Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны"

Пешком из Россоши
Окно в природу

Нынче кого удивишь чудесами – инопланетяне, снежные человеки, гадатели, прорицатели, астрологи, телевизионные лекари. Отчего такая напасть чудес, объяснять вряд ли надо. И все-таки чудеса есть.

Неделю назад позвонил мне житель Ясенева, инженер Владимир Ильич Донцов:

– Василь Михалыч, хотите верьте, хотите нет, кошка вернулась… Да в том-то и дело, не со двора – из Россоши, из Воронежской области…

Положив трубку, я взял линейку и смерил на карте – шестьсот пятьдесят километров, ежели по прямой. Но вряд ли по линейке бежала кошка…

Утром, поплутав изрядно между похожими, как близнецы, высотными домами, я отыскал квартиру Донцовых. Героиня дремала на подстилке под телевизором. Но рыбный дух гостинца ее разбудил, и вот она уже перед объективом – внимательная, подвижная, очень красивая. Глаза сверкают, кончик хвоста где-то потерян. Много Мурка могла бы нам рассказать, если бы заговорила.

Пока мы беседуем, кошка сидит на окне, водит ушами – следит за свалкою воробьев на балконе, за потоком автомобилей внизу…

В дом Мурка попала смышленым, бойким бездомным котенком, подобранным во время прогулки в лесной деревне Мешково. Особой привязанности ни к кому не имела. На прогулках держалась возле ноги и возвращалась домой с удовольствием. В доме ее больше всего занимал пружинный диван, обивку которого коготки превратили в живописную бахрому, и две голосистые канарейки. Азарт охотника заставлял Мурку часами лежать у клетки. И однажды, дождавшись момента, когда одну из певуний выпустили полетать, Мурка одним прыжком настигла ее на шкафу. Неделю спустя кошка ухитрилась отпереть клетку. Лишь желтые перышки остались и от второй канарейки. Тут как раз случилась гостья из Воронежской области и Мурку приговорили к высылке из Москвы к бабушке Насте в Россошь. Ее посадили в корзину и поездом Москва – Лихая Мурка поехала из Москвы. В купе ее выпустили из корзины. Вела себя кошка спокойно, обследовала верхние и нижние полки, пожевала дорожной пищи. Было это в октябре 1988 года.

Некоторое время спустя пришло из Россоши письмо в Ясенево, в котором сообщалось, что Мурка в доме бабушки Насти прожила всего лишь два дня и исчезла. Известие это больше всего опечалило Сережу и Лену Донцовых. Они о любимице даже всплакнули, упрекнув родителей в нелюбви к животному миру.

Но время лечит беды даже очень большие, постепенно о Мурке забыли. И вот через год, 19 октября, она появилась в московском Ясеневе на четвертом этаже высотного дома. Увидел ее спешивший на работу Владимир Ильич – «лежит возле двери чумазая, истощенная замухрышка». Открыли двери – зашла.

Мурка собственной персоной.

Путешественницу отмыли и стали кормить. «Ела все, даже зеленый горошек». Потом трое суток почти непрерывно спала. Поест – и на коврик под телевизор.

Вот такая история. Глядим на карту. Конечно, не по линейке проложен фантастический путь. Сколько пробежала Мурка из Россоши, можно только гадать, во всяком случае, не менее семисот километров. Вообразим себе это пространство на пути с юга: села, города, реки, дороги, леса, болота, поля, железнодорожные линии, автомобили, люди хорошие и плохие, коты, собаки, опасности и соблазны – все одолела! Какой компас вел ее до Москвы? Не в Тамбов, не в Пензу, не в Липецк, не в Волгоград – в Москву, в Москву! Да и в Москве как без справочного бюро попасть в Ясенево, а не в Медведково, скажем? Как найти среди многих тысяч домов-близнецов свой, подняться на четвертый этаж и обессиленной лечь у двери?

Случай не единственный. Подобные одиссеи кошек известны давно. Сколько-нибудь внятного объяснения этим в самом деле удивительным фактам у науки пока что нет. Зоопсихологи говорят: «чувство дома». Да, конечно, чувство это у нашей Мурки феноменально – не соблазниться никаким хлебно-мышиным местом, не испугаться опасности, домой, домой! Но что за компас вел ее в Ясенево? Ответа нет. Попытки объяснить ориентацию кошек особой памятью на звуки и запахи хороши для расстояний в десяток-другой километров, тут же сотни…

Мурка о подвиге своем не знает. Пришла, и все. Ах, умела бы говорить – рассказала бы, где обтрепали ей ухо, где оставила кончик хвоста, где состоялись любовные встречи – округлость тела и размеренная походка обещают появление в доме котяток. Год путешествия. Мурка шевелит ушами, поглядывая с подоконника на воробьев, на машины. Щурится. Воспоминания? Очень возможно – «иногда она вздрагивает во сне и вскакивает, как по тревоге». Тепло в доме и хорошо – коврик под телевизором, рыба на ужин. Но есть теперь в биографии Мурки удивительный год, год полной свободы, и великое странствие с великой целью: домой, домой!

Фото автора. 2 ноября 1989 г.

Лечебница для орлов
Окно в природу

В Ситке этот госпиталь знают все. И все ему помогают. Одни жертвуют деньги, другие приходят ухаживать за больными. Пациенты тут необычные – попавшие в беду орлы.

Белоголовый орел – символ Соединенных Штатов. Когда-то он был широко распространен. Но сначала ружье, потом разрушения среды обитания резко снизили численность птиц. Последний удар нанесли химикаты. ДДТ, попадая в организм птиц, нарушал кальциевый обмен – орлы клали яйца с тонкой скорлупкой, в гнезде они разрушались, не давая потомства. Сейчас применение ДДТ в Америке запрещено. Но численность орлов в сорока девяти «нижних штатах» не возрастает – на всем огромном пространстве обитает несколько сот птиц.

Орлы по-прежнему царствуют лишь на Аляске – пятьдесят тысяч. Орлов тут видишь повсюду.

Глубокой осенью со всей Аляски орлы слетаются пировать в юго-восточную часть штата на речку Челкет. Вода в этой речке не замерзает. Лососи идут в нее на нерест, и орлы, надо думать, уже тысячи лет знают об этой обильной зимней столовой. С первым снежком они слетаются на Челкет. Их тут так много, что издали большие деревья кажутся унизанными воробьями. Кончился рыбоход – орлы разлетаются по Аляске, собирая где живность, где падаль.

Все живое может попасть в беду. И орлы попадают. Один схватил огромную рыбу и не мог с ней подняться с воды – ветром ему заломило крыло, повредило сустав. Другой в поисках пищи попал в капкан, поставленный на пушного зверька, долго бился, обессилел и обморозился. Случаются столкновения орлов с автомобилями, с проводами электролиний. А в прошлом году в числе многих птиц орлы стали жертвой разлитой на море нефти. Хватая с воды добычу, орлы загрязняли перо и теряли возможность летать. Их находили на берегу жалкими, дрожащими от холода, ко всему равнодушными. Часть орлов удавалось спасти на месте. Их отмывали от нефти в специальных лечебницах.

А птиц травмированных со всей Аляски самолетами отправляют в Ситку. Лечебница для орлов существует тут десять лет. Большинство доставленных сюда птиц в природе неизбежно погибло бы. Тут же лекарства, помощь хирургов, а главное – милосердный уход ставят птиц на крыло. «Требуется много хлопот и терпения. Пациенты наши не понимают, что мы творим благо. Лечение для них – новая боль. И на благодарность мы не рассчитываем, – рассказывает Джерри Дэн, бизнесмен по торговле замками и главный опекун госпиталя. – Зато какая радость для всех нас увидеть птицу снова летящей».

В лечебнице мы застали восемнадцать орлов. Состояние у них было разное. Одни с любопытством разглядывали вошедших, другие сидели нахохлившись и равнодушно закрыли глаза.

Не всем орлам удается помочь. Одни умирают, другие годятся для жизни лишь в зоопарке. Но большая часть, обретая здоровье, обретает свободу. За десять лет ситкинский госпиталь выпустил на свободу около сотни орлов. Прежде чем птицу освободить, за ней наблюдают в пробных полетах под сеткой. И если видят: жизнеспособна – метят ее несмываемой краской и выпускают. «Для нас самая большая награда получить весточку: «Видели вашего орла с меткой». Значит, жив-здоров, значит, не зря старались».

Лечебница для орлов в Ситке – это не только помощь природе, это способ не дать душе зачерстветь в мире человеческой жизни.

Фото автора. 5 ноября 1989 г.

Хождение до «матушек»
Таежный тупик

Слово «матушки» я слышал от Агафьи и Карпа Осиповича множество раз. Речь шла о каких-то глухих поселениях староверов на Верхнем Енисее. Кто-то жил там уединенно, оторванно от людей, и это Лыковых занимало и волновало. Постепенно дошли к Лыковым имена: матушка Максимила, матушка Надежда, еще какое-то имя. Все были монашками – «матушки». Молва о Лыковых достигла Верхнего Енисея, пришли оттуда приветы на Абакан. «Матушки знают про нас», – сказал незадолго до смерти Карп Осипович.

О возможности свидания с матушками в то время не помышлялось. Но после того, как Агафья летала на вертолете и самолете, после того, как поездом ездила к родственникам в Таштагол, свидание с матушками перестало казаться несбыточным. В этом году в апреле Агафья прямо сказала, что летом намерена пробираться на Енисей. Трудности путешествия и особое ее положение в жизни, конечно, заботили, но остановить не могли: «Как-нибудь с божьей помощью…» Мы с Николаем Николаевичем Савушкиным готовы были ей помогать, но тут приспело путешествие на Аляску, и я сумел лишь кое-что разузнать о местах обитания матушек от туристов.

Река кормит рыбой, тайга – орехами и грибами.

Большой Енисей сливается в Туве у Кызыла из двух горных рек. Одну из них, Каа-Хем, туристы давно облюбовали для спортивных плаваний на плотах и на лодках. Рискованное путешествие по порожистой быстрой воде дает острые ощущения и возможности видеть дикую, еще не затоптанную человеком природу. Больших селений тут нет – редкие избы давно поселившихся староверов.

Московский инженер Олег Сергеевич Дерябин, припоминая у карты путь по реке, сказал, что был у матушек пять лет назад. «Маленький монастырь – семь женщин. Настоятельницу зовут Надежда. Уже старушка, но все хозяйство ведет исправно. У них там было две лошади, три коровы, куры, пасека, огород с картошкой, арбузами, помидорами, огурцами. Для горной Тувы это почти «мичуринство». Нас встречали приветливо. Угостили молоком, медом, попросили починить им сарай. Ночью, помню, разбужены были ударами в рельс. Пожар? Оказалось, настоятельница прогоняла медведя. Крошечный монастырь является осколком разоренного в этом крае после войны большого монастыря…»

Олег Сергеевич снова собирался в эти края. Погоревав, что не можем отправиться вместе, условились свидеться осенью. Договорились, если встретит на Енисее Агафью, всячески ей помочь.

И вот сидим у нас в редакции над картой Тувы. Олег Сергеевич находит точку на Каа-Хеме (Малом Енисее). «Тут я встретил Агафью. Чуть выше у глухой таежной избы спросил, не слыхала ль хозяйка о гостье. «Да, я, – говорит, – третьего дня с ней вот как с вами стояла. Она в монастырь приходила».

Монастырь был на месте. Настоятельница Олега Сергеевича узнала. Пожаловалась: «Все ветшает – сами стареем, и постройки поизносились. От пасеки осталось три улья. Одна корова осталась. Кормимся огородом».

Агафья гостила в монастыре три дня. Встретили ее тут ласково. Все показали – молельню, хозяйство и огород. Рассказали, какими путями сюда пришли, и, конечно, внимательно слушали гостью, которой тоже было что рассказать. Три дня для знакомства было довольно. Выяснилось: вера Агафьи со здешней не совпадала. Но от обычных «идеологических дискуссий» обе стороны воздержались. Проводили Агафью, как и встретили, дружелюбно, одарили гостинцами. «Она, как ребенок, – сказала мне настоятельница, – чистый ребенок…»

Гостевой якорь Агафья бросила у живущей на ручье Чударлык матушки Максимилы. В здешнем селении десять изб. Живут тайгою, огородами, держат кур, скотину. Максимила тут служит духовным пастырем. К ней приходят со всеми бедами и заботами – посоветует и рассудит.

Агафью встретила Максимила сердечно. Обнаружилось близкое сходство веры, да и возраст сближал. Какими были тут разговоры в течение трех недель, Олег Сергеевич выяснить не сумел. При нем решался главный вопрос: оставаться ли тут Агафье, а если уезжать, то одной или вдвоем с Максимилой? Вопрос этот был, судя по всему, главным в одиссее на Енисей. Агафья попыталась залучить жилицу в свою обитель на Абакане. Она явилась с подарками: двумя мешками картошки – вот, мол, какая родится в ее огороде. Картошку хвалили, дивились рассказу о богатствах леса на Абакане, однако согласиться оставить насиженное место Максимила не захотела, предложила Агафье поселиться на Енисее. Агафья с ответом не торопилась, но, пожив две недели, остаться наотрез отказалась: «Земля родит у вас плохо, кедрача почти нет, воздух негодный – я мерзну, задыхаюсь и кашляю».

Все прояснилось, можно было и уезжать. Но как? До дома четыреста километров бездорожной тайги. Ангелом – разрешителем трудностей оказался Олег Сергеевич. Он появился в поселке в непромокаемых одеждах и в красном шлеме. Познакомившись, он, как было условлено, предложил: не надо ли чем помочь? Агафья обрадовалась московским приветам, на Максимилу же больше подействовала борода Олега Сергеевича – для староверов борода надежнее паспорта. За предложение спустить на плоту до Кызыла, а там самолетом лететь в Абакан сразу все ухватились. «Только уж просим, у Байбальских порогов Агафью высади, пусть пройдет посуху». Агафья сказала, что ни воды, ни самолета она не боится, что у нее есть резиновые сапоги и что к утру она все свое соберет, со всеми простится».

Олег Сергеевич – мастер спорта и уже тридцать лет плавает по горным рекам. Некоторые его друзья из этих плаваний домой не вернулись – потери у сплавщиков чуть меньше потерь альпинистов. Река Каа-Хем, правда, не из самых свирепых, но слабых не любит: пятая категория трудности (при шести существующих). Сам Олег Сергеевич эту реку проходит на каяке. А всего безопаснее плот на надувных шинах. На таком плоту следом за москвичами по Каа-Хему этим летом сплавлялась группа из Абакана. Руководителем группы был Сергей Попов, и – тесен мир! – на плоту оказался Олег Николаевич Чертков, школьный учитель, однажды гостивший на Абакане у Лыковых. На вопрос: «Ребята, подвезем Агафью в Кызыл?» – с плота ответили дружным согласием и сразу же стали готовить место для неожиданной пассажирки.

К реке Агафья явилась с двумя котомками (иконы, книги, харчи, посуда) и туеском с ключевою водой. Максимила и старушки сельца ее провожали. Пока прилаживали к плоту поклажу и проверяли крепление весел, Агафья и Максимила, отойдя в сторону, тихо беседовали. Агафья, как девочка, бросала камешки в воду. Максимила украдкой вытирала глаза. Под конец, повернувшись к реке, они помолились. Уже у плота Агафья без всякой надежды спросила: «А можа поедешь?» «Нет, нет! – За Максимилу ответил хор провожавших. – Матушку не отпустим!»

«Ну и все. Помахали руками, толкнулись, и река быстро понесла плот. Я плыл на каяке то рядом, то обгоняя плывущих. Чувствовали ответственность за сидевшую в центре плота пассажирку. Но Агафья не унывала. Вид у нее был далеко не спортивный – мешковатое темное платье, пальтишко, комканый черный платок. Но путешествие по летней чистой реке – радость. Заметив улыбку Агафьи, помахал ей рукой. Она откликнулась: «Домой еду!»

У опасного Байбальского порога, как было обещано, сделали остановку. Агафья с туристкой Леной Шестак вышла на берег, а плот понесся по белой кипящей воде… Все кончилось благополучно. Когда вновь рассаживались, Агафья сказала: «Я молилась за вас!»

В путешествии по Каа-Хему были две ночевки. Один раз стояли у избушки охотника. Пока поднимали палатки, Агафья успела набрать грибов. Постукав кресалом о кремень, развела свой отдельный маленький костерок. В литровой кастрюльке сварила рисовый суп с рыжиками. Вместо чая выпила отвар пихтовика. «От нашей еды отказалась. И мы, предупрежденные об ее «автономии», не настаивали… У большого костра центром внимания была, конечно, Агафья. Мы расспрашивали, она рассказывала. Иногда казалось: не нам говорит, а беседует сама с собой. Несколько раз вспоминала оставленных у геологов коз и кур, собаку Дружка. На ночь молилась, глядя на реку. Спала она с Леной, один раз в избушке, другой – в палатке. Предложили ей надувной матрац, отказалась, положила под бок свое пальтишко…»

Двести десять километров плыла Агафья по «реке пятой категории трудности». Олег Сергеевич в рассказе о путешествии особо подчеркнул неприхотливость попутчицы – «городской человек с непривычки бы охал и ахал, а она как будто всю жизнь только и делала, что плавала на плоту».

Обещан был на прощание Агафье значок «Турист СССР». И она, конечно, его вполне заслужила. Для туристов опасной и трудной была река. Агафье же все путешествие к матушкам было преодолением трудностей. Олег Сергеевич упустил как следует расспросить, каким образом добиралась она из дома. Но выяснил: вначале был вертолет, потом автомобиль («Агафью несколько раз за дорогу рвало»), потом – верховая лошадь. Все для паломницы было в новинку, и ко всему она подступалась со смелостью коренной сибирячки.

Ей, конечно, с готовностью все помогали. В Кызыле билеты на самолет туристы купили заранее. «Нужен еще один». «Хоть бы министр авиации полетел – нету!» Но когда в порту узнали, какой летит пассажир, место нашлось.

Но за всякую помощью Агафье приходилось нести тяготы жадного к ней любопытства. В кызылском аэропорту вокруг нее сразу образовалась толпа. И дело дошло до автографов. Пришлось устроить паломницу в комнату, именуемую «депутатским залом». Тут она и вздремнула, подложив под бок мятую одежонку.

В самолете держалась спокойно, глядела в иллюминатор. Когда сели, летчик, проходя к выходу, наклонился к Агафье: «Ну, о чем думала, когда летели?» – «Молилась, чтобы скорее сел».

Город Абакан для Агафьи был местом новым. Высоким домам она не удивилась, но впервые оказалась внутри высокого дома. И сразу же возникли проблемы. Как готовить еду? Газ показался ей делом греховным, но, поскольку костер во дворе разводить не решилась, рисовый суп сварила на газе. И с водой затруднение вышло. Запас в пятилитровой берестяной посуде иссяк. А из крана воду Агафья брать отказалась – «не освященная». Пришлось сводить ее на реку. Поохала, повздыхала – «лодки с моторами ходят», но делать нечего, «освятив» воду, наполнила туес… Спала две ночи, не раздеваясь. Радио попросила «закрыть», – «нельзя икону вешать, если в избе радио». Не включали из уважения к гостье и телевизор. Ошеломляющий эффект произвел туалет – «дернул за веревочку, и ничего нету».

Все это рассказал мне по телефону из Абакана Олег Николаевич Чертков. Гостью свою он довез до Таштыпа на автобусе. Там она заночевала в лесхозе и знакомым путем, с авиаторами, добралась до геологов. «Козы и куры уже отвыкли от путешественницы, – написал Ерофей. – Мы помогли ей все погрузить в вертолет… Около месяца пустовала избушка». Ерофей сообщает еще, что база геологов закрывается, уже разобрали дома, вертолетом Ми-6 вывезли оборудование. Делалось все на глазах у Агафьи, и она понимает, конечно, что значит уход геологов – остается совсем одна. Обеспокоенные этим известием, явились на Абакан посланник родни из Шорни Анисим Никонович Тропин и разжалованный «муж» Иван Васильевич Тропин. Первый в который раз уговаривал перебраться к родне, сказал, что приехал с этим в последний раз. Тропин-второй опять внушал серьезность намерений: «Хочешь, останусь тут, хочешь – переберемся поближе к людям». Отказала обоим: «Запасов много. Проживу, сколько богу будет угодно».

Николай Николаевич Савушкин сообщает, что с попутным авиарейсом тоже заглянул в таежную закуть – привез гостинцы, сена для коз. Расспрашивая о путешествии к матушкам, задал вопрос: как живут, чем живут? Ответ был таков: «О бренном теле пекутся. О душе не думают».

Такие вести из тупика на конец осени.

Фото автора. 7 ноября 1989 г.

Держаться за гриву
Окно в природу

Потрафляя моде на восточные символы, в году уходящем художники выбивались из сил – нелегко изобразить змею в привлекательном образе. Другое дело – год Лошади. Замечательное животное будет глядеть на нас с календарей, открыток, пластиковых сумок. С образом лошади легче связать представление обо всем хорошем, легче надеяться.

И уместно сегодня сказать хотя бы кратко о лошади – когда она стала другом людей, какова ее родословная, велико ли сегодня число лошадей на земле. Далекий предок лошади 60 миллионов лет назад был с небольшую собаку и жил в Америке. Посмотрите на этот снимок, и вы оцените механизм эволюции, вырастившей такое совершенство природы.

Лошадь является продуктом степных пространств, хотя при покровительстве человека хорошо чувствует себя в лесах и полупустынях. А якутская порода лошадок почти не нуждается в покровительстве – переносит большие морозы, сама добывает корм из-под снега.

Приручена лошадь примерно четыре с половиной тысячи лет назад на территории нашей страны, в южных русских степях. Долгое время предком домашней лошади считали лошадь Пржевальского. Однако генетика опровергла предположение – наследственный код у азиатской дикой лошади оказался иным, чем у всех пород лошадей, распространившихся на земле. Предком домашней лошади теперь считают тарпана – мышастого цвета лошадку с короткой и жесткой челкой. Тарпан в степях Евразии был широко распространен. А в южной России в начале прошлого века табуны диких лошадей еще доставляли немало хлопот земледельцам, вытаптывая посевы и поедая сено в стогах. Распашка земель и преследование очень быстро положили конец родоначальнице нынешнего разнообразия лошадей. Последний тарпан погиб сто десять лет назад, в 1879 году.

Человеком выведено более 200 пород лошадей: огромные тяжеловозы, изящные, резвые скакуны, неприхотливые низкорослые пони – лошади для войны, для работы, для прогулок и спорта. Изощренная селекция позволила получить крошечных лошадок весом в 25 килограммов при росте в 45 сантиметров и огромных тяжеловозов, способных тронуть с места более 30 тонн груза. Занимаясь селекцией, человек пробовал скрестить лошадь с близкою ей родней – с куланами и ослами. Рождалось потомство работоспособное, выносливое, но бесплодное. (Помесь осла с кобылицей – мул, а ослицы и жеребца – лошак.)

Особых успехов в селекции добились арабы, туркмены и англичане. Скаковые лошади арабской, ахалтекинской и английской пород являются эталонами резвости и красоты. Глядя на таких лошадей, восхищенный поэт сказал: «Бог не дал человеку крылья, но дал ему лошадь». Изобретение мотора внесло поправку в поэтическую строку. Лошадь не может тягаться с автомобилем, тем более с самолетом. Но, сократившись численно, лошади все-таки не исчезли. Находится для них работа. И сберегает лошадь любовь человека – отыскалось ей место в туризме и спорте.

Пик численности лошадей на земле приходится на 1937 год – 114 миллионов голов. Сейчас эта численность сократилась вдвое. В России в 1913 году было свыше 25 миллионов лошадей. Сейчас их (данные 1988 года) 5 миллионов 800 тысяч. Наблюдается тенденция к росту численности, но очень медленная. Первое место в мире по числу лошадей сейчас у Бразилии – 9 миллионов 570 тысяч, второе у США – 9 миллионов 200 тысяч.

Велика ли цена лошади? Смотря какой. Выражение «полцарства за коня» – гипербола, однако отец Александра Македонского Филипп купил для сына вороного жеребца Буцефала за 340 килограммов серебра. У нас сегодня савраска для работы около дома стоит рублей 700, а породистый жеребец-производитель, многократно побеждавший на скачках, оценен в США в 18 миллионов долларов.

Долга ли лошадиная жизнь? Двадцать – двадцать пять лет. Но есть долгожители – лет тридцать пять – сорок. Рекордсменом является английская лошадь Старина Билл, прожившая шестьдесят два года.

Что же еще сказать? Лошадь умна. Из домашних животных она, пожалуй, самая умная – историй о том, как заблудившийся всадник бросал поводья и, полагаясь на лошадь, возвращался домой, можно припомнить сколько угодно. Но бывают лошади норовистые. Возвращаясь к образам восточных астрологов, можно предсказать: лошадка года грядущего заставит нас крепко держаться за гриву.

Фото П. Максимова из архива В. Пескова. 31 декабря 1989 г.