Текст книги "Непоэмание"

Спецагенты

 
Братья силятся в опечатках
Разглядеть имена зазноб —
Я влюбляюсь без отпечатков
Пальцев. Правда, с контрольным в лоб.
 
 
Сёстры спрашивают о личном
Светским шёпотом Их сиятельств —
Я влюбляюсь всегда с поличным.
Без смягчающих обстоятельств.
 
 
Фразы верхом, а взгляды низом.
Трусость клопиков-кровопийц.
 
 
Я влюбляюсь всегда с цинизмом
Многократных самоубийц.
 

* * *

 
Целоваться бесшумно, фары
Выключив. Глубиной,
Новизной наполнять удары
Сердца, – что в поцелуй длиной.
Просыпаться под звон гитары,
Пусть расстроенной и дрянной.
Серенады одной струной.
Обожаю быть частью пары.
Это радостней, чем одной.
 
 
Но в любви не как на войне,
А скорее всего как в тайной
Агентуре: предатель не
Осуждается, а случайной
Пулей потчуется во сне;
Ты рискуешь собой вдвойне.
 
 
И, подрагивая виском,
Словно ягодное желе я,
Сладким девичьим голоском
Металлическим – сожалею,
Но придётся, – метнуть куском
Стали в спину.
Давись песком,
Будто редкостным божоле, и
Как подденут тебя носком, —
Улыбайся им, тяжелея.
 
 
Так и буду одна стоять,
Оседая внутри клубами.
 
 
Память – это глагол на «ять».
Памю. Памяли. Памишь. Пами.
 

14 декабря 2004 года

Мужчины

Анне Заболотной

 
Наши мужчины – в сущности это ведь
Комкать рукав ладонями без перчаток
(Контур нечёток: утро из опечаток)
Льнуть, капюшонно хмуриться – и трезветь.
 
 
Через плечо смотреть на асфальт и вслед.
Плюс тебе дует. И восемнадцать лет.
 

27 декабря 2004 года

Глобус

Евгении Махиной

 
Они уезжают группами,
Вгрызаются в карты лупами;
Затылочными скорлупами,
Носами своими глупыми —
Под купами!
 
 
И из самолётов трапами
Выкатываются с граппами,
Друзьями, детьми и папами —
Счастливыми, косолапыми
Арапами!
 
 
А мы при мечтах и ропоте:
Не ждут нас пока Европы те,
Чтоб мы на своем бы опыте:
– Дыра этот ваш Париж!
Дыра, говоришь?
Ну да, нувориш —
Смотри ж!
 
 
Не ждут нас пока и в Азии —
Спокойствие, узкоглазие,
Мне б «Иншалла!» в каждой фразе и —
В экстазе я.
Безобразие.
 
 
А друзья у меня – без визы
Смотрят мир, пока я скучаю.
Им для этого – телевизор
И коробка дрянного чаю.
 
 
Выпускают дымок сквозь губы
И посмеиваются звонко.
Там у них ну такая Куба,
Что фактически Амазонка.
 
 
– Я в Египте!
– А я в Кувейте!
– Мне насыпьте!
– И мне забейте!
 
 
– Штат Вирджиния!
Стейк на гриле!
– Что, дружинники,
Раскурили?
 
 
– Эй, соседка,
А я в Огайо!
– Больше, детка,
Не предлагаю.
 
 
– Я на Мальте!
– Я на Гаити!
– Шмальте, шмальте.
Еще хотите?
 
 
– Эй, попутчики!
Было клёво!
С добрым утречком
В Бирюлёво!
 

* * *

 
Чтобы ты вникнул:
Путаем злобу с
Жаждой каникул;
Мучаем глобус.
 
 
– Дивные дивы
Эти Мальдивы!
– Как Вы замшелы!
Я – на Сейшелы!
 
 
– Монастыри бы…
– Нет, на Карибы!
– Рай, если грубо,
Это Аруба!
 
 
– Мальчик, заткнись!
Съезди в Тунис!
 
 
Гибель турфирмам,
Виски и крабам:
– Вот бы мне к финнам!
– Мне бы – к арабам!
 
 
– Плюю на вопли ваши я.
Милей всего – Чувашия.
 
 
А еще зовёт душа
За верховья Иртыша.
 
 
– Стоп. Подождите-ка, а это где?
– Где-то в Америке?
– Вы не поверите!
В Караганде!
 

