Текст книги "Ленинский. Неизбежность бури."

– Это нам не известно. Больше никакой информации. Старший десанта назначается руководителем операции, он же разъяснит обстановку и поставит задачу.

– И когда же нам их ждать?

– Сутки, может, двое.

– То есть нам точно не известно?

– Нет, не известно. Операция секретная. Марти, на тебе организация круглосуточного наблюдения за периметром и за небом.

Глава 4

Алексей Зорин двигался вдоль заросших стен двухэтажных домов по проспекту Нариманова в сторону центра по тротуару, щедро засыпанному битым кирпичом, осколками выбитых стекол и опавшими ветками. Неспешно, стараясь не хрустеть этим мусором, переступая его на слегка согнутых в коленях ногах, перенося тяжесть тела с пятки на носок, перекатывая ступню по внешнему срезу утепленных ботинок с высоким берцем. Отойдя от здания телецентра и оставив туман позади, вышел на хорошо просматриваемый отрезок пути.

Стемнело уже давно, стало много прохладнее. Ветер порвал местами облака и теперь лениво гнал их по ночному небу, освещаемому раскатами зарницы. На дороге в обоих направлениях, разделенных широким участком, где местами в зарослях травы тускло блестел трамвайный рельс, расположились ржавые остовы автомобилей. Порывы ветра неспешно гоняли между ними мерзлую пыль, сухую листву и мусор. Тихим скрипом на проржавевших креплениях, слегка покачиваясь, стонали ржавые антенны, боковые зеркала и прочие незакрепленные, болтающиеся детали. Словно множество мертвенно-бледных застывших искр, сверкали осколки разбитых окон домов, стекол автомобилей, зеркал, витрин магазинов и фонарных столбов. Рваные грязные занавески вывалились из окон и, словно призраки, колыхались на ветру. Луна, выглядывающая из-за облаков, подсвечивала их бледным свечением, придавая совсем уже жуткое зрелище. Далекие молчаливые раскаты вспышками оживили деревья с лысыми кривыми ветками, тени которых в жутком безмолвном танце извивались, тянулись, как щупальца чудовищ.

Вдруг впереди, правее, на другой стороне дороги, боковое зеркало автомобиля издало резкий скрежет и отблеском лунного света посмотрело Алексею прямо в глаза. Зорин замер от неожиданности, внимательно всматриваясь, присел на колено. По телу побежала мелкая дрожь. В голове промелькнула мысль: «Она смотрит на меня, она меня видит!» Внутри похолодело, страх заставил волосы встать дыбом, словно заряд статического электричества. Алексей перекатился к дороге в сторону остова легкового автомобиля и вскинул оружие. Будучи предусмотрительным человеком, Зорин заранее прикрепил на винтовку прицел ночной 1ПН51⁵. Прильнул к нему. Улица окрасилась в светло-зеленые тона, с белой расцветкой шкалы. Приподнявшись над кузовом легковушки, Зорин направил оптику на автомобиль, который по-прежнему отбрасывал свет луны в его сторону. И только тут разглядел за ним черное тощее тело, обхватившего зеркало длинными пальцами. В прицеле ярко блеснули широко открытые глаза существа, которое будто почувствовало, что его обнаружили. Одновременно с хлопком выстрела оно тут же рванулось в сторону, исчезнув в темноте, в спешке задело жестяную банку, которая с грохотом прокатилась по асфальту и замерла.

