Текст книги "Революция грядет: борьба за свободу на Ближнем Востоке"

Борьба за подавление свободы

Может показаться невероятным, но в то самое десятилетие, когда в Европе и на большей части Азии рухнул «железный занавес», на Ближнем и Среднем Востоке он наоборот возник – вокруг гражданских обществ. Контраст между событиями в Восточной Европе и событиями в арабском и некоторых частях исламского мира поразителен.

После образования переходных демократий в европейских странах другие авторитарные правительства стали испытывать давление как изнутри, так и со стороны международного сообщества. Выступления западных официальных кругов и разговоры в ООН на тему антидемократических режимов и подавления свобод становились все громче. Международные конференции и законопроекты по вопросу прав женщин и меньшинств только подтверждали эту тенденцию. Однако на Ближнем и Среднем Востоке этот прорыв в будущее зафиксирован не был. Огромная часть планеты словно провалилась в черную дыру, множество стран оказались вне процесса развития демократии и соблюдения прав человека.

В Ираке Саддам Хусейн направил войска для подавления шиитского восстания на юге страны. Тысячи людей были убиты, их тела свалены в общие могилы. Тирания партии «Баас» в этой стране против собственного народа превратилась в одну из самых жестоких в мире. В Судане Национальный исламский фронт Хасана Тураби и исламистский режим полковника Омара Башира развернули масштабные этнические чистки в отношении чернокожего населения юга. Количество убитых африканцев исчислялось сотнями тысяч. Кроме того, южные провинции наводнили вооруженные формирования «Дифа Шааби», которые сеяли хаос и забирали тысячи людей в рабство. В Алжире стали объектом преследований берберы-кабилы, салафиты-исламисты творили злодеяния против остального гражданского общества. В Египте копты-христиане подвергались нападениям со стороны членов организации «Джемаа Исламия», но правительство оставалось глухо к их мольбам. В Ливане сирийские оккупанты подавляли гражданские свободы, тысячи диссидентов были брошены в тюрьмы или депортированы. В Иране, Сирии, Ливии реформаторов и оппозиционеров арестовывали, сажали в тюрьмы и казнили. В Афганистане «Талибан» установил настоящее царство террора.

По всему региону ликвидировались демократические права и основные свободы. Подъем фундаментализма и эскалация деспотизма создали из региона одну из величайших тюрем в истории человечества. В то время как вся остальная планета постепенно продвигалась в сторону расширения свобод или, по крайней мере, сохраняла статус-кво, Ближний и Средний Восток скатывался к жесточайшей тирании. Еще более усугубляло ситуацию то, что Запад, в отличие от своей политики в отношении стран бывшего советского блока, Латинской Америки и Азии, отказывался здесь поддерживать выступления в защиту прав и свобод.

Лоботомия Запада

В 1990-х гг., читая в американских и других западных газетах заголовки типа «Ближневосточный кризис» или «Ближневосточный конфликт», можно было с уверенностью сказать, что речь в материалах пойдет об арабо-израильском конфликте, преимущественно о разногласиях между Израилем и Палестиной. О страданиях сотен миллионов людей в других частях региона и отсутствии у них элементарных прав и свобод на Западе не сообщалось. Американской и европейской публике было отказано в праве на информацию о попрании прав человека в целом регионе, протянувшемся от Атлантики до Индийского океана.

Неведение западного общества о том, что происходит в арабском мире, нельзя объяснить отсутствием интереса, как утверждают некоторые. Скорее, многие вопросы, связанные с демократией и свободами на Ближнем и Среднем Востоке, в западных академических, информационных и внешнеполитических кругах «убивали» сознательно. В период «холодной войны» и в 1990-е гг. американские и европейские студенты, неправительственные организации, законодатели, творческая интеллигенция, равно как и большинство граждан, с огромным интересом следили за событиями, связанными с советскими диссидентами, демократическими активистами из Латинской Америки, повстанцами в Южно-Африканской Республике и многим другим. Порывшись на полках книжных магазинов и библиотек в США, можно было найти множество книг о героях и борьбе против тирании по всему миру – только не на Среднем Востоке. Множество художественных фильмов было снято о восстаниях и сопротивлении – от популярного Рэмбо, который вместе с моджахеддинами в Афганистане воевал против Советов, до драм, разыгравшихся в бывшей Югославии, и антидиктаторских фильмов о Латинской Америке. Но до сих пор не существует ни одного фильма, посвященного борьбе за свободу против диктаторских режимов на Среднем Востоке. Голливуд, главный культурный воспитатель американского и всего западного общества, за десять лет, прошедших после развала Советов, даже не прикоснулся к этой теме^XX.