* * *

 
А поэт – у него болит.
Он крылат. Он космополит.
Он со всею планетой слит
И поэтому не скулит.
 
 
Ходит там, где очнётся мысль его.
И прохожий начнёт завистливо —
От же хитрый какой народ
Рифмоплёты! – и этим кислого
В ликование подольёт.
Да ускачет за поворот.
 

* * *

 
Тут у них салют.
Тут у них балет.
Мне бы чуть валют —
И простыл бы след.
 
 
Календарь жесток.
Чтобы жить без вьюг —
Надо на восток,
А потом на юг.
 
 
Кто крутит Бьорк,
Кто-то ставит Стрим.
Я хочу в Нью-Йорк.
Или лучше в Рим.
 
 
Кочевая рать.
Смуглая орда.
 
 
Я люблю играть
Только в города.
 

Ночь с 3 на 4 января 2005 года

Отпуск

 
– Веришь их козням?
Веришь их басням?
– Мне так легко с ним.
Я бы жила с ним.
 
 
– Будет бездельник
Да при невесте!
– Я и без денег.
Только бы вместе.
 
 
– Ох ты! Добро бы!..
Кольца примерьте!
– Я бы до гроба.
И после смерти.
 
 
– Ну а – оставил?
Боль же – тюрьма без
Сроков и правил!
– Переломаюсь.
 
 
– Был же вот прошлый —
Из преисподней!
– Нет, он хороший.
Он благородней.
 
 
– Вот недотёпой
Стала тряпичной!
– Донышком тёплой
Ямки ключичной.
 
 
– Принц будто! Отпрыск
Чей-нибудь княжий!
– Нет, просто отпуск.
Мне. От себя же.
 

6 января 2005 года

«Очень спокойно, мелочью не гремя…»

 
Очень спокойно, мелочью не гремя,
Выйти навстречу, пальчиками тремя
Тронув курок, поближе стрелять к межбровью;
Если и вправду это зовут любовью, —
Господи Святый Боже, помилуй мя.
 
 
Страсть – это шаткий мост от друзей к врагам;
Если фанатик – значит, и моногам:
Ты ему дышишь в шею, едва осмелясь,
А в голове отточенным хуком в челюсть
Складываешь бесшумно к своим ногам.
 
 
Страсть – это очень технологичный дар
Чуять его за милю нутром – радар
Встроен; переговариваться без раций.
Хочешь любить – научишься доверяться.
 
 
Фирменный отрабатывая удар.
 

Ночь с 23 на 24 января 2005 года

Суженое-ряженое

Гадание

 
Чуши не пороть.
Пораскованней.
– Дорогой Господь!
Дай такого мне,
 
 
Чтобы был свиреп,
Был как небоскрёб,
Чтобы в горле рэп,
А во взгляде стёб,
 
 
Чтоб слепил глаза,
Будто жестяной;
Чтоб за ним как за
Каменной стеной;
 
 
Туже чтоб ремней,
Крепче, чем броня:
Чтобы был умней
И сильней меня;
 
 
Чтобы поддержал,
Если я без сил,
Чтобы не брюзжал,
Чтобы не бесил,
 
 
Чтобы был холен,
Чтобы был упрям,
Чтоб «У этой вон —
Идеальный прям!»
 
 
Чтобы, пыль вокруг
Каблуком клубя,
Он пришел и вдруг —
«Я люблю тебя».
 

* * *

 
По реке плывет топор
Вдоль села Валуева.
Он не видит и в упор,
Как же я люблю его.
 

* * *

 
– Рассказать ему? – Бровь насупит.
Да и делать-то будешь что потом?
– А исчезнуть? Как он поступит?
– Не умрёт. Всё приходит с опытом.
– А не любит? – Ну значит – stupid,
Пусть тогда пропадает пропадом.
 

* * *

 
– Уходить от него. Динамить.
Вся природа ж у них – дрянная.
– У меня к нему, знаешь, память —
Очень древняя, нутряная.
– Значит, к черту, что тут карьера?
Шансы выбиться к небожителям?
– У меня в него, знаешь, вера;
Он мне – ангелом-утешителем.
– Завяжи с этим, есть же средства;
Совершенно не тот мужчина.
– У меня к нему, знаешь, – детство,
Детство – это неизлечимо.
 

* * *

 
Шалостью бризовой,
Шелестью рисовой —
Поговори со мной,
Поговори со мной,
 
 
Солнечной, лиственной
Вязью осмысленной —
Ну поделись со мной
Тяжкими мыслями,
 
 
Тёмными думами,
Мрачной кручиною —
Слушать угрюмыми
Соснами чинными
 
 
Буду; как рай земной
Под кипарисами —
Поумирай со мной,
Поговори со мной,
 
 
Слеёы повылей чуть —
Я ведь как оттепель,
Я тебя вылечу,
Станет легко тебе,
 
 
Будто бы сызнова
Встанешь из пламени,
Только держись меня,
Не оставляй меня.
 
 
А коль решишь уйти,
Вот те пророчество:
Будешь искать пути,
Да не воротишься.
 

28–29 января 2005 года

Обстановочка

 
В трубке грохот дороги, смех,
«Я соскучился», Бьорк, метель.
Я немного умнее тех,
С кем он делит свою постель.
 
 
В почте смайлики, списки тем,
Фото, где я сижу в гостях;
Мне чуть больше везёт, чем тем,
Кто снимается в новостях.
 
 
В сумке книжка с недорогим
Телефоном, медведь, тетрадь:
Мне спокойнее, чем другим,
Кому есть уже, что терять.
 
 
В сердце вставлен её альбом,
Кровь толкается чуть быстрей.
Там безлюдней вспотевших лбом
Подворотен и пустырей.
 

Ночь с 12 на 13 февраля 2005 года

Сиамские близнецы

 
Целуемся хищно
И думаем вещно;
Внутри меня лично
Ты будешь жить вечно,
 
 
И в этой связи мы
Единей скелета, —
На долгие зимы,
На многие лета;
 
 
В нас ширится мощно
Грудная геенна —
И денно и нощно,
И нощно и денно;
 
 
Сиамское темя
У двух иностранцев —
Мы вместе на время.
Но не на пространство.
 
 
И да не возропщем,
Пока не остынем.
Найдемся по общим
Подкожным пустыням.
 

Ночь с 16 на 17 февраля 2005 года

«А где я? Я дома, в коме, зиме и яме…»

 
А где я? Я дома, в коме, зиме и яме.
Мурлыкаю в ванной медленно Only you,
Пишу себе планы, тут же на них плюю;
А кожа сидит на креме как на клею
И, если не мазать, сходит с тебя слоями.
 
 
А он где? Никто не знает; по веществу ведь
Он ветер; за гранью; без вести; вне игры.
Пусть солнце бесстыдно лижет ему вихры,
Пусть он устаёт от женщин и от жары, —
Его, по большому счёту, не существует.
 
 
Ведь, собственно, проходимцы тем и бесценны.
Он снится мне между часом и десятью;
Хохочет с биллбордов; лезет ко мне в статью.
Таджики – как саундтрек к моему нытью —
В соседней квартире гулко ломают стены.
 
 
Такая болезнь хоть раз, но бывает с каждым:
Я думала: я забыла сказать о важном,
Я вывернусь, я сбегу, полечу в багажном,
Туда же, всё с той же бирочкой на руке.
Я думала: я ворвусь и скажу: porque?!..
 
 
Но Вечный грустит над очередью к реке,
В которую никого не пускает дважды.
 

Ночь с 18 на 19 февраля 2005 года

«И триединый святой спецназ…»

 
И триединый святой спецназ
Подпевает мне, чуть фальшивя.
 
 
Все, что не убивает нас,
Просто делает
Нас
Большими.
 

10 марта 2005 года

Журфак

 
Три родинки как Бермудский архипелаг.
Четыре кольца взамен одного кастета.
А выглянешь из окна университета —
Всё башенки, купола и трёхцветный флаг.
 
 
Михайло похож на шейха в тени чинар.
Подруга пьёт чай под лестницей, поджидая
Родного короткостриженного джедая,
С которым пойдёт прогуливать семинар.
 
 
Речь пряна и альма-матерна – по уму.
Покурят – и по редакциям: сеять смуту
В людских головах. Заглядываешь – в минуту
Друзья тебя топят в едком густом дыму.
 
 
Моргать – мерить кадры веками: вот, смотри.
Улыбкой пугать как вспышкой; жить просто ради
Момента, когда зажгутся на балюстраде
Магические, как в Хогвартсе, фонари.
 
