Текст книги "Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады"

Глава XVI. Родители невесты
1965

Вопрос с родителями Нели угнетал. С одной стороны, она честно держала слово: не напоминала и не спрашивала. С другой… он словно чувствовал спиной немой упрек. «Когда же поедем? Ведь ты обещал!»

Он обернулся. Никакого упрека. Неля даже не смотрела в его сторону. С засученными до локтя рукавами энергично застирывала воротник его концертной рубашки и улыбалась, о чем-то думая и сдувая темную прядь волос, падавшую на глаза. Такая маленькая, худенькая, а при этом улыбчивая. Чувство вины остро кольнуло куда-то под ребро.

Как же быть? Просто взять и поехать? Признаться, что боится неудобных вопросов? Попросить прикрыть? Нет. Это совершенно не по-мужски!

Сомнения разрешились неожиданно. Валентина Федоровна сказала, что они могут поехать на гастроли в Свердловск. Город, в котором жили родители Нели. Вот же решение! Он пошел на почту и заказал междугородний звонок. Повезло. Трубку сняла Нелина мама, очаровать которую не составило труда.

– Нелюша. Давай купим твоим подарки?

– Ты позвонил? – с радостной надеждой встрепенулась Неля. Видимо, внешняя невозмутимость и ей давалась с трудом. Стало стыдно, что заставил сомневаться и переживать.

– Обижаешь… Разве я тебя обманывал? – поцеловал в плечо. – Обещал? Сделал!

Валера смотрел на искреннюю радость и не знал, сказать или нет, что в гости пойдут не одни. Валера напросился к Нелиным родителям всем рабочим составом. Ладно, потом скажет… Или сама увидит. Идея поехать в гости не как пара, а как музыкальная бригада казалась единственно возможной. Так он сможет избежать ненужных вопросов и выполнит данное Неле обещание.

Когда после концерта автобус остановился возле большого дома с садом и музыканты выгрузились всем скопом, отпуская шуточки, снова накатили сомнения. Как примут? Что скажут?

Дверь открыла нарядная женщина с еще черными волосами, затянутыми в тугую косу.

– А мы уж заждались! Боялись, пироги остынут.

Все скромно представлялись и быстро просачивались по одному, минуя Валеру, Нелю и Зою Кирилловну. В коридоре чуть поодаль представительный мужчина сердечно пожимал руки музыкантам и приглашал к столу. Валера словно боялся подойти к нему. Судя по строгому взгляду Ивана Васильевича, простым рукопожатием тут не отделаешься. Атмосферу неловкости разбила Неля:

– Папа, – бросилась она на шею отцу, – я так соскучилась! Познакомьтесь! Это мой Валера!

Зоя Кирилловна стала строже, и Валера, предчувствуя вопрос о том, что Неля вкладывает в слово «мой», перехватил инициативу:

– Ну дайте, что ли, тещу поцелую!

– Тещу?! – вроде бы недовольно качнула головой Зоя Кирилловна, но не смогла не приобнять в ответ на звонкий поцелуй в щеку. А Валера не дал и слова вставить:

– А чем у вас так вкусно пахнет? Пирогами?

Зоя Кирилловна, не удержавшись, переключилась на перечисление свежей выпечки. Однако скоро спохватилась и попыталась вернуться к вопросу родственных отношений:

– Так тещей, значит, меня зовешь? Значит ли…

– А где у вас руки помыть? – перебил Валера. И тут же с виноватой улыбкой пояснил: – Мы такие голодные. Только с концерта!

Мама Нели была бойкой, озорной и гостеприимной. Доброта перевесила, и Зоя Кирилловна забеспокоилась, стала хлопотать, накладывая салаты в тарелки и рассказывая, в каком пироге какая начинка. За столом стало тесно: Кандыба, Дойбан, Нессиян, Вайман, Гольдберг, с собой взяли даже работников сцены и осветителей. Валера рассчитывал успокоить родителей Нели тем, что многие музыканты пришли с женами: Миля с Ольгой, Нессиян Тобак с Елизаветой, а к Симе приехала невеста Галя из Ачинска. Думая над тем, как его примут, руки мыл долго. Когда вернулся за стол, Зоя Кирилловна уже вела разговор в нужном ей русле:

– Да почему же, Галечка, и не расписаться?

За невесту ответил Сима:

– Зоя Кирилловна, чтобы жениться, надо сперва с гастролями закончить. Какие дети, если пока собственной жилплощади нет? Все время на чемоданах!

Галя, кажется, слышала подобные аргументы не впервые и бойко возразила:

– Сима, а что мешает расписаться, но подождать с детьми?

Сима задумался. А Валера насторожился. У Симы с Галей ситуация была совершенно другая. Невеста Кандыбы была не против следовать в гастрольную жизнь, но как жена, а не как член музыкального коллектива. Кандыба же хотел поскорее завязать с гастролями и осесть где-то. Валера себе подобного позволить не мог. Его ждет Москва!

Если девушка скажет, что готова расписаться и последовать за супругом, Зоя Кирилловна, которую Неля успокаивала тем, что «так делают все», встревожится. Валера строго взглянул на Галю:

– А зачем тогда вообще жениться? Если дети не главное?

Галя растерялась и начала возражать, что имела в виду совершенно другое, она не против детей, но Валера не дал высказаться. Посмотрел на Нелю, обнял и нежно поцеловал:

– А мы вот с Нелюшей хотим деток. Правда?

Неля заулыбалась и кивнула. Зоя Кирилловна с осуждением посмотрела на ни в чем не повинную Галю и подарила будущему зятю снисходительный кивок. Мысли о внуках, словно отразившееся на лице, расправили хмурые складки на лбу и чуть поджатые губы. Женщина расслабилась и положила Валере кусок капустного пирога.

– Зоя Кирилловна, какая капуста нежная!

Теща предсказуемо оживилась:

– А я не на масле пережариваю, а в сливках тушу!

– Правда? – почти искренне восхищался будущий зять, отмечая и накрахмаленные салфетки, и красиво разложенные салаты в хрустальных салатницах, и мечту каждой советской домохозяйки – фарфоровый сервиз «Мадонна», расписанный томными красавицами в струящихся одеждах.

Неля видела и напряжение Валеры, и его нехитрые уловки, которые легко читались, потому что не были направлены на нее саму. С одной стороны, хотелось защитить, поддержать, ведь они вместе! С другой… казалось, что вместе они, лишь когда Валера говорит. Вдруг она сама рада обманываться? Она вспоминала давние Валерины слова и пыталась оценить беспристрастно:

– Нелюша, а знаешь, какое детство у меня было? Голод, неустроенность, война. Неужели не понимаешь, как я хочу, чтобы наши дети жили в довольстве? Я не хочу больше этой честной бедности!

Подумалось: а ведь Галя права! Почему бы не расписаться, а с детьми подождать? Однако недавно сказанная Валерина фраза пугала. Вот посмотрит он строго уже не на Галю, а на нее саму и скажет: «Если дети не главное, зачем тогда брак?» Будет ли слушать? Вспомнилось и другое:

– Неля, ну вот разве ты сама не хочешь, чтоб мы жили в достатке? Просторная квартира, машина, отпуск в красивом месте? Подожди тогда.

Она всегда кивала. Соглашалась. Однако и правда, как штамп в паспорте помешает строить эту будущую красивую жизнь? Она отошла от стола и замерла у окна. Два уличных фонаря у входа на террасу тускло мерцали, покачиваясь на ветру. На плечо легла родная рука. Лишь две мужских ладони узнавались, не глядя.

– О чем задумалась? – спросил отец.

– Да так…

Если рассказать все папе, он поможет. И даст совет, и поддержит, да и что говорить… если надо, заставит Валеру жениться. Только чувство неуютной неловкости, какого-то гордого стыда мешало. Создавало глухую стену в сердце. Нет. Невозможно такое сказать. Только не отцу! Она сбежала из дома, чтобы доказать, что взрослая, самостоятельная, все знает и может сама. Как признаться, что с любимым мужчиной вся эта гордость и самостоятельность исчезают? А если отец поймет, что она не до конца доверяет Валере? Если заставит расстаться?

Отец оглянулся. Валера одаривал маму комплиментами, а та уже расслабилась и вовсю ухаживала за будущим зятем.

– Хочешь рассказать?

– О чем?! – рассердилась Неля. Ужасно, когда все твои страхи читаются на лице. – У нас все прекрасно!

– Да хотя бы о будущем. Слышал, как вы детей планируете.

– Пока не планируем, – буркнула Неля.