Бросалось в глаза полное отсутствие сообщений о диссидентстве и сопротивлении авторитарным режимам на Среднем Востоке в западных средствах массовой информации. В то время как каждый инцидент на Западном берегу реки Иордан или в секторе Газа широко освещался в сетях кабельного вещания и газетах, о геноциде, имевшем место в Судане, в новостях почти не сообщалось. Газовую атаку на курдов в иракском городе Халабдже в конце 1980-х гг. почти не расследовали. Сирийское вторжение в Ливан и продолжающаяся оккупация представлялись как «стабилизация» ситуации. О студенческих протестах в Иране едва упоминалось. Публицистические статьи диссидентов почти никогда не появлялись ни в Washington Post, ни в New York Times. Знаменитый репортер телекомпании CNN Кристиан Аманпур, например, очень редко брала интервью у берберских, курдских, ливанских христианских, коптских или ассирийских лидеров. Британская газета Guardian игнорировала мольбы саудовских женщин и практически не освещала нападения салафитов на граждан в Алжире.

Нельзя не упомянуть один случай, имевший отношение к проблеме рабов в Судане. Доктор Чарльз Джейкобс, основатель находящейся в Бостоне Американской группы против рабства, выступал за освобождение южносуданских рабов. Он утверждал, что его статьи и выступления, «хотя и насквозь либеральные», систематически отвергались так называемой большой прессой мейнстрима. Кит Родерик, генеральный секретарь Коалиции за защиту прав человека в исламском мире, повторял то же самое: «С начала 1990-х гг. мы несколько раз пытались пригласить национальные СМИ на встречи, где давали показания жертвы преследований, коптские, суданские, ливанские, ассирийские, арабские диссиденты, а позже – и беженцы из Дарфура, но все тщетно. Ни одна телекомпания не появилась, ни один репортер из главных газет не написал ни строчки. Мы поднимали вопросы о наиболее тяжких со времен Холокоста преступлениях против человеческого достоинства. Но все это исчезало словно в черной дыре». Родерик добавляет: «Смешно, но единственной телекомпанией, которая появилась и настаивала на съемке, оказалось официальное государственное телевидение Исламской республики Иран».

Иранцев, конечно, интересовало не освещение встречи, они фиксировали ее участников, в особенности иранского происхождения. Как утверждали лидеры этнических групп, борцы за права человека, писатели, Запад систематически бойкотировал обращения диссидентов. О ливанском сопротивлении сирийской оккупации редко упоминалось в американских и европейских источниках. Том Харб, который был секретарем неправительственной Всемирной организации ливанцев, проживающих за рубежом, в 1998 г. задавался вопросом: «Критики израильской оккупации Палестины и представители оппозиции из Бирмы или Гаити получили бы час времени на C-SPAN^XXI, у них брали бы интервью на Национальном общественном радио, а критики сирийской оккупации Ливана и сирийские реформаторы никогда не получают такой возможности. Почему?»

«Табу», наложенное СМИ на обсуждение диссидентства на Среднем Востоке, распространяется не только на неправительственные организации или беженцев из этого региона, но даже и на общественных деятелей, включая законодателей. При Буше-старшем и Клинтоне исполнительная власть США практически не касалась этой темы. На множестве слушаний и брифингов лидеры Конгресса задавали официальным представителям Госдепартамента вопросы о ситуации с преследованиями меньшинств. Традиционным ответом были слова «ситуация отслеживается». Конгрессмен от штата Виргиния Франк Вольф потребовал конкретного объяснения, почему Соединенные Штаты не поднимают вопрос о религиозном преследовании коптов-христиан в Египте, на что высокопоставленный представитель Госдепартамента ответил, что американскому правительству следует подождать улучшения ситуации с гражданскими правами для всех египтян, а не фокусировать внимание на одной конкретной группе. На самом деле, исполнительная власть США достигла консенсуса по вопросу о том, что применительно к арабскому миру проблемы меньшинств и базовые проблемы демократии затрагивать не следует.

Даже смелые правоведы, которые в середине 1990-х гг. все-таки пробивали стену молчания и проводили слушания и брифинги по поводу лишенного голоса населения стран региона, не привлекали к себе внимания СМИ.

Сенатор от штата Канзас Сэм Браунбэк был одним из первых членов сената США, который организовал слушания о преследовании религиозных меньшинств в мусульманском мире в целом и на Среднем Востоке в частности. Член палаты представителей от штата Виргиния Фрэнк Вольф возложил вину за это на Белый дом. Член палаты представителей от штата Нью-Йорк Майкл Форбс сделал сообщение в конгрессе США. Американские СМИ игнорировали их акции. Даже после того, как эти инициативы привели к появлению таких важных законодательных документов, как Закон «О международной свободе вероисповедания», лидеры Конгресса, которые боролись за его принятие, очень редко оказывались в зоне внимания прессы.

Сходный феномен имеет место в Британии и других европейских странах. Баронесса Каролина Кокс в первое десятилетие после окончания «холодной войны» восемь раз посетила Судан и, по словам ее офиса, освободила более двух тысяч рабов. Она выступала за новую политику Великобритании в отношении Судана, однако британская пресса оставила это практически без внимания.

И это лишь несколько примеров. Если подводить итог, в Вашингтоне и большинстве европейских столиц ощущается явное нежелание признавать новый фронт борьбы за демократию. Его попросту игнорируют.

Почему?

Научное сообщество и нефть

За несколько десятилетий до событий 11 сентября авторитарные элиты арабского и мусульманского мира осознали: пора использовать возможность влияния на западных студентов. Из американских аудиторий выходят учителя следующих поколений. Если повлиять на эту группу, повлияешь на общество в целом, в том числе и на его внешнюю политику.

С конца 1970-х гг., когда еще ощущались последствия нефтяного шока 1973 г.³, а западные демократии всерьез опасались, что нефтедобывающие страны могут спровоцировать новый экономический кризис, в американские и западноевропейские университеты хлынул поток капиталов. На протяжении 1980-х гг. нефтедоллары из Персидского залива оседали в университетах США. Там создавались центры по изучению Среднего Востока. Программы, разработанные новыми «донорами», были направлены на обеспечение ситуации, при которой лица, которые в будущем будут принимать политические решения, журналисты, аналитики, выходящие из этих аудиторий, относились бы лояльно к сохранению статус-кво в этом регионе. Со временем на Западе образовалось невидимое лобби, поддерживаемое наиболее активными членами ОПЕК, Лиги арабских государств и Организации Исламская конференция. Это лобби сконцентрировалось на обеспечении «правильного преподавания» в университетах предмета под названием «Средний Восток»⁴. На создание в Вашингтоне, Париже, Лондоне и других центрах мировой политики «групп влияния» для защиты «арабского дела», особенно – «святого палестинского дела», были брошены значительные ресурсы. Естественно, цель инвесторов была более зловещей: авторитарные элиты Среднего Востока, антикоммунисты и так называемые прогрессисты прилагали совместные усилия к тому, чтобы их оставили в покое. Они не желали ни малейшего проявления интереса к состоянию демократии в своих странах.

Еще во время «холодной войны» региональные режимы стали тщательно планировать шаги по предупреждению любых действий Запада в области прав человека. Это имело глубокий стратегический смысл. Под прикрытием «холодной войны» авторитарные лагеря региона (консерваторы и прогрессисты, исламисты и баасисты) имели возможность неустанно проводить политику угнетения собственных и, по возможности, соседних народов. В джунглях при возникновении признаков пожара все хищники бегут в одном направлении. Чем сильнее чувствовалось приближение глобальных изменений на международной арене, тем острее у них возникала потребность действовать в унисон (хотя большинство из них продолжали ненавидеть друг друга) ради того, чтобы избежать худшего. Они не могли позволить Западу обратить внимание на кошмарную ситуацию с правами человека в регионе. Количество нефтедолларов, направляемых в западные академические круги, стало расти с головокружительной быстротой.

