Текст книги "Крупнейшие аферы и аферисты мирового масштаба"

Абсолютное оружие

В декабре 1940 года Альфред Науджокс отрапортовал Шелленбергу, что опытная партия фунтов стерлингов готова к испытаниям «в условиях, приближенных к боевым».

На первый взгляд это и не афера вовсе, а просто экономическая диверсия. Желание подорвать экономику страны путем наводнения ее фальшивыми денежными знаками. Но ведь и сама война ведется в конечном счете ради денег – все того же «навара», как и любое другое «предприятие».

А изготовление фальшивых купюр, да еще в таком количестве, чтобы развалить экономику целой страны, – высокое искусство.

Тысячелетняя история фальшивомонетчиков знает немало ярчайших примеров филигранных подделок, нарисованных мастерами-одиночками, да так, что даже специалисты не сразу могли отличить их от настоящих денег. И все же наиболее приближенные к оригиналу фальшивые деньги выпускали в свет не одинокие гении и даже не хорошо организованные банды фальшивомонетчиков.

ИДЕАЛЬНО ПОДДЕЛАТЬ ДЕНЕЖНЫЕ ЗНАКИ ГОСУДАРСТВА ПОД СИЛУ ТОЛЬКО ДРУГОМУ ГОСУДАРСТВУ.

Идеально подделать денежные знаки государства под силу только другому государству. Самый яркий пример – изготовление британских фунтов стерлингов в Германии в годы Второй мировой войны для подрыва экономики противника.

Разумеется, подделка денег на государственном уровне не является изобретением нацистов. И в античные времена, и в Средневековье правители облегчали золотые и серебряные монеты, пополняя таким образом казну. Самым известным из них был король Филипп IV Красивый. Другое его прозвище – Фальшивомонетчик.

Использовались фальшивки и как инструмент экономической диверсии при подготовке или проведении боевых действий. Например, Наполеон Бонапарт заполонил Россию фальшивыми ассигнациями, которые печатал в походной типографии. Когда после войны 1812 года правительство России меняло денежные знаки, из обращения было изъято на 70 млн рублей больше, чем выпустила казна! Однако «диверсионные» деньги отличались, как правило, низким качеством исполнения. К примеру, на наполеоновских рублевых ассигнациях встречались грамматические ошибки: вместо слова «ходячая» было написано «холячая».

В годы Великой Отечественной войны немецкое командование планировало выпускать в Германии рубли для обращения на оккупированной советской территории.

Впрочем, и союзники не гнушались подделками: англичане сбрасывали над немецкими городами фальшивые продовольственные карточки, что вызывало серьезные перебои в обеспечении населения Германии товарами.

АНГЛИЧАНЕ СБРАСЫВАЛИ НАД НЕМЕЦКИМИ ГОРОДАМИ ФАЛЬШИВЫЕ ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЕ КАРТОЧКИ, ЧТО ВЫЗЫВАЛО СЕРЬЕЗНЫЕ ПЕРЕБОИ В ОБЕСПЕЧЕНИИ НАСЕЛЕНИЯ ГЕРМАНИИ ТОВАРАМИ.

Но операция по выпуску фальшивых фунтов стерлингов отличалась от других тем, что планировалась она не столько для подрыва вражеской экономики, сколько для достижения достаточно прозаической цели: правительству Гитлера нужны были деньги – твердая валюта (пусть и поддельная) – для развития промышленности, закупки сырья и оборудования в нейтральных странах, содержания шпионских и диверсионных групп. Английский фунт стерлингов – особенно высоко котировавшаяся валюта – подходил для этого как нельзя лучше. Группенфюрер СС Вальтер Шелленберг, один из кураторов операции, обмолвился позже, что немецкое командование планировало даже инсценировать воздушный бой над территорией Великобритании, в ходе которого с самолетов должны были посыпаться тонны фальшивых банкнот. Эта акция по дестабилизации британской экономики была отложена якобы из-за нехватки горючего. Однако вряд ли столь масштабная операция могла сорваться по такой смехотворной причине. Скорее всего, нацисты и не собирались сорить фальшивыми деньгами, а намеревались пустить их в дело. А потому фальшивые фунты необходимо было сделать по высшему разряду. Дело поручили Альфреду Науджоксу.

