Текст книги "Sex 21"

Иногда в голову лезут дурацкие мысли, что в субботу все может пойти не так, как я задумал. Что-нибудь случится и помешает. Как в фильме «Мужчина и Женщина». Он ехал к ней издалека на машине и представлял, как он купит цветов и сразу пойдет к ней. Потом он считал время и понимал, что приедет слишком рано и она будет еще спать, а он ее разбудит. Тогда он подумал, что отправит ей телеграмму из какого-нибудь города. Потом он придумывал, что же он напишет в этой телеграмме. Отбрасывал вариант за вариантом. В результате решил, что напишет: «Люблю. Целую. Скоро буду». Потом он думал, как лучше подписаться. А потом он испугался, что почтальон разбудит ее, а потом, когда она уснет, он разбудит ее второй раз. И решил отказаться от этой идеи вообще. А в результате, когда он приехал, консьержка сказала, что ее нет дома, она уехала накануне. Вот и я думаю, а вдруг не получится? Вдруг у тебя будет выключен телефон? Или ты не будешь брать трубку? Тогда я позвоню Карине и попрошу, чтобы она нашла тебя и попросила позвонить мне. Хотя может так быть, что мы поговорим, а ты скажешь, что вообще не хочешь со мной встречаться. Тогда я передам Стича и этот дневник через кого-нибудь.

Я хочу, чтобы у нас была семья. Чтобы у нас были дети. Ты будешь учить их французскому языку. Я буду делать вид, что тоже учусь и все понимаю, но буду специально делать все не так. Ты, например, говоришь детям по-французски: «Сейчас папа принесет нам ну, например, чашку». А я с важным видом вытаскиваю с балкона пылесос. Или ты говоришь: «Покажите, что такое – круглое и тикает?» Ну, дети, естественно, показывают на часы. А я притаскиваю Кузю. Она растопырила лапы, упирается, прижимает уши и смущенно косится в сторону своего коврика. Мне кажется, это будет очень смешно. И дети будут смеяться. А еще я умею шевелить ушами и знаю кучу всяких фокусов с бомбочками, дымовухами и как правильно запускать воздушного змея. Мне кажется, я буду хорошим отцом.

ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ: пятница

Сегодня звонила моя мама. Спрашивала – когда мы уезжаем. Я сказал, что вечером. Она обрадовалась, что сможет днем позвонить и поздравить нас с годовщиной свадьбы. Потом просила набрать ей из Лондона, когда мы прилетим…

Вечером ужинал с Данилой, Софой, Палтусом и Лурдес. Когда прощались, Лурдес на своем красивом русском испанском пожелала мне удачи. Курю, как Карина, – по две пачки в день. Что будет, если я до тебя не дозвонюсь? Еоню от себя эти мысли. А если мы встретимся, но эта встреча будет последней?

Каждый раз, подъезжая к дому, не могу удержаться и не посмотреть на наши окна. Но света нет. Дома пусто. На столе записка от домры: «Саша, обратите внимание – Кузя не линяет, а лезет (как шкурка). Очень сильно лезет!!!» Кузя как будто понимает, что это про нее, понуро вращает глазами под вешалкой в окружении клоков шерсти. Надо купить ей собачьих витаминов.

ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ: последний

Вот наступила долгожданная суббота. Теперь уже скоро. Утром я отправился упаковывать Стича. Решил не лишать его временного домика в виде посылочной коробки. Кто знает, сколько времени ему в ней придется провести. Дневник распечатаю и положу в конверт, а розу куплю, когда приеду. Мне кажется, что окружающие недооценивают происходящее. Весь ужас. Почему они не кричат, почему не связывают нас, не засовывают в багажник машины и не везут куда-нибудь, где можно оставить наедине? Почему они так пассивны? Они воспринимают происходящее, как само собой разумеющееся? Ну, жили-были, а потом развелись. Все. Все?!!! И это финал отношений? Нашей любви? Как такое может быть? Я не могу в это поверить. Я не хочу сдаваться. Не верю. Что происходит? Еще недавно это и в голову не могло прийти ни мне, ни тебе, ни им. Хотя… Может, это не так. Может, это я все идеализирую. Напридумывал себе. А все оказалось проще, приземленней и прозаичней.

Только что я тебе набрал. Целый день ждал этого момента. Смотрел на часы каждые полчаса. Хотя сама ты не позвонила, я был невероятно рад, что ты взяла трубку. Прошло пять гудков. Я представлял себе, как ты увидела мой номер и думала, что делать. Но потом все же решила поговорить. Голос у тебя был как всегда насмешливый, но мне показалось, что ты была рада моему звонку. Это вселяет надежду. Ты согласилась встретиться, и через три часа я увижу тебя. Что будет потом – не знаю.

Никогда нельзя спрогнозировать события. Ты, например, неожиданно предложила мне встретиться прямо сейчас и не поужинать, а пообедать. Честно говоря, я этого не ожидал. Я же не успею побриться, переодеться. И, потом, мне надо распечатать этот дневник. Я решил отдать его тебе только в том случае, если наша встреча будет последней, если ты скажешь, что больше не любишь меня и хочешь развестись.

Поэтому, если ты сейчас читаешь его, значит, ничего не получилось. Значит, ничего больше нет и ничего больше не будет. Это конец.

Париж, 2007

Проклятье

Охранник Николай был по природе своей человеком незлобивым. Уже год он работал в клубе-бильярдной в Ясенево по соседству с домом, и за это время здесь не произошло ни одного инцидента. Клуб был ночной, поэтому днем там было спокойно. Его товарищ, водитель Алик, доставив начальника на работу в соседнее офисное здание, частенько заходил к Николаю в дневное время, и они, раздавив по пивку, позволяли себе партийку-другую в бильярд. Коллектив покрывал Николая, поскольку он был отзывчив и добр. В этот день Алик заехал к Николаю на традиционную партию. Но в бильярдной он застал жену Николая Людмилу, истеричную белесую женщину на сносях. Со слезами она голосила, что Николай не может позаботиться о родах, что только протирает штаны на своем стуле при входе, что его вечно нет и денег тоже. А в роддом ехать пора.

– О, собутыльник явился, – прокомментировала она, завидев Алика. День был испорчен.

– Кто отвезет меня в роддом? – продолжила атаку Людмила. Николай помыслил и перевел взгляд на Алика.

Алик имел в распоряжении транспорт и мог помочь корешу совладать с женой.

– Не, я не могу. Хозяин узнает – уволит, – прочитав просьбу в глазах товарища, всполошился Алик.

– Да ладно, брат, никто не узнает. Отвези, будь человеком, – настаивал Николай.

– Не получится. Вдруг я ему понадоблюсь, а меня нет, – убьет.

– Да что там, до Зеленограда ну час езды, полтора, а такси тыщу, а то и полторы стоить будет…

– Пойми, Колян, если б мой транспорт был, да я бы… ну, ты знаешь, атак… не могу.

Людмила уселась на стул и начала внимательно наблюдать за противоборством, как прекрасная дама за поединком двух рыцарей.

– Тут случай неординарный, сам видишь, не просто покататься ведь прошу.

– Да чего вам в этот Зеленоград ехать – в толк взять не могу, что ей тут не рожается?

Людмила собрала брови домиком и печально исподлобья посмотрела на мужа, поглаживая живот.

– Да у нее там сестра акушеркой работает, со своими-то лучше, сам понимаешь…

– До Зеленограда полтора туда, полтора обратно, итого три часа, хватится начальник, а меня нет. Разорвет, как тузик грелку. Риск большой. Не могу.

– Если днем без пробок – должно быть быстрее.

– Ты пойми, автомобиль дорогой, если что случится, мне отвечать.

– Ты по городу бомбишь, небось, – и ничего. А Людмилу отвезти – «не могу»…

Людмила придвинулась к мужу вместе со стулом, сделав круговое движение бедрами.

– Прости, Колян, я на машину коплю, мне проколов сейчас никак нельзя…

– Вы ведь друзья с Колей, – ненавязчиво подлила масла в огонь Людмила.

– Да какие тут уж друзья, – осерчал Николай. – Видишь, друг проявляется в трудную минуту.

– Да пойми ты, Колян… – вступил было Алик.

– Не хочу я ничего понимать, гадюка ты продажная.

– Да ты чего, Колян? – удивился Алик.

– Как бесплатно в бильярд играть да пиво пить, так это ты здрасьте пожалуйста, а как помощь нужна…

Алик потупился, Людмила всхлипнула.

– Уходи отсюда, – тихо произнес Николай.

– Коль, пойми ты меня тоже…

– Уйди с глаз моих, – более величественно произнес Колян.

Алик развернулся и поплелся прочь, надеясь все же на лучшее.

– Будь ты проклят… – тихо сказал Николай ему вслед.

В дверях Алик повернулся: последние слова Николая напугали его, в глазах застыл ужас.

– Зачем ты так? – с болью произнес он.

– Будь ты проклят, – твердо повторил Николай.

С тех пор как Николай проклял Алика, они не виделись. Меж тем у Алика все пошло наперекосяк. Начальник уволил его, потому что пассажир, которого подвозил Алик, уронил горящий пепел от сигареты на дверь – и Алик не смог скрыть от хозяина кратер оплавленной пластмассы. Тем не менее Алик уже имел на руках достаточную сумму для покупки автомобиля «трешка» БМВ 2005 года выпуска, к которому давно присматривался. Алик не стал медлить и приобрел авто на все сбережения. Но в первый же день он был остановлен сотрудником ГИБДД и проинформирован, что его машина в розыске за наезд на пешехода. Алик обратился с вопросом к прежнему владельцу, но ответ получил в форме тяжелых побоев. Таким образом Алик лишился своих накоплений и их воплощения – автомобиля БМВ цвета мокрый асфальт.

В синяках и ссадинах Алик не мог найти новую работу. Медсестра Татьяна, которая нравилась Алику, залатала, конечно, как могла, его раны, однако сообщила, что счастлива предложением врача-уролога проживать совместно, так что Алик и здесь оказался в пролете.

Он совсем раскис и перестал следить за собой. Медленно, но верно злые обстоятельства скатывали его к ситуации «шнурки», как это сам Алик называл, обсуждая падения товарищей и знакомых с бывшим другом Николаем в просторной бильярдной.

К ситуации, когда такая мелочь, как разорвавшийся шнурок, может решить проблему существования кардинально. Учитывая, что до шнурка от тебя ушла жена, сгорел дом и тебя уволили с работы, этот шнурок – последняя и решающая неприятность в беспросветной череде несчастий. Теперь падение случилось у самого Алика, и он устал бороться.

Брат Алика Иван заезжал к нему в комнату в Мытищи и привозил пельмени «Дарья», хлеб и кетчуп «Балтимор».

– Пора за ум браться, брат, – предлагал Иван.

– Э-эх, – только мог противопоставить младший брат.

– Меня уже Наталья тиранит, мол, куда деньги уходят, не верит, что тебе на еду.

– Я объявление хочу дать в «Из рук в руки»: водитель со стажем и все такое…

– Объявление – дело хорошее, и чего – дай, – одобрил брат.

– Да ну, заебало все, – констатировал Алик. – Четыре месяца в полной жопе. Невезуха.

– Раньше ведь нормально жил, Наташка говорит, сглазили тебя.

– Не сглазили, а прокляли, – вдруг вспомнил Алик.

– Как это – прокляли? – не понял брат.

– Ну, так – прокляли, товарищ проклял. Николай. Отказал я ему в помощи, побоялся, смалодушничал – вот он и проклял.

– Так что ж ты раньше молчал! – как-то радостно отреагировал Иван, набирая номер по мобильнику.

– Алле, Наташ. Ну, ты была права, рыба моя. Че, че – прокляли его – вот че.

Иван затих, трубка доносила уверенные интонации «рыбы» Ивана – он получал четкие инструкции.

Иван нажал отбой.

– Короче, братан, снимать проклятие надо. Иначе – хана, – резюмировал он Наташины слова. – Так и помереть недолго, были и такие исходы, Наташка в этих делах ого-го!

Похоже, и сам Алик понимал это, но гордость брала свое.

– Да ладно, брехня это, – попробовал проявить неуместный атеизм Алик.

– Я тоже так думал, но тут случай был. Подруга Наташкина своего мужика приворожила – в борщ месячные ему подмешала, так тот у нее теперь по струнке ходит, все делает, получку всю сдает, не бухает.

– Что, вообще? – скорчился Алик, отныне испытывая смутное недоверие к борщу.

– Как отрезало, – траурно подтвердил Иван, зловеще округлив глаза. – Я теперь все супы Наташкины на ней сначала пробую, а то мало ли… Черная магия – это, брат, дело такое, шутки плохи… Давай звони.

– Не буду я ему звонить, не заставишь.

Иван почесал переносицу.

– Давай телефон.

Алик развернул блокнот, поводил пальцем и выписал на отдельный листок телефон Николая.

Иван вышел на лестничную площадку, уважая чувства брата. Набрал номер с листка.

Алик подавлено, но с надеждой ерзал на тахте. Иван приоткрыл дверь.

– Жди, никуда не уходи, – приказал он брату и отбыл.

Через полтора часа охранник Николай был доставлен в Мытищи в комнату Алика.

Николай, добрый по природе своей, не мог отказать неизвестному мужчине, объяснявшему, что вопрос по бывшему товарищу касается жизни и смерти последнего. Николай согласился приехать, несмотря на то, что его Людмила разродилась сыном два месяца назад, и ему было не до этого.

Иван ввел Николая в комнату. Алик так и заснул на углу тахты, скрючившись в эмбриональной позиции.

– Принимай гостей, – бодро гаркнул Иван в дверях.

Алик расклеил глаза и увидел перед собой бывшего товарища Николая. Молча, с состраданием смотрел он на сверху Алика.

– Ну, давай, Коль, – прошептал Иван таинственным голосом, – снимай проклятие.

Николай не совсем знал, как это делается, но он также помнил, как именно он наложил проклятие на друга. От Ивана он узнал возможные неприятные последствия для него самого. Ответственность момента заставила его принять торжественную позу. Он вытянул пред собой руку и наложил ее на голову покорно ссутулившегося Алика.

– Я снимаю с тебя проклятие, – громогласно произнес Николай и резко одернул руку, чиркнув ею по Аликовой макушке. Алик просветлел.

– Спасибо тебе, Коля, – всхлипнул он и распростер объятья к Николаю, двусмысленно обхватив его за бедра.

– Да ладно тебе, – засмущался Николай.

Рядом Иван улыбался во весь рот.

– Ну, теперь пойдемте, отметим, – Иван извлек из портфеля бутыль.

– Вы же за рулем, – удивился, направляясь на кухню, Николай.

– За такое дело и за рулем не грех, – констатировал Алик.

– Ты ведь, Николай, ему сейчас жизнь спас, ты пойми это. И зла не держи на него. Все в прошлом, – покровительственно добавил Иван.

– Да ладно, я зла не держу, и сын у меня недавно родился – так что повода два.

Через час Алик сбегал еще за водкой, и было принято серьезное решение – назвать сына Николая Аликом в знак дружбы и прощения.

Через год Алик купил себе «Мицубиси» цвета ночной баклажан, женился на медсестре Татьяне, дерзко отбив ее у уролога, и еще через полгода у него родилась дочь. Рождение дочери вместо запланированного сына поставило Алика в тупик, поскольку имя будущему ребенку – Николай – он выбрал еще тогда, в тот памятный вечер в Мытищах, когда проклятие было снято.

Тверь, 2010

Три секунды счастья

Город Кольюр на побережье Средиземного моря. Порт, не курорт, когда-то был фортом, охранял морские границы страны, с множеством крепостей и донжонов. Лето. Местность холмистая. Берег устлан галькой, а дальше – до самых скал – гигантские валуны, светло-серые, сверху соленые, а внизу – темные от соприкосновения с мокрым пепельным песком. Глядишь в мелкую воду – между камней кишмя кишат морские ежи: босиком нельзя, лучше сразу плыть.

До сих пор в городе идут учения. Между отдыхающими то и дело снуют солдатики в форме, с тяжелыми рюкзаками, обливаются потом, но бегут, гонимые тяжелым голосом командующего. Только что они поравнялись с нами, но вот уже от берега по одной отслаиваются лодки, по четверо в каждой. Солдаты, энергично и складно гребя, скрываются за скалой.

Ночь. Тепло и ветрено, шкварчат цикады. Луна зияет в черном небе белой дырой. Перламутром бликует морская поверхность, на горизонте устало моргает маяк. Привязанные лодки покачиваются в устье ручья, который водяной нитью сшивает песчаную насыпь и морскую лиловую ткань. Морской воздух, точно бисквит, пропитан влажным ароматом диких цветов.

Мы давно отошли от освещенного центра и шагаем в темноте по пыльной дороге, по обе стороны – пологие холмы, поросшие мелким кустарником с розовыми цветами, кое-где едва видны тропинки, ведущие куда-то вверх. Ветер терпкими дуновениями прикасается к лицу, целует тело сквозь шелк сарафана. С пути сворачивать страшно, кажется, что в кустах прячется змееподобное чудовище. Смело предлагаю сойти с дороги, но двигаюсь вторая, внимательно ступая между шершавыми булыжниками. Мы взбираемся на холм, перед нами вырастает громада полуразрушенной крепости. Желтым кантом покрывает лунный свет сколотые зубы стен. Пустыми глазницами смотрят окна старой башни. Тяжелые каменные плиты подставляют свои бока луне. Мы направляемся к руинам. Я наступаю на ветку, нарушая тишину, и мой взгляд падает на нечто темное и округлое в траве, какой-то гигантский кокон. Эта зловещая масса буквально в нескольких метрах от меня. Сердце замирает. Что это? Щурюсь. Вглядевшись в черный ком, догадываюсь: это спальный мешок. Рассматриваю человека внутри. Солдатик мирно спит. Вот рядом еще один, за ним вижу еще два кокона. Насчитываю спящих двадцать. Вспоминаю, как все они бегали и гребли днем, вряд ли кто-то сейчас проснется. Главное, на них не наступить. Пробираемся поближе к крепости, с одной стороны стена совсем разрушена, другая часть сохранилась лучше – высокая, пористая, шириной в несколько метров. Скрежеща, карабкаюсь по груде валунов, чтобы попасть на сплошной участок и потом добраться до самого верха. Наконец оказываюсь на широкой площадке. Выше некуда. В лунном свете крепостные камни кажутся светло-бежевыми, кофе с молоком. Сажусь, свешиваю ноги, оглядываюсь. Справа – шуршащая морская бездна, внизу – спящие солдаты, целая рота аккуратных коконов, а вокруг – небо, расшитое звездами, как бисером. Наверху порывы ветра еще резче – волосы упруго хлещут по лицу. Тело как сахарное, по частицам растворяется в воздухе, крупинка за крупинкой. Непроизвольно улыбаюсь.

Улыбка все еще держится на губах, вдруг понимаю, что это происходит само собой, радость идет изнутри, из камней, из воды, из воздуха, из меня… Ощущение спокойствия и тепла. Невыносимо дикого тандема одиночества и единения со всем вокруг. Такое же сладкое ощущение, когда представляешь себе, как что-то очень большое быстро-быстро становится совсем маленьким или когда проводишь по коротко стриженным волосам и тысячи игольчатых прикосновений пронзают ладонь, или вспоминаешь секс – такой, что электрический разряд проносится от низа живота через солнечное сплетение в кончики пальцев и через них мурашками просачивается наружу. Новый секс. Сияющая волшебная пустота до краев заполняет тело, как сосуд. Становлюсь против ветра, дергаю за узел сарафана, шелк отлетает в сторону, как шелуха, и парусом цепляется за камень. Развожу руки, по щекам почему-то текут слезы. Ветер лижет кожу, выдувая в ночь молекулы сознания. Кажется, еще немного – и невесомость, возможность душе посмотреть на свой дом со стороны. Это оно, то самое чувство. Вот оно, вот оно. Секунда, две, сколько еще?

Монпелье, 2008

Ограбление

I.

У Нади с Андреем все начиналось легко и многообещающе, Надя и не предполагала, что это знакомство втянет ее в ситуацию, которая повлияет на всю ее последующую жизнь.

Три месяца назад Надя приехала из Твери и поселилась у двоюродной тети, пока не найдет работу. Подружка рассказала, что в новый магазин модной одежды в центре города нужен симпатичный продавец-консультант. Надя решила, что она как раз подходит, надела лучшие джинсы, серую футболку с сердечком и поехала. Выйдя из метро и немного поплутав, она наконец увидела кирпичный жилой дом, на первом этаже которого светилась белая, как будто от руки, надпись «City Look». Надя решительно потянула дверь магазина. Внутри было пусто. Она огляделась и провела языком по брекетам на зубах. Иногда она забывала о них, но, когда они царапали внутреннюю часть губы, тут же вспоминала и старалась не улыбаться.

На улице стояла жара, но внутри было прохладно. Плотные пестрые ряды одежды вибрировали в ритмичном звуке диско. Желтые, оранжевые, салатовые, полосатые и в горошек платья, блузки, брюки, яркие сумки сливались в одну экзотическую картину. Фиолетовые и малиновые палантины обвивали шеи черных лаковых манекенов в прозрачных топах и светлых кожаных юбках. Через стеклянный потолок первого этажа (он же – пол второго) открывалась панорама на прозрачные полки вдоль зеркальных стен с перилами, как в балетном зале, заставленные невероятной обувью на каблуке или платформе, с перьями, стразами и цветами. Наде представилось, что она попала в диковинный сад, где на каждой полке-ветке сидит удивительная туфлептица.

Из подсобки показался стройный, слегка сутулый светловолосый парень примерно ее возраста.

– Привет, – сказал он, расплывшись в улыбке.

– Привет, а где владелец или директор? Я по делу, – серьезно ответила Надя, стараясь не обнажать металлические брекеты на зубах.

– Я директор и владелец, – сообщил улыбчивый парень. Надя не поверила. Но Андрей представился и вполне внятно рассказал, что он с двумя партнерами недавно открыл магазин модной одежды и рассчитывает, что скоро дела пойдут в гору. Особенно когда они изменят концепцию: добавят к Кавалли, Версаче и Занотти кое-что посерьезнее. В магазин должна была прийти коллекция модных бельгийских дизайнеров – верхняя одежда, сумки, бижутерия.

– А меня зовут Надежда, – произнесла Надя.

– Надежда – мой компас земной, – обрадовался Андрей.

– Надежда умирает последней, – поддержала разговор Надя, привыкшая к подобным цитатам.

– Ну как вам, Надежда, наш интерьер?

– Я в шоке. Как в рай попала, – зачарованно призналась Надя.

– Пойдем, покажу тебе магазин, – Андрей автоматически перешел на «ты».

Андрей поднимался по прозрачной лестнице на второй этаж. Надя последовала за ним. Сияющая обувь на платформе вызвала у нее возглас восхищения.

– Вау! Никогда-никогда в жизни я такое не носила! – Надя перевернула первую попавшуюся босоножку и увидела цену.

– Ого! Это стоит как одна моя зарплата… если вы меня, конечно, возьмете.

Андрей проигнорировал Надин намек и снял с полки желтую туфлю с оранжевыми ромбами на платформе.

– На, померяй. И вот это тоже, – он открепил с вешалки синюю плиссированную юбку, как у порочной школьницы, нежно развернул шелковый топ с голубыми и желтыми цветами и отодвинул занавеску, за которой открылась зеркальная примерочная.

Надя подумала, что вряд ли ей еще когда-нибудь в жизни представится возможность надеть что-то подобное.

– Я сейчас, – она задернула занавеску и поспешила сменить свои джинсы и серую футболку на подобранное Андреем одеяние. Он сел на белый пуфик напротив примерочной. Через пару минут, дождавшись нужной паузы в музыке, Надя резко раздвинула занавески и вышла к Андрею, как на сцену.

Нормально, – прокомментировал Андрей. Улыбка снова растеклась по его лицу. Зеркала отражали все ракурсы, размножая Надю и усиливая эффект. Андрей восхищенно уставился на нее.

Надя захихикала и начала танцевать, двигаясь вдоль перекладин. Танец напоминал смесь балета и стриптиза. Андрей взял пульт и сделал громче. Надя перемещалась вдоль перил задорно и раскованно, вспоминая на ходу движения стриптизерш. Андрей одобрительно щелкал пальцами, пружиня на пуфике. На очередной паузе в бите Надя замерла, стоя спиной к Андрею и смотря в глаза своему отражению. Заключительным движением ее номера стал наклон вперед – так, чтобы Андрей увидел сзади ее трусики. Судя по тому, как он зааплодировал, он это не пропустил. Под овацию и присвисты Андрея Надя зачем-то поклонилась в землю, как солистка народного ансамбля, и, продолжая хихикать, скрылась в примерочной. Когда она аккуратно, чтобы не испортить, начала стягивать с себя вещи, Андрей приоткрыл ткань занавески и спросил в щелку:

– Можно войти?

Не успела она отреагировать, как Андрей уже оказался рядом. Надя стояла в одних трусиках. Андрей притянул ее за талию и поцеловал. Он сделал это так скромно и ненавязчиво, что Надя ответила ему сильным поцелуем, забыв про приличия и свои железяки на зубах. В этот момент Андрей резко дернулся и вскрикнул, схватившись за рот. Из его нижней губы сочилась кровь.

– Извини, я забыла…

– Ничего, – он опять улыбнулся окровавленными губами и стал похож на молодого вампира, которому наконец удалось насытиться.

II.

На работу Андрей Надю не взял, зато они стали встречаться. Все дни Андрей проводил в магазине, поскольку вся ответственность за успех бизнеса лежала на нем. Для стартапа Андрей нашел двух инвесторов. Андрей был директором компании, занимался растаможкой и всеми продажами, но ничего не вкладывал, а два других партнера в делах магазина не участвовали, зато оплачивали покупку коллекций и развитие компании.

По вечерам перед закрытием Надя заходила за Андреем, и они трахались либо в примерочной в окружении зеркал (их тела казались Наде чужими и прекрасными и сладко возбуждали), либо в офисе между двух сейфов и вороха бумаг. Полусогнуто лежа на столе, опершись локтями о лакированный шпон под дуб, Надя успевала прочесть цифры на платежках, пункты договоров на английском, итальянском и русском, прайсы на товар, а потом кончить. Дальше Андрей провожал ее до квартиры тети и ехал к родителям.

Та плиссированная юбка, цветастый топ и блестящие босоножки на платформе перешли в Надин арсенал. Во многом благодаря им ее почти приняли на работу хостесс в модном ресторане.

Через два месяца Андрей предложил Наде снять квартиру и жить вместе. Надя обрадовалась: оставаться у двоюродной тети становилось неудобно. Надя зашла на сайт «Из рук в руки» и занялась поиском. Через пару дней выскочило объявление о квартире между Бауманской и Садовым кольцом на Спартаковской улице, однокомнатной, но просторной, с деревянным полом, в сталинском доме с высокими потолками. Андрей и Надя съездили вместе посмотреть квартиру, и она им понравилась. Из мебели в ней был только шкаф, полуторная кровать и кухонный стол с двумя стульями. Но это было лучше, чем набитая чужой скрипящей рухлядью квартира вдвое дороже. Еще была плита, но не было холодильника. Стоял сентябрь, холода уже дышали в спину, и Надя решила, что зимой можно прожить и без холодильника, выставляя, по старой советской традиции продукты в оконную раму, а для глубокой заморозки – в сетке за окно. Они представились парой, которая собирается вскоре пожениться, и сняли жилплощадь. Надя сообщила по скайпу родителям, что остается в Москве. Из сахарных голливудских мелодрам в Надиной голове составился коллаж ее с Андреем свадьбы: она – в дизайнерском белом платье и в сверкающих туфлях из Андреева магазина, покруче, чем у Леди Гаги, и он – в кремовом костюме, белой рубашке и хризантемой в петлице. Свадьба в ее мечтах проходила в готическом соборе, с множеством роз, тюльпанов и, может быть, еще ландышами. Их аромат окутывал и поднимал ее с Андреем вверх к фрескам, мимо витражей, сквозь которые солнечные лучи проецировали на их светлые одежды цветные фигуры. Надя обнажала идеально ровные зубы без брекетов, а толпа гостей задирала вверх головы и приветствовала их, сказочных молодоженов, парящих под сводами храма, и даже отец Нади улыбался своими суровыми морщинами и махал ей рукой. Потом фото ее свадьбы должны были появится в журнале «Хэллоу», лучше – на обложке журнала.

Наконец долгожданный шаг к свадьбе был совершен, и Надя с Андреем в первый раз собрались ночевать в новой квартире. Свой чемодан Надя перевезла накануне, а следующим вечером она поджидала Андрея у метро Бауманская, держа в руках остатки своего имущества. Из Надиной сумки торчала ручка от сковородки, которую дала ей тетка в качестве приданого. Андрей подскочил сзади и зловеще крякнул. Надя взвизгнула, засмеялась, и они вместе зашагали к дому, сцепив пальцы, как образцовая парочка.

Андрей выложил два полотенца, постельное белье и чайник, Надя извлекла сковородку и мешок с косметикой, и они начали совместную жизнь.

Вечером у них была любовь, Андрей поставил ее раком и трахнул, ему вообще нравилось трахать Надю сзади – он объяснял это тем, что так ее брекеты находятся на безопасном расстоянии. Минета Андрей избегал, потому что не был уверен, что железки на зубах Нади не раздерут его плоть. Потом немного посмотрели канал 2x2 и стали засыпать. Кровать оказалась непозволительно узкой и неудобной. Шанс заснуть на ней вдвоем был невелик. Невозможно было лежать друг к другу спиной, кто-то один обязательно сваливался. Все движения нужно было производить синхронно и спать, как выразилась Надя, «ситроеном», то есть либо Надя должна была со спины обнимать Андрея, либо наоборот. И вот если наоборот, то можно было снова трахнуться. Уже глубокой ночью они, обессиленные, немного отодвинули кровать от стены, чтобы выиграть пару сантиметров, и кое-как уснули.

Наутро после первой совместной бессонной ночи оба выглядели убитыми. Зевая, они друг за другом поплелись в ванную, безжизненно намазали пасту на зубные щетки и принялись чистить зубы, разглядывая в зеркале опухшие лица друг друга. На кухне Надя залила скрученные червячки зеленого чая кипятком прямо в чашки, порезала хлеб и сыр, вытащив припасы из промежутка между двумя оконными рамами. После бутербродов с крепкой заваркой Андрей почитал смс-ки и повеселел:

– Наконец растаможили новую коллекцию. Зимнюю, – сообщил он Наде.

– Опять все разноцветное? – спросила Надя, докладывая сыр на хлеб Андрея.

– Нет, черное, серое, чуть-чуть оранжевого и фиолетового, много отделки серебром, очень крутое все. Анн Демельмейстер, Дирк Биккенбергс, Дрис Ван Нотен – знаешь таких?

– Дирк Ван кто?..

– Биккенбергс. Ван Нотен… Это крутые бельгийские дизайнеры. Антверпенская школа. Вся коллекция почти миллион долларов стоит.

– Ого, круто, – отреагировала Надя на невероятную сумму и тут же забыла эти странные имена.

В пятницу новую коллекцию завезли, бесконечно выгружали драгоценные коробки, Андрей вернулся домой за полночь и с товарищем. Надя знала про Вадика, что он друг детства Андрея, что он экстремальщик, бейс-джампер или что-то вроде этого.

Пока Андрей с Вадиком курили на кухне и о чем-то шептались до четырех утра, Надя вольготно уснула одна на узкой кровати. Она и не заметила, как Андрей лег. Утром он проснулся раньше нее. Уходя, он поцеловал Надю в плечо.

– Заходи за мной после шести, покажу тебе, что пришло. Потом вместе домой поедем.

Надя мурлыкнула сквозь сон в знак согласия.

III.

Она заехала к Андрею в магазин, как он и просил, после шести, ей не терпелось взглянуть на этого чудо-Ван-Нотена за миллион долларов, но коллекция оказалась упакованной в полиэтилен. Андрей лишь приподнял краешек пленки, обнажив кусок черной ткани на молнии с тонкой серебристой каймой и аппликациями.

– Ой, курточка! А еще? – рассчитывая на большее, спросила Надя.

– Пока все. Завтра будем распаковывать и вешать, – мечтательно пообещал Андрей.

Андрей отпустил бухгалтера, охранника и двух продавщиц домой, сказав, что сам закроет магазин. Надя села в офисе, пока Андрей убирал какие-то накладные и звенел ключами. Она гадала, будут ли они, как обычно, заниматься любовью в магазине или все-таки дотерпят до нового дома. Похоже, ему тоже хотелось быстрей закончить дела и отправиться в их гнездышко. Андрей вышел в коридор, но резко развернулся и зашагал обратно, двигаясь, как сломанная марионетка. Лицо его было перекошено от ужаса. Вслед за ним в офис ввалились четыре одинаковые мужские фигуры в черных балаклавах. У одного темнел в руке пистолет, у другого – короткий автомат, у третьего тоже был пистолет, а у четвертого руки были свободными. Надя наблюдала, как четвертый повалил Андрея на стол, прижав щекой к лакированной поверхности, почти так же, как это недавно делал Андрей с ней, второй приставил к его голове ствол и заорал ему в ухо с явным акцентом: