Текст книги "Исполнение мольбы"

Но у жизни не бывает обратного хода. И много раз потом Софья вспоминала, как трижды за день сама выбрала ту жуть, в которую окунулась.

Муж со свекровью поставили на постель бутылку шампанского, которая стояла тут же в спальне в ведерке со льдом. Павел уже без всякой лирики стянул с нее платье, деловито расстегнул корсет, стянул трусы и бросил на пол. В голове его роились мысли о том, что сделал бы он с этой самой Соней еще неделю назад, как со стонами и всхлипами она истерли бы эти простыни до дыр. Как искусал бы он эту невинную грудь и разбил бы губы жесткими, страстными поцелуями. Но эта сторона жизни осталась позади. А впереди обман и театральные премьеры каждый день его судьбы.

И Соня пунцовая голая, в одном поясе от чулок, прицеливалась на корточках, силясь сесть на закрытую пробкой бутылку сверху, поддерживаемая с одной стороны мужем, с другой – свекровью. Но бутылка выскальзывала из-под нее, не сделав своего дела. И тогда разозленный и возбужденный Павел отбил у бутылки горлышко об серебряное ведро, взял горлышко с пробкой в руки, навалился на девушку со всей силы и проткнул плеву, да с такой силой, что кровь хлынула на руку.

Софья закричала в голос еще и от того, что отбитая часть больно поцарапала влагалище, когда Павел ее вытаскивал обратно, и даже пропорола слизистую.

Ангел над кроватью в ужасе прилип крыльями к потолку и плакал вместе с Софьей. Но тут он понял, что надо что-то ей внушить, чтобы она после той бури отвратительных, ярких и разъедающих чувств, которая захватила в вихрь ее душу, не наложила на себя руки.

Лихорадочно соображал Ангел, чем же ее остановить! Ну да, конечно тем, что ее поступок спас жизнь того, кто в нее влюбился и при других обстоятельствах все равно на ней женился.

Словно услышав голос Ангела, Павел стал гладить по плечам и голове девушку, искреннее ее жалея.

– Спасибо, что спасла меня, родная. Я ведь и правда в тебя влюбился, как только увидел. Если б ты знала, как мне самому жаль, что так, а не иначе, пришлось на тебе жениться. Как бы я тебя любил – и он стал ее целовать везде.

И Соня от его слов испытала огромное облегчение. Она решила, что раз полюбила несчастного парня, то должна делать все, что б его не прикончили из-за того, в чем парень даже не был виноват – ведь Нану он и впрямь насиловать не собирался.

Свекровь тем временем взяла из трясущихся рук сына отбитое горлышко от бутылки шампанского, положила себе в карман халата и выскользнула из двери, услышав шаги кого-то по коридору. Вдруг, это уже гинеколог?

Но это был охранник, услышавший душераздирающий крик из комнаты молодоженов. Тамаре пришлось виновато улыбнуться, потому что она вышла из комнаты.

– Тоже заглянула к ним, уж очень она заорала, когда он ее порвал. А кровищи – вот это я понимаю – девственница.

Охранник смущенно развернулся и пошел докладывать шефу, что Пашка жену не убил, а слишком яростно любил.

Цель была достигнута. Но что дальше делать с молодой женой? И, в конце концов, гинеколог заметит отсутствие спермы во влагалище или презервативе. И что с этим делать?

И тут в лихорадочно соображающей голове официального мужа всплыла ревнивая мысль – как смотрел на его невесту партнер! Свинья такая, он ее не просто вожделел, а жаждал, как умирающий в пустыне воду. Такой взгляд не перепутаешь. Влюбился мужик. Так не послать ли Софью к нему в лапы в полуголом виде? Где он может быть сейчас? У себя в комнате? Пьет в столовой с горя, что добыча ушла к другому?

Но вдруг девка проговорится, рассиропится и расскажет реальному любовнику о нереальном муже. Партнер-то его основной конкурент. Ну что ж, тогда Павел сделает вид, что застукал компаньона при попытке изнасиловать молодую жену и пристрелит его. Давно они в скрытых контрах с Виктором. А тут такой случай! Можно и девку прирезать заодно.

Павел позвонил матери, и попросил ее как бы спросонья побродить по дому и узнать, где сейчас Виктор. Объяснять зачем – не стал. Да она и сама не дура – поняла влет. Что значит мать!

А переставшую всхлипывать Софью, зацелованную и успокоенную, он попросил накинуть пеньюар и соблазнить Виктора, чтобы тот впрыснул в нее семя. И этот ребенок будет как бы их. А Виктор подтвердит, что секс случился и рана была свежей.

Софья снова вся скукожилась и напряглась.

– Но я не умею соблазнять. Куда мне идти, что делать. Я не смогу. Пусть будет, будто ты испугался крика и не впрыснул семя.

– Но ты же хочешь ребенка? Я не могу тебе его дать, но могу позволить его получить. Не зверь же я. Я же понимаю, ты замуж вышла не просто для секса – не такая ты.

Кто знает, говорил ли он правду? Может в тот момент для него такой исход событий и был удачным вариантом.

– Только не проговорись ему про бутылку, – робко попросил муж.

Зазвонил телефон Паши. В душе его все еще боролась непрактичная ревность с инстинктом самосохранения. И последний победил, потому что если сейчас не воспользоваться тем, что девушка в него влюблена и жалеет не только себя, но и его, то неизвестно, что будет, когда настанет завтрашнее утро. Голос матери положил конец его сомнениям.

– Витя на кухне, пьет в одиночку, – сказала мать Павлу. – Самое время и место сам понимаешь для чего.

И Павел решительно потянул жену за руку и сам на нее, как на обмякшую тряпичную куклу стал натягивать пеньюар, потом протянул бокал шампанского из остатков бутылке. Она хлебнула и выплюнула кусок стекла, снова заплакав.

– Ничего, сейчас на кухне попьешь нормальную воду или вино из холодильника. Как раз Виктору составишь компанию. Должна же ты получить нормальный секс в ночь после свадьбы. Нельзя тебя разочаровывал, – Павел грустно улыбнулся и поцеловал все еще вздрагивающую от рыданий девушку.

В полумраке кухни, где верхний свет не зажжен, а только свет над кухонным островом лежал головой на столешнице бара Виктор, пытаясь удержаться на высоком стуле. Прохлада мрамора, запах специй, просыпанных во время готовки переносили его мыслями во времена, когда он был женат. Правда, длилось это недолго. Он был тогда начинающий астрофизик на смешной зарплате, а она – средней руки бизнесвумен, впрочем, пышнотелая и решительная.

«Хватай и держи» – основной принцип как бизнеса, так и брака. И другой на его месте стал бы при такой супруге кем-то средним между альфонсом и домохозяином – под прикрытием увлеченности своей профессией, не приносящей дохода. А он был воспитан на хорошей литературе, поэтому хорохорился, пытался что-то доказать жене. Поэтому готов был рисковать, чтобы сравняться с женой по доходам. Так и попал в лапы Иллариона, который для начала поручил молодому ученому раздобыть карту аэрофотосъемки со спутника обширного участка вблизи Тюмени, и очень хорошо заплатил. Это повысило самооценку парня, он пару раз возразил по-мужски «комнатной диктаторше». На этом и кончилось время супружества.

Зато началась эпоха знакомства с умным и даже мудрым криминальным авторитетом. Потом, когда тот создал легальный бизнес, как раз таки Илларион сделал их с Павлом компаньонами. Правда, Виктор был в роли скорее не адвоката, хотя заочно уже заканчивал юрфак, а того, кто умеет ладить с клиентами и их находить.

Их адвокатская контора не только зарабатывала, но и отмывала деньги. Ведь за такие услуги можно платить наличными по договоренности. Конечно, каждый из них двоих хотел выделиться, засветиться перед шефом. Они часто конкурировали по части женщин.

Виктор мог бы «сдать» Пашку шефу, когда пошли слухи о кастрации некоего насильника. Ведь утром после той ночи Паша был явно в таком состоянии, что ему пришлось накладывать макияж и румянить щеки, таким он был больным, когда доплелся в офис. С бодуна так себя не чувствуют, хотя спиртным от партнера и несло.

Но поднаторев в юриспруденции, Виктор решил свою догадку приберечь, как козырь в рукаве. И теперь ему хотелось бы, чтобы Павел отдал ему на ночь молодую жену, эту чудесную девочку. Конечно, совокупление было бы связано с риском для Виктора. Но за бонус в виде такой красотки он был готов хранить тайну своего партнера.

И потом, стучать шефу – как-то это не «по – пацански». Витя даже самому Павлу ни разу не заикнулся о том, что понял, что с ним что-то случилось, когда тот пришел в контору под кайфом, и часто отлучался «к зубному» за добавочной порцией обезболивающего.

Ищейкам Илларион Виктор соврал, что Павел беседует с клиентом, оставался в офисе все время, что ничего в нем не изменилось. И вот только сегодня, когда его друг-соперник женился на чудесной девушке, явно обеспечивая себе алиби, Виктор сидел и думал – правильно ли он поступил, не раскрыв имя лже-насильника. Ему было жаль девчонку, такую красивую и счастливую.

В огромной кухне, где вся мебель была, как из Версаля и над островом висели медные кастрюли, не было ничего, на чем можно было бы растянуться и заснуть. В спальне для гостей уложили Иллариона и рядом – Нану, в другой спальне разместилась охрана. В гостиной спала «царица Тамара».

Виктор мог бы взять такси и отправиться домой. Но почему-то сидел и ждал.

И был уверен, что молодая жена Пашки будет его. Сейчас. Эта мысль заставляла его бодрствовать.

И лишь однажды он задремал, и тогда ему привиделась паутинка платья невесты, сквозь которую он продирался в какую-то кущу буйно цветущих деревьев и кустов – некий сад, полный роз, лилий, пионов и ярких крупных птиц. Саму девушку он не видел, но словно бы ее платье открывала вход в эту страну блаженства. Проснувшись, Виктор стал думать, чтобы сделал он сам потом, утром. Увел бы ее у Пашки? Это опозорило бы адвоката Иллариона – жена ушла к другу с утра. Тогда как же поступит Павел с женой утром? Убьет!

Что ему останется сделать, чтобы она не проговорилась? Устроить ей автокатастрофу? Или он придумает другой способ убрать ее незаметно.

Холодный пот выступил у него на спине. Сонечка ему не просто понравилась, она его околдовала. Все время, пока она танцевала на свадьбе, Виктору хотелось схватить ее в охапку и спрятать от всех. Он хотел ее защитить и оградить. Та роль спасителя, которая ему не светила в прежнем браке, наконец, замаячила на горизонте. Чувства его были затронуты. Особенно мучило его желание прикусить мочку уха с сережкой. Никогда раньше у него не было такой фантазии ни с одной женщиной. Ему нужны были нюансы, ему нужно было смакование этого рта, похожего на большую круглую вишню, пленяли темные ресницы и брови при естественном светло русом цвете волос, ямочка в уголке рта справа. Словом, ему казалось, что это милый ребенок, которого могут обидеть и даже уничтожить. Он сгорал от желания действовать. Но как?!

Сперва в кухню заглянула мать Павла, поэтому Виктор не удивился, когда через пару минут дверь на этот кухонный стадион открылась, и в нее кривясь и прихрамывая, вошла та, по которой он страдал – во всех смыслах этого слова.

Болезненно морщась, с полусогнутыми, как у медведя, ногами плачущая Софья не выглядела соблазнительно. Она решила вынуть из холодильника лед и запихать его внутрь влагалища, чтобы унять саднящую боль.

В полумраке она открыла холодильник, припала губами к открытой пачке яблочного сока со всхлипами и прорывающими сквозь глотательные движения. Свет их приоткрытой дверце рельефно освещал сквозь ткань ее красивую, растопыренную, как у козочки грудь и кровавое пятно на пеньюаре между бедер.

И тут все соображения и расчеты улетучились. Виктор слез со своего табурета и облапил Сонечку сзади еще до того, как дверца холодильника закрылась, и стало темно. Плача, Соня не услышала его шагов. Но, дернувшись из его объятий инстинктивно, она тут же затихла, вспомнив о том, зачем ее сюда послали.

Виктор сел на пол по – восточному, увлекая Софью за собой, и стал ее баюкать, как ребенка, повторяя «Ш-ш-ш, тихо, маленькая».

Не было в этом ничего зазорного, ведь Соне было так явно больно, что это отрезвило до того словно пьяного от желания мужчину.

Так что зависший, как пчела над цветком Ангел Софьи даже умилился. Он явно видел, что Виктор именно влюбился в чужую жену, а не просто ее возжелал.

Неужели Пашку не кастрировали? Не может быть – это он был у Наны… вслух размышляя, сказал он.

Софья перестала плакать и уставилась на него в свете от холодильника с надеждой.

– А, ты в курсе того, что…! Нет, это он меня горлышком от бутылки, чтобы его не разоблачил Илларион, – шепотом сказала она ему куда-то в грудь.

– Больно? Давай положу тебе льда туда.

Мужчина выпростал колени, легко поднялся из своей йоговской позы и пошел за льдом. Пересыпал его в кухонное полотенце и, раздвинув ноги девушки, положил туда холодный мокрый сверток.

Софья вскрикнула, попыталась потерпеть, но быстро откинула лед – от него все слегка занемело, но внутри стало еще больней.

Тогда Виктор наклонился над ее нижними губами и стал целовать у нее все между ног, пальцами лаская клитор. И от этого боль стала превращаться в желание.

В это время на цыпочках к двери на кухню подошел Паша и стал наблюдать, ожидая развития событий по своему сценарию.

Это было круче любого порно по домашнему кинотеатру – видеть в полумраке, как та, которую ты хочешь, но не можешь, по твоей же воле отдается другому…

Микс из сильнейших чувств: возбуждения, бессилия, горечи, желания все прекратить и чтобы все продолжилось, заставил повлажнеть глаза Павла, и сердце просто тарабанило в грудь, желая вырваться, выброситься из тела, которое перестало быть таким, как раньше…

Он очень страдал сердцем. Но он был доволен головой. Он жаждал мести. И получил сексуальную разрядку от вуйаризма. И на качели этих разных чувств нельзя было удержаться. Но в физическом мире, он стоял, облокотившись о косяк, и смотрел в щель в двери, как компаньон приводит план в исполнение.

Но вскоре парочка застонала громче него. Софья почувствовала, наконец, то, что ждала еще при поцелуях Павла в спальне – нарастающее сжатие влагалища, набухание всего – от губ и сосков до того, что внутри затмило боль от пореза.

А Виктор разрывался между безумной жаждой попасть в волну ее оргазма и причинить боль, обидеть грубостью. Он просто остановился и откатился от готовой ко всему Сони, у которой по лицу опять лились слезы, но вызванные уже сладкой мукой.

Женщина просто оседлала его, шепча в ухо: – Ты должен в меня войти. Павел послал меня, чтобы внутри осталась сперма. Он знал, что ты тут.

Эта новость возбудила Виктора. И движения Красавицы на нужном месте буквально отключили мозги.

Тогда какого черта! И он ворвался внутрь, перевернул Софью на спину и начал свой путь к финалу, к тому, что французы называют маленькой смертью.

Но она стала для него большой. Сразу, как он откинулся назад с удовлетворенной и умиротворенной Софьи.

Ангел Сони носился, как курица, потревоженная ночью в курятнике. Он всячески хотел показать любовникам, что муж за дверью. Но они отключились от всего.

Заниматься любовью и совершать совокупление – есть ли грань между тем и другим. Не представляю, кто бы мог это проанализировать? Но одно отличие все-таки есть. Когда страсть не туманит голову, гораздо больше помнишь из того, что именно делал в тот момент твой партнер, все эти укладывание на лопатки, кульбиты, многие движения губами и пальцами – твои и по тебе. А когда оба словно впадают в буйное помешательство, детали из памяти стираются. Может быть, только пик удовольствия навеки входит в тот смонтированный Ангелами ролик, который, как говорят, каждый увидит перед смертью на быстрой перемотке.

Так вот, Виктор видел этот самый фильм наяву. Он словно делал все впервые вместе с Софьей. Она была просто теплым жемчужно – розовым материалом в его руках, некой аморфной массой, из которой он лепил обоюдное наслаждение. Ему казалось, что руки его провалились под кожу Сони и гладят тело уже под нею.

Свет на кухне зажегся. Вбежал разъяренный муж с «розочкой» из бутылки в руках. Его изумление и горечь отчасти были наигранными, а отчасти – самыми настоящими. Ведь он-то не говорил Виктору, что стал кастратом, не знал, что партнер догадался. Поэтому действительно считал, что тот посмел «отыметь» новобрачную, которая только что стала женой его друга.

Но и Софью он правда ревновал, потому что видел, какой лона оказалась страстной и податливой, раскованной и гибкой – будто вовсе без костей. Но то, что он дождался момента, когда все кончилось, и в ее влагалище оказалась сперма, и сам Паша получил неожиданно удовлетворение. Это вдохновило его. Ведь на свете немало извращенцев вуаристов, получающих оргазм от увиденного секса. И ему тоже предстоит стать им…

Открывшая от яркого света глаза Софья как в кошмаре увидела, как Павел наваливается на Виктора и той же «розочкой» из бутылки шампанского, которой «дырявил» ее, он полоснул компаньона по шее, и струя крови хлынула вверх. Видно, повредил сонную артерию. Изумление так и застыло навеки в глазах Виктора.

Софья в ужасе ловила ртом воздух, как завороженная глядела на эту жуть, пока Павел не попытался по шее резануть и ее, но Ангел Софью буквально рванул ее с пола, заставляя бежать. И под острый край бутылки попала ее спина, на которой образовался глубокий и длинный корявый шрам, налившийся кровью.

И тут на шум в кухне вбегает охранник Иллариона и выхватывает раненую Софью из рук разъяренного мужа, и уносит ее из комнаты, брыкающуюся и рыдающую, голую и в кровавых подтеках и брызгах.

Муж же, обернувшись на агонизирующего партнера, истекающего кровью, воровато отрезает ему член и уносит его с собой. Руки тряслись так, что член Вити он дважды ронял по дороге. Но выкинуть его нужно было где-то вне пределов территории.

Павел понял, что, не смотря на весь ужас, делает все, чтобы, когда найдут труп его компаньона, который он своим охранникам прикажет зарыть в саду, Илларион подумал, именно Виктор и был в ту ночь с женой авторитета.

Надо было действовать быстро. Павел побежал через сад к двум охранникам своего особняка. Майская земля одуряюще пахла, в носу убийцы запах крови смешивался с запахом липы. И от этого его вырвало прямо на клумбу во дворе этого высотного здания, принадлежавшего Иллариону. Об этом приходилось помнить, пока здесь живешь, и уж тем более приходилось учитывать, когда убиваешь кого-то.

Охрану-то тоже нанимал Илларион всегда «из своих». Поэтому двум не очень дюжим молодцам, пристроенным сюда после отсидки на зоне, надо было выдать версию, которую озвучит Иллариону.

Оба парня спали в их будке на выезде из двора.

– Берите лопату, заройте труп Витька на клумбе. Утром купите какую-нибудь скульптуру и водрузите в центр. Вот деньги.

Он упился так, что аж пытался розочкой из бутылки мою жену насиловать, и я его убил, не дал над нею надругаться. Закопайте его и цветы на место верните целыми, да полить не забудьте, чтоб не видно было свежую землю. Витька на кухне валяется. Ну и вымойте там все. Я к Иллариону пойду, расскажу, что и как.

Но он не пошел, а побежал. Надо было упредить рассказ Софьи, заставить ее сказать, что розочку использовал Виктор, а не он сам.

Он чуть не опоздал. Ведь дрожащая от боли и ужаса Софья сидела на постели авторитета, и над нею колдовал его охранник. Илларион смотрел на голую Софью с жалостью.

Охранник поливал волнистый шрам на спине девушки перекисью водорода. А Ангел Софьи всячески смягчал боль, махая крыльями над шипящей раной. Говорить она пока не могла – зуб на зуб не попадал от потрясения и страха.

Соня все время пыталась придержать рукой челюсть, придавить пальцами трясущиеся губы. Слезы и, даже сопли, стереть она даже не пробовала. И была вся будто размазанная и растрепанная.

– Кто это сделал с тобой? Паша? – спросил Илларион как раз в тот момент, когда муж отыскал новобрачную в гостевой спальне, где остался ночевать Илларион.

Он успел во время:

– Нет, это Витя мне обзавидовался, – вставил «лыко в строчку Павел, – Жена пришла попить сока после секса, а он ее розочку к спине прижал, но тут я пришел на кухню. Ну и убил гада.

Он ринулся сразу к Софью, которая от него отшатнулась, обнял за шею, силой притянул ее лицо на грудь, испачкав красивый халат ее размазанной косметикой и слезами, так что жена и пикнуть не смогла.

– Ну, я тут, любимая. Все позади, милая, этого гада больше нет, я его убил. Он никогда тебя больше не тронет.

И уже обращаясь в авторитету, добавил: – Видишь, Витька спину ей располосовал уже, и хотел между ног, видно, резать. Ну, я у него розочку то эту отобрал – и прикончил. Кровищи – фонтан. Сказал охране, чтоб зарыли пока куда-нибудь в саду и на кухне все отмыли.

Иллариону вся эта история показалась подозрительной.

– Позовите снова того гинеколога девке, что крови много вытекает из нее, – только и сказал он за те минуты после того, как его разбудил взволнованный охранник, сообщивший, что «Пашка грохнул Витьку за то, что тот к его бабе приставал».

Но впереди еще был главный для Павла вопрос к шефу, который он задал очень артистично, дрожащим голосом:

– Что мне делать, Илларион: сдаваться ментам, или сделаем вид, что Витек удрал куда-нибудь?

Авторитет призадумался, почмокал губами. История выглядела правдоподобно. Так вот кто, значит, был тогда в спальне Наны – Витек. Ну что ж, теперь он еще больше пострадал через чужую жену. Туда ему и дорога.

– Заройте и забудьте. Никто, кроме охранников, не должен быть в курсе дела. Твоим двоим денег дай и отправь сторожить дачу в Сочи, ну а мой Рамаз тебя не сдаст.

Софья все порывалась отстранить лицо от груди мужа и сказать правду, но тот прижимал ее сильнее и сильнее, до боли. И тут пришел гинеколог и увел Соню из спальни, чтобы обследовать ее.

Павел пошел за ним, придерживая Соню под руку и нашептывая в ушко.

– Говори все так, как я тебя учил. И я свое слово сдержу. Иначе сейчас тебя грохну сразу, как гинеколог удостоверится, что сперма есть – только открой рот. Мне терять нечего.

Обследовал врач лоно девушку недолго. Потом поискал пинцетом в ране на спине – не осталось ли крупинок стекла, зашил порез и заклеил пластырями по всей длине.

– Ну вот, красавица. Шрам останется, но если б ты знала, как мужчин возбуждают шрамы на такой коже!

Вернувшись в спальню, отведенную на ночь Иллариону, гинеколог сообщил Иллариону, что, мол, дефлорировал Павел плеву, и сперма есть внутри.

После его прихода, гася лампу на тумбочке, Илларион велел всем уйти. И уже один, по стариковски некрасиво кряхтя, улегся на пышную, помпезную кровать в другой гостевой спальне, где обосновалась Нана.

И тут улыбка озарила его лицо. Надо же, Виктор то просто маньяком оказался. – Но, уже подкладывая подушку под спину, старясь не разбудить посапывающую рядом жену, Илларион анализировал ситуацию:

– Может, это Виктор и Нану пытался изнасиловать тогда, когда она ему член отрезала, – мелькнула в мыслях надежда. Но тут же угасла. Все же, в отличие от большинства подержанных ловеласов, Илларион был реалистом. Что ж, так или иначе, но причина возможного позора зарыта в землю. Не мог Илларион себе позволить носить рога. Их ведь не бывает у хищников.