Текст книги "Доверься, он твой"

Она вспомнила недавний разговор с доктором Верхотиным. Они сидели поздно вечером, в тот день, когда Катерина привезла свое лекарство. Оно еще не было упаковано, как должно, в порошки.

– Мне повезло с вами, Ксения Демьяновна.

– Вот как?

– Вы хорошая мать, – сказал он.

Она недоуменно уставилась на него. Себя она так не оценивала.

– Да-да. Потому что в такие Дома, как наш, – он обвел руками пространство вокруг себя, – привозят дети своих родителей, чтобы сдать их на чужие руки. А ваша дочь переменила профессию, чтобы найти лекарство для вас.

– Но все дети должны с почтением относиться к родителям. Это ужасное преступление, когда стареньких отцов и матерей сдают в приюты…

Доктор Верхотин покачал головой:

– Вы говорите не то, что думаете. Прописные истины – не ваша специальность. Чтобы дети относились к родителям так, как вы говорите, они сами должны были их воспитать такими. Не просто кормить, поить, одевать.

Ксения молчала. Могла ли она сказать ему, что все перечисленное делала не она, а ее мать и дядя? Стало быть, они делали это замечательно.

– Знаете, я сам об этом много думал, но не говорил вслух, пока наш священник не произнес это прилюдно.

– Кто?! – Ксения ахнула. – Но разве он может…

– Может и должен. Чтобы нынешние родители не ждали манны небесной, а готовили свою старость сегодня.

Они с Вечным Другом обошли вокруг дома. На скамейках сидели ее коллеги. Кто-то со спокойным лицом читал, отмахиваясь веткой березы от комаров, кто-то слушал музыку в наушниках. Она обратила внимание на их лица, они не были жесткими. Понятное дело, дети не оставили их, они прислали их к доктору Верхотину. Вот в чем разница.

Ксения Демьяновна не могла сразу определить чувство, которое ее охватило. Неужели гордость? За то, что Катерина, ее дочь, привозит лекарство, за которым эти люди приехали сюда?

Ксения вздохнула и поморщилась: «Послушай, лопнувшая скорлупа, ты еще о чем-то думаешь? Тебя зовут под венец, чтобы венец твоего творения получил особенные условия для жизни, а ты споришь? Да ты должна кинуться к Вечному Другу, броситься ему навстречу, как тогда, в зоне беды. Если родила детей, так спаси их».

Сегодня она собиралась позвонить Катерине и сказать: «Вадим твой, доверься наконец!» Но разве не должна она сказать себе то же самое? «Вечный Друг твой. Доверься Диме Микульцеву».

Она медленно повернула к нему голову. Боже, да он совсем седой! А какие густые черные волосы клубились над белым лицом! Эта голова много раз лежала у нее на коленях. А потом, в последний раз, у нее на груди. Она отогревала его тогда, в Якутии.

На глаза навернулись слезы. Как? У нее слезы? Что-то новое. Наверное, работа Катерининых лекарств.

– А где? – спросила она.

– Мы будем венчаться у Гауди. В Барселоне, в его соборе Святого Семейства.

– Но разве…

– А ты не знаешь, что я много лет работаю на каталонское правительство? – спросил он ее. – Моя фирма занимается сводничеством – их предпринимателей свожу с российскими.

– Понимаю. Что ж, назначай дату.

– После венчания уедем в домик у моря, – сказал он. – Между Таррагоной и Барселоной, я тебе говорил о нем. Он мой, мне продали его за заслуги перед тамошним правительством.

– Ох! – засмеялась Ксения. – Уж не медовый ли месяц ты мне предлагаешь?

– Думаешь, не справлюсь? – В его густом низком голосе она услышала игру. И в тон ему ответила:

– Думаешь, я справлюсь?

Он расхохотался:

– Почитай о сексе для…

– «Пожилых», ты хотел сказать, да?

– Для зрелых женщин, как вас теперь называют.

– А ты все такой же наглый, – фыркнула она. – Но если ты насчет интимных препаратов…

– Да знаю я, сам куплю, – фыркнул он в ответ.

– Оставим технические детали. Скажи лучше: ты уверен, что у тебя все в порядке с адекватным восприятием действительности?

– Ага-а, тебе интересно, нет ли у меня старческого маразма?

– Это называется более изысканно: старческое слабоумие, – поправила она его.

Он шумно вздохнул ей в ухо:

– Ну погоди…

– Ты не волк, а я не заяц…

Дмитрий Сергеевич Микульцев застонал.

Эпилог

– Ну как? Все хорошо? – спросил Вадим.

– Лучше, чем когда-нибудь, – ответила Катерина.

– Видишь, все, что мы делаем вместе, получается.

– Гм… – неопределенно произнесла Катерина, но глаза, которые не отрывались от Вадима, говорили без слов.

Она потянулась к нему, он как будто знал, что произойдет именно это, вытянул свои руки и крепко обнял ее. Ее руки взмахнули в воздухе, потом сплелись вокруг шеи.

– Все прекрасно, – бормотала она. – Ты… Ты… Ох, Вадим… Никогда не думала, что я…

– Тихо, тихо. – Вадим гладил ее по голове, а она замерла. Он засмеялся: – Тихо, осторожный суслик.

– Кто? – Она хотела вырваться из объятий.

– Сиди там. У меня на груди безопасно, – смеялся он. – Когда-то я читал книжку об охотниках, удивился. Маленькие суслики – ты слышала про таких зверьков – очень осторожны. За ними надо долго наблюдать, подкрадываться, чтобы они стали твоей добычей. – Он говорил, чувствовал, как от горячего смеха сотрясается его грудь.

– А сейчас я доверчивый суслик, – засмеялась она, голос ее напомнил глухое буханье соседки Вадима через стенку – бразильского мастиффа Бусинды.

– Кое-кого напоминает, – заметил он, его грудь снова сотряслась.

В спальне стало совсем темно. Плотно задернутая штора на окне с видом на Болотную площадь хорошо выполняла свою работу.

– Не включай свет, – попросила Катерина.

– Не буду, – сказал он. – Темнота – наш лучший друг.

– Снова афоризм от кого-то?

– От меня, – сказал Вадим.

– Иди сюда, – позвала Катерина и протянула к нему руки.

– Вот он, я весь твой, – сказал он. – А ты? Ты вся моя?

– Да. Да, – раздельно, через жирную точку произнесла она.

– Ну вот, – шумно вздохнул Вадим. Его лицо скрывала темнота. – Теперь ты никогда не станешь миллионером.

– Ч-что? – Катерина не понимала. Но по его голосу догадалась, что в словах Вадима есть скрытый смысл.

– Да-а, – протянул Вадим. – Уже не станешь.

– Но почему?

– Ага, значит, хотела? – ухмыльнулся Вадим.

– Конечно, – в тон ему ответила Катерина. – Выпустить миллион доз своих лекарств, например. Миллион раз тебя… поцеловать. Миллион раз…

– Чтобы я тебя поцеловал, – подхватил он. – Все это будет, но я о денежных миллионах. Ты не станешь таким миллионером.

– С чего ты взял? – В голосе Катерины он уловил нетерпение.

– С того, что ты научилась говорить «да».

– Я научилась? – удивилась Катерина. – Да я только и делаю, что всю жизнь говорю всем «да»!

– Это тебе кажется. Я всю жизнь от тебя слышу «нет». А сегодня наконец услышал долгожданное «да». Ты рассталась с «нет», а для того, чтобы стать миллионером, ученые люди утверждают: надо научиться говорить «нет».

– Что ж. – Катерина потянула его за руку. – Конец старым надеждам. Да-да-да! – протараторила она и засмеялась. – Ольга Петровна, ты знаешь, кто это, сказала, что если сорок дней подряд что-то делать или говорить, это войдет в привычку. Доказано, что надо ровно сорок дней, чтобы любая привычка стала твоей.

– Это греет, – пробормотал он, утыкаясь ей в шею. – Мне нравится это число, если оно такое магическое…

– Сорок… – Она засмеялась. – Да, магическое. Говорят, ровно столько тысяч долларов спонсор потребовал обратно у Светланы. Теперь наш сосед Зацепин продает дачу. – Она вздохнула. – Вот что такое любовь, да?

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

– Федор позвонил. Знаешь, он ездил к маме. Говорит, она такая, как прежде. И еще сказал, что приготовила нам всем сюрприз. Какой – он не знает. Я так испугалась.

– Сюрприза? – спросил он. – Испугалась сюрприза?

– Но доктор Верхотин – я ему тут же позвонила – заинтриговал. Сюрприз, говорит, очень, очень, очень…

– Сорок раз повторишь? – спросил он. А потом прижался к ее рту губами. – Ш-ш-ш…

Она втянула воздух, потому что слезы подкрались к глазам.

– Это ты ее вернула в мир, сама знаешь, – сказал Вадим.

Катерина покачала головой:

– Даже не верится… Это на самом деле случилось? Лекарство мое?

– Увидишь бумагу – сразу поверишь.

– Одну я уже увидела, – прошептала она. – Я думала, что никогда больше не соглашусь на такую.

– Я знал, что тебя лучше всего ловить на темноту. И поймал.

– А я… Я не поймала, я нашла.

– Что же такое ты нашла? – спросил он, ухватившись за пуговичку ее строгой рубашки, которая белела в темноте.

– Я нашла своего человека, – сказала Катерина.

– Яснее, пожалуйста, – попросил Вадим, опуская на волю первую и принимаясь за вторую.

– Главное в жизни – найти свое дело и своего человека. – Она хотела добавить, что это говорил дядя Миша. Но не добавила, потому что формула давно стала ее собственной.

– Ага. Про дело я давно понял. А человек? Человек этот – я?

– Да, – сказала она. – Это ты.

Он расстегнул все пуговички и ахнул. Под строгой белой рубашкой было только тело. Больше ничего. Катерина увидела, как заблестели его глаза – слабый свет уличного фонаря проникал в щель между шторами.

– Ты можешь заняться пуговицами на юбке, – пробормотала она, взявшись за ту, что на поясе.

Он перевел взгляд на синюю домашнюю юбку из струящейся вискозы, рука потянулась к следующей пуговице. Она быстро выскользнула из своей петли.

– Ох, – пробормотал он. – Какая неожиданность!

Она смеялась и слушала его дыхание. Оно становилось таким частым, как будто он поднимался на девятый этаж без лифта. Или это ее дыхание?

Не-ет, ее – не дыхание, а стон. Как – это она так умеет? Кто бы мог подумать? Она цеплялась за иронию из последних сил.

Но они ее оставили, как только Катерина почувствовала его губы там, где не ожидала.

– Ч-что… что ты делаешь со мной… – Она вздрогнула от резкого звонка. Вадим вынул из кармана птичий веер.

– Вадим Андреевич, я понимаю, почему вы выключили свой аппарат. Не важно, в каком вы сейчас положении, но у меня срочное сообщение. Примите телефонограмму.

В голосе Микульцева он почувствовал улыбку.

– Да, Дмитрий Сергеевич. Я весь внимание.

– Мы, Дмитрий Сергеевич Микульцев и Ксения Демьяновна Улановская-Веселова, приглашаем вас, Вадим Андреевич, и Катерину Павловну Веселову на торжество венчания. Оно состоится… – Вадим видел распахнутые глаза Катерины, которая слышала каждое слово Микульцева. Потом захлопнула их. Наверное, решила, что она спит и ей все это снится. – На торжестве венчания будет наш сын, Федор, который в день своего восемнадцатилетия обретет фамилию отца наконец. Он станет называться Федор Дмитриевич Микульцев.

– А-ах! – только и смог выдохнуть Вадим.

– А потом выкурим сигару. – Микульцев хохотал.

Вадим положил веер на тумбочку.

– Нас прервали, – сказал он. – Продолжим.

Никогда прежде Катерина не думала, что губы могут обжигать. Но они делали это… От их прикосновения сгорели все мысли, все слова. Только вздохи, только удары сердца, которые торопились успеть за вздохами. А после она почувствовала себя такой цельной, какой всегда хотела стать. Единой с ним.