Попал или нет, Зорин выяснять не хотел. Быстро развернувшись, он бросился к ближайшему провалу дверного проема двухэтажки. Деревянная дверь, покрытая паутиной трещин вспучившейся краски, лежала на полу подъезда вместе с дверной коробкой и частью кирпичной кладки. Большой тамбур с тремя деревянными ступенями посередине, за которыми начиналась широкая площадка с массивными деревянными перилами и двумя дверьми по сторонам. Зорин бросился вправо, дернул дверь. Створка не выдержала рывка и сорвалась с петель, грохнулась на пол. Луч фонаря высветил коридор, заставленный различным скарбом сгинувших жильцов, густо затянутый паутиной. В глубине коридора за паутиной показалось шевеление, и Зорин выпустил в том направлении короткую очередь и, сразу же отпрянув назад, метнулся к противоположной двери. Дернул ее. Она оказалась крепче предыдущей и со скрипом отворилась. Ствол винтовки первым заглянул в открывшийся проем. Паутины не было. Алексей вошел в коридор, прикрыв за собой дверь. На секунду замер, прислушиваясь. Тишина. С правой стороны в углу заметил табурет на металлических ножках. Подхватил его и всунул одну из них в металлические ручки на двери. Осторожно открыл дверь в первую попавшуюся комнату. Заглянул. Окно целое, занавешено покрывалом, выходит во двор дома. При входе, на расстоянии около метра, сразу напротив двери расположен высокий деревянный шкаф, справа двухъярусная полочка для обуви с запыленными старыми ботиночками, сразу видно, женскими, сапожками и галошами. С левой стороны стол и два табурета, низкий холодильник «Саратов». Зорин прошел за шкаф. В комнате пусто. Подойдет. Опрокинув шкаф на входную дверь, он прижался спиной к стене подле него, оглядывая комнату. Под окном стояла неширокая пружинная кровать с железными дужками, застеленная некогда белым постельным бельем. Пружинный матрас провисал, а одеяло имело рельеф. На подушке чернело что-то лохматое. Даже думать не хотелось, что это могло быть. Хотя Зорин знал наверняка. Очередной труп человека, осознавшего свою участь и покорно принявшего ее.

Некоторые горожане не спешили покинуть город вместе с остальными. Покорно ложась в кровать, застилали ее свежим бельем и, надев красивую одежду, а кто-то брал с собой фотографии своих близких, детей, родителей, братьев и сестер, спокойно дожидались смерти. О чем думали в затишье перед смертью? Вспоминали родных, детей, прожитую жизнь? Одному Богу только известно. Зорин даже не заметил, как ласково погладил свой левый карман куртки, размышляя над этим.

Из нагрудного кармана разгрузки Алексей достал полный магазин к винторезу, отстегнул полупустой и поменял их местами. Отсоединив от пояса фляжку с водой, отвинтил крышку и сделал небольшой глоток. Прополоскав рот, проглотил. Посидев еще с полчаса и не услышав больше ничего подозрительного, поднялся. Дозиметр молчал. Включив подсветку экрана, посмотрел на часы. Глубоко за полночь – пора двигаться дальше.

Ближе к утру Зорин, петляя между автомобилей, вросших в проезжую часть проспекта, вышел к кольцу улиц Верхнеполевой, Гагарина и Кролюницкого. С краю площадки сквера расположен памятник «Нариману Нариманову – соратнику В. И. Ленина, видному деятелю коммунистической партии и советского государства», – так гласит выбитая на нем надпись. Сквер, как и все остальное, сильно зарос. Дорожки, разделяющие клумбы, еле угадывались и представляли собой узкие, потрескавшиеся и заросшие мелкой травой, пробившейся сквозь трещины в асфальте, тропинки.

Перемахнув через дорогу и ступив в сквер, Зорин присел возле памятника перевести дух и осмотреться. На противоположной стороне, через дорогу возвышалась высотка в восемнадцать этажей, всегда казавшаяся ему какой-то нестандартной. До одиннадцатого этажа идут встроенные лоджии, а выше торчат нестройные балконы. На четырнадцатом этаже в одном из окон моргал тусклый свет, будто кто-то смотрит телевизор. Этим свечением была аномалия, и видно ее было только со стороны улицы. Зорин заходил и осматривал ту квартиру, в которой должен был располагаться источник света, но эта квартира ничем не отличалась от остальных. В центре комнаты стояло большое и когда-то наверняка удобное и мягкое кресло, на котором сидела мумия в майке и семейных трусах. В правой руке у нее был зажат пульт от того самого телевизора, а в левой руке – стеклянная бутылка из-под пива. Пустые глазницы уставились в экран.

Поднявшись выше, на шестнадцатый этаж, Зорин вошел в одну из квартир и прикрыл за собой дверь. Не осматриваясь по сторонам, хорошо тут ориентируясь, он запер дверь и сразу прошел в одну из комнат, где большим округлым проемом было выбито окно, рама которого, обгоревшая, вместе с закопченными осколками кирпича ввалилась внутрь. Подойдя к проему и прижавшись к его краю, Алексей выглянул наружу, осматриваясь. Отсюда, с такой высоты мрачные руины города ассоциировались с темными холодными скалами с серыми стенами и черными прямоугольниками крыш, с торчащими ржавыми телевизионными антеннами и обвисшими проводами. Из-за рваных облаков ровными яркими лучами из-за раскатов зарницы пробивались вспышки света. Казалось, будто открылись небесные врата, где наверняка теперь царит Сатана и вспышками ярких прожекторов выискивает заблудшие души и забирает их в свои котлы. Там дальше, через дворы, на таких же крышах располагались охранные дозоры полицейской общины. Осталось совсем немного дойти до них, но нужно сделать остановку. Здесь, наверху, в открытых окнах и щелях свистел злой холодный ветер, но останется Зорин именно тут, в этой квартире.

Отпрянув от окна, Алексей неспешным шагом направился в другую комнату – детскую. Дверь была прикрыта. Отворилась она бесшумно, петли не издали ни единого скрипа. Войдя, Зорин закрыл ее за собой. В детской комнате были яркие смешные обои, розовые пузатые шкафы с полочками, на которых стояли, прижавшись бочком друг к другу, детские книжки. У окна, занавешенного кружевной занавеской с цветными шторами по краям, стояла маленькая детская кроватка, аккуратно застеленная и с множеством мягких плюшевых игрушек. В середине комнаты низкий детский столик с такими же маленькими стульчиками. В противоположной от шкафа стороне комнаты стоит трельяж с большим прямоугольным зеркалом. На столике находится ваза с высохшими цветами, детские фотографии в маленьких рамках, много резиночек, заколок и бантиков. На спинке стула у трельяжа аккуратно висит маленькое платьице в мелкий красно-белый горошек с молнией на спине. Там же маленькие белые колготки.

Зорин подошел к трельяжу и выдвинул верхний ящик. Там, в картонной коробке, сияя тусклым розовым свечением, лежал он – детский набор для чаепития. Маленькие пластмассовые чашечки, блюдца и ложечки, чайничек и заварник. От этого свечения на душе растеклось тепло и умиротворение. Он сходит с ума? Ну и пусть! Весь мир слетел с катушек и погиб раньше него. Алексей достал коробочку и разложил часть ее содержимого на столике. Три блюдца, три чашки, три ложечки, чайник. Винтовку прислонил к стене комнаты, снял резиновую маску противогаза и положил прямо под ноги, на когда-то мягкий ковер. Аккуратно достал из левого кармана маленького плюшевого медвежонка без одной лапы. Вместо лапы из рваного отверстия игрушки торчала вата с обрывками нитей. Усадив игрушку напротив, за чайные приборы, Зорин расстегнул пуговицу куртки и просунул руку внутрь, после чего достал небольшую фотографию с обгоревшим краем. Пристроил ее между лап медвежонка.

На оборванной, с обгоревшим краем цветной фотографии можно разглядеть лицо маленькой девочки шести лет. Красивое личико повернуто в полупрофиль, с небольшим наклоном головы вперед. Светло-русые волосы расчесаны в стороны и заплетены в две косы. В тот день он заплетал их лично. Взгляд серых, с небольшим прищуром глаз под густыми ресницами серьезен не по годам. Губы сжаты в тонкую полоску, а на щеках румянец. Фотография была сделана в день ее рождения много лет назад, в тот день она практически не прекращала смеяться и шутить. Настроение ее было приподнятым. Еще бы, столько гостей на дне рождения, столько подарков, всяких сладостей и добрых слов. Но вот в тот момент, когда он ее фотографировал, вдруг стала серьезной, всего на миг, оставшись запечатленной такой навсегда.

***

В ту летнюю ночь Алексей Зорин, лейтенант федеральной службы безопасности, находился за городом по служебным делам.

После ракетных ударов, выйдя из ступора, он рванул в город. Там, в их квартире осталась жена Елена с дочкой Василисой.

На въезде он увидел картину апокалипсиса. Улицы пылали в огне. Люди в панике бежали из него. Все заволокло дымом. Город страшным многоголосным криком погибал жуткой смертью. Обходными путями он пробился к себе домой. Жили они тогда на 9 этаже 10-этажного дома на улице Любови Шевцовой в непосредственной близости от развязки на Президентский мост. Мост был одной из целей ракетного удара. Взрыв был такой силы, что рухнул не только он, но и ближайшие строения были просто сметены с улиц. Дом, где жил он со своей семьей, частично обрушился. Взлетев пулей на верхний этаж к себе в квартиру по шатким крошащимся ступеням, он увидел, что стены их квартиры рухнули вместе с десятым этажом. Ноги и половина туловища его жены Елены кровавым месивом свисали вниз. Зорин заметался по квартире в надежде отыскать дочь живой, выкрикивая ее имя, вперемешку со слезами и воем отчаяния, когда вдруг заметил маленькую ножку, слегка подрагивающую под завалом из кирпича и бетона. Алексей приложил все силы, пытаясь раскопать Василису, освободить ее из западни, достать, прижать к себе и сказать, что все будет хорошо. Однако судьба распорядилась иначе. Слишком тяжелыми и неподъемными оказались обрушившиеся обломки перекрытий. Единственное, что смог сделать в голос ревущий отец, – это освободить себе небольшую «нору», чтобы добраться до лица дочери. Она была еще жива. Зорин прополз под перекрытие и с ужасом обнаружил, что маленькое худенькое тельце ребенка в двух места насквозь пробито прутами арматуры. Она тяжело дышала, периодически кашляя, задыхаясь. Из носа и ушей шла кровь. Ее серые глаза выражали отчаяние, обреченность, она верила, что ее папа поможет ей, спасет. И Зорин заплакал. Заплакал так, как не плакал никогда в жизни. Протянув руку, сжал запястье дочери, эту худенькую бледную ручку. Она была холодной, слабо дрожала. Замерзла. Так они и лежали непонятно сколько времени. Алексей думал, что и он умрет здесь вместе с ней, ему больше незачем жить. Он просто не сможет жить дальше. И вдруг его дочь дрожащим, еле слышным голосом спросила:

– Пап, где мама? – закашлялась. Отец молчал, не в силах отвечать. – Пап, ты не плачь, я пойду вместе с мамой, она ждет меня. Просто помни нас, не забывай. Мы любим тебя. И будем тебя ждать там.

Зорин посмотрел в ее глаза. Взгляд вмиг повзрослевшего ребенка был серьезен, как и тогда.

– Нет, мы уйдем вместе, только подождите меня. – Слезы заливали глаза.

И детская ручка обмякла, перестала дрожать. Глаза застыли, уставившись в пустоту. Зорин зарычал, забился в ярости и отчаянии. Еще очень долго, даже после того, как от усталости и изнеможения на смену ярости и отчаянию пришла пустота, он долго лежал неподвижно, надеясь, что это хрупкое здание наконец рухнет и прикончит его. Но нет, смерть не приходила, не торопилась она к нему. Пролежав бог знает сколько времени, он вдруг заметил плюшевого мишку – Тобика, любимую игрушку Василисы, с которой она никогда не расставалась. В тот момент в нем что-то проросло, какое-то новое чувство, никогда не посещавшее его до той минуты, а следом проснулась ненависть. Не было других эмоций, только сухая, лишенная оттенков, черная ненависть. Он должен жить и отомстить тому, кто во всем этом виновен. Или хотя бы постараться. Протянув руку, Зорин вытянул Тобика из-под тела дочери, оторвав зацепившуюся левую лапу. Пошарив по квартире, нашел обгоревшую фотографию, чудом уцелевшую. Фотографию жены почему-то найти не смог. Со временем он забыл ее лицо.

Закинув в обнаруженный тут же рюкзак Василисин набор для чаепития, Зорин собирался было уходить, но остановился в дверях и оглянулся. Просто так уходить было нельзя. Анатолий снял с шеи серебряную цепь с православным крестом и повесил ее на прут арматуры, торчащей над завалом. Тут же нашедшейся какой-то тряпицей привязал перпендикулярно арматуре ножку стула, так что получилось наподобие креста над могилой.

– До встречи, мои родные, мы скоро увидимся, – произнес почти неслышным голосом Зорин и, пошатываясь, спустился в темный провал многоэтажки.

***

На карнизе 16 этажа за мутным грязным стеклом сидит мудрая черная птица. Сквозь слегка колышущуюся от сквозняка занавеску ей было видно, как в глубине комнаты над детским столиком с пластиковой чашечкой в руках неподвижно сидит сутулая фигура. Сидит и даже, кажется, будто не дышит. Глаза уставились на плюшевую игрушку, но словно не видят ее, смотрят сквозь.

«Ка-а-ар-р-р-р-р», – встрепенулась ворона, захлопав крыльями, улетела прочь.

***

«Ка-а-ар-р-р-р-р».

Громкое карканье воронья и задорное хлопанье крыльев вернули Зорина в реальность. Вырвали из плена горьких воспоминаний. Как раз вовремя. Краем уха можно было различить лязг металла об асфальт. Лейтенант быстро собрал чайный набор, закинул его в верхний ящик трельяжа и перешел на кухню. Со стороны проспекта, петляя между остовами ржавых машин, двигалась бронированная коробочка. К антенне БМД крепилось и теперь при движении развевалось полотнище российского флага, а ниже флаг ВДВ – красная звезда, запутавшаяся в стропах купола парашюта, расположенного посередине, и транспортные самолеты по сторонам на фоне сине-зеленых полос. Это был БМД-2 полицейской общины. Пора было спускаться, если не хотел пропустить попутку.

Глава 5

Занимался рассвет. Красное холодное солнце медленно старалось занять свое место на небе. Сквозь рваные дыры облаков его нежно-розовые косые лучи, словно от далекого и мощного прожектора, упирались в предрассветный туман, расстилающийся над землей. Давно ставшие привычными глазу, преимущественно серо-ржавые краски города теперь приобретали розовые оттенки. Верхняя прозрачная дымка тумана сплошь преобразилась розовым цветом и издали стала напоминать сладкую сахарную вату.

Командир не существующего теперь взвода БМД-2⁶, капризами судьбы ставших единственными уцелевшими боевыми машинами после того, как крылатые ракеты сравняли с землей место дислокации не существующей ныне 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ, старший лейтенант Сергей Герасимов сидел на своем привычном месте, на правом борту машины, прислонившись к башне спиной. Его выцветший, бывший когда-то черным танковый шлем сдвинут на затылок, оголяя короткие, слегка волнистые светлые волосы с небрежной косой челкой. Его могучую фигуру, выделяющуюся на фоне остального десанта, обтягивает камуфляжный комбинезон серо-коричневого цвета. На ногах черные ботинки с высоким берцем на шнурках. Поверх комбеза надет бронежилет с защитным нагрудником и модульным жилетом-разгрузкой. На левой стороне груди к разгрузке крепится штык-нож, прямо на груди бинокль. На левом плече закреплен противогаз. На поясе в черной кожаной кобуре ПМ и два запасных магазина к нему. Автомат АК-74 со сложенным прикладом лежит на коленях, отбрасывая светло-розовые блики вороненым стволом, подпрыгивая в такт движению боевой машины. Серые глаза внимательно осматривали ближайшую, прилегающую к маршруту территорию. Легкие совершали глубокий вдох, всасывая горький табачный дым сигареты, услужливо поднесенной к губам кистью правой руки, на которую надета кожаная перчатка без пальцев.

Справа в ряд сидят еще трое бойцов. С другого борта сидят четыре человека. Все бойцы вооружены автоматическим оружием – старым добрым АК-74, и один с СВУ (ОЦ-03)⁷.

Память из раза в раз возвращала его в ту теплую летнюю ночь, когда взвод старшего лейтенанта Герасимова, состоящий из четырех БМД-2, замыкал двигающуюся на марше после долгих учебных маневров колонну…

***

Бригада почти в полном составе возвращалась с учебных маневров, продлившихся несколько месяцев. По этому случаю, надо сказать, настроение у всех было приподнятым. Поэтому когда на крутом подъеме последняя машина взвода зацепила предыдущую, оборвав траки обоим, то у меня не то что желания ругаться не возникло, даже наоборот, захотелось помочь. Доложив командиру о происшествии, я отправил в расположение две другие машины взвода вместе с колонной, а сам, спешившись со своей машины, остался с обездвиженными БМД-2, которых мы между собой прозвали «будками» из-за их формы.

Стояла глубокая ночь, темно – хоть глаз выколи. Пахло пылью и чем-то сладко-цветущим. Дул теплый ветер, шумно шелестя листвой в кронах низких придорожных деревьев, иногда принося из оврага прохладу. В высокой траве сверчки исполняли свои стрекочущие песни. Я размял затекшие за время марша мышцы и закурил. Метрах в сорока впереди, на подъеме с крутого оврага застыли две «будки». Вокруг них кружился экипаж и десант, высыпавший из отсеков и теперь активно разминающий мышцы. Особо участливые и неравнодушные десантники, попутно высказывая в резкой и нецензурной форме свои соображения по поводу произошедшего, пытались влезть между механиками для оказания посильной помощи, за что были отосланы по известному всем адресату. Сержант Ефименко и сержант Филатов, командиры машин, уставились на сорванные гусеницы, видимо, соображая, с чего тут лучше начать: либо с намыливания шеи механикам-водителям, либо непосредственно с ремонта ходовой, о чем тихонько вполголоса говорили друг с другом.

Насладившись ночной прохладой и выбросив окурок в ближайшие кусты, я потопал к месту аварии. Подойдя к машинам, увидел, как мехводы, согнувшись над порванными траками, уже работают над устранением повреждений, разбросав вокруг себя из открытого металлического ящика инструменты. Переноска с яркой лампой на конце, выползая и извиваясь по броне из открытого люка машины, свисала с края, обеспечивая достаточную видимость.

– Хрен его знает, командир, как так вышло, – повернув набок голову, начал было оправдываться сержант Николай Филатов, вообще-то толковый парень.

Я только махнул рукой, мол, и так понятно, продолжай. Десантники, дремавшие в отсеках во время марша, теперь развалились в траве по сторонам дороги, неспешно и тихо о чем-то разговаривая. Вдали, чуть ближе к горизонту, уже видны прожектора, освещающие место дислокации бригады. И к ней ярко-красной змеей задних стоп-огней двигалась колонна десантников, оставляя за собой плотный пылевой след. Чуть дальше, но уже за горизонтом, в поселке Поливно, ждет меня беременная жена. В предвкушении встречи даже табак не казался обычно горьким, но даже наоборот.

Я поднял голову вверх, залюбовавшись звездным небом с тусклым огрызком от луны. За спиной ребята лязгали металлом о металл и тихо, вполголоса бормотали традиционные для таких случаев матерные заклинания.

– Почти готово, командир! – выныривая откуда-то из-под машины с большим гаечным ключом в руках и вытирая рукавом нос, доложил Филатов. – Сейчас только гаечку затянем, гуску натянем и поедем.

Через некоторое время, когда ремонт был завершен и экипаж с десантом принялись занимать свои места внутри бронированных машин, высоко в небе, у самого горизонта, появились инверсионные или, как еще их принято называть, конденсационные, сначала короткие, но стремительно вытягивающиеся светло-оранжевые линии. С каждой секундой их количество возрастало.

Внутри у меня тогда что-то оборвалось. Я ведь понял, что это такое. Но голова продолжала трезво мыслить, не поддавшись эмоциям. Заглянув каждому в открытый люк, я отдал распоряжение отвести машины обратно, на самое дно оврага. Спустившись, стали ждать. Стояла могильная тишина, даже дыхания слышно не было, но чувствовалось напряжение, оно, как будто густым киселем, залило внутреннее пространство десантного отделения «будки».

А потом это случилось.

Случилось, и не раз. Земля содрогнулась, еще раз и еще, одновременно сквозь оптику внутрь бронированных машин врывались яркие вспышки, резкие, словно разряды молний. Не буду рассказывать, что творилось в тот момент в машине и кто и что испытал каждый из нас в тот момент. Всем нам, тем, кто выжил, и так все это известно.

***

Иногда Сергей за бутылочкой-другой рассказывал о себе, о жене, о годах службы и о друзьях, оставшихся за той инверсионной бело-оранжевой чертой следа от крылатой ракеты, разделившей жизнь на до и после. Но, изрядно захмелев, всегда заканчивал рассказ той последней ночью «до» и проклятиями в адрес тех, кто устроил судный день. Также рассказывал о том, как после долго скитались, опасаясь радиации, истребляя в пищу зверье. А когда пыль пожарищ стала потихоньку оседать, то приняли решение заехать в город, точнее, в то, что от него осталось, в попытках обнаружить выживших и примкнуть к ним. Дислокацию 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ разбомбили основательно, не оставив, как говорится, камня на камне. Так как служили в ней в основном контрактники, квартирующие в расположенном рядом поселке Поливно, то и поселок этот также сравняли с землей, не оставив ни единого уцелевшего домика.

***

При выезде с проспекта на кольцо Сергей заметил, как от угла высотки из тени отделилась высокая фигура в темном с закинутым на плечо автоматом. Фигура встала возле дороги, выставив перед собой руку с поднятым большим пальцем вверх, будто голосует на трассе.

«Это еще что за турист, епрст?» – подумал Герасимов.

– Иваныч? – с вопросительными нотками послышался голос мехвода из открытого люка.

– Не тормози, Костян, подъедем, посмотрим, что это за турист такой! – крикнул внутрь машины Сергей и добавил уже десанту на броне: – Так, смотрим по сторонам и сидим на стреме!

Бойцы на броне стали активнее крутить головами, вытягивая шеи, пытаясь разглядеть, из-за чего случилось такое оживление.

Для начала сбросив скорость, а потом, когда, лязгая гусеницами, «будка» подкатила к фигуре, машина и вовсе остановилась, покачавшись по инерции всем корпусом взад-вперед, замерла.

На дорожке, расположенной вдоль проезжей части и отделенной лишь высоким серым расколотым бордюром, стоял высокий человек средних лет худощавого телосложения, позой выражая уверенность в себе. Человек стоял, широко расставив ноги. Кисть правой руки обхватывала рукоять снайперской винтовки, небрежно прицелом уложенной на плечо. Пальцы левой руки обхватили пряжку черного тактического ремня, подпоясывающего костюм «Горка» черного цвета. Сверху костюма легкая пластиковая защита спины, груди, конечностей. Кажется, Сергей видел такие на мотоциклистах в прошлой жизни. На груди разгрузка с боекомплектом, две РГД-5⁸, 8 магазинов к винтовке, по два в каждом кармане разгрузки. На поясе из кожаных ножен торчала черная рукоять ножа, поблескивая серой сталью гарды и навершием. К навершию через сквозное отверстие крепится шнур. На правом бедре в кобуре АПС⁹ и два магазина к нему. На ноги надеты ботинки с высоким берцем на шнурках. За спиной рюкзак. Капюшон откинут назад, на голове сморщенный на затылок противогаз, фильтр которого теперь находился в районе лба.

Взгляды Герасимова и человека встретились. Сергей внимательно осмотрел его, покачал головой. Нет, ни разу не видел.

– Ты чьих будешь, турист? – добродушно, но громко спросил Герасимов.

– И тебе здравствовать, Сергей Иванович, – ровным голосом проговорил турист, а распознав удивление на лице командира машины, добавил: – Не морщи ум, все равно не вспомнишь. Это трудно – вспомнить человека, которого никогда не знал!

– Я так и подумал, – ответил Герасимов и кивком указал на нож. – Это что у тебя там, не Гюрза¹⁰ ли? – Всю свою сознательную жизнь Сергей любил и интересовался оружием, состоящим на вооружении специальных подразделений.

– Он самый, – проводив взгляд Герасимова до ножа, ответил турист. – Алексей Зорин, ФСБ, – коротко представился человек. – Подкинь до общины, есть дело к Ростиславу Валентиновичу!

– Вот как?! Ну, милости прошу, раз такое дело. – Сергей протянул руку туристу и одним рывком поднял его на броню. Постучав прикладом по башне, привлекая внимание, прокричал в открытый люк: – Костя, трогай!

Взревев двигателем и оставив после себя черное смрадное облако, БМД-2 выехала с кольца Нариманова на улицу Кролюницкого и, лязгая траками по проросшему мелкой травой асфальту, продолжила путь.

Сидящая на трубе водостока, расположенного на крыше восемнадцатиэтажки, черная мудрая птица наблюдала, как многотонная железная машина с сочным мясом на борту, выбрасывая в воздух смрадные черные струи, с грохотом рассекает серую, с розовым оттенком дымку густого тумана, направляясь в сторону улицы с бурно разросшимися по сторонам высокими лысыми деревьями. Туман завихряется за ней по ходу движения в причудливые формы и по мере удаления дальше по улице плавно стирает очертания машины, пока та вовсе не растворилась в нем. Тучи принялись плотнее заволакивать небо, лишая город розовых оттенков, оставив только привычные унылые цвета. Они, наливаясь свинцом, потемнели, тяжело нависая над городом. Наверное, собирается дождь!

Глава 6

За тонкой деревянной дверцей коричневого цвета, с бежевым неокрашенным квадратным участком в верхней части – на месте исчезнувшей таблички с именем бывшего хозяина, была небольшая комната. Слева от двери расположена пирамида, в которой кверху стволами стоит автомат и пара охотничьих ружей. Рядом с пирамидой тяжелый несгораемый шкаф серого цвета, разделенный на две половины горизонтальной полкой. Верхняя дверца шкафа приоткрыта, и оттуда от тускло светящейся лампы, расположенной на столе, отбрасывают блики стройные ряды патронов с остроконечными пулями, уложенные в резиновые колодки. Далее у стены двухстворчатый деревянный шкаф с плотно закрытыми дверцами. С правой стороны от двери длинный узкий стол с уложенными на столешницу ножками кверху двумя табуретами. Старые выцветшие обои с незамысловатым рисунком закрывают многочисленные плакаты по материальной части стрелкового оружия, и подробная карта района города, на которую нанесены понятные только хозяину отметки. В правом углу комнаты еще один стол. На нем лампа и книги. В дальнем левом углу комнаты низкий топчан. Он застелен синим полушерстяным одеялом с тремя черными параллельными полосами. На топчане лежит Филатов, вдоволь выспавшийся после рейда, а теперь просто разглядывающий потолок, погруженный в свои мысли.

За дверью послышались шаги.

«Бум-бум!!!!» – загрохотало по двери.

– Открыто!

– Димон, выспался? У командира совещание, – приоткрыв дверь, просунул голову Жмыренко.

– Заходи, дружище. Что там случилось еще?

– Герасимов ФСБшника где-то подобрал, тот в кабинете Валентиныча собирает старших. Все! – Женя прошел в комнату сталкера и опустился на снятый со стола табурет.

– Ты сам-то себя как чувствуешь? Как малой? – Дмитрий кивнул в сторону, имея в виду Томилина.

– Да что с ним будет? Хотя ходить он с нами теперь отказывается, – усмехнулся Жека. – Слушай, Димон, мужик, которого ты притащил, такие вещи рассказывает, что кровь стынет в жилах!

– Мне интересностей и в прошлый раз по горло досталось, – вполголоса пробормотал Филатов.

Напарник поднялся и направился к выходу.

– Короче, дружище, давай шустрее подходи. Чувствую, будет интересно!