Текст книги "Гвардеец Бонапарта"

Ничего не отвечая, Лаура завернулась в простыню и подошла к лохани. Она села, но ноги ее так и не поместились там и, сидя в этой нелепой позе, она беззаботно сказала:

– Некоторым следует попытаться раз и навсегда заниматься только своими делами.

– Ну-ну, ладно, – Ида миролюбиво махнула рукой, подошла к столу с остатками вчерашнего ужина и взяла кусок жареного цыпленка. – По крайней мере, вам хватить времени сперва поесть, – довольно пробормотала женщина.

– Доминик сказал, что ничего вкуснее он никогда не ел.

– Я и не удивляться, – Ида стала убирать каюту и начала собирать разбросанную по полу одежду Лауры.

– Ида, не нужно, я сама.

Однако было уже поздно. Ида заметила, что платье порвано и поцокала языком.

– Да, да. У вас быть немного времени, чтобы поесть, похоже, чертовски поспешные молодые люди.

– Послушай, ты меня вгоняешь в краску.

– А-а, у тебя еще есть чувства стыдиться?

– Ну, Ида!

– Я идти тебе за другим платьем, надо, чтобы кто-то объяснил мужчине, зачем есть пуговицы. Ты должна знать. У тебя остаться только два платья, – свернув в узел испорченную одежду, женщина вышла из каюты.

Лаура облегченно вздохнула, когда ее «дуэнья» вышла из комнаты. Придирчивости Иды хватило бы с избытком на двух матерей.

Час спустя, одевшись в свое платье с передником и белым палантином, девушка вышла на палубу. С кормы до нее долетали соленые брызги, в снастях посвистывал ветер и все вокруг словно дышало свежестью, силой и счастьем. Лаура заметила, как сверху ей помахал рукой Тим, и в ту же секунду услышала позади себя голос Доминика.

– Тим почти так же проворен, как и все остальные матросы. Его мать будет ужасно рада и горда, когда увидит его.

Лаура резко повернулась.

Одетый в черные матросские штаны и открытый жилет из черной кожи, Доминик в это мгновение совсем не походил на того изысканного джентльмена, которого она знала в Новом Орлеане. Скорее уж он был похож на самого отъявленного головореза с пиратского корабля. Он наклонился и поцеловал руку девушки.

– А я даже и не слышала, как ты подошел, – улыбнувшись, воскликнула она.

– Я подкрался словно змея.

– Ну, тогда мог бы, и поцеловать украдкой.

– Я взял себе за правило никогда не целовать женщин на глазах у экипажа, а то они будут ревновать.

– Ну и сколько же ты женщин целовал тайком, во время своих поездок?

– Ты что, ревнуешь?

– Нет… То есть, да.

Доминик прикоснулся ладонью к ее щеке.

– Не нужно, ничего такого не было.

– А я тебе не верю.

– Что мне сделать, чтобы заставить тебя поверить?

Лаура озорно улыбнулась и ее золотистые глаза словно облили его теплым светом.

– Тогда поцелуй.

– Но, дорогая…

– Ну, хоть немножко.

– И ты поверишь во все, что бы я ни сказал?

– Да. Ты даже сможешь мне сказать, что самой молодой из твоих пассажирок было девяносто шесть лет, она была лысая и с густыми усами, я и тогда тебе поверю.

Доминик прижал ее спиной к мачте и горячо поцеловал, причем его ладони скользнули на бедра Лауры и он прошептал, неохотно оторвавшись от ее губ:

– Не буду тебя обманывать, ей было девяносто девять, у нее была борода, одна волосинка на голове, и ее деревянные зубы клацали всякий раз, когда я ее целовал.

– Ты все-таки ужасный человек.

– Вот-вот, то же самое и она мне говорила.

Засмеявшись, Лаура повернулась и оперлась на перила ограждения. Доминик подошел следом за ней и, став позади, положил руки на ограждение по обе стороны от нее.

– Клянусь всем, что у меня есть, что на тебя смотреть одно удовольствие, Лаура Бретон Шартье, когда ты вот так стоишь, и ветер играет твоими волосами и треплет твои юбки.

