Текст книги "Горчаков. Канцлер"

Глава 13

– Доброго дня, доктор. – Я осторожно прикрыл за собой дверь. – Как спалось?

– Отвратительно!

Похоже, хоть в этом фон Браун не врал – вид у него действительно был так себе. Старик и до этого выглядел уж точно не моложе своих шестидесяти восьми, а последние две недели добавили ему еще лет десять. Никто не мучил его, не морил голодом и уж тем более не отбирал мыло и расческу с бритвой, и все же он успел превратиться в обтянутый бледной кожей скелет. Косматый, заросший уродливой, похожей на серую плесень щетиной – и вдобавок весьма… ароматный.

Прислуга в посольстве регулярно убирала и проветривала комнату, но этого явно оказывалось недостаточно: после нескольких дней заключения здесь изрядно попахивало самим фон Брауном, и никто не засовывал его в ванну силой.

Во всяком случае – пока.

– Отвратительно? Ничуть не удивлен. Вам определенно не хватает свежего воздуха, доктор.

Я неторопливо прошагал к окну, распахнул его настежь – и в комнату тут же ворвался морозный воздух со снежинками. Мне такая погода скорее нравилась, но для местных парижан декабрь оказался неожиданно холодным.

И фон Браун куда охотнее поддержал бы их.

– Закройте сейчас же! – проворчал он, кутаясь в одеяло. – Собираетесь пытать меня холодом?

– И в мыслях не было. – Я пожал плечами. – Вы и так мне все расскажете – рано или поздно.

– Нет! Не скажу и единого слова! – сердито сверкнул глазами фон Браун. – Вы – бесчестный человек, герр Горчаков. Только подлец станет пользоваться именем племянника, чтобы обмануть старика!

– Да? А как насчет измены своей стране и законной наследнице короны Габсбургов? – усмехнулся я. – Или это не считается?

– Благая цель оправдывает любые средства. А величие нации порой требует жертв.

Фон Браун не удосужился подняться, но выпрямил спину и задрал голову, пытаясь придать себе горделивый вид. В любой другой обстановке это, пожалуй, выглядело бы забавно, но я чувствовал только нарастающее раздражение.

– Благая цель, доктор? – Я с усилием захлопнул ни в чем не повинное окно. – Расскажите о величии нации солдатам, которые сейчас замерзают в окопах под Люблином. Или матерям тех, кто вернулся из Варшавы в гробу!

Все-таки в чем-то фон Браун меня переиграл – сам того, возможно, не желая. Вывел из себя, заставил влезть в бессмысленный спор… Вместо того, чтобы заняться делом. На мгновение я почувствовал желание сомкнуть пальцы на тощей шее и держать, пока представитель великой нации не перестанет дрыгать ногами.

– Впрочем, меня мало интересуют ваши политические предпочтения или бредовые идеи о германском превосходстве. – Я не без труда взял себя в руки. – Вы знаете, зачем я здесь.

Фон Браун еще сильнее зарылся в наброшенное на плечи одеяло, втянул голову в плечи, но промолчал. Не то чтобы я только этим и занимался – но за две недели плена разговорить его так и не вышло. Время понемногу начинало поджимать, и определенно следовало переходить к аргументам поубедительнее. Не к пыткам, конечно: старикашка был нужен мне в добром здравии и, что куда важнее, в светлом уме.

– Итак, доктор, начнем с простого. Меня интересуют ваши заказчики. – Я прошагал через комнату и опустился в кресло напротив фон Брауна. – Я сам назову канцлера Каприви и парочку американских промышленников – но ведь наверняка были и другие: монархи, военные, оружейные компании… Ну же, напрягите память, доктор!

– Я ничего вам не скажу!

– Скажете, доктор. Непременно скажете. – Я подался вперед и заглянул фон Брауну в глаза. – Или я сам все узнаю. Прямо сейчас выпотрошу ваше сознание и достану оттуда все, что посчитаю нужным. Как вам такое?

– Я знаю ваши магические штучки, герр Горчаков. – Фон Браун еще больше съежился на диване, но взгляд все-таки не отвел. – Это не так уж просто сделать.

Пожалуй. Тогда, на «Олимпике», я не без усилий, но все-таки отвел старику глаза, чтобы он меня не узнал. Паника и растерянность сделали свое дело, и семена моих умений упали на благодатную почву. Однако сейчас фон Браун был готов дать отпор, а ментальной магией я владел не так уж и хорошо… Да и задачка стояла та еще – все-таки вскрыть сейф чужого разума куда сложнее, чем заставить на мгновение забыть знакомое лицо.

– Вы правы, доктор, – кивнул я. – У вас незаурядная воля, а я – не такой уж умелый менталист. Нет, силы Дара у меня как раз предостаточно – третий магический класс, а может, уже даже второй. Впрочем, это не так важно. В работе с чужим сознанием куда важнее мастерство – а его мне отчаянно не хватает. – Я покачал головой, изображая сожаление. – Такая работа тонка, и можно сказать, что она больше походит на ковыряние отмычками в сложном и хрупком замке, чем на удар кувалдой… А мне придется бить кувалдой.

Кажется, проняло. Фон Браун молчал, однако на его лице отчетливо проступил страх, и с каждым моим словом этот страх становился все сильнее. При всем своем упрямстве дураком старикашка явно не был – и наверняка уже сообразил, чем все может закончиться.

А я щедро подливал масло в огонь.

– Нам обоим не хотелось бы этого – разве не так, доктор? Но если вы не оставите мне выбора, я буду вынужден попробовать. Вломиться прямо в вашу голову, пробиться грубой силой, а не умением. Не подбирать ключики, а просто сносить все на своем пути, пока не доберусь куда нужно. Как думаете, насколько велик шанс, что я что-нибудь сломаю? Причем так, что будет уже не починить? – Я понизил голос и снова заглянул фон Брауну в глаза. – Вас не испугать пытками. Может, вы даже не боитесь смерти, доктор… Но чем для человека вроде вас станет потеря разума? Что, если я попросту уничтожу ваш совершенный инструмент ученого? – Я заговорил еще тише, почти перейдя на шепот: – Вы, один из величайших умов современности, превратитесь в безвольный овощ и будете доживать свои дни пускающим слюни и гадящим под себя живым трупом.

Мне явно удалось нащупать слабое место фон Брауна. Старик действительно оказался крепким орешком, но перспектива превратиться в идиота напугала его буквально до чертиков.

– Если вскроете мою голову – будете разочарованы, – пробормотал он. – Я всего лишь ученый и патриот своей страны.

– Так это вашими усилиями канцлер получил свою игрушку? – наугад бросил я. – Вы ведь работали над проектом «Чародей»… точнее, над тем, что от него осталось в пятидесятых. Лос-Аламос, Альбукерке…

– Меня пригласили в Штаты в пятьдесят третьем. – Фон Браун зыркнул на меня исподлобья, но все-таки продолжил: – Незадолго до того, как у ведомства начались проблемы с финансированием.

– И когда денег на исследования стало не хватать, вы предложили свои услуги, верно? – догадался я. – Понемногу перетянули проект от правительства в какую-нибудь частную контору…

– Все было честно, герр Горчаков, – буркнул фон Браун. – Канцлер получил чертежи и образцы, а мы – деньги.

– Вы?

– Доктор Оппенгеймер. Его интересовала только наука. Знание ради знания.

На лице фон Брауна мелькнуло что-то одинаково похожее и на восхищение, и на полное пренебрежение. Похоже, он ценил своего американского коллегу за ум и талант ученого, но едва ли мог назвать способным руководителем – или хотя бы дальновидным человеком.

– Он не считал денег и даже не пытался узнать, откуда они берутся. – Фон Браун усмехнулся и покачал головой. – Вряд ли Оппенгеймер вообще задумывался, что именно из всего этого получится.

– Зато вы задумывались, верно, доктор? Впрочем, хватит истории. – Я легонько хлопнул себя по колену. – Вы можете построить машину вроде тех, что ударила по Варшаве и уничтожила Белый дом?

– Построить машину может любой болван с чертежами и сотней тысяч марок в кармане. – Фон Браун хитро усмехнулся. – Но для работы блоку управления установкой требуется…

– Магнитная лента с программой, – кивнул я, – припоминаю.

– Верно. И у подобного сочетания есть одна весьма интересная особенность: программа, та самая последовательность операций, всегда отстраивается вручную, под конкретный прибор. – Фон Браун явно заметил на моем лице недоумение – и почему-то даже не поленился объяснить: – Подозреваю, это связано с несовершенством элементов – ламп, транзисторов… Даже поставщики компаний вроде IBM пока еще не в силах добиться абсолютной воспроизводимости свойств. А машина Оппенгеймера намного сложнее любого табулятора. Иными словами, одно устройство – одна лента, и никак иначе.

– Одна копия ленты, – уточнил я. – Вряд ли так уж сложно размножить запись.

– Я уничтожил все копии до единой. – Фон Браун радостно оскалился. – Так что вашим дружкам из Соединенных Штатов досталась груда мертвого металла.

– Ну… подозреваю, они что-нибудь придумают, доктор. – Я пожал плечами. – А если нет – вы ведь подскажете, где раздобыть новую ленту?

– Нигде, – усмехнулся фон Браун. – Сейчас это уже невозможно.

– В каком смысле? – Я понемногу начинал терпение. – Вы не…

– В прямом! Для создания кода нужен разум, способный превратить цифры в симфонию чистой энергии. Над проектом за долгие годы работали в общей сложности сотни людей – лучших умов эпохи. Но одного таланта, даже самого выдающегося, здесь недостаточно… Только попробуйте представить себе, герр Горчаков: не иметь врожденного Дара, но при этом суметь смоделировать и изобразить потоки сложнейшей в мире структуры! – На лице фон Брауна на мгновение мелькнуло что-то почти одухотворенное. – Это все равно что слепому нарисовать картину совершеннее холстов Рафаэля или Леонардо да Винчи. На это был способен только гений. Один-единственный человек во всем мире.

– Доктор Оппенгеймер… – пробормотал я.

– Да! Неужели вы так и не поняли, что гоняетесь за призраком, герр Горчаков? – Глаза фон Брауна торжествующе засверкали. – Во всем мире существует всего две машины большой мощности – и одна из них принадлежит моей стране, а вторая – больше никогда не заработает!

Закончив говорить, фон Браун рассмеялся – громко, в голос, запрокинув голову и едва не потеряв очки. Словно то ли несказанно обрадовался моей неудаче, то ли вовсе спятил… А может, и то и другое сразу. Я действительно ощущал себя не то чтобы обманутым, но разочарованным – уж точно. Долгий забег, погоня за призраками прошлого, можно сказать, закончилась ничем. Последний рывок – и на этот раз награда не выскользнула из пальцев, а вовсе исчезла, растаяв туманной дымкой.

Тайну я разгадал – вот только легче от этого определенно не стало.

Фон Браун водил меня за нос две недели, дразнил, а рассказанная им правда на деле не стоила и выеденного яйца. Секрет чудо-оружия умер вместе с создателем, и владельцем единственной рабочей установки оказался чертов рейхсканцлер Каприви. Нельзя сказать, что я вернулся к самому началу, но сердцевина у орешка, который я раскалывал весь последний год, оказалась с гнильцой.

И мне еще предстояло доложить об этом Кеннеди, Павлу и остальным.

От злости на мгновение захотелось как следует приложить хохочущего фон Брауна – или кулаком в челюсть, или Даром – так, чтобы выложил мне все, что осталось в его плешивой черепушке. Впрочем, там едва ли нашлось бы хоть что-то по-настоящему ценное… теперь. Так что мне оставалось лишь вздохнуть, подняться из кресла, собрать все мрачные мысли в охапку и уже с ней направиться к двери.

За которой меня поджидали – и, похоже, уже давно.

– Наконец-то, князь. Вижу, беседа с мсье доктором не закончилась ничем хорошим… снова.

– Даже не представляете насколько, ваше величество, – вздохнул я.

Жозеф Бонапарт и раньше не отличался благодушием и добрым нравом, а теперь и вовсе выглядел так, будто готов был сожрать меня живьем. Кто-то или что-то изрядно рассердило французского монарха.

И я, кажется, уже догадывался, что именно.

– Оставьте подробности при себе, князь, – отмахнулся Жозеф. – Видимо, мне уже пора привыкнуть, что вы всякий раз приносите с собой проблемы. Сначала войну в Эльзасе и Лотарингии, а теперь – Германа фон Брауна, на которого охотятся британцы.

– Плевать, – отозвался я. – У них нет никаких доказательств, что…

– Уже есть. Или они уже никому и вовсе не требуются. Может, вы и не в курсе, князь, но сегодня утром его величество король Георг официально заявил, что Франция укрывает опасного преступника, который при невыясненных обстоятельствах, – Жозеф сделал многозначительную паузу и посмотрел на меня, – сбежал с туристического лайнера «Олимпик». Который следовал в порт приписки под флагом Великобритании, а значит…

– Вот как? – поморщился я. – И что же вы ответили его величеству.

– А какой у меня был выбор, князь? – Жозеф пожал плечами. – Я заявил, что мсье доктор на данный момент прохлаждается на территории российского посольства. И что все подобные обвинения впредь следует предъявлять вашему императору.

– Разумное решение, – улыбнулся я.

– И у вас даже будет время его обсудить… Завтра его величество Павел прибудет в Версаль. – Жозеф мрачно усмехнулся. – Признаться, я вам не завидую, князь.

Глава 14

– Ваше величество.

Я чуть склонил голову. Полноценных расшаркиваний никто не требовал – Павел скорее удивился бы, вздумай я отплясывать придворные танцы. И все же правила приличия никто не отменял: даже если когда-то (меньше года назад) мы с его величеством лопали из одного котла пропахшую дымом кашу – сейчас передо мной стоял не «красный» юнкер по прозвищу Чингачгук, а мой император. И вести себя следовало подобающее, даже если мы были только вдвоем.

А если кто-то все-таки подглядывал – тем более.

– Князь, – отозвался Павел – и вдруг заулыбался во всю ширь. – А ну иди сюда, старый ты…

Его величество ловко нырнул мне под руку, обхватил за пояс и попытался приподнять, но силы все-таки оказались неравны, и после чуть ли не минуты пыхтений мне удалось выкрутиться из монарших объятий и отступить на пару шагов.

– Старый… На себя посмотри. – Я поправил пиджак. – Краше в гроб кладут.

Мы не виделись всего месяц – и за это время Павел успел изрядно возмужать… и, пожалуй, не в самом лучшем смысле слова. Он был одет с иголочки, идеально выбрит, держал спину ровно, по-солдатски, и будто бы даже сохранил какие-то остатки жизнерадостности – но я не хотел и спрашивать, чего это ему стоило.

Павел уж точно не стал бы жаловаться, и все же от моего внимания не ускользнули ни тени под глазами, ни заострившиеся скулы, ни чуть опущенные плечи. Да и само выражение лица явно намекало, что его императорское величество спал от силы три-четыре часа в сутки – и уже давно.

Может, с самого начала войны.

На мгновение я даже почувствовал что-то вроде стыда. С того самого дня, как ее высочество принцесса Анна-Мария фон Габсбург сбила «Петра Великого» со своего чертова красного «Фоккера», мне частенько приходилось действовать в одиночку – и мысль, что весь мир буквально крутится вокруг моей нескромной персоны, понемногу стала чуть ли не привычной.

А на деле все было совсем иначе. Да, я носился по всему миру, выполняя монаршую волю, то и дело рисковал головой, заключал немыслимые союзы – но каждая моя маленькая победа наверняка оборачивалась серьезной схваткой и в Государственном совете, и за закрытыми дверями кабинетов первых лиц европейских держав, и еще черт знает где. И сколько бы битв ни удалось выиграть или ни пришлось проиграть – Павел сражался на своей войне.

И я бы уж точно не хотел поменяться с ним местами.

– Оба хороши. Чего уж там.

Павел указал на огромное зеркало, откуда на нас смотрели… нет, уже не вчерашние мальчишки, а двое молодых мужчин. Один заметно повыше, плечистый, с пробившейся на щеках и подбородке щетиной и изрядно отросшими темными волосами. Второй – худощавый, даже тонкий, но уже давно утративший все детское, что еще могло бы остаться в его годы.

Мне оставалось еще около месяца до восемнадцати – и из нас двоих я был старшим.

– Ну… зато обстановка какая. – Я протянул руку и осторожно коснулся здоровенной золоченой рамы. – Почти как у нас в Петергофе.

В свое время Романовы действительно строили свою загородную резиденцию с оглядкой на французский Версаль. Куда Жозеф, собственно, и пригласил Павла. А меня вытянули сюда уже без всяких расшаркиваний – высочайшим монаршим повелением. За утро я не успел обойти и трети громадного дворца – а он уже успел мне надоесть. Позолота, картины, фрески на потолке, белизна колонн, лепнина, огромные лестницы, блеск паркета… видимо, я уже давно отвык от такой роскоши, и теперь она почему-то казалась до безобразного избыточной.

И пустота Версаля только усиливала странное впечатление. В громадных залах и даже на выложенной брусчаткой заснеженной площади перед дворцом я насчитал от силы человек двадцать. Жозеф будто специально удалил отовсюду и охрану, и прислугу, и придворных – вообще всех. Но тишина и безлюдье наверняка были обманчивыми – я не сомневался, что за нами следят.

Или хотя бы пытаются.

– Как Петродворец? Да брось, княже! Этот даже рядом не стоял. – Павел улыбнулся и картинно заозирался по сторонам, будто испугавшись обиды невидимого хозяина Версаля. – Скучаешь по Питеру?

– Честно – с ума сойти! – признался я. – Как там дела… ну и вообще – всё?

– В целом, не очень. Но бывает и хуже. – Павел пожал плечами. – Война мало кого делает счастливым. Зато порой изрядно набивает кошельки.

– Дед?..

– Поговаривают, что за последние месяцы сиятельный князь Александр Горчаков… старший, – многозначительно уточнил Павел, – увеличил свое и без того немалое состояние чуть ли не вдвое. И также поговаривают, что дело не только в миллионных заказах от императорской армии.

– Продолжает скупать фабрики? – догадался я. – И заодно прижимает всех, кто путается под ногами?

– Твой старик слаб здоровьем и уже не так крут, как раньше, но хватку пока не потерял. – Павел нахмурился и покачал головой. – И все, кто не с ним, рано или поздно…

– Можешь не продолжать. – Я развернулся на каблуках ботинок и зашагал к выходу из зала. – Вряд ли вам с Багратионом это нравится.

– Ну… Петр Александрович упирается, как может. А мне приходится следить, чтобы старики ненароком друг друга не сожрали, – мрачно усмехнулся Павел. – Как бы то ни было, они оба работают на благо страны – как умеют. Автоматическая винтовка Судаева под укороченный трехлинейный патрон поступила в войска на испытания. И если доклады с фронта не врут, показывает себя отлично. А в январе мы ждем первую партию панцеров третьей модели.

– Так быстро? – удивился я. – А предварительные испытания, обкатка?..

– Все прошло на ура. Без замечаний. Но проблема в другом, княже. – Павел чуть ускорил шаг, чтобы не отстать. – Наши быстрее и надежнее немецких, броня толще и крепче – но их всего один против десяти… в лучшем случае. Твои заводы работают в три смены, однако этого пока…

– Недостаточно. Понимаю… И поэтому армия пока вынуждена отступать.

– Да. Увы. – Павел покачал головой. – Впрочем, есть и хорошие новости. Кое-кто сделал на всем этом не только капитал, но и имя. Прямо перед отъездом я подписал указ о пожаловании небезызвестной тебе Настасье Архиповне Семеновой ордена Святого Станислава третьей степени. Такой маленький золотой крестик под петлицу. Вот здесь, у самого сердца. – Павел коснулся левой стороны груди. – Красная орденская лента, девяносто три рубля государственной пенсии каждый год и…

– Знаю, – буркнул я. – Так, значит, она теперь?..

– Полноправная представительница дворянского сословия. А также молода, хороша собой, знаменита – да еще и при деньгах… В общем, от женихов нет отбоя. – Павел ухмыльнулся и похлопал меня по плечу. – Так что я бы на твоем месте не медлил с возвращением на родину.

– Делаю все, что от меня зависит. Но, подозреваю, мне не светит.

– Тебе не светит, – кивнул Павел. – У британского монарха накопилось слишком много претензий. В том числе и адресованных лично. Некий князь Горчаков сначала сорвал секретную операцию королевского флота. Затем обманом проник на территорию Соединенных Штатов Америки и своими действиями вызвал небывалый раскол между странами Британского Содружества и фактически вынудил российского императора… то есть меня, – ехидно пояснил Павел, – вмешаться во внутреннюю политику державы.

– Прямо-таки вынудил? – поинтересовался я.

– Ну… Здесь старик Георг действительно прав – как ни крути. А вот остальное – навязывание политической воли, притязания на владения британской короны, сговор с опасным преступником… – Павел протяжно вздохнул и махнул рукой, будто отгоняя назойливых мух. – И так далее.

Похоже, я не ошибся: мои выкрутасы за океаном изрядно разозлили британцев – и российскому посольству в Лондоне пришлось отбиваться от нападок и парламента, и самого короля. И пусть Павел сохранил и приумножил достижения в Штатах, Эльзасе и Лотарингии – мне не хотелось даже думать, какую цену ему пришлось заплатить за все это.

– К счастью, его величество достаточно благоразумен – и ничуть не сомневается в благоразумии своих венценосных братьев. И понимает, что важнейшей целью для всех нас является сохранение мира. – Павел явно наизусть цитировал то ли письмо, то ли какое-то обращение короля Георга. – И поэтому он настаивает на немедленном проведении четырехсторонних переговоров с европейскими монархами. То есть – я, сам Георг, Жозеф Бонапарт и наследная принцесса Священной Римской империи Анна-Мария фон Габсбург.

– Значит, он уже… – Я тут же навострил уши. – И готов признать ее законным правителем рейха?

– Это может значить что угодно. Старикашка Георг играет словами, как хочет, – поморщился Павел. – Но – да, именно так он и назвал твою новую подружку-принцессу.

– Хитрый жук. – Я расстегнул пиджак – в зале определенно становилось слишком жарко. – И переговоры, конечно же, должны пройти в Лондоне.

– Именно так он и сказал. – Павел довольно закивал, явно оценив мою сообразительность. – Жозеф тут же потребовал провести встречу здесь, в Версале. Анне по вполне понятным причинам сказать пока нечего. Я предпочел воздержаться от заявлений, и мы едва ли вообще пришли бы хоть как какому-то соглашению – если бы не получили предложение, от которого глупо отказываться. Особенно в нынешних обстоятельствах.

– Вот как? Вашингтон? – попытался угадать я. – Антверпен? Или вообще Стамбул, или?..

– Нет. Всё мимо. – Павел с явным удовольствием наблюдал за моими потугами, однако тянуть кота за хвост все-таки не стал. – Ватикан. В роли миротворца решил выступить сам папа римский. Жозеф тут же согласился, и я тоже. Подтверждения от Георга пока еще нет, но теперь старикашка никуда не денется. Его святейшеству не отказывают – будь ты хоть сто раз протестантом.

– Разумно, – кивнул я. – Пожалуй, в Ватикане у вас может даже получиться…

– И это еще не все новости, княже. Папа предложил нам место встречи – но не горит желанием участвовать лично. Что опять-таки вполне объяснимо. – Павел сделал многозначительную паузу. – В конце концов, чем бы ни закончились переговоры, кто-то из монархов непременно окажется недовольным результатом… И, вероятно, рано или поздно станет винить в этом Святой Престол и лично понтифика.

– Нельзя угодить всем, – отозвался я.

– Верно. Но кое-кому придется попробовать. В сущности, на роль председателя на грядущих переговорах есть всего одна кандидатура. Весьма сомнительная, как ты можешь догадаться, – и все же та, что в конечном итоге устроила и меня, и Георга, и Жозефа… Да и принцесса Анна едва ли станет возражать. – Павел хитро улыбнулся. – В конце концов, этот человек не только лично знаком с большинством участников встречи, но и оказывал едва ли не каждому немалые услуги. И пусть он еще молод и едва ли обладает нужным опытом – его происхождение и таланты вполне позволяют…

– Нет, – простонал я. – Ты же не хочешь сказать?..

– Увы, княже. Увы. – Павел со вздохом похлопал меня по плечу. – Так что – крепись.