Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны"

Время рыбалки
Окно в природу

Медведь всеяден. Покинув весной берлогу, он будет, как лошадь, пастись на травах, выбирая на пастбище все самое питательное и вкусное. Одно из любимых зверем растений зовется медвежья дудка. Вместе с травой на стол медведю попадают лягушки и мыши, съест он ужа, разорит муравейник. Медведь способен одолеть лося, покушается изредка на пасущийся скот. При нужде съест он и падаль. Он, кажется, даже предпочитает падаль свежему мясу – убив лося, завалит добычу ветками и землей, вернется к ней, когда она будет «с душком». Специалисты говорят: так мясо лучше зверем усваивается.

В ягодный сезон медведи пасутся в малинниках. Собирают голубику, чернику. Осенью звери выходят пастись на овес. Пропуская между когтями метелки злака, медведи ловко овес «обмолачивают».

Высшее лакомство – мед. Отыскав в лесу борть, медведь проявит много изобретательности, чтобы добраться до лакомства. В промысле этом медведь издавна конкурировал с человеком, за что и укрепилось за ним название: медведь (ведает мед).

На нашем Дальнем Востоке и в Америке, на Аляске, есть у бурых медведей и особенная страда, когда звери бросают все и устремляются к речкам. По ним на нерест рунным ходом идут лососи, и медведи их ловят. Зрелище коллективных медвежьих рыбалок удивительное. Старый камчатский охотник рассказывал мне, что во время войны, сидя на берегу, он видел: за рыбой охотились сразу 40 медведей. Такие сцены на Камчатке сегодня вряд ли увидишь, но несколько зверей-рыболовов – не редкость.

А на Аляске есть место, куда каждое лето в июне – июле до сих пор собираются до тридцати медведей. Разношерстный лагерь любителей рыбы! Есть опытные ловцы, знающие, как приступить к делу, есть новички, боящиеся быстрой и шумной воды, есть малыши, которые кормятся около взрослых. Есть места на речке, выгодные для ловли и не очень выгодные. За места идет драка. Есть медведи, предпочитающие отнять добычу у более ловких.

Техника ловли различная. Иногда, уставившись в воду, медведь молниеносно ударяет когтистой лапой, и вот уже рыба бьется на гальке. Иные медведи ловят лососей в воздухе. Рыбы, одолевая пороги, выпрыгивают из воды. И медведи, как вратари-футболисты мяч, успевают на лету пастью схватить рыбу. В этой азартной охоте случаются потасовки и серьезные драки. Непременные завсегдатаи таких рыбалок – чайки. Им на пиру тоже кое-что достается.

Речку Макнейл на Аляске медведи знают, наверное, тысячи лет. В последние годы речка стала местом паломничества кинооператоров и фотографов. Медведи занимаются своим делом, не стесняясь и не пугаясь людей. И это, конечно, зрелище редкое. На этом рядовом снимке в поле зрения фотографа оказалось сразу пятнадцать медведей.

Фото из архива В. Пескова. 14 августа 1988 г.

Персональная лошадь

Персональных машин сколько угодно. За «персональную» лошадь много лет пришлось бороться. «На личном подворье лошадь? Нельзя!» Почему нельзя было иметь в хозяйстве одну лошадиную силу, притом что во дворе стояла машина во сколько угодно лошадиных сил, это никому не было понятно. «Нельзя, не положено законом!» Закон этот действовал с 30-х годов. И вот, слава богу, его отменили. Бросились все заводить лошадей? Ажиотажа как будто нет. И все же есть люди, которым лошадь оказалась нужна.

Такого «лошадника» повстречал я на днях в маленькой деревушке Калининской области. Вон он, Алексей Иванович Кисляков, со своей Майкой, купленной за полторы тысячи у цыган.

Алексею Ивановичу восемьдесят шесть. Возраст – «сидеть в валенках на завалинке», а он весь в делах, разве что после обеда на час приляжет вздремнуть.