– Ты бы не очень пялил на меня глаза, мой любимый пиратский капитан, потому что я могу запросто растаять от огня, которым ты меня жжешь.

– Ну, тогда дай я тебя обниму, чтобы ты не улетела, словно струйка пара.

– Ах, нет, не забывай, что твои люди могут приревновать.

– Да их подружки не так уж и далеко, они могут потерпеть, пока мы не достигнем Грант Терра.

– Грант Терра? А я думала, мы плывем в Новый Орлеан?

– Мы не можем плыть прямо по реке, пока Клейборн не примет мою клятву на верность и мою присягу, что форт Сент Филипп просто сметет нас с поверхности моря. Придется нам идти дорогой пиратов, через залив Баратария и дальше по протокам.

– Ой, я и забыла про старого Клейборна.

– Чш-ш-ш… не надо печалиться, пройдет очень мало времени и я стану честным матросом, и на моем гафеле будет развеваться звездно-полосатый флаг, вместо Красного Дракона. Тебе не придется стыдиться за то, что ты носишь мою фамилию.

– Я бы гордилась твоей фамилией независимо от того, под каким флагом ты плаваешь.

– Неужели тебе неважно, что я незаконный сын, которого лишили права носить знатную фамилию Лаффит?

– Юкс – достаточно знатная фамилия, Лаффит для меня ничего не значит. Мне очень жаль Александра Лаффита за то, что с ним случилось, но я люблю Доминика Юкса.

Снова нежно обняв девушку, он посмотрел ей в глаза с таким волнением и такой благодарностью, что она чуть не заплакала.

– Когда ты со мной, все призраки моего прошлого исчезают и больше никогда не будут тревожить меня.

– Мои тоже перестали меня беспокоить с тех пор, как ты вошел в мою жизнь, Доминик, дорогой мой Доминик! Только с тобой я почувствовала себя до конца счастливой.

Прикоснувшись губами к мочке ее уха, мужчина прошептал:

– А когда я тебя встретил, то почувствовал себя так, словно после долгих дней скитания по волнам, вдруг оказался в безопасной бухте. С тобой в мою душу пришел покой.

– Наверное, это Господь нам помог сделать так. – Лаура прижалась головой к его груди.

И вдруг она представила, как его шхуна ведет сражение с кораблями противника. Девушка вспомнила все ужасные истории, которые она слышала о морских сражениях, об огне, крови и страданиях.

Британский флот жестоко разгромил французский при Трафальгаре, и с того времени никто во всем мире не отваживался бросить вызов его величеству на море. И Лаура вновь с беспокойством подумала о том, не напрасно ли надеется Доминик добиться успеха, вряд ли даже помощь братьев поможет ему. Лаура опять чуть не попросила его оставить мысль о том, чтобы сражаться с англичанами, но вовремя прикусила язык. Он же сам сказал, что она принесла ему мир, и покой в его душу, и не следует ей вновь тревожить его тем, что она будет ему говорить о своих страхах.

Лаура вспомнила старую римскую пословицу, которую часто любил повторять отец – «Хочешь мира – готовься к войне». При мысли об этом у девушки подступил комок к горлу. Не желая, чтобы Доминик заметил, как она тревожится, девушка закрыла глаза до того, как на них заблестели слезы. Разве могла она расстраивать его своими опасениями, зная, что жена солдата должна проявлять такую же храбрость, как и сам воин. Но разве можно ей, слабой женщине, смириться с тем, что Доминик готовится к участию в войне, где его могут в любую минуту убить, и все же она постарается быть смелой и бодрой, и будет горячо молиться, чтобы, наконец, пришел мир.

Глава 20

Она пришла в каюту к Доминику в эту ночь, и на следующую, и он любил ее так страстно и нежно, что ей казалось иногда, будто ее сердце разорвется от наслаждения. Лаура даже не предполагала, что может быть на свете такое наслаждение и такое счастье.

Казалось, и Доминик не ожидал, что сумеет пробудить в девушке такую чувственность и жажду любить и быть любимой. Однако, несмотря на всю их близость, он так и не заметил, какой ужасный страх все это время, мучил его будущую жену. При свете единственной лампы Лаура смотрела на лежащего рядом с ней спящего Доминика. Она легко и осторожно поцеловала ямочку у него между ключиц, прикоснулась в темной полоске жестких волос у него на животе. Девушка приподнялась на коленях, чтобы ладонью коснуться его сильных мускулистых ног.

– Я обещаю тебе, Доминик Юкс, – прошептала она, – если ты уйдешь, я никогда не увижу больше солнца. Если я не услышу твой любимый голос, который зовет меня – «Огонек, Огонек» – я умру… просто умру и все.

Лаура соскользнула с кровати и подошла к окну каюты, глядя на темную бездну, полную сверкающих звезд. Какой маленькой и хрупкой показалась она себе на фоне этого величественного неба. Обнаженная, прикрытая только густой завесой собственных волос, Лаура обняла себя за плечи и произнесла, глядя вверх:

– Не дай бог англичанам забрать его от меня. Он верит, что это ты соединил нас вместе давным-давно, так не разлучай же нас теперь, когда наша жизнь только начинается.

Почему господь прячет свою вечную истину за завесой молчания? Если бы только она могла точно знать наверняка, сможет или нет, Доминик выжить в этой войне. Вера Лауры и так не очень крепкая, сейчас совсем поколебалась. Она снова вернулась в кровать и посмотрела на лежащего перед ней мужчину, затем сложила ладони вместе перед грудью, желая найти в себе силы и все-таки поверить в чудо, которое может быть, все же спасет Доминика. И в это мгновение позади нее яркая звезда прочертила небосклон и стремительно упала в море.

На рассвете Доминик проснулся и почувствовал знакомый запах – так пахла река. Запах речных водорослей резко отличается от того соленого морского аромата, которым было напоено все вокруг них в последние дни.

– Луизиана! – воскликнул он, вскакивая с кровати. Поспешно одевшись, он направился на капитанский мостик, чтобы выслушать рапорт своего помощника.

– Мы следили всю ночь, капитан, – произнес его офицер, – однако англичан не видели. Это довольно забавно, тем более что река совсем рядом.

– Однако, день еще не закончился, дружище. С нашей стороны будет непростительной глупостью успокаиваться раньше, чем достигнем каменных фортов Грат Терри.

– Может, война закончилась и может американцы уже спустили свой звездно-полосатый флаг?

– Может и так, как ты говоришь, однако, в таком случае Мобил лежит в руинах и человек, которого зовут генерал Джексон – мертв. Откровенно говоря, я не могу в это поверить. Говорят, что он твердый, как ствол орешника и его душа пылает от ненависти к британцам. Такого парня убить тяжело.

– Уи, так же как и вас.

Доминик усмехнулся.

– Ладно, скоро узнаем судьбу Нового Орлеана.

– А если город захвачен, вы опять будете воевать против британцев?

Доминик кивнул.

– Ну еще бы, тогда будет еще больше причин воевать с ними.

– А ваши братья, – спросил помощник, – они к нам присоединятся?

Доминик посмотрел на море, которое казалось в лучах восходящего солнца похожим на блестящие серебряными и золотыми бликами подносы, и, спустя несколько секунд, ответил:

– Трудно сказать. Жан ненавидит англичан, а испанцев и того больше, однако, сильнее всего он ненавидит Клейборна. Мне кажется, что он любит только себя.

– Да, однако, если англичане и захватят Новый Орлеан, они не будут тратить время на то, чтобы договариваться с ним, они просто выбросят его из Барратария как устрицу из раковины.

– Войдите, – сказала Лаура, заслышав легкое поскребывание в дверь. В комнату вошел молоденький негр юнга и поставил на стол завтрак.

– Мисс Ида сказал, что присоединится к вам, госпожа. А – вот и она. Капитан Юкс говорит, чтобы сегодня вы оставаться в каюте, не выходите наверх.

Просидев часа два, сыграв раз десять в шахматы, Ида и Лаура страшно надоели друг другу. Лауре ужасно хотелось подняться наверх и увидеть Доминика. Она непременно нарушила бы его приказ оставаться в каюте, если бы только не было опасности встречи с англичанами. Лаура, на ее взгляд, неплохо подготовилась к встрече с врагом. Возле кровати в сетке для вещей, лежали два заряженных мушкета и кавалерийский пистолет, а в мешочке, привязанному к поясу, – находились порох, заряды, пули.

Девушка тоскливо посмотрела на свою служанку и спросила:

– Ида, хочешь еще сыграем?

– И чтоб ты снова меня побеждать? Ха! Шашки могу играть каждый день.

– У нас нет шашек, а если ты будешь повнимательнее защищать своего ферзя, и не забудешь, как ходят другие фигуры, то ты сможешь у меня выиграть.

– Вот и нисколько не хотеть весь день пялиться на доску, чтобы подсчитывать, куда можно двигать маленьких фигурок.

– Ну вот посмотри, слоны двигаются по диагонали.

– Да пусть они двигаются хоть прямо за борт, мне все равно!

– Ну, так чего же ты тогда хочешь?

– Есть.

– Мы же только что позавтракали.

– Ты называть эти тонкие прозрачные блины завтраком?

– Это же были хрустящие хлебцы.

– А на вкус совсем как «Нью-Орлеан газетт».

Лаура раздраженно фыркнула, а затем подошла к книжному шкафу, встроенному в перегородку каюты и вытащила один томик наугад. Заглянув на титульный лист, она прочитала: «Искусство войны», Сунцу, перевод Отца Дж. Дж. М. Смиота, издана в Париже 1772 год.

– Можно подумать, что миссионерам не было других дел, как переводить китайский трактат о военном искусстве, – сердито произнесла Лаура, – и куда это мир катится?

– К судному дню, милая. Если бы ты чаще ходить в церковь, ты бы знала, что господь вскоре вновь явится на землю.

– Надеюсь, что нет, я еще не готова к этому, – девушка машинально перевернула страницу и вдруг увидела, что книга подписана отчетливым бегущим почерком. – А это еще что такое? – Она тут же громко прочитала по-французски, а затем перевела надпись Иде. – «Славы и удачи, благодарю за службу и спасибо за все. Моему другу Доминику, Бонапарт».

– За что это старый король Бонапарт называет твоего мужчину другом?

– Он так называл всех своих старых гвардейцев. Честное слово, Доминик должно быть один из них.

– Это мне ничего не значить.

– Ха! Попробовала бы ты папе об этом сказать. Это же были лучшие солдаты во Франции, сливки императорской гвардии. Весь мир дрожал при одном только упоминании о них.

– А я вот не дрожать.

Лаура возмущенно воскликнула.

– Да ты же просто не видела их на поле сражения. О более, папа говорит, что даже шотландские горцы не могли против них устоять. Это были храбрейшие солдаты в Наполеоновской армии. Лаура посмотрела на платяной шкаф в углу каюты, – интересно, а есть у него…

– Ой, уи, милочка, – ты не должна рыться среди одежды джентльмена, закрой дверца.

Однако, Лаура, не слушая служанку, перебирала на вешалках костюмы Доминика и наконец отыскав что-то, удовлетворенно воскликнула:

– А! Вот и доказательство, посмотри. – Она приподняла синий мундир с золотыми валунами и желтыми манжетами. Сверкающий золотом эполет на плече доказывал, что владелец мундира носил звание капитана. На крючке, вделанном в дверь шкафа, висел красно-желтый пояс, а на верхней полке лежала высокая кожаная треуголка с золотой кокардой. – Готова поспорить на все что угодно, что сабля, которую он носит, часть этой униформы, как и его ботинки, – произнесла Лаура, вешая мундир на место. Затем она прикоснулась кончиками пальцев к кожаной шляпе и добавила: – Наверное, в этой треуголке он был похож на великана.

– Он будет похож на великанский медведь, если застанет тебя в своих шкаф, быстро убирайся оттуда.

Лаура снова подошла к окну каюты и задумчиво посмотрела на морскую воду.

– Интересно, почему он не сказал об этом папе?

– Он просто не хотел быть хитрым.

– Хитрым?

– Угу. Если бы твой папа знал, что миста Юкс один из гвардейцев, он бы хватил свой мушкет и застрелил тебя идти за него замуж. Миста Юкс хотеть, чтобы ты любить его, а не потому, что твой папа любить Наполеона.

– Может ты и права.

– Конечно, права.

– Я спрошу его об этом.

– Да, да, только после как вы пожениться. Не очень красиво, чтобы мужчина знал, что девушка любопытна как сорока.

– Но я же уже знала, что он воевал за Наполеона. Он все равно рано или поздно рассказал бы мне об этом.

– И все-таки держи свой рот закрытым. Дай ему самому рассказать и делай вид, что удивилась.

Лаура вздохнула.

– Жалко, что он не разрешает мне подняться на палубу, у меня очень острое зрение, хорошие глаза.

Ида хмыкнула.

– Ага, и ты будешь пялить их на него, а не на море. И он будет отвлекать себя.

– Но у него же есть еще и команда.

– Они тоже будут таращиться на тебя и никто не увидит англичан, пока мы все не вознесемся в рай, и мы будем тогда все вместе сидеть на облаках, поплевывать вниз на корабли и ломать головы, как это вовремя не заметили этих проклятых англичан.

– Ида, у тебя слишком буйное воображение.

– Сент Джон называть это здравым смыслом. Он всегда говорить, что кто-то должен меня сделать большим начальником.

– Он прав. В твоем мизинце больше здравого смысла, чем у самого Клейборна со всеми его чиновниками и советниками вместе взятыми.

Ида серьезно покачала головой.

– Да, если бы меня сделали главной начальницей, я бы послала всех этих ребят из ополчения помогать старому миста Джексону.

Лаура подозрительно посмотрела на служанку.

– Ты что, подслушивала, о чем мы говорили с Домиником прошлой ночью?

– Еще чего. Я никогда не суюсь чужие дела.

– Ха! – скептически хмыкнула девушка.

– А почему вы говорить мне «ха», мисс Лаура? Я никогда не слушать вас в личные разговоры.

– Тогда откуда ты узнала про ополчение?

– Да все чернокожие в городе про это знают, совсем не надо слушать, про что говорят белые люди в спальне, чтобы знать, на чем держится земля. – Лаура скрестила руки на груди и задумалась. Внезапно Ида сказала: – Ты опять беспокоиться про миста Юкса, потому что он хочет идти драться на англичан?

– А ты еще говоришь, что не подслушивала.

– Да нет же, это Тим рассказал мне о планах миста Юкса. Все матросы про это знают и все хотят быть с ним, чтобы помочь охотиться за британским флотом.

– Ой, Ида, давай не будем говорить об этом.

– А я не говорила ни слова, – закрыв глаза, служанка откинула голову на спинку кресла и погрузилась в дремоту.

Лаура подошла опять к шкафу и долго, долго смотрела на мундир Доминика, думая о том, что во всем мире только очень незначительное количество людей заслужили право носить его.

Остров Гранд Терра был небольшим, всего шесть миль в длину и одна в ширину и лежал прямо у побережья Луизианы. В половине седьмого вечера «Дракон» произвел выстрел из сигнального орудия в направлении острова. Вскоре они увидели, как над маленьким каменным островом поднялся клуб дыма и донесся звук ответного выстрела, возвещающего о том, что вход в порт свободен.

Доминик направил корабль в узкий пролив между островами Гранд Терра и Гранд Аил. Отсюда открывался вход в залив Барратария, где «Дракон» и стал на якорь в сотнях ярдов от берега.

Побережье было пустынным, ни один дымок не поднимался над кирпичными домами, стоявшими в зелени деревьев, и только несколько портовых шлюх приветствовали экипаж их корабля. Залив был необычайно пустынен. Доминик насчитал всего лишь несколько кораблей люггеров и барж.

