Текст книги "Было смешно… Показания очевидца"
Автор книги: Валерий Матисов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Глава 3. Оттепель
Десятилетие правления страной Хрущевым было отмечено как великим, так и смешным. Развенчан культ личности Сталина. Не сразу. Довольно медленно и с огромным сопротивлением партаппарата из-за страха, что придется отвечать за преступления сталинского режима. Но не это главное: ужасно то, что сам советский народ (за малым исключением) не понял этого грандиозного политического шага.
Как же так? Ведь с именем Сталина связаны почти четыре десятилетия жизни советского народа. С этим именем ложились грудью на амбразуры вражеских дотов, с этим именем водружали красный флаг над поверженным рейхстагом. Все великие стройки социализма венчались этим именем. Но все-таки осознали. Понадобилось два десятка лет, прежде чем с магнитофонной ленты под перебор гитары зазвучал охрипший надрывной голос, будоража душу и беспокоя разум:
«Застучали мне мысли под темечком,
Получается, зря ИМ клеймен!
И хлещу я березовым веничком
По наследию прошлых времен».
У миллионов зеков, прошедших Великую Отечественную, был «на левой груди профиль Сталина, а на правой – Маринка анфас». Из Гулага вернулись к семьям сотни тысяч невинно осужденных – великая справедливость!
Людей переселили из подвалов и чердаков в малогабаритные, зато отдельные квартиры. Низкий поклон Вам, Никита Сергеевич, от современника, пишущего эти строки. Хотя ни мои родители, ни сам я репрессирован не был; да и квартиру купил своим родителям, прожившим всю жизнь в бараке, за свои заработанные деньги. За державу спасибо, Никита Сергеевич! Это великие дела.
Смешных было не меньше. Ведь от великого до смешного – один шаг. И народ все это видел и понимал. За анекдоты расстреливать уже перестали. Но из партии выгнать, с работы снять, сделать так, что ее, эту работу, тебе нигде никогда не дадут, будь ты хоть семи пядей во лбу – это запросто!
А Никита Сергеевич уже наступал на знакомые грабли: сняли лакейский фильм о нем, который назывался «Наш дорогой Никита Сергеевич». Якобы документальный. Но все понимали, как тщательно и тенденциозно подбирались кадры кинохроники, где Генсек общался с народом.
Вот, например, он окружен толпою радостных, счастливых селян. «Как живете, колхознички?» – пошутил Никита Сергеевич. «Отлично!» – пошутили колхознички. Вместо развенчанного культа личности рождался новый, только маленький карикатурный культик.
Уровень сельхозпродукции так и не достиг довоенного, а ведь после войны прошло уже три сталинских пятилетки. На вопрос армянского радио: «Может ли быть грыжа у слона», отвечали: «Может, если поднимет сельское хозяйство». Было ясно, что перестановкой кадров, руководящих сельским хозяйством, повышения производства зерна и мяса добиться не удастся. Нужны, как сказали бы теперь, инновации. Нужен зарубежный опыт. И после поездки Хрущева в США в 1960 году такой опыт был привезен. Кукуруза – вот оно волшебное слово. «Чудесница» – так назывался пропагандистский фильм, который крутили по городам и весям необъятного СССР.
Кукуруза произрастать и давать такие же урожаи, как в американском штате Айова, на советских полях не пожелала. Чуда не произошло. Климат не тот! Провели несколько пленумов ЦК КПСС, посвященных вопросам сельского хозяйства. И еще увеличили посевные площади под зерновые культуры. Перешли к т. н. экстенсивному сельскому хозяйству. Сотни тысяч молодых специалистов комсомольцев-добровольцев отправились осваивать целинные земли в Казахстан и на Алтай. Страна опять, уже в который раз, напрягла духовные и физические силы с верой и энтузиазмом, и с огромным желанием построить коммунизм. «В следующую пятилетку мы будем жить еще лучше», – громогласно объявляли с трибун партийных конференций секретари обкомов и райкомов. «А мы?» – шепотом интересовались рядовые члены партии и беспартийные.
А в хрущевских домах и мини-апартаментах быстро разочаровались: потолки в квартирах выстой всего 2,45 м; совмещенный санузел; панели, из которых построены дома, после первой же зимы дали трещины, из которых дуло холодом. Наиболее любопытные уже задавались вопросом: «Чего не успел совместить генсек?» Ответ был всем ясен – пол с потолком, унитаз с умывальником, да и звукопроводимость в этих «хрущобах» оставляла желать лучшего. Иной раз, придя к новоселам в «хрущовку», гости интересовались:
– Что это за крики и стенания слышны из соседней квартиры?
– Да это соседка Танька!
– Что? Рожает?
– Нет, беременеет!
Вот такая звукопроводимость и слышимость была в хрущовских новостройках.
Наступил Хрущев повторно на те же грабли и в национальном вопросе. Если Сталин, составляя карту будущего Союза Советских Социалистических Республик, пальцем проводил границы в Закавказье, преследуя вполне определенную цель, а именно: «разделяй и властвуй», – то Хрущев бездумно присоединил Крым (РСФСР) к УССР, из тщеславного желания сделать приятное своему земляку, секретарю ЦК Украинской компартии Щербицкому. Последствия этих геополитических опытов мы расхлебываем сейчас, полвека спустя, после снятия Хрущева с поста Генсека.
В высших эшелонах власти уже давно вызревало решение о необходимости смены партийного лидера и не только по причинам объективного характера, но и просто из-за элементарной грызни за власть. Но мотивировалось это, конечно же, объективными причинами – волюнтаризм! бонапартизм!
Даже сами обстоятельства ухода Генсека с поста были анекдотичны. Народу было объявлено, что причиной отставки Генсека является «состояние его здоровья», когда он отдыхал на правительственной даче в Крыму. Сторонников Хрущева, которые могли бы поддержать его на пленуме ЦК, разослали с разными миссиями за рубеж. Так, например, главный редактор «Правды» Сатюков находился на приеме в Советском посольстве в Париже по случаю празднования очередной годовщины Великого октября. Я присутствовал на том приеме, поскольку работал в посольстве СССР во Франции. Посол С.А.Виноградов сразу же отвел в отдельную комнату секретаря Французской компартии Мориса Тореза, чтобы разъяснить ему причину отставки Хрущева, пока Тореза еще не успели атаковать французские журналисты.
В Риме дела обстояли хуже: министра культуры Фурцеву итальянские «акулы пера» перехватили у трапа самолета на аэродроме Фьюмичино и в лоб спросили: «Как здоровье Никиты Сергеевича?» Ничего не подозревавшая, Екатерина Алексеевна ответила: «Здоров как бык!» Какой пассаж!
А ответственный сотрудник МИД М. А. Харламов в Лондоне в ответ на домогательства репортеров, убегая от них, кричал: «Это провокация, это буржуазная провокация!» Видел эти кадры наутро во французских теленовостях.
И на это, в общем-то, драматическое событие, советские люди отреагировали, как и всегда, с веселостью. Если в русских сказках Иванушка-дурачок прыгал по воле злодеев в котел с кипящей водой и выныривал Иван-царевичем, то в сказке о дорогом Никите Сергеевиче Генсек прыгал «в Черное море премьером, а выныривал пенсионером». Ведь мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
И несмотря на то, что на дворе стояла вроде бы теплая погода – хрущевская «оттепель», – мороз, в смысле маразм, тем не менее, крепчал. Партийные лозунги и директивы были развешаны на всех стенах и столбах (растяжек тогда еще не было).
У проходной металлургического комбината висел огромный плакат на кумачовом фоне: «Сталевары! Наша сила в плавках!»
У въезда в воинскую часть красовалось: «Ракетчики! Наша цель – коммунизм!»
На высокой стене Никольского крематория в Подмосковье: «Повысим производительность труда к Первомаю!»
Этих призывов я лично не видел – рассказывали. А вот когда Цирк на Цветном бульваре (где еще дедушка Дуров со зверями выступал) отмечал юбилей, то вся Москва была увешана афишами: «Советскому Цирку – 50 лет!» Это я видел своими глазами и даже сохранил буклет с такой надписью: мне его сам Вальтер Запашный (отец Эдгара и Аскольда) подарил с дарственной надписью.
Ну и, конечно же, мое поколение прекрасно помнит о том, как печально закончился период некоторых послаблений в сфере идеологии, который вошел в историю страны, как «хрущевская оттепель». Толстые журналы «Новый мир», «Юность» купить было невозможно, и те, кто имел на них подписку, давали друзьям почитать на недельку, а то и вообще только «на ночь». Мне самому «Один день Ивана Денисовича» дали только на одну ночь, но я прочитал! Было это в 1961 году, а мне отроду 20 лет.
Это Никита Сергеевич лично дал указание главному редактору «Нового мира» А. Твардовскому опубликовать повесть. Понятно – «политический императив», поскольку многомиллионный народ СССР все еще не верил в чудовищный масштаб сталинских репрессий. Имена В. Аксенова, А. Вознесенского, Е. Евтушенко, А. Гладилина, А. Галича, композиторов Э. Денисова, А. Шнитке, Губайдуллиной, таких художников и скульпторов, как И. Глазунов, Э. Неизвестный, О. Рабин и многих других появились благодаря опрометчивому шаху Хрущева, который послабил идеологические вожжи. Тогда эту творческую поросль называли «авангардистами»; «диссидентами» они стали именоваться чуть позже, уже при Брежневе. Ох, и пожалел, наверное, Никита Сергеевич о своем политическом шаге. Нужно было исправлять сложившуюся ситуацию. Но рядом-то были товарищи по партии, несгибаемые коммунисты, марксисты-ленинцы, такие, как главный идеолог КПСС Михаил Андреевич Суслов и «иже с ним» председатель Идеологической комиссии ЦК КПСС Леонид Федорович Ильичев. Разгром, а точнее погром, учиненный Хрущевым Вознесенскому, Рождественскому, Евтушенко и Неизвестному, готовили эти двое – «сотоварищи». Не буду подробно останавливаться на этом эпизоде: много писали, говорили и в шестидесятые, и при Горбачеве, и в наше время. Я же пишу о русском веселье.
Так вот был в то время в зените популярности, всенародной любви и славы Аркадий Райкин. Говорят, на одном из концертов он прочитал басню о том, как смелый ежик покритиковал хозяина леса Мишку-косолапого. Мишка просто сел голым задом на ежа. Зрители в зале хохотали, а присутствовавший на концерте Хрущев вышел вон из ложи, громко хлопнув дверью. Первый инфаркт у артиста случился прямо в театре, за кулисами. Ужасно смешно!
В октябре 1964 года пленум ЦК КПСС сместил Хрущева с поста первого секретаря и освободил от обязанностей председателя Совмина. Это было первое в истории советского государства прижизненное отстранение первого лица государства от всех занимаемых им постов. А ведь еще в апреле того же 1964 года страна с большой помпой отметила 70-летие «дорогого Никиты Сергеевича». Еще смешнее! Вот так премьер стал пенсионером.
А что делают пенсионеры? Правильно, читают книжки или пишут мемуары. Но с книгами (хорошими) так же, как и со многим другим в стране, был дефицит. Поэтому как раз в начале 60-х ветеранам труда, провожая их на пенсию, дарили редкую и дефицитную по тем временам книгу Э.-М. Ремарка «Время жить и время умирать». Но у Никиты Сергеевича, наверное, такая книга была из спецраспределителя, хотя у него вряд ли было время ее прочитать из-за занятости государственными делами. Друзья по партии его не баловали вниманием, поскольку он стал неприкасаемым. Спасибо, что не расстреляли, как фарцовщика Яна Косого, расстрелянного по личному указанию Хрущева, чтобы другим неповадно было менять деревянные рубли на зеленые баксы.
