Текст книги "На пути в Иерусалим"

Время прощаться

Всё ближнее побережье знало о платонической любви русской туристки и прислужника из долины Нила. Две недели кряду они не сводили друг с друга томных взглядов. Перед отбытием Анчутки на родину обыкновенно шумный, задиристый Эззат Абду Эль-Вакил был мрачен. Страдальчески мутным взглядом он повсюду искал силуэт Анны. Увидев Аню, Эззат тотчас подбегал к ней и брал за руку, млея от нежности. Анчутка с опаской касалась его жестких, густых, мелко вьющихся, коротко стриженых волос, и ласково водила пальцами по затылку.

Внимание диковинного, смуглого существа будоражило девушку, и когда он приближался, Аня была близка к сладкому обмороку. Она молчала, закрывая глаза, и пыталась выровнять дыхание.

Путевка закончилась, предстояло возвращение. Санкт-Петербург, родной и любимый, показался призрачным и чужим. Хотелось остаться в Хургаде, но у Анны не было ни прав, ни возможностей. Её ждал многочасовой путь вдоль пологих берегов Красного моря по изгибам рукотворных лагун в пышных цветах, затем – марево пустыни и аэропорт Эль-Гурдака.

Анчутку охватила растерянность. Разлука разрывала сердце, как еще недавно болезнь рвала легкие. Нечаянный поцелуй с Эззатом вызвал новые возвышенные чувства. Они решили, что созданы друг для друга.

– Я – дикий корсак, застрявший в ловушке твоих золотых волос, – прошептал Эззат. – Благодаря тебе, Ана, я увидел в небе сад из тысяч цветов, их запахи опьяняют меня.

– Ты зажег во мне священное пламя. Благодаря тебе, корсак, я чувствую, что жива! – ответила Аннушка.

Перед отъездом сотня сочувствующих взоров – с пляжа, из бара и кухни была прикована к необычной паре, не замечавшей ничего вокруг. Всех пристальней за их прощанием наблюдала маленькая, незаметная, как полуденная тень девушка с якутским разрезом глаз. Пляжные бармены болтали, будто она из России, живет в Хургаде и скучает по родине.

Эззат Абду Эль-Вакил заключил Аню в крепкие объятья.

Анчутка села в катер и он отчалил. Полетели воздушные поцелуи…

Глаза Эззата потемнели от боли.

Седой араб, правивший катером, резко повернул и описал круг по бирюзовому заливу, продлевая волнение прощания.

– Ну, что ты плачешь? – хмыкнула попутчица, дочерна загорелая, ухоженная брюнетка неопределенных лет. – Пляжный жигало купил тебе золотишко на деньги предыдущей пассии. Ничего особенного.

Ошарашенная, Аня разглядывала добротный золотой браслет.

– Твой браслет – подделка. Простая позолота, – усмехнулась подруга брюнетки. – Египетские хитрецы умеют производить впечатление.

Женщины с иронией смотрели в сторону Эззата, наверно, вспоминая свои романы с египтянами.

– Отстаньте, человеку тягостно на душе. – За Аню вступилась шатенка с «африканскими косичками», в белом кружевном платье. Она участливо обняла Анчутку.

– Не плачь, ты сможешь вернуться к нему.

– Допустим, вернусь, а что толку, – всхлипнула та, – если снова придется уезжать?

– Зачем к нему возвращаться? – рассмеялись подруги. – Найдется новый. Их здесь много.

– Не все летят в Египет за приключениями, – осадила их шатенка. – Из-за таких, как вы, люди уверены, что путешествия к морю бывают только ради гулянок. Никакого доверия честным женщинам! Не все здесь поддаются пустому очарованию!

– Ну да, – задумчиво протянула брюнетка. – Изредка на курортах зарождается и подлинная любовь. На всю дальнейшую жизнь. Порой случается… И все же до добра не доводит. Разумнее дружить с арабами или иметь короткие связи.

– Бывают ли вообще порядочные женщины? – ко всем сразу и ни к кому в частности обратилась подруга брюнетки. И сама же заключила. – Сомневаюсь.

– Ты не считаешь себя порядочной? – хитро подмигнула брюнетка, и ее подруга сладко потянулась:

– Нет, конечно!

– Я – порядочная! – Девушка с «африканскими косичками» вскинула голову.

– Ой, расслабься, пожалуйста, – махнула рукой брюнетка. – Не бывает порядочных! Бывают лишь неподходящие обстоятельства или не то настроение.

Попутчицы горячо заспорили, но Аня не слышала ничего, кроме, казалось, отдалявшегося биения любимого сердца.

К вечеру Анна добралась до гудевшего разноязычной речью аэропорта. Неудержимо полились слёзы: из цветущего рая она перемещается в темный колодец петербургского декабря. «Здесь всё чужое, и нет ни дома, ни работы», – отчаянно повторяла Анчутка. Но сердце не соглашалось: «В России тоже нет дома, и работу свою ты не ценишь». Девушка была готова чистить граблями пляж от водорослей, лишь бы не покидать Красное море.

За стеклами аэропорта по-африкански быстро закатилось солнце.

Огромная луна заглянула в иллюминатор и пробудила в Анчутке надежды на счастье. Предчувствие шептало: «Ты непременно вернешься!»

Виртуальный роман

В мыслях Анчутка пребывала в «Золотом корсаке». Ночами снились песчаные берега лагун. Она всей душой покрывала разделявшее их расстояние, пытаясь ощутить подлинность недавнего счастья. Память тела, хранившая нежные прикосновения Эззата, пока не притупившаяся, побуждала Аню улыбаться новому дню.

Эззат нашел ещё способ поднять ее настроение. Фотографии, где он обнимает и целует подушку, словно это Аня, она считала знаками счастья.

– Когда ты вернешься в Египет, корсак поможет тебе коснуться неба по-настоящему, – страстно обещал он.

Смущенная, восторженная Анчутка решилась отправить в ответ похожие снимки.

– Ана! – жарко шептал Эззат. – Корсак без ума от тебя! Ты овладела моими снами и заполнила жизнь необыкновенным ароматом, подарила мне высокие чувства. Я благодарен и мечтаю вновь увидеть твое ангельское лицо, длинные ноги и обнаженный стройный стан! Пожалуйста, береги себя. Помни, Ана: я твой навсегда. Мы – одно целое! Днем и ночью корсак обвивает тебя пушистым хвостом!

Анчутка слышала в телефоне свист египетского ветра и засыпала счастливой. Ей казалось: сверкающая нить любви тянется из реального прошлого в виртуальное настоящее.

Часть 5
«Не опьяняй напрасною мечтой!» – «Не верь чужим пророчествам!»

Аня не разговаривала с матерью с поступления в больницу, и теперь не отвечала на ее звонки. Мать расспрашивала о ней соседей и коллег Аннушки. Узнав о новой любви Анчутки, Катерина недоумевала: «Как могла моя разумная дочь превратиться в невменяемое существо, сперва умиравшее из-за разлуки с пожилым латышом, а теперь бредящее мартышкой, негодной для брака?» Мать грешила на недавний нервный срыв Ани, на ошибки медиков, винила себя за невнимание к дочке, и тянула любимые песенки-руны:

«На березоньках сидели золотые три кукушки, и все вместе куковали. «Ах, любовь, любовь», – кукуют. «Ах, жених, жених», – покличут. «Радость, радость», – понасвищут… Для девицы, что погибла, – глупая, – в волнах глубоких! Из очей польются слёзы – водопады огневые.»

Тайно Катерина сходила в «Галактику» и попросила Аниных коллег, чтобы они воздействовали на дочь.

– Поговорите с моей обезумевшей бестией! Боюсь, ей снова придется учиться на своих ошибках!

Лера и Марго изумленно переглянулись и пообещали помочь Анне забыть араба.

Узнав о поступке матери, расценив его как вмешательство в свою жизнь, Аня поехала к ней.

– Почему ты обеспокоилась моей жизнью, ведь раньше тебе было не до меня? – холодно спросила Анна. – Подумаешь – араб! Он наименьшее из моих зол.

– Но раньше было всё хорошо! – искренне удивилась мать. – Ты училась, работала, подыскивала достойных женихов. Для чего тебе латыш? А еще не легче – араб? К тому же, нищий! Мало солидных и благородных русских мужчин? Ты позоришь нашу семью. Ладно, я – необразованная, дикарка, пусть! Но у меня интеллигентный муж. А твой отец вовсе голубых кровей! Пусть бы араб был принцем и жил во дворце! Но так… Это очень глупо! Твои дети будут мулатами. Вот где начнется настоящий ужас, ты вспомнишь мои слова! С ребенком ты на улицу не выйдешь, люди начнут тыкать пальцами – нагуляла на курортах! А как ему жить? Ребенок не виноват, что ты безголовая! Анчутка, ты теперь единственная дочь моя, я слишком много вложила в тебя.

Катерина снова запела руны:

«Дочка – чудное творенье! Пусть живет в дворце чудесном, а не в маленькой лачуге. Лета дочь, ты всех прекрасней, колким елочкам хозяйка. Дочь черемухи, дочь леса, ты одна теперь осталась… – Деревце, которое я растила, должно как следует плодоносить!»

Аня обиделась.

– Деревце ничего не должно, потому что его никто не спрашивал, хотело ли оно попасть в этот подлый мир. И я буду жить своей жизнью, а не чужими измышлениями! Мама! Нормальные люди заводят детей себе на радость! Помогают им. Иначе, зачем все это? Зачем тебе я? Ты не сдала меня в детдом только из страха, что скажут люди. И сейчас тебе нет никакого дела, лишь бы люди дурного не говорили! Если ты такая головастая, почему не нашла мне другого, нормального отца? Или хотя бы путного отчима?

Аня много лет ждала, что мать скажет ей: «Прости мое невнимание, доченька. Я часто была не права, но я люблю тебя. И всегда любила.»

Ах, если б она хотя бы спела, как в детстве:

«Защити малютку, боже, чтобы шторм ее не тронул, чтобы дождь не повредил ей! Охрани же от несчастья, загради тропинки бедствий – эти зыбкие болота и глубокую пучину! Ты укрась травой поляны, оживи лесные чащи, мед разлей по всем дорогам. Дай ей сладостных потоков, дай холмов, покрытых златом! Чтоб вперед бежала бойко, не пугаясь чародеев.»

Аня обняла бы мать, забыв обо всех разногласиях. Но Катерина никогда ни перед кем не извинялась, кроме покойного мужа. И теперь она в гневе закричала:

– Ты – случайный, наглый сперматозоид!

– Такой же, как ты, и как все люди.

Аня всхлипывала, а Катерина, оскорбившись, круто развернулась и двинулась в ванную, громыхнув дверью.

На улице Аня, плача, произнесла то, что не успела сказать матери:

– Теперь с тобой точно не о чем говорить.

А сказать хотелось. Оставались вопросы. «К чему иметь ребенка, если не интересоваться его внутренним миром? Зачем нужна черствая мать? Дети любят матерей, какими бы они «кукушками» и алкоголичками ни были, до возраста, когда начинают понимать добро и зло. И появляется горечь. Должна ли я любить мать лишь потому, что она родила меня, страдала, кормила, ночей не спала? Ведь такова земная природа. Ребенок приходит в мир с любовью к матери. А что бывает дальше – не в его власти. Она вырастила меня, я здорова, но душа искалечена. Почему? Не знаю. Почему нет в наших отношениях тепла? А вместо него – хлесткие кинжальные слова. Как быть благодарной за жизнь, от которой не раз хотелось избавиться? И ей, и мне».

Аннушка понимала, что глубоких и искренних отношений с мамой у неё никогда не будет. Слишком велик груз непонимания и боли у обеих. Она пыталась понять Катерину: «Родители – отдельные люди. Они шли по жизни разными путями, – рассуждала Анчутка. – У них не было любви для нас с Анисьей. Очень горько, но никто не может полюбить из чувства долга. И я не могу найти в себе любви к ним».

Невидимые нити потянули ее назад в детство, где слышалась мамина карельская колыбельная:

«И качались там пригорки, шишки по песку скакали, пели камни на болоте… Старый, мудрыйВяйнемёйнен там пристал с своею лодкой…»

Мать любила петь. Аня цеплялась за ее песни, как за единственную радость прошедших лет. Всякий раз она заливалась слезами, вспоминая мать. Это были смешанные, непонятные чувства. Как ни старалась, она не могла стать равнодушной к женщине, родившей ее. «Лучше нам окончательно расстаться, и не отравлять жизнь друг другу, – решила Аня. – Вдали боль притупляется. В Египте я ни разу о ней не вспомнила».

Постыдная тайна

Под Новый год, забыв о семейных неурядицах, Анчутка радовалась своей зарождавшейся любви.

Поговорив по видеосвязи с Эззатом под бой курантов, счастливая Аннушка принялась за свекольный салат с орехами. Послышался хруст. Несколько зубов сломалось в один миг. И вмиг она лишилась своей милой улыбки.

«Вот и всё, – обреченно подумала Аня. Без зубов женщине невозможно быть украшением, сокровищем, музой. А ведь еще есть работа, общение с клиентами, присутствие на праздничных вечерах… Как это делать с поломанными зубами?»

Молодые деликатные врачи вызывали доверие, но лечение было чересчур дорогим для Анчутки. Зарплаты хватало лишь на текущую жизнь. Возникло полное ощущение, что всё пропало, что Эззат разлюбит ее, больше не будет ни поклонников, ни карьеры.

Аня отключила «Фейсбук» и «Скайп», чтобы Эззат не видел ее больше, не рвал душу страстными речами.

В глазах мужчины своей мечты ей хотелось быть совершенной.

До встречи с Эззатом у Ани был друг одного возраста с Друвисом. Он был ее неудачной попыткой заменить «латышского папу». Хорошо обеспеченный, Леонид жил в просторной квартире, имел счет в банке, достаточный для спокойного будущего. Когда Аннушка приезжала, он готовил для нее красную рыбу и овощную запеканку. С ним было спокойно, но она не хотела остаться в его доме навсегда. Кем она была для него, не задумывалась. Он напоминал ей Друвиса, но оставался лишь тенью неверного латыша.

Уже полюбив Эззата, Аня однажды ночевала у Леонида в надежде забыть араба. Этого не случилось. Во время соития она отворачивалась от него, жмурилась и мысленно звала: «Эззи! Это – ты!» А после вспомнила о золотом арабском браслете, и что ни Друвис, ни Леонид не дарили ей настоящих подарков без поводов и намеков. И совсем загрустила. Странной показалась ей такая скупость. Становилось тоскливо от мужского непонимания, как важно женщине получать духи и украшения от мужчины. Это не алчность, не каприз, – следствие глубоких движений души! Пусто, когда их нет.

Однако Анчутка рискнула рассказать Леониду о своей беде. Гордость не позволяла ей попросить денег. А Леонид стал сетовать, что человек он не богатый. Напомнил, что оба они – самостоятельные и независимые люди. Наконец, пошутил:

– Я сам, в связи с положением дел в стране, ем только мягкий хлеб, чтобы не платить стоматологам.

Аня промолчала. Понятно. Небогатый человек всего лишь хотел иметь молодую, покладистую и беззаботную любовницу. Малобюджетную.

Леонид продолжал затянувшуюся шутку:

– С некрасивой улыбкой лучше, меньше станешь на других заглядываться.

Раньше он хвастался миллионами на своем счету. Теперь его дело – сторона.

Больше она на звонки Леонида не отвечала. Он писал что скучает, шутил: «Люблю тебя и такую». Она отправила единственное сообщение: «Меня не надо любить «и такой».

Другие претенденты на тело, время, сердце и руку Аннушки, целеустремленные молодые люди, жили с родителями и, несмотря на свои двадцать пять-тридцать, не понимали сложностей одинокой жизни. А она завидовала затяжному детству ровесников, ее магнитом тянуло к инфантильным маменькиным сынкам. Но те, как и Леонид, не считали Анины беды своими. «Да что там могло случиться? У тебя прекрасные зубки!» – польстил ей один и решил, что тема исчерпана.

Стирая из телефонной памяти номера всех маменькиных сынков, Аня вспомнила о летчике Виталии и его сыне. Ее не покидала уверенность, что белокурые проказники до сих пор ждут ее и радостно примут, помогут, и не испугаются щербатой улыбки. Хотя блондин Виталий вызывал в душе Анчутки смятение. Она ясно помнила его по-кирилловски синий взгляд, от которого по спине пробегала дрожь. Аня трепетала при мысли, чтобы зайти к нему в гости, и откладывала это на неопределенное будущее.

Тянулись новогодние праздники, шли параллельно Аниной печали. Она посмотрела спектакль «Дама с камелиями», где героиня говорила, точно для нее: «Бедные наши девочки! Если у тебя один мужчина, у него вечно недостает на тебя денег… Вот и приходится брать еще двух-трех любовников, а это так тяжело!»

«Ничего не меняется, – подумала Аня. – Порой у женщины один выбор: бесчестье либо смерть. Не каждому нужна роскошь. А вот если речь заходит о красоте и здоровье, остальное уже не важно.

Взять кредит? И годами отдавать, голодать, чтобы остаться без остальных зубов?»

В данном положении Анчутка, кажется, готова была сделать любой выбор.

Однако выход нашелся сам собой.

Возвратясь из Египта, Аня изредка общалась с Бассемом по интернету. Он спрашивал: «Как ты?» Она рассказывала. Однажды поведала ему историю своих отношений с Эззатом.

– Я давно знаю, что тебе он нравится, – изрек Бассем. – Поверь, это пройдет. Ты – современная европейская женщина, ты не захочешь жить с его семьей в недостроенной деревенской лачуге.

– А разве нельзя жить с ним в Хургаде?

– Временно – можно, – Бассем послал смеющийся «смайл».

– Но зачем тебе это? Приезжай ко мне в гости, в тот же отель, – предложил он. – Я пришлю тебе деньги на билет. Ты просто поживешь здесь одна, как чудесный цветок в моем саду. Сколько захочешь – три дня, неделю, месяц, год. Иногда мы будем беседовать, слушать музыку. Я буду читать тебе сказки.

– О чем? – умилилась Аня.

– О событиях старых времен, о королях, красавицах и чудовищах, о грешниках и святых, о принцах и рабах. Я отдам тебе этого раба – Эззата. Общайся с ним, сколько угодно. Ты поймешь: он глуп и тебе не нужен.

Аня возмутилась:

«Смеёшься надо мной! Проверяешь, продамся или нет?»

В один из дней, когда Анчутка плакала у зеркала о своих поломанных зубах, раздались тихие сигналы о новых сообщениях. Одно из них гласило: «Как настроение?» – «Отвратное», – пожаловалась она, не заметив, кому. Оказалось, Бассему. Она испугалась: «Если арабы «кладут глаз» на женщину, то сразу, как только ее увидели. Влюбленному арабу можно либо сдаться, либо резко оборвать с ним контакт…»

Бассем начал расспрашивать, что случилось. Аннушке нестерпимо хотелось кому-то пожаловаться, и она изложила свою беду.

– Разве могут твои несравненные глаза плакать из-за такой ерунды? – воскликнул Бассем. – Я привезу тебе деньги, – я собираюсь в Россию кататься на лыжах в январе. Совсем скоро ты будешь здорова и, как всегда, красива.

– Зачем это тебе? – почти рассердилась она.

Он ответил просто:

– Люблю. В тебе я узнал душу прямую и честную, Ана! До тебя ни одна дама не заявляла, что влюблена в моего раба. Все пытались соблазнить меня, чтобы получить свою выгоду! В тебе я увидел светлого ангела и сказал: «Да, именно ее я искал всю жизнь». Плохо, что ты далеко живешь. Но это – не проблема.

Он говорил много приятных слов. Аня чувствовала, что речи египтянина искренние, и это её смущало.

– Бассем. Ты ведь понимаешь, я не могу сказать тебе то же самое.

– Я подожду. Помни, что я сказал: я хочу, чтобы ты была здорова и весела.

Анчутка узнала, какие чудеса способны творить деньги. Деликатный доктор быстро вернул ей уверенность в красоте. Её улыбка еще никогда не была столь обворожительной.

Бассем, купив ей здоровье и красоту, подарил и радость жизни, и даже любовь с другим. Счастливая Анчутка обнимала и целовала в щеки Бассема, разрумянившегося на морозе.

Бассем умел обольстить любую женщину. Прекрасными манерами и видимой мягкостью он околдовывал даже закоренелых белых гордячек. С железным терпением, он дожидался, пока каждая из них сама захочет его. И тогда испепелял страстью. Ему импонировала открытость Анны, на грани глупости. Он не хотел ранить чистую душу этой странной русской, но мечтал, что однажды Аня полюбит его сильнее, чем Эззата. Когда? Как только ощутит его, Бассема, преимущества. Когда оценит его мужские поступки, заботу.

Беглый метис Димми

Вернувшись из турне, Голубятникова на удивление всей «Галактике» начала играть на пианино, и развлекала коллег во время ужина. Ее мечтательный вид сам за себя говорил о пикантных подробностях путешествия в Египет. И все же каждому не терпелось поговорить об арабском мире, да и о мире вообще. Администратор Лера много раз летала в Египет. Она кокетливо повернулась к гитаристу-виртуозу:

– Николай, почему мужчины, русские и европейские, скупы на слова? Почему вы считаете выражение чувств недостойной слабостью? Ведь женщины жаждут этого. А вот арабы не скупятся, мастера писать любовные письма и говорить нежности. «Моя королева, ты – лучшая!» И нам трудно устоять! У них нет комплексов, что они нас недостойны.

Лера знала, что нравится пятидесятилетнему Николаю. Однако он не делал ни шага в сторону Леры. Даром что гитарист, и пел со сцены: «Знаешь… она такая… Словно птица из рая», трогательно глядя на Валерию, а вне сцены обреченно повторял: «Куда со свиным рылом – в калашный ряд?»

Николаю неприятен был вопрос Леры. Он хмуро процедил:

– Я – беглый казахский метис! Но, если все-таки… Мы серьёзные! Мы стеснительны, когда дело касается истинных чувств. Мы за слова отвечаем, больше чем заморские пустозвоны.

– А толку, если вы не радуете этим избранниц?

Валерия поджала губки.

– Лично я обожаю Восток. Восточные мужчины говорят: «Ты достойна всего самого лучшего, и я хочу исполнить твои желания». Мне хочется ощущать себя королевой, а не как у нас – куклой, которую всякий считает доступной тварью. Пока не плеснешь кипятком ему в рожу!

Гитарист вскипел:

– Да если б ты не была в Египте туристкой и над тобой не тряслись полицейские и охранники, тебя бы давно не было в живых!

Он как бы осадил себя и уже спокойнее продолжил о накипевшем, мужском:

– Русской женщине связаться с человеком другой расы всегда считалось падением. У них же белая женщина – символ успеха. И всегда – вещь, как белый кожаный диван. Что бы они там ни болтали. Они всё равно ставят себя гораздо выше, мы все для них – недоумки, второй сорт.

Николай усмехнулся.

– Впрочем, так же как они – для нас.

Лера не унималась:

– Но всё-таки: почему не перенять их положительные качества?

Николай лишь рукой махнул.

Тихий с виду, сговорчивый и рассеянный, он обладал горячим сердцем, придерживаясь категоричных взглядов на религию и политику. Его петербургская бабушка, высокая, статная блондинка, в революцию бежала в Казахстан, и, заметая следы, вышла замуж за бедного казаха. Метис Дмитрий Джандосов – нынешний Николай Виторган – родился в маленьком казахском ауле и был уже лишь на четверть русским. Невысокому, коренастому и большеголовому, ему достались от бабушки крупные европейские черты лица, белая кожа и любовь к русской земле. Иногда он рассказывал об унижениях, испытанных в Казахстане, где его не принимали за своего. В младенчестве мулла презрительно назвал его «Димми» – «раб». И не было для юного раба исхода из глухого аула, где его угораздило родиться. Пасти бы ему чужую скотину до гроба, если бы в аул случайно ни заехала русская еврейка. Она влюбилась в апатичного, безынициативного стихоплета Димми, с дудочкой приглядывавшего за милыми кудрявыми барашками. Она была старше Димми лет на семь, предложила жениться и увезла его в Новосибирск.

Молодожены ссорились по мелочам. Метис оказался совсем не приспособленным к жизни, при этом невыносимо упрямым и вспыльчивым. Жена изводила его, называла ничтожеством. Голос крови приказывал ей копить золотые слитки – лишь тогда ее душа успокаивалась. А он не умел приумножать и лишь растрачивал. Брак держался, пока не утихла пылкая страсть.

Димми получил российское гражданство и окончил музыкальное училище. Поменял ненавистное имя и взял фамилию жены. После развода перекочевал в Екатеринбург, затем в Питер.

Николай называл себя измученным чужбиной русским. Говорил, что принудительно познал ислам изнутри, и никому не советует приближаться к людям, исповедующим эту религию: они коварны, опасны, умеют вторгаться в чужую психику и манипулируют незнакомцами.

– Я – беглый раб, я – везде изгой, – скрипел зубами Николай. Длинные изящные пальцы тщетно теребили джинсовую рубаху, она только больше расходилась на выпуклом животе.

– Тот мир я ненавижу, я там – низшее существо, но и в России меня тоже никто не ждал. Теперь мне негде жить, одна надежда на работу. Прославиться – годы уже не те. Пропал я. Но я рожден таким.

А вы… Вы – глупые девчонки. Зачем лезете к чужим? Неровен час, зачнете там детей. горемычных, как я.

Анчутка возмущенно фыркнула. Сияющий витой браслет на ее руке прямо-таки кричал о связи хозяйки с арабским миром и побуждал коллег к злословию.

– Арабы дарят женщинам золото – какая щедрость! На самом деле, искупают интимные грехи перед Аллахом.

Николай словно не замечал Анино украшение. Он не обращал внимание и на ее растерянность.

– В духовном смысле твой друг откупился от тебя. Даже невинный поцелуй для египтянина – штука серьезная. После него честный человек обязан жениться. Конечно, это относится к их соотечественницам. Тебя не касается. Ты – просто вещь.

Наконец, музыкант взглянул на браслет.

– Кстати, твой Ромео уверен, что ты вернешься в Хургаду вместе с браслетом! Потому и подарил. Он добьется тебя, отберет все ценности, а после продаст тебя в гарем. Африканец не может тосковать о снежной королеве, это – сказка. Подобное случилось лишь однажды, когда Петр Первый арапа женил. Да и то – арап был воспитан в русском духе. Арабы в нашем понимании не умеют любить. Свернуть ради тебя горы – это не любовь, а примитивная ловушка для белых куриц. Они блефуют. Показывают красивую часть айсберга, заманивают жертву. А когда мышеловка захлопнется, условия меняются. Там человеческая жизнь ничего не стоит. Могут убить или отравить те же соперницы в гареме. Восток сложнее, чем ты думаешь, Аня! Там тебя ждал плачевный конец! Сейчас ты благополучно вернулась домой. Считай, повезло!

Наши миры, Аня, слишком разные. Они несовместимы. Там программа: перетянуть всех женщин мира в ислам.

– Неужели ты начисто отказываешь им в благородных чувствах? – удивилась Анчутка. – В России тоже немало злоумышленников, но разве все русские – жулики и преступники? А еще у нас много женщин легкого поведения, и что – все россиянки такие?

– Я не собираюсь об этом спорить.

Аня рассмеялась.

– Понятны обманы ради туризма, во имя прибыли. Но перетянуть нас в ислам… Ты что! Какие из русских мусульманки? Да, мы мечтаем быть, как написано в исламской брошюре, драгоценными и оберегаемыми, почитать любимых мужчин и не спорить о предназначении полов. И всё же вовлекать нас в ислам дело безнадежное.

Наверное, Коля, ты просто ревнуешь: россиянки стали уделять арабам много внимания. На то хватает причин. Ты способен, как Эззат, подарить золото девушке? Даже с мыслью потом отобрать? Нет. А ведь такой знак внимания не выходит за рамки твоих возможностей!

Тебе нравится Лера! Но она убеждена, что ты хочешь лишь развлекаться, и ищешь себе эконом-вариант. Её это не устраивает. Она – королева, а не девочка по вызову…

Лера покраснела и, глядя на Анчутку, покрутила пальцем у виска.

Николай хмуро слушал Голубятникову.

– Да, все мужчины хотят, чтобы избранницы любили их сущность, независимо от финансов. В итоге получается, что любящие девушки обходятся без подарков, а на продажных и недостойных мужчины готовы тратить большие деньги. Как же, иметь дело с приличными девушками слишком сложно, а неприличные на вас без денег не посмотрят.

Разве все это справедливо, Коля? Вы сами лишаете себя счастья таким подходом. Вы тщитесь выглядеть героями – на пустом месте. Лучше бы, как арабы, грехи перед Богом искупали.

Николай прикрыл глаза. Круглое лицо побагровело, губы задрожали и зло сжались.

– Что ты болтаешь.

Бухгалтерша, маленькая, нескладная сорокалетняя брюнетка взяла Аню под руку и увела к себе в кабинет.

– Тише, не наживай врагов! По существу, причина ненависти в серьёзном противостоянии. Сильный Восток пожирает разложившуюся европейскую культуру. Отсюда и агрессия к арабам у мужчин, как у защитников своей территории. Арабам и европейцам не дано соединиться. Во Франции они давно живут вместе, вырастили общих детей, но к пониманию не пришли. Потому и теракты, и прочие горести.

– А что ты думаешь, – спросила Аня, – о том, что арабы не бывают верными и беспардонно используют нас?

– Арабские мужчины рвутся к нам не из корысти, а потому, что противоположности притягиваются, – заверила ее бухгалтер, довольная собой. – Что же касается брака, – тут общих правил нет. Слушай интуицию.