Электронная библиотека » Вера Крыжановская » » онлайн чтение - страница 15

Текст книги "Гнев Божий"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 03:30


Автор книги: Вера Крыжановская


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Часть вторая

Глава первая

дней спустя по отъезде магов из Царьграда Нарайяна посетил Ольгу и передал ей обещанные предметы для вызывания Эбрамара. Молодая девушка была грустна, и, видимо, пала духом; а когда заговорили об отъезде Супрамати, она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Нарайяна утешал ее и уверял, что кузен его – ученый чудак, имеющий обыкновение скрываться таким образом, но что на этот раз было действительно дело, вызвавшее его отъезд. Подняв несколько дух Ольги и дав обстоятельные указания, он простился со своим новым другом.

На следующий день она заявила тетке, что на несколько недель уезжает в одно из своих поместий, и ввиду предоставляемой общиной амазонок своим членам полной свободы действий, Ольга не встретила никаких препятствий.

Прибыв в имение, о котором говорила Нарайяне, она тотчас начала предписанные ей приготовления к вызыванию.

Никто не беспокоил ее, потому что старый управляющий и его жена, охранявшие усадьбу, были простые добрые люди, которые, хотя и подивились, что их красивая, молодая барышня замкнулась в одиночестве, но не позволили себе никаких расспросов по этому поводу.

Живя в тишине и безмолвии, Ольга наложила на себя строгий пост и неустанно молилась. Образ Супрамати преследовал ее день и ночь; она совершенно отдалась своей страсти, и в нервном, восторженном состоянии ничто не казалось ей тяжелым, лишь бы, в конце концов, удалось покорить сердце обожаемого человека.

Эта упорная, страстная мысль дошла-таки до Супрамати, напоминая ему о молодой девушке, вызывая в памяти ее образ и внушая самые разнообразные чувства. Иногда он сердился и скучал, а порой был весел; но случалось, что в глубине чистой души мага шевелился остаток смертного человека, и безграничная внушенная им любовь трогала его и возбуждала доброе, дружеское чувство к наивной девочке.

Наконец миновали три подготовительные недели, и Ольга стала готовиться к вызыванию.

Она очень изменилась за время поста и духовного самосозерцания, стала еще стройнее и тоньше; а миниатюрное прозрачное личико сделалось серьезным и задумчивым.

К ночи Ольга приняла ванну, вылив в нее содержимое флакона, данного Нарайяной, и почувствовала уколы по всему телу, но не обратила на это никакого внимания. Потом она надела длинную широкую тунику из шелковистой фосфорической ткани, плотно прилегавшую к телу, и распустила свои чудные золотистые волосы. Голову она украсила гирляндой никогда не виданных ею доселе цветов – не то лилий, не то нарциссов – с широкими лепестками серебристо-белого цвета, фосфорически светившимися чашечками и маленькими голубовато-зелеными листьями, покрытыми словно хрустальной, сверкавшей, как алмазы, пылью.

Окончив одевание, она вошла на большую террасу в саду, куда предварительно перенесла кедрового дерева сундук, привезенный ей Нарайяной. В нем находился большой металлический круг, покрытый гравированными красными каббалистическими знаками, три небольших треножника и два массивных серебряных подсвечника со свечами, отлитыми точно из серебра.

Разместив все согласно указанию, она зажгла свечи, а на треножниках ароматичные травы, и окропила кругом сильно душистой эссенцией. Засим Ольга вошла в круг, опустилась на колени и стала произносить непонятные ей формулы, заученные наизусть.

Спустилась роскошная южная ночь, теплая и благоуханная, но темная; в природе стояла глубокая, таинственно-величавая и чуткая тишина, нарушавшаяся лишь голосом Ольги, дрожавшим по временам от волнения, но звучавшим восторженно и решительно.