Первая фальсификация, которую осуществил гаупт-штурмфюрер СС Альфред Науджокс (член НСДАП с 1931 года, характер нордический), не была связана с деньгами. Он командовал переодетыми в польскую форму эсэсовцами в инсценированном нападении на германскую радиостанцию «Глейвиц» 31 августа 1939 года. С этой провокации началась Вторая мировая война. А Науджокс стал руководителем технической группы службы безопасности (СД).

Первое задание, которое он получил в новом качестве, технически было значительно труднее осуществить, чем инсценировку в Глейвице. Одно дело – переодеть немецких офицеров в польскую военную форму, совсем другое – наладить выпуск фальшивых фунтов стерлингов, причем так качественно, чтобы их не отличил от настоящих даже Банк Англии. Впрочем, Науджокса, молодого (ему было всего 27 лет) и честолюбивого нациста, предстоящие трудности не пугали. План «Андреас» (так называлась операция по подделке фунтов) был для него не крупномасштабной уголовщиной, а проявлением нордического коварства – именно так назывались подобные акции на языке нацистов. Но для исполнения этого плана требовались немецкая скрупулезность и добросовестность.

Подлинные английские купюры были подвергнуты сотням анализов, для того чтобы выявить точный состав бумаги. Была ли в ней целлюлоза, а если да, то в каких пропорциях? В ходе лабораторных исследований выяснилось: бумага, на которой печатают фунты стерлингов, сделана на основе чистого льна. Но какого именно? Качество льна зависит от места, где он выращен. Потребовались еще месяцы исследований и килограммы валюты (настоящей), чтобы прийти к выводу: англичане используют лен, выращенный в Турции. Руководители операции вздохнули с облегчением: отношения с этой страной позволяли наладить поставки необходимого сырья.

Над изготовлением «английской валюты» рука об руку с химиками, полиграфистами, художниками трудились уголовники, в основном извлеченные из концлагерей. Бывшие фальшивомонетчики и университетские преподаватели добивались абсолютной идентичности в составе красок, секретных деталях рисунка, водяных знаках. На изготовление одного только клише двадцатифунтовой купюры ушло почти семь месяцев!

К работе были привлечены и математики, которые вычисляли систему регистрации и нумерации настоящих фунтов стерлингов, для того чтобы постоянно опережать Английский банк на 200–300 номеров и достичь полной синхронности в выпуске денежных знаков. На заключительной стадии операции к организации проверки и распространения фальшивых фунтов был привлечен некто Фридрих Швенд – уголовник, находившийся под следствием по обвинению в мошенничестве. Он был освобожден и по личному распоряжению шефа имперской службы безопасности Рейнхарда Гейдриха, еще одного высокого куратора операции «Андреас», получил чин штурмбанн-фюрера СС.

В декабре 1940 года Альфред Науджокс отрапортовал Шелленбергу, что опытная партия фунтов стерлингов готова к испытаниям «в условиях, приближенных к боевым». Настало время запустить в действие хитроумный план проверки, разработанный Фридрихом Швендом.

В рейхсканцелярии служил мелкий чиновник Рудольф Блашке. Он не был примечателен абсолютно ничем – разве что тем, что не вздрагивал, когда подошедший сзади человек клал руку ему на плечо. Но и стальные нервы не мешает иногда подлечить в нейтральной стране. Начальство не возражало, когда в марте 1941 года Блашке изъявил желание отправиться на пару недель в отпуск в Швейцарию. Как полагается, для поездки Блашке были выданы отпускные в валюте, и он с удовольствием потратил их на горнолыжных курортах и в ночных ресторанах Женевы. После этого, отдохнувший, он вернулся к месту службы.

