Текст книги "Золотой мираж"

Уже оказавшись под защитой стволов рядом с Пушели, Андреем и одним из бандитов, снял с руки часы, смотрел на секундную стрелку. Она обежала чуть меньше полукруга, когда рвануло. Раз, другой, третий. Одиночные взрывы слились в один долгий. Потом наступила тишина.

Они вышли из укрытия. Зеленый ЗИЛ, то, что от него осталось, лежал поперек дороги колесами кверху, и все четыре ската были охвачены пламенем. Горели и откинутые взрывной волной в болотную жижу деревянные обломки кузова. У мотоцикла пострадала только коляска: она была вся изрешечена осколками. У главаря банды ран не прибавилось, однако он и без того был в тяжелом состоянии, без сознания. Сергей, склонившись, пощупал ему пульс, еле угадывался.

– Да, почти как на войне. Здорово смахивает картина, – оглядевшись, сказал Зимин.

Нетесов и Пушели промолчали. Впрочем, Зимин и не ждал ответа.

Сергей завел мотоцикл, покатил на нем задним ходом по проселку. Минут через десять вернулся с третьим бандитом. На одной ноге у Жала был обут сапог, другая нога – босая. Слетевший сапог валялся на дороге, можно было его поднять, однако Нетесов этого не сделал.

– Так лучше, не сбежит, – пояснил. – Сейчас так их скрутим… – Сергей полез в рюкзак, где были рыболовные снасти.

Внимание Зимина привлекла наколка на босой ноге Жала: «А ноги просятся в санчасть». Он взглянул на левую руку. на тыле ладони была вытатуирована лилия. Похоже, это на Жало ориентировку показывал ему неделю назад Сергей. Хотел позабавить описанием многочисленных наколок…

Спустя полчаса Базавлук был перебинтован. Двое его подельников накрепко связаны, для страховки Нетесов еще спутал их крупноячеистой сетью.

– Андрей, – подозвал к себе Зимина, – ехать нужно в Пихтовое срочно. Темнеет. И этого, если не везти, умрет, – кивнул на Базавлука.

– Ты же ранен.

– Пустяк…

– Может, все-таки, я попробую?

– Исключено. Тайга. Нельзя шутить. Я быстро, часов за пять. На тебя с Пушели этих двоих оставляю.

– Крот – это Бесперстов. А Жало? – спросил Зимин.

– Нормальная у него фамилия. Максимов. Зачем тебе это? Лучше помоги Базавлука поднять.

Вдвоем они уложили стонущего в беспамятстве от боли главаря преступной группы в коляску.

– Скоро вернусь, – заводя мотор, сказал Сергей, специально для Пушели.

Через минуту мотоцикл скрылся из виду, некоторое время еще доносился его затихающий гул, потом и он пропал.

В наставшей тишине слышны были только треск горящей, плюющейся копотью резины да шорох листвы от пробегающего в кронах деревьев свежего ближе к ночи осеннего ветерка.

– Годится под сиденье. – Зимин кинул к ногам Пушели скатанную зачехленную палатку. Сам сел на рюкзак с рыболовными снастями и спальниками.

Пушели, опустившись на палатку, молчал. Даже не спросил о бандитах, откуда они объявились в этой глухомани, почему знакомы с Нетесовым? То ли в общих чертах понимал, то ли от того, что все не мог оправиться от переделки, в которую невольно угодил.

Зимину тоже было не до разговоров. В пылу схватки он ничего не почувствовал, выдирая зубами чеку из гранаты. Теперь пристала острая зубная боль. Он потрогал зубы пальцами. Два нижних качались. Кажется, придется удалять. На войне все сохранил в целости, а тут… Досада вспыхнула и погасла. Он усмехнулся про себя: что за цена за победу в таком неравном поединке – два шатающихся зуба у него, и легкое ранение у Сергея?.. Взглянув в очередной раз на Пушели, подумал, что он, приехав на землю предков, каких-нибудь час-полтора назад мог оказаться убитым на этой земле. В считанных километрах от места, где сложил голову его прадед…

Сумерки приближались. Огонь от горящих скатов очерчивался все резче, в окружных деревьях витала полумгла, а хвойный лес, откуда вынырнул зеленый ЗИЛ, виделся уже одной сплошной жирной черной линией.

Пора было приготовиться к ночи– принести дров для костра, зачерпнуть воды для питья.

Из второго рюкзака он вынул вместительный полуведерный котелок, который был заполнен продуктами, посудой, двумя плоскими фляжками. Из фляжки налил в пластмассовый стаканчик, протянул Пушели.

– Водка.

– А вы? – спросил Пушели.

– Нельзя. Потом, – Зимин махнул рукой в сторону сидящих в десятке метров от них двух связанных бандитов. – Выпейте.

Он выложил содержимое котелка на рюкзак, отправился за водой.

Тонкий ручеек пробегал около трех кедров, за которыми хоронились. Не самая, может, чистая вода, с привкусом болота, однако искать другой источник, оставлять без внимания бандитов, поостерегся: Хорошенько прокипятить – нормальная будет вода для питья.

С дровами для костра вообще никаких проблем не возникло: кругом полно валежника, оставалось только в кучустаскать. .

Пушели держал в руках его фотоаппарат, когда он, управившись, опять сел рядом.

– Посмотрите, Андрей Андреевич, – пальцем показал Пушели.

На «Зените», который Зимин пытался, отъехав от трех каменных истуканов, извлечь из рюкзака, да так и не успел, была глубокая вмятина, объектив разбит. Осколочек гранаты угодил и в фотоаппарат.

– Выкинуть надо, отснимал свое, – сказал Зимин.

– Подарите его мне, – попросил Пушели. – На память.

– Пожалуйста…

Зимин присел на корточки перед кучей валежника. Чиркнул спичкой о коробок, зажигая костер. Костер быстро занялся, и они оба опять долго молча сидели, смотрели на огонь.

– Андрей Андреевич, вы говорили, Степан Пушилин увез с собой за границу много золота, – первым нарушил молчание Пушели.

– Говорил. Три пуда.

– Вы ошибаетесь, Андрей Андреевич.

Поймав немой вопросительный взгляд Зимина, кивнул:

– Ошибаетесь. У него было вместе с деньгами жены сто пятьдесят два советских рубля и восемь золотых монет, когда он бежал из этих мест. А после перехода границы осталась всего одна монета. Один золотой червонец на троих.

– Трое – это Степан, Анна, Андрей?

Пушели кивнул.

– А клад? Забыл его местонахождение или невозможно было подступиться взять?

– Помнил и мог. Но для этого нужно было еще очень долго, день или два, оставаться около Пихтового. А он боялся, не хотел задерживаться лишней минуты. Это, может быть, трудно понять: находиться рядом с золотом перед тем как навсегда покинуть страну, и не набить пустой карман. Для этого нужно, наверно, как он, лучшие годы провести в лагерях.

– Новость так новость, – только и сказал Зимин.

– Это еще не все, Андрей Андреевич. Не главная новость. Пушилины имели не три пуда золота, а гораздо больше. Восемь с половиной.

– Адвокату Мурашову в тюремной камере Степан Пушилин говорил о трех пудах…

– Он не утаивал. Об остальном он узнал много позднее. Уже не в России.

– Как так?

– Золото было выгружено в Пихтовой в девятнадцатом году двадцатого ноября.

– В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое, – поправил Зимин.

– Да-да, так; девятнадцатого в девятнадцатом – Пушели кивнул. – А через несколько дней Игнатий тайно от сына перевез в другое место пять с половиной пудов золота. Он боялся, как бы сын не бросил воевать за Россию, не начал с помощью этого золота устраивать свою жизнь. За месяц до того как погибнуть, по секрету рассказал о перепрятанном золоте Анне, а она потом, сразу после гибели свекра, не успела рассказать мужу. Рассказала, когда они уже давно покинули Россию и, как это у вас говорится, встали на ноги.

– Степан Пушилин нашел за границей родственников адвоката Мурашова? – спросил Зимин.

– Внучка адвоката Мурашова и сын Степана Пушилина – муж и жена, – ответил Пушели.

– Вот как даже…

Разговор на некоторое время прервался: бандиты потребовали воды, и Зимин поил их. Потом стоял около угробленной машины. Скаты сгорали медленно. Огонь оставался довольно энергичным, а ветер усилился. Под его порывами языки пламени шарахались туда-сюда, пореи опасно близко клонились к земле, и Зимина тревожило, как бы огонь не перекинулся на сухостойные ветки, на валежник. Вроде, пока причин для большого беспокойства не было. Авось, до приезда Сергея ничего не случится. Обойдя остов грузовика, он откинул подальше несколько валежин и вернулся к костру.

Оставался самый главный вопрос: если Мишелю Пушели известно, что сначала Игнатий Пушилин увез со становища Сопочная Карга пять с половиной пудов золота, а позднее три пуда его сын Степан, тогда, наверное, известно нынешнее местонахождение клада.

Вопрос вертелся на языке. Зимин все медлил, никак не мог решиться задать его.

– Но если Пушилины собственноручно спрятали золото в России, в Пихтовом, тогда нет секрета, где оно лежит? – спросил наконец.

– В принципе – да, – ответил Пушели.

– В принципе – это примерно?

– Не совсем примерно. То, что существует золотой клад, было тайной, о которой знали все взрослые в семье Пушилиных и двадцать, и тридцать лет назад, и больше. Но было такой тайной, из которой нельзя, запрещено было пытаться извлечь выгоду. Разрешалось просто знать. Вы понимаете меня?

– Понимаю. Клад в другой, далекой стране, за океаном, все равно к нему невозможно подобраться…

– Не так, – Пушели отрицательно потряс головой. – Степан Пушилин причину всех своих личных несчастий усматривал в том, что позволил втянуть себя в историю с золотом. Суеверно думал, что Бог послал ему лагеря за это.

– За какие же грехи тогда еще пол-России попали в лагеря? – Зимин усмехнулся.

– Мне трудно судить. Я жил жизнью другой страны, – не пожелал обсуждать это Пушели. – Мы говорим о золоте. Степан Пушилин сумел всем в семье внушить, что если кто попытается прикоснуться к русскому кладу, неминуемо разделит его участь.

– Почему обязательно так?

Пушели промолчал.

Зимин давно отметил, что о своих родственниках, прямых, судя по осведомленности, Пушели из каких-то соображений говорил отстраненно, не обозначая степень родства, и не переступал границ, принимал правила игры.

– Хорошо, – продолжал он. – Допускаю, что Степан Пушилин в чем-то был прав. Но он говорил это, наверно, давно, не мог знать, что в России все так переменится. Сейчас-то какой риск?

– Вы считаете, нет? – Пушели поднял глаза на собеседника.

– По-моему, никакого. Стоит сделать заявку, приложить точный план – и…

– И что?

– И остается получить вознаграждение. Двадцать процентов.

– А остальные? – Пушели переломил сухую палку, бросил в костер.

– Так определено законом, – ответил Зимин.

– Скажите честно, Андрей Андреевич, вы верите, что клад будет передан на благое дело? – Пушели пытливо посмотрел в глаза Зимину, перевел взгляд на связанных двоих бандитов. – При том, что творится сейчас у вас на самых глухих дорогах, верите?

Выдержав долгую паузу, сказал:

– И я не верю.

– Вы хотите сказать… – начал Зимин и нарочно умолк, давая возможность собеседнику выговориться до конца.

– Пусть пока тайна останется тайной. – Еще одна сухая ветка хрустнула в руках у Пушели и полетела в костер. – Это не навсегда. Но сегодня так лучше, Андрей Андреевич.

Воцарилось молчание.

Зимин встал, сделал несколько шагов от костра в сторону машины.

Таежный проселок все глубже зарывался в темень "сентябрьского вечера. Уже и на полсотни шагов вкрест невозможно было рассмотреть очертанья деревьев. Резина на колесах все продолжала гореть, однако прежнего, шарахающегося из стороны в сторону и вызывающего тревогу огня, не было; больше копоти. Запах горелой резины мешался с запахом грибов и прелой листвы. Зимин посмотрел на часы. Если все хорошо, Сергей сейчас где-то на подъезде к Пихтовому. Однако до половины ночи самое малое придется еще проторчать на проселке в ожидании. Нужно как-то скоротать время. Прежде всего поесть.

Светлел ствол поваленной березы на обочине. Вспомнив, что ствол весь усыпан опятами, Зимин шагнул к березе.

– Хотите, сварим грибов, Мишель? – спросил громко.

– Хочу, – послышалось в ответ. – С удовольствием, Андрей Андреевич…