяне!

Разумовкий – Дай этим хлопчыкам час… время…

Екатерина – Верно, граф! Глядишь, кое-кто из них и наших кадетов переплюнет!

Елизавета – Катиш! Как вы говорите?

Екатерина – Молчу, молчу, Ваше Величество. Я только рассуждаю вслух: много ли в той Европе вы найдёте среди актёров дворян?

Великий князь смеётся.

Елизавета – Ты чего?

Великий князь – Нет дворян в театрах Европы…

Сумароков – (Разгорячился.) И можно лишь пожалеть… Театр – это светоч! Светоч, который должен исходить из сердец просвещённого дворянства! Дворянство, которое должно быть опорой монарха…

Разумовский – Э-э, Сашко, ты как всегда всё к политике…

Елизавета – (Кладя мир.) Я всегда говорю – время, время, судари мои, всё скажет.

Возвращается паж, уходивший за комедиантами.

Паж – Ваше Величество. За дверью стоят, робеют. Сказывают, маски, мол, не сняли ещё…

Разумовский – У масках оно и чуднее… (Смеясь.) Жиноча ласка йим потрибна!

Елизавета – (Улыбаясь.) Катиш, ну, не мне же? Согрей молодцов!

Екатерина – (Подходя к двери.) Смелее, здесь все свои!

Кучкой комедианты входят. Фёдор в рубище, в костюме «Грешника», Ванечка – «Ангелочек». Остальные в костюмах «чертей».

Елизавета – Чертями, ангелами были – не робели, а как по себе, так застращались. Молодцы, мальчишки, молодцы! (Подходя.) Дайте-ка я вас расцелую… (Начала и закончила «прикладываться» на «Ангелочке» Ванюше.)

Парни раскрепостились. Вертят головами, разглядывая стены и потолки.

Говорят все сразу – Райские хоромы! Рассказывать буду дома, поверят ли?

Постоянные гости и хозяева разглядывают провинциалов. Взгляды разные, одни с умилением, другие с высокомерием.

Елизавета – (К Фёдору.) Скажи-ка мне, мил человек, где же вы раскопали эту пиесу. Алексан Петрович сказывал, митрополит Димитрий ей сочинитель. А он, я знаю, ещё при батюшке моём в фаворе был.

Фёдор – Ну, да. Батюшка ваш, сказывают, к нам и соблаговолил его определить. У нас всё, что им писано ждёт своего часа.

Елизавета – Вот так сказ. (К Трубецкому.) Никита Юрьич, слышишь? Распорядиться бы.

Екатерина – (Подойдя к Фёдору.) Спасибо вам, сударь… Вы приоткрыли мне сегодня русскую душу. Конечно, у вас далеко не всё, как у французов, но разве это обязательно? Ведь каждому народу присуще что-то своё: французам, конечно, изящество, лоск, а России, как я всё убеждаюсь, мощь, размах, удаль! Верно?

Фёдор – Верно! Ах, как верно, моя госпожа! Вот бы нам все шпиктакли показать вам…

Екатерина – (Обратив внимание на зеркало с ручкой для снятия маски (грима), которое у Фёдора осталось в руке.) Какая изящная оправа! Это что же, кость?

Фёдор – (Передавая зеркало Екатерине.) Дерево. Ежели по нраву, не откажите взять на память.

Екатерина – Что вы, такая работа! Тётушка, вы посмотрите.

Гаврила – (За брата.) Это ж он сам и резал. А вот посмотрели бы вы у нас в Ерославле, в Надеинской церкви, значит, какие он врата царские для алтаря вырезал! О-о!

Елизавета – (Довольная своим подданным.) Ишь, ведь ловкий какой! Что ж, княгиня, напросилась, теперь ответ держи.

Екатерина – (Приятно растерялась.) Право, не знаю… Ну, да… как говорят, долг платежом красен… (Снимает с руки кольцо и отдаёт Фёдору.)

Елизавета – Вот это по-царски! Молодца! Ну а это от меня российским комедиантам!

Передаёт совсем растерявшемуся Фёдору мешочек шитый бисером, наполненный звуком металла.

Елизавета – (К Великому князю, глядя, как он застыл.) Ты что сказать хочешь?.. Питер?!

Великий князь с нетерпением смотрит на Екатерину.

Екатерина – (Вспомнив.) А… ну, да… (К комедиантам.) Пётр Фёдорович у нас большой поклонник музицирования… Вчера он, гуляя по мациону, проходил под окнами… мимо окон, где, наверное, ваши апартаменты. Говорит, слышал скрипку. Это у вас кто-то?..

Фёдор – Коль не потрафило… Не знал я, что так слыхать…

Екатерина – Так и хорошо! Князь просит и сегодня вас помузицировать. Тётушка!..

Елизавета – Ведомо! Ведомо!

Фёдор – Скрипка-то в хоромах осталась. (Улыбаясь.) При нас только сопилки да ложки…

Комедианты из-за поясов достают рожки, сопилки. Показывают.

Екатерина – (Задорно.) А ежель скрипка сейчас найдётся? Князь распорядитесь.

Великий князь поднял руку. Паж подаёт скрипку в футляре.

Великий князь – Это моя. Скрипка перфект! Бери.

Фёдор – (С трепетом беря скрипку.) Я, что дома слышал… Композиторов не знаю…

Елизавета – Народ – лучший композитор!

Екатерина – А для меня, народная музыка – народная история!

Великий князь – Дафай! Дафай! Только бравурно!

Фёдор – (Послушав струны.) Хороша, право! Помогайте, мужики! Бравурно?! Э-эх!

Предлагаю воспользоваться мелодиями и авторами, упомянутыми мной в прологе. Постепенно в мелодию входят сопилки и ложки комедиантов, а там и скоморохи подхватывают. Постепенно гости включаются в ритм хлопками. Великий князь повёл барабанную сыпь на футляре скрипки. Граф Разумовский, выйдя на средину и «выдав» несколько «камаринских трепаков», поклоном приглашает свою любовь на танец. Елизавета вмиг впорхнула в свою стихию. У гостей-избранников выбора нет – если весело государыне, не включиться в танец может себе позволить только Великий князь. Беда только – «русского» никто не знает. Женщины пытаются подражать «лебедю» Елизаветы, мужчины «трепаку» Разумовского, но получается у всех «топотуха».

Последний звук… И танцующие, и музыканты раскрепостились. Все довольны, улыбаются. Великий князь, похлопав Фёдора по плечу, берёт у него скрипку.

Великий князь – Композитор Фридрих Гогенцоллерн! (Поясняет.) Король Пруссии!

Князь выходит на авансцену.

По мере игры, луч света выделяет его одного. Остальные участники сцены, слушающие князя, постепенно погружаются в темноту. Точку окончания картины нужно проверить – либо одновременно обрываются и звук, и свет, либо после «ухода» света мелодия ещё звучит.

Затемнение

Занавес

Картина 8

Летний день. Лес. На горизонте речка. Екатерина, не успев переодеться после предыдущей картины, вынуждена с помощью скоморохов или костюмеров, «прячась» за кустами, менять свой гардероб.

Актриса – (Исполнительница роли Екатерины.) Я же говорила, не успею я, не успею. О чём только думали эти авторы, эти Хилькевичи. Эти Маргулисы? Они что, полагали – я колдунья?! Я всего лишь грешная актриса… Мне, чтобы переодеться, нужно время… Нет, о чём они думали?

(Все необходимые технические разговоры с помощниками можно вести в полный голос. С актрисы снимается платье предыдущей сцены и одевается охотничий костюм. В подражание государыне, весь женский «двор» на охоте был облачён в брючные костюмы).

Актриса – Всё, всё, спасибо… я уже сама. (Выходит из-за куста, садится на заваленную корягу.) Никак, ну, никак… Девчонки, может, кто за кулисами за меня начнёт плакать? А я подхвачу. (К радисту.) Петенька! (имя рек.) у тебя поди, найдётся женский плач, включи мне для настроя. (По радио звучит плач) Всё. Спасибо. Я готова!

Едва актриса «включилась» в плач, из кулис выбегает скоморох с ружьём. «Забыла!» Отдаёт охотнице. Медленно, глядя под ноги, как это делают «грибники», появляется Фёдор. За плечами у него мешок (то, что сегодня называют «рюкзак»), в руках пара коряг-корневищ. А вот и очередная закорючка! Только поднял… насторожил непонятный звук… Екатерина, увидев лишь силуэт явившегося незваного гостя, резко повернулась к нему спиной. Теперь её плач чуть сдержаннее, но плечи взмахивают, как крылья. Оглянувшись, Фёдор увидел «ревущего парнишку».

