Текст книги "Земля 2252"

Глава 6
Рынок рабов

Человек в шляпе поверх темно-зеленой банданы быстро совладал с растерянностью. Когда он заговорил, умостившись рядом с Андреем на корточки, изумление в его голосе уже исчезло.

– Слушай меня. Больше ни слова по-русски. Просто сиди и молчи. В крайнем случае помычи, но закрой рот на замок. – Он поднялся, добавив: – Если не хочешь, чтобы тебя купили на консервы.

Ливадов стиснул зубы, опасаясь выругаться. Консервы! Что за… Нет, это не шутка. Людьми торгуют, словно скотом, и тот толстый в сером плаще и с отвратной прыщеватой рожей в самом деле похож на людоеда. Схарчит – и не заметишь как.

Нежданный доброжелатель отступил от Ливадова и принялся со скучающим видом разглядывать выставленных на продажу. Только Андрей вдруг заметил, что его пальцы нет-нет да и застучат по рукояти пистолета в кобуре справа. Волнуется.

Раздались едва ли не крики. Жиртрест размахивал руками и громко требовал продажи женщин, но старший из работорговцев был непреклонен, только мотал головой и молчал. Толстяк вдруг тоже унялся. Перестал кричать и взялся поочередно указывать на пленников-мужчин. Он что-то говорил, тыкая кулаком сперва в сторону дикарей, поднимая кверху то один палец, то два – указательный и средний, – и работорговец удовлетворенно кивал. Видно, сговариваются по цене, и сейчас спора нет.

Непонимание возникло, лишь когда скупщик людского товара добрался до троих с короткими стрижками и крепким телосложением. Поднял три пальца, но продавец решительно не согласился. Вновь разговор на повышенных тонах, и на сей раз в него вмешался доброжелатель Ливадова. Человек в шляпе и бандане требовал себе того пленника, что стоял посредине и был выше двух других. За него было предложено четыре единицы – четыре пальца на вскинутой над головой руке. Но толстяк перебил предложенную цену растопыренной пятерней.

Тогда говоривший с Андреем попытался купить кого-то из двух других короткостриженых и угрюмых пленников, однако толстяк каждый раз перебивал цену. Работорговец растянулся в довольной ухмылке, а человек в шляпе озлобленно таращился на толстяка, тоже донельзя довольного собой, пока не махнул досадливо рукой. Жирный скупщик рабов победил.

Теперь вновь дикари. Продавец и двое покупателей шли мимо косматых пленников, с виду совершенно равнодушных к собственной судьбе. Предводитель охотников на рабов и толстяк чинно продолжили торг, а человек в шляпе не влезал. До тех пор, пока черед не дошел до Ливадова.

Андрей ощутил на щеках жар. Сука! Все внутри него протестовало против участи живого товара. Выдать бы в хари этих двоих все, что о них думает, и вмазать затем по рожам. Да нельзя! Почему нельзя?.. Человек в шляпе так сказал. Но и сам сейчас молчит, всего лишь покосился на толстяка и поморщил нос.

Жирный вонял. Резким запахом давно не мытого тела, будто бомж какой. Толстяк оглядел Ливадова и после краткого раздумья показал три пальца. Старший из работорговцев шумно засопел, прокаркав, что не согласен. Теперь уже толстяк энергично затряс башкой и ткнул несколько раз большим пальцем в плечо пленника. Ливадову подумалось, что скупщик сбивает цену, указывая на его щуплость. Действительно, в плечах ни с кем из троицы мордоворотов ему не тягаться.

Ниче! Андрей сплюнул. Дай только добраться до тебя, жирдяй, если выкупишь. Продавец и покупатель спорили, а обещанной помощи все нет. Андрей покосился на человека в шляпе, который тер ладонью бородку. Заметив взгляд Ливадова, тот наконец вмешался. Показал четыре пальца.

Жирный замолк, крякнул и с явным сомнением окинул взором Ливадова. Досадливо скривил толстые губы и будто нехотя выставил перед собой пятерню, на что последовала гневная тирада от говорившего с Андреем. Он что-то громко говорил на грубом, напоминающем немецкий, языке и постоянно махал рукой, указывая на нечто, что находилось за пределами лагеря. Старший из охотников за головами слушал его с неприкрытым удовлетворением.

Шесть! Человек в шляпе и бандане поднял обе руки. Толстяк засопел, поглядел исподлобья сперва на конкурента, потом на Андрея. Вновь презрительно скривился и, буркнув что-то себе под нос, сдался. Офицер работорговцев кивнул и задал вопрос новому хозяину Ливадова, тут же получив отрицательный ответ. Впрочем, он, вероятно, устраивал работорговца, потому что, опять кивнув, старший с толстяком продолжили дальнейшую торговлю. Они перешли к следующему пленнику, дикарю, а человек в гангстерской шляпе остался около Ливадова.

Улучив момент, когда посторонних взоров вроде бы нет, он сделал знак держать рот на замке. Без вопросов! Андрей не возражал. Кто бы ни был этот тип со смуглой кожей, черными усиками и короткой бородкой клинышком, но, кажется, Ливадов нашел в нем спасение. А на кой черт тогда нужно было выкупать его да держать в тайне, что разговаривает по-русски?

Может, тоже русский? Вдруг здесь, в будущем, русские своих не бросают? Но погоди, Андрюха, не радуйся раньше времени. Эх… Ливадов не мог ничего поделать с собой. Казалось, что вот-вот будет освобожден. Внутренне он уже ликовал. Хорошо еще, удавалось сохранять маску безразличия и не выдавать себя, как об этом намекнул знаками Рамирес.

В голове сразу закрепилось именно это прозвище для человека в гангстерской шляпе. Похож он на латиноса: не слишком высокий, щупловатый, примерно одного с Андреем телосложения, только вдвое старше. По тому, как носит оружие, видно, что не для понтов. Чувствуется это: Андрей был уверен, что автомат неизвестной конструкции на плече его хозяина и два пистолета, которых в кобуре не разглядеть, будут применены быстро и легко, если возникнет такая нужда.

Рамирес – он будет называть его так, пока не узнает настоящего имени, – ждал, когда толстяк и предводитель охотников за головами закончат обход рабов. Жирный взял всех мужиков и хотел бы приобрести еще и женщин с детьми, но офицер наотрез отказался расставаться с этой частью товара. Странно, однако же многое еще придется узнать о прекрасном новом мире.

Продавец и двое покупателей скрылись в брезентовой палатке, откуда утром и появился офицер. Туда же торопливо зашел один из типов в черном комке и с красной папкой под мышкой. Сделку будут оформлять, а это их нотариус. Андрей вспомнил, как ходили два года назад принимать бабушкино наследство.

Рамирес пробыл в палатке недолго, он скоро вышел, и вместе с ним к Ливадову подошли двое автоматчиков из лысых работорговцев. Они отстегнули Андрея от общей цепи, но снимать ошейник и наручники не спешили. Встали с боков от Ливадова и вдруг схватили за руки: хватка у них была крепкая.

Андрей процедил от неожиданности ругательство, на которое, однако, никто не обратил внимания, да и сам Ливадов сразу забыл о нем. Подозрительное что-то здесь мутят. Человек в шляпе поднес к шее пленника надетые на левую руку большие часы – по крайней мере, это нечто крайне сильно напоминало их. Внутри ошейника раздался отчетливый щелчок, и через три удара шею с задней стороны больно кольнуло.

Рамирес удовлетворенно хмыкнул и поднял на уровень глаз Андрея руку с часами. Затем демонстративно поднес к ней правый указательный палец и нажал на часы. Укололо так, что из глаз посыпались искры. На мгновение почудилось, что они даже лопнули.

– Сука! – Андрей вцепился в долбаный ошейник.

Не помешали и браслеты на запястьях, а солдаты в черной форме с ремнями крест-накрест на груди и спине, оказывается, бросили хватку. Боль была такой, что Ливадов не заметил, как его отпустили.

– Твари, – пробормотал Андрей; из глаз против воли текли слезы.

Двое в черных комках заржали еще сильнее, их откровенно веселило недавнее страдание пленника, и не только их. Смеялись и рабы, что еще были прикованы к общей цепи. Товарищи по несчастью, блин.

– Это, – тоже ухмыльнулся спаситель Рамирес, – чтобы ты понял, кому теперь принадлежишь.

– Не боишься, – прохрипел Андрей, – по-русски-то… Услышат.

– Эти? – Человек в шляпе презрительно оглядел окружавших его. И рабов, и охотников за головами. – В стаде никто ничего не поймет. Я опасался лишь толстяка Эраста.

– Воды дай.

Новая вспышка боли. Когда Андрей пришел в себя, увидел нахмурившегося Рамиреса.

– С хозяином так не говорят, – произнес тот сквозь зубы.

Опять боль. Ливадов уже на земле.

– От господина ничего не требуют и ничего не просят. Ясно?

Андрей потупил взор, чтобы его новый хозяин не обнаружил в глазах лютую ненависть. Задушить бы эту сволочь!

– Ясно тебе? Не слышу!

– Ясно.

Посмотрев исподлобья на Рамиреса, Ливадов вдруг не обнаружил в нем и намека на вспышку озлобленности. Человек в шляпе вновь безмятежно и приветливо улыбался.

– Идем, – сказал Рамирес.

Не глядя на приобретение, новый хозяин Ливадова двинул прочь. Мурлыкает, сука, что-то себе под нос. Андрей поднялся и последовал за ним в трех шагах позади. Рядом ступал бородатый и чрезвычайно угрюмый мужик в черном комке. Конвоир был вооружен коротким копьем и парой ножей на поясе.

Мог бы и с голыми руками быть! Ливадов понимал, что легко справится с бородой. Даже с надетыми наручниками – в спецназе обучили и такому, – да, скорей всего, доберется и до безмятежно ступающего впереди Рамиреса, но он не передушит всех работорговцев и охрану торга.

Надо ждать иного момента, чтобы освободиться и свести появившиеся счеты. Хозяин Андрея двигал в противоположную сторону от деревянного частокола в центре рынка рабов. Шли иным путем, чем в него заехали клетковозы. Вокруг покупают и продают людей. Под детский плач: здесь никого не заботит, если ребенка разлучат с матерью. Андрей сжимал кулаки и мрачно таращился в спину Рамиреса, что сейчас символизировал для него работорговлю.

Миновали очередную стоянку грузовиков с тремя группками распроданных людей – мужики отдельно, женщины и дети тоже. Ливадов старался не смотреть на рыдающих малышей – грязных, словно звереныши. Лишь тихо ругался про себя.

Показались столбы с колючей проволокой, деревянная смотровая вышка и распахнутые ворота, возле которых маялись от безделья с десяток автоматчиков в черной форме и с «калашами». Конвоир Ливадова крикнул что-то охране на воротах и после поднятой руки в ответ повернул в центр рынка, а Рамирес даже не оглянулся, чтобы проверить, следует ли за ним Андрей.

Из ворот в степную даль вилась двухколейная грунтовка. Вдоль правой обочины выстроились грузовики. Семь штук. Совсем не похожи на технику охотников за головами. Это были сверкающие темной матовой краской трехосные машины с поворотным узлом между угловатой кабиной без капота и металлическим кубом кузова. Окон ни в кабине, ни в кузове Андрей не обнаружил: сплошной металл. Только двери – одна в кабине, другая в задней части автомобиля. Без опознавательных знаков.

С крыши каждого кузова в небо смотрели стволы сдвоенной турели. Места для оператора нет, она либо автоматическая, либо управляется изнутри грузовика. Еще нечто похожее на противотанковый ракетный комплекс было размещено на крыше. Выглядели грузовики футуристически – полная противоположность клетковозам, которые всем своим внешним видом напоминали потертые жизнью сто тридцать первые ЗиЛы.

Но больше всего Ливадова поразила охрана. Бойцы в экипировке, походившей на ту, в которую были облачены похитившие его и Женьку солдаты, только лица в открытых шлемах. Снаряжение такого же темно-синего, почти черного цвета, в какой были выкрашены грузовики. В руках крупнокалиберные автоматы. Два десятка бойцов, по двое или трое около каждого грузовика.

Колонна покупателей живого товара. Совсем иной технический уровень, не чета водителям клетковозов и охране лагеря работорговцев. Взгляды у бойцов в темной броне цепкие, злые и не сулят ничего хорошего идущим мимо них человеку в шляпе и его рабу.

– А вот и мой хомяк, – радостно известил Рамирес, – указав на джип, стоявший позади грузовиков и чуть поодаль от них.

Первое, что бросилось в глаза, – это большой звездно-полосатый флаг на передней двери. Чтобы уж наверняка было видно. Если в прекрасном новом мире есть русские, то отчего бы не оказаться в будущем и американцам? Почему-то попадать к ним в руки не хотелось, а вот угодил. Сука! Может, сказывалась служба в армии, но ничего хорошего от американцев Андрей не ждал.

Да, прекрасный… Ливадов вновь ругнулся, теперь уже на прицепившуюся к нему фразу про прекрасный и новый долбаный мир.

Еще озадачил белый крест на задней двери и надпись тоже белыми буквами «Preacher»[1]1
  Проповедник (англ.).


[Закрыть]. Крест будто католический, а что означает слово под ним, Андрей перевести не мог, да и хрен с ним. Ломать голову и думать, что означает крест и надпись, точно не хочется. Мозги и так кипят, сколько всего случилось. Лучше думай, парень, как сбежать от этих верующих пиндосов.

Автомобиль Рамиреса был выкрашен в лесной камуфляж и отличался от джипов охотников за головами так же, как их зилобразные клетковозы от стоящих справа грузовиков. Превосходил по всем параметрам и на порядок. Массивный, просторный и высокий. Четкие линии кузова; очертания резкие, словно джип в вечном движении, будто устремлен вперед. Вглухую тонированные стекла, а на крыше установлен крупнокалиберный пулемет, который явно управляется изнутри. На задней двери накрытая брезентом запаска.

Из машины вылезли двое. Лысый, коренастый, широкоплечий негр в солнцезащитных очках и высокий белый тип с короткостриженой соломенной бородой и такими же волосами. Оба в одинаковой камуфляжной форменной одежде, тоже под летний лес, в разгрузках. На левом рукаве американский флаг – опять он. На поясе у каждого висит кобура со стволом и нож. Автоматы, видно, оставили внутри. То, что у них есть автоматы, – несомненно. Зачем тогда разгрузка?

Поняв, что мысленно разговаривает сам с собой, Ливадов чертыхнулся. Раньше подобного не замечал. Не тронулся ли он умом?

– It’s in the car[2]2
  Это бросить в автомобиль (англ.).


[Закрыть], – велел Рамирес, когда подошли к джипу.

Невеликих знаний Андрея хватило, чтоб узнать английский язык и то, что о нем было сказано не как о человеке, а о предмете. Он раб, и этим все легко объясняется. Погоди же ты, Рамирес.

– Yes, sir[3]3
  Да, сэр (англ.).


[Закрыть], – кивнул негр.

Чернокожий махнул рукой Ливадову и, обойдя джип, потянулся к правой задней двери автомобиля. Открылось просторное багажное отделение, полностью изолированное перегородкой от салона автомобиля. Пол из ребристого металла, и вся прочая отделка тоже была металлической, окрашенной в стальной цвет. Стекла закрывала железная сетка в мелкую ячейку, и больше никакого убранства, кроме горевшей в потолке плоской лампы размером с ладонь.

Скотовозка. Рамирес не случайно купил раба: все-то у него предусмотрено для перевозки живого товара. Андрей выругался. Хоть бы он и в самом деле вздумал перепродать его русским.

– Come on[4]4
  Залезай (англ.).


[Закрыть], – равнодушным голосом сказал негр.

Ливадов уселся на пол багажника и втащил себя внутрь. Дверь закрылась, отрезав от внешнего мира. Враз обрубив и разговор Рамиреса с белобрысым: снаружи не слышно ничего. Стекла черные, непрозрачные. Полная изоляция.

– Тепло хоть, – пробормотал Андрей и поежился. В одних трусах было холодно. Он продрог и радовался даже теплу скотовозки. Думал, что лампочка погаснет, однако она продолжала милостиво светить.

Андрей протянул себя к перегородке между багажником и салоном и, опершись о стенку, закрыл глаза. Как же обманчиво может быть первое впечатление. Думал, что Рамирес хочет помочь, а оказалось – только купить.

– Я выберусь, – прошептали пересохшие губы. – Обязательно выберусь! Спасу себя и Женьку!

Внутри Ливадова закипала решимость и злость, что будут его проводниками к свободе. Это его надежда! Хотелось бы верить, что его все же скоро выкупят! Очень хотелось, однако не стоит уповать только на удачу.

Дверь вдруг открылась.

– Давай сюда руки, – сказал Рамирес. За его спиной маячил негр. – Наручники сниму.

Когда браслеты были сняты, хозяин Ливадова кинул пластиковую двухлитровую бутылку с водой.

– Пей.

Чтоб тебя… Улыбается. Ругнувшись про себя, Ливадов с жадностью набросился на воду.

– Наверно, и есть хочешь, – продолжил Рамирес, – но обожди. Задерживаться тут больше не станем. Я уже должен быть в Ярославле.

Глава 7
Нетчип

Евгения Ливадова слушала щебетание настоящих живых птиц в университетской оранжерее на двадцать седьмом этаже. В руке стакан с яблочным соком, сама лежит на деревянном шезлонге. Рядом фонтанчик, тишь и благодать. В самом центре искусственного сада.

Одна… На курорте, блин! Женька закусила губу, чтобы не выругаться покрепче.

Думала скинуть надоевший халат, оставшись в топе и шортах-трусиках, но стеснялась, подозревая, что пребывает под непрестанным наблюдением невидимых камер. Большой брат следит за тобой! Так, кажется, говорили о грядущей эре тотального контроля; для Женьки будущее наступило.

Сюда привела Яна. Сказала, мол, отдыхай, и пообещала вернуться через час. Чтобы провести первый урок. Ливадова выдержала несколько минут после того, как за пальмами скрылась могучая спина помощницы профессора Мартынова и одновременно ее надзирательницы, и обследовала предоставленный для отдыха зеленый уголок. Нашла запертые двери и высоченные окна от пола до потолка, явившие незабываемый вид на Новосибирск двадцать третьего века. Но лазейки, чтобы сбежать, нет.

Да и куда бежать? Ливадова почувствовала, что опять вот-вот разрыдается, и попыталась взять себя в руки… На сей раз удалось. Может быть, потому что сегодня копила внутри себя ненависть на похитителей и почти не молилась? Молитвы… Нет, она не станет ни говорить, ни думать ничего плохого про молитвы. Она верит и будет верить, что Бог поможет ей и брату. Она будет молиться каждый вечер, перед сном, но и сама должна что-то предпринять.

Бежать без оглядки… Куда?.. Как выжить в новом мире, где ты меньше, чем никто. Ты – рабыня, собственность университета. Ах да… Уже не университета, ее купили. Глаза все-таки увлажнились, но Ливадова смогла побороть слабость. Не дождетесь! Она не сдастся. Только что же делать?

Холодный отстраненный разум, который Женька смогла услышать в собственной голове, настаивал лишь на одном. Ты обязана освоиться в новом мире, а для этого… Для начала нужно принять его. Согласиться, что рабыня, но не забывать слов Артуровой про полугражданство. Яна говорила, что подобное возможно с позволения ректората. А теперь? Согласится на волю для нее новый хозяин? Сколько оставаться рабыней?

Ливадова смотрела невидящим взором на цветы в трех шагах от шезлонга. Девушку донимал единственный вопрос: как освободиться? Она обязательно получит свободу! Но каким образом? Что за человек этот Владимир Владиславович? Может, сойдемся на постели?

Хотелось быть сильной и стойкой, но все-таки смутилась, когда подумала, что всего-то надо соблазнить… Мужчины у нее никогда не было. Постель, постель… Расслабься и получай удовольствие. А будут ли ее о чем-нибудь спрашивать? Что-нибудь предлагать? Против воли рука потянулась к макушке, потом опустилась вниз, гладя волосы. Девушка искала шрам или иной след проникновения в ее череп, однако ничего не находила.

Артурова уверила, что операция прошла успешно, и несколько раз переспросила, хорошо ли Женька себя чувствует. Первой мыслью было пожаловаться на головную боль и общее недомогание. Сказать так из вредности, чтобы насолить похитителям и тюремщице Яне. Только Артурова, будто подслушав чужие размышления, обмолвилась, что при первых же признаках отторжения Евгению ждет комплексное обследование. Университетские медики предупреждены и ждут команды.

Евгения с детства не переносила больниц, и в особенности медобследований, поэтому быстро раздумала жаловаться. Да и чувствовала она себя отлично, не замечала каких-либо изменений после операции. Просто проснулась сегодня утром, и все, без отходняка после наркоза. Тетушке Лене делали недавно операцию, и та рассказывала, что весь день, как проснулась, не могла окончательно прийти в себя, очухалась лишь на следующее утро. Однако у Женьки было обычное утреннее пробуждение, и на том спасибо.

Ливадова услышала, что кто-то идет по дорожке вдоль ярко-красных и желтых цветов.

Яна. В руках держит предмет, похожий на планшет из двадцать первого века: черный прямоугольник с чуть скругленными краями и стеклянной поверхностью.

– Ну, – спросила она, – ты готова?

– К чему?

Женька нахмурилась, за одно мгновение в душе поднялась буря негодования – вспомнилось похищение, постоянные напоминания о рабстве и вчерашняя операция. Только тут же постаралась сделать заинтересованное лицо. Она должна понять и изучить новый мир! В память крепко взрезались слова Яны, что нетчип обязателен для получения гражданства. Он откроет для Женьки свободу, и она твердо уверена, что и путь домой.

– У нас первый урок. – Артурова устроилась в кресле напротив шезлонга и предложила Ливадовой занять второе, пустующее. – Тебе нездоровится?

– Нет, все нормально, – поспешила ответить Ливадова; очевидно, вид у нее не слишком радостный.

Женька улыбнулась как можно приветливей и поменяла лежак на кресло. Теперь ее и Яну разделял невысокий столик из белого пластика.

– Твой нетчип полчаса назад активирован на пятьдесят процентов. – Помощница Мартынова пристально разглядывала дикарку. – Чувствуешь что-нибудь необычное?

Евгения Ливадова пожала плечами.

– Нет.

– Какие-нибудь болевые ощущения присутствуют? – Яна была предельно серьезна. – Есть ли нервозность?

– Все нормально. – Женька старалась продемонстрировать готовность обучаться.

– Да, вижу… – Аспирантка покосилась куда-то правее себя. – Никаких отклонений не фиксируется. Удивительно. Мне бы…

Яна запнулась и продолжила говорить только после того, как поправила толстую косу, которую сегодня она заплела. Она-то волнуется.

– Не хочу, чтобы нетчип навредил тебе.

– Я тоже. – Голос Евгении дрогнул, в этот раз девушка проявила искренние чувства. Она испугалась: ведь и Артурова нервничает. Хотя под риском отторжения имплантата, а значит, и смерти находится только Женька. Эти фашисты говорили о продолжении эксперимента даже после получения отрицательных показателей, что для Ливадовой смерть.

– Начнем, – вздохнула Яна и положила на колени планшет. – Активирую твой нетчип на восемьдесят процентов.

Артурова ткнула указательным пальцем в точку на планшете. Женька отчетливо видела, что его экран как был погасшим, так и не включился – ни до прикосновения Яны, ни после. За дуру, что ли, Ливадову держат? Евгения глядела на помощницу профессора с иронией и некоторым удивлением, но сочла правильным промолчать.

– Что? – заговорила Артурова. – Что ощущаешь?

Евгения подняла к потолку взор, потом опустила и уставилась на шезлонг. Затаила даже дыхание, вслушиваясь в себя. Но чего-нибудь нового не обнаружила.

– Нет ничего.

– Ничего не чувствуешь?

– Нет.

Яна выдохнула с явным облегчением и улыбнулась, что было редкостью для нее.

– Пока все нормально. Так, как должно быть.

– Но я же ничего…

– Не торопись. – Артурова вновь нажала на выключенный планшет. – Все! Вызывай.

– Не понимаю тебя, Яна.

– Вызови нетчип. Представь, что он заработал.

Женька попыталась представить, как включилась какая-то непонятная микросхемка.

– Ой! – От неожиданности девушка взвизгнула и подскочила на стуле.

Перед ней в воздухе появилось объемное изображение – голубоватое и полупрозрачное. Как в «Звездных войнах»! Женька наблюдала нечто, походившее на экран монитора или телевизора.

– Поскольку я обучаю тебя, – заговорила помощница Мартынова, – твой нетчип полностью синхронизирован с моим. Связь двусторонняя, однако права доступа у нас отличны. Мне открыта любая информация, которая генерируется твоим нетчипом. Ты же увидишь и услышишь от меня только то, что я позволю.

– Как это работает?

– Скоро ты сможешь общаться через сеть и получать почти любую информацию. Но об этом после, а сейчас ты наблюдаешь информационное окно. Это виртуальная проекция информационного поля. Информационное окно создается головным мозгом в его зрительном участке после получения соответствующих импульсов нетчипа.

– Это не опасно?

– О нет. Скажу даже больше: нетчипы спасли человеческую цивилизацию.

Ливадова с откровенным сомнением посмотрела на Артурову. Не преувеличивает ли она?

– Вижу в твоих глазах недоверие.

Евгения пожала плечами и, не удержавшись, повертела головой. Мерцающая голубоватая проекция неподвижно висела на одном месте.

– Это выходит за рамки первого урока, – вздохнула Яна, – однако ты давно не ребенок и новое знание лишним не станет. Наша планета пережила Третью мировую войну, которая уничтожила прежнюю форму организации общества, я говорю о государствах, но не только. Применение ядерного оружия спровоцировало серию глобальных катаклизмов, преобразивших Землю.

Ливадова слушала вполуха. Она, конечно, историк-первокурсник – в прошлом, – и все, что говорила помощница профессора, очень занимательно, только Женька уверена, что появится еще у нее время на ознакомление с прошлым нового мира. Оно… Честно говоря, такое же далекое для нее и пока столь же абстрактное, как если бы читала дома в две тысячи шестнадцатом книжку-фантастику про вымышленные катастрофы.

Сейчас ведь все хорошо? Небоскребы, зеленый город с воздушным транспортом, и никакой ядерной войны. Сидят они с Яной в оранжерее на двадцать седьмом этаже и мило беседуют. Гораздо интересней дотронуться до проекции! Женька протянула руку к полупрозрачной фигуре под неодобрительным взглядом Артуровой.

Помощница профессора поняла, что ее экскурс в начало новой эры человечества мало заинтересовал дикарку; той гораздо интересней поиграть с нетчипом. Как ребенок! Дети ведут себя на первом уроке точно так же!

– Хватит, – рассердившись, отрезала помощница профессора, – заканчиваем с прошлым. Скажу лишь, что в серии катаклизмов самыми страшными были волны эпидемий. Неизвестные раньше вирусы убили два миллиарда человек, и самый страшный вирус до сих пор не побежден. Некровирус.

– Что? – Женьку вдруг заинтересовало услышанное.

– Некровирус, – повторила Яна. – Это агент, которым заражена уже и ты, раз находишься в человеческом обществе.

Артурова торжествующе ухмыльнулась. Наконец-то дикарку проняло, все ее внимание теперь приковано к рассказу.

– Вирус, которым поражены все люди Земли. Его не удается излечить или хотя бы подавить. Тело каждого умершего человека, который достиг примерно двадцати лет, через несколько часов после смерти головного мозга превращается в зомби – это если по-простому. Дальше продолжать?

Женька кивнула, не сводя с Яны испуганных глаз. Она тоже заражена?

– Некровирус почти мгновенно проникает во все мертвые клетки организма, останавливает процесс распада биологического материала и активирует новый синтез и обмен веществ. Тело обретает – обозначим это кавычками – «новую жизнь». Мы называем новые существа некроформами. Иными словами, это форма существования, основанная на однажды умершей органической материи. Прежней личности и вообще разума в некроформе нет. Люди после смерти действительно умирают, и выглядят некроформы как ожившие мертвецы.

– Это ужасно, – пролепетала Евгения.

– Верно, ужасно и отвратительно. Нечто, что приходит на смену умершим, является крайне агрессивным, кровожадным и по-звериному хитрым существом. Оно практически не знает усталости, не нуждается в сне, его нельзя ранить. При этом органика лишена свойства регенерации, но, как я говорила, внутри происходит обмен веществ, вырабатывается энергия, которая многократно увеличивает силу и скорость передвижения некроформа. Погибает только после уничтожения головного мозга. Поэтому…

Артурова сделала многозначительную паузу.

– Поэтому спасением цивилизации стало чипирование всех без исключения граждан. После смерти нетчип выполняет последнюю свою функцию – сжигает головной мозг мертвого тела.

Яна улыбнулась и картинно развела руками.

– И все! Нет мозга – нет некроформа.

– Как же полуграждане? – Нехорошая догадка осенила Евгению. – И… рабы?

– Им вживляют некродоты, – ответила Яна. – Это аналог нетчипа с одним-единственным предназначением. Некродот также сжигает головной мозг после смерти человека.

– Весело тут у вас, – мрачно заявила Женька.

– У нас, – поправила ее Артурова.

– Ты права, у нас, – быстро согласилась Ливадова: не раскрывать же помыслов вернуться домой, в двадцать первый век. – Но как же собаки, кошки, вообще животные?

– Никак. Некровирус действует только на людей. Он поселяется и в других живых организмах с центральной нервной системой, в тех же собаках и кошках, о которых ты спросила, но после смерти носителя в животных никак не проявляется. Даже на приматов не действует.

– Это хорошо, – рассеянно произнесла Ливадова; ей было не по себе от мысли, что уже заражена этим жутким вирусом.

– Просто свыкнись или забудь. Теперь-то понимаешь, что операции тебе было не избежать в любом случае? – поинтересовалась Яна.

– Понимаю. Отчего же мне не рассказала все раньше?

– Нам требовался твой стресс.

Женька шумно выдохнула:

– Вы его получили и сейчас.

Ливадова улыбнулась, будто пошутила, только юмора в ее словах было немного.

– Однако же… – Довольная собой Яна откинулась на спинку кресла: ей удалось полностью завладеть интересом дикарки. Именно так она и должна себя вести с ней. – …Вернемся к нашему уроку.

Женька отхлебнула сока и посмотрела на проекцию. Полупрозрачная мерцающая фигура все так же пребывала в неподвижном состоянии.

– Теперь вызови алфавит.

– Как?

– Подумай о нем. Пожелай, чтобы он оказался на месте экрана.

Ливадова послушно последовала указанию Яны и вновь не удержалась от вскрика, когда прежняя мерцающая проекция сменилась полностью прозрачным полем в золоченой рамке, внутри которой разместились буквы русского алфавита. А, Б, В… тот же порядок, который девушка знала с детства. А мерцание исчезло. На первом уроке оно генерировалось лишь в самом начале и исключительно ради соответствия ассоциативному ряду подростков.

– Нажми пальцем на любую букву.

Евгения коснулась буквы Л, которая продавилась под ее пальцем, будто и в самом деле существовала, загоревшись при этом ярким свечением.

– Попробуй еще. Жми на любые буквы.

Пока Женька пробовала, Артурова продолжала пояснять:

– Сейчас под инфоокном с буквами ты увидела новое поле. Это поле для ввода текстового сообщения. Два или более информационных окна составляют инфопроекцию. Это сочетание одного или нескольких информационных полей и интерфейса управления. Ты видишь простейшую инфопроекцию: информационное окно с алфавитом и поле для сообщения. Напечатай какой-нибудь текст, только без нажатия на буквы.

Ливадова посмотрела на аспирантку с немым вопросом. Евгения погрузилась в урок с головой: дух захватывает от возможностей будущего. Намного круче, чем андроиды и айфоны.