Осенью 1990 г. были приложены значительные усилия для блокирования рассмотрения в американских научных кругах вопроса о положении меньшинств на Среднем Востоке. Позже, в середине десятилетия, из рассмотрения исключались уже не только проблемы немусульманских «этнических меньшинств»; повсеместно игнорировались и вопросы о ситуации с меньшинствами мусульманскими, такими как курды, берберы, а позже и черные мусульмане Судана.

К концу десятилетия все дебаты относительно демократии на Среднем Востоке глушились силами лоббистов. Вопросы к любому региональному режиму, не говоря уж об основных нефтедобывающих странах, попросту не имели «законного» права возникать в научных кругах и становиться темой общественного обсуждения. Ни одно диссидентское исследование действий ваххабитов, Асада, Саддама, Каддафи или даже антиамериканцев-хомейнистов не освещалось, и, соответственно, не привлекало к себе внимания общественности.

Нет проблемы – нет и ее понимания. Проблемы меньшинств, прав человека и демократии при отсутствии общественной поддержки или просто осведомленности общества об их существовании не имели никакой возможности трансформироваться в дипломатические акции. Миллионы южных суданцев, берберов, курдов, ливанцев, иранцев, сирийцев, представителей других народов погибали, становились жертвами этнических чисток, подвергались преследованиям и пыткам, но ни одно западное правительство и пальцем не пошевелило – общественное мнение их стран не было осведомлено об этих проблемах.

Попросту говоря, сеть «джихадофилов» внедряла свои программы в научные круги, которые формируют представления американцев о международных отношениях, в первую очередь с арабским и мусульманским миром.

Медицинские, инженерные, другие исследования американских и европейских университетов не получали такой финансовой поддержки. Кто-то может подумать, что общественное здравоохранение и сельское хозяйство в нефтедобывающих странах тоже нуждаются в научной поддержке. Однако нет, у режимов Среднего Востока были более важные приоритеты для использования чудесным образом полученных долларов: создать гарантии того, чтобы Запад не осознал, насколько жестоко попираются права человека в этих странах. Гранты выделялись на исследования по Среднему Востоку и исламизму, частично финансировались программы курсов международных отношений. Инструкторы, материалы для работы, – все предоставлялось по милости «доноров». Адресованные Среднему Востоку программы, утвержденные и финансируемые этими «донорами», не касались вопросов прав человека и проблем демократизации. В исследованиях по Среднему Востоку, финансируемых или испытывающих на себе влияние денег Залива, запрещалось касаться таких тем, как освобождение женщин, меньшинств, плюрализма. Учебники и статьи, профинансированные Каддафи, Саддамом, Асадом и муллами, не ставили под сомнение существование тоталитарных режимов⁵. Конец веревочки предугадать просто. Из учебных аудиторий выходили журналисты, которые писали статьи про регион, продюсеры, которые создавали программы на ТВ, исследователи, телеведущие. И аналитики в области обороны и разведки, дипломаты, советники и многие другие. Все они в итоге и определяли, каким образом общество будет воспринимать информацию о кризисах на Среднем Востоке и реагировать на нее. Возникла настоящая фабрика, которая эффективно формировала представления американских и западноевропейских граждан о проблеме. Те же ученые и активисты, которые пытались поднять серьезные вопросы, упирались в глухую стену, препятствующую распространению информации. Как многоголовая гидра, армия «слушателей» «нефтедолларовых» программ по изучению Среднего Востока блокировала любые попытки повлиять на общественное мнение. На Западе развернулась идеологическая война с четко поставленной задачей: любой ценой не дать глашатаям свободы достучаться до народа. В Америке и в странах Западной Европы повсюду – от университетских аудиторий до издательских домов, от СМИ до индустрии развлечений происходил массовый бойкот проблемы прав и свобод граждан на Ближнем и Среднем Востоке. Делалось это на фоне их реального подавления. Один пример: в то время как на Западе лоббисты блокировали вопрос о Южном Судане, реальные страдания на земле этой страны только ширились. И так происходило с каждым ударом по правам человека в регионе.

Через год после того, как я покинул Ливан и оказался в новой, приютившей меня стране, я наблюдал из своего дома во Флориде за тем, как США освобождали Кувейт. Видел, с каким энтузиазмом реагировали простые граждане на это событие. Ко мне обращались представители СМИ с просьбой разъяснить общую ситуацию в регионе. Для сравнения я приводил в пример сирийскую оккупацию Ливана. Это произошло через два месяца после того, как Саддам захватил Кувейт. И очень часто видел круглые от удивления глаза. Оказывается, мои интервьюеры или аудитория понятия не имели, что этот баасистский режим осуществил вооруженное вторжение.

Я обратился к подшивкам ведущих газет, чтобы посмотреть, как освещалось вторжение в Ливан, и обнаружил, что описание тех событий сильно отличалось от описания событий в Кувейте. Сирию изображали как «стабилизирующую силу», а не как «завоевателя». Было очень мало упоминаний о том, что блицкриг Асада в Восточном Бейруте сопровождался сотнями, если не тысячами смертей и похищений людей.

В Ливане нет нефти и он, таким образом, не представлял экономического интереса для мультинациональных компаний, из чьих денежных сундуков финансируется американская экспертиза средневосточных проблем.

За первый год жизни в Америке я понял, что элитные программы по изучению проблем Среднего Востока эффективно «перекрывают» любую информацию о трагедиях. О массовых убийствах на юге Судана никто не упоминал, впрочем, как и о выступлениях иных меньшинств. Даже курдское сопротивление на севере Ирака, которое и возникло как реакция на призыв президента США Джорджа Буша-старшего, не рассматривалось как законное движение сопротивления, подобное Организации освобождения Палестины. В начале 1990-х гг. перечень незамеченных событий стал уже очень длинным. И на одной осенней конференции, посвященной наиболее значимым проблемам изучения Среднего Востока, я понял, что в системе образования в стране с наиболее развитой демократией происходит что-то очень нехорошее.

Мое первое столкновение с «войной», которая ведется в Америке против свободы на Среднем Востоке, произошло в октябре 1991 г. Я впервые принимал участие в ежегодной конференции, которую проводит Институт Среднего Востока в Вашингтоне, округ Колумбия. Когда я понял, что проблемам прав человека и меньшинств не посвящено ни одного мероприятия, я решил поднять вопрос на последней, центральной дискуссии с участием экспертов. В ней приняли участие известные специалисты по Среднему Востоку и бывшие американские дипломаты. Я задал вопрос: «Почему на такой значимой конференции победители в «холодной войне» и строители нового мирового порядка не освещают фундаментальные вопросы о судьбе этнических и национальных меньшинств, женщин в исламском мире, и в особенности прав населения Южного Судана, берберов, ассирийцев, курдов и ливанских христиан»? Ведущий зачитал мой вопрос и посмотрел на участников в ожидании ответа. Прошло немало времени, прежде чем кто-то из ученых смог выдавить хоть слово. В аудитории повисло гнетущее молчание. Наконец, модератор обратился к самому старшему участнику конференции. «Профессор, кто-то из аудитории ждет ответа на вопрос: «Почему мы не поднимаем вопроса о меньшинствах на Среднем Востоке?» Ученый ответил, что эти вопросы, безусловно, нуждаются в рассмотрении, но в данный момент центральным является только палестинский вопрос. Я был ошеломлен таким ответом. Он стал поворотным пунктом в моем отношении к тому, как поставлено изучение Среднего Востока в США. Имя этого пожилого ученого – Джон Эспозито. Позднее он стал профессором Центра «Христианско-мусульманского взаимопонимания» в Джорджтаунском университете, который интенсивно финансируется принцем Аль-Валидом ибн Талалом, основным саудовским «донором» ряда американских университетов.

Почти десять лет я добросовестно посещал ежегодные конференции американской Ассоциации по изучению Среднего Востока (MESA). Секции, посвященные обсуждению вопросов о необходимости противостояния панарабистским, исламистским или авторитарным режимам, устраивались на них очень редко. Я знаю десятки специалистов, чьи доклады систематически отклонялись только потому, что касались запретных тем и содержали критику доминирующих политических и религиозных элит арабского мира. Существовали две «красные черты», которые никому нельзя было переступать: разоблачение джихадизма и тема гражданских прав меньшинств и женщин.

В то время как исламистские восстания и террористические группы творили бесчинства по всему региону, жрецы науки из MESA вырабатывали странные концепции для объяснения этих явлений. В середине 1990-х гг. на вопрос о корнях массовых убийств в Алжире, устроенных салафитами, профессор Джон Энтелис (с которым я встречался и имел беседы несколько лет спустя) ответил, что существуют два типа исламистов: «ненасильственные» и «плохие парни», «разочарованные внешней политикой Запада». Таким образом, следует вывод: оба типа не представляют серьезной проблемы, поскольку насилие можно остановить, изменив внешнюю политику США.

То, до чего докатились американские и европейские научные круги (за редким исключением) в своем укрывательстве сущности идеологии джихадизма и его преступлений против прав человека, демонстрирует один факт. К концу 1990-х гг. апология достигла своего зенита: гарвардская группа направила приглашение делегации «Талибана» прочитать студентам лекции об их достижениях в Афганистане. Это случилось за месяц до событий 11 сентября.

Сообщество исследователей Среднего Востока в Америке и в западном мире в целом напоминает неприступную крепость. Если ты не являешься яростным сторонником их тезисов, ты – изгой, отринутый основным ученым сообществом.

Другой потрясающий случай (в дополнение к сотням аналогичных случаев с моими коллегами) произошел со мной в 1990-е гг., когда я занимался поиском профессора истории для нашего университета во Флориде. Мы просматривали резюме претендентов, и мне было поручено связаться с профессорами, на которых ссылался один из кандидатов, по чистой случайности – чернокожий с юга Судана. Вакансия была на кафедре истории Среднего Востока и Северной Африки. Один из профессоров из университета Лиги плюща, которого молодой кандидат назвал своим наставником, сказал мне по телефону: «Я бы не советовал брать его в преподаватели». Когда я спросил, почему, профессор сказал мне: «Потому что он с юга Судана. Он черный». Предположив, что из-за моего арабского имени я должен каким-то образом поддержать его позицию, он добавил: «Эти парни выступают против арабского правительства в Хартуме. Он критикует арабов»!

Профессор, родившийся в Америке, не араб и не африканец, говорит мне, что я не должен брать талантливого ученого с юга Судана, потому что он чернокожий и это может огорчить режим в Хартуме. Разумеется, он действовал в рамках консенсуса специалистов по Среднему Востоку, полностью лояльных к своим финансовым «донорам» – могущественным обладателям нефтедолларов. Сейчас я с глубоким сожалением понимаю, насколько проникновение нефтедолларов коррумпировало целые сегменты высшего образования в США, где, как считается, свободы и равные возможности доступны всем.

Чтобы проверить эту теорию, в середине 1990-х гг. я направил в Ассоциацию изучения Среднего Востока заявку на исследование, посвященное этнической идентичности ливанских христиан и состоянию современного ливанского общества. Как я и ожидал, заявка была немедленно отвергнута. В споре «верховные жрецы» попытались защитить свою позицию. На следующий год, продолжая проверять свою теорию, я направил другую заявку, на этот раз уже критически настроенную по отношению к ливанским христианам за их «изоляционизм». Адепты панарабизма лелеют эту идею. Как и ожидалось, Ассоциация охотно приняла эту заявку.

Моя теория подтвердилась. Чем более полно вы разделяете мнения доминирующего в академических кругах «режима» и позиции тех, кто их финансирует, тем активнее вас поощряют и возвышают. Чем сильнее вы выражаете озабоченность угнетением этнических групп или критикуете региональные режимы, тем сильнее вас подавляют.