Фёдор – Что, паря, заплутал? Аль зашибся?.. (Подходя.) Слышь, господин хороший! Ты чего сопли-то распустил, ако девка?

Екатерина перестала сдерживаться. Заревела.

Фёдор – Тебя кто зашиб? (Плач ещё громче.) Слышь, паря, ты уж не пужай меня… Встать-то сам можешь? (Загогулины свои бросает на землю.) Идём, идём к реке, глотнёшь водицы – оно и полегчает. Давай, давай помогу… (Берёт за плечи, помогает встать на ноги.)

Поднятый «парниша» прижимается к нему. Обхватил.

Фёдор – (Растерянно.) Эй, эй, ты чё это? (С трудом отстранил. Заглянув наконец в лицо) Ты чё, девка?!.. Осударыня, эдак не дело… Вы что, заблудились? Зашиблись? Вы откуда? Вас, поди, уж сыскались…

Екатерин. – (Продолжая плакать.) Найдут… Сейчас и найдут…

Фёдор – (Отшатнулся.) Ба! Да вы никак?.. Вы же… Ваше Высочество?

Екатерина – (Ревёт.) Я вас тоже… я вас помню. Вы извините меня… Сами виноваты…

Фёдор – Я-то?.. Ну, да… виноват, извините…

Екатерина – Нет, я… в том смысле… виноваты, что увидели меня здесь… Я думала, сбежала, выплачусь, как всегда… никто не увидит… А тут вы…

Фёдор – И часто вы так?

Екатерина – Бывает… Что делать… Вы, поди, теперь всем рассказывать будете…

Фёдор – А это ваша тайна?

Екатерина – Не рассказывай. А?.. Я тебя очень прошу… Хочешь, я тебе денег дам?

Фёдор – Денег? Это про что?

Екатерина – Понеже никому б не сказывал, что видел меня… как плачу…Смеяться будут.

Фёдор – Поди ж ты… Ако дитё малое… А я-то думал, что я «не у дел». И много оных, кои деньги у вас берут?

Екатерина – Все берут.

Фёдор – Так уж все?

Екатерина – Все.

Фёдор срывается в смех. Улыбается и Екатерина.

Фёдор – Хотите, тайну поведаю?.. Улыбаться вам, Ваше Высочество, больше к лицу!

Повисло молчание. И вдруг между ними, они же молоды, ровесники, пробежала искра. МУЗЫКА

Екатерина отошла, села.

Фёдор – Я тут… вас в охапку… так вы не подумайте… извините Бога за ради…

Екатерина – (Улыбаясь.) Меня в «охапку»? Я что «охапка»? Дрова?

Фёдор – (В растерянности.) Хорошо ещё, что вы улыбаетесь… Я не знаю, как объяснить.

Екатерина – Опять я плохо знаю русский язык?

Фёдор – Выходит, и я не знаю… Вот незадача… Как и объяснить? Поди, это от слова «хватать»… Всё, что можно обхватить двумя руками, «в охапку»… дрова там, солому…

Екатерина – (Искренне смеясь.) Получается, я сегодня была, как «дрова» в твоей «охапке»?! (После продолжительного взгляда в глаза друг другу.) Добрая у тебя охапка, тёплая…

МУЗЫКА уходит

Фёдор – (Переводя разговор.) Я слышал дорогой, отсюда версты две, выстрелы, лай собак. Вы из свиты этих господ?

Екатерина – Да, наш-то «двор» здесь из Петергофа. А тебя как сюда занесло без лошади? Неужто из Питера один? (Фёдор развёл руками.) Не страшно? (Фёдор пожал плечами.) Волки, медведи?.. Ты куда, зачем?

Фёдор – Летом зверь сыт. Ты его не замай, и он тебя не тронет. Я к Ломоносову Михайло Васильчу иду. Он мне сказывал – заводик поднять хочет. Здесь уже не далеко, в Усть-Рудице. Руки, сказывал, ему нужны.

Екатерина – А при тебе и голова ещё в придачу! Думаешь, в компаньоны к нему?

Фёдор – Вы уж так сразу… Просто не умею я без дела сидеть. Вот и решил: пока не отпускают нас домой, познакомиться поближе и с ним, и с его задумками. Представить не могу – вот тебе речной песок, а вот он уже стекло!

