Текст книги "Sex 21"

На фоне сумасшедшей Марины Саша показалась мне воплощением спокойствия и нормальности. Мы сидели в «Марио», нам зажгли свечку, я заказал ей Моет Шандон, и она была такая милая и родная со своим высоким хвостиком и глазами олененка Бэмби. Я сказал ей: «Сашенька, знаешь, еще никогда ни с кем я не чувствовал себя так спокойно, уютно и нежно. Мне кажется, я знал тебя всегда. Ты самое прекрасное, что случилось со мной в жизни. Ты воплощение женственности. У меня такое чувство, что мы были с тобой знакомы когда-то раньше. Мне кажется, у нас с тобой родство душ. Ты мой самый близкий человек. Я люблю тебя». Сашенька подняла тост за самого прекрасного, доброго и чуткого мужчину на свете, то есть за меня, и предложила съездить куда-нибудь в Европу. Может быть, в Рим или Барсу. Я был не против. Когда я уже собирался покупать нам билеты, Саша сказала, что ей некуда деть детей, и предложила взять их собой. Я подумал и решил, что это как-то неправильно.

У детей есть отец, и я не готов брать на себя отцовские функции. Я предложил перенести поездку. Саша помолчала и согласилась. Потом она позвонила и сказала, что нам надо серьезно поговорить. Я очень не люблю такие заходы с «нам надо серьезно поговорить», но я приехал, так уж меня воспитали. Саша сказала, что относится ко мне не как к мимолетному увлечению и что если я хочу быть с ней, то должен принять ее детей. Я обнял ее, сказал, что для меня нет роднее человечка, чем она, но такую большую ответственность так сразу нести не готов, и предложил дружить. Саша немного расстроилась, а потом вообще почему-то исчезла, но она не выходила у меня из головы. Целуюсь я, например, с девушкой в клубе, а думаю о ней. Мне реально не хватало наших вечеров с кизиловым вареньем, но я ей так и не позвонил. А потом отпустило. У меня было пусто и тяжело на душе из-за Сашеньки, и Вадик вытащил меня на премьеру спектакля в «Театр. док». Спектакль был кустарный, но была в нем одна актриса. Такая нежная и в то же время упрямая. Как она трясла своими светлыми кудряшками, как стучала каблучками, вкладывая в игру душу! Она была единственным естественным элементом в этом искусственном надуманном шоу. Потом мы с Вадиком зашли в гримерку, и он познакомил меня с Лианой. Она была прелесть, похожа на Катрин Денев в молодые годы. Я шутил, Лиана заливалась смехом, я чувствовал, что нравлюсь ей. Я предложил поехать ко мне, Лианочка согласилась, хотя сказала, что это не в ее правилах – вот так сразу ехать домой к незнакомому мужчине. Мы провели неплохую ночь, хотя Лиана все время меня поправляла и направляла, как будто я был подростком. С другой стороны, я оценил, что она точно знает, что ей надо. Ей понравилась моя квартира, она сказала, что любит белый. Правда, двери надо поменять и журнальный столик со стеклянной поверхностью уже не модный. Я сказал, что уверен в ее вкусе и сделаю все, что она посоветовала. Лиана стала приезжать ко мне, а я ходил на ее репетиции. Мне нравилось наблюдать за ее упрямыми локонами и гордой осанкой. Вскоре я купил новый журнальный стол из темного дерева, она одобрила, тогда я посадил ее к себе на колени, накрутил ее кудряшку на палец и сказал: «Лианка, девочка моя, мне нравится твой вкус и твоя уверенность, ты девушка со стержнем. Мы с тобой похожи. У меня такое ощущение, что я знал тебя всегда. У нас с тобой стопроцентное родство душ. У меня такое чувство, что мы были с тобой знакомы когда-то раньше. Ты мой самый близкий и родной человек. Ты такая классная, такая талантливая. Не сомневаюсь, что ты будущая звезда. Я люблю тебя». В ответ Лианочка поцеловала меня и сама трахнула прямо на стуле в кухне. Мне надо было опять уезжать в Лондон, и Лиана попросилась со мной. Для меня это был серьезный шаг, но я согласился. Мы приехали в мою лондонскую квартиру. Лиана сказала, что ей не нравится, что тут только душ и нет ванны. А она любит ванну. Потом она сказала, что ей не нравятся мои тимберленды и мой свитер, что я одеваюсь, как лох, но она все исправит. На следующее утро она заявила, что, когда я ем, у меня вечно грязная футболка, и это невозможно терпеть. Когда мы вернулись обратно, я был обесточен. Мне казалось, что со мной рядом поселился вампир и высасывает все силы. Лиана придиралась ко всему, что меня окружало, и с каким-то звериным упорством пыталась это изменить. Когда она приехала с дружком-парикмахером и сообщила, что «сейчас Тимурчик будет тебя укладывать», потому что у меня залысины и это надо как-то скрыть, я выставил его за дверь, посадил ее напротив и сказал, что не готов меняться. Она не поняла, а я попытался ей объяснить, что мне и так неплохо. Она обиделась и сказала, что у нее были на меня серьезные планы, поэтому она уделяла мне столько внимания и старалась для меня. Я ответил, что это было лишним, и что меня в ней все устраивает, кроме ее серьезных планов. Лиана наговорила мне всяких обидных гадостей про мой кривой нос, некрасивые губы, бардак в ящиках и неправильные трусы. Я предположил, что она слишком идеальна для меня. Лиана встряхнула своими кудряшками и ушла. Я стал в ванну, принял в ней душ, и понял, что душ мне нравится больше.

Я почти впал в депрессию, но тут на выставке старинных автомобилей мы познакомились с Тамарой. Тома, моя Томочка, масечка моя, хорошенькая и смышленая, похожая на Одри Хепберн, только еще милее. Мы встречаемся уже месяц, и я счастлив. Это женщина моей жизни, такая нежная и страстная. Мне кажется, я знал ее всегда. Я думаю, что ее послал мне Бог. Хочу ее постоянно. Она самое прекрасное, что случилось со мной в жизни. У нас с ней стопроцентное родство душ. Она мой самый близкий и родной человечек. Я люблю ее. Я люблю тебя, Томусик, как никого никогда не любил.

Москва, 2012

Интервью № 1

Люся с усилием открыла пищащую дверь подъезда и поднялась к лифту. На ней была короткая юбка, грубые модные сапоги и дутая куртка. Угловатые коленки сиротливо розовели сквозь черную лайкру выходных колготок. Ей было пятнадцать, она оканчивала школу и уже знала, куда будет поступать через год: на журфак. Она приняла это решение быстро, раз и навсегда еще в четырнадцать, потому что папин друг, в которого она была тайно влюблена, был известным журналистом. Другие варианты она не рассматривала. В одной руке у Люси была бумажка с адресом, в другой – алая роза. Она спешила к подруге на день рождения, вид у нее был по-юношески сексуальный и парадный: густая тушь выделяла огромные карие глаза, розовый блеск заманчиво переливался на губах.

Люся нажала на кнопку лифта. Квадратики с номерами этажей засветились в порядке убывания. Подъездная дверь запищала, вошел мальчик с собакой колли. Наконец спустился большой лифт и медленно разинул пасть. Люся и мальчик с собакой шагнули внутрь. В это время писк раздался снова, и внутрь вбежал невзрачный мужичок в шапке-петушке, синей куртке и рейтузах. В последнюю минуту он заскочил в лифт.

– Вам какой? – спросил мужичок.

Мальчик переглянулся с собакой и молча нажал на третий. Люся развернула бумажку с адресом. «Восьмой этаж, квартира 56». Мальчик и собака вышли.

– Мне семнадцатый, – сказал мужичок.

Люся нажала на восьмой и взялась за розу обеими ладонями. Внезапно мужичок дернулся и нажал на кнопку «стоп».

Люся испуганно отшатнулась. Она слышала истории про изнасилования в лифте, и все они тут же предстали адскими картинами у нее перед глазами. Баллончика с газом у нее никогда не было, да и вряд ли она сумела бы им воспользоваться. Мужик в

петушке надвинулся на нее.

– Только не кричи, – прошипел он. – Будешь кричать – хуже будет.

– Что вам надо? – задала неуместный вопрос Люся. Она все еще не могла поверить, что это происходит в действительности, именно сейчас и именно с ней.

– Будешь молчать – ничего особенного.

– Это как?

Мужичок алчно пялился на ее колени, сиротливо выступающие из-под юбки.

– Какие же у тебя коленки…

Люся посмотрела на свои коленки и пожалела, что вырядилась в короткую юбку.

– Может, поедем? Давайте я нажму… – робко спросила Люся. Корпус мужика резко перегородил панель с кнопками.

– Не дергайся, попозже поедем. Будешь орать – убью, – прохрипел насильник.

– Я не буду орать.

Люся сообразила, что происходит нечто ужасное. Она собрала всю силу воли, чтобы не усугублять ситуацию.

– Вот молодец. Покажи коленки. Я на коленки возбуждаюсь. Будешь стоять тихо, я займусь тут в сторонке, посмотрю на них и все. Люся попятилась и наткнулась спиной на холодную стену лифта. Первый ужас схлынул, но сердце продолжало бешено колотиться. Она тихонько взглянула на кнопки этажей и нажатую кнопку «стоп».

– Даже и не думай, – проследил за ее взглядом мужичок. – Рыпнешься – пожалеешь.

– Да я не рыпаюсь, вы не переживайте, – сказала Люся.

– Правильно, а то только хуже будет, – одобрил преступник, расстегивая ширинку.

Он опустился на пол в противоположном углу лифта и начал копошиться в фиолетовых трусах, пробивающихся сквозь серые рейтузы.

Люся наблюдала за тщедушным подонком, переминаясь с ноги на ногу, сжимая стебель цветка обеими руками. Она прикинула в уме все варианты: если она сейчас заорет, как резаная, он вскочит, зажмет ей рот рукой, может быть, даже ударит, а потом изнасилует. Если она сама нападет на него, она, возможно, с ним справится. Но вдруг у него нож, что тогда? В любом случае, уверенности в победе у нее нет. Если она сначала заорет, а потом набросится на него, а потом нажмет на кнопку вызова в лифте, если кнопка работает – то шанс есть, а если нет… Пожалуй, лучший вариант – оставить все как есть. Пока он не прикасается к ней, а безобидно возится со своими трусами с целью кончить, глядя на ее коленки, – ситуация неприятная, но не критическая. В этом случае лучше подождать. Несмотря на эти мысли, ее трясло от страха, даже в самых ужасных кошмарах она не могла предположить, что нечто подобное может случиться с ней. На тот момент в ее сексуальном багаже были только поцелуи Кольки Крушевского из десятого «б», ну и еще петтинг со старшим братом Машки. Люся мысленно ругала себя за невнимательность и вспоминала мамины наставления: «С незнакомыми мужчинами в лифт не садись»… Но было поздно. Мужичок уже принялся водить рукой вверх-вниз, поглядывая на ее коленки, когда Люся задала свой первый вопрос:

– А зачем вы это делаете?

Насильник на секунду остановился. Белесые глаза его округлились.

– Коленки женские люблю… – Люся явно застала его врасплох.

– Только коленки, а вот, например, туфли женские…

Люся вспомнила эротический фильм «Дневники красной туфельки» с ее любимым Дэвидом Духовны, где герой облизывал женскую туфельку и сладострастно стонал.

– Не, туфли нет, только коленки…

– И часто вы этим занимаетесь? Ну, вот так, в лифте, на полу… – снова задала вопрос Люся.

– Как придется…

– Что значит, как придется?

Мужичок удивленно взглянул на Люсю, одышка сбила его дыхание.

– Не всегда удается, чтобы совпало все, – отрывисто выдавил дядя.

– А что не совпадает? – продолжала интервью Люся.

– Ну, на кнопки всякие нажимают, иногда орать начинают…

– Орать… А что вы делаете, когда орут?

Мужика явно отвлекал незапланированный разговор.

– А тебе какое дело?

– Просто интересно, все равно стоим, – резонно констатировала Люся.

– Чего болтаешь постоянно? Постоять не можешь тихо? – раздраженно брякнул он.

– Могу.

– Сосредоточиться не даешь…

Мужичок стянул с головы шапку-петушок и начал работать активнее.

– А жена у вас есть? – снова поинтересовалась Люся, переминаясь с ноги на ногу и продолжая держать розу сразу двумя ладонями.

– Есть, – выдохнул он.

– И дети тоже есть?

Люся шарила глазами по стенам лифта, стараясь не фокусироваться на мужичке в левом углу.

– И дети.

– А жена знает?

– Нет, конечно.

– А дети?

– Ты что, дура?

Он начал отвечать отрывисто, короткими фразами.

– Значит, вы все тайком, тайком… – сочувственно вздохнула Люся.

– Да замолчишь ты или нет?

Мужик разозлился, по вискам каплями струился пот, он устало и часто дышал.

– Может, вам все жене рассказать? – участливо предложила Люся.

– Ты что, больная совсем? – мужик замер.

– Да нет, серьезно, если вы все расскажете близкому человеку, вам станет легче. А еще лучше обратитесь к врачу, к психологу. Вот есть такая очень известная Гипенрейтер, не знаете? Классный психолог, к ней моя мама ходила. Но вам не обязательно к ней. К любому психологу можно. У вас же болезнь.

– Да ты ненормальная, – буркнул насильник, запихивая парашют фиолетовых трусов обратно в рейтузы, – невозможно сосредоточится, не выходит ничего.

– Вот видите, дела обстоят еще хуже, чем кажется, – диагностировала Люся.

– Сбила меня, психичка.

– Вы обратитесь, очень рекомендую. Даже лучше к психоаналитику. Они такими делами занимаются, там у них и похлеще случаи есть. Не буду вам рассказывать подробности, если вы не против.

– Чокнутая совсем, попал я, – мужик завращал глазами в поисках спасения.

– Может, я могу вам чем-нибудь помочь, проводить вас до больницы?

Мужик, цедя ругательства, нажал на кнопку первого этажа.

– Конечно, вы можете рассказать жене, но, боюсь, она вас бросит тогда. Хотя если вас сначала вылечить, то, может, и простит.

– Хватит, – прошипел мужик.

– Ну хорошо, вот как вас зовут? – спросила Люся.

– Меня никак не зовут, ненормальная.

– Да я же просто… Это же просто интервью.

– Ходят здесь сумасшедшие всякие, опасно связываться, – с подозрением поглядывая на Люсю, мужик нервно пытался застегнуть куртку.

Можете не представляться, но все-таки подумайте, проанализируйте все. Вам надо кому-то рассказать.

Дверь лифта шумно отъехала, и мужик, обронив свой петушок, выпрыгнул наружу.

– Врач по сексуальным расстройствам вам нужен. И не держите все в себе, – советовала вдогонку Люся.

– Психованная, – бросил насильник, выскакивая из подъезда. Дверь еще не до конца закрылась, и Люся прокричала ему вслед:

– Эй, дядя, вы шапку забыли!

Подъездная дверь захлопнулась. Люся выдохнула. Сердце по-прежнему колотилось. Люся разжала влажные кулаки с цветком. Шипы прокололи кожу настолько сильно, что проступила кровь. Она повернула руки и молча смотрела на две алые капли, текущие из продолговатых ранок в каждой ладони. «Похоже, это было журналистское крещение», – подумала Люся и нажала кнопку восьмого этажа.

Сегодня Люся Д. делает собственное шоу на ТВ на тему человеческих взаимоотношений, ее блог читают 500 тысяч человек.

Москва, 2008

Дневник десяти дней

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ: четверг

Что чувствует человек, который наконец сказал то, что держал долго в себе? Облегчение? Что испытывает тот, кто прав и повел себя решительно? Радость и гордость за самого себя? Что кажется тому, кто считает себя незаслуженно обиженным? Что теперь справедливость восторжествовала? Да. Да. И я почувствовал это. Как хорошо разрубить одним махом узел, плюнуть на все, стукнуть кулаком по столу, снять стресс, копившийся последние месяцы, и выдохнуть! Как сорвал галстук, душивший все это время! Вот теперь посмотрим, что будет дальше. Вот теперь я буду делать все, что захочу. Теперь я буду тусоваться. Я напьюсь, поеду в «Куки», познакомлюсь с телкой, возьму ее за волосы и кончу ей в рот прямо в машине. Теперь у меня есть моральное право. Теперь я свободен.

ВТОРОЙ ДЕНЬ: пятница

Прошла первая ночь. Спал как убитый, с чувством человека, выполнившего свой долг. Сегодня пятница, и ночка обещает быть веселой. Вечером бросаю машину и отправляюсь в «Шоколад». Там Чичварин, Палтус, Лурдес, Данила с Софкой и Джони Уокер. На вопрос, где Дина, всем отвечаю, что мы поссорились и временно не живем вместе. Все недоумевают и не понимают, с чего это мы так поссорились. Лурдес переживает, что все произошло из-за нее, потому что она сглазила нас, когда говорила Палтусу, какая мы замечательная пара и как мы подходим друг другу. (Было это сравнительно недавно, когда они были у нас в гостях, так что я точно знаю, что Лурдес тут ни при чем.) Потом мы едем в «Куки», тусуемся, бухаем, как в последний раз. Под утро, встретив пару персонажей из числа бывших знакомых и поговорив ни о чем, возвращаюсь домой. Дома тихо, пусто и одиноко. Собака написала около телевизора.

ТРЕТИЙ ДЕНЬ: суббота

Суббота прошла в мелких делах, но в 12 я был в спортзале, несмотря на то, что Макс позвонил и сказал, что не придет. Как ни странно, это меня не остановило, и я пошел, потому что где-то в глубине души я надеялся, что встречу тебя. Нет, конечно, я себе не признавался, что это так. Просто я хотел быть в форме, качать пресс и мускулы. Но это был лишь предлог. Вечером с Палтусом и Лурдес пошли в «Сайгон». Еоворили о тебе, я был весел и безжалостен, горд собой и упивался свободой. Я вскользь познакомился с симпатичной официанткой, двумя телочками, поедавшими панакоту за соседним столиком, и около туалета обменялся телефоном с виджеем Любой. Прочитав статью про секс с незнакомками моей приятельницы Леры Семеновой в журнале FHM, мне стало интересно, попросит ли меня Люба посмотреть, как она мастурбирует на заднем сиденье моей машины. Потом я сообразил, что мне не 22, а 32, и, следовательно, это все не очень укладывается в Леркину схему. Потом я поехал в «Куки», встретился с Ленни, и Ленни сказал, что он очень любит Динку, что она ему понравилась еще раньше всех, еще в «Чайхане» на Рублевке, а после того как он узнал, что Динкин друг – Хохол, с тех пор он еще больше полюбил Динку. Дина самая лучшая, и ты, Михалев, за нее держись, Динку не обижай. Вообще, все парни говорили, какая ты прикольная и какая мы хорошая пара, и что нам надо обязательно помириться, и что редкие ссоры идут на пользу дальнейшим отношениям, но все равно нельзя рубить с плеча и надо жить вместе. А все девушки говорили мне, что наверняка это я был неправ, что так не надо было нам разъезжаться и что надо было во всем спокойно разобраться. А не мне они говорили, что если Дина действительно виновата в нашей ссоре, то она будет полная дура, если потеряет такого золотого мужика, как я. Я слушал все эти доводы, но не мог им всем сказать, что послужило истинной причиной.

ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ: воскресенье

Депрессия начала подкатывать, когда я заехал в «Смоленский пассаж», чтобы купить телефон, и вспомнил, как мы часто бывали там с тобой. Я вглядывался в людей, входящих и выходящих из магазина, и искал тебя. Я даже пошел позагорать – вдруг ты там? По иронии судьбы оказался в том самом вертикальном солярии, где загорала ты. Мне стало еще тяжелее. Депрессия накрывала. Я поехал домой. Но теперь все было по-другому. Пустота больше не воодушевляла меня, как пару дней назад. Наоборот, я стал присматриваться к вещам, и каждый предмет, который попадался мне на глаза, напоминал о тебе. Я смотрел на желтую биговскую ручку с синим колпачком и вспоминал, что именно эту ручку ты грызла, когда мы слушали диск Стинга, который подарил нам Никитос. Твоя привычка грызть ручки показалась мне такой трогательной и родной, я обещаю, что больше не буду делать тебе замечания – грызи сколько хочешь. Я заметил, что в ванной пусто, потому что ты забрала свои тюбики и флакончики. В гардеробной по-прежнему висели твои вещи, сумочки, туфли, я прошелся по ним рукой, как арфистка по струнам, и наткнулся на твое красное платье от Валентино, в котором ты была на нашей свадебной парти. Я не сдержался и понюхал его. Оно пахло воском и тобой. Помнишь, сколько свечей было на нашей вечеринке? Мы зачем-то выбрали настоящие восковые свечи, и в конце все помещение, гости с их шанелями и Валентинами и мы вместе с ними были по уши в воске. Помнишь? От твоего запаха мне стало еще горше. Я решил не мучить себя и отвлечься – например, покормить нашу несчастную Кузю. Мясо для нее закончилось, я подумал, что еще недавно мы вместе раскладывали мясо по пакетам и клали в морозилку – Кузе на черный день. Короче, я начал вспоминать те дурацкие мелочи, из которых в числе прочего состоит семья. Похоже, черный день настал не только для Кузи. Стало пусто и холодно. Ощущение потери чего-то важного начинало душить. Позвонил Палтус, предложил сходить в кино. Фильм был дурацкий, но я пошел, чтобы не оставаться наедине с депрессией. В темноте кинозала я обдумывал дальнейший план. Я еле досидел до конца, я уже знал, что буду делать. Я вышел из кино, сел в машину и поехал к тебе на Юго-западную. Зачем? Не знаю, зачем. Я не был готов идти и встречаться с тобой. Я просто хотел посмотреть на твою машину, на светящиеся окна, почувствовать, что ты рядом. Что ты есть. Но тебя не было. Может, ты еще не приехала, а может, просто ночевала не там. Не знаю. Я обошел дом вокруг, вспоминая, куда выходят окна, несколько раз сосчитал этажи, выкурил пять сигарет. Через час я поехал домой. Я всматривался в каждую движущуюся мне навстречу машину. Я искал тебя. Ты знаешь, оказывается, когда едешь по МКАДу, совершенно не видно, какие машины едут тебе навстречу. Потом мне показалось, что ты можешь быть у Карины, – бред, конечно, какая Карина в два часа ночи. Но я проехал мимо ее дома. И даже дважды объехал двор. Выкурил еще пять сигарет. Подъезжая к нашему дому, я вглядывался в окна. Вдруг они светятся? Вдруг ты дома? За те секунды, что я доезжал от шлагбаума до въезда в гараж, я объяснял сам себе, что ты уже спишь, и поэтому окна не горят. Высматривал твою машину на обычном месте. Но в линии аккуратно припаркованных автомобилей зияла дыра.

ПЯТЫЙ ДЕНЬ: понедельник

Сегодня утром мне было по-настоящему тяжело и плохо физически. Я поехал в Аэрофлот менять наши билеты. Понятно, что всю дорогу я думал о нас и о нашей несостоявшейся поездке. А потом были вопросы: на какую дату вам менять билеты? И я не знал, что сказать. Потом я приехал на работу, но работать не мог. Я все время думал о тебе, мысли разбегались, я не мог сосредоточиться, и все недавно важные вопросы оказались какой-то раздражающей ерундой, на которую и не стоило отвлекаться. Мне хотелось бросить все, отключить телефон и уехать в какой-нибудь Серебряный бор. Мне хотелось швырнуть бумаги и заорать им всем, чтобы они отстали от меня, что это все так мелко и ненужно. Хотелось остаться одному. Биться головой об дерево, кататься по траве и выть, кусаться, плыть в ботинках и одежде до изнеможения к другому берегу реки (а вдруг не доплыву?). Хотелось причинить себе физическую боль, которая смогла бы заглушить боль в сердце. Помнишь, как Янковский в фильме «Полеты во сне и наяву»? Захотелось, чтобы наступила такая поздняя-поздняя осень. Холодный и мрачный ноябрь – свинцовые тучи на небе, студеный ветер гонит истлевшие листья под ногами, пар изо рта, падают редкие первые снежинки. И одиночество. Такое же, как у меня в душе. Пришла Захарова. В шоке. Смотрит в ужасе расширившимися глазами, моргает ресницами. Мы с ней час разговаривали. Вернее, говорила она. Я выдавливал слова. Знаешь, тяжесть в груди, дышать трудно. Потом как будто полегче стало. Тяжело же в себе держать и перемалывать. А так вроде отдушина какая-то. После работы заехал в магазин купить Кузе мясо. Подумал, что ни разу за последние два года я не посещал «Седьмой континент» так быстро. Мне нечего и не для кого покупать. Мясо собаке и пачка соды. Мясо и сода. Все. Не спрашивай, зачем я купил соду, – я не знаю.

ШЕСТОЙ ДЕНЬ: вторник

Только что по радио играла та песня. Ну, про то, как парень провожал девушку, которая должна была лететь в Рио. Она оглянулась и улыбнулась, помахав ему на прощание рукой, а самолет разбился. Помнишь? На французском… Я подумал, что у меня сейчас такое же состояние. Я потерял тебя. Только там раз – и все. А здесь это мучительно, тяжело и очень грустно. Не знаю, у меня очень плохое состояние. Не могу поверить, что теперь так будет. Виолончель звучала особенно пронзительно. Вчера не мог заснуть до 5 утра. Все время думал о тебе. (Как ты заметила, я теперь это делаю постоянно.) Этот дневник дается мне очень тяжело. Когда я его пишу, у меня

в груди разрастается ледяная глыба, которая разрывает меня. Не знаю, что это. Может, когда хочешь рыдать, но сдерживаешься? Да, хотел тебе сказать, что в этом полусонно-полубодрствующем состоянии мне пришла в голову мысль. Ведь суббота – это как раз день нашей свадьбы. Я подумал, что я позвоню тебе сам. Я же могу поздравить тебя с этой когда-то радостной датой? Я подожду до четырех часов – вдруг ты позвонишь первая? Это было бы круто… Но если ты не позвонишь, я наберу тебе сам. Да, точно, я позвоню в 16 часов и поздравлю тебя с годовщиной. Ты помнишь, как в этот день мы ездили в ЗАГС, как не было тети Зины, и ты расстроилась, а я разозлился на Карину, что она слишком рано начала хвататься за кольцо и рассматривать его… Я позвоню тебе, поздравлю и приглашу на ужин.

В какое-нибудь новое место, где мы еще не были. Например, в «Лонж-кафе». Потом я, правда, подумал, что ты туда не захочешь и скажешь, что тебе там не нравится.

И тогда я предложу какое-нибудь другое место. А потом я подумал, а вдруг ты вообще откажешься? Скажешь, что у тебя запланирована какая-то встреча или что ты вообще за городом (где? с кем?)… Я гоню от себя эти мысли, но они все время накатывают на меня, душат, не хватает воздуха. Если все получится и ты согласишься встретиться, то я надену полосатую рубашку, джинсы (тебе же нравится, когда я в джинсах, а не в брюках) и куплю розу. И сделаю тебе подарок. Это небольшой, но ценный подарок. Я нашел для тебя твоего кумира – СТИЧА! Я облазил весь Интернет, но нашел его. Оказалось, что Стич обитает только в Штатах. И есть только один сайт, который может отправить Стича в Россию. Но на этом сайте Стич ЗАКОНЧИЛСЯ! Я был в панике. Стич ускользал буквально из рук. В Штатах у меня знакомых нет, но я нашел папиного армейского товарища, который живет в Филадельфии. По моей просьбе он приобрел через Интернет Стича, а потом отправил его экспресс-доставкой мне. Но Стич потерялся где-то на границе, и я уже истратил на телефонные переговоры с США столько денег, что на них можно было бы купить 2 °Cтичей. В результате Стич был найден, и сегодня утром я вызволил его. Утром до работы поехал на Варшавку и получил Стича на почте. Оказывается, его привозили, но меня не застали и увезли обратно.

Я вот сейчас пишу, и вроде как легче становится. Как будто с тобой поговорил. Звонил твоей маме. Набирал три раза, каждый раз спрашивают: «Как вас представить?», а потом говорят, что ее нет, нет, нет, уже не будет и т. д. Почувствовал себя прокаженным. Представил себе, как она звонит тебе и спрашивает: «Что делать, что ему говорить?» А ты ей холодно так отвечаешь: «Не знаю. Что хочешь, то и говори». Она пугается и предпочитает вообще трубку не брать.

Ты знаешь, я хотел попросить ее ничего не говорить моей маме. Сейчас, по крайней мере. Она уезжает в отпуск в воскресенье, и я подумал, что лучше, если она обо всем узнает уже после возвращения. Должен был встретиться с ней, забрать доверенность, еще что-то, но испугался, что она по моему виду все поймет, и сказал, что мне срочно в Питер уезжать надо и встретиться мы не сможем.

Проверяю мэйл каждые пять минут, нет ли от тебя письма. Нет. А ведь ты где-то недалеко – смеешься, ешь, болтаешь по телефону. Если взлететь над городом, можно увидеть одновременно меня и тебя. Пятнадцатимиллионный город, а вот они мы, две точки. Вот я сел в машину и куда-то поехал. А ты в этот момент жуешь яблоко, зашла в подъезд и поднимаешься в лифте. Вот Гугл мэпс проложил маршрут: пункт А – это я, пункт Б – это ты: расстояние в 14 километров, 26 минут езды. Мы совсем рядом, но не вместе.

СЕДЬМОЙ ДЕНЬ: среда

Позвонила твоя мама. Ей передали, что я звонил. Оказывается, ее действительно не было на работе. Мы разговаривали минут сорок. Зря ты с ней так жестока. Может, не стоило ей все говорить? Вдруг у нас все разрешится? А она плачет не переставая. Мы разговаривали, а она плакала. Может быть, ты подрастешь и начнешь понимать и ценить те вещи, которые не ценишь сейчас? Субботний план, который я себе придумал, немного меня успокаивает. Появилась надежда. Может быть. В любом случае, все разрешится и закончится. Ждать осталось недолго. Разговаривал с Максом. Он говорит, покопайся в себе: она не права, она поступила как сука, но подумай, что было не так в тебе? Вот я сижу и думаю. Что было не так?

Тебе не нравилось, что я запрещаю тебе общаться с твоим дружком Гришей, потому что он наркоман. Тебе казалось, что я контролирую и проверяю тебя. Тебя это бесило, ты называла меня «контрол фрик». Может, действительно я был не прав? Началось это с пароля твоего почтового ящика. Для меня было странно, что у тебя могут быть какие-то секреты от меня. Я обижался, мы разговаривали с тобой об этом не раз, но все это ничем не заканчивалось. Непонятно, почему ты не хотела говорить мне свой пароль. Я чужие письма не читаю. Мне совершенно все равно, кто и что тебе пишет. Мне все равно, где ты и с кем. Мне все равно, что ты делаешь днем, когда я на работе. При одном условии: если я тебе доверяю. Просто тогда я знаю, что все твои знакомые, поклонники, мимолетные встречи и случайные знакомства ничего не значат. У тебя есть Я, а у меня есть ТЫ. Все это несерьезно, и об этом, шутя и смеясь, можно рассказывать друг другу. Ну типа как я тебе рассказал про телку на Мерседесе или про то, как мне писали записки на салфетке. Понимаешь? Это и есть откровенность в отношениях, которая так для меня важна. И тогда мы оба можем не заморачиваться, когда один из нас уезжает куда-то или приходит домой под утро. Мы все равно знаем, что на нашей планете живет очень много людей, но мы среди них – вдвоем. Ты и я. Дина и Саша. По-настоящему вдвоем. Это слишком наивно? Да?

ВОСЬМОЙ ДЕНЬ: четверг

Сегодня неделя, как мы не вместе. Такое ощущение, что прошел месяц. Сижу дома, и каждый раз сердце начинает биться, когда я слышу на площадке стук каблучков. Но потом все стихает – это соседка. Теперь живу только мыслями о субботе. Только что я специально поехал в «Лонж-кафе», чтобы заказать столик. Вернее, я хотел не только заказать столик, но и выбрать его. Ведь ты такая придирчивая, тебе сложно угодить. А я хочу, чтобы тебе понравилось. Выбрал, на мой взгляд, самый удачный – в углу, подальше от кондиционера, прохода и других столиков, но на небольшом возвышении. Не знаю, что ты скажешь. Столики они не резервируют. Я встретился с директором. Пытался объяснить ситуацию. Ни в какую. Предлагал 100 долларов за резервацию. Потом 200. Она смотрит на меня и говорит: «Да что у вас случилось?» Говорю, у меня важное романтическое свидание с возможно бывшей женой. Она переспрашивает: «С будущей?» Я говорю: «Нет, с возможно бывшей». Я решил, что на всякий случай приеду за два часа и займу этот столик. Буду сидеть и ждать тебя. Вместе со Стичем. Пока договаривался, встретил своего старого знакомого. Мы с ним когда-то очень давно пересекались, и у нас были общие знакомые. С ним была его девушка. Просто потрясающая. Похожа на Пенелопу Круз, только высокая. Очень эффектная, с обаятельной улыбкой и умным взглядом. Скоро у них свадьба. Они веселые, элегантные и счастливые. Такие же, как и мы три года назад. Я хочу вернуть это время. И мне кажется, что это нетрудно. Ведь мы любим друг друга. Да?