– Правильно. Какие дети, если вы не расписаны до сих пор? – не отступил отец.

– Папа! Перестань! – чувство неловкости стало невыносимым. – Я же просила! И Валера звал замуж… Я сама пока не хочу.

Неля чувствовала, что лукавит. То предложение, что сделал в порыве эмоций Валера в Караганде, больше не повторялось. И отец словно понял, что если предложение было, то не всерьез.

– Знаешь. Мужчины часто делают предложения в шутку. В самом начале отношений. А вот когда эти самые отношения уже есть, когда начинаются первые трудности и ссоры…

Папа сделал паузу, словно провоцировал. Ну же, Неля, спроси! Покажи, что ты чувствуешь и думаешь на самом деле! Нет. Она ни за что не спросит. Губы упрямо поджались. И отец сказал сам:

– А потом, Неля, мужчина смотрит на все это и думает. А может, оно и не надо? Жениться-то? Все не так идеально, как раньше… Да и зачем обязательства, если права уже есть?

Сердце вскипело. Папа словно ударил по самому больному. Пусть такие слова говорит тот, кому ты можешь не поверить. Только не папа! Она повернулась к отцу, с губ уже готов был сорваться упрек, но, к счастью, мама отвлекла:

– Неля, ты хлеба-то не принесла?

Неля отрешенно сделала несколько шагов в сторону кухни.

– Я принесу! – заметил состояние Нели Валера.

Однако мама, словно возвращая себе материнские права, повелительно настояла:

– Айда, Неля!

Валера встал, обнял Нелю и посадил на место рядом с мамой.

– Я очень люблю вашу дочь! Пусть лучше отдохнет, покушает, поболтает.

На лице матери заиграла довольная улыбка, и она уступила. Валера ушел за хлебом, а Неля вдруг успокоилась. Когда любимый был рядом, она не могла не верить. Только папа недовольно взглянул на своих женщин, махнув рукой, и едва слышно проворчал:

– Любит, значит? Если любишь, к чему болтать? Надо делом показывать.

Когда Валера вернулся с кухни с тарелкой, натолкнулся на строгий взгляд Ивана Васильевича. Непримиримый взгляд словно говорил: а меня не купишь, не проведешь, я все понимаю. Если сесть за стол, снова пойдут неудобные расспросы, отвечать на которые не было сил.

Вдруг понял, как жарко стало в комнате. Еще недавно ослепительно белые искристые снежинки, застывшие на окнах, начали сбиваться в кучки и скользить по стеклу тоненькими струйками. Вот и предлог!

– Так душно, даже голова побаливает. Покажешь дом? – шепнул на ухо Неле. Девушка обеспокоенно приложила ладонь к его лбу, а потом оглянулась на гостей. К счастью, музыканты собирались петь, развлекать не требовалось.

– Значит, здесь ты родилась? – снова почувствовал себя расслабленно Валера и с удовольствием осматривался.

– Нет. Родилась я в Шадринске. Там дом был гораздо больше этого. Двухэтажный. Мы жили большой семьей: родители, бабушки, няня, – начала Неля и не окончила. Хлопнула входная дверь, и на пороге появился высокий, светловолосый мужчина. Валера наметанным глазом сразу понял, что тот пьян.

Нелин дядя, представившийся Валере Ильей, подскочил к вошедшему и, деликатно взяв под руку, негромко сказал:

– Миша, пойдем выйдем.

– Кто это? – изумился Валера.

– Не обращай внимания, – отмахнулась Неля.

Через какое-то время вернулся Илья, увидел Валеру и Нелю в коридоре и, будто оправдываясь, пояснил:

– На силу удалось проводить. И как Миша зашел? Мы же ворота все закрывали.

– Небось через огород залез, – подошла заметившая выпроваживание гостя Зоя Кирилловна.

Гости разливали по стопкам, пили и пели, ничего не замечая. А Валера спросил:

– Кто он, этот Миша?

– Венерочкин жених! – нарочито подчеркнула слово «жених» Зоя Кирилловна, по-видимому, простившая в этот момент Мише даже пьянство. – Свадьба будет в июле!

– Чего ж он так напился? Неужели не стыдно в таком виде перед родителями невесты показываться? – Валеру словно ошпарило сравнение с этим Мишей, и он постарался задеть в ответ. – Что ж вы жениха-то и не пустили?

