Электронная библиотека » Василий Авченко » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 19 мая 2021, 09:23


Автор книги: Василий Авченко


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Один из самых экзотических регионов России – Еврейская автономная область у китайской границы. Она появилась в 1934 году, задолго до Израиля, став первым воплощением мечты евреев о своей земле.

Ещё в 1924 году при правительстве СССР появился Комитет по земельному устройству еврейских трудящихся. Высказывались идеи создания еврейской автономии в Крыму, но глава республики, лидер крымских татар Ибраимов выступил против. Тогда почвовед Вильямс предложил рассмотреть Амур. Вскоре вышло постановление «О закреплении за КомЗЕТом для нужд сплошного заселения трудящимися евреями свободных земель в приамурской полосе Дальневосточного края». Кремль преследовал в том числе геополитические цели: заселить пустующий приграничный регион. Из Китая, где красного Сунь Ятсена сменил чуждый идеям Коминтерна Чан Кайши, проникали диверсанты-белоэмигранты и хунхузы. Конфликт вокруг КВЖД выльется в локальную войну 1929 года. Ещё через три года Япония создаст в Китае, у границ СССР, государство-плацдарм Маньчжоу-го…

Уже в 1928 году возникло первое еврейское поселение на Амуре – Бирофельд. В прото-Израиль ехали евреи со всего мира, в том числе из депрессивной Америки. Вокруг станции Тихонькой рос город Биробиджан, в имени которого слились реки Бира и Биджан. В 1935 году число евреев в автономии, чуть не вдвое превосходящей Израиль по площади, достигло четырнадцати тысяч человек, или 23 %. Впоследствии эта доля лишь сокращалась.

Заселению мешали экономические трудности, ежовщина (первого главу ЕАО Либерберга расстреляли как троцкиста, КомЗЕТ в 1938 году расформировали), война… В 1948-м возник Израиль, где вместо идиша, слишком близкого к скомпрометированному Гитлером немецкому, возродили древний иврит. В 1989–2010 годах доля евреев в автономии сократилась с 4,1 % до 1 % (около полутора тысяч человек), доля русских выросла с 83 % до 92 %. Не совсем понятно, как называть жителей ЕАО; существует необщепринятый термин «еврейцы». В Еврейской автономии до сих пор выходит газета «Биробиджанер Штерн» с вкладкой на идише. Вывеска на вокзале Биробиджана и таблички с названиями улиц по-прежнему двуязычны. Это единственная территория планеты, где идиш – в законе.

«Штерн» значит «Звезда» – так называлась повесть Эммануила Казакевича о фронтовых разведчиках. До войны Казакевич строил Еврейскую автономию, а его отец Генех (Генрих) редактировал ту самую «Биробиджанер Штерн». Казакевич-младший руководил колхозом «Валдгейм», стройкой Дома культуры, возглавлял театр, переводил на идиш Пушкина и Лермонтова, Горького и Арбузова, публиковал стихи, написал пьесу «Молоко и мёд» («Милх ун хоник»).

Война иногда обнаруживает в людях таланты, которые в них никто не мог предположить. В 1941 году стихи Казакевича вошли в сборник «Фарн эймланд, ин шлахт!» – «За Родину, в бой!». Поэты тогда отвечали за слова и без колебаний брали в руки оружие. Освобождённый от армии по зрению, белобилетник Казакевич пошёл в ополчение, рассовав по карманам запасные очки. Попал в писательскую роту вместе с авторами «Красных дьяволят» и «Дикой собаки Динго…» Павлом Бляхиным и Рувимом Фраерманом. Этого ему было мало. Он рвался в бой, подобно уволенному из армии по здоровью Гайдару, который стал бойцом партизанского отряда, или Хемингуэю, то и дело превышавшему полномочия военкора-«нонкомбатанта». Офицерские курсы, военкорство, побег на передовую, ночные поиски, захват «языков», ранение, боевые ордена, возвращение в Москву на трофейном «опеле»… Русский прозаик Казакевич рождён войной: раньше он писал стихи на идише, теперь – прозу на русском. «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова и «Звезда» Казакевича, опубликованные в 1946 и 1947 годах, открыли лейтенантскую прозу Великой Отечественной.

