Текст книги "На пути в Иерусалим"

Летать и петь

Аня была больна долгое время, но, наконец, поправилась. Вместе со здоровьем к ней вернулась красота, засветилась новым очарованием. В лице девушки начала сквозить особая прелесть, привнесенная познанием душевных глубин. Взгляд наполнился новой страстью к жизни. Она мало изменилась, но в сердце этой чаровницы, еще вчера отрешенной от мира, сегодня будто вселился эльф. Соленые волны беспечно лобызали ее обнаженные бледные щиколотки, уставшие от холода. Девушке хотелось летать и петь. «Я навеки останусь в этих мгновениях!» – щебетала она, восторженно кружась по пляжу. Ослепительное африканское солнце рассеяло ядовитые тени, оставив ее ясной и чистой.

Отъезд домой показался Аннушке небылицей.

Красное море, прохладное и беспокойное, щедро бросало на берег диковинных моллюсков. Цветные раковины, изогнутые, как башенки крема на пирожных, пестрели длинными шипами. Аня заглядывала внутрь, и серые скользкие существа вжимались в извилины панцирей. Оглядывая ее полуобнаженную, слегка пополневшую от обильной вкусной еды фигуру, Эззат Абду Эль-Вакил тяжко вздыхал:

– Ты очень красивая

– И ты красивый! – Девушка любовалась арабом, уже не сравнивая его с Друвисом, забыв о предубеждении против расы. На континенте, где большая часть людей обладает темной кожей, она вдруг показалась себе ненормально белой и подспудно захотела перекрасить волосы в черный цвет. Смуглый, остроумный Эззат словно заворожил Анчутку. Если его не оказывалось рядом, девушка лелеяла в мечтах его образ и не переставала думать о нем, ища глазами крепкого мужчину в белой одежде. Они тонули во взглядах друг друга. Каждый пытался приоткрыть тайну, что скрывается в душе чуждого, но симпатичного существа?

После рукопожатий в ладони Ани появлялись конфеты и безымянные флаконы духов. Она жевала незнакомые сласти и с упоением наслаждалась благоуханьями: сладковато-нежными и летучими, будто счастье. Они не походили на те, что продавались в туристических магазинах, и дышали загадками старины.

«Фокусник-волшебник», – благодарно улыбалась она, и сердце переполнялось нежностью. Еще никто вот так просто не дарил ей подарков.

Как всякая девушка, Аннушка обожала новые фотоснимки. Принимая кокетливые позы и меняя наряды, она позировала Эззату на морском ветру. После чего египтянин ревниво укрывал ее оранжевым парео от чужих глаз. Анна не противилась, ей нравилось, что ловкие сильные руки плотно оборачивают ее тело тонкой тканью поверх открытого красного купальника и затягивают узлы на талии. В торопливых, несмелых прикосновениях она усматривала заботу о себе. Пляжные торговцы завлекали Анчутку в лавки, – чтобы показать ей товары и познакомиться. Но Эззат с сознанием своего права зло и долго кричал на них по-арабски. Те менялись в лице и отходили.

– Что ты сказал им? – робко интересовалась Анюта, а он, насупившись, коротко отвечал:

– Что ты – моя женщина.

Для араба эпохальны прикосновения, а для россиянки много значат слова. Ревнивые заявления египтянина уже казались Ане предвестниками свадьбы, и девушку захлестывала радость. Измученная потерями душа жаждала покровительственного к себе отношения. В душе Анчутке давно хотелось замуж хоть за кого-нибудь, кто еще не имел детей и был способен о ней позаботиться. Эззат взирал на Аню и не говорил о чувствах. Но однажды вечером позвал ее на уединенный каменистый мыс, к кромке неспокойного моря, где под грохот разбивавшихся волн прошептал:

– Я люблю тебя, Ана. А ты?

Для осознания любви Ане требовалось время. Но, видя, как лицо Эззата заливает темный румянец, она ответила быстро и искренне:

– Я тоже люблю тебя. Очень-очень.

Чувство, внезапное и необоримое, овладело ей уже в первую встречу. Однако теперь, когда пришлось в нем признаться, колени Аннушки задрожали, а мысли сбились: «Рассудок плавится… Любовь? – О, нет! От неё столько проблем.»

Эззат Абду Эль-Вакил доверчиво продолжал:

– Ты прекраснее луны, девушка моей мечты. Ты – хабибти*. Я безумно счастлив, что встретил тебя.

«О, Боже, – подумала Аня. – Он говорит, и в моей испепеленной душе расцветают розы. Каждое слово уносит меня всё дальше в открытый космос. Ах, если б этот сказочный миг замкнуть в хрустальный флакон, как духи! Чтобы он не ушел в прошлое, не померк… Чтобы в любую минуту я могла вытащить пробку, и вновь очутиться на берегу Красного моря, с этим славным арабом.»

Два духа становятся одним

Эззат Абду Эль-Вакил звал Аннушку на ночные прогулки, но она не выходила, боясь вновь потерять себя в бездне страсти. Память о дне Ивана Купала все еще страшила ее.

Аня корила себя: «Если бы я оттолкнула Друвиса на лесной скамье, то избегла б несчастий, которые случились потом. Его любовь не стоила боли и унижений, которые я изведала после разрыва. Больше я не попадусь в ловушку мужчины. Всему виной стала моя неприкаянность. – Анна представляла себя со стороны. – Я была, как нищенка у проходных дверей, или голодная собака. Могла сходу привязаться к первому встречному. Потому, что отвергала саму себя, боялась внутренней пустоты. Больше этому не бывать. Теперь, если любовь, то только ради самой любви. Я не позволю страсти меня запутать».

После ужина девушка запиралась в просторном номере: ухаживала за длинными, непослушными волосами и покрасневшей на солнце кожей, делала маникюр. Она любовалась с балкона огромной африканской луной и напевала любимые с детства руны: «.Ты сойди, луна, на землю, чтобы кантеле послушать. Я тебя укрою в погреб, словно Похъёлы хозяйка! Будешь ты навек моею…»

Утром взволнованный Эззат, как часовой, встречал ее у порога корпуса. Вновь начинались проникновенные приветствия, долгие взгляды и лабиринты трепетных слов на чужом языке. Египтянин, вздыхая, обращал томный взгляд к небу:

– Волшебная река любви ворвалась в мое сердце, и бьет оглушительным водопадом. Уже нет засухи, утих испепеляющий ветер. Когда я говорю с тобой, Ана, в благословенных ледяных озерах высоко в горах вершится тайная молитва на языке радости!

В памяти Аннушки возникла песня об алых парусах, которую они с Анисьей пели в детстве: «А за морями, за синей чертой, жил парень отважный с открытой душой!»

– Ты видишь меня, сестренка? – счастливо улыбаясь, прошептала она, глядя в синее небо. – Я встретила заморскую любовь! А ты не верила!

Равномерно смазать спину маслом против ожогов было непросто, но белокожей Анюте приходилось делать это несколько раз в день. Увидев, что девушка вновь пыхтит под плетеным «грибком», ловчась натереть себя, и не пролить дорогое снадобье, Эззат застенчиво предложил:

– Я могу помочь тебе, Ана!

Она благодарно согласилась, вручила ошеломленному арабу пузырек масла и безмятежно распростерлась на матрасе.

– Я помажу только до талии, – строго предупредил он. – Дальше нельзя.

Для Эззата это нехитрое действие было подобно близости. Аня заметила благоговейный трепет на его лице, и усмехнулась: «Вот дикарь!» Однако суровое почитание Эззатом женской природы возбудило и ее. Руки египтянина дрожали в волнении. Он поспешил налить масло на спину Ани, и начал массировать быстрыми, сильными движениями, словно боясь, что девушка передумает. Но Анна покорно отдалась прикосновениям его теплых пальцев. По телу растеклось необычайное блаженство, и с губ сорвался нежный стон желания. Всем существом Анчутка ощутила затаенную страсть склонившегося над ней мужчины. Захотелось подвинуться к нему ближе. Она поймала промасленную руку египтянина с прилипшими к ней песчинками, прижала к своей щеке, и медленно, жарко поцеловала. Эззат Абду Эль-Вакил на минуту замер. Потом жадно сжал другой ладонью ее плоть, и стремительно убежал. Аня застыдилась, решив, что нарушила неведомый ей восточный закон, и поспешила нырнуть в прохладные бирюзовые волны. Вода успокоила разгоряченное тело и спутанные мысли, заставила сердце биться ровнее.

Вернувшись, девушка блаженно вытянулась на солнце, вдыхая запах разогретой морской соли. Теплый ветер легко перебирал кудрявые волосы, ласкал покрытую светлым загаром кожу. Засыпая, Анчутка прикрыла глаза, но внезапно ощутила на устах губы Эззата – еще неизведанные, мягкие и пахнувшие незнакомыми пряностями. Неожиданный поцелуй, пригвоздивший вздрогнувшее тело к лежаку, был естественным и желанным. Аня робко провела язык внутрь его рта – он оказался больше, чем ее собственный, и подалась навстречу терпкому и свежему, как море, вкусу, сладостному напору. Тела потянулись друг к другу неистово, радостно, и Анчутка забыла данные себе клятвы больше не поддаваться страсти.

За полукруглыми низкими плетнями шумели неугомонные отдыхающие, и Эззат Абду Эль-Вакил с мучительным вздохом оторвался от ее губ. Счастливый и смятенный, он сел рядом, прижимаясь боком к ее бедру. Смущенная Аня закрыла разрумянившееся лицо ладонями, и не шевелилась. Сердце рвалось из груди в синюю высь. Эззат трепетно провел тыльной стороной ладони по ее голени, и коснулся влажными губами колена.

– Ана, Ана… моя истинная любовь. У меня никогда больше такой не будет.

По ее коже прокатилась жгучая волна.

– Что значит для тебя любовь? – в волнении прошептала девушка.

– Два духа становятся одним: так, что кажется, разделившись, они умрут, – мечтательно отозвался Эззат. – Любовь – чувство мучительное, но оно позволяет вместе летать, и нет на свете ничего лучше! С любимым человеком можно подняться в небеса, и вернуться назад живым. А потом вновь подняться, когда захочешь.

Прежняя Анна Голубятникова растворялась в темных, как зелень ночного пруда, глазах Эззата, но еще пыталась увещевать себя новую: «Влюбиться в него – все равно, что в марсианина. Нельзя растворяться в чуждой сущности, как мед в стакане воды! Пустыня вокруг да море, звезды да горы. Опомнись: мы в Африке! На тревожном и далеком от Питера континенте! Сегодня он открыт для полетов, а завтра случится очередной военный конфликт. И мы с Эззатом больше никогда не увидимся!»

Аня двигалась не вполне осознанно, точно плыла, опыленная наркотическим газом. Так ведет себя во время аварии космонавт, оторвавшийся от орбитальной станции, смиряясь, что неумолимые законы гравитации уносят его в открытое безвоздушное пространство, где в окружении триллионов звезд его ждет неизбежная смерть. Но, несмотря на это, неуемно его стремление коснуться переливов неземной зари, равных которым на родной планете не существует! Велик соблазн пронестись в небесах падающей звездой! И он смеется в восторге сбывшейся детской фантазии, одновременно сознавая невозможность вернуться назад. И отпускает недавнее прошлое, открыто глядя в глаза короткому будущему.

Бахэбэк

В детстве учителя находили у Ани незаурядные способности к музыке, но, взрослея, она бросила занятия и долго не подходила к инструментам. Она пыталась забыть обо всем, что напоминало грустные детские годы. Попав в Египет, Анчутка будто заново родилась. Здесь всё было иным, и даже привычные вещи, пропитавшись радужным заморским духом, перестали возвращать ее к неприятным воспоминаниям. В центральном холле у Бассема Скоури, недалеко от «ресепшена», девушка заметила белый рояль. Душа заискрилась, пальцы потянулись к клавишам.

Рояль был не новый, с мягким и приятным, хотя не совсем чистым тоном. Аня взяла несколько аккордов, и вдруг поняла, что страстно влюблена в музыку. Классические произведения почти стерлись из памяти, но это ее не остановило. Музыкальная стихия позвала Анну смутными и сладкими ощущениями, которые возникли в душе от переливов и сочетаний звуков. Она не отходила от рояля больше часа, подбирая новые аккорды и повторяя их. Порой останавливалась и замирала, в унисон сердцу.

«Вот оно – мое истинное желание! Создавать красивую мелодию, сливаться с ней и развивать ее. Я могла бы провести так целую жизнь! Какое счастье, что мать вложила в меня умение играть!»

Но острое чувство открытия тотчас притупилось и позабылось. Аня думала не о карьере композитора и не о концертном будущем. Ее мысли занимал лишь Эззат, его быстрая походка, пылающий страстью взгляд и легкие прикосновения смуглых рук. Сама собой слагалась песня ее зарождавшейся любви. Сердце источало мелодию и она, передаваясь пальцам, изливалась зарождавшимися чувствами:

«Там, где море солёное и седые пески, под чужими знаменами бьется пламя тоски. Перевернутым месяцем скачет сердце в груди… От жары до метелицы не доплыть, не дойти…»

Это был едва осознанный поток лирики. Аннушка еще не смекнула, что весь он умещается в короткое слово – «любовь». Она увлеклась игрой и не могла остановиться. Ее высокий, чистый голос звенел валдайским колокольчиком, синие глаза сияли, а румяное лицо излучало воскресшую жизнь.

Рядом с холлом находился офис Бассема. Входная дверь скрывалась за неприметным выступом стены. Туристы не ведали, кто находится рядом, пока хозяин не обнаруживал свое присутствие. Бассем много времени проводил в просторном кабинете с видом на лагуну за длинным массивным дубовым столом, возле которого стояли глубокие кожаные кресла для посетителей. Порой, под настроение, он выходил к людям. Одетый в свободную спортивную одежду, Бассем не выделялся среди отдыхавших в его владениях европейцев, и инкогнито прогуливался по территории отеля, с любопытством наблюдая за ними. Когда Анюта беззаботно тронула клавиши рояля, Бассем тотчас выглянул в холл: «Золотой корсак» нечасто посещали музыканты, сам он музицировать не умел. Увидев высокую белокурую женщину в длинном розовом платье из шелка, он надолго замер. Бассем владел бытовым русским языком, но почти не понял Аниной песни, – лишь зачарованно глядел, как ее руки порхают над клавишами.

«Перевёёёёрнутым месяцееем», – тонкие губы хозяина повторяли за Аннушкой незнакомые слова. Наконец, он с почтением подошел к ней.

– О, прекрасная незнакомка с лицом ангела! Когда ты играешь на инструменте и напеваешь дивным голосом, ветер перестает колыхать листву, море замирает, далекие скалы движутся навстречу твоей песне. Дикие звери выбираются из логовищ и идут к тебе, завороженные твоей игрой. Именно так пришел к тебе я – золотой корсак!

«Этот араб играет в тотем, как Эззат», – с улыбкой заметила девушка. Анчутка не догадывалась, что перед ней – владелец несметного состояния.

– Музыка выражает наши самые высокие чувства и самые тонкие переживания, – вдохновенно и смело ответила она. – Музыка рисует звуковыми красками картины природы, создает портреты и рассказывает истории. Музыка воспевает путь человека к счастью. Она дарит мечты, надежды и радость, открывает внутреннюю свободу! Музыка – главное чудо на свете, правда?

– Главное чудо – это любовь, – просияв, зажмурился Бассем. – Пожалуйста, дорогая, играй еще!

У моложавого Бассема Скоури были длинные пальцы и быстрый пронзительный взгляд. Тонкий, спортивный, чуть кривоногий, с лисьими глазками, он и вправду напоминал проворного пустынного зверька, и обладал несоразмерно большими ступнями. Однако ростом он оказался меньше Ани сантиметров на двадцать.

Бассем вырос в вопиющей восточной роскоши, поэтому мало внимания обращал на благосостояние интересных ему людей. Богатство досталось ему по наследству, и он увлеченно приумножал его, занимаясь возведением жилых кварталов и гостиниц. Всю страну опутала сеть его отелей и строек. Он окружал себя жизнерадостными, легкими в общении людьми, потому что не выносил уныния и скандалов. То же самое относилось к персоналу его отелей: каждого работника Бассем подбирал сам. Большинство парней легко находили общий язык, и в «Золотых корсаках» складывалась приятная обстановка. По настроению Бассем лично проверял кухню в своем любимом отеле, поэтому яства здесь всегда оставались изысканными. Строго следящий за работой мясников, сортировщиков овощей, булочников, кондитеров, мастеров первых и вторых блюд, хозяин не забывал, однако, об уважении к ним, а за старание публично объявлял благодарности и выдавал премии.

Он был неугомонным разносторонним человеком, порой совершавшим неожиданные поступки. Преданно любя свою Родину, и глубоко переживая беспорядки, Бассем, по праву ее богатейшего гражданина, подчас вмешивался в государственные дела. Оттого, живо интересуясь техническим прогрессом, намеревался отправиться в Японию купить термографические камеры с медицинскими датчиками, новую научную разработку для измерения на расстоянии пульса и дыхания прохожих, температуры их тел, кровотока и потовыделения. «Эти показатели нарушаются, – объяснил он столичным законодателям, – когда человек собирается совершить преступление». Бассем верил, что японские камеры, установленные в аэропортах и на вокзалах, предупредят любые теракты. «Конечно, вместе с преступниками будут арестованы и невинные пассажиры, обуреваемые сильными переживаниями, больные или просто страдающие от жары больше других, – тревожился он. – Но они извинят нас за неудобства».

Не зная, как подступить к поразившей его воображение гостье, Бассем поручил помощнику предложить Анчутке экскурсию по строящимся домам в компании еще нескольких туристов. Россияне, особенно, кто работали по интернету и молодые пенсионеры, часто покупали квартиры возле Красного моря. Они проводили в Египте долгие отпуска, а то и вовсе жили с октября по май, чтобы не встречаться с русскими холодами.

– Я часто устраиваю такие поездки. Вдруг кто-нибудь захочет приобрести здесь недвижимость», – деловито сообщил Анчутке белокурый представительный риэлтэр. Он всю жизнь провел в Туле, вышел на пенсию и переехал с женой в Хургаду. Выглядел он свежим, румяным, и Аня не дала бы ему больше сорока пяти лет.

– Сегодня «однушки» стоят всего миллион рублей в самом престижном доме, – напористо продолжал тульчанин. – В других домах и того меньше. И везде балконы с видом на море.

Анчутка вежливо поблагодарила за предложение и отказалась.

– Здесь настоящий рай. Но со мной вы зря потеряете время: у меня нет, и не предвидится даже половины миллиона.

Но тульчанин настаивал.

– Это бесплатная поездка, Аня. Вы просто посмотрите наши стройки. Любая экскурсия всегда интересна и познавательна. Хозяин, мистер Бассем Скоури, с которым вы сегодня беседовали о музыке, поедет с нами и лично вам всё покажет.

Следующим утром в джинсах и скромной закрытой блузке Анчутка села в красную «Тойоту». Следом в машину забрались две туристки, покупательницы из Челябинска. Риэлтэр сел за руль, и лишь тогда появился улыбающийся во весь рот «золотой корсак» Бассем. Поднимая клубы пыли, «Тойота» помчалась через пустыню, а довольный хозяин то и дело оглядывался на смущенную Аню.

Тульчанин, вдохновляя клиенток, рассказывал, как он весело живет в Хургаде вместе с женой.

– Праздники и дни рожденья мы отмечаем на яхтах всем русским кварталом! Вместе с мистером Бассемом, с нашими русскими миллионерами и арабским шейхом, который, правда, редко приезжает, вон, глядите, вдоль моря вытянулась его низкая, обширная вилла. У одной из наших соседок не было машины, и на Новый год земляки подарили ей хорошее авто, – тараторил риэлтэр.

Покупательницы ахали и в мечтах видели себя любимицами шейхов и владелицами белых кабриолетов.

Потом вся компания разглядывала просторные холлы с фонтанами и лепниной, комнаты с высокими потолками, белые европейские санузлы и проводку в добротных каменных домах, а маленький Бассем ходил возле Ани и, не отрываясь, глядел на нее снизу вверх. Его простая красная футболка все время мелькала рядом. Он ликующе улыбался. Аня волновалась, чувствуя горячую симпатию к себе. Она не могла ответить взаимностью, но уязвлять невниманием вежливого и доброго человека было неудобно. Ради поддержания разговора Анчутка хвалила строительные идеи Бассема и его архитекторов. От коллег она наслышалась о проектировке зданий и могла бы долго рассуждать об этом, но, глядя в черные глаза Бассема, понимала: беседовать о стройках ему не хочется. «Золотой корсак» наслаждался ее голосом, не вдумываясь в слова. «Бахэбэк»,* – тихо твердил он в ответ по-арабски. Это странное слово резало русский слух и не походило на признание в любви. Несведущая Аннушка приняла его за строительный термин.

Окружающие почтительно, с заискиванием называли хозяина «мистер Бассем» и с придыханием добавляли: «Современный фараон!» Но Аня не придала этому значения. С ней он вел себя просто. Она с трудом поверила, что этот неказистый тип принадлежит к богатейшим людям Египта, и обладает такими возможностями, которые не могла себе даже вообразить бедная россиянка. Великие богатства оставались для нее за гранью реальности, а потому не впечатляли. О высоком положении Бассема говорило лишь благоговейное отношение к нему персонала отеля, и священный трепет, с которым рабочие строек падали ниц, завидев его машину. Охранники, открыв ворота, сгибались в три погибели. Один только русский риэлтэр, красноречивый двигатель бизнеса, не боялся его, всегда оставался деловитым, невозмутимым и ироничным.

Среди родственников и бывших мужчин Аннушки олигархов не встречалось. Единственным знакомым ей богатым человеком был владелец клуба, где она работала, но его состояние не шло в сравнение с капиталами Бассема. На Аню он смотрел свысока, как на симпатичную игрушку, она была лишь наемным работником, человеком другого круга. «Духовно развитая девушка с неплохой фигурой», – снисходительно говорил он о ней. «Что значит с «неплохой»? – возмущалась Анчутка. – Иди, поищи таких других!» – И игнорировала его внимание. Этот крепкий мужчина лет тридцати, не красивый, но самоуверенный одевался в лучших бутиках и потому казался привлекательным. Он приехал в Питер из-под Ростова поближе к большому бизнесу и сложным интригам. На его шее белел шрам от скользящего ножевого удара. Не отягощенный моральными принципами циник, он слыл неприятным и жестким, хотя иногда бывал обаятельным. Вспыльчивый, но не злопамятный ростовчанин жил по принципу «Мы – всего лишь люди, что с нас взять!» Он любил риск, но, если дело касалось бизнеса, тотчас становился рассудительным. Главной его забавой было создание образа культурного человека – истинного петербуржца. На его столе лежали визитки доктора философских наук, однако в знаниях этот философ не тянул на выпускника факультета. А главное, он искренне считал себя поэтом и сочинял четверостишия. Вечерами напивался и читал вслух, заставляя сотрудников клуба слушать и высказывать мнения, обязательно положительные. Переспорить он мог любого, да никто и не критиковал хозяина. Имея такой опыт, не знакомая с миром больших денег и с арабскими шейхами, Анчутка не понимала, что Бассему понадобилось от неё.

«Да, я бела и красива, но мало ли вокруг красавиц-туристок? – растерянно думала она. – Я должна владеть солидным приданым, чтобы вызывать уважение Бассема. Так водится у богатых людей. Но приданого нет, а значит, он тоже смотрит на меня, как на игрушку. Ведь он уже имеет двух жен и пятерых сыновей от них!»

Родители Бассема, все его жёны и дети жили на огромной, зеленой прибрежной вилле, среди цветов и изысканных бассейнов, каждый в отдельной квартире.

Поднимаясь по крутой лестнице в четвертый по счету дом, хозяин и гостья вновь оказались рядом.

– Ты веришь в Бога? – неожиданно спросил Скоури у Анчутки. Та растерялась.

– Наверное, да. Хотя, я не знаю, как нужно. В церковь я не хожу.

Тогда Бассем, мусульманин по рождению и иудей в душе, как болтали пляжные сплетники, с видимым удовольствием произнес:

– А я не верю в Бога. Я – простое человечное существо!

– Но это не мешает тебе быть многоженцем, – усмехнулась Аня.

– Мой второй брак состоялся через семь лет после первого, – спокойно сказал Бассем. – У меня есть деньги и я живу по закону. Что тебя смущает, принцесса?

– Как ты объяснил первой жене появление второй? Семь лет спустя заявил ей, что полюбил другую женщину?

Бассем непонимающе скривил рот.

– Нет, Ана, что ты! Я люблю обеих жен одинаково. Это правда. Я – честный, открытый человек. Многие египтяне имеют нескольких жен и добросовестно содержат их. Почему тебя шокирует моя жизнь?

– Потому, что ты говоришь о ней, словно она нормальна! Но я не верю, что настоящие чувства можно делить! И не представляю, как тебе удается считать себя честным, вынуждая женщин это терпеть, в обмен на содержание. На родине я часто вижу мужчин, которые любят нескольких женщин и не собираются нести за них ответственность. Однако они пытаются свои связи скрывать, чтобы не ранить подруг.

– Да, я встречал таких людей в путешествиях и всегда удивлялся: они не берут ваших женщин замуж, ничего не дают, но те отвечают взаимностью. Почему?

– Часто мужчины просто не могут ничего дать, но любят. А женщины хотят любви, без нее жизнь пуста. Они мучаются, но ничего не могут поделать.

– Многим египтянам тоже нечего дать женщине, поэтому никто не живёт с такими бедняками. Вам, русским, нужно бороться с распутством. Неужели никто не помнит, что из-за разгула проституции и бандитизма распалась Царская Россия, а затем – Советский Союз?

– Что?! – Аня рассмеялась, но Бассем говорил серьёзно, и девушка ощутила боль за родную страну.

– Нет, Бассем! Неправда! Многие русские не понимают своей истории, и рассуждают о ней, кто во что горазд. Поэтому среди иностранцев появляются смешные кривотолки.

Бассем упрямо замотал головой.

– Я изучал вашу историю, я лучше знаю. Однажды Россия распадется снова.

– У вас в Египте, кажется, нет распутства, но частенько случаются революции и теракты. Почему? – съязвила Анчутка.

Бассем вспылил, но промолчал, лишь пристально разглядывал её лицо.

Обижать непонятного, но беззлобного араба Аннушке не хотелось, и она заговорщицки шепнула:

– Лучше расскажи, как ладят между собой твои жены!

Бассем улыбнулся.

– Сейчас они дружат, но этому предшествовали трудные времена и долгая вражда.

Разговор был столь же дик для Ани, сколь увлекателен.

– Женщинам тяжко, если у них один мужчина на двоих…

– Да, я знаю. Меня часто спрашивают, как я умудрился примирить их друг с другом. Редкая мусульманская семья живет хорошо, у всех жены ссорятся.

– Что же ты отвечаешь?

– Бесполезно требовать от жен, чтобы они жили мирно, – гордо поднял голову Бассем. – В этом нет смысла. Я помогаю им. Надо, чтобы каждая чувствовала себя полноценным человеком, необыкновенной личностью. Надо, чтобы ни одна не задумывалась, чем другая лучше, а была бы довольна собой и моими с ней отношениями.

Аня понимала, что после этого откровения она должна похвалить чуткость и дипломатичность Бассема и его знание психологии. Но Анчутке казалось, что ее голова взрывается от дикости услышанного. «Обескураживает не обыденность многоженства. Не то, что состоятельные арабы имеют несколько семей и селят их вместе, – думала она. – С ума сводит его способность искренне любить нескольких женщин сразу! Европеец, что бы ни вытворял, все-таки искренне любит одну женщину, либо никого. Если ему кажется, что душа раздвоилась, впоследствии он все-таки прозревает. Но Бассем не такой. И со временем, – поняла Аннушка, – в его сердце войдет равноправная третья жена, затем четвертая.»

– Твои губы, Ана, как бутон лотоса, – говорил тем временем Скоури. – Возникает безумное желание тебя целовать.

Анчутка притворилась, что не слышала этого. «Пусть помечтает, – усмехнулась она. – Мне такой мужчина не нужен». Она не придала значения знакомству с шейхом нового времени. И задалась другим вопросом: сможет ли Эззат, дитя арабского мира, быть ей верным?