– Ночь мы проведем вон в том красном доме, – сказал он, помогая Лауре и Иде сесть в шлюпку, – а завтра перегрузим товары твоего отца на баржу и двинемся в Новый Орлеан.

На берегу Доминик повел женщин по дорожке через кипарисовую рощу. На лужайке, не очень далеко от берега, они увидели большой красный дворец, окруженный кирпичными зданиями. Высокие открытые окна дворца были ярко освещены.

Из дома вышел Жан Лаффит. Высокий и черноволосый он был одет в просторный синий мундир. Четыре головореза, одетые в такие же мундиры, вышли вместе с ним и посмотрели на пришедших. Жан всмотрелся в темноту и вдруг воскликнул:

– Доминик, наконец-то, добро пожаловать!

Лаффит быстро сбежал по ступеням веранды, обнял своего брата и расцеловал в щеки.

– А где это все? – спросил Доминик.

Однако, прежде чем Жан смог ответить, из дома внезапно выпорхнули две девицы в одних корсетах и нижних юбках, сбежали по ступеням и, оттолкнув в сторону Лауру, осыпали Доминика поцелуями.

Жан расхохотался, увидев смущение Доминика, который бросал обеспокоенные взгляды на Лауру.

– Тебе надо поторопиться в дом, братишка, пока мои горячие крошки не потребовали от тебя кое-чего большего, чем поцелуи прямо на глазах у леди. Лично я думаю, что они, ну очень по тебе соскучились.

Доминик впервые за то время, что Лаура его знала, не нашел слов для ответа, подал Лауре руку и поспешно повел ее в дом. А Ида неторопливо прошла в крытую галерею и села в кресло-качалку.

– Дорогая моя, это совсем не то, что тебе показалось, – произнес Доминик, остановившись в дверях, – может ты, все-таки притушишь гневное пламя в глазах?

– Это непросто.

– Эти женщины часть того прошлого, которое я уже забыл, пожалуйста, пойдем внутрь, здесь ты увидишь много такого, что непременно тебя удивит. Жан построил свой красный дом, чтобы демонстрировать свои сокровища, – и он ввел девушку в дом.

Однако дом внутри был пуст, если не считать нескольких предметов мебели и нескольких деревянных ящиков. Лаура шла за Домиником из комнаты в комнату, однако, ничего не видела кроме пустых стеклянных витрин и квадратных светлых пятен на стенах там, где прежде висели картины.

В просторную высокую комнату вошел Жан и с размаху хлопнулся на диван, обитый зеленым бархатом. Позади него за спинкой, расположились те девицы, которые встретились им у входа и стали игриво перебирать волосы Лаффита.

Доминик сел на каминную плиту возле окна и, потянув Лауру за руку, посадил рядом с собой, а затем осмотревшись вокруг, спросил:

– Ладно, Жан, какие новости? Где все остальные и куда подевались твои сокровища?

– Идите девочки, – произнес Жан, щелкнув пальцами, затем, дождавшись пока соблазнительные прелестницы скрылись в будуаре и закрыли дверь, произнес: – Уж очень эта парочка отвлекает внимание. В тот самый момент, когда они начинают поклевывать меня как две маленькие синички, мне приходится их отсылать и заставлять ждать. До чего же трудные времена настали для мужчин, правда?

Доминик уже мрачнея, посмотрел на брата.

– Где люди, Жан?

– Пьер забрал многих на Кот Аллеман выше по течению от Нового Орлеана, другие в лагере на той стороне залива.

– Это еще почему?

Жан озорно подмигнул брату левым глазом.

– Да я ожидаю гостей, которые могут пожаловать в любое время.

– Дай-ка я попробую догадаться, – Королевский флот?

– Может быть, я же говорю – трудные времена.

Доминик наклонился вперед и оперся руками о колени.

– Слушай, давай обойдемся без шуток и игр в солдатики.

– Да я и не играю в солдатики, – Жан достал из жилетного кармана сигару и прикурил от свечи. – Две недели назад капитан Локайер с брига «София» пришел сюда с каким-то сукиным сыном по имени Мак Вильямс и сказал, что он офицер британского военно-морского флота. Эти двое дали мне документ, в котором обещали мне тридцать тысяч американских долларов и офицерское звание.

– В обмен на что?

– Ну конечно в обмен на то, что я соглашусь работать на них, пусть бы дьявол вырвал им носы своими раскаленными щипцами.

– Очевидно, ты отказался.

– По всей видимости, братишка, я оказался не таким твердым, как следовало бы. Мак Вильямс потребовал, чтобы я, капитан Жан Лаффит, вернул все товары и корабли, которые мне удалось захватить у англичан и испанцев, как он сказал – «в виде жеста доброй воли». О, боже, это же так тяжело – отдавать то, что с таким трудом зарабатывал всю жизнь, – при этих словах на лице Лаффита отразилась ужасная скорбь.

– Прими мои глубочайшие соболезнования, – печально кивнул головой Доминик, затем спросил: – Ну, а что еще он говорил?

– Этот незаконный сын обезьяны сказал, что если я откажусь, то он вернется с дюжиной военных кораблей и сотрет к чертовой матери Гранд Терр.

– Ну и?

– Ну и – я, конечно, послал их, – посмеиваясь, сказал Лаффит, – а еще я сказал им, чтобы они возвращались восемнадцатого числа, и я буду в их распоряжении.

– Так это даже меньше четырех дней осталось.

– Уи. Ну и как видишь, я эвакуировал все что мог, чтобы не очень пострадать в случае чего.

– И сокровища тоже вывез?

Лицо Жана стало пристыженным, однако он ничего не ответил.

Доминик пристально посмотрел на брата и горячо, взволнованно произнес:

– Жан, не беги. Сегодня ночью я пошлю письмо губернатору Клейборну, где скажу о том, что мы согласны сражаться на американской стороне.

– Ты знаешь, что я тебе скажу – этот человек выбросит твое письмо в урну точно так же, как он это сделал с моими письмами, которые я ему уже отсылал однажды.

– Что, что?

Лаффит раздраженно махнул рукой и заговорил:

– Адвокат Эдвард Ливингстон доставил Клейборну несколько английских бумаг. В них говорится о том, что англичане хотели бы проникнуть в Новый Орлеан, используя меня в качестве проводника, так как никто другой не сможет найти дорогу к городу в протоках.

– Так значит, Лок Айер хочет, чтобы мы открыли ему дверь с черного хода? Ну и что Клейборн говорит об этом?

– Да этот сын дохлой кошки, эта рваная подошва назвал эти бумаги фальшивкой. Он, видишь ли, не поверил моему письму, где я заявлял о своей лояльности правительству Соединенных Штатов. Клейборн самый настоящий идиот, у которого вместо мозгов трюмная вода.

В комнате воцарилась долгая тишина и, наконец, Лаура не выдержав больше молчания, подала голос.

– Я полагаю, что вы писали в своей обычной миролюбивой манере?

Жан изумленно посмотрел на нее, потом на брата.

– Твоя женщина – она изрядная язва, да?

Доминик мимолетно улыбнулся.

– Есть немного. Ну и что ты писал ему?

Лаффит бросил на них огорченный взгляд.

– Я просто написал этому олуху, что я заблудшая овца, которая хочет вернуться в родное стадо, и предложил ему своих людей для защиты города. Кроме того, я так же сказал ему, что готов уйти с этого острова.

– Но зачем? – удивленно спросила Лаура, – ведь тут же такая прекрасная позиция, чтобы защищать вход в дельту.

– Может быть, но я не хотел, чтобы он думал, будто я остаюсь здесь и в любой момент могу вступить в сговор с противником. – Жан выпустил в потолок густую струю дыма. – В Пенсакола стоит огромный флот. Лок Айер пытался взять штурмом Мобил, но Джексону удалось отбросить его, теперь англичане двинутся сюда.

– Значит, тогда нам нужно браться за оружие, – сказал Доминик.

– Берись за оружие ты, мой большой брат, – Жан сердито встал с дивана. – Оставайся и удерживай эту крепостишку на Гранд Терра.

– Я и так собираюсь оставаться. А сколько в окрестности людей?

– Две, может три сотни. Доминик нахмурился.

– Да маловато, чтобы отразить атаку с моря. Нам придется вытащить на берег и расставить на стенах корабельные орудия. Такие батареи мы устроим здесь, для защиты береговой линии и на Гран Айлл.

– Делай, как хочешь, а что до меня, то я найду себе занятие получше, чем сражаться за правительство, которое со мной так поступает.

– Вы словно избалованный ребенок! – не выдержав, взорвалась Лаура. – Вам должно быть стыдно!

– Мне? Стыда не было среди тех слов, которым нас обучала мать, правда, Доминик? По крайней мере, своих настоящих сыновей она не учила значению слова – стыд.

Лицо Доминика напряглось. Он сжал челюсти, однако, сумел перебороть вспыхнувший гнев и с виду спокойно сказал:

– Останься и прими сражение. О, Жан! И отдай приказ своим людям вернуться.

– Нет, братишка. На этот раз будь героем ты, и может быть, это сотрет у тебя память о твоем постыдном рождении.

– На каждого героя всегда находится дюжина трусов, – внезапно зарокотал голос Доминика. – Очень советую тебе не делать себя одним из ничтожеств, Жан.

На мгновение Лауре показалось, что Лаффит сейчас ударит своего старшего брата, однако, тот прислонился спиной к стене и все-таки сумел сдержаться.

– Слушай, Доминик, то, что я увожу своих людей в безопасное место, не проявление трусости, потомки назовут меня отличным вождем.

– Ваши потомки назовут вас пиратом, – презрительно бросила Лаура, – заинтересованным только в том, чтобы спасти свою шкуру. Ну и свои кровавые сокровища.

– Если я сберегу свои сокровища, то моим детям не придется начинать жизнь нищими, у которых нет за душой ни гроша, как пришлось ее начинать вот ему, – возразил Лаффит указывая на Доминика.

Лаура вскочила.

– Вы мерзкий негодяй, месье. Александр Лаффит неплохо преуспел в изгнании, не так ли, но он кроме всего еще и человек чести, чего я не могу сказать о вас.

Не отвечая на ее гневные слова, Жан пересек комнату и, открыв дверь будуара, крикнул:

– Девочки, одевайтесь, мы сейчас уезжаем.

Доминик тоже встал.

– По дороге не забудь, мой храбрец, сказать людям, чтобы они вернулись на остров. Работы сегодня много, а времени мало.

Лицо Жана смягчилось. Положив руку на плечо Доминика, он сказал:

– Пойдем со мной, брат. То, что я сказал глупо. Это просто следствие раздражения. Пожалуйста, не оставайся здесь. Это слишком опасно.

– Ты просто пришли назад людей, – Юкс посмотрел на Лауру, – и забери в город мою невесту.

– Нет, я тебя не покину.

– Тебе нельзя оставаться здесь, Огонек. Будет ужасная битва, тяжелая и страшная.

– Никуда я не поеду, – выкрикнула Лаура и стремительно выбежала из комнаты, резко хлопнув дверью.

– Твоя невеста крепко любит тебя, братишка, – глядя ей вслед, задумчиво сказал Лаффит.

– Да, очень, – кивнул Доминик, – я отправлю ее и ее служанку утром.

Подружки Лаффита вышли из спальни и, печально улыбнувшись, Жан обнял их и сказал:

– Может быть господь поможет тебе, брат мой.

Доминик посмотрел на камин, в котором лежали обгорелые дрова, и сказал:

– Если бы ты остался здесь и прислал своих людей, мы бы могли выставить против англичан достаточно кораблей и дать им сражение еще до того, как они высадятся на берег. Нам бы не пришлось сидеть здесь и прятаться и не пришлось бы дожидаться их словно глупым селезням.

За спиной Жана щелкнула дверь, комната опустела и теперь Доминик знал, что только он может остановить англичан, нацелившихся на Новый Орлеан.