Дочери строителя Израиля-на-Амуре перебрались в Израиль настоящий, южный.


Не только ЕАО – весь Дальний Восток был землёй обетованной, территорией самореализации, воспитания, эксперимента.

Для попавших сюда не по своей воле он стал местом сурового испытания и даже проклятием.

Трест «Дальстрой», существовавший на северо-востоке СССР в 1931–1957 годах, соотносят с такими колониальными монстрами, как «Компания Гудзонова залива» или «Ост-Индская компания». Сравнение, конечно, хромает: сильнее всего «Дальстрой» – экспериментальное «государство в государстве» – был похож сам на себя.

Его крёстным отцом стал геолог Юрий Билибин, открывший большое золото Колымы. Главной задачей «Дальстроя» – Государственного треста по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы – стала добыча золота, валютного ресурса, пушнины ХХ века. До войны им оплачивали индустриализацию, во время войны – помощь союзников, после войны – восстановление разрушенной страны. Специалистов привлекали в «Дальстрой» зарплатами, льготами, перспективами. Широко применяли труд заключённых. «Спецконтингент» Севвостлага стал на Колыме рабочей силой, строившей прииски, посёлки, дороги, фабрики (сейчас в основном руинированные) в условиях вечной мерзлоты.

4 февраля 1932 года на пароходе «Сахалин» в порт Нагаево (будущий Магадан) прибыл первый директор «Дальстроя» Берзин – выпускник Берлинского художественного училища, ветеран Первой мировой и Гражданской, латышский стрелок. На фото он напоминает партизанского командира Ковпака: бородка, орден, харизма… О нём хорошо отзывался Шаламов: «Эдуард Петрович Берзин пытался, и весьма успешно, разрешить проблему колонизации сурового края и одновременно проблемы “перековки” и изоляции. Зачёты, позволявшие вернуться через два-три года десятилетникам. Отличное питание, одежда, рабочий день зимой – четыре-шесть часов, летом – десять часов, колоссальные заработки для заключённых, позволяющие им помогать семьям и возвращаться после срока на материк обеспеченными людьми». В годы «берзинского либерализма» на Колыме широко экспериментировали с вольными поселениями, как на чеховском Сахалине. «Колымский ад» начался уже после, когда пришли другие времена и люди. Берзина, расстрелянного в 1938-м (он будто бы морем гнал золото за границу и хотел отторгнуть Дальний Восток в пользу Японии) и реабилитированного в 1956-м, сменил Карп Павлов. В том же 1938-м посадят начальника Севвостлага Степана Гаранина (умрёт в лагере); Павлов застрелится в оттепельном 1957-м.

Помимо золота, «Дальстрой» давал олово (до того стратегический «металл № 2» покупали за рубежом), вольфрам, кобальт, уран. У треста имелась и другая миссия – освоение перемороженных, далёких, необжитых пространств, вовлечение Дальнего Севера в «единый народнохозяйственный комплекс страны». Магадан изначально мыслился не как временный старательский Доусон, а как современный город для жизни. На Колыме не только добывали руды, но обживали землю, застраивали её городами, дорогами и заводами, не считаясь с затратами.

И армия, и геология (если говорить о науке, занимающейся фундаментальными вопросами познания мира, а не о поисках, допустим, нефти) – нерыночные институты. В таких местах, как Север и Дальний Восток, обычное понятие выгоды отходит на второй план. Рынок пусть будет там, где много людей, денег и тепла, а здесь не до рынка, здесь он не сможет работать или будет тянуть не в ту сторону. Здесь результат дают только мобилизация, госплан, порой – и насилие, что ставит вечный вопрос о целях и средствах.

Задолго до прихода царской и советской власти коренные северяне поняли: единственный путь выживания здесь – не конкуренция, а кооперация. Отсюда – «первобытный коммунизм», отмеченный Арсеньевым, коллективизм, отсутствие воровства…

«Комбинат особого типа, работающий в специфических условиях, и эта специфика требует особых условий работы, особой дисциплины, особого режима» – так охарактеризовал «Дальстрой» Сталин. Сначала трест находился в подчинении Совета труда и обороны СССР. В 1938 году его передали НКВД, переименовав в Главное управление строительства Дальнего Севера (сокращённо – просто ДС). «Дальстрой» относился к Дальневосточному, а позже Хабаровскому краю лишь формально. Де-факто это была территория с особым статусом, где власть советских и партийных органов была серьёзно ограничена. Территория эта постоянно прирастала. На своём пике империя «Дальстроя» занимала пространство от Якутии до Чукотки, от Охотского и Берингова морей до Ледовитого океана – в общей сложности до трёх млн кв. км, одна седьмая площади СССР. Здесь действовали свои писаные и неписаные законы. Олег Куваев в «Территории» вывел «Дальстрой» под именем «Северстроя»: «На земле “Северстроя” слабый не жил. Слабый исчезал в лучший мир или лучшую местность быстро и незаметно. Кто оставался, тот был заведомо сильным».

В считаные годы Северо-Восток стал «валютным цехом страны». К 1956 году «Дальстрой» дал 1148 тонн золота, 62 тысячи тонн олова, 3 тысячи тонн вольфрама, 398 тонн кобальта, 120 тонн урана… Непарадная сторона известна из «Колымских рассказов» Шаламова, «Крутого маршрута» Гинзбург, «Чёрных камней» Жигулина. На Колыме побывали ракетный конструктор Королёв, артист Жжёнов, генерал Горбатов, писатель Домбровский… Поэт Нарбут погиб на Колыме. Мандельштам до Нагаево не доехал – умер во Владивостоке, на пересылке.

На Колыме родились музыкант Шевчук (в Ягодном; так и хочется переставить ударение на второй слог), артист Шифрин, провёл детство писатель Аксёнов… Среди заключённых встречались поразительные, невероятные типы. Чего стоит изобретатель музыкального инструмента «терменвокс» и подслушивающих «жучков» Лев Термен, который в Магадане работал бригадиром строителей, пока его не перевели в «туполевскую шарашку» (в 1991 году, на излёте СССР, девяностопятилетний Термен вступит в КПСС, объяснив: «Обещал Ленину»). Среди подневольных строителей Комсомольска-на-Амуре был Мирон Мержанов – «личный архитектор Сталина», возводивший подмосковную дачу вождя и резиденцию «Бочаров Ручей», автор эскизов медалей «Золотая Звезда» и «Серп и Молот», которыми награждали Героев Советского Союза и Социалистического Труда. Певец Вадим Козин, отбыв второй срок, остался в Магадане – то ли из-за «нехороших» мужеложеских статей, то ли Козин действительно, как считал Шаламов, был стукачом. В 1949–1951 годах в Ванине отбывал заключение легендарный подводник, автор «атаки века» Александр Маринеско, осуждённый за разбазаривание социалистической собственности.

Оттепель пришла на Колыму в 1953-м. Здесь образовали Магаданскую область, «Дальстрой» передали от МВД в Минцветмет, а в 1957-м упразднили. Великая и ужасная эпоха героев и мучеников завершилась.

Годы и города

Дальневосточных городов немного. Они расположены неблизко друг от друга. Может быть, поэтому у каждого – своё лицо. Они не сливаются в нечто усреднённое – они неповторимы. Они штучные, как алмазы с собственными именами, гении или краснокнижные амурские тигры.

Они похожи на остроги, заставы, пикеты: десантировались, окопались, держимся до подхода основных сил, построив казарму, баню, котельную и бокс для техники. Дальневосточники напоминают упрямые кривые деревья, выросшие на скалах, где, кажется, и почвы нет. Живём, держась прямо за камень неожиданно быстро отросшими корнями. А почва появится.


Владивосток описан двумя цитатами двух Владимиров – Ленина и Высоцкого. Первый назвал его городом далёким, но нашенским. Второй за четверть века до открытия города для иностранцев спел: «Открыт закрытый порт Владивосток…» Продолжение фразы – «…но мне туда не надо» – владивостокцы обычно опускают.

Считается, что название «Владивосток» придумал Муравьёв-Амурский (по другой версии – один из его подчинённых, подполковник Дмитрий Романов). Владивосток получил имя на вырост и по аналогии с Владикавказом, где до этого служил Муравьёв. Владикавказ был крепостью южного рубежа, Владивосток должен был отвечать за восточный.

Претенциозная владивостокская топонимика содержит и второй, более глубокий слой.

Бухту в центре будущего города назвали Золотым Рогом, пролив, отделяющий материковый Владивосток от Русского острова, – Босфором-Восточным. В советской школе нам объясняли, что очертания бухты и пролива напомнили Муравьёву-Амурскому Стамбул. Тогда это объяснение удовлетворяло. Потом я понял, что дело не в Стамбуле, а в Константинополе – «Втором Риме». В 1850-х Россия, проиграв войну за Царьград, как бы в компенсацию снабдила новую восточную гавань византийскими названиями: наши Римы отрастают, как головы Лернейской гидры, все не переру́бите. Золотой Рог и Босфор-Восточный символизировали перечёркнутые Крымской войной, но оставшиеся живыми мечты. Владивосток – побочное дитя той неудачной войны – с рождения претендовал на статус запасного, уже четвёртого (после Москвы) Рима, нового Константинополя, где вместо Чёрного и Средиземного морей, разделённых не нашими проливами, распахивался весь Тихий океан. Здесь было найдено новое, азиатское Средиземноморье. Наконец стало ясно, куда смотрит вторая голова русского орла – вот откуда слишком гордое для обычного военного поста имя – Владивосток.

На роль главного дальневосточного порта претендовали то Охотск, то Петропавловск, то Николаевск… Уже после основания Владивостока рассматривались альтернативы: Посьет, Ольга, Порт-Артур… Всё это были альтернативные Владивостоки. Империя пульсировала, выпускала щупальца и ложноножки, набрасывала эскизы самой себя, стирала неудачные варианты, оставляла лучшие.

Пржевальский в конце 1860-х, сравнивая плюсы и минусы дальневосточных гаваней, пришёл к выводу: Посьет удобнее Владивостока.

Имя имеет значение. Возможно, в утверждении и возвышении Владивостока сыграло роль именно его название. Остальные посты, создававшиеся в те же годы, нарекались куда скромнее. Имя дирижировало историей – люди и силы должны были сосредоточиться в городе с таким названием, а не с каким-то другим.

Неслучайный интерес к местной топонимике выказывал Джеймс Бонд, в романе «Жизнь даётся лишь дважды» вопрошавший: «…что это за слово “Владивосток”? Что оно значит? Я его знал когда-то, и связано оно с большой страной. По-моему, она называется Россия».

Очертания восточной части империи, поколебавшись, оформились. Проявились два главных города: сухопутный, амурский, сибирского облика Хабаровск – и морской Владивосток. Они кажутся мне единым городом, существующим рассредоточенно. Благоустроенный, неторопливый Хабаровск – и бесшабашный Владивосток, который ещё Хрущёв обещал превратить в «советский Сан-Франциско».


Самые молодые, сталинской эпохи города – Комсомольск-на-Амуре и Магадан. Их жизнь пока не длиннее человеческой.

Экспериментальный, полигонный Комсомольск называли «Городом Юности». Режиссёр Довженко снял про условный и безусловный Комсомольск фильм «Аэроград». О том же – «Дорога на Океан» Леонида Леонова, где Океаном назван идеальный коммунистический город далеко на востоке. Прокладка магистрали к Тихому была путём не только на восток, но и в светлое будущее. Об этом в 1931 году догадался во Владивостоке Пришвин: «Двигаясь вперед, как двигалась история казацких завоеваний, мы достигли, наконец, предельной точки земли у Тихого океана. Казалось бы, конец продвижения, а нет… Дело казацкого расширения перешло к большевистскому, и в этом весь смысл нашей истории. Так сложился путь казацкого продвижения и большевистского в один путь…» Преодоление пространства слилось с духовным восхождением.

Интересно, что Довженко придумал свой Аэроград тогда, когда Комсомольск только зачинался. Он ещё не стал Аэроградом: в нём не было авиазавода. Довженко намечтал новый город. В те годы не только искусство могло идти за жизнью, но и жизнь – за искусством. Эпоха без страха смешивала фантастику и реализм.

Комсомольск строили с чистого листа – и сразу на вырост, расчертили строго и в то же время свободно, как, может быть, Петербург или, например, Вашингтон. Он строился как новый город во всех смыслах слова – образцовый, совершенный, коммунистический. С широкими проспектами и тротуарами, зелёными зонами. Это город придуманный, искусственный, сконструированный инженерами, как корабль или самолёт.

Людей в нём живёт четверть миллиона – немало по дальневосточным меркам.

Среди строителей Комсомольска – Алексей Маресьев, будущий герой-лётчик, и поэт Заболоцкий, отбывавший здесь заключение. Люди строили город, город строил людей. Трудно найти более непохожие биографии, нежели у Маресьева и Заболоцкого, и всё же двух строителей – добровольного и подневольного, сталинского сокола и сталинского зэка – связали место и время, выковывавшее из одних стальных сверхлюдей, а из других – гвозди. Которые вбивались по самые шляпки в основание новой и, конечно же, счастливой жизни. В Комсомольске и в судьбах его строителей отразился весь русский ХХ век с его зигзагами и штопорами, провалами и взлётами – этим высшим пилотажем судьбы.

Уже того, что первый полёт Маресьев совершил в аэроклубе Комсомольска, достаточно, чтобы считать этот город Аэроградом. Сегодня в Комсомольске делают боевые «сушки» и гражданские «суперджеты». Не Довженко ли с Маресьевым запрограммировали город?

В 1990-х Комсомольск носил неофициальное звание криминальной столицы Дальнего Востока, был вотчиной группировки «Общак» во главе с Евгением «Джемом» Васиным. Городское кладбище, на котором лежат герои 1990-х, называется «Старт».

Комсомольск сконструирован из нанайского стойбища Дзёмги, аэроклуба лётчика Маресьева, чертежей поэта-арестанта Заболоцкого, «сталинки» со шпилем и лозунгом на фасаде: «Труд в СССР – дело чести, доблести и геройства», группировки «Общак», самолётов «суперджет». На выходе получился неповторимый алхимический сплав, не сводимый к слагаемым.


Магадан могли назвать Северосталинском или Эвенградом. Его сравнивают с Ленинградом – оба лежат на одной широте белых ночей, и лишь заваленный горным рельефом горизонт выдаёт колымскую долготу.

Официально Магадан образован в 1939-м, но культбаза и порт Нагаево на месте будущего города заработали десятком лет раньше. Магадан называют «столицей Колымского края», хотя Колыма начинается в сотнях километров от него и течёт не в Охотское море, на котором стоит город, а в Северный Ледовитый океан. Магадан компактен и чёток, как кристалл алмаза или стихотворение. Обходи́м пешком. Заповедник «сталинского ампира» – стиль «баракко» давно вышел из моды.


Якутск – самый большой город планеты, возведённый на вечной мерзлоте. Якутское чудо: за девяностые и нулевые его население не сократилось, как в других дальневосточных городах, а выросло, причём вполовину.


Приполярный Анадырь – самый восточный город России. Заполярный Певек – самый северный.


Венюков писал, что Усть-Зейскую станицу произвели в чин города и переименовали в Благовещенск ввиду предстоявшей благой вести о заключении Айгунского договора; Невельской считал, что дело в храме Благовещения. Так или иначе, очевиден религиозный пафос и подтекст, сопровождавший основание дальневосточных форпостов: Петропавловская гавань, бухты Провидения и Преображения…

Из центра «Благи» виден китайский город Хэйхэ через неширокий здесь – с полкилометра – Амур. С той стороны доносится звук автомобильных моторов и даже, кажется, китайская речь. Если на Чукотке пропускной режим даже для российских граждан отменили только в 2018 году (Америка рядом, мало ли что), то в Благовещенске – ни пропусков, ни колючей проволоки; разве что катер береговой охраны дежурит. Летом в Амуре можно купаться, нельзя только переплывать на тот берег.

Мы экспортируем не только газ и оружие; в Благовещенском военном училище – ДВОКУ – учатся парни из десятков стран, считающих за честь и удачу получить офицера, подготовленного в России. Много лет ДВОКУ возглавляет Владимир Грызлов, двоюродный брат бывшего спикера Госдумы Бориса Грызлова, сыгравшего, к слову, эпизодическую роль в фильме «Земля Санникова».

Благовещенск вырос у стрелки Зеи и Амура. Зея здесь шире и полноводнее, чем Амур. Еретики от географии убеждены: не Зея впадает в Амур, а Амур – в Зею. Следовательно, Хабаровск стоит на Зее. Комсомольск-на-Зее, Николаевск-на-Зее – так могло бы звучать. Почему нет? География – не математика.

Благовещенск – столица русской динозаврии. Прямо среди жилых кварталов учёные выкапывают скелеты доисторических ящеров. Здесь открыты новые, не известные доселе науке динозавры – амурозавр и керберозавр. Жили они 65 млн лет назад, были милы, травоядны и очень умны.


Приграничная забайкальская Кяхта (Троицкосавск) – чайная столица России. Именно через Кяхту с XVIII века везли чай из Китая. Основал Кяхту дипломат, посол России в Китае Савва Рагузинский-Владиславич, тот самый, что привёз Петру из Турции малолетнего «арапа», прадеда Пушкина Ибрагима Ганнибала.


Улан-Удэ и Чита – столицы Дальневосточной республики.


Ситка, она же Ново-Архангельск, – главный город Русской Америки.


Харбин, Далянь, Порт-Артур – центры русского Китая.


Южно-Сахалинск, первую версию которого выстроили японцы на месте села Владимировки и назвали Тоёхара, – единственный город России, где в гостинице могут лежать газеты на корейском. Небольшой, уютный, ровный – блюдце между сопок. На Сахалине растёт бамбук, в море плещутся нерпы, в реках нерестится кета, с деревьев падают сливы, а по огородам ползают крабы, прячась в тень поразивших Чехова гигантских съедобных лопухов. Железная дорога здесь до самых последних лет была узкоколейной, ещё японской.


Потрясающий и потрясаемый Петропавловск-Камчатский лежит между гейзеров и вулканов. Выдающимся вулканическим излияниям присваивают собственные имена: Извержение имени 8 Марта 1980 года, Извержение имени IV Всесоюзного вулканологического совещания, Трещинное извержение имени 50-летия Института вулканологии и сейсмологии ДВО РАН, Боковой прорыв имени Пийпа…


На Дальнем Востоке нет городов, которые бы возникли сами по себе, завязались, как почки на дереве. Они придуманы, нанесены на карту рукой стратега. У каждого – своя миссия.

Южно-Сахалинск, сменивший японское гражданство на русское, – восточная рифма к Калининграду-Кёнигсбергу.

Магадан – восточный Петербург.

Петропавловск – и Мурманск, и Севастополь.

Владивосток – тоже Севастополь, но ещё и Сочи вместе с Одессой.

Карту России можно сложить пополам где-нибудь по Енисею, и всё зарифмуется. Россия удивительно гармонична даже географически. В редком, как созвездие, разбросе российских городов есть высокая симметрия. Когда старая, первая Россия получила восточное отражение, страна наконец ощутила себя полной, целой. Без северов и востоков она была бы столь же ущербна, как без запада, юга или столицы.

Владивостокский художник Джон Кудрявцев – бывший морпех, огромнобородый чудак в берете, которого знали все, – однажды сказал: «Россию не разделяю ни на Европу, ни на Азию, ни на Дальний Восток, ни на Северо-Запад… Это одна цельная субстанция. Люди, реки, поля, леса, моря – всё это я воспринимаю как единую кровеносную систему».

Отруби́ Дальний Восток или Крайний Север – и страна станет инвалидом с фантомными болями.

Быть гражданином мира неплохо, но я не очень понимаю, что это такое. Слишком принадлежу этому, своему, нашему пространству.


Как ни странно, в советское время на Дальнем Востоке целый ряд городов сохранили свои монархические и церковные имена. Николаевск-на-Амуре, Благовещенск, Петропавловск-Камчатский, Александровск-Сахалинский, Преображение не тронули. Во Владивостоке на обелиск Невельского в 1960 году вернули орла.

С другой стороны, Императорскую Гавань переделали в Советскую, Алексеевск (назван в честь наследника престола) – в Свободный, Никольск-Уссурийский на время стал Ворошиловом.

Петропавловск-Камчатский нарекли столь громоздко единственно для того, чтобы не путать с Петропавловском в Казахстане. Последний теперь за границей, но дальневосточный Петропавловск по-прежнему несёт ставший лишним пояснительный титул.

Хабара́, Бла́га, Южный, Комса́ – так в обиходе зовут дальневосточные города. Есть и свой Питер – Петропавловск. Владивосток когда-то был прозван (возможно, моряками) Владиком, но сегодня, кажется, его называют так только неместные.


Руководители страны добрались до восточных окраин не сразу. Из царей на Дальнем Востоке не побывал никто[20]20
  Зато до Якутска добрался двадцатилетний поручик, будущий шеф жандармов Бенкендорф.


[Закрыть]
. Цесаревич Николай, будущий император Николай II, посетил Владивосток и Хабаровск на обратном пути из Японии в 1891 году. Сталин, единственный раз после туруханской ссылки доехавший до Сибири в 1928 году, посылал на Дальний Восток Жданова и Микояна. Первым действующим руководителем страны, добравшимся до Дальнего Востока, стал Хрущёв. Брежнев приезжал трижды, в том числе для переговоров с главами КНДР и США Ким Ир Сеном и Джеральдом Фордом. Но чаще всех на Дальнем Востоке бывал Путин.

Если Комсомольск был первым городом, возведённым методом всесоюзной комсомольской стройки, то последним городом, зачатым в СССР тем же способом, стал другой город на Амуре.

Его основали в сотне километров ниже Комсомольска, на окраине села Нижнетамбовского, в январе 1986 года. Он мыслился как центр химической промышленности. Заложили завод азотных удобрений, детсад, улицы Первостроителей, Комсомольскую, Белорусскую, Украинскую… Ожидалось, что здесь будут жить двести – двести пятьдесят тысяч человек.

Появилось даже имя – Баневур, в честь героя-комсомольца Гражданской войны Виталия Баневура (1902–1922), уроженца Варшавы, жителя Владивостока. Его зверски убили белые в приморской Кондратеновке – вырезали сердце. Часто фамилию пишут «Бонивур» – вслед за Дмитрием Нагишкиным, автором романа «Сердце Бонивура». Это породило топонимический разнобой: под Уссурийском появилась станция Баневурово, во Владивостоке – станция Бонивур, названная, выходит, в честь литературного героя; впрочем, скорее всего, это просто путаница. Что касается города, то своё имя он должен был получить в честь не столько самого Баневура, сколько комсомольского стройотряда «Баневуровец» из-под Хабаровска.

На всесоюзную стройку ехали за туманом и рублём комсомольцы с Украины, из Белоруссии, из Воронежской, Кемеровской, Тамбовской областей, Краснодарского края. Баневур называли «город XXI века» и «младший брат Комсомольска». В январе 1986 года здесь побывал поэт Роберт Рождественский, которого торжественно приняли в число бойцов отряда «Комсомолец Приамурья». Летом того же года делегацию первостроителей направили на встречу с Горбачёвым в Комсомольск. Игрались свадьбы, рождались дети… В фундамент одного из домов Баневура заложили капсулу с посланием комсомольцам 2017 года – подарок к столетию Октября.

Стройке не повезло с эпохой. Едва зачатый, Баневур не успел появиться на свет. Уже в 1987 году были отмечены неполадки в строительстве и отсутствие ясных перспектив. В 1988-м со стройки сняли статус всесоюзной комсомольской – она стала краевой. Третью годовщину закладки города в начале 1989 года никто уже не отмечал. Строительство завода признали нецелесообразным, к ноябрю город законсервировали, попросту говоря, бросили. По одной версии, из-за экологии, по другой – из-за экономики… А вернее всего, Баневур убило время. Винты ещё вращались, но советский «Титаник» шёл на дно, таща за собой и рождённое, и только задуманное. Крах Баневура знаменовал наступление новой эпохи, которой стало не до строительства городов.

Городу, как тому комсомольцу, вырезали сердце. Остался бетонный скелет – руины детсада, дороги, контуры завода… В грозди домов – коттеджном посёлке строителей – до сих пор живут люди, теперь этот район Нижнетамбовского называют «Заречка». Капсула с посланием комсомольцам 2017 года так и лежит в фундаменте. Адресат выбыл – навечно.

В приморском Кавалерове подобную капсулу извлекли, но не смогли прочесть – будто бы истлела бумага. На самом деле мы оказались неспособны прочесть послание от себя себе. Утратили язык, код, размагнитились, переформатировались.

Абортированный Баневур стал дальневосточной Припятью, брошенной не из-за взрыва АЭС, а в силу социального катаклизма ещё более разрушительной силы. Город оказался не нужен, как не нужны стали герои ушедшей эпохи, начиная с того же Виталия Баневура. Сегодня о новых городах на Амуре никто не помышляет – удержать бы оставшееся население.

Разве что космический Циолковский, созданный несколько лет назад в Приамурье на базе закрытого городка Углегорск при космодроме «Восточный» (последний в перспективе способен заменить уплывший зачем-то за рубеж Байконур – империя отрастила запасную конечность), кажется более счастливым кузеном Баневура. Появлением на свет Углегорск обязан дислоцировавшейся здесь дивизии ракетных войск. В целях маскировки и дезинформации вражеской разведки городок назвали Углегорском, хотя никакой угледобычи здесь сроду не велось. В 1990-х дивизию сменил космодром «Свободный», где производились космические пуски с мобильных установок. Когда на месте «Свободного» стал расти полноценный космодром «Восточный», город назвали именем Циолковского, который когда-то передал эстафету от своего предшественника космиста Фёдорова своему последователю конструктору Королёву. Приамурский город Циолковский наконец объяснил, какая связь между Калугой, где жил знаменитый мыслитель, и калугой – осетром, обитающим в Амуре.

На советских картах 1980-х не обозначены секретные военные города и ведущие к ним железнодорожные ветки. Тогда населённых пунктов в реальности было больше, чем на карте. Теперь – наоборот.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации