Текст книги "Крупнейшие аферы и аферисты мирового масштаба"

Гром над шарлатанами прогремел в 1905 году, когда в популярном журнале Collier’s начали выходить статьи Сэмюэла Адамса под общим заголовком «Большая американская афера». Журналист обрушился на компанию Duffy, производившую «целебное виски», которое якобы было создано «по формуле, изобретенной одним из величайших химиков мира», одобрено «семью тысячами химиков» и принято в качестве лекарства в «двух тысячах больниц». На поверку «целебное виски» оказалось самым обычным алкоголем, и против шарлатанов ополчились многочисленные борцы за трезвость. Борцов с шарлатанами поддержал президент США Теодор Рузвельт, и в 1906 году Конгресс принял закон «О пищевых товарах и лекарственных средствах», позволявший запрещать медикаменты, которые могли быть опасны для здоровья или просто были не тем, чем названы на этикетке. После принятия закона 1906 года в США начался процесс вытеснения мелких производителей лекарств крупными фармацевтическими корпорациями, который несколько позже распространился и на Европу.

К середине ХХ века большинство цивилизованных стран имело строгое законодательство, запрещающее применять препараты и методы лечения, не прошедшие должного тестирования. Однако развитие науки, как всегда, помогло шарлатанам справиться с надвигающимся кризисом. В ХХ веке благодаря вполне серьезным ученым в моду вошли идеи возвращения к природе, чем не замедлили воспользоваться шарлатаны. Так, американские законы о тестировании новых препаратов относятся к лекарствам, созданным на основе синтезированных веществ, а значит, средства, созданные из природных компонентов, не нуждаются в одобрении Агентства по продовольствию и медикаментам (FDA). Образовавшейся законодательной «дырой» воспользовались многочисленные изобретатели всевозможных эликсиров, кроме того, некоторые изобретали средства, эффективность которых трудно оценить. Так, препарат для лечения рака лаэтрил, созданный Эрнстом Кребсом еще в 1950 году из абрикосовых косточек, до сих пор находится вне правового поля, поскольку FDA не одобряло его и не запрещало.

Наука начала помогать шарлатанам и другими способами. Прежде всего ХХ век стал эпохой расцвета психологических консультаций, а поскольку увидеть результаты работы психолога или психоаналитика сложнее, чем понять, от какой таблетки скончался пациент, многие шарлатаны переквалифицировались в психотерапевтов. Кроме того, развитие медицинских знаний позволило различать столько неуловимых симптомов и синдромов, что почти каждый человек сегодня может при желании найти у себя ту или иную истинную или мнимую болезнь.

С недавних пор у пациентов стали диагностировать «синдром беспокойных ног» (СБН), который проявляется в неудержимом желании двигать ногами. Уже разработаны методы лечения СБН с применением транквилизаторов и особых процедур. Правда, специалисты вынуждены признать, что чаще всего помогают «умеренные физические упражнения, особенно с нагрузкой на ноги», проще говоря – ходьба, а также «умственная активность, которая требует значительного внимания».

Сегодня в мире действуют все типы шарлатанов, когда-либо появлявшиеся на свет. Шарлатаны-шоумены по-прежнему продают свои «чудо-продукты» на шумных презентациях, псевдоученые по-прежнему разрабатывают абсурдные методы оздоровления, а газеты по-прежнему пестрят предложениями купить какой-нибудь аппарат, который лечит ревматизм, головную боль и нормализует стул. Наука продолжает идти вперед, а значит, шарлатанство тоже будет шагать в ногу со временем, принимая все новые и новые формы.

Фигура обмана

Все это одна большая ложь, проще говоря – гигантская схема Понци.

Бернард Мэдофф

Автор идеи заработать в короткие сроки много денег, не прилагая при этом никаких усилий, неизвестен. Однако сама идея во все времена выглядела крайне привлекательно. Поэтому финансовые пирамиды, обещающие огромные дивиденды с небольших вкладов, пользовались популярностью в прошлом и пользуются ею сейчас. Все подобные схемы – от Компании Южных морей до инвестиционного предприятия Бернарда Мэдоффа – работали по одному и тому же принципу, когда широкий круг клиентов пирамиды передает деньги в руки небольшой группы тех, кто эту пирамиду выстроил.

Первые финансовые пирамиды известны с начала XVIII века, причем создавались они не с какими-нибудь мошенническими целями, а на благо государства.

Одной из первых пирамид была британская Компания Южных морей, о которой шла речь выше. Она появилась в 1711 году. Тогда из-за массового недовольства обманутых вкладчиков, в числе которых оказались и члены парламента, началось расследование деятельности Компании южных морей. По решению палаты общин создали специальный комитет для изучения операций этой финансовой пирамиды. В итоге почти все члены правления Компании Южных морей оказались за решеткой.

ФИНАНСОВЫЕ ПИРАМИДЫ ЧАСТО НАЗЫВАЮТ СХЕМАМИ ПОНЦИ – В ЧЕСТЬ ЧАРЛЬЗА ПОНЦИ, ИТАЛЬЯНСКОГО ИММИГРАНТА В США, ПРИДУМАВШЕГО, КАК ИЗВЛЕКАТЬ ДЕНЬГИ ИЗ ВОЗДУХА.

В англоязычных странах финансовые пирамиды часто называют схемами Понци – в честь Чарльза Понци, итальянского иммигранта в США, придумавшего, как извлекать деньги из воздуха. Он родился в 1882 году в городке Луго на севере Италии. Сам он позже говорил, что его вполне обеспеченная семья жила в Парме. В юности он немного поработал на почте, а затем отправился в Рим, чтобы продолжить там свое образование. Понци удалось поступить в Римский университет, однако учеба не очень увлекала его – он предпочитал проводить время, развлекаясь с друзьями. «В те годы я был транжирой, – как-то признался Понци в интервью газете The New York Times, – то есть я вступил в тот опасный период жизни молодого человека, когда трата денег кажется самым привлекательным занятием в мире».

Вскоре деньги у Понци закончились, и он решил отправиться в страну миллионеров – Соединенные Штаты. Ему был 21 год, когда он сошел в Бостоне с трапа парохода «Ванкувер» почти без гроша в кармане: все свои средства он проиграл во время путешествия какому-то карточному шулеру. Но Понци не терял надежды заработать: «В США я приехал с $2,5, но в мечтах у меня уже был $1 млн, и эти мечты никогда не оставляли меня».

Несколько лет Понци перебивался случайными заработками – он, к примеру, мыл посуду в Нью-Йорке и красил дорожные знаки во Флориде. Затем он все же нашел работу там, где чувствовал себя наиболее комфортно: рядом с деньгами. В 1907 году Понци переехал в Монреаль и занял там должность ассистента кассира в Banco Zarossi – банке, созданном Луиджи Заросси для обслуживания таких же, как он, итальянских иммигрантов. Вскоре этот банк, однако, прогорел, поскольку Заросси выплачивал своим клиентам довольно высокие по тем временам, шестипроцентные, дивиденды из средств новых вкладчиков. Когда этих денег перестало хватать, он бежал с остатками банковских накоплений в Мексику. Понци опять остался без денег, и желание вернуться в США заставило его подделать банковский чек на несколько сотен долларов. Его на этом поймали и отправили в тюрьму на три года. После выхода на свободу он ввязался в переправку нелегальных итальянских иммигрантов в США и снова оказался за решеткой.

Наконец ему удалось вернуться в Бостон, где в 1918 году он женился. А год спустя на благо молодой семьи начал колоссальные денежные махинации. В 1919 году Понци получил письмо из Испании с приложенным к нему почтовым купоном, который он мог обменять на марки в США, чтобы отправить ответ. Он заметил, что в Европе эти купоны стоят гораздо дешевле, чем те американские марки, на которые их можно обменять. Он начал просить своих родственников в Италии присылать ему купоны, посчитав, что прибыль от их обмена и последующей перепродажи марок достигнет 400 %. В этом он смог убедить и нескольких друзей, пообещав им 50 % дохода с вложений в его дело за 45 дней.

ТЫСЯЧИ ЛЮДЕЙ ВЫСТРАИВАЛИСЬ В ОЧЕРЕДЬ, ЧТОБЫ ПРИОБРЕСТИ КУПО НЫ SE CURITIES EX CHANGE COM PANY, НЕКОТОРЫЕ ИЗ НИХ ЗАКЛАДЫВАЛИ ДОМА И ПРО ДАВАЛИ ИМУЩЕСТВО С ЦЕЛЬЮ ВЛОЖИТЬ ПОБОЛЬШЕ СРЕДСТВ В ДЕЛО, СУЛИВШЕЕ ОГРОМНЫЙ ДОХОД.

Вскоре он основал компанию Securities Exchange для управления вкладами и начал активную рекламную кампанию в прессе. Газета Boston Traveler, к примеру, напечатала статью под большим заголовком «Мы гарантируем вам 50 % прибыли за 45 дней», набранным прописными буквами. В ней газета цитировала слова одного почтового инспектора: «Мы не выяснили, как им удается добиваться таких прибылей, но они, кажется, уверены в своих способностях». До определенного момента деятельность предприятия Чарльза Понци не вызывала ни у кого подозрений. Тысячи людей выстраивались в очередь, чтобы приобрести купоны Securities Exchange Company, некоторые из них закладывали дома и продавали имущество с целью вложить побольше средств в дело, сулившее огромный доход. 26 июля 1920 года газета The New York Times напечатала материал о том, как Понци по просьбе местного прокурора отказался от дальнейшего приема средств до проведения аудиторской проверки. «Несколько сотен людей сегодня не смогли отдать свои деньги Чарльзу Понци», – писала газета, добавляя, что речь не идет о закрытии предприятия. В статье указывалось, что прибыль Понци составила $8,5 млн (более $90 млн по курсу 2008 года) всего за несколько месяцев и за все это время ни одному из его клиентов не было отказано в выплате дохода.

Тем временем сам Чарльз Понци жил в роскоши: он покупал дорогие автомобили, построил в штате Массачусетс особняк с кондиционерами и подогреваемым бассейном, а также купил для своей матери билет первого класса на трансатлантический лайнер, чтобы она могла с комфортом переехать из Италии в Соединенные Штаты. Он стал воплощением американской мечты, сумев из чернорабочих подняться до вершин богатства. Однако понемногу правда о его деятельности стала раскрываться, несмотря на то что аудиторская проверка документов компании не выявила никаких нарушений. Крах дела Понци начался с того, что пресс-секретарь Securities Exchange Company Вильям Мак-мастерс решил за $5 тыс. продать в газету Boston Post статью о махинациях своего шефа, в которой он объяснил, что его предприятие находится в долгах как минимум на $2 млн. Клиенты компании ринулись возвращать свои деньги. Проверке сразу же подверглись все банковские счета предприятия – выяснилось, что задолженность по ним составит $7 млн, если все инвесторы решат вернуть свои деньги. Впоследствии стало ясно, что никакие почтовые купоны Понци не покупал. Он вообще никуда не вкладывал деньги – аудиторам оставалось гадать, куда могли пропасть те миллионы, которые прошли через предприятие Понци.

После того как Чарльз Понци провел в американской тюрьме пять лет по обвинению в мошенничестве, он попробовал провернуть еще одну похожую аферу – на этот раз с продажей «прибыльных» земельных участков, которые на самом деле оказались болотом. Ее быстро раскрыли и приговорили Понци к году тюрьмы – срок этот, правда, был увеличен на семь лет после того, как он совершил неудачную попытку побега. В 1934 году его депортировали в Италию, где он некоторое время работал переводчиком. Затем двоюродный брат Понци, полковник ВВС Аттилио Бизео, который в то время был личным пилотом Бенито Муссолини, помог ему получить должность в казначействе, убедив Дуче, что Понци – международный банкир. Позже Понци назначили главой отделения итальянской национальной авиакомпании LATI Airlines в Рио-де-Жанейро. Но вскоре он попался на взятках, которые брал от контрабандистов, и был уволен. Вновь вернувшись к переводческой деятельности, он с трудом сводил концы с концами и умер в 1949 году в больнице для нищих.

Несмотря на то что в течение XX века почти все развитые страны приняли законы для борьбы со схемами Понци, дело это не просто живет, но даже процветает. Пример Бернарда Мэдоффа, которого называют создателем крупнейшей в мире финансовой пирамиды, – лучшее тому подтверждение. Мэдофф родился 29 апреля 1938 года в небогатой семье в районе Нью-Йорка под названием Квинс. О его родителях – Ральфе и Сильвии Мэдофф – известно только то, что они в какой-то период занимались торговлей ценными бумагами, но это не приносило им больших доходов. Берни, как его называют друзья, учился в школе Far Rockaway High School, которая на протяжении десятилетий выпускала известных ученых, спортсменов и политиков. Он получал хорошие оценки, но выдающимся учеником не был – по крайней мере, он не получил ни одной награды за успехи в каком-либо предмете. Как говорят его бывшие одноклассники, Мэдофф предпочитал плавание другим занятиям в школе. Его тренер предоставил ему первую работу – спасателя на пляже Atlantic на Лонг-Айленде.

Свое образование будущий миллиардер продолжил в Университете Алабамы, а оттуда перевелся в частный нью-йоркский университет Хофстра. Получив в 1960 году диплом политолога, Мэдофф решил организовать собственный бизнес. У него в распоряжении было $5 тыс., накопленных еще во время работы спасателем, и он решил открыть компанию Bernard L. Madoff Investment Securities, в делах которой ему помогала жена Рут Альперн Мэдофф. Их предприятие занималось торговлей акциями недавно созданных или мелких компаний, которые не могли торговаться на бирже. Деятельность эта приносила стабильный, но небольшой доход.

Путь к настоящему богатству Мэдофф начал с появлением первых компьютеров – он понял, что с их помощью проводить операции по торговле акциями гораздо практичнее. При удачном стечении обстоятельств электронная торговля ценными бумагами позволила бы создать биржевую площадку, способную конкурировать с Нью-Йоркской фондовой биржей, которая работала по старым технологиям. Эту идею поддержала Национальная ассоциация фондовых дилеров, и в 1971 году при ней была создана биржа NASDAQ, которую возглавил Мэдофф. Он также стал одним из главных игроков на новой площадке, начав зарабатывать сотни тысяч, а со временем и миллионы долларов в год. Вместе с этим Мэдофф стал заводить чрезвычайно полезные знакомства в Вашингтоне – он превратился в очень влиятельного человека, одного из руководителей Ассоциации фондовой индустрии США, и многие политики стремились подружиться с ним, а позже и доверить ему свои деньги.

Компания Bernard L. Madoff Investment Securities почти все время своего существования была семейным делом – брат Бернарда Мэдоффа Питер стал работать в ней с начала 1970-х. Получив высшее образование, в компанию пришли и сыновья ее основателя – Эндрю и Марк. Но никто из них не подозревал, что помимо брокерской деятельности Бернард Мэдофф занимался еще и непосредственным управлением средствами клиентов. Точнее, делал вид, что занимался.

По собственному признанию Мэдоффа, в 1990-х он начал принимать в свое распоряжение деньги крупных бизнесменов и организаций, в том числе благотворительных. Они доверяли ему свои активы, потому что надеялись на могущество и авторитет фондового гуру, имевшего связи и влияние не только в финансовых, но и политических кругах. И Мэдофф стремился оправдать эти надежды. Его управляющая компания Fairfield Sentry стала ответвлением Bernard L. Madoff Investment Securities, но все данные о ее деятельности Мэдофф держал в секрете. Он только объяснил вкладчикам, что будет приумножать их деньги за счет операций с акциями крупнейших компаний и их опционами. Дивиденды он обещал скромные, не больше 10–20 % в год, но это никого не огорчало, наоборот, успокаивало – клиенты Мэдоффа верили, что никто не пытается втянуть их в финансовую пирамиду.

НА САМОМ ДЕЛЕ БЕРНАРД МЭДОФФ ПРОСТО СКЛАДЫВАЛ ДЕНЬГИ СВОИХ КЛИЕНТОВ НА БАНКОВСКИЙ СЧЕТ, С КОТОРОГО, ЕСЛИ ТРЕБОВАЛОСЬ, ВЫПЛАЧИВАЛ ДИВИДЕНДЫ.

На самом деле Мэдофф просто складывал деньги своих клиентов на банковский счет, с которого, если требовалось, выплачивал дивиденды. С момента основания управляющая компания Мэдоффа каждый год сообщала о прибылях примерно в 10,5 %, даже когда фондовый рынок переживал спад. В ноябре прошлого года, к примеру, в отчетах организации говорилось о росте капитала на 5,6 % с начала года, в то время как акции 500 крупнейших компаний в рейтинге Standard & Poor’s за тот же период упали в стоимости на 37,65 %.

Впрочем, неправдоподобные отчеты компании Мэдоффа почти никого не беспокоили – деньги текли к нему постоянно, и к моменту краха его финансовой пирамиды тысячи клиентов вложили в нее $65 млрд. Возможно, если бы не финансовый кризис, она продолжала бы работать и дальше, но в какой-то момент слишком многие вкладчики решили забрать из Fairfield Sentry свои деньги. 10 декабря прошлого года Бернард Мэдофф встретился со своими сыновьями и рассказал им, что компания, которой он управлял единолично, прогорела и у него не осталось никаких средств для выплаты своим клиентам. Только $200–300 млн, которые он хотел потратить на новогодние бонусы сотрудникам, перед тем как сдаться властям. «Все это одна большая ложь, проще говоря – гигантская схема Понци», – сказал он.

На следующий день Эндрю и Марк сообщили о незаконной деятельности отца одновременно ФБР и Федеральной комиссии по ценным бумагам и биржам. Бернарда Мэдоффа арестовали, и на суде он признал свою вину по 11 пунктам обвинений и был приговорен к 150 годам тюремного заключения. Его имущество, в которое входят шикарные дома, яхты, коллекции драгоценных камней и произведений искусства общей стоимостью $823 млн, будет конфисковано для выплаты денег обманутым клиентам.

Цветочки

Стоимость луковицы тюльпана Viceroy составляла 2 лоуда пшеницы, 4 лоуда ржи, 4 жирные коровы, 8 жирных свиней, 12 жирных овец, 2 меха вина, 4 бочки пива, 2 бочки масла, 1000 фунтов сыра, кровать, шкаф с одеждой и серебряный кубок.

Тюльпановую лихорадку в Голландии XVII века можно считать аферой в том смысле, какой вкладывали в это слово в позапрошлом веке, то есть наживным предприятием. Но когда жажда наживы охватывает буквально все население страны, когда средством наживы становится один товар, а механизмы совершения сделок никак не защищены, рано или поздно в проигрыше оказываются все.

Многие экономисты считают, что причина финансовых кризисов – отрыв сферы обращения (деньги) от сферы производства (товар) вследствие глобализации, роста и усложнения мировых финансовых потоков и появления новых банковских технологий. Впервые угроза такого «отрыва от народа и падения» возникла еще в начале XVII века «в одной отдельно взятой стране» – Голландии, которая в то время была одной из самых развитых в экономическом отношении. Финансовая катастрофа стала следствием ажиотажного спроса на тюльпаны и зарождением «фьючерсной» торговли. Учитывая, что механизмы страхования контрактов были разработаны лишь спустя столетия, неудивительно, что от этой «торговли бумагами» пострадало практически все население страны.

Почему предметом спекуляций национального масштаба явился именно тюльпан, а не, скажем, изумруды или заморские специи и прочие колониальные товары, к которым страна мореплавателей имела практически эксклюзивный доступ?

КОГДА ЛУКОВИЦА ТЮЛЬПАНА ОКАЗАЛАСЬ ПО КАРМАНУ СРЕДНЕМУ ГОЛЛАНДЦУ, СТРАНУ ОХВАТИЛА ЛИХОРАДКА. КАЖДЫЙ ХОТЕЛ УРВАТЬ СВОЙ КУСОК И ПРИОБЩИТЬСЯ К БОГАТСТВАМ ТЮЛЬПАНОВОГО РЫНКА.

Возможно, дело в том, что в начале XVII века букет тюльпанов в гостиной голландца означал примерно то же самое, что сегодня собственная яхта или «Роллс-Ройс». Тюльпан был статусным символом. Он свидетельствовал о принадлежности к высшим слоям общества. Неудивительно, что когда луковица тюльпана оказалась по карману среднему голландцу, страну охватила лихорадка. Каждый хотел

урвать свой кусок и приобщиться к богатствам тюльпанового рынка.

Но была и еще одна причина, по которой именно тюльпан стал предметом грандиозной спекуляции, разорившей одну из самых экономически развитых стран Европы. Как и большинство других декоративных растений, тюльпан попал в Европу с Ближнего Востока. Его завезли из Турции в середине XVI века. Но тюльпан обладал одной интересной особенностью. Из луковиц вырастали красивые цветки однотонной окраски, но через несколько лет она неожиданно менялась: на лепестках появлялись полосы самых разных оттенков. Сейчас уже известно, что это результат вирусного заболевания тюльпанов. Но тогда это казалось чудом. Голландский ювелир, чтобы разбогатеть, должен был сначала заплатить за алмаз огромные деньги, потом долго трудиться, чтобы огранить его, а потом еще с прибылью продать камень. Владелец одной-единственной тюльпановой луковицы мог в один миг стать владельцем нового, неповторимого сорта, который можно было продать на тюльпановом рынке в несколько раз дороже.

Тюльпан был хорош тем, что его полосатые сорта идеально соответствовали потребностям самого дорогого сегмента рынка – такие цветки были редкостью и продавались по очень высокой цене, тогда как основная масса дешевых желтых, розовых и красных тюльпанов удовлетворяла потребности покупателей, принадлежащих к среднему классу. В 1612 году в Амстердаме был опубликован каталог Florilegium с рисунками 100 разновидностей тюльпанов. Новым символом преуспевания заинтересовались многие европейские королевские дворы. Тюльпаны подскочили в цене. В 1623 году луковица редкого сорта Semper Augustus, пользующегося большим спросом, стоила 1000 флоринов, а в разгар тюльпанового бума в 1634–1636 годах за нее платили до 4600 флоринов. Для сравнения: свинья стоила 30 флоринов, корова – около 100.

Третьей причиной тюльпанового бума стала чума 16331635 годов. Из-за высокой смертности возникла нехватка рабочих рук и, соответственно, выросли зарплаты. У простых голландцев появились деньги, и, глядя на тюльпановое безумие богатых, они начали вкладывать их в собственный тюльпановый бизнес.

Наконец, тюльпаны – растения сезонные. До тюльпанового бума ими торговали с мая (когда луковицы цветов выкапывали) по октябрь (тогда их сажали, а зацветал тюльпан следующей весной). Но поскольку спрос катастрофически превышал предложение, в мертвый для тюльпановых дилеров зимний сезон началась торговля рассадой. Риск для покупателя, конечно, был, но и стоила рассада дешевле. Рискнув и купив будущие тюльпаны в ноябре или декабре, весной можно было продать их на порядок или даже на несколько порядков дороже. А отсюда уже всего один шаг до «фьючерсных» сделок, и этот шаг был тут же сделан. В конце 1635 года тюльпаны стали «бумажными»: большая доля их «урожая» 1636 года продавалась по «фьючерсным» контрактам.

Что случилось дальше, наверное, уже понятно. Началась спекуляция контрактами как любыми другими ценными бумагами. Регулярные тюльпановые торги велись на фондовой бирже Амстердама. А в провинции – в Роттердаме, Харлеме, Лейдене, Алкмаре и Хорне – в тавернах создавались импровизированные тюльпановые биржи – коллегии. На них занимались, по сути, тем же, чем и на главной амстердамской бирже, – спекуляцией «бумажными» тюльпанами. Был даже разработан особый ритуал торговли ценными бумагами. Например, потенциальному покупателю запрещалось называть свою цену, он мог только намекнуть, что не прочь купить данный контракт. После этого один из продавцов вставал из-за стола, и они вдвоем уединялись в задней комнате таверны. Если они не договаривались, то по возвращении в общий зал платили небольшую сумму всем остальным в качестве компенсации за срыв возможной сделки.

Но торги не останавливались, и новая парочка удалялась в отдельную комнату. А компенсация тут же тратилась на выпивку для всех почтенных брокеров, так что торги, надо думать, проходили весело. Если же сделка заключалась, то по возвращении из кабинета продавец и покупатель выставляли всем присутствующим магарыч и по обычаю плескали на всех пивом и водкой.

В 1636 году тюльпаны стали предметом большой биржевой игры. Появились спекулянты, не боявшиеся перекупать «бумажные» цветы в течение лета, чтобы продать их еще дороже следующей весной перед началом сезона. Современник описывал сценарий подобных сделок так: «Дворянин покупает тюльпаны у трубочиста на 2000 флоринов и сразу продает их крестьянину, при этом ни дворянин, ни трубочист, ни крестьянин не имеет луковиц тюльпанов и иметь их не стремится. Так покупается и продается больше тюльпанов, чем их может вырастить земля Голландии».

Цены росли как на дрожжах. Луковицы тюльпанов Admiralde Maan, стоившие 15 флоринов за штуку, продавались спустя два года уже по 175 флоринов. Цена сорта Centen с 40 флоринов подскочила до 350, за одну луковицу Admiral Liefkin платили 4400 флоринов. Документально подтвержденным рекордом была сделка в 100 тыс. флоринов за 40 тюльпановых луковиц. Чтобы привлечь людей небогатых, продавцы начали брать небольшие авансы наличными, а в залог шло имущество покупателя. Например, стоимость луковицы тюльпана Viceroy составляла «2 лоуда (2,25 кубометра) пшеницы, 4 лоуда ржи, 4 жирные коровы, 8 жирных свиней, 12 жирных овец, 2 меха вина, 4 бочки пива, 2 бочки масла, 1000 фунтов сыра, кровать, шкаф с одеждой и серебряный кубок» – всего добра на 2500 флоринов. Художник Ян ван Гойен за десять луковиц заплатил гаагскому бургомистру аванс 1900 флоринов, в залог остальной суммы предложил картину Соломона ван Руйсдаля, а также обязался написать собственную.

Тюльпановая лихорадка породила легенды. Одна из них – про то, как портовый босяк, увидев входящий в гавань корабль, бросился в контору его владельца. Купец, обрадованный известием о возвращении долгожданного судна, выбрал из бочки самую жирную сельдь и наградил ею оборванца. А тот, увидев на конторке луковицу, похожую на очищенный репчатый лук, решил, что селедка – это хорошо, но селедка с луком еще лучше, сунул луковицу в карман и отбыл в неизвестном направлении. Через несколько минут купец хватился луковицы тюльпана Semper Augustus («Вечный август»), за которую заплатил 3000 флоринов. Когда босяка нашли, он уже доедал селедку с «луком». Бедняга загремел в тюрьму за хищение частной собственности в особо крупных размерах.

А вот другая легенда. Харлемские торговцы тюльпанами прослышали о гаагском сапожнике, которому якобы удалось вывести черный тюльпан. Депутация из Харлема навестила сапожника и купила у него все луковицы за 1500 флоринов. После этого прямо на глазах у тюльпановода-любителя харлемцы бросились яростно топтать луковицы и успокоились, только превратив их в кашу. Они боялись, что невиданный черный тюльпан подорвет их хорошо налаженный бизнес. Сапожник не вынес надругательства над цветами, слег и умер.

С РЕЗКИМ УВЕЛИЧЕНИЕМ КОЛИЧЕСТВА ИГРОКОВ НА ТЮЛЬПАНОВОЙ БИРЖЕ ЦЕНЫ СТАЛИ СКАКАТЬ В ТУ И ДРУГУЮ СТОРОНЫ БЫСТРЕЕ, ЧЕМ ПОНИЖАЛСЯ ИЛИ ПОДНИМАЛСЯ РЕАЛЬНЫЙ СПРОС.

Первый звонок прозвенел в конце 1636 года, когда производители тюльпанов и городские магистраты наконец обратили внимание на то, что торговля идет в основном «бумажными» тюльпанами. С резким увеличением количества игроков на тюльпановой бирже цены стали скакать в ту и другую стороны быстрее, чем понижался или поднимался реальный спрос.

В хитросплетениях рынка могли разобраться только эксперты. Они и посоветовали в начале 1637 года снизить покупки. 2 февраля покупки фактически прекратились, все продавали. Цены начали катастрофически падать. Разорялись и бедные, и богатые.

Главные дилеры предприняли отчаянную попытку спасти положение, организуя мнимые аукционы. Покупатели начали разрывать контракты на цветы летнего сезона 1637 года, и 24 февраля главные производители тюльпанов собрались в Амстердаме на экстренное совещание. Они разработали следующий сценарий выхода из кризиса. Контракты, заключенные до ноября 1636 года, предлагалось считать действительными, а последующие сделки покупатели могли расторгнуть в одностороннем порядке, заплатив 10 % отступного. Однако Верховный суд Нидерландов, посчитавший тюльпановодов главными виновниками массового разорения голландских граждан, наложил вето на это решение и предложил свой вариант. Продавцам, отчаявшимся получить деньги с покупателей, предоставлялось право продать товар третьей стороне за любую цену, а разницу потом стребовать с того, с кем было заключено первоначальное соглашение. Но покупать больше не хотел никто.

Правительство поняло, что нельзя винить в тюльпановом безумии какую-то определенную категорию граждан. Виноваты были все. По всей стране работали специальные комиссии, разбиравшие споры по тюльпановым сделкам. В итоге большинство продавцов согласилось получить по 5 флоринов из каждых 100, что полагались им по контрактам.

Трехлетний застой в других, «нетюльпановых» областях голландской экономики дорого обошелся стране. Некоторые потом даже сочли, что именно в период тюльпанового безумия главный конкурент – Англия – сумел перехватить многие исконно голландские рынки за границей. Так это или нет, но потрясение, которое пережила Голландия в XVII веке, вполне сопоставимо с дефолтом 1998 года. Однако конец у этой истории все-таки хороший: механизмы фьючерсной торговли исправно работают во всем мире, а Голландия и поныне считается страной тюльпанов, и масштабам голландского цветочного бизнеса можно только позавидовать.