– Откуда силы?.. Да, понимаешь-нет, здоровьишком бог не обидел. И сам я, понимаешь-нет, не транжирил здоровье. Питье даже не нюхал. Куренье тоже мимо прошло. А работа, она не старит.

Вся жизнь Алексея Ивановича в трудах. Крестьянствовал. Потом тридцать пять лет подряд – председатель колхоза. И колхоз в округе был не последним. Если принять во внимание, что Алексей Иванович образованья имеет всего два класса, то нетрудно понять, каким крепким хозяином, каким сметливым земледельцем он был. «И человеком был!» – добавила мне соседка Алексея Ивановича, стоявшая у крылечка во время нашей беседы. Хорошим человеком Алексей Иванович Кисляков и остался. Деревенька Миснево небольшая – ни телефона, ни близкой власти. Со всеми нуждами и заботами идут к Алексею Ивановичу. Его сужденья всегда умны, справедливы. Сам человек не унывающий в жизни, он и других умеет поддержать и помочь.

Лошадь купил он отчасти по необходимости иметь хотя бы одну в деревеньке. Огород, дрова, сено, кого-то в больницу надо доставить – спрос на лошадь все время. И все идут к Алексею Ивановичу. Тем, кто может с лошадью управляться, он просто выводит со двора Майку. А старушкам, с которыми «в молодости хороводы водил», идет и пашет огород сам.

В разговоре о лошади Алексей Иванович со своей обычной присказкой «понимаешь-нет» сказал: «Майка, понимаешь-нет, мне жизнь продлевает. Ногами-то далеко не уйдешь. А тут – на телегу, и куда хочу, туда еду. Лес, речка, поле, луга – все, как в молодости, доступно глазу. Лошадей люблю с детства. В колхозе их было у нас в достатке. Когда председательствовал, машину для ездок не заводил. Только в седле! Сейчас в седло меня надо подсаживать, а в телеге я хоть куда. На наших дорогах машина, глядишь, застряла. А я поехал, мне пространства открыты. Вот только покашливает моя Майка, боюсь, запаленную цыган мне втер…»

Алексей Иванович выносит из дома подсоленную корочку хлеба: «Мы с Майкой живем душа в душу. На лугу за полверсты меня замечает – поднимет голову, ждет. Больше тысячи пудов сена ей приготовил. Живем. Вместе нам старость в радость».

Алексей Иваныч и его Майка.

Поговорили мы с Алексеем Ивановичем о «рентабельности» лошади в личном хозяйстве, о сбруе, конном инвентаре.

– В нашем Нечерноземье, где сена сейчас – не ленись, заготавливай, лошадь прокормить просто. А работой она себя оправдает. Я-то ни с кого не беру ни десяток и ни пятерок. Мне в радость – помочь человеку. Но не грех за работу на лошади, понимаешь-нет, и что-нибудь получить. Заплатят, еще и спасибо скажут. На деревню две-три лошадки иметь – всем выгода. Огород, дрова, сено, поездка куда-нибудь в непогоду – вот она, лошадь, она готова служить.

Слабое место в обзаведении лошадьми – сбруя. Повсюду она износилась, порастерялась. А новую, по словам Алексея Ивановича, добыть труднее, чем части к автомобилю.

– Вот все читаю: кооперативы, кооперативы… А взялись бы где-либо артелью изготовлять сбрую – громадный спрос будет. Это, конечно, труднее, чем жарить на большаке мясо. Но очень уж нужное дело. Для укрепленья деревни много предстоит сделать. И лошадь в этих заботах – хороший помощник.

Фото автора. 2 сентября 1988 г.

Три мельницы

У каждой из них почти человеческая судьба – известно, когда родилась, что претерпела, каким чудом осталась жива и чьим старанием подставляет крылья ветрам, а колеса – воде.

О ветряке в селе Оселивке на Буковине мне написал сам мельник Николай Иванович Швец: «Приезжайте… В нашем селе 63 семьи имеют фамилию Швец, так вы спросите, как пройти к Швецу-мельнику».

Мельница стоит на бугре за огородом Швеца. Хорошо стоит: край пшеничного поля, а внизу, с бугра на закат солнца глянуть – подковой сверкает Днестр, клубится туман над рекой и зеленеют ветлы.

В Оселивке ветряков было девять. Восемь из них превратились в скелеты. «Вон поглядите, темнеют – один, другой. А мой жив». Николай Иванович родился в 1916 году, когда деревянный ветряк уже потемнел от дождей и ветров. «Мне кажется, я и родился на ветряке. Самые первые воспоминания детства связаны с ним: скрип дерева, ржание лошадей, человеческий говор… Мне было семь лет, когда отец отлучился, а в это время привезли молоть кукурузу. Отец вернулся – ветряк работает. Я его запустил…»

У ветряка Николай Швец назначал свидание дочке другого мельника в Оселивке. «Мы люди верующие, – сказала мне Анна Георгиевна Швец, – венчались в церкви, но обещание верности мы давали друг другу вот тут в ромашках под крыльями млина». «Млин по-нашему – мельница, – с улыбкой уточняет Николай Иванович, поглаживая голову внучке. – Я и вправду не знаю, что больше люблю, млин или жинку?»

Село Оселивка стоит в степной Буковине возле Днестра. Эта часть Юго-Западной Украины, отторгнутая в 1918 году, вновь вернулась в семью славян перед самой войной. До 1947 года млин был семейным имуществом Николая Ивановича и Анны Георгиевны, имуществом, заметно выделявшим семью из ряда всех остальных Швецов. «Владеть мельницей – это было все равно что владеть десятком гектаров земли». И когда в 1947 году началась коллективизация, Николай Иванович Швец пережил мучительную борьбу мыслей: как поступить? «Пойти в колхоз – значит лишиться млина. Не пойти – тоже лишиться, да еще и можешь от мельницы далеко оказаться». Николай Иванович самым первым записался в колхоз. Пришел и сказал: «Вот мой ветряк. Пусть он будет теперь общественным». Надеялся мельник: на ветряке его и оставят работать. Это было бы справедливым решением всех проблем. Не оставили. Почетную для сельского жителя работу поручили случайному, нерадивому человеку. Ветряк бы сгинул, как все остальное, но Николай Иванович, поставленный в колхозную кузню делать колеса к телегам, христа ради вымолил разрешение навещать мельницу – ремонтировать и налаживать. А на склоне лет уже сделался опять мельником. «Не владение млином было для меня важным. Работа давала радость. Я тут обязан быть и мельником, и плотником, и кузнецом. Как доктор, по скрипу должен был без ошибки определить, не надорвался ли млин. Тут и свои болячки лечу – ничего нет слаще любимого дела. Все время – люди, все со своими заботами, всем я друг и приятель».

Ветряк, на котором трудится Николай Иванович Швец, за сутки при ветре может смолоть десять – двенадцать мешков зерна. Много производительней построенная в колхозе мельница-вальцовка. Там и мелют основную массу зерна. Но кое-кто зерну, пропущенному через вальцы, предпочитает помол на камнях. Мелют кукурузу на мамалыгу, пшеницу на кашу, ячмень для скота. «Опытный человек по запаху отличает муку, согретую камнем».

Николаю Ивановичу – 72. В своем деле он академик. Понимая это, в колхозе решили отдать ветряк ему в аренду. И когда прикинули, сколько может старик заработать на ветряке, арендную плату сделали символической – 5 рублей в год. «Главный прибыток для нас – пусть мельница сохранится, пусть дети видят, что и как служило людям в прежние времена», – сказал председатель колхоза Иван Васильевич Стратийчук. В Кельменецком райкоме партии идею объявить мельницу в Оселивке памятником народного быта горячо поддержали. «Оселивцы подали хорошую мысль, – сказал мне первый секретарь Василий Кириллович Панасюк. – Все мельницы, какие у нас сохранились, подремонтируем. А какие могут работать, отдадим в аренду – это хороший способ их сохранить».

На той же неделе в июле еще один ветрячок увидел я у Трубчевска на Брянщине. Этот был старым моим знакомым. Лет десять назад я встретил тут немого мельника, чинившего свой снаряд. И вот мы встретились снова. Узнал. Обрадовался. Со счастливой улыбкой открыл двери. Показал на мельнице все: от громадных деревянных зубчатых колес до мышиных дорожек к мельнице с поля. Сын мельника, нынешний секретарь партийной организации колхоза Федор Карев был «переводчиком» в разговоре с отцом.

«Мельница в полном порядке», – объяснил мельник, сделав круг рукою в сторону своего детища и показав большой палец. В 50-х годах нужда в мельнице была тут очень большой. Ее построили. Глухонемой Федор Карев начал на ней работу. Но через сутки ветряк сгорел. (Жестами и прутиком на песке Федор Иванович объяснил причину пожара – пламя появилось от трения главного вала). Горе глухонемого и желание работать на мельнице были так велики, что он взялся построить новый ветряк бесплатно. Чтобы кормиться, одновременно взялся срубить кому-то из местных жителей дом. И за год с тремя помощниками построил мельницу. Было Федору Ивановичу Кареву тогда двадцать четыре года. «С мельницей я стал человеком. Женился. Троих детей вот вырастил», – Федор Иванович улыбается, глядя на сына, и поднимает большой палец кверху.

С 53-го года ветряк в работе. И весь его нешуточный отлаженный механизм в состоянии безупречном. «Для отца мельница – это вся жизнь. Даже если нет ветра, три раза в день сюда заглянет. Как проснулся – на мельницу. А вот, поглядите, как высоко недавно совсем ценилось отцовское дело…» Карев-младший показал справку о заседании правления колхоза. Слушался один вопрос: назначение мельника на работу. Указана ему плата: «60 трудодней и две подводы в месяц для подвозки дров». Помечено это октябрем 1961 года. Что реально получал мельник в то время – не ясно. Но по бумаге выходило – неплохо. Председателю колхоза в тот год начислялось 80 трудодней в месяц.

Позже цена на профессию мельника уронилась обилием электричества (зерно стали молоть на вальцовках) и появлением пекарен – в домашних печах хлебы печь перестали. Но Ильинский ветряк устоял. Сберегла его страстная любовь к своему детищу глухонемого мастера. Он находил и сейчас находит работу для мельницы. Радуется любому случаю повернуть ветрячок ветру навстречу. «Ветер – мой друг», – начертил он прутиком на песке. И счастливым для себя мельник считает день, когда на ветряке укрепили мраморную дощечку: «Памятник труда и быта крестьян прошлых веков».

Ильинская мельница стоит в стороне от туристских дорог. Но сюда сворачивают на нее поглядеть. А местные старушки, проходя мимо, крестятся на нее, как на церковь.

И теперь о мельнице водяной… Музей в Поленове на Оке известен у нас не хуже Михайловского на Псковщине. В летний день в этом благословенном уголке серединной России бывает две тысячи посетителей. Помимо музеев под крышей, людей сюда привлекают необычайной красоты окский пейзаж, парк, церквушка, недавно бережно восстановленная в соседней деревне Бёхове. «На речке Скнижке были когда-то тут мельницы. Восстановить хотя бы одну. Ведь слышали все, читали. А вот увидать…» – вздохнул директор музейной усадьбы. Директором является внук основателя этого уголка Федор Дмитриевич Поленов. Стали мы с ним фантазировать в зимний вечер, представлять, как выглядела бы водяная мельница в усадьбе и как много бы радости доставила она всем, кто сюда приезжает. Реальность нашим фантазиям придавало сосуществование единственной, как я тогда думал, водяной мельницы, сохранившейся в Брянской области близ Трубчевска. Я ее обнаружил лет двенадцать назад, но теперь сомневался: цела ли?

Оказалось: цела. Председатель колхоза Федор Сергеевич Степанцов на мое письмо немедленно отозвался: «Работает! Приезжайте». Недавно с Федором Дмитриевичем Поленовым и одним из его умелых сотрудников собрались мы на Брянщину – специально увидеть мельницу и разведать: живы ли мастера, способные и в Поленове поработать?

И вот мы в Трубчевском районе, в селе Чижовка, на реке Посорь… Я-то мельницу видел, писал о ней. А спутники мои, много всего повидавшие в жизни, почти прослезились, увидев то, что знакомо сегодня только по книжкам. Мельник поднял затворы, и, пенясь, с шумом побежала вода, закрутились колеса, зашумели жернова в срубе. Купались мальчишки у мельницы, плавали гуси, на лодочке за плотиной сидел рыбак. Не было только русалок… Уняв волнение, мои спутники стали все осматривать, измерять, расспрашивать, какой лес и сколько его пошло на постройку, как работает древний снаряд. Пояснения давали мельник Василий Петрович Сенченко и председатель колхоза. Обнаружилось: с той поры, как видел я мельницу, три года она стояла – размыло плотину. И что без дела стоит – неизбежно ветшает. Когда прикинули, во что обойдется ремонт, зачесали в затылке – хозяйственная рентабельность не покрывала расходов. Но колхозники на собрании настояли: «Восстановить! Одна на всю страну… Обязательно восстановить!» И мельница заработала снова. Чижовцы ею очень гордятся – облагораживает она деревеньку, делает полноводной Посорь, ребятишки тут вьются, из армии парни пишут: «Как наша мельница?» Свадебные машины непременно сюда подъезжают – молодые в омуток под колесами мельницы бросают веночки. Но и, конечно, делает мельница прозаическое свое дело. Два ее жернова могут перемолоть в сутки 400 пудов какого угодно зерна.

– Если мельницу восстановили, значит – живы и мастера? – осторожно начал деликатный Федор Дмитриевич.

Мастера, оказалось, приглашения к разговору уже ожидали. Пришли. Степенно расселись на пенечках и на мешках с зерном. Мельник, расстелив веретье, разложил на нем угощенье – черный хлеб, лук, сало. За этой трапезой, перепачканные мукой, тщательно, всесторонне обсудили мы замысел. Итог: мельницу в Поленове соорудить можно. Чижовцы сразу же предложили свой вариант: колхоз возьмет подряд на строительство. Сруб и плотину поставят сами поленовцы, а всю «начинку» и водяные колеса для мельницы сделают тут, на Посоре, и машинами переправят. Прикинули цену постройки, получилось тысяч 60–70…

Потом чижовцы показали свое хозяйство: поля, колхозный Дом культуры, жилые дома. Узнав, что церковь в Поленовском музее-усадьбе нуждается в колоколах, великодушно сняли с пожарной колхозной вышки старинный колокол – берите! Федор Дмитриевич, расчувствовавшись, обещал прислать в Трубчевский район выставку живописных картин из той коллекции, что побывала в Праге, Париже, и пригласил мастеров и председателя колхоза в гости в Поленово.

Такой была встреча в Чижовке. После нее мы с Федором Дмитриевичем стали опять фантазировать и решили: а почему не построить мельницу на деньги, собранные «в шапку»? Все резоны именно так и сделать. Художник Поленов на свои деньги для народа построил усадьбу-музей на Оке. Почему бы и нам теперь не внести свою лепту в благородное дело сохранения памяти о былой жизни? 70 тысяч – невеликие деньги, можем собрать.

* * *

P. S. Заметки были уже набраны для газеты, когда пришло письмо из Поленова. Федор Дмитриевич сообщает: «Два дня гостили чижовские мастера. Все как следует прикинули, оглядели, одобрили место на Скнижке. Готовы приняться за дело… А мы в октябре в Трубчевский район посылаем живописную выставку».

Такие связи рождает доброе дело. Будем ему способствовать.

Фото автора. 3 сентября 1988 г.

В ногах правда есть
Окно в природу

Присядьте, говорим мы знакомому, в ногах правды нет. То есть на ходу, стоя, нельзя решить серьезное дело. Однако четвероногие наши друзья и соседи по жизни как раз для того, чтобы принять ответственное решение, часто становятся на задние ноги. Делают они это не потому, конечно, что так лучше «думается». Постоять столбиком – значит лучше все увидеть и разглядеть, оценить: опасно – неопасно. И принять решение: либо по-прежнему играть или кормиться, либо скорее – в убежище.

Именно в эти мгновения сняты сурок и выдра. В сурчиной колонии все беспечно кормятся, а сторож, стоящий столбиком на бугре, бдительно наблюдает за окружающей обстановкой. При опасности будет подан сигнал, и вся родня мгновенно попрячется в норы. Подвижные любознательные выдры часто вот так привстают, пристально наблюдают, а уж если надо спасаться, тогда поскорее в дело – четыре ноги.

Столь же характерную позу, когда надо все как следует оценить-осмотреть, принимает медведь. Этому зверю легко удается не только стояние, но и хождение на задних лапах. Передние у него приспособлены для выполнения разных работ – бьет ими рыбу на нерестовых речках, таскает валежник, чтобы прикрыть добычу, унесет улей, соберет в пучки овсяные стебли. Став на задние лапы, передними самцы-медведи делают на деревьях царапины, стараются дотянуться как можно выше. Соперник, ступивший на территорию, по этим меткам знает, с кем придется иметь ему дело.

Цирковой слон на задних ногах вызывает восхищение дрессировщиком. Однако и в природе слоны становятся столбиком. Это случается, когда надо достать с дерева лакомый плод, а хобота не хватает. Соседка африканских слонов газель геринук – изящное, очень красивое существо – пасется, стоя на тонких задних ногах. Такая поза позволяет газели скусывать ветки кустов, недоступные для других антилоп. Заяц становится столбиком, чтобы прислушаться, оглядеться, а также скусить веточку повкуснее. Лиса превращается в акробата, чтобы дотянуться до терна, до винограда. Собака на задних лапах пытается заглянуть через забор. Белки и суслики – мастера стоять столбиком. Львы и тигры на цирковой арене встают на задние ноги по принуждению. Но в природе такие позы они принимают, когда точат о дерево когти передних лап.

Трудно представить стоящей на задних ногах корову, а вот лошади это делают тоже не только в цирке. Дерущиеся жеребцы встают на дыбы, стараясь противника укусить и ударить передним копытом. Похоже, но не кусаясь, держатся на турнирах лоси. Поза «столбиком» у многих животных является позой противостояния сопернику – «смотри, какой я большой».

Нам, людям, стоящие на задних конечностях звери чем-то симпатичны. Может быть, тем, что в этих забавных позах они напоминают нас, прямостоящих. «Ну, Тузик, послужи, послужи!..» И собака охотно балансирует перед нами на задних ногах. Медведи в зоопарках часами могут стоять на задних лапах, хорошо понимая: эта поза побуждает нас кинуть конфетку.

У обезьян шимпанзе, замечено, самки млеют при виде кавалера, ступающего на двух конечностях. В чем дело? Возможно, инстинкт подсказывает обезьяне: передние конечности у этого молодца пригодны не только для ходьбы по земле, и наследство его вырастет «рукодельным», а это для обезьяны немаловажно. Может быть, через эту фазу естественного отбора прошел когда-то и человек, высвобождая передние конечности. Мы ведь тоже когда-то ходили не на своих двоих – на четырех. Труд нас поставил на две ноги.

Фото из архива В. Пескова. 10 сентября 1988 г.