 
Ты лёгкими врос: пыль, кофе, табак и мел,
Парфюмы – как маячки, как густой в ночи след
Фарного света; если тебя отчислят,
Ты сдохнешь, как кит, что выбросился на мель.
 

26 марта 2005 года

Песня ваганта

 
Звёзд рассыпанная сотня —
Сеть у месяца на спице.
Ночь прекрасна. Мне сегодня
Страшно хочется напиться.
 
 
Жизнь докучливая сводня,
Но изрядная тупица:
Выпить не с кем. Но сегодня
Я планирую напиться.
 
 
Сыр и, если вам угодней,
Остывающая пицца.
Если вы вагант – сегодня
Вам предписано напиться.
 
 
Ночь безмолвная субботня.
По карнизу ходит птица.
– Отче, я один сегодня.
Ты мне можешь пригодиться.
 
 
Мне нужна Твоя Господня
Всемогущая десница.
Ты устал. Тебе сегодня
Тоже следует напиться.
 

Ночь с 31 марта на 1 апреля 2005 года

Тринадцать строф

 
От богатых господ
Золотыми гостиными
Уношу тебя под
Ногтевыми пластинами,
 
 
За подкладкой – как гаш,
Мысли взглядами робкими
Отсылая в багаж
Черепными коробками;
 
 
Мимо тех, кому лжём,
Шефу, маме ли, Кате ли —
Перочинным ножом
Сквозь металлоискатели,
 
 
Из-под острых ресниц
Глядя, будто бы клад ища —
Мимо старых гробниц
Или нового кладбища;
 
 
От срывающих куш —
Или рвущихся в дебри те —
Мимо грязных кликуш
И холёных селебрити,
 
 
Что галдят ни о чём —
Каблучищами гордыми,
Льдом, песком, кирпичом,
Мостовыми, биллбордами,
 
 
Уношу, словно ком
Снежный – в горле – не выстою —
Как дитя под платком
Уносила Пречистая;
 
 
Вместо пуль и камней,
Сквозь сердечную выжженность,
Мимо тех, кто умней,
Или, может быть, выше нас,
 
 
Волочу, как босяк
Ногу тащит опухшую.
Мимо тех, кто иссяк,
Или тех, кого слушаю,
 
 
Посекундно платя —
Обещая, что в пыль сотру.
Уношу, словно стяг,
Что полощется по ветру —
 
 
Во весь дух. Во всю прыть —
Как горючее кровь ещё —
Уношу, чтоб зарыть,
Утопить, как сокровище,
 
 
И доверить воде
Бескорыстно, по-вдовьему:
Чтоб на Страшном суде
Бросить в чашу весов Ему.
 
 
В банк? Проценты с него?
Чтобы я – да тетрадь вела?..
Отче, я ничего,
Ничего не потратила.
 

9 апреля 2005 года

«Первой истошной паникой по утрам…»

 
Пройду, любовищу мою волоча.
В какой ночи,
бредовой,
недужной,
Какими Голиафами я зачат —
Такой большой
И такой ненужный?
 

В. Маяковский, 1916

 
Первой истошной паникой по утрам —
Как себя вынести,
Выместить, вымести;
Гениям чувство кем-то-любимости —
Даже вот Богом при входе в храм —
Дорого: смерть за грамм.
 
 
Впрочем, любая доза для нас горька
Ломками острыми;
Странное чувство рождённых монстрами:
Если не душит собственная строка —
Изредка доживаем до сорока.
 
 
Загнанно дышим; из пузырька драже
Сыплем в ладонь, от ужаса обессилев.
Лучший поэт из нынешних – Саш Васильев,
И тому тридцать шесть уже.
 
 
Впрочем, мы знаем каждый про свой черёд —
Кому из верности
Нас через дверь нести;
Общее чувство несоразмерности —
Даже с Богом, который врёт —
Ад, данный наперёд:
 
 
Мощь-то близкого не спасла б,
Тенью хоть стань его.
Нету смертельнее чувства титаньего,
Тяжелей исполинских лап —
Хоть ты раним и слаб.
 
 
Масть Кинг-Конгова; дыбом шерсть.
Что нам до Оскара,
Мы – счёт веков с кого;
До Владимира Маяковского
Мне – всего сантиметров шесть.
 
 
Царь? Так живи один, не калечь ребят.
Негде? Так ты прописан-то сразу в вечность.
 
 
Вот удивится тот, кто отправит в печь нас:
Памятники! Смеются! И не горят!..
 

Ночь с 18 на 19 апреля 2005 года

Ромул и Рем

 
Я была Ромулом, ты был Ремом.
Перемигнулись, создали Рим.
Потом столкнула тебя в кювет.
Привет.
Я пахну тональным кремом.
Ты разведён со своим гаремом.
Мы вяло, медленно говорим.
 
 
Кто сюзереном был, кто вассалом?
Прошло как минимум пару эр.
Друг другу, в общем, давно не снимся.
Лоснимся.
Статусом.
Кожным салом.
Ты пьёшь Варштайнер, я пью пуэр.
 
 
Цивилизацию в сталь одело
И хром – докуда хватает глаз.
И, губы для поцелуя скомкав,
Мы не найдём тут родных обломков.
Я плохо помню, как было дело —
Прочти учебник за пятый класс.
 
 
И, кстати, в целости самовластье.
Там пара наших с тобой имён.
Ты был мне – истинный царь и бог.
Но стены Рима сжевал грибок,
А впрочем, кажется, увлеклась я
Усталым трёпом в конце времен.
 
 
Потомки высекли нас. В граните.
Тысячелетьям дано на чай.
Мы – как Джим Моррисон и Сед Вишез.
Я выковыриваю, скривившись,
Посредством нити
В зубах завязнувшее «прощай».
 

Ночь с 4 на 5 мая 2005 года

Благовест

 
В этой мгле ничего кромешного нет —
Лишь подлей в неё молока.
В чашке неба Господь размешивает
Капучинные облака.
 
 
В этом мае у женщин вечером
Поиск: чьё ж это я ребро?
Я питаюсь копчёным чечилом.
Сыр – и белое серебро.
 
 
Этот город асфальтом влагу ест
Будто кожей. А впереди
Тётя встала послушать благовест,
Что грохочет в моей груди.
 

Ночь с 14 на 15 мая 2005 года

«Лето в городе, пыль столбом…»

 
Лето в городе, пыль столбом.
Надо денег бы и грозу бы.
Дни – как атомные грибы:
Сил, накопленных для борьбы,
Хватит, чтобы почистить зубы,
В стену ванной уткнувшись лбом.
 
 
Порастеряны прыть и стать.
Пахнет зноем и свежим дёрном,
Как за Крымским за перешейком.
Мозг бессонницу тянет шейком —
И о бритве как о снотворном
Начинаешь почти мечтать.
 
 
Как ты думаешь, не пора ль?
Столько мучились, столько врали.
Память вспухла уже, как вата —
Или, может быть, рановато?
Ты, наверное, ждёшь морали.
Но какая уж тут мораль.
 

29 мая 2005 года

«Что-то клинит в одной из схем…»

 
Что-то клинит в одной из схем.
Происходит программный сбой.
И не хочется жить ни с кем,
И в особенности с собой.
 
 
Просто срезать у пяток тень.
Притяжение превозмочь.
После – будет всё время день.
Или лучше всё время ночь.
 

* * *

 
Больно и связкам, и челюстным суставам:
– Не приходи ко мне со своим уставом,
Не приноси продуктов, проблем и денег —
Да, мама, я, наверное, неврастеник,
Эгоцентрист и злая лесная нежить —
Только не надо холить меня и нежить,
Плакать и благодарности ждать годами —
Быть искрящими проводами,
В руки врезавшимися туго.
Мы хорошие, да – но мы
Детонируем друг от друга,
Как две Черные Фатимы.
 
 
– Я пойду тогда. – Ну пока что ль.
И в подъезде через момент
Еёкаторжный грянет кашель
Как единственный аргумент.
 

* * *

 
О, швыряемся так неловко мы —
– Заработаю я! Найду! —
Всеми жалкими сторублёвками,
Что одолжены на еду,
Всеми крошечными заначками,
Что со вздохом отдал сосед —
Потому что зачем иначе мы
Вообще рождены на свет,
 
 
Потому что мы золочёная,
Но трущобная молодёжь.
Потому что мы все учёные
И большие поэты сплошь.
 
 
Пропадёшь,
Коли попадёшь в неё —
Ведь она у нас ещё та —
Наша вечная, безнадёжная,
Неизбывная нищета.
 

* * *

 
Уж лучше думать, что ты злодей,
Чем знать, что ты заурядней пня.
Я перестала любить людей, —
И люди стали любить меня.
 
 
Вот странно – в драной ходи джинсе
И рявкай в трубку, как на котят —
И о тебе сразу вспомнят все,
И тут же все тебя захотят.
 
 
Ты независим и горд, как слон —
Пройдёт по телу приятный зуд.
Гиены верят, что ты силён —
А после горло перегрызут.
 

* * *

 
Я совсем не давлю на жалость —
Само нажалось.
Половодьем накрыло веки, не удержалось.
Я большая-большая куча своих пожалуйст —
Подожгу их и маяком освещу пути.
 
 
Так уютнее – будто с козырем в рукаве.
С тополиной опухолью в листве;
– Я остаюсь летовать в Москве.
– Значит, лети.
Лети.
 

17 июня 2005 года

Сливы

 
Ты умело сбиваешь спесь —
Но я справлюсь, куда деваться;
Ночью хочется напиваться,
Утром хочется быть не здесь.
 
 
Свален в кучу и гнил на треть,
Мир подобен бесхозным сливам;
Чтобы сделать Тебя счастливым,
Нужно вовремя умереть.
 
 
Оступиться, шагая по
Нерву – hey, am I really gonna
Die? – не освобождать вагона,
Когда поезд пойдёт в депо.
 
 
В землю падаль педалью вжать,
Чтоб не радовалась гиенья
Свора пакостная; гниенья
Коллективного избежать.
 
 
И другим, кто упруг и свеж,
Объяснить все как можно чётче;
Я уже поспеваю, Отче.
Забери меня в рай и съешь.
 

Ночь с 25 на 26 июня 2005 года

Маленький рок-н-ролл

P. S.

 
И не то чтоб прямо играла кровь
Или в пальцах затвердевал свинец,
Но она дугой выгибает бровь
И смеётся, как сорванец.
 
 
Да ещё умна, как Гертруда Стайн,
И поётся джазом, как этот стих.
Но у нас не будет с ней общих тайн —
Мы останемся при своих.
 
 
Я устану пить и возьмусь за ум,
Университет и карьерный рост,
И мой голос в трубке, зевая к двум,
Будет с нею игрив и прост.
 
 
Ведь прозрачен взор её, как коньяк,
И приветлив, словно гранатомёт, —
Так что если что-то пойдёт не так,
То она, боюсь, не поймёт.
 
 
Да, её черты выражают блюз
Или босса-нову, когда пьяна;
Если я случайно в неё влюблюсь —
Это будет моя вина.
 
 
Я боюсь совсем не успеть того,
Что имеет вес и оставит след,
А она прожектором ПВО
Излучает упрямый свет.
 
 
Этот свет никак не даёт уснуть,
Не даёт себя оправдать ни в чем,
Но зато он целится прямо в суть
Кареглазым своим лучом.
 

Ночь 28–29 июня 2005 года

Disk World

 
Мир это диск, как некогда Терри Пратчетт
Верно подметил; в трещинах и пиратский.
Каждую ночь приходится упираться
В то, что вино не лечит, а мама плачет,
Секс ничего не значит, а босс тупит;
И под конец мыслительных операций
Думать: за что же, братцы? – и жать repeat.
 
 
Утро по швам, как куртку, распорет веки,
Сунет под воду, чтобы ты был свежее;
Мы производим строки, совсем как греки,
Но в двадцать первом треке – у самых шей
Время клубится, жарким песком рыжея,
Плюс ко всему, никто не видал Диджея,
И неизвестно, есть ли вообще Диджей.
 
 
И мы мстительны, как Монтекки,
И смеёмся почти садистски —
А ведь где-то другие деки.
И стоят в них другие диски.
 
 
Там ладони зеркально гладки —
Все живут только настоящим,
Там любовь продают в палатке
По четыре копейки ящик;
Солнце прячет живот под полог
Океана – и всходит снова;
Пляж безлюден, и вечер долог,
Льётся тихая босса-нова,
И прибой обнимает ноги,
Как весёлый щенок цунами,
И под лёгкими нет тревоги,
И никто не следит за нами;
 
 
Просто пена щекочет пятки,
И играют в бильярд словами,
В такт покачивают мулатки
Облакастыми головами;
Эта музыка не калечит,
Болевой вызывая шок —
Она легче —
Её на плечи
И несёшь за собой, как шёлк.
 
 
Мы же бежим, белки закатив, как белки,
Кутаемся в родной пессимизм и косность;
Воздух без пыли, копоти и побелки
Бьёт под ребро как финка и жжёт нутро.
 
 
…Новое утро смотрит на нас, раскосых,
Солнечной пятернёй тонет в наших космах
И из дверей роняет в открытый космос,
Если пойти тебя провожать к метро.
 

25 июля 2005 года

«В освещении лунном мутненьком…»

 
В освещении лунном мутненьком,
Проникающем сквозь окно,
Небольшим орбитальным спутником
Бог снимает про нас кино.
 
 
Из Его кружевного вымысла
Получился сплошной макабр.
 
 
Я такая большая выросла,
Что едва помещаюсь в кадр.
 

Ночь 28–29 июля 2005 года

«Доктор, как хорошо, что Вы появились…»

 
Доктор, как хорошо, что Вы появились.
Доктор, а я волнуюсь, куда ж Вы делись.
Доктор, такое чувство, что кто-то вылез
И по лицу сползает из слёзных желёз.
 
 
Доктор, как Вы живёте, как Ваши дети?
Крепко ли спите, сильно ли устаёте?
Кресло тут в кабинете, Господь свидетель,
Прямо такое точно, как в самолёте.
 
 
Доктор, тут к Вам приходят все словно к Будде.
Доктор, у Вас в газете – всё на иврите?
 
 
Доктор, прошу Вас, просто со мной побудьте.
Просто со мной немножко поговорите.
 

* * *

 
Что меня беспокоит? На-ка вот:
Я хочу, чтоб на Рождество
Сделал Бог меня одинаковой,
Чтоб не чувствовать ничего.
 
 
Острый локоть —
В грудную мякоть:
Чтоб не ёкать
И чтоб не плакать;
Чтоб не сохнуть
И чтоб не вякать —
Чтобы охнуть
И рухнуть в слякоть.
 

* * *

 
Лечь, лопатки впечатать в дно
И закутаться в ил, древнея.
Вот тогда станет все равно.
А со временем – все равнее.
 

* * *

 
Что молчите, не отвечая мне?
И качаете головой?
Может, чая мне? от отчаянья?
С трын-травой?
 
 
У меня, может, побываете?
Перейдем на другой тариф мы?
Запретите слагать слова эти
В эти рифмы?
 
 
Приласкаете? Отругаете?
Может, сразу удочерите?
Доктор, что Вы мне предлагаете?
Говорите!
 
 
В дверь толкнёшься на нервной почве к Вам —
Руки свяжут, как два ремня!..
Что Вы пишете птичьим почерком?
Вы выписываете меня?..
 

Ночь 13–14 августа 2005 года

Игры

 
Ну давай, давай, поиграй со мной в это снова.
Чтобы сладко, потом бессильно, потом хреново;
Чтобы – как же, я не хотел ничего дурного;
Чтоб рычаг, чтобы три семёрки – и звон монет.
 
 
Ну давай, давай, заводи меня, трогай, двигай;
Делай форвардом, дамкой, козырем, высшей лигой;
Я на старте, я пахну свежей раскрытой книгой;
Ставки сделаны, господа, ставок больше нет.
 
 
Раз охотник – ищи овцу, как у Мураками;
Кулаками – бумага, ножницы или камень —
Провоцируй, блефуй, пытай меня не-звонками;
Позвонками моими перебирай в горсти.
 
 
Раз ты вода – так догони меня и осаль, но
Эй, без сальностей! – пусть потери и колоссальны,
Мы, игрушечные солдаты, универсальны.
Пока не умираем, выхрипев «отпусти».
 
 
Пока нет на экране баллов, рекордов, блёсток;
Пока взгляд твой мне жарит спину, лазурен, жёсток;
Пока ты мое сердце держишь в руке, как джойстик,
Пока ты никого на смену не присмотрел;
 
 
Фишка; пешечка-партизан; были мы лихими,
Стали тихими; привыкать к добровольной схиме
И ладони, глаза и ружья держать сухими;
От Е2–Е4 в сторону шаг – расстрел.
 
 
Я твой меч; или автомат; дулом в тёплый бок —
Как губами; я твой прицел; я иду по краю,
Как сапёр, проверяю кожей дорогу к раю
На руке у тебя – и если я проиграю,
То тебя самого в коробку уложит – Бог.
 

27 августа 2005 года