Текст книги "Последнее безумное поколение"

9

– Зачем эта Алла тебе? – Я сразу повел воспитательную работу. – Ты за нее человека убил.

– Кто? Я? Пальцем не прикоснулся. Да уже починили его, наверное, – зевнул Сева. – Водитель к жестянщику его повез.

– Так зачем Алла тебе? В ней заморочка! – волновался я. – Доедут – все тут разнесут!

– Отличный бухгалтер она, – вздохнул Сева.

– Сволочь ты! Чтобы разобраться с картой, любовь закрутил? Нырять будет? Акваланг ей купи!

– Хорошая идея! – одобрил он.

– Не любишь ты ее!

– А ты откуда знаешь, кого я люблю! – взвился он.

– Нюру? – догадался я. – То-то тебя так восхитил мой синяк.

– А этот – не сволочь? – завелся Сева. – Готя твой!

Готя задергался на скамейке.

– От нее прибыл, с того же поезда, что и ты. Ну а с какого еще? Я как родного его ждал!

– А он… явился без синяка? – разгадал я тайну конфликта.

Сева мрачно кивнул.

– Но на скобяных изделиях редко синяки остаются, – заметил я.

Готя задергался сильней.

– Но ты же от нее схлопотал! – дружески Сева сказал. – А его пригрела она!

– С трудом это себе представляю, – вырвалось у меня.

Гордый Готя факта не отрицал. Сева переполнялся яростью.

– А ты знаешь, что он даже автопогрузчик мой разагитировал, – Сева продолжал, – взбунтовался тот, собирался единственный тут столб снести. Нравится? То-то и оно… Пришлось и его закопать вместе с Готей, хочешь не хочешь! Услышали твой трубный глас, вылезли. Теперь на тебе они. Разбирайся! А ты знаешь, что он племя каких-то папуасов ко мне привез?

– Их волной прибило, на плоту! – вскричал Готя.

– И надо же – прямо к нам! – Сева ощерился. – Хотели меня съесть, представляешь?

– А в результате… ты их съел?

– Поставил работать их… всё по Марксу!

– Они не съесть, а свергнуть хотели тебя! Ты обманул их. Они кирпичи делали, а ты не платил! – взъелся Готя.

– Платил! В их валюте. Черепками!

– И потом ты их съел? – уточнил я.

– Надо мне! В футбол гоняют за сборную. Бегают так, что не рассмотреть. Зарабатывают… больше всех нас, вместе взятых!

– А меня в сборную не взяли! – Готя заплакал.

– Утрись! – Протянул ему Сева платок. – Гости к нам.

Паровые катки все-таки нас настигли. Воспользовавшись тем, что последние полчаса мы уже не ехали. Ждали их? Но без особого, как мне кажется, пыла. Они приближались. Но с какой-то неземной медлительностью. Словно пришельцы.

Сева вразвалку пошел навстречу им и положил на дорогу в пыль свою трость с лезвием, символ власти. Граница! Мы с Готей тоже подошли, встали.

Валентин, младший брат погибшего Сереги, спрыгнул с подножки парового катка.

– Ты моего брата убил! – Он указал пальцем в Севу.

– Почему я?

– Ты водителю деньги давал!

– А на что? Знаешь?

– Ты нашу любимую женщину увел!

– Где же она? – Сева похлопал по карманам.

– Да чего ты миндальничаешь с ним! Дави! – загомонили рабочие.

– Он вовсе не Аллу любит, – тут выступил я. – У них просто дела.

– Мокрые! – злобный крик.

– Он Нюру любит! – словно со сцены, объявил я.

Сева кинул на меня свирепый взгляд: «Сват нашелся!»

– Проводницу, что ли? – спросил Валентин.

И гости захохотали. Имя Нюры развеселило их.

– Ты нам бабки верни, – напирал Валентин, – которые на асфальт были отпущены. Ты их забрал. Где они?

– Так вы за бабками, что ли? – Сева захохотал. – А ты, Готя, говорил, что они идейные! Тьфу! – Сева смачно сплюнул в песок. – Готя! Достань им карту мою. Пусть подавятся.

Готя, как и следовало ожидать, скрестил руки в традиционном жесте. Но отказывал он, похоже, не нам, а им!

– Все! Кончай базар! – послышалось из толпы. – Похозяйничал ты тут, Сева, – пора на слом! Имей совесть!

– А ты думаешь, я боюсь? – произнес Сева. – Пожалуйста! Мне самому уже надоела эта… скорлупа!

Он с ужасающим скрипом отвинтил голову и с поклоном положил ее в пыль.

– Наезжай! – донеслась снизу его команда.

Валентин был потрясен. Хотя совсем недавно, кажется, имел твердые намерения.

И вдруг каток медленно поехал. Машины главнее нас?

– Стой! – крикнул Валентин, но события уже катились сами.

Хрустнула трость. От катка с бензиновой радугой на поверхности до головы моего друга Севы, стоящей в пыли, оставалось немного. Надежды метра полтора. Надежды на чудо? Не надо этого! Я услыхал скрип, с которым отвинчивал свою голову. И поставил ее рядом с Севиной, чуть ближе к катку. Каток на это не прореагировал, катился ровно.

Что-то сверкнуло передо мной… Кто-то без очереди? Послышался железный скрип – визг, напоминающий звук помойного ведра, ударившегося о кафель. Каток (по своей воле?) попятился. Или это все же Валентин управлял им напряжением воли? Я жив! Кто же мертв? Готя убился! Жестяная лепешка, оставшаяся от Готи, сверкнула в пыли.

Все молчали, думая примерно одно: «Может, хватит, на сегодня?» Мы с Севой, нервно посмеиваясь, привинчивали свои головы обратно. Готя всех спас… расплющив себя.

– Ну что ж, – первым проговорил Сева, – давно подставку под чайник искал, – и кинул Готю-лепешку на стол и пошел в хату. – Все! Устал!

– Стой! – сказал я ему.

– Стою.

– А кто… Даритель? Надо Готю спасти.

– Не знаешь? – Сева изумился. – Сегодня только в объятьях ее держал.

– Ну и что? – пробормотал я. Вопить: «Ничего не было!» как-то западло.

– Как это что? – Сева захохотал. – Обязан! Звони! Готя – твой друг.

Сунул мне под нос свой телефончик, где была строчка: «Адель».

– Зато он твое творение! Сам и звони! – трусливо сказал я.

– Со мной она говорить про это не будет – торгашом считает меня. Только ты!

И я ткнул «Адель».

– Привет! – произнес ее голос. – Я почему-то почувствовала, что это ты.

– Я скучаю по тебе.

– И я тоже.

И это все? Молчание наполнялось отчаянием. Любви – конец? И Готе хана? Как всегда: все самое плохое гребем.

Но выручил он. Как Чапаев с шашкой! Из трубки вдруг понеслись какие-то крики, скрежет.

– Погоди! – проговорила она. – Готя трубку рвет!

Чем, интересно, он рвет?

– Ну вспомнил хоть наконец-то обо мне! – Готя заверещал.

Не то что бы я только о нем думал… Но – живой дух не убьешь!

– Тут проблемка такая, – излагал Готя, – два варианта идет: в прошлое мне или в будущее?

Что же ему сказать? Надо быстро.

– Ну… в прошлом ты нас навряд ли найдешь. Да и ничего там не изменишь уже. В будущее давай!

– Эх! – Готя произнес. – Ну… пока.

И вдруг – слезы в горле. И Сева слезу утер.

Видимо, это конец. И карьере тоже. И вопить: «А что я такого сделал?» как-то унизительно.

– Алло, алло! – кричал я.

Но и она не откликалась.

Сева очнулся первый.

– Гляди! – Он тронул за плечо Валентина. – Вон брат твой шагает, как солдат!

Коллеги с ужасом смотрели на приближающегося Серегу. Шаги абсолютно одинаковые. А как надо?

Но вблизи он показался обычным.

– Привет, орлы!

– Ты… где был? – проговорил Валентин.

– Да тут. У жестянщика завис. – Тот почесал заплатку во лбу. – Крыло у тачки вправлял.

– А… – проговорил Валентин.

– А вы чего метнулись сюда? Купаться?

– Да… – ответил Валентин.

Все ждали от Сергея чего-то необычного, но он сказал:

– А чего? Нормально. Хоть лето отметим, – и начал раздеваться.

Может, и так? Все нормально? Асфальтоукладчики тоже стаскивали одежду, сначала неуверенно, потом развеселились, стали толкаться.

Ринулись в воду – и засверкали брызги. Хоть море оказалось нормальное, без причуд. Но, видимо, от их возни выросли волны.

– О! Пошел гость! – донесся до меня голос Севы.

«Съезжались гости на дачу». Кто-то пылил по дороге. На велике? Хлеб-соль организовать не успели… Емельян. На ржавом велосипедике, так не соответствующем его гонору. Запыхался даже!

– Она здесь?

– Кто? – с волнением я спросил.

– Вы прекрасно знаете кто!

Он бросился к морю и стал разглядывать купающихся.

– Дороги я контролирую, – лепетал Емельян. – Значит, морем плывет!

Я кинулся в воду. Словно какой-то античный герой, который то ли доплыл к милой, то ли утонул. Главное – счастье порыва. Чемпионом был!

Со мной наперегонки, думая, что играют, пустились сначала Валентин, потом Серега. И я увидел в волнах ее локоны. И доплыл, и обнял ее. И как раз друзья появились рядом и отбуксировали меня и Адель! А то бы мы потонули с ней, обнявшись, – силы уже иссякали, а волны крепчали.

И вот мы дышали на берегу. Жизнь бурлила. Асфальтоукладчики, разгулявшись, играли в воде в наездников: стаскивали противника с «лошади». Гвалт! Это и дало нам время, чтобы отдышаться и уже спокойно взяться за руки, лежа на песке.

– Запер в башне меня, представляешь? – проговорила она. – С башни пришлось кинуться в море. Раньше не пробовала!

– Не запер, а опечатал! – строго сказал, приближаясь, Емельян. – За непозволительные контакты – сами понимаете с кем!

– А ты что? Ревизор? – спросил Сева, подходя.

– Да! Ревизор. Давно уже наблюдаю за вами. – Емельян повернулся ко мне.

– Помню, помню, – благожелательно произнес я. – Еще в поезде, обольщая щами. И пледом.

– Вы сломали мне жизнь! – заговорил Емельян. – Анжела ушла. А меня понизили. И я поклялся отомстить вам. А заодно и этимвашим… подельникам! Жируете тут… Хотите, я сфотографирую вас? – вдруг предложил он.

– Фотографируй! – сказал я.

Вдруг профессия эта станет его любимой?

– Сева, Адель, давайте! – позвал я.

Сева влез в середину, обнимая нас за бока.

– Вы еще успеете наобниматься! – пообещал он.

– Думаешь? – спросила Адель.

– Что-то мне подсказывает, – спрогнозировал Сева.

– Ну что? Снимаю? – с угрозой произнес Емельян.

– Давай! – произнесли мы все вместе.

– Улыбочку… Ну вот! – Емельян разглядывал снимок на аппарате. – Редчайший кадр. Теплая компания: Сочинитель, Вершитель и Даритель в обнимку. Вась-вась! Посылаю – и с этой секунды ваши полномочия прекращены!

Вспышка.

– А-а-а! Ну давай… заступай! – Сева указал Емельяну на «столб управления».

Из щита вдруг медленно выплыла шаровая молния толщиной с дыню и приблизилась к Емельяну под нос. И с грохотом взорвалась. Емельян уцелел, но позеленел. Видимо, на всю жизнь.

– Ну что, кишка тонка? – резюмировал Сева.

Еще одно торнадо приближается по дороге – в пыли не разглядишь.

Пыль осела, и мы увидели Нюру.

– Что тут творится у тебя? – накинулась на Севу.

– Открылся, видимо, купальный сезон! – ответил Сева вполне независимо.

– Карту давай! – произнесла Нюра.

Неужто сейчас произойдет безобразная сцена с доставанием карты? Но Сева оказался умней и спокойно вынул карту из кармана шорт. Друг, называется: направил меня по ложному пути.

– Ладно, проверю. – Нюра взяла карту и сунула ее в рабочую сумку.

Я робко надеялся, что мою карту вернет, но, видимо, время еще не пришло.

– А ты что застыл? – обратилась она к Емельяну. – Смена твоя! Снова прогулять хочешь? Учти – вылетишь!

– А он сказал – ревизор! – проговорил Сева.

– Как же, – произнесла Нюра, – ты Гоголя читал?

– Подзабыл! – вздохнул Сева.

– Вот я и вижу.

– Он генеральный менеджер, – подсказал я.

Жалко парня.

– Какой он генеральный? Долдон! Обычный проводник. Да еще прогульщик! Гони на станцию – опоздаешь! – рявкнула Нюра.

И Емельян погнал на своем велосипедике, постепенно уменьшаясь.

– Анжеле, я думаю, он подойдет! – Сева, прищурясь, смотрел ему вслед.

Кто о чем!

– Пойду хоть хату приберу, – сказала Нюра. – Опять гамбалить!

Местное выражение?

Сева пошел за ней. Мы сидели на берегу. Прощаясь? Вернулся Сева: раскрасневшийся, встрепанный, но довольный.

– Поздравляю вас. Мы все уволены!

И мы с Адель наконец обнялись.

– Ну что? Полный дурдом счастья? – подытожил Сева. – Последнее безумное поколение. Дальше ровно пойдет.

У Адель вдруг заверещал телефон.

– Кто этот путник запоздалый? – Сева оживился.

– Алло, – проговорила Адель. – Готя? Привет! Ну как ты там?

Все мы прильнули к трубке.

– Грустно, – еле прошелестел его голос. – Все тут как неродные. Полов нет. Точнее – один, непонятный. Решают всё компьютеры. Ноль эмоций!

– Готя, держись! – закричал я. – Наведи там шороху! На тебя вся надежда! Мы прорвемся к тебе.

– Буду ждать, – проговорил Готя. – Скучаю по вам, ослам!

И – космическая тишина. Только стучали наши сердца из неизнашиваемого, говорят, материала.

– Мы прорвемся, – простонал я.

– Кто ж нас пропустит? – вздохнул Сева.

С воды доносились счастливые крики и смех.