Зато на дачу, где жил опальный лидер великой державы, зачастили те, кого так сурово он критиковал (до инфарктов) еще каких-то пару лет тому назад: Вознесенский, Евтушенко и некоторые другие. Посетив выставку скульптора Э. Неизвестного, он клеймил его работы гневными эпитетами, а увидев очередную скульптуру, растерянно спросил: «А это что за жопа с ушами?» – «Да это же зеркало, Никита Сергеевич!» – смущенно пояснил охранник.
На даче Хрущева, за чашкой теперь уже чая, представители творческой интеллигенции («молодые поэты и писатели», как их тогда называли в прессе) терпеливо и ненавязчиво разъяснили ему, что негоже премьер-министру и первому человеку в стране, а может быть, даже и в мире, поучать людей творческих, как писать стихи, картины маслом, как ваять скульптуры и проектировать здания, и что идея произведения искусства рождается в голове художника, а не в «жопе с ушами».
Видимо, на Никиту Сергеевича эти беседы в дружеской и непринужденной обстановке произвели должное впечатление. Человек-то по своей натуре он был неплохой и, естественно, хотел как лучше. А как получилось, видели все, кто жил в то время. Никита Сергеевич стал писать мемуары, вернее не писать, а наговаривать на диктофон. Рукописи и документы могли изъять в любой момент (ведь жил-то он, по сути, под домашним арестом), могли изъять и магнитофонные кассеты, но они компактные, и их легче было спрятать. Стараниями родных и близких эти кассеты оказались на Западе, были расшифрованы и изданы отдельной книгой в США. Мы, простые советские люди, узнали об этом от вражеских голосов из-за «бугра». До горбачевской гласности народу предстояло прожить еще два десятилетия. А серию телепередач о мемуарах Хрущева с участием его сына Сергея россияне увидели лишь летом 2012 года. Вот вам и цена горбачевской гласности и ельцинского «можно все, что не запрещено». «Смешно, не правда ли смешно?» – вопрошал в 70-е Высоцкий. «Удивительное рядом, но оно запрещено!»
Всем этим событиям я был очевидцем, поскольку жил в то время и было мне 25–30 лет, а сейчас давно перевалило за 70.
Один из читателей моих предыдущих книг, ровесник, и даже однокурсник, и тоже автор ряда книг упрекнул меня: «Во г ты довольно часто в своей писанине ссылаешься на свой возраст, а ведь это не что иное, как старческое кокетство. Нечем хвастаться, так вот хотя бы тем, что прожил так долго!» Спасибо, друг, за критику! Совершенно искренне.
Что могу я тебе ответить? Отвечу популярным в 70-е годы анекдотом про арбатского интеллигента Сан Саныча. Про него много ходило разных баек в те годы. Кто-то из пассажиров в троллейбусе наступил Сан Санычу на ногу. Сан Саныч, естественно, стал на весь троллейбус читать лекцию об осмотрительности, деликатности и вежливости. Его оборвали: «Да не пизди ты, мужик!» Сан Саныч протер очки и заорал на весь Арбат: «А вот буду пиздеть, принципиально буду! Потому что не приемлю хамства!»
Дорогой друг! Вот и я буду кокетничать… Принципиально буду. Потому что не приемлю лжи!
По закону жанра всякая история должна иметь свое окончание. А закончить историю «хрущевской оттепели» хотелось бы вот чем. После смерти Никиты Сергеевича убитые горем родственники, как и положено во всем мире, решили установить на могиле отца на Новодевичьем кладбище в Москве (не в Мавзолее и не в Кремлевской стене) памятник. Вполне естественное и всем понятное желание. А заказали этот памятник раскритикованному некогда Хрущевым скульптору Эрнесту Неизвестному. Заказ был выполнен, на мой взгляд, безупречно: бронзовая голова покойного на постаменте из черного и белого мрамора. По замыслу скульптора, черное и белое олицетворяло двойственность характера, личности и деятельности покойного.
Через некоторое время голова была кем-то отпилена и украдена с могилы. Этот факт многое говорит и об интеллекте вандала, да и о службе безопасности на самом престижном кладбище столицы. Ведь «на кладбище все спокойненько – нет ни критиков, ни милиции». Как позже сообщили совгражданам, это была месть какого-то сумасшедшего грузина за то, что Хрущев развенчал культ личности его идола Сталина. Обхохочешься! Хотя чего удивляться – ведь и Бориса Годунова из могилы выбросили тремя веками раньше.
Глава 4. Застой
Очередной заговор в российском руководстве хотя и именовался Пленумом ЦК, октябрьским (опять роковой октябрь), завершился успехом по вполне объективным причинам. В последние годы своего пребывания у власти Хрущев утратил доверие всех слоев общества: партийногосударственной бюрократии, уставшей от реформаторских начинаний лидера; интеллигенции, недовольной усилившимся гнетом власти; крестьянства, возмущенного резким сокращением приусадебных участков и нелепыми налогообложениями. (Иван, у тебя корова есть? – На кой хрен она мне нужна, я еще тыщу добавлю да куплю курицу! – это шутка из хрущевский времен.) Или еще налог на бездетность:
Ой вы девушки-подружки
До чего мы дожили —
Что хранили, берегли,
На то налог наложили!
То доброе, что сделал Хрущев в первые послесталинские годы, было забыто.
Оставляла желать лучшего и международная обстановка: свежи в памяти всего мира события, связанные с кубинским кризисом; идеологический разрыв СССР с Китаем, который отверг хрущевскую идею мирного сосуществования коммунизма с капитализмом; возведение берлинской стены; провал переговоров Хрущева с Кеннеди в Вене; и многое другое, о чем вспоминать не хочется, ибо «не объять необъятного», да к тому же неприятного.
Леонид Ильич Брежнев, четвертый после Ленина, Сталина и Хрущева полновластный хозяин Кремля, не был столь яркой политической фигурой, как его предшественники, однако оставался на вершине власти целых 18 лет. Питомец и ставленник партаппарата, он последовательно отстаивал его интересы, которые в ходе хрущевских реформ и новаций неоднократно подвергались определенной угрозе. Тем не менее, ему удалось в течение почти двух десятилетий поддерживать в стране некоторую социальную стабильность. И это при том, что снизились темпы экономического развития, усилилось преследование инакомыслящих, выступавших за реформирование системы, осложнялась международная обстановка, что вынудило руководство СССР постепенно отходить от жесткого противостояния с Западом. Но в отношениях со странами советского блока «доктрина Брежнева» по-прежнему предусматривала право СССР на прямое вмешательство в их внутренние дела в случае отхода от единого, согласованного с КПСС курса. Это и было продемонстрировано вторжением советских войск в Чехословакию (1968) и Афганистан (1979). Естественно, это не могло не привести к резкому обострению отношений СССР с США и другими странами Запада.
Во времена идеологического противостояния двух систем, двух миров огромное значение придавалось пропаганде и контрпропаганде. Сотни радиостанций западных стран вещали на СССР и страны социалистического лагеря. Самые крупные из них – «Голос Америки», «Би-би-си», «Свобода» – день и ночь расхваливали капиталистический образ жизни и порочили социализм. В штатном расписании этих идеологических центров имелись департаменты, сотрудники которых собирали по крохам антисоветские анекдоты, а также придумывали их сами, а потом вдалбливали в головы «homo sovieticus».
Идеологи КПСС как могли боролись с супостатами: по всем границам стояли мощные радиоглушители, пограничники и таможенники отбирали антисоветскую литературу, за провоз которой полагался тюремный срок, а нам, совкам, поясняли, что «это все придумал Черчилль в восемнадцатом году». Но мы-то про себя говорили, держа фигу в кармане: «Неча на зеркало пенять, коль рожа крива!» И, что греха таить, многие анекдоты родились именно на территории СССР, перепорхнули через границы (слово не воробей: вылетит – не поймаешь), а потом бумерангом возвращались к нам же в USSR.
«Из заморского, из леса
Где и вовсе сущий ад,
Где такие злые бесы
Чуть друг друга не едят.
Чтоб творить им совместное зло потом,
Поделиться приехали опытом».
Все понимал Высоцкий, но как и древний грек вынужден был выражаться иносказательно, эзоповым языком. Фига тоже была в кармане, показать ее, тo есть фигу, в виде голом было не то что непристойно – опасно! Вот и прятали ее или в карман, или в сказочную обертку.
Понимать-то понимали, но назвать годы брежневского правления стагнацией, а по-нашему «застоем», осмелились лишь после его смерти на 76-м году жизни. Геронтократическое окружение Генсека строго следило за соблюдением курса партии. Ведомство, возглавляемое Ю. В. Андроповым, жестко пресекало нарушения идеологической линии. Инакомыслящих по-прежнему, или, как шутили, «по-брежнему», сажали, если не в тюрьмы, то в психушки. Самым знаменитым «сидельцем» стал академик А. Д. Сахаров.
Но, как известно, «на каждый роток не накинешь платок». Тех, кто сидел при Сталине, в народе называли «отсидентами», а кандидатов «на срок» – «досидентами». И если кого-либо спрашивали: «Где ты это слышал?», отвечали: «Да в бане одна сволочь сказала, но рожа была в мыле, поэтому в лицо не запомнил». Ужасно смешно!
Лично мне «брежневский застой» запомнился, пожалуй, именно этим огромным количеством политических анекдотов, которые рассказывали и на службе в курительных комнатах, и в местах отдыха в парках за игрой в домино, и в любимом месте обитания «homo sovieticus» – хрущевских малогабаритных кухнях за выпивкой.
А тем для шуток было хоть отбавляй! Например, 100-летие со дня рождения Ленина. Страна года два готовилась к этому величайшему событию в истории «всего прогрессивного человечества». В городах Сибири, где Ленин был в ссылке, местные руководители собирались выпустить мыло «По ленинским местам». Это не анекдот: я присутствовал на совещании в правлении Агентства печати «Новости», и этот проект на полном серьезе был поставлен на обсуждение. Надо отдать должное тогдашнему председателю правления Буркову, который сказал: «Ну, товарищи, пожалуй, будет чересчур!»
А по Москве вовсю бродили байки о том, что на каком-то доме уже висит мемориальная доска с текстом: «В этом доме в ночь с 7 на 8 ноября 1917 года скрывался В. И. Ленин с А. М. Коллонтай от Н. К. Крупской».
Или огромное количество эпизодов из «легендарной» биографии Ильича:
– Наденька! Нет ли дома чего выпить?
– Что ты, Володенька, уже поздно, да и нет ничего.
– Ах, черт возьми, опять придется в Разлив ехать!
Ночью в Смольном, склонившись над тускло освещенным столом, вождь пишет очередные тезисы. Надежда Константиновна уже в который раз ему кричит из спальни: «Володечка, ну иди же, наконец, в постель!» Вождь снимает телефонную трубку к дежурному по этажу: «Товарищ Маркин! Пожалуйста, мне в кабинет стакан чаю, а Надежде Константиновне в спальню – революционного матроса!»
Сами понимаете, что ожидало рассказчиков таких историй во времена ягод, ежовых и берий. Но времена уже были не те. Десятки «голосов из-за бугра» выливали на головы «простых советских людей» подобные откровения. Их, конечно же, глушили, но на каждый роток не накинешь платок, а к каждому слушателю не приставишь сексота.
В страну тоннами завозились малоформатные книжечки с подобными историями. Их, конечно же, изымали и на границе, и на таможне, и у самих читателей. За провоз и чтение книг Пастернака, Солженицына и даже Библии давали срок от 5 до 8 лет.
Но самыми популярными прототипами анекдотов были все-таки Василий Иванович Чапаев, его ординарец Петька и пулеметчица Анка.
Думали ли братья Васильевы, снимая свой фильм о герое гражданской войны, каковы будут его последствия. Думал ли об этом прекрасный артист Борис Бабочкин, блестяще сыграв роль Чапая. Могли ли предвидеть последствия партийные идеологи, претворяя в жизнь наказ Ленина о том, что из всех видов искусств, кино для нас самое важное. Несколько поколений советских людей выросли на этом фильме. Да я и сам, 1940 года рождения, видел его раз десять. Его крутили не только в кинотеатрах, но и в казармах, вузах и школах, домах отдыха, пионерских лагерях и детских садах.
Смелый и отважный, но простоватый и малограмотный Чапай стал для поколения 70-80-х кем-то вроде того, кем был Иванушка-дурачок для наших предков.
«Эх, Петька, вот разобьем беляков, как заживем: консерваторию построим, консервы кушать будем!»
Это по поводу отсутствия мяса в магазинах – народ питался в основном консервами.
– Василий Иванович, а революцию в мировом масштабе можешь организовать?
– Могу, Петька!
– А всемирную пьянку?
– Не могу!
– Почему же?
– На всех соленых огурцов не хватит!
Это опять же к вопросу о продовольственной программе, которую пытался решить еще Хрущев, но оставил в наследство Брежневу.
Даже малые дети потешались. Этот анекдот я слышал по телевидению уже во времена перестройки. Брали интервью у школьников 3–4 классов. Спросили, что они знают про революцию, про гражданскую войну. Бойкий пацан лет десяти сказал, что он знает про Чапая. «Что же ты знаешь?» – «Анекдот». – «Ну, давай рассказывай».
Напали беляки на чапаевцев внезапно ночью. Нужно отступать. Петька с Анкой ночевали на чердаке, на сеновале. Петька, отстреливаясь, выпрыгнул через узкое чердачное окно, а Анка застряла. Чапай ей кричит: «Прыгай!» А она ему: «Не могу, таз не проходит!» – «Да брось ты его, я тебе новый куплю!»
Мило, не правда ли? Пацан уже знал кое-что к своим десяти годам и о классовой борьбе, и о реквизициях, и о женской анатомии, и, кажется, о сексе. Смех смехом, но вовсю шел процесс дегероизации революционного прошлого, осмеивание революционных лидеров. А это уже идеологическая диверсия, как сказали бы сотрудники ведомства Андропова.
Да что там Ленин, который уже несколько лет лежал в Мавзолее (но все еще живой: споры о его деле и теле остро вспыхнут в нашем обществе лет двадцать спустя при Ельцине и Путине), когда уже о самом живом Брежневе такое рассказывали!
Прошло уже несколько послевоенных мирных пятилеток. Кое-где их выполнили в четыре года, а некоторые партийцы вообще ставили себе целью «выполним пятилетку за три года». И выполняли. За что им полагались ордена, повышения по службе и прочие коврижки, или, как говорят теперь, «печеники». А жить советским людям «по-брежнему» было негде, и кушать – не густо. Не всем, конечно же, но большинству. «А люди все роптали и роптали, а люди справедливости хотят!»
Общественное сознание за полвека сильно изменилось: ликвидирована всеобщая безграмотность, страна из полу-аграрной превратилась в мощную индустриальную державу, стало «больше чугуна и стали», мы – первопроходцы в космосе и даже «в области балета мы впереди планеты всей».
Что же больше всего сплачивает людей? Я думаю, что общее дело, работа. Но официально безработицы не было – все работали. Но работали плохо. А почему плохо? А потому что платили мало. Я в конце 70-х учился в Дипакадемии; там на лекции по экономике (которая должна была быть экономной!) услышал озвученную цифру: с каждого заработанного рубля государство забирало 80 копеек (якобы на социальные нужды: дешевое жилье, бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание, профсоюзные дома отдыха, и т. д., и т. п.). «Ни хрена себе, – подумал я, убежденный коммунист, законопослушный гражданин и сын сознательного пролетария, – дерут даже не семь, а восемь шкур!» Также думало и большинство моих соотечественников. Только они были или умнее меня, или прошли более долгий и тяжелый жизненный путь, поэтому осознали происходящее в стране намного раньше.
Монолит коммунистической идеологии в СССР стал давать многочисленные трещины. Диссидентство, инакомыслие в советском обществе достигло точки кипения именно в годы брежневского застоя. Чем же сплотить народ? Какой национальной идеей? Какая страница почти 60-летней к тому времени истории СССР достойна уважения всего мира? Эврика! Великая Отечественная война, в которой СССР ценой немыслимых человеческих жертв одержал победу над фашизмом! После величайшей трагедии человечества XX века прошло уже тридцать лет, выросло два поколения людей, которые родились после войны. Именно при Брежневе появилось огромное количество книг, мемуаров военачальников, пьес и кинофильмов о войне. Это был очень правильный политический шаг: ведь в СССР практически не было ни одной семьи, в которую не пришла «похоронка». А сколько в стране было увечных, да и просто ветеранов, которые сражались за Родину. Сам Леонид Ильич «лично» воевал в Крыму, за что партийные опричники и клевреты присвоили ему воинское звание «генералиссимус», которое, правда, членораздельно произнести Генсек самостоятельно не мог. До него-то в России было только два таких – Суворов и Сталин, и это льстило самолюбию одряхлевшего лидера.
В 70-80-е годы страна уверенно вползала в застойный период. Какие-то продукты и товары ширпотреба еще были, но прилавки продолжали пустеть и народ уже сообразил, что коммунистический рай, обещанный Хрущевым, постепенно отдаляется, как линия горизонта по мере приближения к ней. Поскольку сам Брежнев был участником Великой Отечественной войны, о чем народу и сообщили борзые перья из идеологического отдела ЦК КПСС в книге «Малая земля», то он решил проявить заботу о ветеранах ВОВ. Их так и звали «вовиками», когда они, потрясая медалями, лезли без очереди за водкой и продуктами в магазинах. Не все, конечно, были и такие, которые человеческого достоинства не теряли и в застойные годы. Для ветеранов ввели некоторые льготы по оплате услуг ЖКХ, бесплатный проезд на общественном транспорте, организовали для них специализированные магазины, что хоть облегчало им существование в условиях тотального дефицита.
Однако, чтобы добиться этих льгот, требовалось пройти через частокол бюрократических препон, предоставить огромное количество справок из такого же огромного количества бюрократических ведомств.
Приходит седовласый старик в соответствующее учреждение, где оформляют эти льготы. За стеклянным окошечком сидит длинноногая, с перманентной прической девушка, полирует щеточкой длинные ногти:
– Вам что, дедушка?
– Да вот, доченька, хотел бы льготы ветеранские оформить, ведь я участник Куликовской битвы с татарами.
– А справку из военкомата вы принесли?
– Да какая же справка, миленькая, ведь все полегли на том поле или потом поумирали.
– Не знаю, не знаю – татары приносят!..
В середине 70-х резко ухудшились отношения СССР с арабскими странами.
В магазинах пропал репчатый лук. Москвичи бегали с рынка на рынок, но там лук стоил баснословно дорого. Я в то время жил недалеко от Киевского вокзала, а на Кутузовском проспекте в доме N жил сам Брежнев и его любимец, министр внутренних дел СССР, главный советский мент Щелоков. А на первом этаже этого дома был овощной магазин. Идет по улице тетка, а в сетке у нее килограмм лука – сквозь сетку видно.
– Гражданочка, где лук брали?
– У Брежнева (так звали москвичи этот овощной магазин).
Это не анекдот – сам слышал на улице.
Москвичи «в стране чудес» – Зазеркалье какое-то! Вряд ли американцы ходили за луком к Бушу-старшему, а французы к Жискару д'Эстену.
Зато увековечивание памяти руководителей партии и правительства шло по полной программе: бывший русский город Рыбинск (затем Щербаков) теперь был переименован в г. Андропов. А Набережные Челны – в г. Брежнев.
Девочки-телефонистки на междугородном коммутаторе общались так: «Андропов, Андропов! Ответьте Брежневу!» Это, конечно же, анекдот, хотя может быть и правда: уж очень правдоподобно, потому что помню, как сразу после войны в деревне Середа Шаховского района в нашей избе была почта, и телефонистки, соединяя соседние населенные пункты, целый день кричали: «Цитково, Цитково; ответьте Репатино!»
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.