Текст книги "В темных религиозных лучах. Свеча в храме"

 
Так свято пред очами Неба девство,
Что если искренно душа блюдет заветы —
Тьма ангелов на службу ей готова.
 

Если вам, семейным людям, и хочется вознесть на высоту супружество, то кто же вам мешает совершенствоваться?

У нас Церковь празднует даже зачатие Богоматери и Предтечи, тем доказывая, что и плоть одухотворяется до возможного предела; но Рубикон все-таки стоит между парнъии и одиноким человечеством – для общего спасения и, быть может, взаимной помощи[241]241
  Замечательно. После всех суждений и всяких «да» в сторону брака, высказанных мной за много лет, – должен сознаться, вот когда мне открылась теперь особая категория людей и организаций лунного света, что брак действительно нуждается в помощи и дополнении этими людьми лунного света (отнюдь не дозволяя руководить собой и устраивать себя). Нужно спокойно и правильно размежеваться: «Тебе – Запад, мне – Восток», с переплетениями, с прослойками, с оазисами, нигде не стесненными, ни от кого не угнетенными. В. Р-в.


[Закрыть]. Пусть две параллельные линии славят Единого Бога. Его воля да ведет каждого человека своим путем.

Старица одна мне говорила, что во взоре можно узнать девственность. Быть может, это прирожденная черта. Всем – разные дары и способности. О, ради Духа Святого, будьте осторожны в слове. Горе соблазняющим малых».

Вера[242]242
  Письмо (из Москвы) подписано, довольно характерно, одним крестильным именем. В. Р-в.


[Закрыть]

2

«Ваша статья в № 195 „Русского Слова“ еще более заставила думать о том, что волнует меня много лет и остается неразрешенным…

Кто-то, что-то не позволяет мне вступить в брак и заставляет хранить сокровище, скрывая, ценно ли оно (? – В.Р.). Я прямо недоумеваю, что отвечать людям, вопрошающим о моем образе жизни, который мне продиктован таинственной силой.

Знаю, что мой духовник называет мое состояние блаженным и говорит: „Достоинства твоего у меня нет, а недостатки твои и у меня есть“. Видимо, я владею большим в его представлении, но это „что-то“ необъяснимо для меня, когда я вижу – Мир Божий в своей природе живет по-другому. Должно быть, Творец его не закончил и предоставил Сыну сказать[243]243
  Замечательная мысль, и нельзя сказать, чтобы она была неправдоподобна. Да ведь это даже так и научно: все «зоологии» знают самца и самку, за этими гранями начиналась минералогия. Вдруг – этот лунный свет, явления лунного света, – «не хочу» пола! Перевертывается собственно все наше познание мира! «Живое», а «не множится»!!! Пока думали, что это «ненормальность», «извращенность», «случай», «шестипалость» – то не обращали на это внимания, и естественно это не затрагивало строя наук, как «описка» не затрагивает «правописания». Напротив, мир органических наук в основе колеблется, во всем плане своем колеблется, раз нам открывается, что исчезновение размножения в живом отнюдь не есть патологическое явление, – не есть и явление, имеющее когда-либо пройти; что оно так же устойчиво и нормально, как размножение, но лишь встречается реже. По крайней мере, мир органических наук так же колеблется, как физика поколебалась с открытием электричества, – «редкого явления, наблюдающегося в янтаре, если его потереть сукном». Девушка-автор хорошо и ярко это выразила, сказав: «Мир (ветхозаветный) не был дотворен и дотворился тогда, когда пришел Сын и сказал: блаженны не множащиеся». В. Р-в


[Закрыть]: „Чада века сего множатся, а кто достиг будущего – пребывают, как ангелы“.

Словно людям можно быть предтечами иного существования! Меня бесконечно умиляет, что Сын Божий – сын Девы, и не это ли восхищение озаряет мою жизнь?[244]244
  Вот глубокий личный родник основных тайн христианства, что они принесли утешение и радость совсем особой категории людей, как-то забытых, да и действительно забытых и обойденных, в Ветхом Завете. Но до какой степени письмо это убеждает нас, что христианство совсем новая и другая религия сравнительно с Ветхим Заветом! В. Р-в.


[Закрыть] Мне кажется, и семейная имеет свои прелести и достоинства, но она – теплей (курс, и далее автора письма), прикосновений к нашему организму, а одинокая – светлей, созерцательней, духовней и поэтому прекраснее, как чающая чего-то. Ожидание – сущность этой жизни. Почему-то лилия, цветок Богоматери, имеет луковичное деление, как прообраз девственности, имеющей своеобразную семью. Быть может, и от одинокого человечества что-нибудь исходит. Компактные личности, быть может, скопят в себе какую-то силу и нужную энергию для мира.

И так Ветхий Завет дополнен новым, и, быть может, два образа жизни есть положительное и отрицательное электричество, оба взаимно нужные.

Я лично церковное управление предоставила бы белому духовенству, а черному поручила бы святыню – посвящение в сан.

Сама я с риском иду по узкой дороге. Прелесть мира стоит у меня в образе Любимого человека, а его брат чтит Неопалимую Купину; и душа у меня борется с сердцем, борется долго, долго…»

Вера

Здесь, в последних подчеркнутых выражениях, почти назван лунный – светящий свет, в отличие от солнечного – греющего, органического… Да, еще вот слово: лунный свет – не органический. А какой? Спиритуалистический. Пожалуй, spiritus в нас – отражение лунного в каждом свете «девства», частицы которого никто не лишен. В каждом – оба пола (от матери, от отца); поэтому каждый вновь хочет совокупиться, но не постоянно же совокупляется, а частью и девичествует; и вот это «девичествует» – и рождает с нем spiritum. Голая самочность, самочность как бесконечное – дала бы непрерывное, постоянное, вечное истечение семени и отделение яйца; в такой мере, как нет и у насекомых и рыб. Но этого нигде нет, ни у кого нет; и потому у рыб и у насекомых уже появился дух, душа, психология. Появилась – насколько они гермафродичны, а не однополые самцы или однополые самки.

