Текст книги "Защита Отечества"

«Ни к кому я не чувствовал такого предубеждения, как к этому человеку, но после беседы, длившейся три четверти часа, оно рассеялось как дурной сон. Всё, что он сказал мне сегодня, меняет весь ход моих мыслей. Жаль, что Господь не свёл меня с этим достойным человеком раньше. Дьявольская завеса разорвана навсегда, и время заблуждений миновало».

Отложив дневник в сторону, российский государь задумался, припоминая в уме все мельчайшие детали переговоров. Всё прошло эффектно, но праздник души всё же омрачался безжизненным силуэтом мокнущего под дождём прусского короля.

– Эта несправедливость завтра будет мной непременно исправлена, – беспокоясь о судьбе Вильгельма Фридриха Третьего, произнёс Александр Павлович. Поддержать Фридриха Вильгельма Третьего в трудную минуту Александр Первый считал делом своей чести. Решительно подтянул к себе поближе чистый лист бумаги, принялся сочинять на нём записку прусскому королю.

«Наберитесь терпения, Ваше Величество. Мы вернём то, что утратили. Не судите строго мои знаки дружбы к “Вершителю судеб”. Сегодня его время. В сложившейся ситуации он диктует условия. Я уверен, что строгость в Вашу сторону с его стороны – дело только кажущееся. Ставить на колени достойную нацию не в его интересах. Он человек с мудрыми намерениями, и всё человеческое ему не чуждо. В глубине души я с Вами. Мужайтесь, свято веря, что ко всякому делу можно найти подход, и нет таких трудностей, которые невозможно будет нам в будущем преодолеть».

Позвонил в колокольчик. Явившемуся на звон генерал-адъютанту Христофору Ливену протянул сложенный вчетверо лист написанного только что им письма Фридриху Вильгельму Третьему, распорядился:

– Скрепите печатью и проследите лично, чтобы эта депеша тотчас попала в руки прусского короля! – Сделав многозначительную паузу, добавил: – Распорядитесь, голубчик, чтобы обед подали в кабинет. Я страшно голоден.

После полудня следующего дня Александр Первый и Фридрих Вильгельм Третий прибыли на плот. Наполеон лично вышел встречать гостей. Крепко пожал руку Александру Первому. Короля же прусского рядом с собой просто не заметил. Точно так как в прошлый раз увлек за собой Александра Павловича под крышу большого павильона и усадил его в знакомое удобное кресло. Ему тут же принесли чашечку кофе. Пока российский государь размешивал серебряной ложечкой в нем сахар, французские гвардейцы внесли в помещение обшарпанное кресло и поставили его почти рядом с входом. После этого, по распоряжению Наполеона, обер-гофмаршал Дюрок завёл короля прусского под своды павильона и рукой указал ему его место. Даже после этой милости Бонапарт продолжал относиться к Фридриху Вильгельму Третьему не более как к пустому месту, в то же время по отношению к российскому государю был просто душка. Безудержно говорил лестные слова в адрес Александра Павловича, но неожиданно для себя на полуслове осёкся, прошёлся молча несколько раз по шикарному ковру. Видно было по лицу его, что он потерял ход последней мысли и, чтобы не терять времени на его поиски в памяти, с улыбкой пригласил Александра Первого подойти к карте, развернутой на зеленом сукне стола. Указывая правой рукой на карту, Бонапарт громко, чтобы было отчётливо слышно прусскому королю, резко сменив тему, заговорил.

– Мой государь, к чему такое недоверие. Если это исходит из-за Финляндии, то управляйте ею как хотите. Моего интереса к этой стране нет, – Наполеон с серьёзным выражением на лице глянул в глаза Российскому Императору. Александр Первый, делая вид, что не понимает, в чём, собственно, дело, растерянно улыбнулся ему в ответ.

«Все ты понимаешь, византиец. Но прежде чем властвовать над угорским народом, душа моя, тебе придётся вначале сразиться за этот лакомый кусочек со шведским королём Густавом Четвёртым. Затем твои храбрые матросы, знающие толк в морском бою, помогут англосаксам сойти на берег. Как только это случится, французские штыки быстро научат королеву туманного Альбиона строгой дисциплине, а современная многогранная культура моей Империи сможет без особого труда растворить в себе твоё великое царство».

После этого произнесённого в душе умозаключения, чтобы Александр Первый обязательно обратил своё внимание, Наполеон протянул руку в сторону вскрытого письма, лежащего на карте возле финских границ, и перетащил его двумя пальцами на пределы Российской Империи. Искоса посмотрел на реакцию лица Александра Первого и, увидев в нём черточки испуга, в ответ обидчиво сомкнув губы. Резко разогнулся во весь свой рост. Хотел что-то сказать, но передумал, разочаровано махнув рукой.

Своё написанное вчера письмо Фридриху Вильгельму Третьему Александр Первый признал сразу. Дрогнувшее сердце неприятно защемило. Призвав всю свою силу воли на помощь, сумел остаться внешне спокойным. Сдерживая всплеск отрицательных эмоций, Александр Павлович повернул голову в сторону короля прусского. Фридрих Вильгельм Третий сидел с низко опущенной головой.

Объяснений Бонапарт требовать не стал. Разряжая обстановку ткнул указательным пальцем правой руки в обозначенную на карте реку Вислу. Заметив вспыхнувший интерес в глазах российского государя, нежно повёл свой палец от истока реки до её устья и спокойно произнёс:

– Вот граница обеих империй. По одну сторону реки царствуете Вы, Ваше Величество. По другую сторону Вислы царствовать будет Ваш покорный слуга. Судьбу народов наших империй будем определять только мы. А для начала нашего владычества Вы, Александр Павлович, должны признать все завоевания Франции, а также Жозефа Бонапарта королём неаполитанским. Людовика Бонапарта – королём голландским. Жерома Бонапарта – королём вестфальским.

К этому моменту Александр Первый полностью овладел собой. Понимая просветлённой головой значимость созревшего во времени политического момента, решил тоже принять участие в начавшихся торгах за власть на континенте. Решительно перебивая Наполеона, заговорил:

– Но и Вы тогда, Ваше Величество, как повелитель противоположного царства должны непременно признать Великого князя Константина – королём греческим.

Наполеон, по всей видимости, готов был к такому повороту дела. Мило улыбнулся и спокойно начал далее излагать свои соображения по этому вопросу.

– Желание признать королём греческим Константина Павловича Романова у меня имеется.

После этих слов Наполеон сделал многозначительную паузу. Поднял указательный палец правой руки к потолку павильона, как бы силясь жестом поймать внимание Александра Первого, задал приготовленный на этот случай вопрос:

– Разумно ли это делать заочно? – И, не дав возможности русскому государю ответить, начал сам отвечать на свой только что поставленный вопрос: – Для начала, как я это понимаю, необходимо сделать самую малость. Взять и присоединить к Вашей империи Константинополь. Затем уже в пустующий там трон законно усадить вашего брата. Будьте уверены во мне, и я первым признаю его королём греческим. А пока Вам, мой государь, совет: действовать как можно решительнее. Всё должно выглядеть законно в глазах общественности.

Указывая пальцем на сжавшегося в комочек Вильгельма Фридриха Третьего, повышая голос, продолжил далее излагать свою мысль:

– Подлый король. Подлая нация. Подлая армия. Держава, которая вечно зло лукавит только в свою пользу. Которая не заслуживает существования в обновлённом мире. Сегодняшними границами на карте Европы она прежде обязана семье Романовых. Но сейчас говорить об империи короля прусского не хочется, ибо время её закончилось. Пришло долгожданное время просвещённых монархов. Я польщён, что мы нашли общий язык, поэтому я объявляю в сию минуту прекрасный город Тильзит свободной зоной. Приказ о выводе моих войск из города я уже отдал. Хватит идти на поводу льстецов. Хватит недоверия и противостояния между нашими державами. Пришло время мира и согласия. По этому случаю предлагаю вместе со мной переправиться на левый берег этой судьбоносной реки, чтобы взглянуть на ваш домик. Он Вам, мой государь, непременно понравится. Обед приготовит нам мой великолепный повар. Я буду находиться по соседству от Вас, мой друг, всего лишь в нескольких минутах ходьбы.

Домик, который отдал в пользование Наполеон Александру Первому, был ещё совсем недавно русской ставкой в сражении при Фридланде. Страшась быть пленённым, Александр Павлович, не дожидаясь конца битвы, трусливо бежал из него в город Шауляй. После кратковременного отсутствия в нём Российского Императора дом внешне ничуть не изменился. Зато внутренняя часть его, после основательной работы дизайнерского воображения Наполеона, претерпела основательные перемены.

В дверях их встретил симпатичный негр. Он добродушно улыбался обоим императорам, выставляя напоказ белоснежные зубы. Цилиндр на голове, черная бабочка в высоком воротничке кремовой сорочки, малиновая жилетка, узкие зелёного цвета брюки в чёрную полоску, лаковые боты на ногах делали негра похожим на ожившую обезьянку с открытки, которую Александр Первый получил от своей сестры Великой княжны Марии Павловны на Рождество. Российский Император не удержался и потрепал симпатягу за пухленькую щеку. Лицо Наполеона в ответ на такую нежность русского царя к чернокожему мальчику просветлело.

Внутри дома всё сияло роскошью и выглядело с точки зрения европейской моды богато и современно. Вместо офицеров разного рода войск теперь внутри сновала опрятно одетая, дружелюбно улыбающаяся прислуга. Надолго задерживаться в уютном гнёздышке с душой организованном Бонапартом специально для русского царя задерживаться не стали. Сошлись на мысли, что в дальнейшем будет предостаточно времени хозяину шикарных апартаментов всё пощупать пальцами и досконально осмотреть.

После вечерней прогулки по набережной и чаепития в резиденции Бонапарта, за которым обсуждали детали секретного трактата, довольные друг другом, императоры великих держав, распрощались до следующего утра.

Уморённый тяжестью дел, Александр Первый с удовольствием прошёл сквозь распахнутые лакеем двери в свой роскошный дом. Накопившаяся за целый день усталость чувствовалась во всех членах тела. Ступни ног слегка отекли, поэтому хотелось поскорее скинуть с ног казавшиеся невероятно тяжёлыми сапоги. Не дожидаясь пропавшего куда-то генерала Ливена, Александр Первый сам попросил мило улыбающуюся горничную, чтобы приготовили ванну. Желание поскорее освежиться у Императора было велико.

– Сию минуту, Ваше Величество, – покорно присев, произнесла горничная.

Александр Павлович покрутил головой в надежде отыскать генерал-адъютанта Христофора Ливена, как сзади все тот же приятный слуху голос кротко доложил:

– Ваше Высочество, тёплая ванная ожидает Вас.

Александр Павлович поблагодарил расторопную горничную и направился за ней в ванную комнату. Всё помещение ванной было выложено мозаикой в византийском стиле. Фиолетовая плитка пола, заботливо прикрытая зелёной ковровой дорожкой, стелилась до самого края надраенной до зеркального блеска ванны. Воздух в помещении ванной комнаты был подогрет чуть выше температуры человеческого тела. Разноцветные лепестки роз плотно покрывали всю поверхность воды. С удовольствием вдыхая нежный аромат цветов, государь быстро сбросил с себя одежды. Залез в ванну. Добавленные в воду минеральные соли быстро сняли накопленную за нелёгкий день усталость. Приятно было лежать в воде и чувствовать возвращение бодрости. В просветлённой голове начали легко слагаться рифмы. Российский Император так увлёкся сочинительством, что не заметил, как в ванную комнату вошла служанка, которая привела его сюда. Она неспешно собрала сваленные в кучу вещи Императора в плетёную корзину, повесив взамен на крючки полки из красного дерева огромное полотенце и длинный махровый халат. Повернула свою аккуратную головку, покрытую ажурным чепчиком, из-под которого чарующе свисали упрямые завитушки каштановых волос, и очаровательно улыбнулась.

После вечерней молитвы в дверь его комнаты тихонько постучали. Не дожидаясь разрешения, всё та же милая служанка принесла поднос с едой. Красное вино Шамбертен, – как и его друг Наполеон Первый, – Российский Император сильно разбавил водой. Хотел было побаловать себя глоточком, как в дверь спальни вновь раздался стук. Александр Первый с раздражением выкрикнул:

– Да!

После разрешения в щель приоткрывшейся двери протиснулась голова генерала Ливена. Александр Первый решительно отмахнулся от неё рукой. Дверь осторожно прикрылась.

Изголодавшийся за день Александр Павлович жадно навалился на жульен из петушиных гребешков. Уподобляясь императору Наполеону, проглатывал, как чайка, огромное куски плохо пережёванной пищи. Через мгновение боль в желудке заявила о себе. Сразу отказавшись от подражания Наполеону, Александр Первый – как учила его когда-то бабушка – принялся тщательно пережёвывать зубами пищу, что в итоге стало приносить удовольствие от потребляемой еды. На десерт – сыр рокфор с пропитанными ликёром Гранд-шартрёз кусочками сахара, запил небольшой чашечкой кофе.

Находящаяся всё время безмолвно рядом хорошенькая на личико служанка, поняв, что ужин уже почти закончился, принялась сбивать подушки императорской постели. Ненавязчиво осталась на ночь и незаметно исчезла только лишь под утро. Проснувшемуся в одиночестве Александру Первому приходилось только сожалеть об этом и в расстроенных чувствах вдыхать тонкий аромат её духов с рядом лежащей подушки. Потом весь день вспоминать её ласки и с нетерпением ждать ночи, чтобы вновь увидеть перед собой зелёные глаза Жюли.

Наполеон, не чувствуя усталости, ходил по кабинету. Часто задерживался у окна. Приоткрывал штору и с высоты второго этажа своей резиденции обращал свое внимание на окно спальни Александра Первого. Наконец свет в спальне погас. Наполеон успокоился. Сел в кресло за письменный стол. Джозефина прислала из Парижа заказанные у голландских мастеров ювелирные изделия. Табакерка с его портретом, на крышечке щедро усыпанная брильянтами, полностью удовлетворяла вкус Бонапарта. Отлично выполненным мастером портретом сверху золотой коробочки для табака Бонапарт остался доволен. Эта табакерка, по его мнению, как нельзя лучше подходила для подарка российскому статс-секретарю Михаилу Сперанскому, которого за тонкий ум Наполеон всегда выделял среди правительства России. К великому сожалению, ему не нашлось места в свите Русского Императора. После тяжёлого вздоха Наполеон нехотя отодвинул табакерку в сторону. Вторая золотая вещица была изготовлена голландскими ювелирами, так же как и табакерка – в единственном экземпляре по личной просьбе Наполеона. Шкатулочка выглядела значительно проще, чем табакерка. В самом начале крышечку шкатулки Бонапарт желал украсить портретом сестры Александра первого Екатерины, но в последнюю минуту изменил своё решение. Поэтому на крышечку золотой шкатулки голландские ювелиры вместо портрета Великой княжны Екатерины нанесли символ масонов французской ложи «искусство и труд». Эта расчётливая уловка должна была, по мнению французского императора, объединить сердца двух императоров великих держав. Наполеон натянул на кисти рук перчатки из чёрного китайского шёлка, выдвинул ящик письменного стола и извлёк из него кожаный мешочек, развязал его и аккуратно высыпал на столешницу письменного стола чистейшей воды бриллианты. Камни коллекции фаворитки короля Франции Карла Седьмого Агнессы Сорель поражали воображение. Ни одного одинакового. Все как один – единственны в своем рождении в этом мире. Каждый камень при жизни Агнессы, вероятнее всего, имел свое имя, ни одно из которых Бонапарт, к сожалению, не знал. Среди дюжины крупных красавцев только один притягивал к себе внимание Наполеона. По каратам он заметно уступал алмазу «Регент», но цвет выдержанного коньяка «Курвуазье» делал его краше. Бонапарт взял камень большим и указательным пальцами и ощутил в руке трепет. Такой же трепет он чувствовал в своём сердце, когда задумывался о своём наследнике. Ввиду многих причин супруга императора Франции, которую он искренне любил и поэтому прощал ей всё, не могла осчастливить его такой наградой, и от этого житейского непоправимого врачами факта исходила великая скорбь. Судьба Французской империи была для Наполеона Бонапарта выше личных чувств. А дело, которое он затеял для блага своей империи, требовало тонкого подхода. Положил в шкатулочку необычного цвета алмаз и плотно закрыл на ней крышку. Остальными камнями, как не делал и прежде, любоваться не стал. Спрятал их в мешочек и отправил его в нижний ящик стола. Задвинул ящик на место и, тяжело вздохнув, представил ужасную картину своего развода с Жозефиной. Сменив на лице кислое выражение на льстивую улыбку, взял шкатулку в правую руку, сделал изящный жест и уверенно произнёс:

– Ваше Величество, Александр Павлович, ввиду моей помолвки с Вашей сестрой, Великой Княжной Екатериной Павловной, прошу принять от меня вот этот скромный подарок.

Вспыхнувшие положительные эмоции вывели Наполеона из полусонного состояния. Чувствуя прилив сил, Бонапарт решил сейчас же написать письмо Джозефине. Убрал на край стола ювелирные изделия. Стянул с рук шёлковые перчатки и бросил их на кожаное сиденье рядом стоящего кресла. Взял в правую руку гусиное перо и, обмакнул его в чернила, принялся выводить первые строки письма.

«Любовь моя, я только что виделся с Александром Первым. Я им крайне доволен. Он гораздо умнее, чем обычно его считают. Он – герой романа. У него манеры самого любезного из парижан. Но просто доверять ему нельзя, он византиец.

Король прусский, зная мою слабость, на помощь себе призвал свою королеву Луизу. Она действительно очаровательна. Но не ревнуй, я твёрд как камень. Ухаживание за ней обойдётся мне слишком дорого. Александр Первый упрашивает меня поселить семью прусаков в Тильзите. Я долго отклонял его просьбу, но вскоре сдался, согласившись лишь в том случае, что караул моих гвардейцев будет охранять их круглые сутки. На дворе ночь, а завтра тяжёлый день, и мне необходимо выспаться. Спасибо за присланные тобой подарки, которые мне вскоре понадобятся. До свиданья, мой нежный ангел».

Если нежные чувства к Жозефине переполняли сердце Бонапарта, то в отношениях к Российскому Императору он сохранял холодный и трезвый расчёт. Вернув перо на чернильный прибор, исписанный лист на столе промокать не стал, понимая, что к моменту его пробуждения в душно натопленной камином комнате они просохнут сами по себе. Прилёг, не раздеваясь, на диван и закутался с головой в плед. Закрыл глаза. Представил вновь сцену своего бракоразводного процесса. Процедура развода выглядела действительно ужасно. Предстоящий разрыв отношений с супругой сеял в сердце французского императора тоску и панику. Гневить Господа Бога не хотелось, но что не сделаешь ради наследника! Чтобы не терзать свою душу напрасно, Наполеон переключил свои мысли на Великую княжну Екатерину. Сгорая от вожделения к будущей молодой супруге, которая обязательно родит ему сына, подумал, как и где ловчее вручить будущему свояку уже приготовленный для него подарок. На конгрессе это точно, но в каком из городов он пройдёт – необходимо было ещё только определить.

«Эрфурт или Веймар? Веймар или Эрфурт?» – раз за разом спрашивал себя Бонапарт и от отсутствия единого решения криво улыбался.

Решить сейчас, где назначить проведение европейского конгресса, ему тоже не представлялось возможным. Эрфурт хорош, а в Веймаре проживает любимая сестра Императора Александра Первого, Великая княжна Мария Павловна. Оставив в покое пока бессмысленное передёргивание городов, представив перед собой лицо Российского Императора, неожиданно для себя подумал:

«Будущий свояк слаб, чтобы управлять миром, но достаточно силён, чтобы другие могли навязывать ему свою волю. Его великая бабушка Екатерина Вторая постаралась на славу. Внук получился достойный. Просвещенность в нём прямо хлестала через край, поэтому он легко шёл на поводу умных идей, не понимая, что реализовать их в жизнь не будет никакой возможности».

Сделанное в уме заключение понравилось Бонапарту. Он захотел продолжить далее свои мысли, но вскоре запутался в них и незаметно для себя заснул.

Пиком торжеств в Тильзите по случаю завершения переговоров стал совместный парад русской и французской гвардий. Готовились к параду с обеих сторон очень тщательно. Каждая отдельная участвующая гвардия разных стран желала во что бы то ни стало перещеголять противоположную сторону. Французам сделать это удалось лучше. Их гвардия как победитель выглядела безупречно. Русские после выданной в счёт государя по чарке водки смотрелись празднично, но лица их выглядели со стороны весьма серыми. Оба императора стояли плечом к плечу. На мундире Александра Первого красовался орден Почетного легиона. У Наполеона – Андреевская лента ордена Святого Андрея Первозванного. Бонапарт был всецело поглощён парадом. Александр Первый на красочное зрелище не обращал внимания, сгорая от обиды. Сумел-таки в последний момент перед парадом Бонапарт больно задеть самолюбие Российского Императора. Дело было в том, что орденов для русской свиты французский император выделил всего пять. Делегация же российских чинов состояла из шести человек. Александр Первый движимый благородными чувствами к генералу Бенингсену, предложил Бонапарту вычеркнуть из списка награждаемых министра иностранных дел Андрея Будберга и наградить орденом Почётного Легиона генерала Бенингсена. Это предложение просто взбесило Наполеона. Простить основательно истрёпанный корпус маршала Ланна этому негодному пруссаку он не мог. От нервного потрясения, которое пережил Наполеон в тот момент, у него задергалось не только его правое плечо, но и левый глаз. Он, как в эпилептическом припадке закружился на месте. Правда, через несколько минут, совладав с собой и сдерживая свой подстёгнутый яростью темперамент, объяснился:

– Как Вы можете, Ваше Величество, променять своего воспитателя и наставника на этого человека, который больше обожает это ничтожество, короля прусского, чем Вас, мой государь. Я предлагаю в этом случае оставить без награды Великого князя Константина.

Такой поворот дела полностью обезоружил Александра Первого. Он задумался и тут же согласился оставить всё как есть. Идти против воли друга не стал. Чтобы не наломать дров, благоразумно отдал щепетильное дело утверждения списка награждаемых в руки Бонапарта.

Парадом император Франции остался доволен. Он мог смотреть на своих гвардейцев снова и снова. Оторвавшись от прекраснейшего на свете зрелища, находясь полностью в добром расположении духа, посмотрел на Александра Первого и, чувствуя свою вину за проявленный недавно гнев, по-приятельски потрепал Российского Императора за плечо. Заглядывая в глаза Александру Павловичу, с жаром произнёс:

– Десять тысяч раз я прав!

Не совсем понимая, на что намекает французский император, Александр Павлович на всякий случай утвердительного кивнул. Наполеон крепко пожал ему руку и, не давая заговорить, продолжил:

– Не держите обиды на вашего покорного слугу. Я восхищён вашими гвардейцами не меньше, чем своими. Стойкости в жаркой баталии им не занимать, это достойная в мире армия. Мой повелитель, назовите мне имя своего самого храброго гвардейца среди них и прикажите, Ваше Величество, в сию минуту доставить его сюда.

Думать долго не стали. Представили перед очами Наполеона гвардейца Матвея Лазарева, которому Наполеон на глазах у стёртого в порошок генерала Бенингсена собственноручно повесил на грудь орден Почётного легиона. После награждения простого гвардейца Александру Первому не было смысла упрекать Наполеона в неискренности. Вскоре детская обида у российского государя сама собой улетучилась, и на её месте ещё больше укрепились дружеские чувства, от которых хотелось поскорей научиться от Бонапарта справедливо управлять делами.

Ночного фейерверка по случаю подписания мирного договора между Россией и Францией ждали не только в Тильзите. С нетерпением ожидали праздничного салюта и в столице Российской Империи. Общественность Москвы и Санкт-Петербурга недоумевала, почему русский царь так долго ведёт непонятные переговоры. Каких-либо претензий к Российской Империи император Франции не выдвигал. А вот интересы прусаков отстоять на переговорах Александру Павловичу не удалось, и союзник России потерял часть своих владений, а контрибуция в пятьсот миллионов франков казалась чудовищной. Многие прогрессивные россияне задавали себе вопрос: зачем царь принял из рук первого врага российской державы орден Почётного Легиона? Тяжким грехом посчитал православный народ России награждение приспешника сатаны голубой лентой ордена Андрея Первозванного. Три поражения российской армии от лучшего военного стратега планеты, с огромным числом погибших лучших воинов Отечества, так и не отрезвили доверчивую головушку государя. Обольщённый тонким лицемером хитрых галлов, российский царь вовсе забыл, зачем явился в Тильзит. Нагрузил себя делами Европы так, что даже на вечернюю молитву времени у него не оставалось вовсе. Дружба с великолепным французом превращала царя в театральную на марионетку. Поэтому в кулуарах Москвы и Санкт-Петербурга рождались кривотолки, суть которых вообще оспорить было невозможно. Чтобы тайное стало явным, ближайшее окружение государя с нетерпением ожидало возвращения Александра Павловича в столицу Российской Империи.

За несколько дней до приезда Александра Первого в столицу обер-полицмейстер Александр Дмитриевич Балашов положил на стол «всесильному временщику» Алексею Андреевичу Аракчееву докладную записку, в которой очень подробно описывалось времяпровождение Александра Павловича на переговорах в Тильзите. Сжигая по одному листы доклада в камине, взволнованный Аракчеев непроизвольно произнёс:

– Совсем лишился рассудка наш Самодержец Александр Павлович от пагубного влияния Бонапарта. За жаркие поцелуи шпионки Жюли Атталь и бесовский орден Россия платить Наполеону рукой Великой княжны Екатерины не станет!

Когда последний лист записки превратился в пепел, Аракчеев, уняв эмоции, наконец ознакомился с копией текста договора о мире и дружбе, заключённого между двумя империями. Долго изучал игру слов в документе. На бумаге всё выглядело красиво. В реальной же жизни законотворческий труд двух масонов выглядел как филькина грамота.

Весь позорный удар капитуляции пришёлся по союзнику России, Пруссии. Она потеряла ряд территорий, а сумма выплат Наполеону в пятьсот миллионов франков выглядела даже на бумаге внушительной суммой. В отношении России непобедимый полководец вообще никаких претензий не выдвигал, и это настораживало. Понятно было, что Наполеон взял паузу, и генеральное сражение за первое место в мире у Российской Империи ещё впереди. Необходимо было немедленно запускать проект «Дрисский укреплённый лагерь». Терять время на пустые разговоры в такой взрывоопасной ситуации было смерти подобно. Унимая рукой неприятную дрожь в груди, Алексей Андреевич неожиданно для себя почувствовал приступ печёночной колики. С болезненной гримасой на лице поднялся из-за письменного стола. Взял с полочки стеклянный пузырёк с лекарством. Накапал в хрустальную рюмочку. Разбавил водой из графина и, как научил доктор, одним глотком проглотил содержимое рюмки.

После проглатывания скривился. Обтерев ладонью рот, трижды размашисто перекрестился и, не теряя времени напрасно, отправился на доклад в Павловск к вдовствующей Императрице Марии Фёдоровне, чтобы согласовать с матушкой Его Величества необходимые мероприятия по торжественной встрече в столице Империи Александра Павловича. И как бы между прочим напомнить ей, что православная церковь России объявила Наполеона антихристом. Поэтому брак Великой княжны Екатерины с «корсиканским выскочкой» практически невозможен.

Вернёмся вновь в тысяча восемьсот одиннадцатый год юлианского календаря летоисчисления. Осмысливая свой новый поворот карьеры, чувствуя внутренними органами тела каждую колдобину дороги, в карете с гербом главнокомандующего Молдавской армией катил к месту своего назначения Михаил Илларионович Кутузов. Несмотря на то, что возок был рассчитан для езды по бездорожью, его всё равно сильно подкидывало на дорожных ухабах разбитого почтового тракта. Время в пути тянулось медленно. Чтобы скоротать его, Михаил Илларионович подбирал в голове интересную для себя тему и подолгу обдумывал её. Когда мысли в сознании становились тяжёлыми, уставший от дум Кутузов незаметно для себя погружался в сон.

Очередная колдобина на дороги будила ненароком уснувшего Михаила Илларионовича. Он открывал глаза. Поправлял подушки на сиденье и, расположившись на них поудобней, легко восстанавливал в уме прерванную сном картинку. Мысли приходили разные, но самые приятные, конечно, были об отчем доме. Такие мысли занимали сознание Михаила Илларионовича надолго. На эту приятную для души тему он мог рассуждать в уме сколько угодно.

На этот раз недолгое погружение в сон Кутузова было прервано не очередным подпрыгиванием на ухабе кареты, а громкими хлопками ружейных выстрелов. Возок главнокомандующего Молдавской армии остановился. Беспорядочно стреляли где-то совсем рядом. Успокаивая ладонью правой руки противно защемившее сердце в груди, Михаил Илларионович, приоткрыв дверцу кареты, выглянул наружу. Отряд из нескольких драгун охраны с саблями наголо смело пошёл на звуки выстрелов. А уже через несколько минут офицер для поручений Паисий Кайсаров, сохраняя свойственную ему невозмутимость, доложил спокойным голосом обстоятельства неожиданной остановки.

– Ваше превосходительство, донские казачки в татарском селении шельмуют. Ушли канальи, а то прямо на месте призвали бы к ответу за мародёрство. Разрешите продолжить движение?

Кутузов отрицательно покачал головой и, не отказываясь от помощи любезно протянутой руки своего верного порученца, тяжело вылез из кареты. С трудом переставляя затёкшие от долгого сидения ноги, молча отошёл от своего эскорта в сторону. Опустошив мочевой пузырь на придорожные колючки, главнокомандующий в хорошем настроении вернулся назад. Решительно отвергнув помощь порученца, самостоятельно залез в карету. Прежде чем захлопнуть дверь, дал разрешение двигаться вперёд. Под скрип колёс Кутузов вновь вернулся мысленно в свое поместье Горошки.

«Вербное воскресенье», которое Михаил Илларионович встречал в родовом поместье, запомнилось Кутузову как день солнечный и тёплый. С наступлением Великой седмицы весна на дворе вошла в свои права. Жаркие лучи солнца топили снег на полях. Открывшийся местами на пашнях чернозём парил причудливыми столбами в сверкающее чистотой светло-голубое небо. Река Урша вечным движением воды местами промыла толстый лед над своим руслом. Тёмная вода в образовавшихся полыньях клокотала, выплёскиваясь невысокими фонтанчиками на кромку льда. Силёнки от паводка в верховье реки с каждым днём прибавлялись, отчего тесный проход посредине неё становился все шире и шире. Согретый солнечным теплом растительный мир мгновенно очнулся из зимней спячки. Сок земли двинулся по корням в стволы деревьев. Почки на ветвях разбухли. Некоторые из них открывались нежной зеленью. Солнечные дни, к сожалению, продолжались недолго. Праздник Пасхи, вопреки людским ожиданиям, выдался ненастным. Тяжёлые облака затянули небо. С утра из низких дождевых облаков несколько раз срывались капельки дождя, но после полудня свежий северный ветерок уже больно бросал в лицо крупинками града. Температура воздуха стремительно опустилась вниз. К вечеру Великого праздника ударил морозец. Настроение православным проказы погоды не испортили. Стоять в Теле Христа, на службе перед батюшкой приносило прихожанам явное удовольствие. Усиленные Духом Святым слова отца Гавриила доходили до самого сердца. Голоса церковного хора приносили радость.