Электронная библиотека » Вероника Иванова » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 15:27


Автор книги: Вероника Иванова


Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Эльф сжал губы.

– Они не могли знать.

– Они должны были предполагать! В противном случае можно утверждать: ты и твоя судьба – ничто для членов Совета.

Лиловый взгляд полыхнул молниями:

– Еще слово, и…

– И что? Ты вызовешь меня на дуэль? Не сможешь, потому что по собственной воле признал меня «творцом». Побежишь докладывать Совету? А о чем? О том, что кто-то осмелился назвать вещи своими именами? Может, еще подчиненного своего натравишь? Он будет просто счастлив проткнуть наглеца, осмелившегося ступить на землю лана! Ну и как же ты поступишь?

Кэл, еще в начале моей тирады замедливший шаг, а потом и вовсе остановившийся, вынудив и меня прекратить движение, медлил с ответом, вглядываясь в мое лицо.

– Ты так странно себя ведешь – горячишься и злишься, хотя…

– Не имею для этого повода? Имею. И ты знаешь какой.

Да, он знает. Но вряд ли осознает истинную причину моего ехидного негодования. А на самом деле все объясняется просто: я слишком жаден, чтобы расстаться с тем, что заработал потом и кровью. По крайней мере кровью.

Так получилось, что я спас две эльфийские жизни и одну вернул с самого Порога. Спас, не загадывая и не выгадывая, хотя многие постарались бы найти в моих поступках корысть. Те, кто не умеют владеть по-настоящему. Кё я уберег от смерти вопреки своим желаниям, даже вопреки здравому смыслу: мог ведь выполнить то, к чему меня подталкивал целый отряд королевской стражи, и надеяться на благоприятный исход? Мог. Но не стал, из отчаяния и озорства усилив Зов эльфийки и вызвав знакомую себе на беду и на радость из глубины веков. С Кэлом все было проще и рациональнее: я посчитал несправедливым одержать верх в поединке над тем, кого живьем съедает призрак покойной сестры. А раз существует несправедливость, надо что? Правильно! Быстро и жестко с ней расправиться. Я и расправился. За что получил высокое и двойное звание «творца новых жизней». И один из «заново сотворенных» вот-вот построит логическую цепочку, совершенно мне не нужную…

Вдох. Еще один.

– Да, кажется, знаю. Ты…

– Я не хочу, чтобы мои подарки пропадали за ненадобностью, вот и все! Лучше скажи, ты полностью выздоровел?

– Для «полностью» нужно еще около года, но это…

– Тебе на руку? – закончил я, заметив во взгляде эльфа ранее несвойственную ему мечтательность.

Он ответил не сразу, но все же ответил, признавая мое право быть причастным к некоторым тайнам:

– Да.

– Кто она?

– Очень милая девушка.

– Это понятно и без пояснений! Где и как ты ее нашел?

– Тебе интересно? – Лиловые глаза чуть сузились, словно Кэл допускал иную возможность.

Я энергично кивнул:

– Конечно интересно!

Подозреваю, как эльф успел надоесть своим немногочисленным близким рассказами о новой любви, если при встрече с лицом неосведомленным ограничивается сухим «милая девушка»… Засмеяли парня, наверное. Или воротили носы, одно из двух, причем более вероятно вот что: если Кэл отставлен от прежней должности при Совете, его бывшие приятели и сослуживцы, скорее всего, не рвутся к возобновлению общения. Неприятно, но объяснимо, и наивно осуждать их за это – во всех службах подлунного мира стремятся подняться снизу вверх, а поднявшись, смотрят на менее удачливых знакомцев в лучшем случае с сочувствием, в худшем – с презрением.

– Не шутишь? – продолжал допрос эльф.

– Ни капельки!

Надо же, как грустно обстоят дела. Я бы этот Совет с его прихлебателями построил в струнку и…

– Она помогает Кайе сейчас и будет помогать с ребенком. Гилиа-Нэйа – искусный лекарь.

– И конечно, она пользует и твои раны? Телесные и душевные? Надеюсь, с радостью, а не только из желания узнать, насколько велико ее искусство?

Изгиб серебристых бровей возжелал было превратиться в излом, но эльф быстро понял, что в моих словах нет и тени насмешки:

– Еще не уверен.

– А когда будешь уверен?

– Это не происходит по щелчку пальцев, ты же знаешь! – В голосе Кэла скользнуло отчаяние.

Знаю. А еще знаю, что направления уверенности имеют обыкновение не совпадать. И хуже всего, если в один и тот же миг двое понимают, но совершенно разные вещи: он не может жить без ее глаз, а она не в силах оставаться рядом с ним. Или наоборот, что ничуть не лучше, потому что в любом случае одно из сердец разбивается на осколки, а с ним и второе, осознавшее всю тяжесть отказа. Но об этом говорить не буду до тех пор, пока существует надежда на счастье.

– Мне не возбраняется на нее посмотреть?

– Почему я должен запретить? – Удивление, сменившее на посту прочие чувства.

– Вдруг еще отобью? Меня девушки любят… То есть сначала жалеют, а потом души не чают!

В течение вдоха эльф сдерживается, но все же заливается хохотом. Вместе со мной. Не знаю, над чем смеется листоухий, в моих словах нет и намека на ложь. Лично я смеюсь потому, что мне весело и легко. В этот самый миг.


Как живут эльфы? Так же, как и все, в домах. И ведут хозяйство. Только в меру своих, эльфийских представлений.

Например, дома строят только из дерева, и вовсе не тем способом, что распространен среди людей – не укрощают природу, а уговаривают. Многие полагают это магией, но объяснение гораздо проще: эльфы умеют разговаривать с душами растений. Если можно всего лишь попросить дерево стать широкой и тонкой частью стены, зачем рубить его и распиливать на доски? Срубленное дерево живет меньше, чем живое, и несет в себе боль смерти, потому что умирает с того самого момента, как лишается корней. В чем-то эта особенность присуща всем живым существам – теряя дом и родных, они очень нескоро учатся находить другие причины оставаться в живых.

Дом Кайи не был исключением из правила, и я неуверенно остановился в нескольких шагах от просторной террасы, не решаясь ступить на все еще живой пол.

«Чего ты испугался?» – недоуменно спросила Мантия.

Я не испугался. Я… не хочу принести неприятности.

«Снявши голову, по волосам не плачут…» – последовало насмешливое замечание.

То есть? При чем тут…

«Ты приносишь только то, что можешь принести, и оно не дурное и не хорошее. Оно такое, каким его видят другие… В этом доме тебя ждут, и не для того, чтобы прогнать, так о чем волноваться?»

Наверное, ты права.

«Как всегда…» – пожатие невидимыми плечами.

Я подошел ближе и положил ладонь на шероховатую подпорку. Положил осторожно, словно боялся сломать. Нагретая солнцем кора оказалась на ощупь приятной, как бархат, если он мог бы застыть такими сухими и затейливыми складками. Теплая и живая, как у сотен деревьев в лесу по соседству. А если прислушаться, можно услышать, как под ней медленно, но упорно текут вверх, к веткам живительные соки, чтобы вытолкнуть из почек бледную зелень молодых листьев… Нет, мое присутствие не должно помешать. В повороте природы от зимы к весне нет никакого чародейства.

– Кто вы? Что вам нужно в этом доме?

Чуть встревоженный голос, выдающий неопытность его обладательницы в раздаче приказов. Должно быть, это и есть возлюбленная Кэла. Ну-ка, посмотрим!

Она пришла со стороны сада. Корзинка в тонких руках наполнена стебельками, цветками и листиками: наверное, будет лечебный отвар, а может, и просто салат, что не менее полезно для здоровья и куда приятнее на вкус.

Не слишком высокая, стройная, но не болезненно хрупкая. Если каждая мышца Кайи и того же Кэла устремлена в полет, то здесь уместнее говорить о плавном течении реки, огибающей препятствия. По-своему не менее сильная и целеустремленная, но, скажем так, поставившая себе целью побеждать, не разрушая, а познавая и поглощая – свойство всех лекарей, без остатка отдающихся своему ремеслу.

Белое платье с узеньким изумрудным узором по подолу и у застежки лифа чудно сочетается с золотистой кожей, не такой смуглой, как у Кайи, но гораздо более темной, чем у Кэла и у меня. А вот волосы ярче, чем у моей названой дочери: не бронза, а красное золото. Глаза зеленые, но с широкой карей каймой, и потому кажутся совсем темными. Однако любые краски лица меркнут, если не находят подтверждения себе глубоко внутри тела, там, где прячется от грубых прикосновений душа.

Гилиа-Нэйа юна и очень добра. Но всякая настоящая доброта беспощадна прежде всего по отношению к себе самой. Если Кэл сможет понять и постарается взять часть этого груза на себя, девушка будет благодарна и преданна ему. Всю жизнь. Способен ли мой друг принять такой дар? Не мне судить.

Она не выглядит печальной, как если бы против своей воли была приставлена к Кайе. Решала сама? Возможно. Должно быть, принадлежит к одной из младших Ветвей Клана Воинов Заката, но не пошла по наследственной стезе, выбрав лекарское искусство, чем наверняка не снискала одобрения. Впрочем, все мои догадки не стоят и гроша, если не будут подтверждены:

– В чем же ты провинилась, милая?

– И вовсе не провинилась! Я сама вызвалась… – Она привычно начала оправдываться, но все же спохватилась и грозно сдвинула брови: – Да кто вы такой?!

– Друг.

– Это всего лишь слово, – возразила эльфийка, выказав не меньшее мужество, чем ее родственники.

– Саа-Кайа ждет меня. Она сможет принять посетителя?

– Смогу, конечно! Я же беременна, а не больна! – усмехаются пухлые губы, а бирюза взгляда вспыхивает жарким: «Ты пришел!»

Кайа стоит на террасе, одной рукой опираясь о перила, а другую положив на холм живота под складками платья, такого же белого, как у Нэйи, но без следа вышивок, как и положено роженице.[23]23
  …как и положено роженице. – «В том, что касается применения оберегов и иных магических практик для защиты души и тела, разные расы действуют по-разному. Так, например, люди предпочитают украшать свою одежду, иногда даже чрезмерно, заговоренными вышивками, полагая, что этим отпугивают злых духов. А вот эльфы, особенно в случаях, касающихся жизни и здоровья детей, напротив, избегают подобных мер. И эльфийская роженица никогда не наденет платье, если на нем есть или была хоть одна заговоренная строчка, потому что помимо свойства отгонять мелких сущностей малейшая небрежность в исполнении может послужить уступом, на котором легко дождаться мига, удобного для нанесения удара…» («Краткий толкователь традиций и верований», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Читальный зал).


[Закрыть]

– Здравствуй.

– О, здоровья у меня хоть отбавляй!

– Чего тебе тогда пожелать?

– Выбирай сам, – разрешает Кё. – Но мне довольно и того, что имею.

Нэйа переводит удивленный и растерянный взгляд с меня на свою подопечную и обратно.

– Кто этот человек?

– Человек? – Бронзовый веер ресниц на мгновение скрывает за собой смеющиеся глаза. – Не тревожься, Гилли, он не причинит мне вреда. Он помог моему ребенку вернуться к жизни. Помнишь, я рассказывала?

Взгляд юной эльфийки мгновенно становится расчетливым, и с жадных до знаний губ уже готов сорваться вопрос, но Кё мягко возражает:

– Потом, все потом. У тебя еще будет время. А я хочу поговорить со своим другом, пока… Пока не буду занята другими делами.

О да, милая, скоро у тебя появится много дел, которые, как ни странно, останутся с тобой до самой смерти. Но ты будешь им рада и благодарна за то, что они есть. Благодарна… мне.

Как странно – качаясь на шатком мостке между ужасом и безумием, вне зависимости от желаний и намерений сделать то, что было необходимо… Почему моя кровь решила исполнить чужое желание? Может быть, потому, что боль, которую чувствовала эльфийка, ни в какое сравнение не шла с болью, которую она собиралась причинить? Наверное, так. Кё не будет вспоминать прошлое, и я не стану. Незачем: утратив власть над минувшим, мы не в силах запретить ему в самый неподходящий момент напомнить о себе и можем лишь надеяться, что оно продолжит свой чуткий сон в памяти мира, а не обожжет нас злорадным огнем широко распахнутых угольно-черных глаз…

Скорчив забавную рожицу, долженствующую изобразить скорбный укор, Нэйа ушла в дом разбирать свежесорванную траву, и мы с Кё получили возможность остаться наедине. Если, конечно, не считать присутствующих при разговоре ребенка и Мантии, но те предпочли благоразумно молчать и не вмешиваться в наши дела.

– Без оружия?

Разочарованный взгляд. Что еще может интересовать воина? Только остро отточенное лезвие.

Ай-вэй, милая, зачем оно? Я сам себе оружие, да еще того рода, что можно удержать в ножнах, но нельзя остановить ни одним щитом в мире.

– Жалеешь?

– Ходят слухи, что ты обзавелся славной сталью.

– Славной? Не рановато ли так именовать мои клинки? Насколько помню, ничем пока их не прославил… А слухам, которые ходят, следует укоротить уши. К тому же я пришел в дом друга, а защитник у вас имеется. Как минимум один.

– Я не надеялась, что ты придешь. – Ладонь эльфийки погладила теплое дерево перил.

– Кэл утверждал обратное.

– Ты говорил с ним?

– Всю дорогу сюда.

– Он сам того желал, потому и мне приписал свои надежды.

Заглядываю в бирюзовые озера:

– Значит, ты не надеялась?

– Надежды недостаточно для свершения чуда, правда? – Вопрос, ответ на который слишком хорошо известен и мне, и моей собеседнице.

Недостаточно, но это становится понятным только потом, когда чудо уже произошло и понимаешь: никакое оно не чудо, а скорее очередное проклятие, намертво скрепленное с тобой. До самой смерти. И, что особенно несправедливо, ты менее долговечен, чем твои поступки, еще годы спустя над твоей могилой будут раздаваться хула или славословия – что заслужил. Или, точнее, что тебе поставили в заслугу чужие сердца.

Меняю тему, уходя от печальных воспоминаний:

– Все было хорошо?

– Со мной? – уточняет Кё. – Да. Никто не осмелился выступить против моего возвращения домой. Но и слов в защиту я не услышала.

Конечно, не услышала. Эльфийке простили бы ненамеренное убийство соплеменницы, отягчившей свою участь употреблением «рубиновой росы», но простить служение людям, да еще столь неприглядное? На такой щедрый жест Совет Кланов не способен. Да и менее облеченные властью и положением в обществе – тоже. Протянуть руку помощи отверженному? Для этого нужна смелость пойти против ветра. Да, существует вероятность, что он утихнет, но не менее вероятно и то, что скоро вам навстречу ринется целый ураган. Умеете справляться со стихией? Есть только один способ уцелеть: стать составной частью бури. Но при этом очень легко забывается, в какую сторону был сделан тот, самый первый шаг.

– Когда собираются решать твою судьбу?

– Точный срок не определен, все зависит от решения членов Совета.

– Они не торопятся?

– Пока. Но кое-кто из них с нетерпением ждет, когда мой ребенок первым криком приветствует этот мир.

– Кое-кто?

– Дядя той, что пала от моей руки.

Ах, дядя… Ну ничего, на него я найду управу. Однако надо же вручить подарок!

– Возьми, это тебе. – Протягиваю Кё свой труд, завернутый в кусок шелка.

Эльфийка растерянно хмурится, разворачивая мятую ткань, но когда солнечные лучи вспыхивают золотом на ворсинках пуха, изумленно охает:

– Какая красота! – Покрывало мгновенно оказывается наброшенным на прямые плечи. – Что это такое?

– Когда родится малыш, можешь укрывать его, а потом и сама носить. Очень хорошо для тепла.

– Хорошо для тепла? – Возмущенное покачивание головой. – Да если появиться в такой шали на Летнем балу, все от зависти умрут!

– Хотелось бы посмотреть.

– Что же тебе мешает? Всего несколько месяцев осталось… Чудесная шерсть, даже не буду выпытывать, чья и откуда. Спрошу другое: кто все это связал?

Отвожу взгляд и чувствую, как начинаю краснеть. Хорошо, что весеннее солнце уже успело оставить красноватый след на моих щеках – есть шанс скрыть смущение за первым загаром.

Впрочем, Кё не обманывается:

– Так и будешь молчать?

– А что ты хочешь услышать?

– Ответ на свой вопрос.

– Зачем? Разве недостаточно самого подарка?

– Достаточно, – кивает эльфийка. – Если вспомнить, что первый подарок отца всегда должен быть сделан его собственными руками.

– Тогда твой вопрос становится лишним, верно?

Кё смотрит таким странным взглядом, словно выбирает, как ей поступить: рассмеяться или заплакать, а потом сгребает меня в охапку, иначе такие объятия и не назовешь.

– Спасибо!

От нее пахнет цветами и молоком, а упругий живот, прижавшийся ко мне, время от времени вздрагивает, как будто кто-то постукивает изнутри. Просит, чтобы его выпустили…

И в следующий миг эльфийка замирает, стискивая пальцами мои плечи так сильно, что впору закричать от боли. Но не мне, а ей: начинаются схватки.

Нэйа, почувствовавшая наступление родов едва ли не за вдох до первой судороги, подхватывает Кё под руки:

– Идемте в дом, немедленно!

Бирюзовые глаза просят: «Не уходи далеко».

– С вашего позволения, я побуду здесь. Похожу по саду, если вы не против… Думаю, мое присутствие не требуется.

Юная эльфийка считает точно так же вопреки желаниям роженицы, и уводит ту в комнату, предназначенную для появления на свет новой жизни. А я спускаюсь с террасы и иду туда, где шепчутся с ветром бело-розовые лепестки яблоневых цветов.

Эльфийские ланы – одно из самых теплых мест в Западном Шеме, весна наступает в них на целый месяц раньше, чем в столице: если Виллерим еще только-только начинает забывать о снежном покрове, то здешние сады уже зеленеют, а трава, хоть и не по-летнему короткая, надежно прячет под собой сырую перину земли. Вот и яблони все в цвету…

Не слишком ли рано начались роды? Если верить словам тетушки, крайний срок – через три дня после сегодняшнего. Значит, вовремя. А то я слегка испугался, что мое присутствие ускорило процесс… Нет, все идет своим чередом, и к закату, а то и раньше, мир встретит нового обитателя. У меня вдоволь времени. На все, что пожелаю.

К моему глубокому и искреннему облегчению, поблизости не мог находиться младший брат Кэла. Настырный Хиэмайэ, по словам старшего родственника, с головой погрузился в учебу, готовясь к последним экзаменам перед поступлением на службу. Интересно будет понаблюдать, кто его выберет. Я в любом случае участия в сем занятном действе не приму, но в месте зрителя мне не откажут. А если откажут, явлюсь без позволения и приглашения. Под ручку с тетушкой, которая будет только счастлива лишний раз устрашить своих недругов. Уж на что, на что, а на устрашение моих талантов хватит. Вызывать к себе иные чувства не умею, а вот страх и ненависть – легко. Даже усилий прилагать не нужно.

Зарываюсь носом в душистые лепестки. Как чарующе пахнет яблоневый цвет! Можно целую вечность стоять, прижавшись щекой к прохладным белым пальчикам… А ведь еще год назад я не мог даже есть яблоки. Потому что они напоминали мне об эльфах. Неприятно напоминали. Зато теперь…

Я не заметил и не почувствовал, просто понял, сразу и предельно ясно: кто-то пришел. И, поворачивая голову в сторону гостя, не зная, кого увижу, ничуть не удивился, встретившись взглядом с серым пеплом глаз, до конца не верящих. Во что? В свершившееся чудо. Я тоже не верил. До того мгновения, как стремительный бег не оборвался на моей груди. Мин вонзилась в меня всей силой невыносимого ожидания, швырнула на ствол яблони и прижала к нему так крепко, как только могла. А я смотрел на душистый снег осыпающихся лепестков, но продолжал видеть летящий прямо на меня клинок, от которого не было ни возможности, ни желания увернуться.

Нэмин’на-ари молчала, пока беспокойные пальцы не нащупали бугорок шрама под волосами на моей шее:

– Нет! Этого не может быть! Это неправда, скажи мне! Скажи!

Взгляд темнее грозовой тучи. Губы, готовые сердито сжаться. А руки дрожат, мелко, но ощутимо.

– Чего ты испугалась, милая?

– Зачем это сделали с тобой?!

– Со мной не делали ничего такого, чего бы я сам не позволил.

– Но это… Это убьет тебя!

– Нет, милая. Не убьет. Ты не чувствуешь? Ранки заживают, потому что в них ничего уже нет.

Она не верила. До тех пор, пока я, в сотый раз испросив у богов прощения за свои прегрешения, не сбросил Вуаль и не коснулся сухих губ своими…


Мы сидим под яблоней. Точнее, Мин сидит, а я лежу, устроив голову у нее на коленях, и веду счет белым хлопьям, медленными кругами опускающимся на траву.

– Ты не хотел приходить. – Утверждение, не терпящее возражений.

Соглашаюсь:

– Не хотел.

Лгать не имеет смысла – моя подруга слишком хорошо меня знает. Еще по прошлой жизни.

– Но все-таки пришел?

– Совпало наличие времени и возможности, а такой случай грешно упускать.

– Какой ты… – Узкая ладонь шутливо шлепает меня по лбу.

– Какой?

– Жестокий!

– Почему это?

– Мог бы соврать, сказать, что примчался как только смог.

– Но я это самое и сказал, только другими словами!

– Все равно, можно иначе… Чтобы мне было приятнее.

– Но ты бы знала, что я лгу?

– Конечно.

– И в чем тогда надобность обмана?

Мин закидывает голову назад, устремляя взгляд в переплетение ветвей.

– Глупый…

– Это я знаю, милая. Но этого мало, чтобы объяснить.

Серые глаза снова смотрят на меня. Сверху вниз.

– Глупый маленький мальчик.

– Еще один шаг, не приближающий меня к пониманию. Будет новая подсказка?

– Ты смеешься.

– Я серьезен как никогда.

– Смеешься!

– И в мыслях не держал!

Она наклоняется, касаясь губами моей переносицы.

– Ты мерзкий, мрачный и подлый. Почему я тебя люблю?

– Потому что мы стоим на одной ступени.

– Да. На одной. – Мин снова выпрямляет спину, прижимаясь к стволу яблони.

– И потом, ты не любишь, ты просто испытываешь ко мне чувство благодарности.

– За что? За то, что лишил меня спокойного сна?

Да, лишил. Когда вмешался в эльфийский Зов. Я не мог предположить, чем обернется моя шалость, как тогда думалось, последняя…


Заклинание Зова, используемое расами, сведущими в магии, строится по нескольким принципам.[24]24
  …строится по нескольким принципам. – «К прикладным вариантам применения портальных техник относится использование так называемого Зова, который по сути своей является не чем иным, как закольцованным Порталом. Вызывающий строит несколько коридоров (конкретное число определяется количеством имеющейся Силы и мастерства заклинателя), которые свободно перемещаются в Пространстве до тех пор, пока на их пути не возникает объект, способный стать «излучиной» и повернуть коридор обратно. Как правило, особенности объекта и вносятся в рисунок Кружева, в те фрагменты, что ответственны за установление соответствия цели намеченной и достигнутой. Если Вызываемый соглашается проследовать в Портальный коридор (сильный и умелый заклинатель обычно не сомневается в результате, а вот тому, кто обделен материалами для строительства Портала, остается только надеяться и верить), на нем сосредотачивается вся остающаяся на тот момент Сила, коридор меняет свое направление, устремляясь в исходную точку, к Вызывающему. Здесь существует опасность, что наведенный Портал не удержится в стабильном состоянии и захлопнется, обрекая Вызываемого на гибель, потому что Пространство, разорванное портальным коридором, будет стремиться затянуть свои раны. Другая опасность состоит в том, что поблизости просто может не оказаться того, кто пожелает ответить на Зов, и тогда все усилия (а они, поверьте, немалые) пропадут втуне. Поэтому Зовом пользуются либо уверенные в себе и своей удаче заклинатели, либо те, кому нечего терять…» («Дорогами Плоти и Духа», Малая Библиотека Дома Дремлющих, Раздел практических пособий).


[Закрыть]
Во-первых, собираясь позвать, необходимо очень четко представлять себе основные характеристики того, кто сможет откликнуться на Зов, иначе слишком велик риск печального исхода: случалось, что неверно исполненное заклинание приводило к гибели того, кто отзывался.

Во-вторых, в Кружеве Зова должна быть предельно ясно указана причина его создания, поскольку она тоже оказывает влияние на личность и возможности того, кто, услышав, примет предложение прийти.

В-третьих, благоприятное завершение заклинания невозможно, если в Периметре его влияния не оказалось ни одного подходящего существа.

А что произошло пасмурным днем предзимья, когда на чашах весов лежали три жизни: моя, эльфийки и ее нерожденного ребенка? Я всего лишь поделился Силой, остававшейся в моем шлейфе, остальное уже не требовало стороннего участия.

Кайа была неспособна вызвать себе на подмогу могучего воина – только что-то небольшое, легкое и отчаявшееся достаточно, чтобы принять участие в рискованной авантюре, потому что схватка с отрядом тренированных бойцов могла оказаться смертельной. Да, мое участие усилило Зов, сделало его шире и повелительнее, но все закончилось бы иначе или вообще ничем не закончилось, если бы я не шепнул вслед улетающим Нитям: «Пусть придет хоть кто-нибудь». Именно моя просьба, вплетенная в податливое Кружево вызывающего заклинания, разбудила Мин, ожидавшую возвращения в мир, но вовсе не в человеческом облике.

Чтобы уберечь артефакт от влияния текущих лет – единственного врага, которого нельзя победить, но встречу с которым можно отсрочить, чудесный предмет хранят между Пластами, выбирая местечко, в которое время заглядывает нечасто и ненадолго. Но, поскольку в таких областях Пространства заклинания имеют свойство ослабевать, вечно хранить в них артефакт невозможно, требуется изредка возвращать его в мир, чтобы подштопать и подлатать истончившиеся Нити. Так и Нэмин’на-ари, погруженная в тревожную дремоту за гранью мира, возвращалась для очередной починки домой в те самые минуты, когда эльфийка отправила на охоту свой Зов. Но меч не ответил бы бедняжке, если бы душа, заключенная в стальную оболочку, не расслышала в шелесте заклинания мой голос – голос, который не ожидала и не надеялась услышать. Никогда.

Усилия эльфийских хранителей артефакта пошли прахом: меч не пожелал вернуться в благоговейно подставленные ладони, выбрав другой путь. Мин не смогла справиться с неутолимой жаждой. Жаждой искупления вины. А прибыв на место, растерялась, поняв, что искупать нечего и не перед кем, а значит, можно действовать по собственной воле, не оглядываясь на тени прошлого, зловещим шепотом ворчащие по углам…


– Если хочешь, можешь уснуть снова.

– Разрешаешь?

– Предлагаю.

Серая сталь взгляда наполняется лукавыми искрами.

– Только вместе с тобой.

– Что?

– Уснуть. Если получится, конечно. Могу обещать только одно – до постели мы доберемся.

– В связи с чем возникает вопрос: а так ли уж нам нужна постель?

Целый вдох смотрим друг на друга, не отрываясь, потом смеемся, дружно и горько.

– Не шути так. Пожалуйста, – просит Мин, ероша мой отросший чуб.

– Не буду. Но шутки – все, что нам осталось.

– Все? Неужели действительно все?

– Ты знаешь.

– Да, я знаю.

Она печально отворачивается, но я бережно беру пальцами упрямый подбородок и возвращаю бледное личико обратно. Чтобы ясно видеть каждую черточку.

– Это лучше, чем ничего, правда?

– Наверное. Но все равно больно.

– Мудрые люди говорят: ты живешь, пока способен чувствовать боль.

– О, тогда перед нами целая вечность! – восклицает Мин, стараясь казаться безразличной, но ей это плохо удается.

Вечность. Рядом, только за высокой стеной. Стеной, которую ни перелезть, ни разрушить.

– Не жалей.

– Не буду. В следующий раз я не совершу прежней ошибки.

– Ты и в тот раз не ошиблась.

– Ошиблась! – Заявление, сделанное с категоричностью маленького ребенка. – Я не могла простить…

– Ты просто не понимала.

– Какая разница? – Укор, предназначенный самой себе. – Я же не слепая! Я видела все, что происходит!

– Видеть снаружи мало. Нужно еще хоть иногда смотреть изнутри.

– Тебе хорошо, ты это умеешь…

Шершавые пальцы рисуют волну на моей щеке.

– Но я же не с рождения умел, милая. Всему на свете нужно учиться.

– Для «всего на свете» нужен учитель! – язвительно напоминают мне.

– О, наставников можно найти сколько угодно!

– Но учиться может не каждый… Я – не могу. Мне кажется, что каждое новое знание выгоняет частичку старого… Я боюсь терять!

– Не бойся. Теряется лишь то, что должно быть потеряно, зато взамен ты приобретаешь что-нибудь другое. И, возможно, даже что-нибудь нужное.

– Насмешник!

Получаю щелчок по носу, обиженно морщусь, и Мин тут же исправляет свою оплошность коротким поцелуем в ушибленное место.

– Я не прав?

– Прав, конечно… Я хочу кое-что спеть. Только обещай не смеяться!

– Почему я должен смеяться?

– Стихи… не слишком хорошие.

– Это не имеет значения.

Последний испытующий взгляд:

– Правда?

– Правда. Важно лишь то, о чем они говорят.

Мин молчит, сосредотачиваясь, потом начинает напевать. Тихонько-тихонько, но я слышу каждое слово:

 
Зеленые очи. Упрямые губы.
Душа нараспашку, но стиснуты зубы.
Красив? Смел? Умен? Не приметила, каюсь.
На помощь друзьям он шагнет, улыбаясь,
В любую ловушку, в любую засаду…
Вам мало достоинств? Мне – больше не надо.
Довериться воле горячих ладоней,
Круша и кроша так, что лезвие стонет,
Мечтаю… Но жребий замыслил иное:
Мы рядом, и боль увеличилась. Вдвое.
Забыть? Не смогу. Разлюбить? Не согласна!
Ты просишь, но все уговоры напрасны:
Мне нужен отравленный мед поцелуя —
Заклятая сталь жарче крови бушует.
С тобой, без тебя – одинаково больно.
Судьба, Круг Богов, не казните, довольно!
Мир перед тобой преклоняет колени,
Но сердце тоскует, но сердце болеет.
Нарушу законы, скажи только слово:
Тебе подарить свою Вечность готова!
Забуду о долге, но ты… Не захочешь.
Печально смеются зеленые очи…
 

Последний отзвук песни теряется в кроне яблони, и в наступившей тишине слышно, как бело-розовые лепестки касаются травы.

Мин заглядывает мне в глаза:

– Правда смешно?

– А по-моему, грустно.

– Тебе не понравилось?

– Должно было?

Она растерянно кусает губу, и я спешу успокоить:

– Понравилось. Мне никто и никогда не посвящал стихи. И тем более не пел про меня песен.

– Но этого слишком мало…

– Этого достаточно.

Поднимаю руки и притягиваю печальное личико ближе.

– Не переживай, что никогда не окажешься в моих ладонях рукоятью меча, милая. Такая, как сейчас, ты нравишься мне гораздо больше.

Она не возражает. Хотя бы потому, что ее губы слишком заняты.


– Вот вы где, моя госпожа! – долетает чей-то голос от кромки сада.

– Кто это?

Мин поднимает голову и устало морщится:

– Это f’yer Стир’риаги пожаловал – не смог пережить и четверти часа моего отсутствия.

Четверть часа? Уверен, мы сидим в тени яблони гораздо дольше, и, честно говоря, я сам не слишком доволен тем, что наше уединение нарушено. Но почему мне не нравится этот голос? Или интонации, с которыми было произнесено «моя госпожа»? Да, точно: тщательно скрываемая, но никуда от этого не исчезающая издевка, словно на самом деле господин – он, а та, к кому обращаются, всего лишь игрушка, до поры до времени пользующаяся видимостью власти.

– Твой хранитель?

– Ну да, – передергивает плечами Мин.

– Он тебе не по нраву?

В сером взгляде возникает справедливое возмущение:

– Как можно любить надсмотрщика?

– Я имел в виду совсем другое. Он… какой он?

Теперь меня одаривают лукавой улыбкой.

– Ревнуешь?

– Нисколько. Всего лишь хочу быть уверенным, что…

– Мое сердце останется с тобой?

– Я не шучу, милая. Мне очень важно знать. В противном случае…

– С кем вы проводите время, моя госпожа?

Голос пришельца звучит совсем близко. Чужой голос, красивый, немного низкий для эльфа, но удивительно глубокий. И что-то напоминающий.

Поворачиваю голову.

Пряди прически, похожие на черненое серебро, уложены с той небрежностью, которая свидетельствует о многих часах, проведенных перед зеркалом. Шелк костюма подобран тон в тон к волосам и разбавлен фиолетовыми вставками, такими же яркими и темными, как глаза на благородно-бледном лице. Горбинка тонкого носа. Белый лучик старого шрама на скуле.

Он совсем не изменился за прошедшие двадцать лет. И не должен был измениться. Со мной дело обстояло иначе, но взросление лишь все усугубило: эльфу хватило одного взгляда, чтобы узнать мои черты. Правда, он привык видеть их совсем в ином облике…

– Ты!

Никогда не думал, что это короткое слово можно прошипеть и простонать одновременно. В возгласе, брошенном мне в лицо, было столько злобы и ненависти, что я почувствовал себя как дома и нашел достаточно выдержки, чтобы подняться на ноги, не торопясь, но и не медля дольше разумного.

– Вы знакомы? – тихо спрашивает Мин, тенью вырастая у меня за спиной.

– Знакомы, – отвечаю, спокойно и внимательно рассматривая своего врага. Первого настоящего врага в жизни…


В тот день мне исполнилось десять лет, и праздник рождения, превратившийся в скорбное напоминание о смерти, по обыкновению проводился отдельно от его виновника. Весенний день выдался пасмурным и хмурым, словно желал угодить настроению, царившему среди обитателей Дома, и в комнате было так темно и холодно, что я нашел в себе смелость нарушить запрет и покинуть ее. Просто для того, чтобы увидеть хоть одну живую душу.

И увидел. Мы столкнулись у подножия парадной лестницы. Должно быть, он опоздал к началу поминовения, потому что, кроме нас двоих, в холле никого больше не было. Помню, строгий и печальный облик эльфа, закутанного в лилово-черный шелк траурных одеяний, показался мне настолько прекрасным, что я даже затаил дыхание от восторга: в конце концов, это был первый из расы листоухих, встреченный мной наяву. Он оказался так близко, что аромат цветущих яблонь коснулся моих ноздрей, и хоть тогда я еще не понимал, какую опасность могут таить в себе распускающиеся бело-розовые бутоны, угроза пришла совсем с другой стороны. Безупречно очерченные губы приоткрылись, чтобы выпустить горькое и обвинительное:


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 4.4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации