Текст книги "Я – предатель?"

Полицейский обижается

– Скажите, Борис Аркадьевич, вы сами упали с полки, или вас стащили?

– Стащили за ноги.

– Вы уверены? Может быть, вы не так повернулись во сне? Когда пьяный бываешь, то такое вполне может случиться.

– Я не был пьяным: ни я, ни мои товарищи. Они тоже пострадали.

– А у нас другая информация. Вначале вы выпили за знакомство, потом за отъезд, за предстоящий отдых. После такого количества тостов можно упасть даже со стула.

– У вас ложная информация. Могу вас заверить, что мы ничего не отмечали, никаких тостов не было. Мы только выпили чай, который нам принесла проводница после устроенного ею спектакля. Чай, кстати, имел очень странный привкус, на это обратили внимание другие. Но мы все же его выпили. И что удивительно, все сразу же захрапели. И я вырубился, как будто принял снотворное.

– Я вас понимаю, у вас же перед этим был серьезный разговор с проводницей. Вы понервничали – вот вам и результат. И, наверное, приняли успокоительное.

– Что нам нервничать? Это она психовала, кричала, обзывала нас дармоедами, нахлебниками у государства, которые бесплатно разъезжают по курортам и строят из себя кисейных барышень. Пердуны старые.

– Так вот, без всякой причины она стала кричать и обзывать?

– Почему? Была причина. Мы отказались взять у нее сырое постельное белье. Но главное – не стали платить за него. Вот это и возмутило ее. «Боитесь застудить свои старые задницы», – кричала она. Это был такой ор, такой поток брани. Мы слова не могли вымолвить, чтобы доказать свою правоту. Я жалею, что не записал все это на магнитофон.

– Она вам угрожала?

– Да, постоянно повторяла, что мы еще пожалеем об этом. И свои угрозы она исполнила.

– А чем она угрожала? Какие были слова?

– Я же вам сказал, что «мы пожалеем и долго будем помнить, что не заплатили за белье».

– Она как-то намекала, что она сделает?

– Товарищ майор, ей оставалось только показать, как меня схватят за ногу и сдернут с полки. Вы это имели в виду? Если бы она это сделала, я, естественно, не ложился бы спать и приготовился к этой процедуре.

– Давайте без шуточек. Я вас серьезно спрашиваю. Вы сами упали с верхней полки, или вам помогли?

– А я вам серьезно отвечаю, меня за ногу сдернули с полки. Падая, я ударился головой об стол и потерял на время сознание. Вы видите забинтованную голову?

– А вас били, когда вы лежали на полу?

– Нет, они занялись теми, кто лежал на нижних полках.

– А чем они их били, вы не заметили?

– Я повторяю, я потерял сознание, но я думаю, что били руками. Вам, очевидно, пострадавшие об этом рассказывали.

– Я вас спрашиваю. Мне интересны ваши показания как свидетеля. Они долго их били?

– А вы у них спросите. Я повторяю, я не мог засечь время, так как был без сознания.

– Не хотите отвечать, не надо. Так и запишем. Отказался от дачи показаний. Это сыграет против вас.

– А сколько было нападавших? Примерный рост, одежда?

– А цвет волос вас не интересует, цвет глаз? И кто из них был левша? Ему было бы удобнее хватать меня за ногу.

– Напоминаю, вы едете отдыхать в санаторий, а я нахожусь на работе. И прошу не мешать мне выполнять мои обязанности своими шуточками. В противном случае я не посмотрю на вашу забинтованную голову, отправлю отдохнуть за решетку на несколько суток. Вы еще не в санатории, а в отделении полиции, ведите себя подобающим образом. Продолжим допрос. У вас что-нибудь пропало? Деньги? Вещи? Если да, то ставлю вас в известность, что руководство железной дороги за это не отвечает. За вещами надо самим следить, а деньги пересылать заранее по почте, а не прятать в обшивку чемодана или в ботинок. Пенсионеры вообще не помнят, сколько у них денег бывает. А потом сваливают на их отсутствие на проводницу. Она, видите ли, умыкнула их, пока они спали. Теперь главный вопрос: как вы думаете, кто это был и почему они так с вами поступили? Может быть, вы где-нибудь с ними встречались? На том же митинге. Может, они были за партию зеленых, а вы за партию красных, или еще в чем-то ваши взгляды не сошлись? Вы вспоминайте, вспоминайте, анализируйте. А то сразу во всем виновата проводница. Так вы сможете любого обвинить не разобравшись, и безвинные люди пострадают. Кстати, если я сейчас перед вами поставлю десять человек, вы тех троих среди них опознаете?

– Нет, потому что я был без сознания и не смог их запомнить. Но я утверждаю, что это была месть проводницы за наше нежелание платить деньги. Она же сказала, что мы пожалеем, и выполнила свою угрозу.

– Но это опять бездоказательное голословное обвинение. А вы знаете, что ложные показания уголовно наказуемы?

– А вы знаете, что пострадали люди и в других купе? Товарищ милиционер, зачем обвинять меня в том, что я не совершал?

– А вы, товарищ пенсионер, выбирайте выражения и называйте меня правильно. Я уже давно полицейский. Повторяю по слогам: майор полиции Авдюшин Сергей Иванович. И заслуга в этом – Медведева Дмитрия Анатольевича, когда он был президентом. Рассказывают, что он на милицию давно зуб имел, еще со студенческих лет. Его тогда, поддатого после вечеринки, милиционер не пустил в метро, за это он и затаил на нее злобу на всю жизнь, а, став президентом, отомстил.

– Спасибо за информацию, но она к случившемуся не имеет никакого отношения. Вы меня задерживаете, а я могу опоздать на санаторный автобус.

– Не волнуйтесь, не опоздаете. Автобус не уйдет, пока мы не закончим допросы и пострадавших, и свидетелей. И вы у нас не единственный. Но, если вы так настаиваете, подпишите протокол допроса и бегите к автобусу. Я вас больше не задерживаю.

– Но я же этого не говорил, что здесь написано. Я никакой вины за собой не чувствую, не давал обещания больше не пить спиртного, не грубил проводнице, не оскорблял полицейского. Что вы здесь понаписали? Это же наговор, поклеп, но, главное, я не обещал заплатить штраф за испорченное имущество в купе. Откуда вы все это взяли? Это же… У меня слов нет, когда я читаю вашу галиматью.

– Ну вот опять грубости, оскорбления. Вы же сами попросили закончить допрос, и я вам пошел навстречу. А то, что вы вычитали в протоколе, то стандартная форма, обычные выражения, которые мы пишем перед тем, как закрыть дело и прекратить допрос. Вы читали медицинское заключение, когда вас выписывали из больницы? Что там только не пишут: и живот мягкий, и дыхание ровное, и цвет кожи нормальный, и пульс в порядке и так далее. И последнее – у больного претензий и жалоб к больнице нет, и протокол, который я вам дал подписать, тоже состоит из обычных, дежурных фраз. Если вы не согласны с написанным, давайте продолжим допрос, но итог его останется прежним. Вы вынуждены будете признать свою вину в случившемся в купе. Есть правило: если человек попал в полицию, значит, он в чем-то виноват. Безвинных к нам не приводят. А вас даже привели насильно, против вашей воли, и предъявили вам обвинения. И вы хотите, чтобы я написал в протоколе, что вы белый и пушистый и попали к нам случайно? Мы здесь сидим не для того, чтобы вас обвинять, а чтобы разобраться в случившемся и найти виновных, и наказать штрафами или более серьезными мерами. И вы оказались участником этой некрасивой истории. Мне коллеги рассказали, что главной виновницей случившегося конфликта пенсионеры хотят сделать проводницу. Себя они считают жертвой. Вы видели ее лицо?

Сплошные синяки и царапины. Она их получила утром при умывании? Где доказательства, что с ней заодно были проводники из других вагонов?

А кто их видел? Вы опознаете того, кто вас сорвал с верхней полки? Вот то-то и оно. У вас одни догадки и предположения. На них построены ваши обвинения. Хотите сегодня попасть в санаторий – подписывайте протокол. Не подпишете – будете ночевать в полиции. Ну вот, сразу бы так. Не отнимали время ни у меня, ни у себя. До чего вы, пенсионеры, народ принципиальный. Привыкли, чтобы все было по-вашему. А мы хотим, чтобы все было по-нашему.

Генерал обвиняет нас

На двери кабинета прочитал – Головятенко. Первый раз видел эту фамилию. Очевидно, из новеньких, из перестроечных. В комнате все, с кем летел в самолете, встретились как старые знакомые. Человек в генеральском мундире появился в кабинете неожиданно, как будто вырос из воздуха. Уж не призрак ли? Нет, настоящий, живой. Молодой для генерала. Он оглядел нас и пошел к противоположной стене. Остановился за нашими спинами у большой карты мира. У каждого, очевидно, мелькнула мысля – сейчас назовет страны, где нам предстоит работать. Я быстро включил диктофон – такое надо записать. Я знал, что нарушаю инструкции, но такой момент нельзя было упустить. Но я ошибся. Начал он совсем с другого, и карта ему не понадобилась.

– Все в сборе? – то ли спросил, то ли сказал утвердительно, оглядев нас. – Ну и прекрасно. Во-первых, поздравляю с возвращением домой, с успешным возвращением. Главное – все живы-здоровы. Газеты написали о каком-то провале. Сразу скажу, что это никакой не провал. Вы все за это время успели сделать большую работу. Да, в стране произошли изменения, не стало Советского Союза, но Россия осталась, и все добытое вами пойдет ей на пользу. Более того, я вам открою тайну, о которой вы не знали и не могли знать. Ваше возвращение было заранее спланировано. Но сроки несколько раз корректировались, сдвигались. Мы просто поджидали удобный момент, мы давно хотели избавиться от целой группы агентов и «кротов», давно действующих у нас. Мы не хотели это делать в одностороннем порядке… Я вижу на ваших лицах недоумение и сейчас все объясню. Кстати, журналисты назвали вас шпионами, простим им их темноту. Вы – агенты. Это две большие разницы, как говорят в Одессе. И второй момент: многих удивляет цифра десять. Это много или мало?

Я думаю, все зависит от страны. Мы хорошо помнили, когда Англия в свое время выслала свыше ста наших сотрудников – мы ответили тем же. Так что принцип «баш на баш» был соблюден и в этот раз: десять на десять, не два на два, как в фильме «Мертвый сезон». Время вносит свои коррективы.

К лучшему или худшему – трудно сказать. Все зависит не от количества, а от качества. Например, в этот раз даже мы хотели высылать не всех агентов. Мы думали кое-кого оставить и продолжать наблюдать за ними, чтобы получить больше информации, но потом отказались от этой идеи. Все помнят знаменитых «кротов» – Павлова, Пеньковского, Баранова, Гордиевского и других. Я бы даже некоторых назвал не «кротами», а крокодилами.

Тот же Павлов за двадцать лет сожрал целую сотню наших разведчиков, в том числе вашего брата «нелегала». Поэтому мы решили выслать всех известных нам «кротов», нечего за ними наблюдать, они и так нам достаточно навредили. Я знаю, что появятся новые, а пока мы можем вздохнуть свободно, высылая этот хлам. Я хочу подчеркнуть еще один момент: этим обменом мы избавились от очень крупных рыбешек, настоящих акул. Они очень много доставляли нам хлопот. Но надо отдать должное и вам: среди вас не одни караси, есть и крупные рыбы, цену которых хорошо знают западные специалисты. И время покажет, равноценный ли обмен состоялся в этот раз. И если быть откровенными до конца, мы сейчас ломаем головы и ищем причину этого обмена. Это же случается не на пустом месте. Причин здесь может быть несколько. И вы проанализируйте свою работу: не могли ли вы своими поступками, неосторожным словом запустить этот процесс. Подумайте хорошенько, проанализируйте свои действия. И последнее. Я понимаю, сейчас каждого волнует один вопрос – что ждет вас завтра? Отвечу сразу всем: работа будет у всех. Пусть это случится не завтра, но послезавтра – обязательно. Разведчики – товар штучный.

Дома прослушал диктофон и не понял, что генерал хотел сказать. Он ведь начал за здравие, а кончил за упокой. Он утверждал, что провала никакого не было, нелегалов никто не сдал, вся операция по обмену «баш на баш» была спланирована заранее, и руководство просто ждало удобного случая ее начать. А к чему эта его просьба к нам порыться в своём прошлом и поискать, не допустили ли мы проколы, ошибки, которые могли привести к провалу? В общем, надо это понимать так – в случившемся все же виноват кто-то из нас, и, может быть, не один и сейчас его усердно ищут. Не обижайтесь, мол, если кого-то из вас придется допросить: готовьтесь к этой процедуре.

Встреча друзей

На одной из дверей я прочитал: «Е. И. Столбов». Сердце радостно забилось: вот кто поможет мне найти ответы на многие вопросы, от которых у меня раскалывается голова. Мы с Егором вместе учились на журфаке, слушали лекции в Андроповском институте. Одно время были друзья не разлей вода. А потом, к сожалению, наши пути-дорожки разошлись. Как поет Утесов, однажды «один уехал на Запад, другой на Восток». Или наоборот, я уже не помню. Давно это было. Лет десять назад. Если не больше. А вдруг это не он? А однофамилец? И я с опаской толкнул дверь. А потом, после крепких объятий, мы сидели за журнальным столиком и по очереди повторяли: «А помнишь, как я? А помнишь, как ты?». И вдруг после одного моего вопроса он достал из карандашницы несколько листов бумаги, что-то написал и пододвинул ко мне.

– Извини, Вадим: все, что касается работы и тебя, будем обсуждать письменно. Так требует обстановка в Центре. – Я давно слышал, что в Центре прослушивается каждый метр, и даже туалеты, и курительные комнаты. Но чтобы полковник в своем кабинете боялся говорить, что он хочет, это было для меня открытием. Я вначале не хотел этому верить. Мол моя болтовня и наговоры обиженных. Но в правоте этих слухов я убедился потом воочию. Наш письменный разговор продолжался около двух часов с небольшим перерывом. Надо же было вспомнить молодость и студенческую привычку обмывать успешные экзамены. Правда, еще в начале нашей бумажной беседы я написал, что мы можем обойтись без писанины. Мол, я еще не утратил способности экстрасенса. Пусть он думает, что сказать, а я буду считывать его мысли и записывать – или запоминать. В ответ он написал:

– Я не забыл о твоих способностях. Они хорошо помогли нам во время учебы, особенно на экзаменах. Но сейчас побереги их, не трать свою экстрасенсорику по пустякам, тебя ждут серьезные испытания. Ты слышал о генерале Потееве? Многолетний «крот»-предатель. Сначала отправил за рубеж жену и сына, а потом свалил и сам. Но, главное, прихватил с собой чемодан личных дел на агентов и нелегалов. Всего свыше ста фамилий. И пошли первые аресты и выдворения. А этот обмен десять на десять, в который попал ты, один из этой серии. Досье на тебя оказалось тоже в его чемодане. так что тебе крупно не повезло.

Потом он добавил: «Но главное даже не в этом. Центру не привыкать к таким «кротам». Они были, есть и будут, особенно их много появилось после «перестройки» и знаменитой чистки КГБ, которую устроил Бакатин, Горбачёвский «выкормыш». Сколько наших людей пострадало, не сосчитать, но возмущает другое. Не столько предательство Потеева, а позиция руководства Центра. Оно решило любыми способами защитить генерала, обелить его, отмыть от грязи, сделать белым и пушистым.

В Центре пустили слух, что он был любящим отцом и решился на предательство только ради любви к больному сыну. И если ребенок выздоровеет, то семья может быть вернется на Родину. В общем, в этом начавшемся обмене «кротами» и нелегалами, возможно, виноваты они сами. Такую красивую сказку придумало в Центре его руководство, защищая сбежавшего генерала, а заодно и честь своего мундира. Ты же знаешь, ГРУ и КГБ – давние соперники. Но как только кто-то из них попадет в историю неприятную, позорную, эти две организации сразу забывают давние распри и совместно начинают выгораживать и спасать обладателя генеральских погон. Ты, очевидно, помнишь эту историю с генералом Павловым. «Крот» с 25-лет-ним стажем, нанесший огромнейший ущерб разведки, особенно ГРУ. На Западе его считают самым ценнейшим среди всей этой плеяды «кротов»-предателей. А почему он четверть века спокойно смог работать на ЦРУ, снабжая его важнейшими секретными документами? Потому что в высшем руководстве и ГРУ процветала корпоративная солидарность партийных чиновников, о которой я тебе уже говорил. И когда на стол Цинева, первого заместителя Андропова легли неопровержимые доказательства о предательской деятельности Павлова, он заявил: «На кого же мы будем опираться, если начнем подозревать наших генералов». Имея такого покровителя, «крот-предатель» еще свыше пяти лет снабжал ЦРУ ценнейшей информацией, даже не шифруя ее. Он был вне подозрений. Я тебе напомню еще одного «крота», о котором ты тоже слышал на лекциях. Я имею ввиду Пеньковского. Он называл себя «спасителем мира» и очень хотел войны между США и СССР. Всю свою предательскую деятельность он направлял к тому, чтобы «холодная война» переросла в «горячую». И у него тоже был покровитель и благодетель – маршал Варенцов. Это опять о многом говорит. Его предательская деятельность продолжалась около полутора лет. По сравнению с Павловым – это мизер. И все равно вред, нанесенный им стране и спецслужбам, был огромен. А если бы он, как Павлов, потрудился на благо ЦРУ двадцать пять лет, на каких весах нужно было бы взвешивать результаты его трудов.

Вадим, я тебе все это напомнил для того, чтобы ты со всей серьезностью отнесся к ситуации, в которой ты оказался. Не зря говорят, что в истории все повторяется. У нас вновь появился генерал-предатель. И сразу возникли защитники, которые пытаются его спасти. От наказания он сам себя спас, как и некоторые другие предатели: Гордиевский, Резун, Голицын, Дерябин, Калугин.

Вадим, не будем тратить время и бумагу на этих подонков. Скажу пару слов, что ждет конкретно тебя. Ты своей экстрасенсорикой попортил настроение некоторым из руководства. Слушая их мысли, а потом излагая их в докладных, ты думал, что делаешь благое дело? Ты глубоко ошибался. Ты просто нажил себе врагов. И теперь они сводят с тобой счеты, включая тебя в список предателей, переложив на тебя вину за последние провалы.

Так что в ближайшее время тебя ждет полиграф и медицинские комиссии. Мой совет: чтобы уйти от нар, прикинься дурачком или душевнобольным. Это, я уверен, у тебя получится. А я чем смогу, тем и помогу».

За время нашей бумажной беседы Егор несколько раз уходил в комнату отдыха и уничтожал ее результаты на какой-то хитроумной машине, которая превращала его и мои слова в мелкую лапшу. Расставаясь, опять же письменно, он попросил лишний раз его не беспокоить, чтобы не попасть в список неблагонадежных или, как их сейчас называют, экстремалов.

Я – предатель
Черный человек

Несколько дней не был в Центре, просто боялся.

Чего именно? Не знаю, но сердцем чувствовал, что что-то должно случиться. Во мне снова заговорил внутренний голос. Как это не раз случалось за бугром. Там он нужен был, а дома-то к чему?

И все же решил ехать. Может быть, встречу кого-нибудь из бывших друзей. Хорошо бы из нашей группы обмена. Думаю, им тоже не по себе дома.

И я не ошибся в предчувствии. Уже по пути в буфет встретил давнего знакомого по институту.

Даже фамилию сразу не мог вспомнить. Я остановился и хотел раскрыть объятия. А он приблизился и на полном серьёзе, без улыбки, выпалил:

«Здорово, предатель» – и пошел дальше. Меня это так огорошило, что я застыл с протянутыми руками, как истукан. Не знаю, сколько так простоял, но очнулся только тогда, когда мимо пробежала секретарша моего шефа и поздоровалась, удивленно взглянув на меня. В голове стучало как молотком – «предатель, предатель, предатель». И сразу же вспомнил первое совещание у генерала после возвращения домой. Тогда он попросил нас порыться в памяти и поискать моменты, где каждый из нас мог бы «проколоться». Значит, он не стал ждать результатов своего поручения, а начал действовать, обвинив «чохом» всех предателями. А почему всех? Может, только несколько человек и меня в их числе? А если меня одного? Я что, дольше всех был за бугром? Я знаю, что супружеская пара проработала там почти 20 лет. Есть другие с хорошим стажем. Намного большим, чем у меня. Я с ними не иду ни в какое сравнение. Я что – резидент, под командой которого работает целая группа? Здесь что-то не так. Но почему этот тип назвал предателем меня? Он что-то имел против меня раньше? Я такого не помню… И у меня с ним не было ничего общего. Никаких столкновений ни на какой почве. Интересно, сколько же в Центре гуляет людей, которые могут ткнуть в меня пальцем и сказать: «предатель». А вдруг среди них найдется такой патриот, который захочет мне отомстить за предательство? Я знаю, такие есть и у нас, и за бугром. Он может подкараулить вечером у подъезда и ударить обрезком трубы по голове со словами «Смерть предателю». Я помню лекции на эту тему в институте. Был такой Шпигельглас – убийца предателей. В 30-е годы он провел шесть операций по ликвидации изменников Родины. А известный Хейханен. Он сдал американцам знаменитого Абеля и ряд других ценных зарубежных агентов, работавших на СССР. Он же действовал в интересах своей Родины, спасал ее от скверны. Я всегда был за то, чтобы предателей наказывать за их подлые дела.

Но почему я попал в их ряды? Если бы я был таким на самом деле, я бы приложил максимум усилий, чтобы остаться за рубежом, как это сделали некоторые мои соотечественники, не пожелавшие возвращаться на Родину, Я даже не побывал «кротом». Обычно многие предатели начинают с этого.

Интересно, кто-нибудь из руководителей Центра проходил проверку на полиграфе? Конечно, нет. Считается, априори начальство от рождения пропитано патриотизмом до мозга костей. Им чужды слова «крот» и «предатель». Но когда все же кто-то из них становится изменником Родины, например, Поляков, Калугин, то это исключение из правил. Это недоразумение. Случайность, роковое стечение обстоятельств. Ведь любой генерал – человек голубых кровей. Поэтому он вне подозрений. «На кого же мы будем опираться, если начнем подозревать наших генералов» – заявил Цинев, первый заместитель Андропова. После этих слов Поляков – предатель с 20-летним стажем еще пять лет снабжал ЦРУ секретными документами. Причем свои депеши он даже не зашифровывал, уверенный в своей неприкосновенности. Вообще, у нас генерал – небожитель, святой человек. Он вне подозрений. Но если ты чином пониже, от тебя можно ожидать все, вплоть до измены. Тебе это сделать ничего не стоит. Подумаешь, предать Родину, стать «кротом» – это раз плюнуть. Лишь бы побольше заплатили. А для начальника – это душевные муки, долгие раздумья, угрызения совести. Ведь он это делает не за деньги, по идейным соображениям. Так объясняли некоторые предатели свою измену. И такие признания смягчали им их вину. Они же это делали не ради чистогана. Тот же генерал-«крот» – Потеев из Управления «С». Он же пошел на предательство ради любви к семье, к жене, к детям, которых заблаговременно переправил за границу вроде на лечение, а потом и сам свалил за ними, прихватив десятки личных дел «нелегалов». Надо же было чем-то заплатить за гостеприимство английским властям. Так было на самом деле. Но руководство Центра все же решило защитить Потеева. Ну как же, все-таки генерал. И была дана команда спасать честь мундира и найти виновного среди обычных сотрудников. Они ведь ради денег на все готовы пойти. Это жлобье рядовое. Так, после долгих размышлений я пришел к выводу. Я не предатель, но из меня его хотят сделать всеми силами. И я этим силам ничего не могу противопоставить, ничегошеньки. Главное – в чем меня могут обвинить? В передаче секретных данных? Но я не физик, не ученый-ядерщик, не изобретатель новых видов оружия. Наоборот, это я за рубежом должен находить ученых и вербовать их для работы на нас. Но и в этом случае меня ни в чем нельзя обвинить, я этим тоже не занимался. У меня были свои задачи. Я их выполнял, и ко мне никогда не было никаких претензий. И вдруг я предатель. Интересно, как и когда я им стал? Может, этот Головятенко, наконец я вспомнил его фамилию, просто захотел меня разыграть, пошутить. Ну перебрал лишнего и бухнул спьяну. Вроде тогда от него разило коньяком. Ведь мы столько лет не виделись. Да, если это так, то он большой шутник. Но тогда вроде было не 1 апреля.

Мне нужно было ответить тем же – «от предателя слышу». А вообще-то за такие слова бьют по морде. Может быть, после этого он протрезвел бы и ответил на все мои вопросы. Кстати, если бы меня назвали так же еще человек пять, тогда другое дело. Тогда можно было поволноваться, попаниковать. Но пока эту чушь я услышал только от одного. А если это не бред алкаша, а ему кто-то сказал? Значит об этом знают многие. Пока они проходят мимо меня молча. Они просто меня презирают. Но от этого мне было не легче. Я стал себя успокаивать. Вспомнил свои мантры. Ну что я терзаюсь, мучаюсь, страдаю? Главное – я не предатель. Поэтому успокойся, возьми себя в руки и выбрось этот бред из головы. И все же в этот день я уходил из Центра как побитый пес с поджатым хвостом. Дома я старался успокоить себя по-разному: таблетками и даже бутылкой. Она мне помогла, но ненадолго.

Бродить по этажам Центра в надежде встретить кого-нибудь из прежних знакомых было смешно. Самое надежное место, где это могло случиться – буфет. За время моего отсутствия он здорово изменился. В нем все поменялось, начиная от стульев и столиков и допотопных кофеварок. Их место заняли импортные красавцы-аппараты. Но такого напитка, как кофе по-турецки, они все равно не давали. И в этот раз я выбрал местечко в дальнем углу, чтобы лучше был обзор и я смог видеть всех остальных входящих. Рядом был столик с тремя молодыми особами, очень похожих на секретарш. Я редко ошибаюсь, выделяя эту категорию среди других сотрудниц Центра. Я даже постарался сесть к ним боком, чтобы они не отвлекали моё внимание. Вначале я не прислушивался к их болтовне, довольно громкой. Но потом стал прислушиваться. Уж очень часто звучало «предатель», а когда до меня долетела фамилия «Потеев», я весь напрягся и замер, как легавая собака на охоте. Я боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть говоривших. Может, прозвучит еще какая фамилия, например, моя. Но вскоре щебетанье милых дам закончилось, и они ушли. То, что я услышал от них про предательство Потеева, начальника Управления «С», через пару дней подтвердил мой друг Столбов, кабинет которого я обнаружил случайно, забредя на 5-й этаж. После услышанного я еще больше успокоился, уверенный в своей правоте, в своих выводах. И все же я решил стать осмотрительнее. Хотя уже отвык от привычки оглядываться, как это было за рубежом. Теперь я решил снова к ней вернуться. Ведь от предателя можно избавиться не только с помощью кирпича, трубы или яда. Самый простой и распространённый способ, о котором нам говорили на лекциях: укол зонтиком в спину, в ногу, в руку в людном месте.

Жертва даже не чувствует его, но результат всегда один – трагический. Конечно, ледоруб, которым проломили голову Троцкому, грубая работа. А вот укол острым предметом сзади болгарского антикоммуниста в Софии на автобусной остановке – филигранная работа. Или отравленные шоколадные конфеты, которыми угостили одного известного бандеровца. Я уже не помню все случаи по ликвидации неугодных нам лиц. Хотя на лекциях нам повторяли, что советская разведка никогда не мстит предателям за их измену. Тогда мне всегда хотелось задать вопрос: а что этим мы хотим показать? «Россия – щедрая душа», и неукоснительно чтит одну из заповедей Евангелия? В старых записях времен учебы я нашел интересную информацию. Оказывается, начиная с 1945 года по 1995 год, предателями стали 35 сотрудников внешней разведки. Много это или мало, не мне судить. И среди них известные фамилии: Гордиевский, Пеньковский, Фарвелл, Павлов, Баранов, Пичузов. Причем первых трех на Западе называют «гигантами» по сравнению с остальными. Как высоко был оценен ущерб, нанесенный ими нашей разведке, говорит тот факт, что королева Англии наградила Гордиевского высшим орденом страны.

Другим злодеем-гигантом был Пеньковский, который сам называл себя «величайшим шпионом всех времен». Пользуясь своим служебным положением, он легально общался с иностранцами, посещал посольства, постоянно выезжал за границу. За время своей шпионской деятельности, а она продолжалась около двух лет, Пеньковский не только снабжал ЦРУ секретной информацией, но и сдал около 500 сотрудников ГРУ и КГБ. Оказывается, его долгое время опекал и прикрывал маршал Варенцов, с которым он был знаком еще со времен Отечественной войны. В приватных беседах с сотрудниками американских служб Пеньковский призывал США начать войну против СССР. «Западу нужно нанести удар первым. Тогда он победит». Он брал на себя решение вопроса об определении целей в Москве. «Пожалуйста, обсудите мой план… Я готов принять любое задание», – заявлял полковник Пеньковский, имевший два специальных высших военных образования. Я хорошо помню слова докладчика, который читал нам лекцию о предателях и перебежчиках. Он дал высокую оценку работе наших контрразведчиков, которые вовремя пресекли деятельность Пеньковского, длившаяся почти два года. А если бы она продолжалась два десятка лет, как у генерала Павлова? Трудно представить размер ущерба, который принес бы стране это «крот».

Вот так, за чтением тетрадей со старыми лекциями я проводил время, ожидая звонка из Центра. Частым собеседником моим был есенинский «черный человек». Я изливал ему душу, жаловался, сообщал новости. А однажды заявил, что перед ним сидит предатель. Он, как и я, вначале испугался и не смог ответить на мой вопрос «Что делать?». Он же меня и успокоил, доказал, что я не предатель. И эту версию о моем предательстве, говорил он, родил генерал, сразу же после первого совещания. Он – ее автор, и только он. Нет чтобы вызвать меня на беседу, поговорить по душам. Сразу, вот так, с бухты-барахты обвинить человека в том, что он не совершал. Если я предатель, то почему до сих пор на свободе? Меня должны арестовать, допросить. Так делают в таких случаях. Потом суд, свидетели, адвокаты и т. д. Ну, в общем, этот порядок известен. Но я выдвигал свои контраргументы. «Дорогой мой», – говорил я, – «так делается в обычных, рядовых случаях. А у меня случай особый, и работаю я в Центре, на который статьи Уголовного кодекса не распространяются. Он живет по своим законам. И меры наказания у него свои». «Но предатель», – отвечал он, – «везде предатель. Хоть в России, хоть в Африке. И отношение к нему, и меры наказания тоже везде одинаковы. Так что, если ты предатель, сознайся. Твое чистосердечное признание и мера наказания будет смягчена».