Текст книги "Витязь специального назначения. В гостях хорошо, а дома нету…"

Тут до часового дошёл смысл ситуации, он вздрогнул и открыл глаза. Рядом никого не было. Плюнув, он поднялся, разбудил Вихорко, заполз на его место в шалаш и, проваливаясь в сон, вновь тихо, но внятно услышал, словно в ухо дунул лёгкий ветерок: «…остерегайся, витязь, людей в синем…» и забылся.

Проснувшись, они с аппетитом позавтракали тем, что с любовью было собрано женщинами. Слава чувствовал себя превосходно, напарники тоже выглядели значительно лучше.

– Ты что, вообще ничего не чувствовал? – допытывался любопытный Вихорко.

Клим добросовестно задумался, подбирая ответ.

– Н-ну, как сказать? Звук неприятный, как бурав в ухо…

– И всё?

– А что тебе ещё?

– А почему ты не сомлел, как мы с Весняком?

– Что ты ко мне пристал? – чуть рассердился Слава. – Я откуда знаю? Тебя-то что не устраивает? Что мы живые остались?

– Да нет, что ты. Просто интересно.

– Ничего, – проворчал Толстый, – попрыгай и пройдёт.

– Выходит по тому, что ты не такой, как мы, – рассудительно заметил Весняк.

Клим рассердился.

– Ну да, с рогами и хвостом! Хвост в штанах прячу, а рога дома пилой спилил, а то притолоки низкие, задеваю, неудобно очень.

– Да ладно, Клим, – примирительно сказал Вихорко. – Мы же не в обиду, правда же удивительно. Я лично никогда не слышал, что соловья-разбойника одолеть можно. Это только богатыри могли, но былина и есть былина…

– Значит, я просто богатырь, – хмыкнул Славка. – Пожрали? Собирайтесь, а то так никогда до этого города не доберёмся.

…Уже смеркалось, но, как назло, лес как раз шёл чащобный, в таком устраивать ночлег опасно. Нужно хорошо поработать топором, чтобы расчистить более-менее безопасное пространство. Но кому охота этим заниматься после целого дня верховой езды?

Когда в лиловых сумерках мелькнул огонёк, Клим в первую секунду подумал – мерещится от усталости.

– Смотри, огонёк, – нарушил тишину удивлённый голос его молодого товарища. Путешественники, не прибавляя аллюра, осторожно подъехали ближе. В высоком частоколе было прорезано небольшое окошко, из которого выбивался дрожащий свет костра.

– Что делать будем? – прямо в ухо шепнул Весняк.

Пока Клим размышлял, из темноты послышался спокойный мужской голос: «Коли честные люди, не прячьтесь, яко тати. Мы мирные служители Господа нашего, вреда никому не чиним. Можем дать приют, коли есть в том нужда».

– Спасибо на добром слове, – отозвался Клим, решив, что, коли уж их обнаружили, проще отозваться. – Мы тоже мирные люди, путешествуем по своей надобности. За приют спасибо, не откажемся.

Заскрипели, отворяясь, тяжёлые ворота. В свете большого костра им навстречу спокойно вышел высокий бородатый мужик в синей монашеской рясе. Он поклонился и продолжил: «Наш мирный орден рад оказать помощь ближним. Входите с миром». Ведя коней в поводу, путешественники вошли в широкий двор.

Посередине его горел костёр. По всему периметру внутреннего пространства тянулись какие-то клетушки, занавешенные пологами. Они с любопытством огляделись – куда же их занесло на сей раз? В глубине большого двора стоял небольшой дом.

Впустивший их выглядел лет на сорок. Широкие плечи, длинные волосы, окладистая рыжеватая борода. Светлые глаза спокойно рассматривали гостей. Он был одет в рясу тёмно-синего цвета, подпоясанную простой верёвкой. На поясе висел здоровенный нож в грубых берестяных ножнах.

– Братья живут в кельях, – он широким жестом обвёл двор, имея в виду упомянутые клетушки. – Тот дом для гостей и общих радений. Позволено ли мне спросить – может, есть среди Вас христиане?

Слава носил на шее крестик, хотя и не мог сказать, что очень уж верит. Но сейчас он почувствовал, что ему почему-то не хочется признаваться, что он христианин. Не придав значения этому странному чувству, он спокойно ответил: «Я христианин». Монах удивлённо приподнял брови, но, правильно истолковав молчание спутников Клима, любезно сказал: «Наш орден не отказывает в помощи никому. Но мне отрадно неожиданно узреть брата по вере. Как зовут тебя в миру, брат, и какое имя дано тебе при крещении?»

– Крещёное имя – Станислав, а в миру Климом зовут.

– Не откажешь ли ты мне в беседе, когда я устрою на ночлег твоих спутников?

Слава с удовольствием послал бы куда подальше навязчивого монаха, но… не откажешь же в такой малости человеку, любезно предоставившего тебе кров.

– Не откажу, только недолго, если можно. Устал я, дорога была нелёгкой.

– Конечно, конечно, я понимаю и прошу простить мою пристрастность, но очень уж большая редкость тут люди, приверженные истинному учению, – он громко хлопнул в ладоши. – Брат Нафанаил, брат Мафусаил!

Два полога откинулось, двое здоровенных монахов в таких же синих рясах и тоже с ножами на поясе подбежали к краснобаю и замерли, как верные псы, которым свистнул любимый хозяин.

«Такие порвут, как свинья фуфайку, – мелькнуло в голове. – Если этот болтун скажет «фас».

– Проводите наших гостей и устройте их на ночлег, ни в чём не отказывать – любой гость от Бога, – между тем распорядился «хозяин».

Клим поймал брошенный вскользь пустой взгляд и в голове вдруг отчётливо прозвучало: «…остерегайся, витязь, людей в синем». С холодком в животе он отчётливо понял, что именно сейчас влип по полной программе. С быстротой молнии в голове закрутились варианты, но ни один, увы, не подходил. Встретившись с глазами «брата по вере», он увидел во взгляде спокойное, деловитое злорадство. Тот явно понял, что раскрыт и что у гостя практически нет шансов.

Тяжёлые ворота закрыты на огромный засов. Сколько верных псов по первой команде этого святоши кинется из этих будок-келий, одному Богу известно…

– Ты, кажется, решил нарушить наш уговор, Юлий? – послышался мелодичный женский голос. В круг света вступила высокая черноволосая красавица в свободно свисающих с плеч длинных золотисто-зелёных одеждах. – И не боишься? Или думаешь, что я могу чего-то не знать в моём лесу?

Клим взглянул на Юлия и на душе полегчало, – лицо того выражало целую бурю чувств, которые трудно было бы описать более или менее определённо. Говоря кратко, – он был очень огорчён и недоволен, что он уже не хозяин в этой ситуации.

– Он тоже христианин, это наше внутреннее дело, – с улыбкой, больше похожей на оскал, елейно попробовал возразить монах.

– Ты, часом, не помнишь, о чём я тебя последний раз предупреждала? – жёстко спросила красавица. Глаза её опасно блеснули. – Может, мне выжечь твоё осиное гнездо?

– Прости, я ошибался, – выдавил из себя Юлий.

– Чего же, в таком случае, ты ждёшь? – в голосе красавицы отчётливо слышался металл. Настоятель громко хлопнул в ладоши. Несколько монахов, выскочив из своих конур, опрометью бросились в темноту. Через несколько минут они привели помятых и встрёпанных Весняка и Вихорко. На щеке у первого сочилась ссадина, у второго были разбиты губы, оба были без поясов. Конвоиры бросили им под ноги пояса с ножами, заплечные мешки и подведя коней бесшумно отступили в темноту.

– Собирайтесь, пошли, – скомандовала женщина.

Спутники вопросительно посмотрели на Клима, тот утвердительно кивнул. Скрипнули, открываясь, мощные створки и они вышли в тёмный лес следом за загадочной красавицей.

– Ещё раз начнёшь свои козни строить, лучше сам в болоте утопись, – через плечо бросила незнакомка подавленному Юлию. – Если за вас просила сама владычица Маб, это не значит, что вы можете не соблюдать мои правила.

Тучи ли открыли Луну или вокруг женщины было какое-то сияние? Несмотря на темноту, они хорошо различали даже траву, по которой ступали. На миг Славке показалось, что рядом с женщиной неслышными тенями возникли двое громадных волков, вспыхнули хищные огоньки глаз и сгинули. Он встряхнул головой – видать, померещилось. Минут через десять перед ними возник обыкновенный дом. Поставив коней и задав им корм, шагнули на порог. Внутри дом был просторным и светлым – большой стол под белой скатертью, широкие лавки, домотканые половики, белёная русская печь. На оконцах светлые занавески. В доме стоял медвяно-травный свежий запах.

Хозяйка дала умыться и привести себя в порядок, а сама, тем временем, собрала на стол. При свете нескольких свечей на столе появились тарелки со снедью. По жесту хозяйки проголодавшиеся мужики принялись за еду так, что вызвали на её лице довольную улыбку. Утолив первый голод, Клим, задумчиво жуя, незаметно, как ему казалось, изучал красавицу, ломая голову – с кем на сей раз его свела жизнь?

Поймав слегка насмешливый взгляд женщины, Слава понял, что все его мысли она видит насквозь. Он слегка покраснел от лёгкой досады и чуть-чуть от смущения. Зеленоглазая красавица присела за стол и, оглядев путников, спросила спокойно: «Что смотрите так? Не глянусь?» Весняк что-то бормотнул в ответ и смущённо отвёл глаза.

– Что же вы так, мужики? – укорила женщина и кивком показала на Клима. – Этот, не от мира сего. А вы что же, про Орден Тернового Венца не слышали? Не знаете, что русским людям его стеречься надо? А вы? Растяпы…

Весняк с Вихорко смущённо потупились.

– А что это за орден? – спросил Слава, во все глаза глядя на спасительницу. Красивая статная фигура, большие изумрудно-зелёные глаза на матово-смуглом лице, длинные волосы цвета воронова крыла… вот только возраст определить не получается – может, тридцать лет, а, может, все пятьдесят…

– Христиане. Вот только повадки у них очень особенные, – подчеркнула она. – Борются со всякой нечистью, на костре колдунов жгут, лешего какого-нибудь, если поймают или домового, а им самим чёрные орки служат. А уж более враждебных человеку тварей, среди всей нечисти ещё поискать надо – это тебе не домовые. Благодаря им, кстати, чёрные орки в русские земли и просочились.

– Ни хрена себе! – вырвалось у Славки. – Прости, хозяйка, сорвалось. Кто ж их самих-то на Русь допустил?

– Великий Кнез нынешний, Бран и допустил, – с кривой улыбкой ответила красавица. – У него при дворе два священника живут, один из этого ордена, другой – византиец. Выбирает Бран, в какую ему веру Русь обратить. По всему, к «терновникам» склоняться начал, раз свои оплоты разрешил везде выставлять. Так что, ежели бы не я, они бы с тебя всё выпытали, а потом всех чёрным и скормили. Те человечинкой не брезгуют.

– Значит, пытать бы стали, говоришь? – оскалил зубы в улыбке Клим. – Погоди.… А что у меня можно выпытать? Я же тут ещё и не знаю ничего.

– Зато там знаешь. Про Вас четверых в этом мире знают уже все, кому нужно. А самое плохое, что и те, кому бы лучше и не знать. Вы для одних последняя надежда, а для других – как кость в горле.

– Значит, говоришь, пытать меня хотели? Запомним.

– Да уж запомни. По их правилам – они любую пакость за грех не считают, если она, во славу Христа. Не шибко-то много я про него слышала, но, по моему разумению, он сам бы за это их казни лютой предал. А, впрочем, я не человек, чтобы об этом судить.

– Как это не человек? – вытаращил глаза Славик. – А кто же?

– А ты что, не видишь, как друзья твои от меня лица прячут? – усмехнулась женщина. – Правильно я говорю, сельчане?

– Чур, меня, – отмахнулся Весняк и отвернулся. Вихорко, побледнев, беззвучно пошевелил губами. Женщина рассмеялась.

– Понял теперь? – Клим недоумённо пожал плечами. – По-разному меня люди кличут – кто Лесной Девой, кто Лесной Феей, а кто и вовсе Бабой-Ягой. Да не тряситесь так, мужики. Сегодня я вас есть не буду, аппетита нет.

Славка облегчённо рассмеялся. Несмотря на испуг товарищей, он нутром чувствовал, что от этой Феи-Яги им никакой угрозы нет. А вот баба она красивая – спасу нет. Словно услышав его мысли, красавица послала ему такой взгляд, что Клима проняло всерьёз. В низу живота стало горячо, а настроение стало что-то уж очень приподнятым.