Чиновник рейхсканцелярии и не подозревал, что выданные ему в качестве отпускных 5-, 10– и 20-фунтовые банкноты были отпечатаны не по ту сторону Ла-Манша, а в берлинском пригороде Грюневальд, на Дельбрюккштрассе, 6а.

Не знал он и о том, что швейцарские таможенники были предупреждены, что из Германии выезжает подозрительная личность, требующая особенно тщательной проверки, и получили словесное описание Блашке. Швейцарцы честно обыскали машину «подозреваемого» и его самого, внимательно изучили вещи, в том числе имевшиеся при нем деньги, и, не найдя ничего предосудительного, открыли шлагбаум. Если бы команда германских ученых и уголовников сработала не столь тщательно, Блашке отсидел бы какое-то время в швейцарской тюрьме, но никому бы и в голову не пришло, что истинным автором поддельных банкнот является высшее политическое руководство Германии.

Это был лишь первый этап проверки. Через некоторое время в Базель выехал немецкий коммерсант с крупной суммой фунтов стерлингов на руках и с письмом от Государственного банка Германии, в котором содержалась просьба к швейцарским коллегам проверить подлинность банкнот. После тщательной проверки из Швейцарии пришло сообщение, что сомнения вызывают лишь 10 % купюр, остальные – вне подозрений.

Но на этом немцы не успокоились. Они попросили швейцарцев на всякий случай переправить банкноты в Банк Англии для окончательной проверки. Сама Германия связаться с Британией не могла. Не стала этого делать и нейтральная Швейцария. Местные специалисты ограничились запросом: выпускались ли в такие-то годы банкноты таких-то номеров и серий? Из Лондона пришел утвердительный ответ.

Таким образом, к июню 1941 года все было готово для массового выпуска немецких фунтов стерлингов. Однако план «Андреас» был заморожен на полтора года, поскольку, начав войну с Советским Союзом, Германия надеялась добиться мира с ведущими мировыми державами (и прежде всего с Великобританией), чтобы избежать войны на два фронта. В этих условиях германское руководство решило воздержаться от проведения экономических диверсий на британском рынке.

Только в августе 1942 года, когда все иллюзии нацистов насчет возможности установления мира с Великобританией развеялись, было решено начать «войну купюр». Теперь операция получила название «Бернгард» – по имени ее нового руководителя штурмбаннфюрера СС Бернгарда Крюгера. Курировал ее теперь Эрнст Кальтенбруннер, занявший место убитого Гейдриха. Цех предпечатной подготовки перенесли в концлагерь Заксенхаузен, расположенный в 30 км к северу от Берлина. Штат специалистов был увеличен с 40 до 140 человек. В основном это были рекрутированные из концлагерей евреи, имевшие соответствующую подготовку: бывшие полиграфисты, граверы, художники, банковские служащие. Среди них были выходцы из Чехословакии, Франции, Германии, Нидерландов, Норвегии, Австрии, Сербии, Советского Союза.

О том, как на самом деле работала команда фальшивомонетчиков, имеются противоречивые сведения. Бернгард Крюгер и его помощники утверждали позднее, что все специалисты, собранные в бараке № 18/19, имели статус «соучастников». Им были обеспечены отличные условия существования, а некоторые из них (небывалый случай!) были награждены военной медалью «За особые заслуги». Правда, носить медали разрешалось исключительно на рабочем месте.

Сами бывшие узники утверждали, что всеми силами пытались саботировать операцию «Бернгард». Чех Оскар Скала, назначенный старшим среди спецов, приводит такие цифры. С конца 1942 года до весны 1945-го было изготовлено 134 610 810 фальшивых фунтов стерлингов. После многочисленных тестов только 10 368 430 было отнесено к первой группе – высшего качества. Вторую группу составляли банкноты с едва различимыми в лабораторных условиях дефектами.

Третья группа – фунты стерлингов с одним (не более) слабым дефектом печати. Все остальное считалось браком. Таким образом, выход идеальных фальшивок составлял около 7,5 % валового производства. Скала утверждал, что узники сознательно уменьшали долю первосортных денег, относя вполне качественные купюры в низшие разряды. Видимо, так на самом деле и было. Заключенные понимали, что относительно приличные условия жизни, да и сама их жизнь, зависят от того, как долго нацисты будут нуждаться в их работе. С остановкой производства их неминуемо ждало «окончательное разрешение еврейского вопроса» – эсэсовцам не нужны были лишние свидетели.

Забегая вперед, отметим, что невольные фальшивомонетчики остались в живых по чистой случайности. 3 мая 1945 года оборудование лагерного монетного двора было уничтожено, а все заключенные, принимавшие участие в операции, отправлены в концлагерь Эбензее на уничтожение. Но к моменту их прибытия Эбензее уже был освобожден союзниками.

В течение двух с половиной лет фальшивые фунты вовсю работали на германскую военную машину. За границей закупались стратегическое сырье, золото и драгоценности, подделки менялись на валюту других стран. Особенно крупные партии нацисты завозили в Италию: в ожидании неизбежного краха Муссолини население охотно меняло лиры на надежные фунты.

Кроме того, сотрудники службы безопасности оплачивали фальшивками труд своих зарубежных агентов, особенно тех, кого считали «отработанным материалом». Весьма интересна история Элиаса Базны по кличке Цицерон, который занимал далеко не последнее место в шпионской иерархии Третьего рейха.

Цицерон был камердинером британского посла в Турции и передал германской разведке копии протоколов конференции союзников в Тегеране, а также документов о предполагаемой бомбардировке Софии. За это он получил чемоданчик с £300 тыс. После окончания войны Цицерон решил купить или построить симпатичный отель на побережье, однако вскоре выяснилось, что как минимум две трети содержимого его чемодана – подделки. С ним рассчитались фальшивками третьей категории.

В 1961 году Элиас Базна вчинил германскому правительству иск на сумму своего вознаграждения. Он искренне удивился тому, что иск был отклонен, и в течение десяти лет, до самой смерти, не уставал обжаловать это решение в судах различных инстанций.

ЕСЛИ ОЧЕНЬ УСЛОВНО СЧИТАТЬ ПОДДЕЛКУ ДЕНЕЖНЫХ ЗНАКОВ ИСКУССТВОМ, ТО ФУНТЫ СТЕРЛИНГОВ НЕМЕЦКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ МОЖНО НАЗВАТЬ ШЕДЕВРАМИ.

Если очень условно считать подделку денежных знаков искусством, то фунты стерлингов немецкого происхождения можно назвать шедеврами. По крайней мере те, что были отнесены к первой категории. Если бы Оскар Скала не вел в Заксенхаузене записи, где фиксировал номера и достоинство банкнот с указанием типичных для каждой серии дефектов, и не передал эти сведения англо-американской следственной комиссии, возможно, фальшивые фунты еще долго находились бы в обращении.

Бесспорно, создание подобных шедевров было невозможно без мощной государственной машины, десятков высококлассных специалистов и огромных начальных вложений. Никакая, даже самая сильная структура организованной преступности не в состоянии произвести ничего подобного.

Однако в одном операция «Бернгард» схожа с деятельностью обычной банды фальшивомонетчиков: большая часть выручки пополнила карманы ее участников. Десяток миллионов фунтов – не та сумма, которая могла бы заметно повлиять на экономику Великобритании. Зато для тех, кто распоряжался нацистской казной, она была достаточно весомой. Даже такая мелкая сошка, как Фридрих Швенд, к концу войны положил в тайник 80 кг золота, $80 тыс. и 100 тыс. швейцарских франков. Этими деньгами он затем откупился от американцев, к которым попал в плен, чтобы получить возможность беспрепятственно выехать в Латинскую Америку.

Одним из последних, кто чуть было не поправил свое благосостояние с помощью фальшивых фунтов стерлингов, оказался безвестный австрийский рыбак, который майским утром 1945 года вышел на лодке на озеро Топлитзее. Его уловом в этот день оказалась банкнота достоинством £20. Высушив и разгладив купюру, рыбак отнес ее в банк, где получил за нее внушительную сумму в шиллингах. Сообразительный рыбак решил этим не ограничиваться, справедливо полагая, что английская банкнота оказалась в австрийском озере неслучайно. Но когда он в очередной раз появился у кассы со своим уловом, его встретили два американских офицера. Рыбаку пришлось раскрыть источник поступления купюр. На дне озера Топлитзее были найдены остатки продукции, произведенной в бараке № 18/19 концлагеря Заксенхаузен.

Лавка древностей

Когда же я сказал Сулукадзеву, что на все его вещи нужны исторические доказательства, он с негодованием возразил мне: «Помилуйте, я честный человек и не стану вас обманывать».

Алексей Оленин

Афера – это часто продажа того, чего нет. Лучше всего, конечно, продавать «воздух» (никаких затрат на производство, хранение и транспортировку!). Но что делать, если покупатель не верит словам и хочет товар пощупать, – вот вынь да положь ему что-нибудь этакое! Тогда лучше всего продавать то, что стоит дешево, а ценится очень дорого. Например, подделки. Например, произведений искусства или старинных документов. Тем более что хорошая подделка – это тоже искусство.

В России фальсификация произведений искусства, в том числе памятников письменности, превратилась в прибыльный бизнес не так уж давно – в конце XVIII – начале XIX века, когда на волне интереса к истории увлечение коллекционированием приобрело массовый характер. Как следствие, стал массовым и спрос на разного рода древности. Изготовленным в этот период фальшивкам была уготована счастливая судьба – многие из них украшают государственные и частные собрания и поныне.

Исторические документы подделывали всегда – для того, например, чтобы доказать древность собственного рода или право на недвижимость. Однако подделки, адресованные коллекционерам, не могли появиться раньше, чем сами коллекционеры.

Европейцы заинтересовались своей историей, начитавшись немецких романтиков. Вдохновленные картинами золотого века цивилизации, они стали записывать произведения народного эпоса, искать и публиковать старинные рукописи. Появились первые коллекции древностей. Бывшие в курсе европейских культурных тенденций петербуржцы и москвичи не остались в стороне и начали собирать славянские раритеты.

Вместе с интересом к древностям появились и люди, ими торгующие, которые определяли ценность той или иной вещи. Собиратели по большей части всегда были дилетантами, вынужденными доверять специалистам, а имея дело с любителем, трудно удержаться от соблазна и не воспользоваться своим профессиональным превосходством. Так в начале XIX века изготовление фальшивых рукописей стало доходным делом.

Антона Ивановича Бардина московские коллекционеры хорошо знали. В его антикварную лавку захаживали практически все российские историки первой половины XIX века. Бардин не только торговал старинными манускриптами, но и изготовлял на заказ их копии. Научившись искусно воспроизводить архаические почерки, антиквар решил попробовать продавать их, выдавая за оригиналы. Обнаружить подделку было непросто, поскольку методы атрибуции рукописей еще только разрабатывались. Спрос на такого рода продукцию оказался достаточно большим, и дело поставили на поток – специальная мастерская занималась изготовлением «состаренного» пергамена (специальным образом обработанная телячья кожа), соответствующих переплетов и застежек.

Бардин не писал «новых старых» текстов, а ограничивался изготовлением «оригинальных» рукописей уже известных памятников. В начале XIX века обнаружили десятки прежде неизвестных произведений древнерусской литературы, причем многие – в достаточно поздних списках. А исследователи и публикаторы мечтали обнаружить рукопись, относящуюся к эпохе создания памятника. Эту мечту и должны были воплотить бардинские подделки. И поскольку бумага появилась на Руси лишь в самом конце XV века, Бардин вместо подлинных бумажных рукописей XVI века предлагал своим клиентам пергаменные, относящиеся, как считали те, к XIII–XIV векам, – почерки того времени удавались фальсификатору лучше всего. И конечно же, учитывался спрос. Среди бардинских фальшивок пять списков «Русской правды» – древнейшего памятника русского права, были также написаны «Поучение Владимира Мономаха», «Сказание о Борисе и Глебе» и другие знаменитые тексты. Любопытная деталь: Бардин любил снабжать свою продукцию собственной зашифрованной подписью, используя в одних случаях глаголический алфавит, в других – специально изобретенные им руны.

Качество бардинских подделок доказала история с обнаружением двух рукописей «Слова о полку Игореве». Созданное в XII веке произведение сохранилось в единственном списке XVI века, да и тот погиб при московском пожаре 1812 года. Находка еще одной рукописи пришлась бы очень кстати – в то время развернулась бурная дискуссия на тему подлинности «Слова». И список нашелся.

В мае 1815 года к историку Алексею Малиновскому, участвовавшему в первом издании литературного памятника, пришел московский мещанин Петр Архипов и предложил купить желанный пергаменный список. Будучи хорошим палеографом, Малиновский тем не менее в подлинности рукописи не усомнился и, радуясь привалившему счастью, приобрел ее за 170 рублей – сумму по тем временам немалую, особенно для небогатого чиновника.

В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ СТАЛО ЯСНО, ЧТО ОБЕ РУКОПИСИ ВЫШЛИ ИЗ-ПОД ОДНОГО ПЕРА – ТАКИМ ОБРАЗОМ ФАЛЬШИВКИ РАЗОБЛАЧИЛИ ДРУГ ДРУГА.

Некоторое время спустя владелец погибшей рукописи «Слова» граф Мусин-Пушкин купил у Бардина другой список этого произведения. Как и Малиновский, он был абсолютно уверен в подлинности своего приобретения и поспешил объявить о сенсационной находке в Обществе истории и древностей российских, чем вызвал всеобщий восторг.

Его не разделил лишь Малиновский, уже готовивший издание своего списка. В какой-то момент стало ясно, что обе рукописи вышли из-под одного пера – таким образом фальшивки разоблачили друг друга. Во что обошлась бардинская «шутка» вполне состоятельному Мусину-Пушкину, история умалчивает.

Специалист высочайшего класса (профессионально изготовить фальшивую средневековую рукопись совсем не просто!), Бардин пользовался непререкаемым авторитетом не только среди покупателей-коллекционеров, но и среди коллег-антикваров. Косвенно о его профессионализме говорит тот факт, что в 1830-е годы он прикрыл свой промысел: к этому времени уже были придуманы достаточно эффективные способы идентификации рукописей. Торговля подлинниками оказалась более надежным делом.

Петербуржец Александр Иванович Сулакадзев изготавливал фальшивки не для заработка. Мотивация была вполне романтической: он хотел ввести в научный оборот рукописи, на основе которых можно было бы ответить на вопросы, не дающие покоя историкам. В те годы многочисленные любители старины предпринимали массу усилий, чтобы найти тексты, в которых бы рассказывалось о древнейшей истории славян. Но поиски были тщетными.

Как известно, добротное историческое исследование должно опираться на относящиеся к изучаемой эпохе рукописи. Будучи историком-любителем, Сулакадзев составлял описания древнерусской культуры – быта, торговли, обрядов, ловко сочетая почерпнутое из подлинных списков с собственными домыслами, для подтверждения которых приходилось изготавливать фальсификаты.

То немногое, что известно о самом Сулакадзеве, заимствовано из его собственных мемуаров, а мемуарам фальсификатора доверять рискованно. Имевший среди предков грузинского князя Сулукидзе, Александр Иванович получил неплохое, но в общем поверхностное образование. Его интересовало все – от драматургии до воздухоплавания, он внимательно следил за последними достижениями техники, хиромантии, был поклонником графа Калиостро. «В Петербурге, – вспоминал один из современников, – было одно не очень благородное общество, члены которого, пользуясь общею тогда склонностью к чудесному и таинственному, сами составляли под именем белой магии различные сочинения, выдумывали очистительные обряды, способы вызывать духов, писали аптекарские рецепты курений и т. п. Одним из главных был тут некто Сулакадзи, у которого бывали собрания, и в доме его висел на потолке большой крокодил».

Идя в ногу со временем, Сулакадзев активно собирал предметы старины. При этом, стремясь увеличить ценность своей коллекции, он начал снабжать подлинные документы приписками, указывающими на их древность, а затем и просто фальсифицировать рукописи. Однако в отличие от Бардина, который изготавливал новые списки уже известных памятников, Сулакадзев предпочитал сам сочинять произведения древнерусской литературы.

В марте 1807 года Гавриил Романович Державин рассказывал своим друзьям об антикваре Сулакадзеве, в коллекции которого имелось большое количество древностей, в том числе новгородские руны и костыль Ивана Грозного. Алексей Оленин, которого Державин пригласил осмотреть собрание, сообщил, что уже с ним знаком. «Мне давно уже говорили о Сулакадзеве, – сказал он, – и я, признаюсь, по страсти к археологии не утерпел, чтобы не побывать у него. Что же, вы думаете, я нашел у этого человека? Целый угол наваленных черепков и битых бутылок, которые выдавал он за посуду татарских ханов, отысканную будто бы им в развалинах Сарая; обломок камня, на котором, по его уверению, отдыхал Дмитрий Донской после Куликовской битвы; престрашную кипу старых бумаг из какого-нибудь уничтоженного богемского архива, называемых им новгородскими рунами; но главное сокровище Сулакадзева состояло в толстой уродливой палке, вроде дубинок, употребляемых кавказскими пастухами для защиты от волков: эту палку выдавал он за костыль Иоанна Грозного… Когда же я сказал ему, что на все его вещи нужны исторические доказательства, он с негодованием возразил мне: «Помилуйте, я честный человек и не стану вас обманывать».

Этот рассказ на некоторое время охладил энтузиазм Державина. Но в 1810 году он все-таки решил посетить Сулакадзева – вместе с Мордвиновым, Шишковым, Дмитриевыми, кстати, Олениным. Известие о визите столь важных особ несказанно обрадовало коллекционера. «Так этот Дмитриев – министр юстиции? Так этот Мордвинов – член Государственного совета?» – спрашивал он.

На Гаврилу Державина собрание Сулакадзева произвело сильное впечатление. Особый интерес вызвали «Ответы новгородских жрецов», записанные рунами, которыми новгородцы якобы пользовались еще до принятия христианства, – Державин попросил скопировать текст и впоследствии издал его в переложении на русский.

Некоторые подделки Сулакадзева появлялись как своеобразные подарки влиятельным лицам. Так, в 1819 году перед поездкой в Валаамский монастырь Александра I вышел труд «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря», где Сулакадзев, ссылаясь на несуществующие рукописи из своего собрания, рассказал о посещении Валаама апостолом Андреем Первозванным. Если верить автору, кроме острова тот почтил своим вниманием место, на котором впоследствии возникло село Грузино. Весьма полезное открытие – ведь именно там находилось имение графа Аракчеева!

Впрочем, в коллекции Сулакадзева находились и подлинные вещи, причем первоклассные. Она была одной из наиболее значимых в России – и по объему, и по ценности рукописных и печатных материалов. Современники же считали, что она совершенно уникальна – труды Сулакадзева, который пополнял свое собрание за счет фальшивок и старательно распространял слухи о древности новых поступлений, не пропали даром.

В 1832 году, после смерти коллекционера, его вдова пыталась продать коллекцию рукописей за 25 тыс. рублей. Это была фантастическая сумма – заплатить столько не был готов никто. В результате удалось продать лишь небольшую часть собрания. Спустя полвека вещи из коллекции Сулакадзева предлагались в лавке петербургского книготорговца Шляпкина по бросовым ценам. Значительная же ее часть бесследно исчезла, однако отдельным фальсификатам из этого собрания была уготована долгая жизнь.

Фальшивки Сулакадзева вызывали живой интерес не только у современников. В 1901 году была обнаружена его рукопись «О воздушном летании в России с 906 лета по Рождестве Христовом». Это произведение представляет собой свод встречающихся в различных древнерусских текстах упоминаний о попытках строительства летательных аппаратов. Причем первым русским воздухоплавателем оказывается Тугарин Змеевич – ближайший родственник Змея Горыныча. Сенсацией стала информация о том, что в 1731 году «нерехтец Крякутный фурвин сделал как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы и после ударила его о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался жив». Из чего следовало, что за 50 лет до полета братьев Монгольфье на Руси был построен воздушный шар. Особой популярностью эта история стала пользоваться в годы борьбы с космополитизмом. Полет Крякутного описывался в школьных учебниках, а в Нерехте ему поставили памятник, у которого принимали в пионеры. В Большой советской энциклопедии Крякутному посвящена отдельная статья, основанная на все тех же данных Сулакадзева. В 1956 году в связи с 225-летним юбилеем исторического полета была даже выпущена почтовая марка. По окончании юбилейных торжеств рукопись наконец подвергли экспертизе – выяснилось, что на месте слова «нерехтец» первоначально читалось «немец», вместо «Крякутный» было «крещеный», а вместо «фурвин» (что переводили как «мешок» или «шар») – Фурцель, то есть фамилия крещеного немца. Кто именно внес исправления в «О воздушном летании…» – сам Сулакадзев или кто-то из защитников приоритета России в области воздухоплавания, – сказать трудно. Впрочем, и само сообщение о полете кажется малодостоверным.

Посмертное явление другого труда Сулакадзева состоялось в 1923 году, когда архиепископ Винницкий Иоанн (Теодорович) при объезде своей епархии обнаружил пергаменную рукопись, датированную 999 годом. На полях рукописи имелись многочисленные приписки, из коих следовало, что в IX–XVII веках ею владели киевский князь Владимир, новгородский посадник Добрыня, первый Новгородский епископ Иоаким, патриарх Никон и другие не менее почтенные личности. Однако древнейшим этот список считался недолго: палеографический анализ показал, что сам документ относится к XIV, а приписки – к XIX веку. Споры о подлинности рукописи прекратились после того, как удалось доказать, что она когда-то принадлежала Сулакадзеву.

С именем этого коллекционера связывают появление еще одной знаменитой фальшивки – Велесовой книги, текст которой публиковали в 1950-1970-е годы. В 1919 году некий полковник Белой армии обнаружил в разоренной помещичьей усадьбе деревянные дощечки с непонятными знаками. Позже с ними ознакомился историк-дилетант Миролюбов, он же переписал, расшифровал и издал текст. Собственно, как были обнаружены таинственные дощечки, мы знаем только из публикаций Миролюбова. Кроме него их никто не видел, и не исключено, что вся эта история – вымысел.

Велесова книга рассказывает о потомках Даждьбога – руссах, об их великих вождях Богумире и Оре, о том, как пришедшие из Центральной Азии славянские племена расселились по берегам Дуная, о битвах с готами, гуннами и аварами. Историки и лингвисты без колебаний говорят о Велесовой книге как о фальсификации, однако многие любители славянской истории восприняли это произведение всерьез.