– Не пускают, потому что пьян, – попыталась сгладить Неля. – А пьян, потому что дядюшки мои все картежники. Играют в карты на штрафы! Кто проигрывает, тот выпивает.

На душе у Валеры потеплело, так бойко защищала его Неля.

– Судя по всему, Миша хорошо проигрался! – хотел пошутить Валера, но фраза вышла злой и язвительной. Зоя Кирилловна будто и не заметила, что Валера единственный за весь вечер ни разу не пригубил спиртного. И это задело.

– Пошли к тебе! – наклонился он к Неле. – Покажешь мне, где жила.

Взявшись за руки, они прошмыгнули в ее комнату.

– Здесь! – гордо обвела рукой Неля. – Правда, с тех пор, как уехала в Иркутск, тут сестра живет.

В комнате пахло накрахмаленным бельем и какой-то выверенной дотошностью. Овальный коврик на полу лежал четко посередине. Ни одной лишней детали. Только на нижней полочке серванта показную строгость комнаты нарушали веселые куклы-пупсы, рассаженные в рядок.

– Твои или Венерины? – спросил Валера и удивился. Неля отчего-то раскраснелась и потянула его на выход.

– Пойдем ко всем!

Он наклонился ближе и посмотрел в смущенное лицо.

– Застеснялась? Значит твои! – рассмеялся Валера. – Стыдно, что до сих пор в куклы играешь?

– Не выдумывай, – хмурилась Неля.

Почему-то это показалось настолько милым, что Валера начал покрывать поцелуями покрасневшие щеки, забывшись, что в гостях. Неля делала вид, что обижается, но охотно откликалась на ласки. Где-то смеялись гости, Венера пела что-то на английском. Гроза в этот вечер прошла стороной.

А утром снова пришлось держать удар. Теща молчала, но молчала с каким-то злорадством, посматривая в сторону супруга. Будто говорила: мне ты вчера голову задурил, а попробуй-ка одолеть Ивана Васильевича. Валера попробовал. Зная пристрастия отца Нели, заговорил о политике:

– Как вы находите Брежнева?

– О Брежневе я подумаю после вашего отъезда. Сейчас меня ваши планы интересуют. Есть они у вас вообще?

– А как же? – бойко начал Валера, стараясь ни на миг не показать слабину. – Жить будем в Москве. Родим детей. Все как у людей будет.

– Каких детей? Без свадьбы? – не выдержала Зоя Кирилловна.

– Конечно же, дети будут после свадьбы! Я ведь люблю вашу дочь!

Когда Валера произносил это наиважнейшее для каждой женщины слово «люблю», и Неля, и Зоя Кирилловна смягчались. Нельзя атаковать мужчину, который любит. Только на Ивана Васильевича слово «люблю» впечатления не производило.

– И когда свадьба? – повис в воздухе его вопрос.

Отступить заставил лишь гневный Нелин взгляд.

– Ладно, хватит! Не хочет человек говорить! – холодно и отстраненно махнул рукой Иван Васильевич и вышел из комнаты. Зоя Кирилловна ошарашенно посмотрела вслед. Видимо, стребовав с мужа непременно «разобраться», она не ожидала демарша.

– Чего хватит? – обиженно крикнула она вдогонку. – Я хочу знать, чем они жить собираются?

Несмотря на то, что у Нели осталось еще много тетушек и дядюшек, с которыми Валера не познакомился, пара решила пожить остаток гастролей в гостинице.

Шло время. Музыканты с восторгом вспоминали походы по всем Нелиным родственникам, Валера же все чаще задумывался: если сейчас что-то не изменится в их с Нелей жизни, то долго они так не продержатся. Она устанет ждать. А выбор между любимой женщиной и будущей славой казался невозможным. Ему нужен другой уровень! Иначе кто и когда его заметит? Нужно в Москву!

В один из дней Валера ходил по небольшому номеру из угла в угол и напряженно думал. Звонок от Макаровой будто разорвал сгустившиеся над головой тучи:

– Ну что, Валерочка? – голос Валентины Федоровны лучился радостью. – Готовься! Впереди у нас большие гастроли! Вся Средняя Азия будет слушать!

Неля прыгала и визжала от радости, обнимая Валеру. И щекотливая тема свадьбы на время забылась.

Глава XVII. Средняя Азия
1965

Красноводск встретил бригаду «Юность, Мечта и Песня» давящим зноем. Пообедав в местной столовой, команда выдвинулась к морю. Молодой туркмен сел за баранку, а спустя полчаса автобус вонзился колесами в сухой песок. Валера выскочил первым и, гордо раскинув руки, словно окружающие красоты исключительно его заслуга, обернулся в сторону Нели:

– Пустыня и море в ладонях гор!

Неля засмеялась и подбежала к нему.

– Да ты поэт!

Валера покачал головой. Нет, он не поэт, сейчас он философ! Упав на песок, посадил рядышком Нелю и, положив голову к ней на колени, уставился в небо. Ни единого облачка! Почему вот в жизни так не бывает? Чтоб ни преград, ни огорчений, все безоблачно. Неля почувствовала настроение и молчала. Где-то, словно далеко-далеко от них, весело переговаривались ребята, и от этого тишина становилась лишь глубже. Шум каспийских волн смывал суетность. И Валера ощутил какую-то мысленную глухоту: позабыл о планах, карьере, тревогах. Стало хорошо, покойно, радостно.

– Рыбонька, останемся здесь жить?

Он тут же пожалел, что заговорил. Пока молча сидели рядом, казалось, что Неля думает о том же. Однако она просто ждала. Теперь отмерла, начала раскладывать полотенца и говорить о том, о чем думать не хотелось:

– Ты же еще вчера в столицу собирался! С карьерой уже закончили?

Валера хотел объяснить, но едва оформившееся прозрение чего-то важного рассеялось. За него ответил подошедший Гольдберг:

– А мы как в песне. Не поем, не спорим. Мы водою увлечены. Ходят волны Каспийским морем небывалой величины, – он сбросил рубаху. – Все, ребята, я побежал!

Валера обернулся на гитариста, шагавшего по морю аки посуху, как апостол. Заметил удивление Нели и пояснил:

– Это Каспий. Идешь, идешь, а все мель.

А Гольдберг махал руками и весело звал:

– Вода, пацаны, гор-рячая!

Валера глянул на Нелю. Она сидела на небольшом дорожном полотенце и перебирала камушки и ракушки. Как девочка… Тишина вернулась и наконец оформилась в мысль: главное, чтобы вот так было всегда. Обхватив колени руками, он придвинулся к ней:

– Так хорошо с тобой, Нель.

И теперь она поняла его. Посмотрела в глаза, погладила по щеке:

– Я тоже люблю тебя, Валеша.

Ребята разбрелись по морю, но купания не вышло. Слишком теплое, до неприятного море выгнало на сушу. Все засобирались в гостиницу. Только Валере не хотелось уезжать.

Пока ехали по разбитым улицам, он всматривался в одноэтажные глиняные домишки, выстроившиеся вдоль дороги, в старый высохший карагач, в туркменку, сидевшую возле вкопанного тандыра с поднятым подолом платья. Она ловко шлепала сырыми лепешками по голой ляжке и опускала на стенку печи.

Когда приехали в гостиницу, узнали, что воды в номере нет. Неля села читать графа Монте-Кристо, а он прилег на кровать. Из полудремы выдернул всхлип.

– Ты чего плачешь? – удивился он, увидев, как Неля вытирает слезы.

– Такой умница, такой благородный, так люби-и-ил! – сильнее заплакала Неля. – За что с ним так? Они жениться хоте-е-ели!

– Ну хотеть жениться и жениться – это разные вещи, – неожиданно принял на свой счет Валера. Словно нежелание жениться делало его менее благородным, чем какой-то корсиканец.

– Он бы женился! Он не такой! Он такой!.. Такой…

– Какой такой? – вспыхнул Валера. – Кто дал ему право вершить суд над другими? Тоже мне… идеальный герой.

– Он выстрадал это! – разгорячилась Неля. – Он столько боли испытал в жизни!

– То есть если причинили боль, имеешь право судить? Он что, Бог?

– А ты представь! Что ему терять? Молодость, семья, любимая… Все утрачено! Хотя бы себя вернуть!

– Себя он вернул, когда откопал клад. Живи да радуйся, женись на любой. Весь мир у твоих ног.

Неля услышала только свое:

– На любой?! То есть для тебя разлюбить так легко?

– Да какая любовь? Она выскочила за другого! Женщина должна ждать, если хочет, чтоб любили!

– Ждать? Сколько вас ждать?!

Неля вскочила и слегка притопнула ножкой. Валера понял, что она снова поняла по-своему, и примирительно напомнил:

– Да ты же сама про Пенелопу рассказывала. Ждала-ждала и дождалась!

– Она-то дождалась, – фыркнула Неля. – А Одиссей отправил в Мантинею, где она умерла в одиночестве. Использовал, вернул себе имущественные права и избавился.

Внутри шевельнулась досада. Будто тычет ему в лицо своим образованием, начитанностью. Раздражение рвалось наружу, но он сдержал гнев:

– Ну неудачный пример! Чего ты, Нель?

Та не ответила и, развернувшись, прошагала в ванную.

– Нель, воды ж нет! Забыла?

Вечером давали концерт во Дворце культуры нефтяников. Несиян с женой Елизаветой выступали с попурри по танцам народов мира: чардаш, полька, баварский вальс и чарльстон. После на сцену позвали Валеру.

В зале оказалось много молодежи. Они вели себя шумно: подбадривали, громко рукоплескали, улыбались. Валера почувствовал раскрепощенность и легкость. То и дело, крутил контрабас вокруг оси, иногда похлопывал по верхней деке, отбивая ритм. А затем нарочно спустился в зал и, остановившись перед засмущавшейся и вмиг прикрывшей лицо краем платка девушкой, проникновенно запел:

– Ты и та, и не та уже, все гляжу, не пойму, почему же ты замужем, почему, почему?

И хотя на лице его отражалась печаль, в глубине души плескалась мстительная досада. Пусть поревнует! Вот не надо сравнивать Ободзинского со всякими Монте-Кристо!

Из Красноводска на юго-восток до первого крупного города добирались по каракумским барханам. Серый саксаул сменялся такими же серыми зарослями песчаной акации. Казалось, все в мире покрылось песком и пылью. Их машина отстала от группы и, встретив старушку на ишаке, обрадовались:

– Ассалам алейкум, апа-джан! Наши не проезжали? – закричал Павел Вайман.

Та недовольно покачала головой, сказала что-то на узбекском, а потом махнула вперед. Вайаман начал переспрашивать, но старушка отвернулась и неспешно поехала дальше.

– Эй, апа-джан… – растерянно протянул Павел.

Валера пояснил:

– Ну что ты не понял? Ваши уже впереди, догоняйте, пацаны.

Древняя столица Бухарского ханства встретила пустынными улицами и дремотной тишиной, приглашая посмотреть свои сокровища. От легендарной крепости Арк по городу растянулись бесчисленные мавзолеи, словно представляя эпохи своих правителей: вот арабские халифы, вот саманиды, карахниды и хорезмшахи, вот монголы и тимуриды, а здесь шейбаниды и мангыты.

Валеру с Нелей одинаково завораживали и старые жилые кварталы с разрушенными серыми улочками, и достопримечательности вроде внутреннего двора мечети Калян, великого минарета Калон Минор или разрушенного большевиками эмирского дворца Шербудун.

– Куда подевались люди? – шепотом спрашивала Неля, рассматривая сказочных птиц из золота и яркой синевы на мозаиках медресе Нодир-Диван-Беги.

Валера пожал плечами и показал на столб, с которого счастливо таращился юноша в фартуке, указывая рукой на лозунг: «Коммунизм утверждает на земле Мир. Труд. Свободу».

– Как странно и чужеродно выглядит этот плакат.

Неля засмотрелась и не расслышала, как их окликнули.

– Ассалам Алейкум, углим[6]6
  Мир вам, сынок.


[Закрыть], – прижав руку к сердцу, наклонил голову сорокалетний узбек, торговавший в переулке. – Купите чирок! Чтоб осветил он жизнь вам и вашим детям.

– Чирок? – взял в руки лампу Валера. – Сколько?

Они начали неторопливо и обстоятельно торговаться. Неля сперва наблюдала, но потом ждать надоело.

– Да зачем тебе этот горшок? – фыркнула она.

– Ты такая начитанная и такая недогадливая, – покачал головой Валера, – это же волшебная лампа! Потрешь – исполнится любое желание.

– Прям-таки любое? – засмеялась Неля.

– Любое!

Дойдя до Ляби-Хауз, они спрятались от солнца под старым тутовником и принялись тереть. В центре площади сверкало зеркало водоема, окруженное сходящими ко дну каменными ступенями, а вокруг возвышались деревья. Их кора, за века огрубевшая, в извилинах, узлах, темных расщелинах, создавала ощущение сказки. Чудилось, что сейчас из-за ствола появится Алладин и весело подмигнет.

– Что загадаешь? – спросила Неля.

– Найти себя.

– Разве не нашел?

– Не так, как твой Монте-Кристо, – поддел он Нелю. – Мне нужно то уникальное, что отличает от всех.

Неля, то ли вспомнив старую обиду, то ли надумав новую, надулась:

– А я и так счастлива. Нечего мне загадывать!

Валера вздохнул. Сам виноват. Зачем помянул этого Монте-Кристо?

– Что опять не ладно? Посмотри, какая красота вокруг. Весь мир для нас.

Неля уступила:

– Ладно. Загадаю, чтоб родители были здоровы. И чтоб у тебя все получилось.

Однако голос звучал со льдинкой, будто одолжение сделала. И Валера насупился в ответ. Что за дурацкая манера умалчивать? Никогда не разберешь, на что обижается.

Едва солнце склонилось к горизонту, Бухара оживилась. На улицы высыпали жители, разодетые в цветастые наряды. Женщины и дети, подвязанные желтыми, красными, оранжевыми платочками. Откуда-то прилетел ветер и принес запахи специй, заставив вспомнить, что стоит посетить рынок.

Знаменитый бухарский базар встретил гомоном и криками торговцев. Рассматривая ковры, хан-атлас и шелк, огромные казаны, в которых готовили разные виды плова, Валера с Нелей позабыли о ссорах.

– Чаролли кыз, – выкрикивал старик в тюбетейке, зазывая отведать спелого инжира.

– Олинь! Олинь! – подхватывали круглолицые хозяйки.

– Смотри, Валер! – шептала Неля, слегка пощипывая Валеру за бок, и показывала на седобородых аксакалов в белых халатах, степенно пивших чай. – В такую-то жару. Одуреть.

– А может, им холодно? Кожа у них другая. Азиатская. Вот и мерзнут. Чайком греются, жуют что-то все время.

Они погуляли немного, поужинали и снова погуляли, а потом резко наступила ночь. Только луна освещала темные узкие улочки. Бухара стала еще более таинственной и сказочной, потому что в ладони Валеры легли тонкие нежные пальцы. Неля доверчиво и пугливо прижималась к нему, пока не догадалась, что они заблудились.

– Куда ты идешь? Мы здесь были уже!

Бухара померкла и стала чужой. Волшебная лампа превратилась в дурацкий горшок, от которого захотелось тут же избавиться. Валера молча прибавил темп, желая доказать Неле, что знает, куда идет.

– Успокойся. Ну и что, что заблудились? Просто подожди немного, и я разберусь.

– Да сто раз уже мимо этого магазина прошли. Мы что, ночевать на улице будем?

Валера понимал, что Неле просто страшно. Бухарская темнота отличалась от привычных российских улиц, где светили окна и фонари. Однако не мог простить недоверия:

– Перестань! Я тебя веду? Веду.

– Что ты кричишь на меня?

– У меня завтра концерт, мне отдохнуть было нужно, но я пошел с тобой, вожу везде целый день!

– То есть ты сам гулять не хотел, что ли?

– Хотел! И именно поэтому не ною.

– А я ною? Я, может, тоже только из-за тебя так долго терпела. Гуляла, гуляла, ноги истоптала босоножками!

Валера заметил двух узбеков и, прижав руку к сердцу, поклонился на местный манер:

– Ассалам алейкум!

Те вежливо поклонились в ответ и указали дорогу. Валера поблагодарил и протянул чирок:

– Маленький подарок.

Узбеки приняли и поблагодарили в ответ. Вот. Избавился от дурацкого горшка. Почему вдруг грустно?

– Зачем отдал? – всполошилась Неля. – Теперь желания не сбудутся!

– Сама сказала, горшок, – мстительно ответил Валера. – Лучше буду больше работать, чтоб сбылось, а не горшки тереть.

Неля огорчилась, тоже почувствовав, как ушло настроение праздника. Заглянула в лицо:

– А я верю в загаданное. Вдруг что-то нехорошее случится?

«Уже случилось, – подумал Валера. – Ты мне не доверяешь».

Концерты в Бухаре и в Ашхабаде шли при полных залах: всюду внимающие лица, голоса, вторящие горячей «Ямайке».

– Come prima, – поет Валера, а зал заходится волной, плывет под теплым итальянским солнцем. Улыбки, затуманенные, растроганные взоры зрителей заставляли дышать мелодией, выкладываться до донышка и забывать о тревогах. После концертов напряжение возвращалось.

Поезд мчал в Кушку для последующей пересадки. Неля, обложившись тетрадями, делала вид, что усердно готовится к экзаменам. Вот на что она снова дуется? Нет бы объяснить по-хорошему. Валера сперва тоже сделал вид, что не замечает обиженных взглядов и смотрит в окно, но это быстро надоело, и он сделал шаг навстречу:

– Что читаешь?

– Основы марксизма-ленинизма, – сухо пояснила девушка, не оценив порыв.

Валера заглянул в записи и раздраженно, досадуя, что напрасно сделал первый шаг, буркнул:

– Тоска.

Непонятное недовольство Нели, обида и скука сыграли с Валерой злую шутку.

Поздно ночью, недалеко от границы с Ираном, состав остановился. В тамбуры поднялись пограничники. Неля спала, и Валера пошел к ребятам, проворчав под нос:

– И кому придет в голову перебегать в этот Иран? Прям среди ночи так все и ломанулись…

Сима Кандыба и Павел Вайман тихо разговаривали. Несиян дремал.

– Несик, видел у тебя атлас дорог, – попросил Валера. Подождав, пока пограничники подойдут поближе, ткнул в карту и громко сказал:

– Вот. Сима, ты спрыгиваешь тут, Павлик здесь. Встречаемся в Тегеране!

Музыканты в ужасе застыли, глядя на Ободзинского, а сзади уже подскочили пограничники:

– Я вас арестовываю, – громыхнул капитан, взглянув на карту, – готовьте вещи. На этой станции сойдете с поезда, дальше передам КГБ.

Купе затихло. А Валера вдруг осознал, что шутка удалась, но как-то не так, как он планировал.

– Товарищ капитан, это нелепый и глупый розыгрыш. Мы артисты.

– Заигрались вы, артисты!

После уговоров и объяснений, капитан позволил сходить за документами и позвать Валентину Федоровну.

– Молодцы, нечего сказать! – шипел разгневанный Муратов. – Вы хоть понимаете, что гастроли на ладан дышат?

Валентина Федоровна торопливо показывала гастрольные документы военным, что-то поясняла, отвечала на вопросы. Ребята угрюмо молчали. Прибежала проснувшаяся Неля и с испугом замерла в коридоре напротив купе.

Наконец хмурые складки на лице капитана немного ослабли, и он кивнул. Когда пограничники ушли, все с осуждением посмотрели на Валеру. Тот недовольно отвернулся и пробурчал:

– Подумаешь…

Высадившись в Кушке, ждали пересадки на поезд. Ребята исподтишка косились на Ободзинского и молчали. Тишина становилась все напряженнее, и чтобы разрядить атмосферу Валера по-хулигански запрыгнул на спину Кандыбы:

– Что за сонно-ленивый настрой? Играем в казаки-разбойники!

Пока Сима возмущался, Павел запрыгнул на спину Гольдбергу. Несиян расторопно схватил камеру и стал делать снимки:

– Я сниму это для истории!

– А ну подойдите сюда! – позвали его.

Тобак оглянулся, смерил взглядом длинные серые плащи-реглан и огрызнулся:

– Вам надо, вы и идите…

О чем пожалел в следующую же минуту, увидев корочки сотрудников КГБ.

– Здесь запрещено делать снимки. Проследуйте в отделение.

Макарова охнула и снова поспешила за документами от министерства культуры.

– Я разве знал, что они из конторы глубокого бурения? – оправдывался Несиян.

– Вы на работу приехали или где? – ругался Муратов. – Что за непрерывные детские шалости?!

При этом смотрел почему-то на Валеру, а не на Несияна.

– А сейчас я что сделал? – возмутился Валера.

– А ты что, за прошлый раз уже извинился? Или, может, я тут игру в казаков-разбойников устроил?

– Это потому, что ты отдал горшок! – шепнула Неля. И с обидой высказала: – Там же такие хорошие снимки были. Такие счастливые моменты пропали безвозвратно!