Екатерина – А впрямь, у вас с ним много общего. И он, и ты – заводчики. И он, и ты – пиесы пишите, стихи…

Фёдор – Только он ко всему ещё и великий учёный, а я комедиант-неудачник…

Екатерина – Какое самобичевание!

Фёдор – Да нет, истина. (Не желая ворошить свои проблемы.) Вы про мои страхи спрашивали. А сами одна?

Екатерина – У меня, как видите, ружьё… Я привыкла к одиночеству… Даже люблю…

Фёдор – Никогда бы не подумал… (После неловкой паузы.) Вот, подсобрал несколько закорючек, (Разглядывая коряги.) может, что путное и выкрою…

Екатерина – И что же из этого может получиться?

Фёдор – Сразу не скажешь. Зверьё всякое – заяц, волк. Старик, старуха…

Екатерина – Надо же! И много у тебя таких стариков со старухами?

Фёдор – Да нет. Всё как-то друзьям раздаёшь.

Екатерина – Выходит, я уже вхожу в число твоих друзей?

Фёдор – Вы? Да что вы, Ваше Высочество. Как можно?

Екатерина – Что, нет? Но ты же подарил мне зеркало своей работы. А где моё кольцо?!

Фёдор – (Растерявшись.) А вот кольцо и впрямь побоялся взять в дорогу. Схоронил.

Екатерина – Может, ты присядешь наконец? Садись. (Фёдор нерешительно опускается на корягу.) И, ради Бога, смотри на меня помягче. Как на обычную женщину. Поверь, это так и есть. Тебя смутили мои слова о дружбе?

Фёдор – Вы в Петербурге, я в Ерославле…

Екатерина – В переводе с ярославского на русский это значит – я княгиня, а ты актёр?

Фёдор – Не актёр я, заводчик. Театр – это было для души! А теперь… На какие деньги? Скорей бы в Ерославль, домой! Верите ли, измучились уж мы, ожидаючи отъезда. Считай, полгода – всё «завтра» да «завтра».

Екатерина – (Очень серьёзно.) Как жаль, что судьбы нам с тобой предназначены такие разные, когда цели наших душ созвучны…

Фёдор – Я думал, вы меня… и не запомнили. Вы убеждены в единстве наших помыслов? Вы ясновидящая?! Колдунья?!

Екатерина – Колдунья? Нет, осударь. Я только со вниманием смотрела и слушала тебя на сцене. И ты раз от разу рассказывал мне всё больше и больше о себе.

Фёдор – Благодарю вас, Ваше Высочество. Я и не помышлял в вашем лице найти столь пристальное внимание, а уж тем более предположить о единомыслии. Но…

Екатерина – Хочешь доказательств? Изволь – просвещение и ещё раз просвещение! Только оно выведет Россию из мрака невежества! А хочешь знать мой девиз? «Личная добродетель и просвещение – во имя свободы России!»

Фёдор – Нельзя не подивиться вашему девизу! Но позвольте сделать уточнение… Не токма громкие слова, но и действие, личное содействие!

Екатерина – Ловлю на слове! Как считаешь, писатель служит просвещению действием?

Фёдор – Сегодня – больше других!

Екатерина – Прекрасно! А могу я, осударь, доверить вам тайну?

Фёдор – (Улыбаясь.) Государственную?

Екатерина – (Игриво, но очень многозначительно.) Для начала личную.

Фёдор – Ну, и денёк… (Перекрестился.) Да, будто бы можно.

Екатерина – Если я скажу тебе, осударь, что хочу быть писательницей…

Фёдор – А почему вы мне об этом говорите?

Екатерина – Если я скажу, что давно хотела поговорить с тобой… Ты мне поверишь?

Фёдор – Не верится… но не верить не могу. Токмо чему я обязан?

Екатерина – Вы хотите, осударь, чтобы женщина перечислила ваши добродетели? А это не будет похоже на объяснение…

Фёдор – Извините, Ваше Высочество… всё так неожиданно…

Екатерина – Согласись, я тоже не планировала оказаться сегодня в твоей охапке.

Рассмеялись. Раскрепостились.

Екатерина – Во-первых, привычка ли это, или дело вкуса, но мне легче вести разговор с мужчинами. Во-вторых, и среди мужчин есть немало болтунов и бездельников… Попробуй-ка сам продолжить мою мысль в свою пользу. В-третьих, мы сейчас установили – взаимная целенаправленность! Ан главное… твой писательский опыт!

Фёдор – Мой опыт не от хорошей жизни. Нечего было ставить, вот и приходилось или переводы делать, или самому сочинять.

Екатерина – Он ещё и скромница! И с какого языка вы, осударь, переводите?

Фёдор – Чаще всего, к сожалению, с французского.

Екатерина – Почему же «к сожалению»?

Фёдор – Потому что немецкий я знаю лучше.

Екатерина – О, майн гот! В одном человеке… Воздаю должное себе самой, что не ошиблась в выборе. Так вот, господин «скромница», поскольку я вижу, что работой вас не утруждают…

Фёдор – (Перебивает. Яростно.) Наоборот, отупляющее безделье. При полной неизвестности завтрашнего дня!

Екатерина – Какой, однако, вы темпераментный, осударь! И не только на сцене…

Фёдор – Извините, Ваше Высочество…

Екатерина – (В глазах мелькнули тёплые чёртики) Нет, нет, что ты, наоборот… Так, может, это сама судьба свела сегодня нас и велит тебе своё бесцельное время уделить для помощи и совета одинокой женщине?

Фёдор – Одинокой женщине… Но насколько это в моих силах?..

Екатерина – Могу я рассчитывать на твою помощь в моих литературных задумках, так, чтобы об этом до поры никто не ведал?

Фёдор – Вас окружает столько светлых имён…

Екатерина – (Встала.) Значит, отказываешься?

Фёдор – (Становясь лицом к лицу.) С благодарностью принимаю вашу тайну, ваше вел…

Екатерина – (Заверещала как ребёнок.) И-и-и-и! Данке! Данке! Данке!.. (Очень искренне) А чем я могу быть тебе полезной?

Фёдор – Не знаю… Вот разве… Господин Сумароков никак не решится напомнить о нас государыне. То, будто, она нас при себе оставить хочет, то… Вот ежели бы вы… Простите, Ваше Высочество, может, я не должен был вам говорить?

Екатерина – Так уж не по душе в столице?

Фёдор – Не в столице, а в неизвестности. Домой – так, скорей бы. Я, не поверите, по запаху завода скучаю. Дома разве думал про запах? А сейчас, ух! Сколько бы наработал! В Питере оставаться актёром – я б за фортуну счёл, да ведь я не один.

Екатерина – (Очень искренне.) Ты разве женат?

Фёдор – Я не про жену говорю, а о ребятах, что со мной. Моя затея, заманил их я.

Екатерина – А если честно? Не заводы тебя домой зовут, а раскрасавица какая-нибудь.

Фёдор – Так-то оно так, да, поди, уж поздно. Не дождалась…

Екатерина – Неужто разлюбила?

МУЗЫКА

Фёдор – Не разлюбила!.. Родитель её… он заводчик, и кроме заводчика никого зятем видеть не хочет. Заводчик, говорит, первый человек в державе… Прав он, наверное, всякий родитель хочет дочь видеть «при деле», как у нас говорят. А я нынче… при каком я «деле»? И обещать-то что могу? Лыком лапотным повязан по рукам и ногам… «Питер – все карманы повытер». Так это про меня… Купцов наших, ераславских, по весне здесь встречал, сказывали: Данила Астрин, мол, к Анюте моей сватается. А потом и отец её сам мне отписал: тебя, мол, ждать так Анка в девках останется. К Пасхе не приедешь – отдам за заводчика Астрина. Стало быть, теперь уж опоздал…

Сверкает молния. Музыка обрывается.

Екатерина – (Бьёт в ладоши. Верещит.) И-и-и-и! Услышала! Услышала! (Перекрывая гром.) Мы делаем всё правильно! Нет, нет. Я не сумасшедшая… Это мне знак от моей покровительницы-молниеносицы! Это Минерва мне знак подаёт – у нас с тобой будет успех! (Глядя на остолбеневшего Фёдора.) Я сейчас всё тебе объясню. Всё началось с моей няни. Она была француженка. Она рассказывала мне мифы о римских и греческих богах.

Фёдор – Она была еретичкой?

Екатерина – Она была протестанткой. Ты слушай. Их мифы – это просто бесконечные сказки. Не перебивай меня. Дело в том, что я сова. (Глядя в застывшие глаза Фёдора, она захныкала.) М-м-м… Я нормальная… Вот скажи мне, тебе когда лучше работается: утром или вечером?

Фёдор – Мне – была бы работа!

Екатерина – Ты один таков. Все люди делятся на «жаворонков», которые рано встают и рано ложатся спать, и на «сов», которым и встать хорошо бы попозже. и лечь под утро. Так вот я «сова». (Глядя на рассмеявшегося Фёдора.) Теперь ты веришь, что я в своём уме?

Фёдор – (Объясняя себе.) Сова любит охотиться в дождь?.. Дождь скоро будет…

Екатерина – Гром далеко ещё, дождь не скоро. Не перебивай меня, а то я опять собьюсь, и ты будешь смеяться надо мной, ако над безголовой. (Игриво.) А я, может, наоборот. Понимаешь, сова символ ночных размышлений, она же ночной житель. Сова символ мудрости, попробуй поохотиться ночью без мудрости. И моя няня, когда меня ругали, мол, я напрасно жгу свечи, заступалась за меня, объясняя всем, что я «сова», и ночью де набираюсь мудрости. А сова, оказывается, одна из служанок римской богини мудрости Минервы. Мать злилась и просила эту ересь не болтать. За воротами дома не болтали. Однажды мы с мальчишками нашли змею. Мальчишкам, очевидно, кто-то уже рассказывал, что змея может быть опасной, а я этого не знала, и когда они вдруг исчезли, обрадовалась, что эта живая игрушка теперь только моя. Я взяла её и понесла хвастаться родителям. Отца дома не было, а мать, увидев меня со змеёй, окаменела. Я продолжала громко на весь дом хвастаться. «Змея! У меня змея!» Вошла няня, которая, как и матушка моя, вначале остолбенела, но потом, заметив на головке моей змеи жёлтые пятнашки, залилась радостным смехом. Это, как ты понимаешь, был безобидный уж. Как мне всыпала бы мать, разразившаяся истерикой, кроме меня представить никто не может. Всыпала, если бы не моя няня, которая теперь уже на полном серьёзе заявила, что я родилась под защитой богини мудрости Минервы. И быть мне мудрой из мудрых. Во-первых, богиня оградила меня от настоящей змеи, а настоящая змея, как и сова, символ мудрости, и обе они, оказывается, служанки Минервы. А я-то сова, а в друзьях у меня змея! (На мелькнувшую молнию, чуть с улыбкой.) Вот видишь. Это знак Минервы!

Фёдор – (Приняв игру. Чуть с улыбкой.) Хорошо, ан причём тут молния?

Екатерина – Она и молниеносица! (С восторгом, подняв голову, улыбаясь грому.) Минерва покровительница молнии! У неё много подзащитных. Ведь почему я так обрадовалась: она покровительница и поэтов, и музыкантов! И вообще, заступница всех обижаемых… А молния у неё для торжества над невежеством! Представляешь, уже тысячи лет назад люди мечтали о просвещении, об уничтожении невежества. Они просили об этом своих богов, а просвещение – вот оно! Ты чувствуешь, наш век приближает его! Мы, каждый из нас, можем приблизить его! Это ли не смысл жизни! Это знак! Это знак судьбы. Я правильно сделала свой выбор. (Смеётся сказанному.) Больше недели я тебе не даю на визитёрство к Ломоносову. Точка. Ты мне тоже нужен! Сегодня среда. Через неделю, в следующую среду в девять часов, нет, в восемь часов утра у главного входа… Вы ведь в головкинском доме живёте? Я пришлю за тобой человека с моей лошадью. У меня есть рубь (Достаёт из кармана.).

Фёдор – Ваше Высочество…

Екатерина – Не перебивай! Вон уж дождь… Это рубь не тебе. Не дичись. Это вам лошадей накормить дорогой. У нас челядь такая, что на лошадях экономят, не докармливают. Скорее всего, я тебя буду ждать в Ораниенбауме. Ну, да подскажут… (На смех Фёдора.) Да, да. Я такая. (Протянув руку.) Целуй. И до среды.

Фёдор склоняется к руке. Почти одновременно сверкает молния и гром. Ещё мгновение – и польёт дождь. Фёдор достаёт из заплечного мешка рогожу, оценивает её малые размеры, хочет ею прикрыть Екатерину.

Екатерина – Если ты возьмёшь меня в охапку… мы поместимся вдвоём…

Занавес