Нельзя не отметить также высокой даровитости автора, не говоря об одушевлении, почти прозелитизме! Как она, девушка просто только образованная, превосходит ясновидением суждения профессора богословия в одном из университетов (сообщение С.Ф. Шарапова, в журнале коего напечатана была статья г. Мирянина).

Мне следовало в 1-м же издании книги рассказать случаи «лунного света», какие пришлось встретить в жизни. Так, собираешь скрупулезно сведения по книгам и забываешь, что сам видел.

1) Случай в гимназии, в 7-м и 8-м классе. В 7-м классе я остался на 2-й год и здесь вошел в круг нового товарищества, «догнавшего меня» (снизу). Между ними был один, коего назову N. Семья: мать – вдова профессора; у нее три сына, все учились превосходно, с призванием: один – к математике, другой – к музыке, третий – к филологии, к народному творчеству и проч. Средний, музыкант, и был мой товарищ. Как и его братья, он был здоров и крепок несколько больше, чем «все мы». Усы и борода пробивались чуть-чуть.

Рост хороший, кожа белая, никогда ничем не хворал. Пожалуй, при очень упорном всматривании можно бы заметить у него легчайший налет женственности. Молчалив, солиден, задумчив; вечно потихоньку (под партой) исписывал нотную бумагу (композиция).

Он мне передал – и вообще в ближайшем кругу товарищей ни от кого не скрывал, – что всегда, когда может, т. е. почти каждый день, он, пообедав, уходил к гимназисту 3-го класса, мальчику беленькому и хорошенькому, чрезвычайно серьезному и развитому (для своего класса), страшно молчаливому и почти угрюмому. «Что ты делаешь?» – «Ничего. Сидим и молчим». – «Смешно». Он пожал плечами. Мы все до такой степени были дети в этом отношении, что никому и на ум не пришло назвать это «влюбленностью» или «любовью», тогда как на самом деле было, конечно, это чувство. Кажется, раз я видел их на свидании. Оба не речистые вообще, они и тут не разговаривали – иначе как промямлив один другому что-либо незначущее. Но это я не наверное помню, но следующее – твердо помню, ибо с приятелями мы как-то хихикали над этим: в церкви, куда нас всех «водили», мой товарищ стоял немного сзади «того мальчика», и он не отрываясь глядел на него. «Того мальчика», может быть, это чуть-чуть смущало, но немного. Он, кажется, сам не испытывал этого чувства, но мог гордиться дружбой талантливого и во всей гимназии очень ценимого (за успехи и музыку) гимназиста VII класса. «Дружба» продолжалась все время до окончания курса, т. е. два года. Затем, кажется, все это рассеялось. Лет через 18 я встретил музыканта. Теперь он был композитор; женат; очень красивая жена его кормила ребенка. «Все исправилось».

Вне всяких имен, понятий и проч., это был, бесспорно, случай Платоновой «παιδχά». К сожалению, как и все подобные факты, он пропал для науки, без воспоминаний, без описаний. Добавлю, что юноша этот (как и братья его) был абсолютно целомудрен, не знал женщин до зрелости, и ни одного «скабрезного» слова (как часто среди гимназистов) я от него не только не слыхал, но этого «и вообразить было нельзя».

Кажется, он никогда не целовал мальчика (в голову не приходило); и наибольшее, что происходило физического, это – кроме «неотрывающегося зрения» – прикосновение руки к руке, задержание руки в своей (при прощании). Но абсолютно телесного больше ничего не было, ни как дела, ни как шутки, игры.

2) Преподаватель высшего учебного заведения, холостой, живет в одной квартире с двумя сестрами, будучи связан «духовным супружеством» с одной. Другая сестра – урнинг. Урнинг ли и эта первая, «живущая», – трудно сказать. Все три на «ты». Все три соединились, имея каждому немного за 24 года. С сестрою «в связи» я заговорил: «Почему нет детей?» Она ответила:

«Здесь – другое основание. А корень другой – и весь ствол другой. Было бы совокупление – родились бы дети, родились дети – потребовалось бы хозяйство. Но с самого начала сближения нашего семья была исключена как возможность и надобность. Она мне так же не нужна, как и ему».

Спальни – разные, хотя без всякого между ними «препятствия» или «отделения». Совокупления – нет, и никем (много друзей, знакомых, родных) не предполагается. Всем ясно, что они «муж и жена» и столь же «не муж и не жена». Супружество как бы довершено и остановилось на степени тесной духовной связи, тесного духовного единства, общности быта, жизни, атмосферы, движений; слышания слов друг друга, походки друг друга, шуршания платья; никто бы (из ближних) не осудил, если бы они совокуплялись, – но явно исключено желание этого. Однако ласки, поцелуи, объятия и, может быть, что-нибудь больше, теснее – есть; но что именно – сказать невозможно. Оплодотворения нет.

Обе или, точнее, все три – очень развиты, талантливы, вечно деятельны, все и постоянно много читают и заняты. Все трое любят искусство и любят духовную жизнь, религиозную жизнь.

3) Меня посетил, лет 6 назад, оканчивающий курс военного учебного заведения (по артиллерии) юноша – с целью «поговорить о религиозных вопросах» и спросить о Хомякове и вообще о славянофилах. Удивившись несовместимости с военными науками, я, однако, отвечал. С тех пор мы не часто видаемся. Вид: очень крепок; по цвету кожи – как «налит кровью». Мускулист. Рост небольшой. Он мне рассказал, что более всего влечет его церковная жизнь, а ум занимают предметы богословия и нравственные. Но около этого – в суждениях огромная твердость, военная твердость. Ничего рыхлого, «мямлистого», бабьего. Ничего сантиментального, слащавого. Года 2½ назад тому он женился, «по глубокому уважению к девушке, которую дома (отчим и мать ее) не понимали и иногда грубо обходились». Вообще ей «жилось тяжело», а «девушка она прекрасная». Он мне рассказал, однако, со смущением, горестью и долей гнева на себя, что «еще не муж своей жены» и боится, что это так и останется. «Я ее бесконечно люблю как сестру, но ничего не чувствую как к женщине». «Страстного желания вовсе нет»… Между тем он, читав статьи мои о браке, глубоко проникся благоговением и восторгом к библейской и многоплодной семье. «Но – нет дела». Слова и мысли – есть, «дела» – не выходит. Мне захотелось увидеть и жену его: высокая, красивая, она имела нечто негодующее в себе (она молчалива), в выражении лица и фигуры. «Ну, – нет, что поделаешь». Через 2½ года все продолжается «нет», и он мне сказал, что жена смирилась с этим, глубочайше любя и уважая его, как и он ее бесконечно чтит и любит как брат и друг.

«Анормальных» отношений, вне всякого сомнения, никаких нет. Здоровье обоих – цветущее. Рост, силы – все цветущее (у обоих). Это – «духовное супружество» древних христиан, без малейшего идейного к нему влечения, при полном идейном сочувствии к плодородной и полной семье.

Поправки и дополнения Анонима

Мною было послано, в корректурных листах, «Дополнение», печатаемое во 2-м издании «Людей лунного света», – лицу, компетентному во всех этих темах. Позволю себе привести его возражения, дополнения и поправки.

«Вы печатаете своих „Лунных людей“ 2-м изданием. Этот цикл ваших идей для меня, скорее для ума моего, – что-то дразнящее, ибо я равно уверен в глубокой правильности и в глубокой учености (? – В.Р.) излагаемого вами. Что-то говорите вы глубоко правильно; но глубоко ложно „относите“ свое написание не туда, куда следует. Но куда? (следует отнести? – В.Р.) Это-то и не вполне ясно. Но вот несколько тезисов, мотивировать которые слишком долго, но в непоколебимости которых я вполне уверен.

1. В области пола: Ваша схема, выраженная рядом положительных убывающих величин, переходящих в „0“ и затем в ряд возрастающих отрицательных величин (самочность и содомия), – недостаточна, как недостаточна и родственная ей схема Вейнингера (М+Ж=1). Может быть текучее, промежуточное состояние пола – то, которое вы описываете и которым занимается Вейнингер, а может быть и состояние высшей мощи и „+“ и Это для рассудка, быть может, вздор, но

„Невозможно… несомненно…“

Таков всегда гений, если только он не психопат. Таков гений народ – эллинский. Насколько отвратительна была для него effieminatio (превращение в женщину. – В.Р.), настолько же прекрасны τα παιδχά. Для кого же в особенности? Для мужественных – не спартанцев и всех лакедолопуфилов.

Человек вовсе не всегда половая „1“, а может быть и „1 000“, и „1 000 000“, и тогда у него „М“ не „= 1 – Ж“, а „= 1 000 – Ж“, „10 000 – Ж“, „1 000 000 – Ж“ и т. д.[245]245
  Эти моей схемой не исключены: «…7, 8…» (до «1 000 000»), с «+» или же с «-», причем крошечный «+» или крошечный «-» противоположного – в том же субъекте – пола никогда не исчезает. В. Р-в.


[Закрыть] У Гете есть совершенно несомненное влечение и к своему полу (превосходное описание сего см. в „Правда и поэзия“, случай во время купания). Но он – не только женствен, но и весьма мужествен. При этом: гениальность (= дву-полость) дает полноту внутренней жизни и какую-то непрестанную удовлетворенность, внутреннее кипение и бурление, игру, „букет“; а Drei-schenformen, т. е. ваши, исследуемые вами субъекты, напротив, всегда недовольны, не могут быть довольны. Таков и автор приведенных у вас „Воспоминаний послушника“. „Нытики“ всегда таковы; в них не хватает сексуальности, жизни, соков. Из них не брызжет ни старое вино язычества, ни новое – христианства. О. Уайльд – отвратительный тип из вашей коллекции; но Гете, Платон, Сократ и др. не из нее и в нее не вместятся[246]246
  Автор, прочитывавший только одно «Приложение» для замечаний, едва ли имел в виду или свежо помнил текст остальной книги. Но, может быть, у автора копошится и кое-что новое насчет пола. В таком случае это чрезвычайно важно. Оставляю для читателей слова письма в том полупонятном виде, как читаю их сам. Будущее дополнит и разберет. В. Р-в.


[Закрыть].

2. В области религии. Явления, описываемые и изучаемые вами, существуют во всех религиях и всегда существовали, даже специально культивировались (в Южной Америке – путем полового истощения и т. п.; оскопления и полуоскопления и т. д.) явления промежуточных ступеней пола; и в христианстве, лучше сказать – в мире христиан, есть они, но бесконечно меньше и слабее[247]247
  То есть собственно упомянуты «меньше», – изложены, вошли в «догматическое изложение». Но подспудно как же можно сказать «меньше», когда собственно по степеням отношения к полу все христианство разделилось на церкви: страстно-отрицательное – у католиков, умеренно-отрицательное – у православных, индифферентно-положительное – у протестантов. Здесь я с автором письма совершенно не согласен. В. Р-в.


[Закрыть], как явный привкус чего-то иного, чужого, инородного[248]248
  Не согласен. В. Р-в.


[Закрыть]. Вы противопоставляете христианство (т. е. религию всех народов и менее всего евреев – религию «языков») и Ветхий Завет (религию евреев), но делаете это незаконно, ибо христианство можно противопоставлять религиям, исповедываемым теми же или подобными народами, что ныне исповедуют христианство, т. е. язычникам, но никак не еврейскому[249]249
  Совершенно с этим не согласен; да и из рассуждений автора, где он определяет (далее) христианство как религию надполую, вытекает, что оно противоположно юдаизму и еврейству как религии священного чадородия, т. е. религии специфически половой. В. Р-в.


[Закрыть]. Отсюда-то и происходит, что вы, весьма углубленно пронюхивая в христианстве некоторые струи „s“ (своеполого отношения, гомосексуальности) и верно квалифицируя на природу (? – В.Р.), совершенно ложно определяете их источник, да и не можете определить его точно, ибо не хотите смотреть на язычников. А у них-то, да и во всяком фольклоре, – это влечение к промежуточным формам, это гнушение плотью, и т. д. Они, испытав все грехи плоти, чувствуют к ней омерзение, хотя (и именно вследствие того, что) не могут подняться над нею. Я берусь вам доказать, если угодно, что то, что вы считаете особенностью христианства, было – и было в неизмеримо большей и принципиальной форме – в язычестве.

3. В области духовной христианство, хорошо это или плохо, дает совсем новую стихию (сравнительно?) с только что сказанными: ни – пол, ни – усиление его, ни – смешение, ни – что-либо в этой плоскости, но – подымает в иные сферы[250]250
  Ну, если даже и подымает, то все-таки ео ipso отделяет и, следовательно, ослабляет. Действует отрицательно, отталкивающе в отношении пола. Да автор явно и увлекается, ввиду слов о возлюбленности «скопчества». Как-то в конке я ехал с томом подаренной мне колоссальной Синодальной Библии; там же был и вложенный указатель и перечень «мест», почему-то только к Новому Завету. Скучая конкой, я, открыв слово «брак», перечел по Новому Завету все места, где упомянуто «брак»: и не нашел ни одного места, где, сильно или слабо, прямо или косвенно, не стояло бы за словами о нем выражения, в котором он все-таки принижается, отталкивается, порицается сравнительно с девством. Это было в 1897 или 1898 году. Я до того был поражен, что все места таковы, что у меня защемило на душе: «Нет, напрасно я пытаюсь сцепить крючком семью с Новым Заветом: только терпится, только допускается, только снисходится. И нужно быть прямо нечестным и начать подтасовывать, «бегать тараканом из угла в угол», чтобы подвести семью, брак, детей «под Покров сюда». Но ведь отсюда необозримые практические последствия, увы – печальные. Но как же автор, сам на это указывающий, говорил выше, будто «христианство еврейству не противолежит»?! Совершенно противолежит как «да» и «нет» или, пожалуй, как «любите ли вы ходить в баню» и – «о, конечно, я служу в департаменте неокладных сборов». Христианство и юдаизм взаимно глухи друг к другу et ео ipsissimo [и именно тем самым – лат.] смертельно враждебны (обрезание – крест, орган обрезанный – адамова голова, т. е. череп, под крестом изображаемый). В. Р-в.


[Закрыть]. Христианство отвлекает от пола? – Да. Но – райскими песнями, а вовсе не смешениями. Истинный монах вовсе не становится женщиной – ничуть; он перестает быть мужчиной[251]251
  Боюсь, что это словесность, а не natura rerum [природа вещей – лат.]. Епископ Феофан, ректор СПб. духовной академии, – конечно, прекрасный инок, и, в частности, аскетизм его простирался до отказа принимать к себе в келью-квартиру родных женского пола: но ведь лицо его, рост его, вся его фигура и, наконец, манеры открывают в себе сущую девушку, сокрытую под мужским (небольшая бородка) образом. Также, когда печатались в последние годы портреты разных «Иванушек»-трезвенников, увлекавших народ, – все непременно безбрачных, – я поражался этой однотонностью все почти девичьих лиц. Конечно, тут нужны, однако, галереи портретов. И со временем такие галереи будут собраны и изданы. В. Р-в.


[Закрыть]. Что же он? – Ангел, существо иных измерений[252]252
  Да ведь и я провожу везде в книге, что монах «несоизмерим» с остальным человеческим миром, но потому несоизмерим, что у него самец и самка «равноденственны», что он «экватор» человеческого рода, не принадлежащий ни к мужскому полу, ни к женскому, что в нем не «М + ж», а «М + Ж», говоря языком Вейнингера. В. Р-в.


[Закрыть], абсолютно несоизмеримое с нашим миром, ни мужским, ни женским. Если же райских песен нет, то он – то, что был, или вроде того, т. е. либо муж, либо полумуж, либо двуполый, одним словом, то, чем он был бы естественно, в язычестве. Но райские песни не прибавляют и не убавляют в нем женственности. Однако легко допустить, что бытовые условия (не онтология) гонят в монастыри тех, кто не находит себе места в миру, вследствие неспособности к браку, т. е. что часто монастырь служит не местом подвига, а – убежищем для „бесполого“.

Так – по существу дела. А практически, бытовым образом, христианство уцеломудривает, т. е. делает его (человека? всякого? – В.Р.) целым в том положении, куда он имеет метафизическое самоопределение, – к браку ли, к безбрачию ли. Оно, если хотите, делает крепким пол у того, кто „может вместить“ его, пол, и делает крепким бесполое у того, кто может вместить последнее[253]253
  Страшимся, не слово ли это только. Однако кое-что действительно брезжит такое… Бытовым образом, семейственность и плодородие ведь процветают весьма и весьма у многих истовых крестьян, истовых купцов, но обратим внимание особенно на духовенство. «Антихристианство», конечно, никому здесь и в голову не приходит; но посмотрите на необыкновенную крепость породы у духовенства, у иереев, у диаконов, у прежних дьячков; а крепость породы и обилие детей, притом даровитых, – это уже signum [знак – лат.] могучей самочности. Как-то, думая «хоть к концу обедни попасть» и поставить свечку, я торопливо вошел в церковь на Загородном, близ Гороховой; но опоздал, обедня кончилась, и церковь (огромная) была пуста. Громко разговаривая (гулко отдавалось), выходило, в осенних рясах, несколько лиц из служившего иерейства и диаконства. Я быстро подошел к ящику, взял 1–2 свечи, поставил перед образами, положил поклоны и вышел. Но обомлел на паперти (очень высокая, почти в рост человека, лесенкой): сойдя с нее, разговаривали – очевидно, перед тем, как проститься и разойтись, – два иерея. Оба были не старее 40 лет; оба были очень велики ростом, оба были очень черны, черноволосы, при белом прекрасном лице. С волосами, на плечах лежащими, они положительно являли образец мужской красоты. От них трудно было глаз оторвать – «и говорили бы вы, говорили» и «глядел бы я на вас, глядел». Потом ведь число детей у духовных, «в живых», нередко переваливает за 11, а больше 5 – сплошь. Бездетных семей – почти нет. Если, далее, посмотреть (в удачных случаях) на «матушку», то всегда она являет в самом теле и в достоинстве важных манер что-то священное. «Не затанцует» и не «завертится»… И конечно, если уж в ком, то в «матушках» просвечивает лицо древней «Mater deorum», «Mater Magna» [ «Мать богов». «Великая мать» – лат.] и т. д., а никак не в претендующих на это декадентках, не способных родить даже таракана. Нельзя не думать, что хоть часть этого относится как к первопричине своей к размеренности у духовенства совокуплений. «Нельзя в посты, постные дни, и – накануне церковной службы», т. е. можно в воскресенье, понедельник, вторник, четверг. Что же получается? Кажется – только дни «запрещений». Но «запрещенное» естественно не осязается: просто – «нет ничего». Поэтому на самом-то деле пол осязает только дни и вечера и ночи «позволения», как нечто «уставно-положенное». Входит в душу нечто от ветхозаветной субботы, входит не как вербальное впечатление, а как деловитое повиновение заповеди – «оплодотворяйтесь, множьтесь». Этот положительный, ясный, открытый, «по уставу», и вместе – разреженный (выпали постные дни и посты) характер совокуплений породил все изумительное здоровье и изумительную житейскую стойкость нашего духовенства. «Одна на всю жизнь жена», полное (фактически) запрещение развода, какая-то бытовая неразрешимость вдовам-матушкам вступать во второй брак и другие мелочи, хотя индивидуально мучительные, хотя законно не мотивированные, – однако все сошлись в один уголок что остался хотя где-нибудь, в одной частице христианского населения, древний ιερος γαμος, «священнобрачие», не по предшествующему обряду, а по характеру течения. Совсем другое само-осязание, само-обоняние, само-вкушение, само-мышление, само-воображение!!! Тут бы еще подлить нечто от «Песни Песней»… нечто от омовений, из немного «священных курений»… Но так трудно, в христианстве, изречь словесно-положительное. Ведь и в духовенстве все совершилось «бытовым образом», все вошло «фольклором», а не через «Свод законов». В «Своде законов» указаны только «нельзя» (дни)… Может быть, только через 500 лет зазвучит и в законе, «следует», «должно», «желанно». В. Р-в.


[Закрыть]. Самое место («могий вместити»), как вы знаете, двузначно и может быть равно относимо к браку и безбрачию, – даже по контексту относится скорее к первому. Но что брак в христианстве бесконечно труден – это так, и, мне думается, если говорить что – так это не против монашества, а против духовной аристократичности всего в христианстве: оно – для избранных. Кстати, так именно, как говорю я, т. е. в отношении к браку, разумеет текст „могий вместити“ известный профессор М.Д. Муретов и епископ Антоний (Флоренсов), живущий на покое в Донском монастыре, в Москве, – человек в высшей степени духовный, мудрый и прозорливый.

Но как бы то ни было, есть подозрительность к полу в общечеловеческом сознании, у всех народов, во все времена. „Похабщина“, т. е. цинизм в отношении пола, всегда и всюду существовавшая, доказывает совершенно определенно, что всегда и везде затрагивать пол[254]254
  «Трогать его» так же нельзя, как «трогать», обнажать, выводить «к свету» и «на открытый воздух» корни растений, деревьев. Вредно, убивает и, наконец, «грязно» (копаться в земле). Отсюда всемирный инстинкт отвращения к такому «копательству около корней». В. Р-в.


[Закрыть], хотя бы в разговоре, было щекотливо, что от этого смущались, что этого стыдились. Вот эта сторона пола, нечто для общенародного сознания темное в нем (как в гоголевской русалке-мачехе) и послужило источником возникновения общенародной брезгливости к полу, выразившейся в создании монастырей, безбрачного духовенства и т. д., вне христианства, – и кое-что отсюда, из готового, бытовым образом, перешло к нам (католический целибат и т. п.)[255]255
  Если бы только так, т. е. не принципиально… Но не будем спорить, до того удобна и «спасительна» эта точка зрения. Следуя ей, нужно бы стремиться к справедливым и неизбежным переменам в церкви, особенно касательно брака, и не юридическим способом, а бытовым способом, все погашая и умягчая вражду и преследования к «нарушениям» закона, слишком от древности «жестоковыйные». Мне, напр., известен случай, когда один вдовый священник никак не мог расстаться с любимой им женщиной, с которой он жил. Тогда епископ местного града – лицо высокого (общерусского) авторитета, – узнав все от священника, пожалел его и сказал: «Ну, что делать, я вас переведу в глухой приход, и там разговоров не будет». Т. е. позволил епископской властью. Другой подобный случай был с одним южнорусским епископом: его полюбила одна (увы, замужняя) женщина и, оставив мужа (чиновника не крупного), следовала за епископом, куда его ни переводили. Мне передавали о грубых словах («возите с собой бабу»), в которых кричал на него Победоносцев, уволивший его «на покой». Но другие епископы мне о нем говорили, качая головой: «И какой он прекрасный человек, воспитанный, деликатный, к священникам был милосердый». Явно, не будь святого гонения, они «товарищеской иерархией» смежили бы глаза на «случай» и «исключение». Точно так же следует, «не споря с канонами» и не «нарушая закон», – вообще погружать в темноту и безмолвие «случаи», никогда не расторгать счастливых супружеств, как бы «неправильно» они ни были заключены, и расторгать все несчастные; внебрачных детей «привенчивать» (как было постоянно до Петра Великого)… Века через два тогда картина семьи вовсе бы изменилась, и изменилась без всякого «консисторского скрипа» около нее. Последний идеал, однако, полное восстановление библейской семьи, библейского многочадия, гладкости и тишины. Сюда надо внести правило: «надломленной трости не преломи». В. Р-в.


[Закрыть].

Мне хочется рассказать вам нечто об авторе напечатанных (стр. 144) у вас „Воспоминаний“, которого и я знавал. Это по наружности очень неуклюжий, худощавый и высокий человек. Но собственно женского[256]256
  Ведь он активный и, след., женского в нем ничего и не должно было быть. В. Р-в.


[Закрыть] в лице ничего особенного нет. Теперь здоровье его весьма пошатнулось, память ослабла, внимание ему трудно сосредоточивать на изучаемом; но ранее способности его были превосходны: сообразительность, память, интерес – все отлично, и вообще какая-то врожденная (говорю о крестьянине, заметьте) интеллигентность. Явное уклонение от ручного труда, мало, думается мне, любви к природе, но весьма большое стремление и вкус к труду умственному, к учительскому слову, к изобретению и к чтению книг, к эстетике, искусственной жизни[257]257
  Вот люди или, вернее, категория людей, которые и по Библии «первые изобрели музыкальные инструменты» и мастерство «ковать» и построили «города»… В. Р-в.


[Закрыть]. Сердцем он весьма добр, нищелюбив (и его любят нищие), охотно всем помогает, услужлив. Не любит, не выносит грубостей[258]258
  Совсем «начало цивилизации»: эй, да ищите же вы, историки, начало великих городов и замечательных царств не в «преимущественном географическом положении реки Тибра», а в урнингах, в средних формах пола, в странном осложнении их талантоммузыкальностью и художеством. В. Р-в.


[Закрыть], пошлостей, руготни, очень терзается даже одним неприветливым словом и несколько дней не может после успокоиться.

На свою особенность («S») он смотрел сперва просто, но чем более приглядывался к себе самому и к людям, ему подобным в половом отношении, тем более отвращался от своей организации, ужасался своих влечений и теперь не может говорить о них без слез и содрогания. Чувство глубокой оторванности от всего человечества, от чина природы, от естества – не покидает его, и на лице его всегда какая-то тень, тревога, печать. Это совсем не чувство сердечного покаяния (есть у него и оно), но внутренний протест и темная тайна. Что есть что-то за ним, это, как я заметил, чуют люди; и многие, особенно женщины, выражали мне о нем свое недоумение: – „Что-то есть на душе“. – „Что с ним такое“. – „Совесть нечиста“. А он сам говорил мне не раз, что посторонний взгляд сего не усматривает и не усмотрит, но они, „свои“, с первого же момента угадывают своего: „какая-то словно искра проходит“ и неудержимо начинает влечь к греху, вопреки воле, рассудку, убеждениям и даже чувству. Но, по его словам, у всех людей такой организации на лице словно „каинова печать“, и по ней-то он и понял, что их жизнь – Богопротивная, мерзкая, преступная, хотя и сам не может сказать, в чем именно она такова, или, лучше сказать, его объяснения слишком формальны и заимствованы из „нравоучения“. Он уверен, что с женитьбой все это пройдет, и именно из-за этого очень хочет женитьбы. Но остаться в тяжелом материальном положении, избалованный монастырем, тоже не решается и мечется, не находя себе покоя, и страдает ужасно. Довольно давно уже послушник этот решил во всяком случае отвратиться от тех своих влечений и держится на этом, кажется, без слишком больших усилий.

Несколько слов еще о препод. Моисее Угрине[259]259
  Твоему, Иисусе»… Мне было и самому неприятно это писать, и я рад отказаться от всякого нарекания или подозрения в анормальности Преподобного. Но одно – он, и другое – окружающие словеса около него написателя «Жития». Случай естественного сопротивления мужчины перед бесстыдной бабой переведен, благодаря неосторожной речи, в какое-то чисто уранистическое исповедание вражды вообще к жёности, к бабству, к женственности, и это положительно несносно, еретично и было исторически глубоко вредно. В. Р-в.


[Закрыть]. Уверены ли вы в вашем толковании? Не слишком ли это – не верить прямому свидетельству его самого: „Могу, но не стану“, – и утверждать – „не может“? Мне думается, прежде всего, что всякий мужчина – именно мужчина, а не полуженщина – поступил бы так, ибо мужчина в высшей степени не дозволяет женщине звать его и, в особенности, требовать его[260]260
  Глубоко верно! Даже «звать», именно… И настоящая «женственность», вот нежнейшая и страстнейшая, никогда не «позовет», а только тихо ожидает… Но «тихие ожидания» ее через воздух передаются мужчине, и это сильнее всяких зовов. В. Р-в.


[Закрыть]. Мужчина может быть насильником, может быть, слегка (мне делали признания) – всегда насильник. Но именно потому он, будучи агрессивен, не терпит ни малейшей агрессивности в женщине и ищет в ней лишь пассивности, страдательности. Для мужчины не „чистого“, с примесью бабоватости, требуется, чтобы не он насиловал, а его насиловали, насиловала женщина. Он хочет не требовать, а лишь сдаваться, быть взятым, чуть не принужденным. Но настоящий мужчина в высшей степени оскорбляется даже намеком на то, что инициативу может проявить не он, а женщина, и если она будет настойчива, то мужская гордость будет прямо пропорциональна квадрату ее настойчивости. Мужественность тогда будет возрастать гораздо быстрее, чем женское алкание и возбуждаемая, тоже усиленно, чувственность, и будет настолько обгонять последнюю, что вместо притяжения будет все усиливающееся отталкивание. Современная психопатология приводит поразительные примеры, как известная идея или чувство, раз начав парализовать какое-либо естественное влечение, крепнет до такой степени, что даже голод и жажда, сон и половое влечение и т. п. оказываются задержанными на долгое время; и лишь специальное уничтожение задерживающей идеи или чувства возвращает в нормальное состояние угнетенную функцию. Однако эта задержка функции может длиться месяцы, годы и даже всю жизнь. Так у мужчины, раз мужская гордость затронута, половое влечение будет парализовано, и чем больше будет насилия над мужчиной, тем несокрушимее будет его отпор. У препод. Моисея было сперва затронуто его религиозное убеждение, что незаконна связь; была затронута гордость его рабством; было чувство непристойности состоять в весьма двусмысленном положении раба-удовлетворителя похоти взбалмошной хозяйки. Если бы она отнеслась к этому спокойно и осторожно и была сама скромнее, слегка намекнув ему, что он может жениться на ней, то очень может быть, что Моисей почувствовал бы влечение к ней и все обошлось бы благополучно. Но когда его хватают, требуют, подкупают, оскорбляют, пытают, – что, скажите, оставалось ему делать, как не то, что сделал он? Да, именно „могу, но не хочу“. „Не стану… убирайся… Лучше умру, чем коснусь тебя…“ Дивлюсь кротости преподобного: этим он святой, а не воздержанием. Всякий другой на его месте не то бы ответил подобной особе. И ничуть не содомит Иосиф, когда жена Пентефрия искушала его, в негодовании вырвался от нее; когда же сам он действовал, тогда он был силен: доказательство сему – дети его. Осмелюсь думать, что и В.В. Розанов, если бы его схватила на улице какая-нибудь особа и, то предлагая денег, то колотя по голове зонтиком, стала требовать, чтобы он лег с нею, и это нахально, громогласно, перед всеми, – то В.В. обругался бы и плюнул, предпочитая попасть в участок по наговору навязчивой особы, чем в ее будуар. Не так ли? „Кровь в нем не взыграла“, – пишете вы. Да у кого она „взыграла“ бы (если он не совсем потерял человеческое подобие), когда его то подкупают, то бьют, то позорят, чтобы заставить ее „взыграть“. [261]261
  Совершенно основательно; в статье «В мире образов и подобий» (см. книгу «В мире неясного и нерешенного») я сам же указываю, что если в дверь постучат и просят: «Где спички?» – то уже настроение у запершихся в комнате падает, и «что было желанно» – становится «невозможно». Вообще «не будете любовь» – общий канон. Отсюда – «покой» субботы, исключение на целых 24 часа всякой заботы, всякой работы, всякой посторонней мысли… Ну, вот и все хорошо обошлось с Моисеем Угриным, и слава Богу. Праведники суть праведники, и «делают» ли что – хорошо, и если «не делают» – тоже хорошо. И вообще «хорошо» с ними и вокруг них, и это и есть суть праведности. По чему же и как «праведность» мы узнаем и начинаем различать от «неправедности», как не по лицу прекрасного человека, которым мы прежде всего восхищены и уже потом называем «праведными» слова его, дела его… А Моисей был воистину прекрасен. В. Р-в.


[Закрыть]

Я вам скажу еще несколько слов вне очереди и порядка, возникших у меня при чтении вашей корректуры. В монашестве, которое носит одну „форму“ и повинуется тому же „уставу“, есть тоны и тоны, одна душа и другая душа. В К-ской губ., в Н-ском монастыре, мне привелось знать одного затворника высокой жизни и подвига. Жил он верстах в 15 от монастыря, и ходило к нему множество народа, вообще авторитет он имел великий. Но, несмотря на этот авторитет, по существу он вовсе не „из монахов“. В своем губернском городе он был дьяконом, потом священником, были у него жена и дети. Когда дети обзавелись собственными семьями, а жена умерла, он в возрасте уже 55 лет ушел в „Пустынь“, а потом и в затвор. Выходит, и то вопреки своему желанию, по послушанию начальству, из затвора один день в неделю и исповедует и наставляет приходящий к нему народ целую ночь напролет; а потом опять на шесть суток уходит в свой затвор. Теперь это уже ветхий старец, и нужно серьезно подумать о том, как велик его подвиг. Но… хотя и все в нем безупречно, однако нет благоухания о. Леонтия и старца Кирилла в Н-ском монастыре. Те, и неважное говоря, сопровождают слова еле слышным аккомпанементом „гармонии сфер“, а этот и важное говорит без музыки. Это непередаваемо. Но пред теми умиляешься, а этого уважаешь, тех „обожаешь“, а этого „обсуждаешь“. В нем чувствуется не плохой и не хороший монах, а превосходный и добродетельный мирянин. И невольно думается о скучных песнях земли.

На стран. 146 вы говорите: „Почему прелюбодеяние супругов карается строго церковью, а извращенные формы пола отпускаются на исповеди легко?“ Но ведь страдает в первом случае семья, невинные, а во втором только виновные или виноватые[262]262
  Высокоспособный Аноним рассуждает то как Платон в Афинах, то как член консистории в Петербурге: и в сих словах и ниже он, «обожая» предмет свой, отрицает, чтобы ему необходимо было умываться поутру. Будем реальны прежде всего, ибо реальность (в сей сфере) есть прежде всего жалость. «Прелюбодеяние, по вине коего расторгается брак» (с эпитимьей), никогда не бывает «случаем в гостинице»: это лишь фиктивно и на суде, через лжесвидетелей; на самом деле эта унизительная фикция прелюбодеяния проделывается, когда семья распалась вследствие наступления вновь могучей любви и вот эпитимия на 7 и даже на 3 года зарезывает эту новую любовь на могиле прежней любви, гасит зарю новой жизни и повергает людей прямо в задыхание, отчаяние и иногда в самоубийство (см. в «Семейном вопросе в России» письма Ен-лова, где «разводимые» 10 лет ждали, и «уже все у нас перегорело, и когда женились – родили одного ребенка, и хотя живем вместе с нею, между собой уже не живем и почти не жили». Это же ужасно: погребены «задержкой» двое, и никому не в радость, потому что первая жена сама сблизилась у него с другим, а детей у них не было. Но рассуждение автора в том отношении любопытно и важно, что показывает «складывание в истории вообще подобных рассуждений, где «язык без костей не ломится» и «писали что хотели», только чтобы закруглить вечную в христианстве формулу «любви» – но без любви, потому что без соответствия с действительностью. Идеализм – жесток, даже когда это есть идеализм любви. Возвращаясь к идее, что «надо умываться поутру», скажем по адресу Анонима и сонмов таких увлеченных, таких пылающих ревностью к Церкви, что остается вечною заповедь – «не сотвори себе кумира», не сотвори его даже из церкви… «Ни на земле, ни на верху-горе, – сказано, – ни под землей, ни на небесах». Ах это учение о «кумирах»: оно одно защищает свободу человека на земле и счастье человека в жизни. Я понимаю: надо – чтить, наконец – прекрасно чтить. Но тут какая-то, иногда в тумане, граница, которую необходимо нащупать, не нащупав которой мы погибли. В. Р-в.


[Закрыть], которые наказуются ipsa re[263]263
  Сами по себе (лат.).


[Закрыть]. Церковь защищает семью („чтобы другим повадно не было“), жену, детей, ибо прелюбодеяние есть всегда род убийства их; но Церковь не насилует просто грешника: „спасайся о Господе“ (из чина пострижения по окончании пострига), „не спасешься – тебе же хуже“. Вы можете не соглашаться с целесообразностью строгих эпитимий прелюбодеям – не стану спорить; но зачем видеть вражду там, где действует любовь (гм, гм… – В.Р.). Затем, разве можно сопоставить официально назначаемые эпитимьи разводящимся с тайно назначаемыми за содомию? Там их назначают по закону, а здесь по милости (ну, а плечи-то несут одни. – В.Р.). Кайтесь в прелюбодеянии пред старцем, он тоже не назначит вам 7-летней эпитимии. Заявите о содомии в суде, и тогда получится суровая кара[264]264
  Да, это все так… и судов бы в браке, как в таинстве, вовсе не надо: все «начинал бы» и «кончал» местный батюшка в приходе. Тогда бы не было ни волнений, ни язв. В. Р-в.


[Закрыть].

На стр. 364 вы пишете о порядочности в „S“. Да, по крайней мере относительно автора „Воспоминаний“, скажу по личному наблюдению, – весьма порядочен, очень любит детей (это против вас) и дети его очень любят, умеет обходиться с ними, ищет возиться с ними, никак и ничуть в нем нет монашеской жестокости. Знаете, мне думается, что монашеская жестокость чаще всего бывает от нечистой совести и озлобления на себя[265]265
  Золотые слова. Я думаю, вообще всякая жестокость, мировая жестокость есть наружу выходящая злоба на свой грех: но как нельзя же «себя за бороду драть», то обычно дерут другого. Тут, не говоря о морально-церковном мире, об инквизиции, и «муза мести и печали», и «громы» обличения Щедрина, и «Дума народного гнева» (1-я Госуд. Дума). Возненавидели землю свою, возненавидели ее Калиновской злобой, но чем удавиться бы, «трясясь и стеная», вошли в редакцию журналов и газет, вошли на кафедру Думы, и – «ату ее, мать родную землю». Все это – Анджело, и не более как Анджело. Но как гениален Пушкин в этом очерке. В. Р-в.


[Закрыть]. Меня более откровенные монахи уверяли, что без половых пороков живут очень-очень немногие из них. И вот люди мнящие о себе, не смиренные, начинают ожесточаться на себя и на других (Пушкинский «Анджело»).

На стр. 365 вы именуете совокупление физиологическим гипнозом (это ad lectorem, для ясности читающему. – В.Р.). Пожалуйста, измените это выражение, ибо если так, то совокупление осудительно. Да и не выражает сути дела. Скорее – „взаимное питание“ веществами, недостающими каждому полу. В статье проф. А.Ф. Бранда „О Браунсекаровском способе лечения“ («Врач», 1893 г., №№ 35, 38) говорится о взаимном питании полов через совокупление (вполне согласен. – В.Р.).

И еще последнее NB: знаете ли, что „извращения“ всех родов вообще распространены у всех животных (мне говорил это Л.К. Попов, „Эльпе“ Н. Вр. —В.Р). Об этом я читал когда-то целую книгу, но сейчас забыл имя автора. Она на русском языке. Если нужно, вспомню (очень бы любопытно. – В.Р.).

Аноним»