Вдруг на темном небе зажглась точно падающая звезда, которая с неимоверной быстротой стремилась по направлению к террасе. Потом звезда окуталась как будто облаком и упала в нескольких шагах от Ольги, которая, ни жива ни мертва, изумленно смотрела на туманный, будто из земли выросший затем столб, испещренный огненными зигзагами. Через мгновение облачный покров рассеялся и показалась высокая стройная фигура человека в белом одеянии. На голове его была белая чалма, искрившаяся, как снег на солнце; бронзового цвета лицо было обаятельно прекрасно, и Ольге казалось, что большие черные глаза пронизали ее своим жгучим взором, точно копьем.

– Безумная!… На что ты отважилась?… Не понимая тех сил, которые привела в действие, ты рисковала сгореть живой или быть убитой электрическим ударом, – раздался звучный голос.

Две сильные руки подхватили ее и вынесли из металлического круга.

Ольга оцепенела от изумления и со страхом смотрела на своего странного гостя.

Только в эту минуту у нее явилось сознание того, что она неосторожно коснулась каких-то неведомых и страшных тайн.

Вся дрожа, опустилась она на колени и с мольбой протянула к незнакомцу руки.

– Прости мне, божественный маг, мою смелость… Решившись тревожить и призывать тебя, я – нечистая, ничтожная – не постигала всей дерзости моего поступка. Надоумил меня и наставлял Нарайяна… А теперь, увидев тебя, могущественного и таинственного, мне стыдно признаться, что именно внушило мне эту мысль.

Она разразилась судорожными рыданиями и закрыла руками лицо; все тело ее дрожало, как в лихорадке, и хорошенькая головка склонялась все ниже.

Она не видела улыбки, озарившей строго прекрасное лицо Эбрамара, и бесконечной отразившейся на нем доброты. Он положил руку на ее голову и поднял Ольгу.

– Встань, моя милая, и успокойся. Нет человека, который был бы слишком низок, чтобы не осмелиться призвать меня, если только призыв его в достаточной мере искренен и могуч, чтобы достичь моего слуха. Степень очищения и знания, приобретенные мною, налагает на меня долг служить каждому нуждающемуся в моей помощи и имеющему возможность войти в сношение со мной. А ты – молода, чиста душою и телом; так почему же твой призыв может оскорбить меня? Порицаю я Нарайяну, который необдуманно натолкнул тебя на столь опасный магический опыт, не приняв в соображение законы, могущие быть пагубными для тебя.

Во время разговора он подвел девушку к мраморной скамье в конце террасы, сел и указал ей место около себя.

– Сядь, малютка, побеседуем.

Ольга схватила тонкую руку мага и прижала к своим губам. Густая краска покрывала ее лицо, крупные слезы повисли, блестя на длинных пушистых ресницах, а на подвижном лице так ясно отражалась борьба стыда сознания и жгучего желания его помощи, что Эбрамар снова улыбнулся:

– Я знаю твои помыслы и намерения, моя милая; иначе был ли бы я магом! Ты любишь Супрамати, моего ученика и друга, и жаждешь взаимности…

Ольга прижала обе руки к своей груди.

– Да, учитель, я люблю его больше жизни. С тех пор, как я увидала Супрамати, образ его пленил меня и поработил мою душу; я не знаю иного желания, как быть подле него, слушать его голос, видеть его взгляд на себе. От него исходит странное излучение, тепло, что-то для меня необъяснимое, но что положительно приковывает меня к нему.

– Верю, а то, что тебя влечет именно к такому чистому и возвышенному существу, как он, доказывает лишь, что ты стремишься к свету и отвращаешься от тьмы. Если в тебе хватило настойчивости провести три недели в безмолвии, уединении, посте и молитве, воздерживаясь от всяких развлечений, то это свидетельствует, что ты способна принести себя в жертву для идеи и что чувство твое – глубоко и истинно. При таких условиях понятно, что ты ищешь единения с Супрамати.

– Да, я жажду этого, но он совершенно ко мне равнодушен и, кажется, презирает мою любовь. Он уехал, не бросив мне ни слова на прощанье. Кто знает, вернется ли он когда-нибудь сюда?… Впрочем, любовь ослепила меня, и в настоящую минуту я с грустью сознаю, насколько она была тщеславна, стремясь к нему, как к обыкновенному человеку. Какой интерес может возбудить невежественная девочка у мага, подобного ему…

Слезы помешали ей продолжать. Эбрамар вдумчиво и долго смотрел на нее.

– Глубокая, чистая привязанность – дар драгоценный для мага, как и для обыкновенного человека; так почему же Супрамати мог бы пренебрегать им? Очень может быть, что иное чувство руководит им; ему ведомо то, что неизвестно тебе: ведь союз мага с простой смертной оплачивается ее смертью. Пламя высшей любви сжигает нежный цветок человеческий.

Яркая краска залила очаровательное личико Ольги, а глазки заблестели восторженно и страстно.

– О, если бы только это, учитель! Заплатить только смертью за счастие принадлежать ему, ведь это было бы верхом блаженства. Чего большего могла бы я желать, как умереть молодой, красивой, любимой, прежде чем годы состарят меня; потому что я-то смертная, а он бессмертен! Какую пытку испытывала бы я – старая, дряхлая – рядом с ним, всегда молодым, прекрасным, неуязвимым для всеразрушающего времени. Какая милость небесная избежать этих мучений и умереть подле него, насладившись неслыханным счастьем. Но не шутишь ли ты, уважаемый учитель? Неужели такое блаженство покупается всего лишь ценою смерти. О! Десять раз готова я умереть, лишь бы прожить хотя один только год в раю…

Эбрамар покачал головой.

– Не увлекаешься ли ты, восторженная головушка, и не пожалеешь ли, сходя в могилу, когда придется прощаться с жизнью, полной очарования, и покидать любимого человека, а может быть, и ребенка?…

На мгновение оживленное личико Ольги подернулось словно облаком грусти. Она побледнела и вздрогнула, но затем энергично стряхнула мимолетную охватившую ее слабость, и восторженная, но полная смирения вера вспыхнула в ее прекрасных лучистых глазах.

– Подле Супрамати веет мир и свет, а сила, исходящая из него, утишит всякую бурю душевную. Ты говорил, между прочим, о законе, по которому низшая материя сжигается очищенным огнем, исходящим из мага! Посмею ли я роптать против непреложного закона? Нет. Если бы на мою долю могло выпасть незаслуженное счастье быть любимой Супрамати, я приняла бы смерть, не моргнув глазом и не жалуясь; ведь она также была бы даром, от него исходящим.

Глубокий взор Эбрамара засветился приветливо; он положил руку на голову Ольги и затем встал.

– Вижу, что ты способна твердо вынести испытание, очиститься в ауре мага и покорно принять смерть. Добавлю, что телесная смерть снимет с твоего существа тени плоти и вознесет тебя в высшие сферы. Я не имею власти над сердцем Супрамати и ничего определенного не обещаю тебе, но поговорю с ним и, если буду в состоянии способствовать твоему счастию, сделаю это.

Ольга схватила его руку и прижала к своим горячим устам.

Минуту спустя серебристая дымка заволокла высокую фигуру мага; затем облачный столб вихрем поднялся в пространство и скрылся во тьме.

Ольга встала, шатаясь, и убрала предметы, служившие для вызывания. Но, очутившись в своей комнате, она упала на постель без сознания.

В эту самую ночь Нарайяна с друзьями вернулись в Шотландию.

Следующий день прошел весело, в разговорах и проектах относительно посещения люциферианской столицы. Нарайяна особенно был неистощим в изобретении разных подвохов сатанистам, в которых видел точно личных врагов. Решено было пригласить вечером Эбрамара отужинать с ними и узнать, одобрит ли он их намерения, а тогда побеседовать и об исполнении их замыслов. Приглашение было возложено на Супрамати.

Он отправился на башню, приспособленную для магических операций, и сел перед большим аппаратом, представлявшим раму, поддерживаемую разной формы металлическими цилиндрами и палочками. Внутренность рамы представляла слегка студенистую вибрирующую поверхность, темную, как грозовое небо, по которому ходили точно голубоватые облака. Вся эта гладь волновалась, дрожала и меняла вид, словно под напором сильных порывов ветра.

Супрамати только собрался было начать полагавшуюся формулу, как заметил вспыхнувшую где-то в глубине облачной тьмы блестящую звездочку, которая быстро приближалась, увеличивалась и превратилась, наконец, в ярко-светлое облако, выступившее из рамы.

На Супрамати пахнул порыв теплого и ароматичного ветра, а несколько секунд спустя светлое облако рассеялось и перед ним появилась высокая фигура Эбрамара, с улыбкой протянувшего ему руку.

– Учитель, ты услышал наш мысленный призыв и пожаловал раньше, нежели я произнес формулу! – воскликнул сияющий Супрамати, обнимая мага.

– Да, милый мой ученик, я явился на ваше приглашение отужинать с вами, но, кроме того, мне надо серьезно поговорить с тобою и я рад, что застал тебя одного.

– Не провинился ли я в чем-нибудь? Может быть, я нарушил какое-нибудь из твоих предписаний? – сказал встревоженный Супрамати.

Эбрамар рассмеялся.

– Нет, нет, я охотно выдам тебе аттестат, что ни один из учеников моих не доставил мне столько радости и так мало причинил огорчений, как ты. Мне не в чем упрекать тебя. Я просто хочу дать несколько советов, а ты – свободен принять их или нет.

– Что ты говоришь, учитель! Каждый твой совет – приказ для меня, – ответил Супрамати, покрасневший от похвал мага.

– Я хочу поговорить с тобою о жизни в свете, которую ты призван теперь вести, – сказал Эбрамар, садясь на предложенный стул.

– О, она ужасно нелепа, эта жизнь, и возбуждает во мне сильное желание вернуться в мир науки и тишины. Не могу высказать тебе, учитель, как мне порою хочется бежать из этого жалкого, неразумного общества, от этих тупых, порочных людей, от всего этого безобразного хаоса пошлых интересов, грязных интриг и животных инстинктов, – с отвращением закончил Супрамати.

Эбрамар покачал головою.

– Ты идешь по ложной дороге, Супрамати, предаваясь чувству отвращения к людям, с которыми тебе надлежит прожить известное время. Поверь, что глубокая, прозорливая мудрость высших руководителей недаром требует, чтобы мы сходились со смертными людьми, чтобы мы жили их жизнью и интересовались тем, что волнует их душу. Хотя мы и бессмертны, до известного предела, но все-таки остаемся людьми, и потому не можем порывать отношений с человечеством, но обязаны помнить, что каждый из нас – человек, и ничто человеческое не должно быть ему чуждо. Не забывай, что конечная цель нашего долгого жизненного странствования – новый мир, где мы станем снова смертными, куда мы призываемся на работу, чтобы там применить все наше знание и посеять науку, которой обладала погибшая планета.

Будущие цари младенческих народов, основатели религий, законодатели и руководители этой молодой земли, изобилующей жизнью и богатством, мы не смеем забывать ничего, что волнует и увлекает человеческое сердце.

Чтобы достойно выполнить эту задачу и заложить основы новой цивилизации, полчища магов, – этих тружеников будущего, – не могут вращаться только в астрале, но должны являть собою двусторонних исполинов, обладающих всеми физическими способностями человека и всем могуществом духовным. Царь, священнослужитель и законодатель должны непременно быть живыми существами, а не только бесстрастными магами, любящими одну науку.

Ты легко можешь впасть в такое заблуждение, если поддашься чувствам отвращения и презрения, которые сейчас высказал. Остерегайся и не беги от того, что волнует человеческое сердце, дабы впоследствии тебя не упрекнули в том, что, вознесясь так высоко, ты утратил понимание людей, которыми правишь; чтобы не сочли ясный свет и тихую гармонию твоего существа за грубую бесчувственность.

Да не обвинят тебя никогда в том, что ты глух к нуждам и жалобам малых, сирых и убогих. Помни, что ведь на тебя взирать-то будут снизу, и эти слабые, безвольные существа, с шатающейся верой, могут не понять твоей мудрости, а будут видеть в тебе только палача, бездушного исполнителя неумолимых законов, налагающего на них непосильные испытания и толкающего их, вместо далеких, недосягаемых, – по их мнению, – врат неба, в самый ад!

Супрамати побледнел.

– То, что ты сказал, учитель, ужасно. Сохрани меня Бог потерять способность понимать моих меньших братьев, но что же мне делать, чтобы избежать этой опасности?

– Никогда не отстраняться от людей, дабы в невозмутимом спокойствии бесстрастного мага не погасли все волнения души человеческой. Пока живешь в свете, ныряй без страха в круговорот жизни; свет истинный не должен блистать и греть на одних лишь вершинах, а обязан озарять также глубины и бездны. Чистая любовь нисколько не унижает мага, ибо любовь, ты сам знаешь, это – сила природы, чувство божественное, хотя бы даже в ничтожном создании. Маленькая птичка, которая дрожит за свое гнездо и печется о своих птенцах, уже трогает струны великих божественных чувств.

Почему бы тебе, друг, не последовать, вообще, примеру птицы и не свить себе гнездо на время твоего пребывания между смертными? Мы – бессмертные – право, похожи на перелетных ласточек. Подобно им, мы прилетаем из дальних, неведомых стран и вскоре улетаем неизвестно куда; подобно им, поднимаемся мы на эфирные высоты, купаясь в живительных лучах солнца науки, и снова вступаем в вихрь жизни, опускаясь на землю…

– Учитель! Ты хочешь женить меня?! – воскликнул Супрамати, слушавший с возрастающим изумлением и густо покраснел.

Эбрамар засмеялся.

– Могу ли я хотеть женить тебя, если это тебе неприятно! Избави меня Бог злоупотреблять моим на тебя влиянием, чтобы навязывать отношения, которые можно взять на себя только добровольно. Но я не отрицаю, что, если бы ты решился жениться на достойной тебя женщине, то я вполне одобрил бы такое решение, и по многим причинам.

Во-первых, ты на самом деле вступил бы в мир, для тебя совершенно чуждый, и сразу завязал бы родственные отношения, которые обяжут тебя принимать участие в людях; одним словом, ты действительно стал бы настоящим членом общества. Во-вторых, несмотря на наше относительное, так сказать, бессмертие, мы остаемся людьми, подчиненными законам физическим, и в известные промежутки времени организм наш, насыщенный первоначальным веществом, то есть жидким огнем, испытывает потребность окунуться в сферу, наполненную веществами более материальными, чем в наших убежищах науки, обладающих особой атмосферой. Потому-то нам и необходимо сливаться с низшими относительно нас существами (до известной степени, конечно), чтобы освобождать наше тело от излишка астрального огня и электричества.

Все это ты знаешь сам, как и то, что наши Махатмы после 180—200 лет аскетической жизни вступают в брак; поэтому и бессмертным разрешается во время их пребывания в миру вести жизнь заурядного человека. Прибавляю к этому, что дети магов становятся могущественными помощниками и превосходными работниками в том мире, которым мы будем управлять.

– Однако, с этой точки зрения, Дахир также должен жениться? – заметил видимо озабоченный и удрученный Супрамати.

– Несомненно, и я не премину сегодня дать ему подобный совет. Закон один для всех и поэтому-то, например, Нара, стоявшая много выше тебя, сделалась твоей женой, как была раньше моею, несмотря на разделявшее нас расстояние. Низший очищается и возвышается в единении с существом высшим, которое подобно свече может зажечь тысячи других, не утратив нисколько своей яркости и силы. Итак, если мы можем ввести в нашу ауру другое существо, чтобы очистить и возвысить его, почему же этого не сделать? Хорошо ли ты понял меня, ученик мой и друг?

