Текст книги "Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады"

Глава XII. Все решили колготки
1964

Когда вышли на улицу, промозглый ветер показался обжигающе горячим. Валера приподнял Нелю, закружил и рассмеялся:

– Знаешь, у меня чувство, будто я заново родился.

– А у меня, словно я все-все пережила с тобой и смотрю на мир совсем другими глазами.

По пути к автобусной остановке, он прижимал Нелю к себе. Час был поздний. По пустынной улице изредка проносились машины. Обычно в это время Валера испытывал острое чувство одиночества, какой-то потерянности. Все уже сидят с семьями дома или спешат к близким, и лишь он, никому не нужный, тащится после концерта в гостиницу.

Сегодня все было иначе. Валера удивился, как быстро привык к тому ощущению близости, что возникло с той, которую знал всего два дня.

Эйфорию нахлынувших эмоций разрушил ночной сибирский холод. Конечности дервенели, а каждая минута на морозе отзывалась ознобом в теле. Валера с тревогой смотрел на часы: автобус все не приходил. Неля уткнула подбородок поглубже в шарф и хохлилась, как птичка.

– Ты двигайся, не стой, – с тревогой советовал Валера.

Она качала головой и глубже пряталась в пальто:

– Даже двигаться не могу.

Валера обнял ее крепче и попытался растормошить:

– Тогда давай на небо смотреть. Может, кто смотрит сейчас оттуда?

Неля немного оживилась:

– Знаешь, мы с сестрой так в детстве играли. Летом вылезали в окно, смотрели в небо и представляли, что там инопланетяне. Как они к нам прилетят, ну… или как мы к ним на ракете.

– Моя Неля на ракете, – Валера поцеловал девушку в нос. – А Гагарина, помнишь, провожали? Я тогда вышел на улицу, одурел. Все высыпали из домов, обнимаются.

– Нас тоже из института отпустили, – перестала вдруг улыбаться Неля и уткнулась в плечо. – Что-то нехорошо мне. Ног не чувствую.

Валера машинально взглянул на ее ноги и ужаснулся. Голые! Одни капроновые колготки! Если у него в шерстяных штанах от костюма почти не гнутся, то она… вдруг отморозила?! Он рванул за руку и побежал в сторону гостиницы, а когда девушка стала спотыкаться, подхватил на руки.

– Снимай колготки! – скомандовал, когда вбежали в уютное фойе «Центральной».

– Здесь?! – попятилась Неля. Она морщилась от боли, но чувство стыда и неловкости пересиливало. – Ни за что!

− Снимай, говорю! – не знал, что еще предпринять Валера, и беспомощно обернулся в сторону регистраторской стойки. – Врача!

Неля села на лавку, попыталась украдкой снять колготки. И тут же разревелась.

– Не снимешь! Или вместе с кожей! – вмешалась в разговор работница гостиницы. – Надо поливать водичкой теплой и потихонечку снимать! Долго на улице-то стояли?

Сзади внезапно раздался хорошо поставленный голос Рафы:

– Ты что с девчонкой творишь?

Чувство вины и жалости вытеснила досада. Рафино вмешательство и собственное чувство беспомощности раздражали. Раздражение вылилось на Нелю. Стояла, дурочка! Про инопланетян рассказывала.

– Почему мне не сказала ничего? Надо было сразу в гостиницу бежать!

Неля посмотрела на него с такой смесью боли и обиды в черных глазах, что Валера почувствовал себя последним негодяем.

Все расступились, пропуская мужчину лет сорока:

– Кто здесь больная?

Он деловито посмотрел на Нелю, потрогал, пощупал, что-то шепотом спросил, так что слышала только девушка, и увел в помещение за регистрационной стойкой. Валеру, рвавшегося вслед, мягко отстранил:

– Не волнуйтесь. Жива будет ваша девушка.

– Сигарета есть? – спросил Валера у Рафы, выскочив за ним на улицу.

– Ты же не куришь, – удивился тот, но протянул пачку, – смотри не запей еще.

– Не запью. – Он с удовольствием бы сейчас развернул администратора куда подальше, если бы не планы.

– Слушай, – начал Валера доверительно, – куда я с ней сейчас? Такси не ходят. Автобусы тоже. Одолжи номер до завтра?

– А я куда среди ночи?

– А ты у меня останься. Ну, не поведу же к Гольдбергу. Двое мужиков. Нехорошо. А так – посидим у тебя немного и утром на автобус.

Рафа театрально вздохнул:

– Пошли, заберу вещи.

Неля вернулась после двенадцати.

– Легкое обморожение. Доктор обещал, за неделю поправлюсь.

Она выглядела уставшей и измученной, а потому послушно позвонила домой и соврала тете, что заночует у Беллы. Рафин номер был просторным и светлым, два бра в форме лотосов уютно мерцали, но Неля встревоженно смотрела лишь на освещавшуюся ими большую кровать. Валера почувствовал, как Неля напряглась, и попытался отвлечь:

– Ну, и накурено! – утопленные под горками окурков пепельницы создавали ощущение, будто здесь кто-то играл в извержение вулканов. – Приляг пока, а я уберу здесь.

Неля устремила взгляд на кровать и попыталась возразить:

– Да что я лежать буду, давай помогу.

Валера взял за плечи и легко подтолкнул к кровати:

– Ложись. Тебе болеть положено. Вот, кстати, – он протянул синие треники и футболку, предусмотрительно захваченные из номера. – Переоденься, если хочешь.

Пока Неля переодевалась, он сбегал к ребятам и вытряс с них все, что могло понравиться девушке: фрукты, шоколад, шампанское. Красиво расставив на журнальном столике, придвинул тот ближе к кровати.

Неля вышла из ванной и нерешительно замерла.

– Шампанское?

– Вместо обезболивающего, – улыбнулся Валера.

Она покорно кивнула и присела на самый краешек кровати.

Валера откупоривал бутылку и смотрел, как Неля нервничает все сильнее, подозревая подвох или обман. Черные глаза метали молнии, но он не уклонялся. Ведь охотился он сам! Пробка наконец подалась и выстрелила, отлетев к трехстворчатому окну. Неля вскрикнула от неожиданности, а Валера засмеялся. Девушка выпрямила спину и, словно защищаясь, положила ногу на ногу. Взгляд его скользнул по синим родным треникам, которые на стройных ногах смотрелись неожиданно волнующе.

Он встал на одно колено и прижал ее ладонь к губам.

– Как твои ножки?

– Ну…, – замялась Неля, совершенно смутившись. – Хорошо.

– Отчего ты покраснела? – придвигаясь ближе к ее лицу и губам, зашептал Валера. – Знаешь?… Я как только увидел тебя, сразу решил, ты моя! Навсегда!

Не давая прийти в себя, он начал целовать, осыпая то поцелуями, то признаниями.

– Солнышко… Нелюшка…

Она тоже говорила что-то. Тревожное, молящее… Просила подождать, отступить, но он не слышал. Не хотел слышать, боясь упустить шанс. Неля его женщина, только его!

* * *

Утро девятого марта он встретил на перроне. Снова шел снег. Колкие зернышки весенней метели беспорядочно летели вдоль дороги. Валера вглядывался сквозь снежное марево, силясь рассмотреть смутные силуэты, но нужного не находил.

Музыканты тем временем торопливо грузили в вагон инструменты и чемоданы. Один Рафа не обращал внимания на злую непогоду и спокойно дымил папиросой, переговариваясь с пышногрудой проводницей, которую ласково называл Валенькой.

Неля пришла в начале десятого. Вынырнула из снежной дымки, вырвав вздох облегчения из груди Валеры:

– Ты моя туманная, призрачная Ангара, – радостно обнял он девушку, – как наши ножки?

– В порядке, – пожала плечами, отряхивая примерзшие льдинки с воротника.

Валере захотелось встряхнуть ее, смутить, заставить краснеть:

– Помогло лечение? – шепнул он на ухо.

Неля и впрямь покраснела, немного отвернулась и сделала вид, что снова отряхивает снег. Валера любовался на нее, такую свежую, милую, принадлежащую лишь ему, но мгновение испортил Рафа:

– Ну что ты вот девочке мозги пудришь? Сейчас бы спала спокойно дома, чай горячий с малиной пила.

– Где твоя шуба? Почему в летнем пальто? Пижонить нравится? А если снова отморозишь что-нибудь? – ругал Нелю Валера, но глаза его улыбались.

– Не в летнем, а в весеннем, – обиженно огрызнулась та, и тут же шутливо добавила: – Ты же хотел декабристку?

Сердиться расхотелось, но для порядка поворчал еще:

– Декабристка мне живая и здоровая нужна.

Рафа с жалостью посмотрел на Нелю:

– Эх ты… декабристка. Хоть понимаешь, с кем связалась?

Однако Неля не слушала, она уткнулась носом в шарф и смотрела только на Валеру.

– Я тебе бутерброды сделала. И еще… – она протянула пакет, – позы с мясом. Может…

Валера стоял, закрыв рот рукой и по-детски открыто, простодушно смеялся.

– Что ты мне сделала? Позы?

Неля, какое-то время недоверчиво смотрела на него. Она хотела сказать что-то другое, для чего долго собиралась с духом, и теперь растерялась.

– Позы… Это такое бурятское блюдо… – после того, как он прервал, она не могла набраться решимости. Отчаявшись, сердито добавила. – Таких простых вещей не знаешь!

Валера не заметил, каким недоверчивым стал взгляд девушки. Он взял ее лицо в ладони и поцеловал.

– Ну, перестань дуться! Я уже очень хочу твои позы! Сейчас сяду в вагон и сразу попробую!

Неля привстала на цыпочки, чтобы сказать что-то ему на ухо, но проводница скрипучим голосом велела подниматься в вагон. Валера поцеловал девушку и встал на ступеньку:

– Я приеду, позвоню. Будешь скучать?

Неля посмотрела чуть насуплено и неоднозначно пожала плечами. Однако Валера был слишком счастлив, чтобы заметить это. Он сунул ей в руки свернутый плакат и запрыгнул в тамбур. Поезд тронулся.

Валера смотрел из окна, как Неля молча провожает его глазами. Она казалась такой одинокой там, на заснеженной платформе, с плакатом в руках. «Моя туманная Ангара», – подумал Валера, когда стройная фигурка растворилась в клубах тумана.

Валера прошел в купе и повесил на крючок пихору. Рафа уже вытащил из сумки пиво, развернул на пергаментной бумаге копченого омуля, подаренного директором Иркутской филармонии. Валера с гордостью поставил рядом свой пакет:

– А у меня тут бутерброды и мясные позы!

– Бузы что ли? – оживился Рафа. – Вкусная штуковина!

С заговорщицким видом влетел Володька:

– В соседнем купе такие девчонки!

– Давай их к нам! – подхватили музыканты.

Через полчаса в купе с ними сидели приветливые студентки из Новосибирского гуманитарного университета. Валера, привыкший, что женщины созданы исключительно для удовольствия Ободзинского, внезапно осознал, что равнодушен. Он легко пересел к окну, уступив девчонок друзьям, и задумался.

Сперва о том, что сегодня они с Нелей впервые расстались. Увидятся ли? Он не находил в себе больше того одиночества, что накрыло по приезде в Иркутск. Значит, увидятся. Если не придет встречать, сам разыщет!

Затем начал строить планы. Тесно в захолустье. Бесперспективно. Тут можно гастролировать до бесконечности. Нужна столица! Там песни, связи, новый репертуар! Прописка та же. Хотя, как прописаться в Москву? Разве что через фиктивный брак. А если попадется такая, что не захочет разводиться? И… Неля… Как на фиктивный брак посмотрит Неля?

Мысли о браке и Неле переплелись, и он вдруг увидел себя в лучшем Дворце бракосочетания. Туда придут все. И ее родня, и его. И братия из Одессы. Он накроет шикарный стол, чтоб все обалдели и долго вспоминали свадьбу Ободзинского! Представил квартиру в Москве, свои концерты. Залы будут ломиться и реветь. Газеты, радиостанции и телевидение говорить лишь о нем. Он купит Нелечке шикарные шмотки, а себе длинный белый фрак, черный концертный костюм и перстень. Перстень непременно. Это важная деталь для уважаемого человека.

Неля поймет. Фиктивный брак нужен. Без него никак. Уверив себя, что они с Нелей всегда и на все будут смотреть одинаково, залез на верхнюю полку и спокойно уснул.

Глава XIII. Письма летят, как птицы
1964

В Новосибирск приехали поздно вечером. Валера стоял у окна, отодвинув занавеску. Желтый свет фонарей бросал на землю красноватые блики. Спать не хотелось. Теперь радостная уверенность в незыблемости чувств Нели слегка рассеялась. Думает ли она о нем? Вспоминает первый танец, страстные поцелуи? Не посмеивается ли над тем, как с жаром бросил ей свое: я алкоголик?

Нет уж! Он не даст забыть о себе. Валера зажег ночник и начал писать.

«Дорогая моя Нелечка. Думать не могу ни о чем другом. Тебя одну вижу. Сохну по тебе, как мальчишка. А я и есть мальчишка. Моя далекая, близкая, дикая, хорошая. Хочу тебя. Все бы отдал, лишь бы прикоснуться к тебе сейчас. И целовать глаза, губы, шею, животик, коленочки, каждый пальчик твой расцеловал бы. Помни о своем Валеше. Всю тебя целую и люблю. Твой В».

Утром сразу позвонил ей, но дома не застал. Наскоро позавтракав, прошел короткими переулками на почту и отправил телеграмму в Иркутск. До концерта оставалась уйма времени, а чем заняться, не знал. День теплый и солнечный, может, прогуляться? Пойти встретить Гольдберга, тот ушел в кино на утренний сеанс.

Валера неторопливо зашагал в сторону кинотеатра и остался дожидаться на улице, бродя взад и вперед возле афиши. Мысли снова стали крутиться вокруг Нели. Скоро она получит письмо. Ответит ли? А вдруг у нее есть ухажер? И даже не один? Что вот он знает о ней? Уехал гастролер-неудачник, и вернулась Неля к жениху. У такой красавицы не может не быть жениха! Да и… вон как привычно родственникам объяснила, что останется ночевать у Беллы! Вдруг это не впервые?

От ревниво-тревожных мыслей отвлекла шумная публика, потянувшаяся из кинотеатра. Гольдберг увидел Валеру и, оживленно жестикулируя, стал делиться впечатлениями:

– «Серенада Солнечной Долины»! Это просто нереальный фильм: горные лыжи и джазовый свинг! – захлебывался от восторга Гольдберг. Не видя ответной искры в глазах друга, привел главный аргумент: – Играл оркестр Глена Миллера!

Разочаровавшись в реакции товарища, Гольдберг махнул рукой и отправился к кассам.

– Да что я тебе рассказываю, давай просто сходим!

Усевшись с товарищем в кресло кинотеатра, Валера вспомнил, как также сидел с Нелей в полумраке зала. Захотелось поделиться тревогами и переживаниями.

– Я ей все рассказал, – признался Валера.

– Ты о чем?

– О том, – увидев непонимание в глазах друга, все еще увлеченного фильмом, сердито добавил: – Обо всем!

– И про психушку? – недоверчиво посмотрел Гольдберг.

Валера кивнул.

– И что?

– А то, – Гольдберг продолжал вопрошающе смотреть. – Не знаю я что. Дозвониться не могу. Сижу и думаю, дурак я.

После фильма Валера отправил еще одну телеграмму и снова позвонил. Никто не ответил. К вечеру негодование и тревога выросли, заполнив собой все пространство мыслей и чувств. Забыла! Не ждет! Идиот, что доверился. Пять телеграмм за день – и ни одного ответа! Обманщица!

После концерта музыканты сидели в гостиничном буфете. Гольдберг уже забыл о Валериных переживаниях и снова говорил лишь о мюзикле:

– Мы с Валериком на такой фильм сегодня ходили!

А Валера не мог даже вспомнить, о чем кино.

Неужели не увидятся никогда? Вдали от него она спокойно все обдумала и приняла взвешенное решение. Зачем такой девушке связываться с алкоголиком? На что рассчитывал? Злость стала перерастать в опасные мысли. Раз алкоголик, возьму и напьюсь! Ей назло напьюсь! Пусть знает, что из-за нее погиб певец Ободзинский!

Вдруг Валера почувствовал запах ее духов. Обернулся с чувством стыда, словно поймали с поличным. Нет. Не она. Показалось. Однако мысли о том, чтобы напиться, отступили. Оставив ужин на столе, метнулся в номер. Снова набрал телефонистке. В волнительном ожидании черкал ручкой на клочке бумаги от рогаликов заковыристую подпись.

– Але! – услышал любимый голос и едва не подпрыгнул на месте.

– Неленька! Наконец! Я тебе весь день звонил.

– Привет! – подхватила та, но Валера уловил нотки напряжения в голосе.

– Ты получила мои телеграммы?

– Аж несколько штук. Почтальонша говорит, что почта теперь на меня одну и работает. Ты чего, Валер?

– Я тебя еще и письмами завалю. Чтоб не забывала!

– Тебя забудешь, – засмеялась Неля. – Афишу свою подарил. Смотришь теперь со стенки глазами своими вреднючими.

– Какими-какими? – расслабился теперь и Валера.

Не забыла. Ждет. Скучает.

Все гонорары теперь тратились на межгород. Приходил с концерта, набирал Иркутск, и они болтали много часов до рассвета. Решив быть с ней постоянно, даже на расстоянии, Валера продолжал писать в день по несколько телеграмм и открыток. Сумасшедшего влюбленного знало все почтовое отделение. Однажды почтальонша, приветливо улыбнувшись, протянула бланк.

– Молодой человек. Тут и для вас телеграмма.

Валера разулыбался в ответ, очаровав всех девушек почтамта, схватил словно заветный подарок конверт и ринулся домой. Первый раз бегло пробежал страницы. Потом начал читать снова, но уже медленно и вдумчиво. О любви Неля в отличие от него не написала ни слова. И все же ответ понравился. Она писала много, развернуто и очень тепло. Рассказывала о Хемингуэе, рассуждала о жизни, о занятиях, о поэтических клубах, даже написала про какие-то удивительные цветы в Иркутске. Ничего страшного. Личное он услышит вечером. В голосе, в стеснительном молчании, в смехе. Когда будет смущать комплиментами и признаниями.

Однако в какой-то момент Валеру стало тяготить отсутствие главного в Нелиных ответах. Она охотно и радостно говорила обо всем, кроме своих чувств к Валере. Измучившись от ожиданий и тревог, он пошел ва-банк:

– Нелюша. Я хотел спросить. А приезжай ко мне на майские! Мы в Караганду летим выступать.

– С ума сошел? Хочешь, чтоб меня из института отчислили? Демонстрации же. Велели всем быть.

– Я прошу тебя. – Валера замер с телефоном в руке.

Она долго молчала в трубку. Наконец, когда отчаянье захлестнуло с головой, любимый голос с чуть заметным придыханием прошептал:

– Завтра. Возьму билеты.

Когда Неля вышла из аэропорта, эмоции захлестнули. Он снова видел ее лицо, глаза, вдыхал запах, держал руки. Ведь Валера и поверить не мог, что она прилетит. Прилетит вопреки всему. Он крепко обнял ее, прижавшись щекой к щеке, и от счастья, от переполняемых чувств, выпалил:

– Выходи за меня!

– Нет уж! – в шутку отвергла Неля. Он знал, что в шутку! Валера все понимал. Ее улыбающиеся глаза горели азартом. Девушка долго ждала этих слов и теперь хотела, чтобы уговаривал. И все же слова задели. Больно задели. Он покраснел до кончиков ушей. Неля заметила и попыталась исправиться:

– Валеша. Просто я так счастлива. Каждый день море писем, открыток, телеграмм. А вдруг все это кончится?

Чтобы сгладить первую неловкость, пошли бродить по молодому строящемуся городу. Нагулявшись, купили пончиков и присели на скамейке центрального парка.

– Не отчислили?

– Не-а, – рассмеялась Неля, – но стипендии лишили.

Валера задумчиво, пристально поглядел на нее, легонько кивая:

– И ты все равно приехала… Так любишь меня?

Неля неловко поежилась, словно пыталась освободиться от его проникновенного взгляда. Рядом с ней Валера чувствовал себя старше. Хотелось принимать за нее решения, нести ответственность, оберегать.

– Может, мы будем жить вместе? – он хотел, чтоб Неля осталась насовсем. Однако девушка встревожилась, догадавшись, к чему он клонит.

– Я не хочу уходить из института! Ты что?

Заметив, что Неля не готова к подобным разговорам, Валера сбавил напор и заспешил на концерт. Посадив Нелю в первый ряд у открытых окон, прошел на сцену:

– Рад сердечно всех присутствующих поздравить с днем Интернационала! – Валера старался держаться скромно, зная, что образ застенчивого мальчика располагает лучше всего. – Сегодня я спою для вас несколько песен.

Публика была очарована еще до начала концерта.

Вечером, когда сумерки не успели окутать город, привел Нелю в номер. Та удивленно посмотрела на стол, накрытый на несколько персон, но спросить не успела. За дверью послышались голоса. Музыканты один за одним просачивались в комнату:

– Сима Кандыба, Эмиль Зубок, Володя Ефименко, Валера Гольдберг, – представлял Валера ребят растерянной Неле. – А это моя жена!

Неля попыталась заставить Валеру посмотреть ей в глаза, незаметно сжимая ладонь, но он делал вид, что не замечает. Будто слегка мстил за ее шутливое утреннее «нет». А вот дудки! Не будет он уговаривать!

Поставив инструменты у стеночки, ребята сели за стол. Открыли шампанское и выпили за знакомство, но к еде приступать не спешили. Валера таинственно кивнул и присел рядом с Нелей, Миля взял аккордеон, Гольдберг гитару, и Валера с придыханием начал:

– Love me tender, love me sweet, – интимно, почти шепотом, наклонившись к самому ее уху, пел он. – Never let me go[5]5
  Люби меня нежно, люби меня сладко. Никогда не отпускай меня (англ.). Песня Элвиса Пресли. (Прим. ред.)


[Закрыть].

В его голосе слышалось такое томление и страсть, что Неля застыла на стуле ни живая, ни мертвая. Казалось, что в песне он раскрывает такое личное, что никому, кроме них, не стоит ни слышать, ни знать. Она залилась багрянцем от смущения и будто сжалась. Постепенно тон голоса менялся, переходя от почти животной страсти к возвышенной и жертвенной любви.

– Люби меня нежно, люби, дорогая, скажи мне, что ты моя. – Валера пел так искренне и проникновенно, что Неля потянулась к нему, кивая в такт и едва заметно утирая слезы. Ей казалось, что даже не будь она лингвистом, то все равно поняла бы каждое слово. Валера пел сердцем и душой, а не словами. – Я буду твоим все время. До конца жизни!

Через три дня, когда они лежали обнявшись, не разнимая рук, он решился снова сказать о своих желаниях:

– Я бы с тобой никогда не расставался. – Неля никак не отреагировала, пришлось задать более прямой вопрос: – Ты приедешь ко мне летом?

– Не знаю, – после минутного молчания отозвалась Неля. Это долгое раздумье и отсутствие энтузиазма встревожили.

– Не хочешь? Тебе разве нехорошо со мной?

Неля снова ответила не сразу. Будто не знала, в какую форму завернуть свою правду, чтобы не задеть его.

– Мама до сих пор ничего не знает. Про тебя. Она же меня даже из дома не выпускала после девяти вечера.

– Тебе двадцать два. Взрослая уже, – почему-то Валеру реакция девушки разозлила. Он думал, что она хочет того же, что и он.

– Ладно, – словно нехотя согласилась Неля. – Поговорю с тетей Симой.

Валера, не желавший ссориться, держал свое недовольство в себе, но сейчас оно выплеснулось:

– Ты не хочешь, чтоб мы были вместе? Я распинаюсь перед тобой и так, и этак. Мне что, одному только все нужно?

– А я по-твоему ничего не делаю? – Неля возмущенно свела брови к переносице. – Это я вру тете Симе, что к подруге поехала! Это на меня администраторша вчера накинулась, когда я из номера вышла! Таких гадостей наговорила! И еще неизвестно, что дальше будет!

Валера услышал только последнюю фразу, уязвленно вскинувшись:

– Ты сомневаешься во мне?

Неля испуганно посмотрела на него и покачала головой, но Валера сердился все больше:

– Я не обманываю тебя! Пусть тетя Сима приезжает в Одессу, познакомиться с моими родителями! У меня серьезные намерения.

– Подумаю. Вернее, придумаю что-нибудь, – согласилась Неля, но согласие показалось вымученным, неполным.

Валера пошел на попятный, попытавшись сгладить произошедшее:

– Вот! Слова настоящей декабристки!

Улыбнулись друг другу через силу. И расставание вышло тревожным. Теперь он вовсе не был уверен, что в следующий раз встреча будет радостной.

Спустя две недели пришла телеграмма из Иркутска: «Дорогой Валеша, я обо всем договорилась. Мой дядя приедет к тебе в начале июля. У него отпуск. А я следом. После экзаменов. Жди. Твоя Неля».