Лесная Дева перевела глаза на его спутников и сказала серьёзно: «Ешьте, пейте, будьте как дома, здесь вам бояться нечего. А до города я вас провожу».

– А ты, – она вновь посмотрела на Толстого. – Пошли со мной, поговорить надо. И, поднявшись, вышла из комнаты. Слава поднялся следом.

– Ты с ней поосторожнее, – шепнул Весняк. – Я про неё слышал, с нею шутки плохи.

– Так ведь я шутить и не собираюсь, – хмыкнул в ответ Клим и вышел из комнаты.

Стоящая на крыльце Дева повернулась на его шаги и, глядя в глаза, спросила: «Боишься меня?»

– Нет, – хрипло ответил он. – Ты мне нравишься. А ты сильно от наших женщин отличаешься?

– Я от них настолько не отличаюсь, что иной раз и сама себе не рада. Но не сейчас… – сильные руки обняли его за шею.

…Клим проснулся и, не открывая глаз, почувствовал, что губы расползаются в улыбке. Давно он уже не спал так безмятежно. Сон свой он совершенно не помнил, только где-то внутри осталось давно забытое ощущение незатейливого щенячьего восторга. Словно донёсся из далёкого детства знакомый мотив простенькой мелодии, сыгранной им на старой обшарпанной гитаре.

На душе было радостно, как бывало только в детстве в первое утро каникул. Потянувшись, он осторожно пошарил возле себя, потянулся дальше. Никого нет. Слава вскочил и ошалело огляделся. Феи не было. Вспомнив вчерашнее, он фыркнул. М-да.… Как он её только вчера не называл.… Вот уж точно, «а ну её, эту Василису!»

Съехав с сеновала на землю, Клим почистил себя от сухой травы, выхлопал от пыли, умыл из бочки лицо и, входя в дом, услышал звонкий женский смех. На столе исходил вкусно-душистым паром чугун, сидевшие за столом товарищи уставились на него, как на выходца с того света, а у печки, держась за бока, хохотала Фея.

Голова её была замотана белой косынкой, вокруг тонкой талии был завязан фартук, глаза сияли на разрумянившемся лице. Сейчас никто не дал бы ей больше двадцати пяти лет.

– Чего уставились? – спросил, чуя какой-то подвох.

– Вихорко спросил, – ответила Фея, едва сдерживая смех. – Куда я тебя девала? Я и говорю: в котле сварила. Вот они и остолбенели – каждый уже по целой мисе убрал. Не появись ты, так их бы наизнанку вывернуло.

– Тьфу! – прорвало Весняка. – Ну и дура же ты, хоть во что меня превращай! Баба, ты баба и есть, волос долог – ум короток. Разве можно так шутковать?!

Фея упёрла руки в бока и глянула на него в упор: « На глупый вопрос я как тебе по умному отвечу? Я, значит, ещё и дура! А вы умные – такие вопросы мне задавать? Да ещё думать про меня этакое?»

Мужики потупились. Да уж, кто не без греха? Клим подошёл к женщине и, обняв за талию, чмокнул в щёку.

– Не сердись. Давай корми чем-нибудь, а то я сам сейчас от тебя кусочек оттяпаю.

Когда с утренней трапезой было покончено, собрались в дорогу. Лесная Дева легко вспорхнула на спину заводного коня и поехала в сторону от дороги, через опушку прямо в лес. Помедлив несколько секунд, путники двинулись за ней. Через лес ехать, конечно, было неудобно, ветки лезли в лицо, но лес был, к счастью, не слишком густой.

Минут через пятнадцать люди заметили, что заросли становятся всё реже, лес фактически превращается в отдельно стоящие деревья. Путники стояли на возвышенности, а под ногами лежал городок, блестела на солнце река, рассекающая его пополам. Видно было даже, как по мосту едет одинокий всадник.

– Это же Волынь! – воскликнул в удивлении Весняк.

– Волынь. Вы же сюда ехали? Вот я вас и привела. Прощайте, – спокойно согласилась Лесная Дева и соскользнув с седла на землю, пошла не оглядываясь обратно в лес.

Клим спрыгнул следом и отбросив руку Весняка, в несколько прыжков обогнал женщину. Зелёные глаза, кажется, глядели прямо в душу. В них была грусть, какое-то отрешённое спокойствие, смешанное с тоской.

– Я тебя ещё увижу? – спросил он прямо.

Она, не отвечая, закинула руки ему на шею, крепко поцеловала в губы и сказала почти весело: «Ты молодец. Вы, пришлые, какие-то другие. Не умею объяснить. За вашей весью я присмотрю. Не беспокойся ни о чём и себя береги».

– Скажи, почему за нами такая охота? Кому мы нужны?

– Мир стоит на краю – или сюда свалится, или туда. Вы одни его спасти можете. Только не всем этого хочется.

Скользнула мимо и пошла прочь. У кромки леса обернулась: «А с друзьями твоими всё в порядке!» и, блеснув зубами, растаяла среди деревьев. На этот раз он почувствовал, что догонять её уже не надо. Да и зачем? Кто любит растягивать прощание? Но что значит «мир на краю» и при чём здесь они – четверо обычных мужиков? Ломая голову, он подошёл к товарищам, сел на коня и они стали спускаться по склону, приближаясь к городу.

– Нет, Клим, – вдруг после долгого молчания покрутил головой Весняк. – Вы всё-таки какие-то другие, не как мы. У нас тоже не трусы, но вы так идёте, словно Вам сам Белобог – дедушка рóдный.

Слава задумался и вдруг рассмеялся.

– Дедушка, говоришь?

Как же эта книга называлась, из которой Борисыч читал отрывок и все хохотали? Там рассказывалось, как русские десантники отметелили американских морпехов, а потом врач их командиру втолковывал, что с русскими лучше не связываться, потому что все люди в мире – божьи рабы, а русские – божьи внуки. И ещё, что мат – это русская молитва. Названия в голове не осталось, а вот автора он случайно запомнил – Алексеев, кажется, Сергей. [1]

– Да он нам дедушка и есть, а молимся мы ему матом.

–?!!

– Ну, когда ругаемся по-чёрному, он знает, что у нас что-то не получается, и помогает.

Клим засмеялся, довольный своей сообразительностью. Мужикам рассказать про этот разговор – оборжутся.

– Слушай, – смущаясь, спросил Вихорко. – А она правда настоящая баба?

– Она такая настоящая, каких я в своей жизни не видал. Ушатала меня, как медведь берёзку.

– Но ведь… – Вихорко запнулся. – Она же… ну, Баба-Яга, сама сказала.

– Какая баба не Яга? – блеснул зубами из-под усов Клим. Спутники оторопело переглянулись и вдруг разразились громким хохотом, утирая бегущие из глаз слёзы. Всё ещё посмеиваясь, они подъезжали к городским воротам. Их стерегли два дюжих стражника с алебардами. С ними был рослый пожилой мужик с длинным мечом у бедра, видимо, старшой.

– Зачем пожаловали?

– Да продать кой-чего надо. Змей весь нашу пожёг. Не выжить иначе.

Выспросив все подробности, старший стражник назвал размер пошлины – три серебряных резаны. Вздохнув, Весняк достал кошель и вручил требуемое. Ворота со скрипом распахнулись на одну половинку и путники вступили в город. Слава, глядя на деревянные дома, испытывал странное чувство.

Тьма веков отделяла эту улицу от его родной деревни. Но вот ведь какое дело – техника шагнула от простой деревни до космического корабля, а деревянные дома какие были, такие и остались. Ведь окажись здесь сейчас, допустим, паровоз или «уазик» – то-то переполоху будет! А, поменяй этот вот дом на родной Славкин – никто и не заметит. Чудно.

Комнату сняли на постоялом дворе. Вихорко отправился искать каких-то знакомых купцов, а Весняк с Климом отправились посмотреть город. Точнее, пошёл Слава, а товарища взял за проводника. Ничего интересного он, конечно, не обнаружил. Город, по сути, и городом-то назвать нельзя. Родной райцентр на город походил гораздо больше. Решив где-нибудь перекусить, они вышли на базарную площадь. Там гомонила большая толпа. Внутри неё, в центре, по-видимому, творилось что-то интересное.

Протолкавшись к обтянутой верёвками середине, они увидели вертлявого мужичка с жидкой бородёнкой, в котором за версту видно было торгаша. Возле него стоял какой-то странного вида верзила. Что-то в его виде насторожило Клима. Приглядевшись, он понял, что именно – тот внешне выглядел, как рослый и плечистый светловолосый мужик, но что-то в нём было от зверя – уши с острыми кончиками, сильно развитые клыки во рту и зеленоватые глаза с вертикальными зрачками.

Слава только собрался спросить товарища – «кто это?», но услышал крик мужичонки: «Это гоблин – лесное чудище дикого и свирепого нрава. Он питается человечиной и не знает страха и жалости. Но гоблины никогда не обманывают. Этот гоблин даёт слово, что станет рабом человека, который сможет сбить его с ног всё равно ударом ли, толчком или любым другим способом, но только голыми руками. Одна серебряная резана в залог. Победитель получит её обратно и раба-гоблина в придачу. Проигравший уйдёт ни с чем!»

Из толпы вышел ражий детина и, отдав кусочек серебра торгашу, стал раздеваться до рубахи. Неподпоясанный, он подошёл к гоблину и ткнул его кулаком в грудь, как бы задирая. Кого-то он напоминал Климу, что-то до боли знакомое…

Вспомнил! Толик, грузчик с кондитерской фабрики, всю охрану доставший до зубовного скрежета своей простотой. Здоровенный и такой же рыжий, молодой мужик с квадратной тупой мордой и интеллектом барана. Трезвый он был тише воды, ниже травы и старался проскочить проходную, опустив глаза в пол. Нажравшись в конце рабочего дня халявного вина или коньяка, выходил к турникету с торчащей из кармана банкой краденого персикового компота. При этом он громогласно вопрошал: «Ну, что, козлы, шмонать будете?» Это всегда заканчивалось одинаково – пару раз по организму и он уезжал в медвытрезвитель.

Клим грустно улыбнулся, вспомнив, как Борисыч с Соловьём трунили над ним, когда он в сердцах угостил Толика ногой в челюсть. По поводу зимы Славкина нога была обута в большой серый валенок. Именно встреча морды Толика с этим огромным валенком, приведшая того в крайнюю степень изумления, обыгрывалось друзьями во множестве вариантов.

События на арене, тем временем, развивались следующим образом. Рыжий ткнул гоблина кулаком в щёку, не замечая, что последний весь напрягся, губы разъехались, обнажая клыки. Детина собрался схватить противника за одежду на груди, отводя при этом другую руку для удара. Вот баран! – поразился Слава.

Гоблин, словно разжавшаяся пружина, прыгнул навстречу, когтистая лапа смяла плечо, огромный кулак с чавкающим звуком впечатался в лицо незадачливого поединщика. Рыжего унесли на руках. – сам он идти уже не мог, будучи без сознания.

– Дай мне одну резану, – быстро что-то обдумав, попросил Весняка Клим.

– Зачем? – не понял тот и вдруг сообразил, – ты что, умом рехнулся? Забаву он нашёл! А что мы с тобой потом делать будем, с покалеченным? Не-ет, даже не проси!

Толстый призвал на помощь всё своё спокойствие.

– Послушай, я знаю, что делаю. Он не сможет меня так ринуть. Я не ради забавы, у меня задумка хорошая появилась.

Весняк с сомнением посмотрел на Клима, вздохнул и полез за кошельком.

Стоя против гоблина, Слава испытывал привычное чувство подъёма, как перед обычной дракой. А драться он умел, хотя и не проходил специальной подготовки. Правда, в Кантемировской дивизии, где он служил срочную, тоже кое-чему поднатаскали. Сейчас главное – точно рассчитать момент, на встречном такую массу ловить нельзя – сомнёт, сломает, силища у него нечеловеческая. Нет, бить его надо только его же массой.

И, что было силы, всадил гоблину кулак в грудь. Удар отозвался, как в дубовую бочку. В зеленоватых глазах орка полыхнуло бешенство. Пора! Резко присев, Клим ушёл влево длинным скользящим шагом. Правая, оставшись на месте, перегородила гоблину путь на уровне колена. Резко развернувшись вокруг своей оси, Слава «замком» сомкнутых кистей ударил противника между лопаток, добавляя ему скорости. Споткнувшись о выставленную правую ногу Клима, гоблин грянулся грудью о землю. Всем весом Слава коленями с размаху приземлился на спину чудовища, вышибая из его лёгких последние остатки воздуха. Гоблин на секунду обмяк и человек эту секунду не потерял – правая лапа и шея попали в мёртвый захват. Всё, сделал!

– Он выиграл! – крикнул Весняк, его крик подхватила вся толпа. Славка встал, за ним поднялся гоблин.

– Ты выиграл, человек. Отдай ему деньгу, – добавил он, обращаясь к поскучневшему торгашу. Тот протянул Климу резану: «Сколько возьмёшь выкупа за эту образину?»

– Он мне самому нужен, – коротко ответил Слава.

– Смотри, боец, не прогадай, – в голосе торгаша явственно прозвучала лёгкая, но вполне определённая угроза.

Клим только успел раскрыть рот, чтобы послать советчика куда следует, но гоблин его неожиданно опередил. Он ловко сгрёб угрожавшего огромной когтистой лапой за шиворот и, подняв в воздух, мощным пинком отправил в толпу. Вся площадь вздрогнула от громкого хохота. Торгаш, с трудом встав на ноги, побрёл прочь, бросив на прощанье полный ненависти взгляд.

– Значит, ты обещаешь мне верно служить? – на всякий случай уточнил Клим у своего негаданного приобретения.

– Я обещал верно служить тому, кто победит меня в этом состязании. Жалко, что я не знал этого приёма, когда меня захватили в плен чёрные орки. Это они продали меня Сопле.

– Сопле? – удивился Клим. – Это что, у него имя такое?

– Не знаю, – пожал огромными плечами гоблин, – Его все так зовут. А какую службу тебе нужно сослужить?

– Погоди пока. Ты есть хочешь?

– Хочу.

– Весняк, пошли сами поедим и его покормим.

– Хорошо, – коротко отозвался молча шагающий рядом Весняк.

…Когда после обеда гоблин завалился прямо на пол и захрапел, мрачный Весняк вызвал Клима на улицу и раздражённо спросил: «Ну, и зачем ты этого урода у торгаша отнял? Нам своих забот мало? Он нам сейчас точно какую-нибудь пакость готовит, вот посмотришь. Тебе что важнее – весь наша или удалью своей похвалиться?»

Тирада не оставила Толстого равнодушным. Подавив раздражение, он подчёркнуто спокойно спросил: «Нам обратно ведь по заброшенной дороге возвращаться придётся?»

– А то где же? Сам ведаешь – нет другого пути.

– А там, говорят, чёрные орки и вообще всякая нечисть хозяйничает. Так? А орки и гоблины, это ж, вроде, одно и то же? Теперь понял – зачем нам гоблин?

Товарищ несколько секунд переваривал услышанное, потом покрутил головой и протянул руку.

– Ну, ты и востёр, Клим. Прости уж меня. Как бы я догадался, этакую ведь мудрость измыслил. Голова!

– Ладно, – великодушно отозвался польщённый Клим. – Проехали и забыли. А где это Вихорко запропастился?

– Здесь я уже, – отозвался потерянный. – Продал ведь я наши диковины. И цену взял неплохую. Закупим ещё лошадок семь, припасы на телеги и домой. Жаль, быстро не получится. Нам бы ещё орков проскочить, я на базаре слыхал. – там от них житья нет.

– Проскочим, – уверенно отозвался Весняк и рассказал товарищу о нежданной прибыли Клима.

– Да, – согласился тот. – Может, и проскочим. А сам он что говорит?

– Кроме «хр-р-р», он пока ничего не говорит, дрыхнет, – засмеялся Клим. – Проснётся – поговорим.

– Как, ты говорил, торгаша этого звали? – переспросил Вихорко.

– Сопля, а что?

– Я как раз ему наши диковины и сбыл.

– Вот так, да? А откуда мы – не говорил?

– В том-то и дело, – Вихорко задумчиво поскрёб затылок. – Но, вообще-то, вместе он нас не видал. Может, и обойдётся?

…Выспавшийся гоблин, потирая огромной лапищей помятую со сна морду, стоял во дворе. Он глядел на диск солнца, медленно уходящий за горизонт. С кухни потянуло съестным, было видно, как его ноздри жадно втянули приманчивый запах. Видать, прежний хозяин долгонько держал его впроголодь, а с такими габаритами и кормёжка должна быть соответствующей. Клим и сам был любителем плотно заправиться и хорошо понимал терзания голодного. По крестьянским меркам, свою скотину надлежит кормить досыта, а иначе толку с неё грош.

Правда, скотиной в прямом смысле гоблин, как бы, не является. Но ведь и человеком тоже. Интересно…. Но, ведь, разумное же существо. Хотя, честно говоря, не шибко-то уж разумное. Нет, поправил себя Слава, если честно и без этой… блин, как её…, ксенофобии, среди людей бывают тупари и покруче.

– Выспался? – поинтересовался Клим, с интересом наблюдая за своим новым имуществом.

– Выспался, – лаконично ответило приобретение. – Ты обещал мне рассказать – какую работу я должен сделать?

Его немигающие глаза уставились на человека.

– Слушай, а как тебя называть?

На морде отразилась усиленная работа мысли, но ответа не последовало, гоблин тупо смотрел на человека.

– Ну, имя у тебя есть какое-нибудь? Как тебя Сопля звал?

– Урод немытый, скотина тупорогая, ублюдок…, – добросовестно припоминая, принялся перечислять верзила.

– Стоп, стоп, стоп, – Клим протестующе взмахнул рукой, опасаясь, что добросовестное перечисление может затянуться надолго. – Может, ты на чей вкус и не красавец, но у нас так не принято. Имя у тебя есть?

– Есть. Уррак.

– Хм, ну, имя как имя. А скажи, Уррак, на заброшенной дороге твоё племя хозяйничает?

– Моё. Но там и чёрные орки тоже хо-зяй-ни-ча-ют. – последнее слово гоблин старательно повторил по слогам.

– Чёрные, говоришь? А белые тоже есть?

– Белые орки – это мы и есть, – было заметно, что он действительно гордится принадлежностью к своему племени. Забыв о своей рабской участи, орк расправил мощные плечи, выпрямился и словно неуловимо изменился внешностью. Поразило то, что он больше не казался противным и отталкивающим. М-да… Чудны дела твои, Господи! – Ага. – понял Клим. – А гоблинами, стало быть, это люди вас называют?

– Да.

– Гоблин – это не обидное слово?

Орк снова добросовестно задумался и изрёк: «Нет. Не очень».

– Ну, слава Богу. Значит, так, Уррак. Нам надо по заброшенной дороге дойти до своей веси так, чтобы нас никто не ограбил и не убил. Дойдём целые – я тебя отпущу к своим.

– Как – отпустишь? – гоблин непонимающе смотрел на хозяина.

– Как, как.… Скажу: всё, Уррак, ты свободен, иди домой.

Озадаченное выражение, казалось, навечно поселилось на морде гоблина.

– Ну, что ты молчишь, Уррак?

– Так не бывает. Так не положено – отпускать. Я же теперь твой раб.

– Тьфу, ты, заладил – раб, раб. Был раб – снова станешь свободным. Ты скажи, провести сможешь?

Орк опять добросовестно задумался, потом ответил: «Если первыми попадутся белые орки, то смогу, а если чёрные, то не смогу. Они меня снова пленят и вас вместе со мной».

Пришёл черёд задуматься Климу. М-да, ситуация, блин. Он даже стал злиться – ишь ты, обстоятельный какой! Как договор подписывает

– А какое племя сильнее, ваше и или чёрные?

– Наши, – не задумываясь, выпалил гоблин. – Чёрные не держат данного слова, потому Великий Старый Орк от них отвернулся.

Предпочитая не вдаваться в философский диспут, Клим уточнил: «А если тебя послать – ты своих найдёшь?»

Орк осклабился.

– Конечно.

– А племя твоё согласится нас проводить, если я потом отпущу тебя на свободу?

Уррак оскалился ещё шире.

– Конечно, я же сын Вождя.

– Тогда, значит, так. Беги в свой лес, найди своё племя и пусть они блокируют брошенную дорогу до нашего подхода, а ты сразу возвращайся к нам. Всё понял?

– Что такое «бло-ки-ру-ют»?

– Фу ты, извини, увлёкся. Пусть ждут нас в начале дороги, чтобы не напали чёрные. Понял?

– Понял.

– Тогда всё, вперёд за орденами. Только сначала дай мне слово, что ты всё сделаешь, как обещал, а потом вернёшься за нами.

– Даю слово, что сделаю всё, как обещал, и вернусь за вами.

– Ну, наконец-то. Всё, топай к своему племени.