– Да, учитель, и охотно постараюсь последовать твоему совету, глубокую мудрость которого я вполне понимаю. Я знаю даже женщину, которая любит меня… – он колебался. – Любовь ее наивна до смешного, но сама она чище и честнее окружающей ее толпы.

– Ты говоришь об Ольге Болотовой, – сказал Эбрамар, улыбаясь, – и я должен подтвердить, что любовь ее, несмотря на наивность, чиста, сильна и способна на жертвы.

И он передал разговор с вызывавшей его девушкой.

– Ох! Уж этот Нарайяна просто из рук вон! Выдумать подобную вещь! – изумился Супрамати.

Он в смущении слушал учителя, а в то же время был тронут и взволнован.

– Теперь я понимаю, почему меня так упорно преследовало воспоминание об этой сумасбродке; но так как я не хотел допустить чужое влияние на себя, то постоянно и совершенно напрасно – как вижу теперь – отгонял ее мысль, не прочтя.

Он на минуту задумался и замолчал.

– Учитель, – нерешительно начал он, – а мне ведь жаль эту девушку; союз со мною сократит ее жизнь, если не дать ей эликсир.

Эбрамар покачал головой.

– Нет, Супрамати, ваш союз будет испытанием и для тебя. Ольга умрет, и несмотря на твое могущество и горесть потери этого молодого создания, ты должен воздержаться от соблазна дать ей бессмертие. Я нахожу полезным для нее, как и для тебя, чтобы она вернулась в невидимый мир, который, однако, прекрасно видим мы с тобой. Понимаешь ли, друг, что это вызывается вовсе не бесполезной жестокостью?

– Понимаю и подчиняюсь всему, что ты прикажешь. Я знаю, что одна любовь и высшая мудрость руководят тобою, – ответил Супрамати.

Его лучистые глаза любовно и доверчиво глядели в глубокие очи наставника. Тот привлек его к себе и обнял.

– А теперь, – весело прибавил Эбрамар, – пойдем к нашим друзьям. Я рад отужинать с вами, а затем мне надо поговорить с Дахиром.

В маленькой комнате, рядом со столовой, приятели играли в шахматы и оба вскочили при виде Эбрамара.

Чувство стыда и неловкости охватило Нарайяну, и черные глаза его опустились под строгим и испытующим взглядом мага.

– Нарайяна, Нарайяна, когда же ты сделаешься наконец благоразумным? – произнес тот, неодобрительно качая головой.

Повинуясь безотчетному благоговению перед магом, Нарайяна опустился на колени и, схватив руку Эбрамара, прижал к своим губам.

– Прости, учитель мой, руководитель и покровитель; полюби меня – хоть немного таким, каков я, – прошептал он. – Я знаю, ты не покинешь меня, и в светлых волнах твоего существа я все-таки очищусь.

Эбрамар нагнулся, поцеловал Нарайяну в лоб и потом поднял его.

– Конечно, я никогда не покину тебя, – сказал он, улыбаясь, – но мне тяжело видеть тебя все в одном положении; я бы желал, чтобы ты шел вперед. Неужели тебе еще не надоело дурачиться? Ты не думаешь о тяжелых испытаниях, ожидающих тебя на новой планете, где тебе придется-таки в конце концов обуздать «зверя», который властвует над тобой.

– Эх, учитель! Там, среди этих гадких скотов, будет легче, меньше представится соблазнов. А пока еще можно, дай мне повеселиться на нашей бедной утонченной и уютной земле.

Все посмеялись и перешли в столовую, где был приготовлен ужин из молока, вина, меда и легких печений.

За столом разговор зашел о поездке друзей в город ученых.

– Скажи-ка, Нарайяна, это ты, вероятно, выдумал подшутить над люциферианами? – спросил вдруг Эбрамар. – Кажется, Дахир с Супрамати сыграли уже с ними довольно злую шутку в Царьграде?

– Да, учитель, но этого мне показалось мало. Надо разить их в самом центре их могущества. Уж очень они стали наглы в своем кощунстве и цинизме. Давно пора напомнить им, что существуют и высшие силы. Только мы не хотели действовать без твоего одобрения и совета, учитель, – воскликнул Нарайяна, сверкнув глазами.

– Я нисколько не против этого, если вы хотите взять на себя довольно-таки противное дело, – чистить эту помойную яму.

– Мы останемся невидимыми, учитель!

– Разумеется, но это не избавит вас от необходимости окунуться в зловредную, вонючую атмосферу, – возразил Эбрамар.

– Можно потом почиститься; а зато мы испортим им их сатанинский пир, их мерзкие жертвоприношения и кощунственные церемонии.

Эбрамар не мог удержаться от улыбки.

– Да, если ты возьмешься за составление программы, то можно быть уверенным, что экспедиция выйдет любопытной.

– Забавной и интересной, – дополнил весело Нарайяна. По окончании ужина Эбрамар увел Дахира для дружеской беседы в соседнюю комнату, откуда они вернулись через четверть часа и маг объявил, что ему пора уйти.

Все направились к башне-лаборатории.

Здесь Эбрамар простился с учениками, обнял их, пожелал успеха в предприятии против люцифериан, а потом подошел к раме, поверхность которой так живо волновалась и бурлила, словно то были морские волны.

Порыв теплого, ароматичного ветра пронесся по комнате и в ту же минуту Эбрамар, подхваченный этой воздушной волной четвертого измерения, очутился за рамой. Он рукою послал последний привет и стал быстро исчезать в пространстве.

Теперь можно было ясно видеть что-то вроде светящейся искристой полосы, которая уносила мага словно ковер-самолет.

Потом, далеко-далеко, на голубоватом фоне, точно марево, показался чудный белый гималайский дворец с его воздушными колоннами, тонкой резьбой, бьющими фонтанами и роскошной зеленью окружавших его садов.

Друзья, как очарованные, смотрели на чудную картину, и вдруг их охватила жгучая тоска, непобедимое желание следовать за Эбрамаром, укрыться в этом безмолвном покое природы, вдали от ядовитого, пресмыкающегося человечества, живущего завистью, алчностью, братоубийственной враждой.

Тяжело дыша, смотрел Супрамати на далекий дворец. Ему слышался ласкающий плеск фонтанов, стройная музыка сфер, и казалось, что он вдыхает аромат цветов, растущих под широким окном его рабочей комнаты. Вся душа его точно отрывалась и летела в этот далекий приют чистой науки, где ничто не нарушало светлой гармонии мысли, где забывалось само время, где века проходили, как дни. И сознание, что он должен снова окунуться в людской хаос, войти в тесные отношения с этой озверелой толпой – грубой и развратной, – наполнила его таким отвращением, что даже сердце замерло, сжатое словно тисками.

Но далекая картина бледнела, а потом исчезла вовсе, и поверхность рамы приняла снова гладкий и зеркальный вид.

– Ну, друзья, не мечтайте о пустынных островах и новых победных венках. Пока вас ожидают более скромные обязанности и занятия, – сказал Нарайяна.

И голос его, дружески насмешливый, вернул молодых ученых к действительности.

– Гм! Дело так скромно, что любой босяк с ним справился бы. А между тем, кто знает, мне легче, пожалуй, оплодотворить пустынный остров, – заметил иронически Дахир. – Эбрамар желает, чтобы я женился, а я не встретил еще ни одной симпатичной мне женщины. Мне не так везет, как Супрамати, и не удалось зажечь такую пылкую любовь, которая способна ради него взять приступом небо, – прибавил он, лукаво посматривая на своего друга, который задумчиво прислонился к стулу.

Тот выпрямился и провел рукою по лбу, точно отгоняя тяжелые думы.

– Я полагаю, тебе стоит только пожелать, и ты найдешь счастие, не уступающее моему, – сказал Супрамати, улыбаясь.

– Такому красивому и пленительному мужчине остается только выбрать…

– Не беспокойся, я тебе найду подходящую жену из родни принцессы Супрамати! – перебил довольный Нарайяна.

– О! Если он позаботится о твоем семейном счастии, то можешь быть уверен – мигом пристроишься. У него в запасе героические средства. Ясно, что он, чувствовавший себя хорошо только у домашнего очага, желает дать такое же счастье и другим, – заметил насмешливо Супрамати.

– Твои слова не что иное, как. отголосок россказней Нары, которая ревностью отравила мне жизнь, – ответил Нарайяна, полушутя, полусердито.

– Ну, успокойся! Все знают, что ты был примерным мужем, и я предвижу, что иссякни сокровища Монте-Розы, ты открыл бы брачную контору и сделал бы состояние, если наша планета просуществует до того времени, – сказал Дахир. – А теперь, господа, покойной ночи, – прибавил он. – Довольно волнений на сегодня.

Мы уже говорили, что Супрамати поместился в комнате, занимаемой Нарой во время их пребывания в Шотландии.

Войдя в спальню, он сел на диванчик, стоявший в ногах широкой кровати с колоннами, и задумался.

Каждый предмет здесь напоминал ему обаятельную женщину, бывшую подругою первых дней его нового и странного существования, которая помогала ему и руководила его первым посвящением и всегда поддерживала в часы усталости и слабости; сколько раз любимый голос раздавался в его ушах, и слово, серьезное или остроумное, прогоняло нерешительность и поднимало дух. А не то ласка невидимой ручки напоминала ему, что он не один, что издалека любовь Нары охраняет его. Да, ей принадлежит вся его душа, а ему предстоит жениться на невежественной, ничтожной девочке, которая не может быть для него ни чем иным, как игрушкой тех чувств, которые он уже осилил и поработил.

Ему была противна сама мысль сблизиться с женщиной, дать ей права и взять на себя обязанности… А Нара молчит, не дает признака жизни… Может быть, она сердится и нисколько не сочувствует мыслям Эбрамара… В эту минуту он ощутил на своем лбу прикосновение тонких пальчиков и любимый голос зашептал ему на ухо:

– Стоит ли волноваться, Супрамати? Я знаю, что мое место в твоей душе никто никогда не займет. Чувство, соединяющее нас, это – родство душ, очищенная и неизменная любовь, которую никто не может разбить. Могут ли иметь значение для этого вечного чувства мимолетные случайности нашего длительного существования, – странного и анормального? Стоит ли мне ревновать, если на свете окажется больше одним существом, которое полюбит тебя и возвысится, сделается лучше, очистится под твоей защитой?

Позволь сказать тебе еще, что эта девушка – достойна тебя, и ее любовь честна и сильна. Будь добр к ней и снисходителен, потому что насколько она обожает, настолько же и боится тебя.

Глупенькая девочка так думает обо мне и так страстно желает, чтобы я дала тебе «супружеский отпуск» – в голосе Нары прозвучала насмешка, – что я не могу противиться. А так как я всегда соображаюсь с современными нравами, то подчиняюсь мудрому закону и даю тебе, прекрасный мой принц, отпуск. Как знать, может быть, со временем, и я попрошу у тебя о подобной жертве.

– Нара, не шути! Ни одного взгляда твоего никогда не уступлю я никому, – неистово закричал Супрамати, краснея, как маков цвет.

Серебристый насмешливый голос мгновенно привел его в себя.

– Ага, господин маг! Вы обнаруживаете себялюбивые чувства, совершенно недостойные вашего совершенства. Но успокойся, ревнивец. Степень посвящения, проходимая мною в настоящее время, вполне поглотила меня, и я не чувствую никакого желания покушаться на супружескую неверность. Итак, с полным спокойствием душевным наслаждайся своим «отпуском» и знай, что моя привязанность продолжает охранять тебя.

Последовало пожатие руки, и затем наступила тишина. Охваченный вдруг дремотой, Супрамати лег и тотчас заснул.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации