Текст книги "Шкаф с ночными кошмарами"

– Что ложь? – миссис Нэтвик невесело усмехнулась сквозь слезы.

– Почти все ложь, – ответила я, отвернувшись. Смотреть в ее ясные глаза, полные слез, и говорить эти страшные вещи было выше моих сил. – Аспен попал в аварию первого ноября, в ночь на Хеллоуин. Я не знаю, что случилось. Я последняя, с кем он разговаривал, но я ничего не знаю. И возможно… возможно, никогда так и не узнаю.

– Не говори так, Кая, – прошептала миссис Нэтвик. Она вновь взяла меня за руку, нежно сжав ладонь, и я нехотя взглянула в ее лицо.

Я вообще не хочу говорить. Мне по-прежнему больно и страшно. Страшно признаться самой себе, что могу никогда не увидеть его улыбки, что, когда Аспен придет в себя, я, возможно, просто исчезну.

«Я боюсь, что, когда ты найдешь ответы на свои вопросы, ты исчезнешь», – сказал он однажды. И был прав.

– На самом деле мы с Аспеном не встречаемся, – призналась я. Бросила взгляд на миссис Нэтвик, ошарашенную не меньше, чем десять минут назад, и пояснила, пока она не сделала неверных выводов: – Мы с Аспеном просто друзья. Лучшие друзья.

– Каким же он был убедительным!.. – воскликнула миссис Нэтвик. Секунду она сидела с выражением смятения на лице, затем по-доброму рассмеялась. – Ах, этот парень! Мне он очень, очень понравился! Очень жаль, что…

Она запнулась. Вспомнила, что с ним случилось, заставила и меня вспомнить. Я на секунду забылась, вернувшись мыслями в тот унизительный вечер, когда Аспен попросил меня притвориться его девушкой. Затем вспомнила другие вечера, когда он готовил ужин и мы смотрели фильмы. Когда Скалларк притащила огромный кулек конфет и ни с кем не стала делиться. Сказала, что ей повезло, что мы не любим сладкое. Она кидалась в нас шоколадками, а Аспен в нее подушками. Я только смеялась, наблюдая за всем этим безобразием.

– Мне жаль, Кая, – прошептала миссис Нэтвик. Я сглотнула, вдруг почувствовав в горле комок слез.

– Да. Мне тоже. Мне тоже жаль.

Миссис Нэтвик крепко стиснула меня в объятиях, и я на мгновение прикрыла глаза. Только не это! По щекам покатились слезы, и одной рукой я похлопала миссис Нэтвик по спине, а второй спешно вытерла щеки и, собравшись с духом, сказала:

– Я думаю, это он сделал.

– Сделал кто? – Миссис Нэтвик отстранилась.

– Убийца. Криттонский Потрошитель. Или Неизвестный.

– Ты о чем, милая?

– Это Аспен притащил холодильник, – невпопад сказала я, кивнув в сторону. Я рисковала высказать миссис Нэтвик все как на духу. Жутко хотелось выговориться. Раньше мы разговаривали с Ноем, но теперь я могу поговорить только со своим отражением в ванной комнате и с Аспеном, когда Кира удаляется в больничную столовую, чтобы перекусить.

Миссис Нэтвик приоткрыла рот.

– Кая, неужели ты… неужели ты рассказала ему обо всем?

Не знаю, что отразилось в ее глазах – страх за его жизнь, удивление, непонимание или осуждение. Я не хотела оправдываться, но голос все равно дрогнул:

– Он сам нашел эту квартиру. Сам пробрался внутрь.

Миссис Нэтвик выдохнула, недоверчиво покачав головой, и с осторожностью уточнила:

– Ты думаешь…

– Миссис Нэтвик, я не думаю, я знаю! Аспен был в опасности, потому что… – я запнулась. Потому что он в голове Неизвестного. Потому что он часть убийцы, его глаза, его мысли. Прочистив горло, я закончила: – Но все равно, это я… Если бы он не увидел квартиру, если бы не увидел все эти фотографии, записи, если бы не нашел… он бы не… Аспен был бы здесь, рядом со мной…

Я почувствовала, что если продолжу в том же духе, то могу разреветься. Но Аспен жив. Он жив, и я не стану плакать. Он не мертв, черт возьми, чтобы лить по нему слезы!

Миссис Нэтвик провела ладонью по моему плечу вверх-вниз, слабо улыбнулась, как бы говоря: «все будет хорошо», и строго добавила:

– Прекрати говорить о нем так, будто… все плохо. Аспен придет в себя, и вы… ах, вы ведь не вместе! Не могу поверить! – тут она внезапно прыснула и захохотала. – Вы обманули не только меня, но и его мать! Подумать только, она, познакомившись с тобой, даже не усомнилась в том, что ты и он… подумать только! – продолжала она восклицать.

– Миссис Нэтвик, вы ведь тоже ему поверили, – скептически напомнила я.

– Поверила, но ведь она его мать. Как ребенок может обмануть свою маму? – задала она риторический вопрос, на который я не стала отвечать, ведь если отвечу, беседа растянется еще на много-много часов.

– Приготовить вам что-нибудь? – опомнилась я, поднимаясь с дивана. После разговора с миссис Нэтвик я почувствовала себя гораздо лучше и даже счастливее.

– Нет, что ты, милая, – засуетилась миссис Нэтвик, тоже вскакивая на ноги. – Ты очень устала, я ведь вижу. Веки припухли, щеки бледные. – Она коснулась ладонью моего лица. – Температуры нет? Кажется, нет. Милая моя девочка, что же ты делаешь? Может, еще раз подумаешь над моим предложением?

– Да, подумаю, – сказала я. Солгала, и она поняла это, но лишь поджала губы. Мы обе знаем, что никуда я не уеду. Не с моим характером, который воспитал во мне отец, не с тем грузом, который лежит у меня на душе.

Аспен в коме, Скалларк пропала, Кира в опасности, а за Ледой Стивенсон кто-то следит. Как я могу уехать? Та тварь бросила мне вызов. Отобрала моих друзей, исковеркала мою жизнь, забрала маму. Он заплатит за все, что натворил.

– Что ж, – миссис Нэтвик напомнила о себе, всплеснув руками, – пожалуй, мне пора.

– Что вы имеете в виду? – удивилась я. Не знаю, по какой причине, но я решила, что миссис Нэтвик останется у меня на ночь и вернется домой завтра днем. Она с материнской улыбкой посмотрела на меня:

– Я ведь сказала, Кая: ты выглядишь немножко уставшей. – Она подняла руку, показывая крохотное расстояние между большим и указательным пальцем. – Не хочу мешать.

– Но…

– И диван у тебя только один. Не расстраивайся, что я уезжаю так рано. Я загляну к тебе на следующей неделе, милая. Или ты ко мне! Кстати! Кая, продукты, которые я принесла, все же положи в холодильник. И съешь индейку, я ее специально для тебя приготовила. Хотела еще пирожков привезти, хорошо, что передумала! Не знаю, куда ты все это денешь, но ты обязана все съесть… так исхудала! – добавила миссис Нэтвик, быстрым взглядом оценив мою костлявую фигуру.

– Я все равно крепкая, – ответила я, потому что больше не знала, что сказать.

Несколько минут спустя мы вышли во двор.

– Холодно, милая, иди домой. – Миссис Нэтвик повернулась ко мне и подтолкнула в плечо. Ее прическа растрепалась от ветра. – Простудишься.

– Только вас провожу.

– Какая же ты упрямая, – пробормотала миссис Нэтвик мне в спину. – Вся в мать!

Я просто не хочу, чтобы с вами что-то случилось у моего дома. Вдруг в эту секунду убийца следит за мной?

Когда я вернулась в квартиру, буквально взлетев по лестнице и так хлопнув дверью что, наверное, проснулся весь этаж, закуталась в плед и свернулась на диване в клубочек, в голову пришла мысль: почему я все еще чувствую это – холод, усталость, грусть? Как я могу быть мертвой и живой одновременно? На что еще способен Ной? Как я могу испытывать к нему чувства? А он ко мне?

Он говорил, что вдали от своего настоящего тела – того, что лежит в гробу на чердаке и которое он питает жизненной силой, – я почувствую изменения. Он был прав. Все обострилось – все чувства. Я сильнее скучаю, сильнее устаю, больше испытываю боли, когда умираю из-за Леды Стивенсон, мучаюсь от холода…

Мне снятся страшные сны.

Вот и сейчас, открыв глаза, я увидела перед собой не серый потолок Тайной квартиры с пятнами плесени по углам, а крышку гроба. Я сразу поняла, где именно нахожусь. Это был деревянный гроб, но не тот, в котором хранится мое тело в особняке Харрингтонов – он был наспех сколочен из грубо отесанных досок.

Сквозь щели проникал солнечный свет, я чувствовала свежий воздух. Солнечные лучи совсем близко. В шаге от меня, на расстоянии вытянутой руки… нет. Тридцать сантиметров. Снаружи гроба. Они снаружи, а я внутри.

Я не паниковала. Пока ничего плохого не происходило. Но вдруг я увидела черный силуэт, а потом кто-то взглянул на меня через щель. Внимательный голубой глаз. Я испугалась, но по-прежнему лежала, не шелохнувшись. Это Ной. Ной Харрингтон.

– Вытащи меня отсюда, Ной, – хрипло попросила я. На зубах скрипнула земля, в носу засвербело от пыли и запаха травы.

– Я ведь говорил, Кая, живи, пока можешь.

Я повернула голову в одну сторону, в другую, а затем на меня обрушилась правда: я вновь в клетке. Я вновь заперта, но на этот раз в гробу, и на меня смотрит не тварь по имени Стивен Роджерс, а Ной Харрингтон. Моя грудь тяжело опала и с трудом поднялась, чтобы вобрать воздух.

– Ной… – с моих губ сорвался вдох. Паника принялась давить на грудь всем весом, пыталась зажать нос и рот рукой. – Ной… вытащи меня. Вытащи меня, пожалуйста. Пожалуйста, Ной.

Я снова порывисто огляделась.

– Пожалуйста…

Коричневые стенки гроба стали приближаться, и я заорала, ударив подошвами ботинок в его основание. Грохот потряс все тело, между собой столкнулись все звуки.

– Ной, пожалуйста…

– Я ведь просил тебя, Кая, – шепнул он, и я затихла. Выхода нет. Если даже Ной не способен мне помочь, тогда никто мне не поможет.

Он постучал костяшками пальцев по крышке гроба, и мне пришлось зажмуриться, когда на лицо посыпалась пыль.

Тук, тук, тук.

Ной вновь запел свою песню, но теперь на новый лад. Каждый раз это были новые слова, мотив, эмоции. Не было рифмы. В этот раз к словам прибавилось ритмичное постукивание.

Тук, тук, тук.

Шум нарастал, пока я не проснулась и не поняла, что стучат не по крышке гроба, а в дверь квартиры. С трудом приняв вертикальное положение, я опустила ноги на холодный пол, отчего по коже тут же побежали неприятные мурашки. Выпутавшись из одеяла и закинув упавшую на пол подушку назад на диван, я вышла в коридор, тщательно заперла за собой дверь и выглянула из квартиры. Первой я увидела невысокую улыбчивую женщину с пучком темных волос, затем – Мару. После этого я заметила, что женщина улыбается виноватой улыбкой, а между ее бровей залегла напряженная морщинка.

– Я вас разбудила? – виновато спросила женщина. Удерживая Мару за плечо, она протянула руку, и я пожала ее. – Я – мама Мары, Анастасия Васиковски.

– Меня зовут Кая Айрленд, – представилась я в свою очередь. Мама Мары кивнула:

– Да-да, я знаю. Моя дочь, – при этом она, нахмурившись, неодобрительно посмотрела на девочку, – рассказала мне о вас.

Что рассказала?

– Это вы делали ей прививку в больнице. Вы ей очень понравились. – Я выдавила улыбку и посмотрела на Мару, а затем вновь на ее мать, и предположила:

– Вы опаздываете на работу и хотите, чтобы я осталась с Марой.

Анастасия в изумлении приоткрыла рот.

– Откуда… ох, вы действительно умная девушка, Кая Айрленд.

Ее поведение очевиднее некуда.

– Я только возьму плед и подушку, – сказала я, ныряя назад в квартиру. Перед тем как закрыть дверь, я уловила на лице Анастасии замешательство и засомневалась: а не думала ли она, что я приглашу их к себе?

Тайная квартира вовсе не предназначена для восьмилетних девочек. И их мам.

Когда я вышла из квартиры, прижимая к груди подушку и плед в беспорядочном клубке, Анастасия все еще выглядела озадаченной. Может, решила, что зря позвала меня.

– О, – смущенно пробормотала она. – У нас есть все, что нужно.

– Я побуду с Марой, – сказала я с нажимом и поспешно улыбнулась, чтобы казаться добродушнее. Анастасия приободрилась, решив проигнорировать мои странности, и приглашающим жестом указала в конец коридора.

– Я попробую все объяснить, когда вернусь с работы. Должна сказать лишь, что буду у вас в долгу. Как насчет ужина или обеда? У меня мало какие блюда получаются хорошо, но я готовлю отменную тушеную рыбу! Все мои знакомые в восторге, а это кое о чем говорит.

Я подумала о том, что никто не готовит лучше Ноя Харрингтона. Я вновь вспомнила его фигуру на большой уютной кухне, вспомнила его руки, погруженные в тесто, муку на щеках и кончике носа. Ной, когда был увлечен готовкой, забывался и мог провести рукой по волосам. Потом, когда золотые пряди слипались от меда или вишневого сока, он предлагал мне коснуться их и ощутить странную жесткость.

Он говорил, что чувствует мои скованные движения. Но я никогда не была скованной рядом с ним. Я всегда была собой…

– Я люблю рыбу, – сказала я и, подумав секунду, добавила: – Не беспокойтесь за Мару, с ней все будет в порядке.

– Я не хотела вас утруждать, ведь вы только что вернулись со смены.

Я не хотела спрашивать, откуда она вообще это знает. Может, это Мара, а может, еще кто-то. Оказывается, жильцы в этом доме очень общительные. Все, кроме меня. На первом этаже каждую неделю устраиваются «литературные вечера», но приходят туда, как сказал Крэйг, только старики да безумные мамаши, которые хотят отдохнуть от своих орущих детей.

– А ты что там делал? – тогда спросила я, и Крэйг пожал плечами:

– Я часто проведываю стариков из двенадцатой – мало ли что. Вдруг им понадобится кое-какая помощь. Ну и как ни приду, они читают жуткие стихотворения. Действительно жуткие, Кая. А я приходил всегда в разные дни недели и до сих пор не понял систему, по которой они устраивают вечера. Старики и про тебя много чего говорили.

– И что говорят?

– Что ты призрак.

Мама Мары не думала, что я призрак. И не думала, что я убийца, а она, несомненно, читает газеты и смотрит новости. И дочь у нее со странностями, так что она обо мне точно что-нибудь да знает…

Впустив меня в квартиру, Анастасия произнесла:

– Мара вам все расскажет. Пожалуйста, простите за такую просьбу, мне очень неловко. Но меня попросили выйти на смену, а ситуация такая, что я… не могу отказаться. Сами понимаете.

– Понимаю.

Анастасия натянуто улыбнулась и опустила взгляд на дочь.

– Мара, – голос тут же стал притворно строгим, – пожалуйста, веди себя хорошо, договорились? Не доставляй мисс Айрленд неприятности.

Она выделила слово «неприятности» особым тоном, словно это было не обычное напутствие, а нечто большее.

– До обеда!

Когда Анастасия попрощалась и вышла, Мара тут же заперлась, будто не могла дождаться, когда мать уйдет. Я быстро осмотрелась. В конце коридора дверь, ведущая на кухню, слева зал, справа – еще несколько дверей. Видимо, Анастасия купила две квартиры и сделала из них одну.

– Покажи мне диван, – сказала я, обращаясь к Маре, и она кивнула и быстро направилась в зал. Я пошла следом, с трудом держа веки открытыми. Когда Мара кивнула на кожаный диван, потрепанный от времени, я плюхнулась на него, положила под голову подушку и накрылась пледом.

– Мы не будем смотреть мультики? – спросила Мара, стоя надо мной. Меня пронзило дежавю, и я распахнула глаза и посмотрела на кудрявую девочку. Я рассчитывала, что она будет молчать, как раньше, сядет в кресло и будет качаться из стороны в сторону, или читать книжку, или рисовать. Но не говорить.

Я смиренно кивнула на телевизор, стоящий на тумбочке у крайней стены комнаты. Его расположение было удачным: вид на экран был со всех уголков зала, в том числе и с дивана, на котором лежала я. Мара с радостной улыбкой бросилась к телевизору и, включив его, принялась щелкать по каналам в поисках мультиков. Пока она была занята, я вновь задремала, но тут же подскочила, стоило девочке радостно завопить:

– УРА!

Я посмотрела на экран телевизора, поправив под головой подушку. Странно, что Мара выбрала «Спящую красавицу» – обычный мультфильм для необычного ребенка. Джорджи любила эту историю. Постоянно говорила, что я напоминаю ей принцессу Аврору, хотя схожести между нами никакой.

– Мара, а почему твоя мама попросила тебя не лезть в неприятности?

Она резко обернулась, и я увидела в ее руке креманку с мороженым.

– Мама знает, что я странная, и боится, что я тебя напугаю, – ответила она.

– А в чем заключается твоя странность?

– Не скажу. Мама не разрешает говорить об этом.

– А есть мороженое разрешает?

Мара нахмурилась.

– Да, разрешает.

Подумав несколько секунд, я снизила голос до шепота и доверительно произнесла:

– Но я никому не расскажу, обещаю. Я умею хранить секреты.

– Я знаю.

– Откуда?

– Потому что я все про тебя знаю, все-все!

Я удивилась.

– Ты поэтому пришла утром в больницу – потому что все про меня знаешь?

Мара приоткрыла рот, и ложка, которую она облизывала, упала на пол. Не обратив на это никакого внимания, Мара растерянно покачала головой.

– Я не была сегодня в больнице. Я была в больнице… э-э… недавно! Мама водила меня делать прививку. И я увидела тебя, а у тебя была рука перевязана! И моя подруга сказала, что ты не можешь быть врачом, потому что ты не можешь вылечить себя! Но я сказала этой дурочке Кэти, что ты сделала мне прививку! Ты хорошая.

Я села, и оба виска прострелила боль.

– Ты не была сегодня утром в больнице? – Мара удивленно покачала головой, и я спросила: – А где ты была?

– Я спала. А потом меня разбудила мама и сказала, что должна идти работать. А я сказала, что пусть попросит тебя со мной посидеть. Потому что ты, если я порежусь, сможешь меня спасти! И я не хотела сидеть на первом этаже у бабушки, потому что она все время читает мне Библию и запрещает есть мороженое. Но мне можно есть мороженое! Поэтому я ем. Я не обманываю.

Я нахмурилась, посмотрев перед собой. Получается невеселая картинка: я умерла, и меня нашла восьмилетняя Мара, которая неведомо каким образом оказалась в больнице и совершенно этого не помнит. Нужно расспросить Дориана, ведь он явно что-то знает, раз повел себя так, будто все в порядке.

– Мара, почему твоя мама думает, что ты меня напугаешь? – Я вновь сосредоточила на ней взгляд, и она перестала ковырять ложкой паркет.

– Тебе действительно интересно? – Я кивнула. – А ты не испугаешься? – Я покачала головой, и Мара, схватив мороженое, подбежала к дивану и забралась на него, едва не отдавив мне ноги. Я подтянула колени к груди и приготовилась слушать.

– Мне снится один и тот же сон, только тш-ш! – Она коснулась пальчиком губ, сделав большие глаза, и зашептала: – Мама запрещает мне говорить об этом.

– И что же тебе снится?

Она демонстративно посмотрела по сторонам, словно в квартире мог кто-то прятаться и подслушивать: сначала в одну сторону, затем в другую, затем наклонилась ко мне и сказала скрипящим голоском:

– Мне снится, что ты умираешь, – и резко отстранилась, сделав вид, что она ничего не говорила.

– Как именно я умираю? – я тоже шептала, задавая вопрос. Мара покачала головой.

– Всегда одинаково. Ты умираешь на кровати под одеялом.

– Я лежу в постели и умираю? – скептически переспросила я. Мара важно кивнула:

– Ага. Я рассказала маме, а она очень расстроилась. Мама думает, что я ей вру, но я никогда ей не вру! Мама всегда знает, когда я говорю неправду. Поэтому я ей не вру, а она думает, что вру. Но это не так.

Почему ей снится, как я умираю в постели? Что это значит? Что это за сон? Я всегда умираю по-разному, всегда. Но ни разу не в постели. Обычно смерть Леды настигает меня внезапно, когда я не жду: в ванной комнате, в коридоре больницы…

Почему Мара не помнит нашу утреннюю встречу?

Я задумалась, что это за сны такие странные и чем они могут быть вызваны. Вдруг вспомнился Аспен. Он говорил, что, когда видел жертв Неизвестного, когда был Неизвестным, он не спал. Он будто был в его мечтах, его фантазиях, в его теле в будущем. Аспен говорил, что видения высасывают из него энергию, делают его беспокойным и нервным.

Мара уставилась в экран телевизора, прижимая к груди мороженое. Про него она, кажется, тоже забыла, полностью увлекшись сюжетом мультфильма. Бедный ребенок. Неужели эта девочка такая же, как Аспен? Какая жизнь ее ждет? Сколько еще людей существует с такими способностями, отравляющими им жизнь? А Ной знает об этих людях? Скорее всего, да, ведь он Смерть.

– Ты когда-нибудь умирала? – вдруг спросила она, внимательно посмотрев на меня. – Наверное, да, ведь так? Ты такая же странная, как я?

– Нет, я не умирала.

– Это больно? – продолжала она, уставившись на меня немигающим взглядом. Меня едва не передернуло от воспоминаний о смерти из-за Леды Стивенсон, но я ровным тоном ответила:

– Смотри мультфильм, Мара.

Видимо, я казалась ей гораздо интереснее мультфильмов.

– А почему ты это не прекратишь? – Я ответила не сразу, потому что растерялась оттого, что слова прозвучали так, будто это Ной произнес их. Но его здесь, конечно же, не было и не могло быть. – Если хочешь, я помогу тебе! Например, мы можем куда-нибудь спрятаться. У нас в подвале есть свалка, я там пряталась, когда была маленькой. Свалка. Ты знаешь, что такое свалка?

– Знаю, – ответила я, пряча усмешку.

Мара, Мара… если бы от Смерти было так легко спрятаться…

– Я могу попросить маму, чтобы она помогла нам! Она поможет! – Мара загорелась этой идеей и вскочила с дивана, чуть не отдавив мне ногу. – Ведь принцессу Аврору удалось спрятать! Мы тебя спрячем! Положим в стеклянный гроб изо льда и попросим прекрасного принца поцеловать тебя, чтобы снять проклятие!

Меня вновь посетило странное чувство, ведь всего полчаса назад мне снился и Ной, и гроб. Вот только Ной не был принцем, я не была принцессой и гроб был не изо льда.

Время в обществе Мары пролетело незаметно. Мы доели мороженое, посмотрели несколько мультфильмов по детскому каналу на ТВ, поговорили о мальчиках. Я решила не обращать внимания на то, что Мара ведет себя так, как положено восьмилетней девочке, а не так, как утром.

Объяснение нашлось внезапно, когда мы с Анастасией уединились на кухне. Время близилось к вечеру. От обеда, которым меня угостили, спать захотелось сильнее, чем прежде, и я решила больше никому не открывать дверь Тайной квартиры. Ни за что.

– Чем вы занимались, пока меня не было? – беззаботно поинтересовалась Анастасия, стоя у раковины. Она сосредоточенно мыла посуду и протягивала мне тарелку за тарелкой, а я вытирала их хрустящим полотенцем и отставляла в сторону. Из гостиной доносилось бормотание Мары: она смотрела мультфильм «Белоснежка» и была возмущена поведением гномов.

– Мара пыталась испечь торт.

Анастасия рассмеялась.

– Она поделилась с тобой?

– Разумеется. Правда, на вкус он был странноват.

– Это была шоколадная гора со сгущенкой?

– Под сырым тестом, – уточнила я, и Анастасия снова улыбнулась:

– Да-да, мне доводилось пробовать ее шедевр.

Перекинувшись еще парой слов, мы замолчали. Я не особо хотела разговаривать. Мне хотелось вернуться в свою квартиру, забраться под плед, накрыть голову подушкой и забыться.

– Мара… не рассказывала тебе всякие вещи? – вдруг спросила Анастасия. Она осторожничала, избегая моего взгляда, в то время как я посмотрела на нее в упор.

– Какие вещи?

– Сны…

– Мара рассказала, что ей снится один и тот же сон. Я умираю в своей постели. Много-много раз. Всегда одинаково.

Анастасия уставилась на меня так, словно я заговорила на неизвестном языке, а ведь это она подняла тему странностей своей дочери. Я подняла брови, и она кашлянула.

– Ну… да.

– Рассказала, – подтвердила я вновь, словно она не догадалась.

Отложив тарелку, которую нещадно терла губкой, назад в раковину, Анастасия повернулась ко мне.

– Понимаешь… я переживаю за нее. Мара такая хрупкая и ранимая, и я боюсь… боюсь, что с ней может что-то случиться. Я постоянно за ней наблюдаю, постоянно!

– Тогда как ей удалось выбраться из вашей квартиры?

– Прошу прощения? – Анастасия вновь достала из раковины тарелку. Казалось, она сказала то, что хотела сказать, и теперь со спокойной душой может приступить к своим повседневным обязанностям. Я склонила голову набок, наблюдая за ней.

– Утром я встретила Мару в больнице. – Я нахмурилась. – Разве не потому вы постучали в дверь моей квартиры?..

– Конечно, нет! – с жаром заверила Анастасия. – Просто Мара сказала, что мы уже всех соседей на этаже просили присмотреть за ней и только тебя нет.

Странно. Если ребенок страдает лунатизмом, родители должны знать. Нельзя бессознательно бродить по дому, одеваться, чистить зубы и при этом остаться незамеченным.

Если только…

Нет… нет. Я почувствовала, как от меня стремительно ускользнула важная мысль.

– С каких пор ее посещают эти сны? Обо мне?

– Ох, ты не подумай, Мара не всегда была странной, – Анастасия улыбнулась мне, будто я назвала ее дочь странной. Вслух. – Для меня, разумеется, как и для любой другой матери ее ребенок, Мара особенная. Но она действительно особенная.

Уверена в этом.

– Она едва не погибла. – Я изумленно уставилась на Анастасию, потому что столь резкого перехода никак не ожидала. Из гостиной было слышно, как Мара разговаривает со своим медвежонком. Здоровый и жизнерадостный ребенок. – Пуповина обмоталась вокруг ее шеи, Мара умерла. – Голос Анастасии дрогнул, и я тут же отвернулась от дверного проема, прервав наблюдение. – Но… она очнулась! Прямо на руках врача. Все были удивлены…

– Но… сны были с детства? – перебила я. Нужно было выразить сочувствие или как-то участливо промолчать, но мысли нетерпеливо бились о стенки черепа, а на языке вертелись вопросы.

– Нет, не с самого детства, – нехотя отозвалась Анастасия. – Это было страшно, Кая. Очень страшно. Я спала после смены, не чувствовала ни рук, ни ног, спала очень беспокойно. И вдруг услышала вопли. Сначала решила, будто это во сне, но через секунду поняла, что это Мара кричит. – Ее передернуло от воспоминаний. – Я решила, будто кто-то забрался в квартиру, примчалась к ней в комнату… А Мара спала. Я разбудила ее, и тогда она сказала: «Мне приснилась Кая Айрленд, мама. Она умрет». Я очень испугалась и спросила, кто это, ведь я не знала, что у нас есть такая соседка. Мара полностью описала твою внешность, вплоть до необычного цвета глаз. Даже сказала, что у тебя есть татуировка.

– Вы помните дату первого сновидения? – поспешно спросила я, чувствуя горячее предвкушение. Вдруг Мара такая же, как Аспен? Вдруг у нее действительно необычные способности?

– Конечно, помню, – отозвалась Анастасия, глядя перед собой пустым взглядом. – Это случилось десятого сентября.

* * *

Вернувшись к себе, я заперлась изнутри на все замки, и, хоть веки слипались и тянуло ко сну, мозг продолжал усиленно работать.

Удивительно…

Я столько времени жила в Эттон-Крике и даже изредка мелькала в газетах, что думала, будто меня уже знают все. Но мисс Анастасия Васиковски, мама девочки, которой я приснилась в ночном кошмаре, даже не попыталась со мной связаться, не попыталась выяснить причину странных снов дочери.

Я с трудом соображаю.

Сейчас кажется, будто моя история переплетена с каждым жителем Эттон-Крик, кажется, будто я связана со всеми. Нужно срочно прилечь и закрыть глаза. Даже если мне приснится дурной сон – плевать. Нужно выспаться.

Я упала на диван и отогнала лицо Ноя. Вымела его из сознания как сор.

– Вернись домой, Кая, пожалуйста. Вернись ко мне.

«Пока что не могу, Ной», – хотелось сказать в ответ, но язык не двигался. Все, на что я была способна – натянуть на плечи плед. Стало теплее.

– Я люблю тебя, Кая.

«И я тебя люблю».

Проваливаясь в сон, я вновь услышала мелодичное пение. Голос Ноя доносился из-под толщи воды или, может, из глубин моего подсознания. Он ложился на мои уставшие плечи кристально чистыми капельками росы, шелестел в волосах свежим ноябрьским ветром, пах дождем.

И я хотела, чтобы он проник в мою грудь и остался там навсегда, тек по венам. Я хотела, чтобы голос Ноя закупорил артерии, чтобы встал комом в горле, чтобы сковал меня по рукам и ногам.

– Кая, – потребовал он, – вернись домой. Я нужен тебе.

И, словно зная, что это не то, что я хочу слышать, его тон стал мягче и нежнее, словно бархат:

– Ты нужна мне.

А затем он произнес: «Вж-ж-ж», и я вздрогнула. «В-ж-ж-ж» – звук повторился, вызывая во всем теле неприятную дрожь, и я оторвала гудящую голову от подушки и посмотрела по сторонам. Совершенно дезориентированная, я не сразу поняла, что звонит мобильник, лежащий на полу, и, ответив на звонок, только спустя несколько секунд сумела сказать:

– Да? Говорите.

– Это Кая Айрленд? – голос детектива Дина мигом взбодрил меня, и я села, откинув плед в сторону.

– Да, детектив, это я.

– Ты была права. О Лауре Дюваль. Она находится в участке на допросе. Мы… – Он запнулся, наверное, вспомнив о своем отстранении, но тут же продолжил: – Мы нашли во дворе дома окровавленную фату. Пока что нужно подождать анализ, но… сама знаешь. В общем, мы надеемся на лучшее. А ты не распространяйся. Никто не должен знать, из-за чего она задержана. В Эттон-Крике и так полно безумных слухов, так что пусть люди развлекаются догадками. Кая? Мисс Айрленд, ты слышишь, да?

– Да, – слабым эхом отозвалась я и с трудом расслабила пальцы – колено вспыхнуло болью, так я вцепилась в него.

Они нашли в доме Стивенсонов окровавленную фату? А вдруг это мой маскарадный костюм для бала – тот, который мерещится мне почти каждую ночь, который я отдала Скалларк, чтобы спасти ее, уберечь?

Я видела ее сегодня в нашем морге.

– Кая?

Я очнулась.

– Пожалуйста, продолжайте. Я в порядке. В порядке.

Детектив, кажется, так не считал, но все равно продолжил:

– И насчет Леды Стивенсон тоже…

– Что с ней?

– Она у меня.

– В смысле – у вас? Что это значит?

Его голос снизился до шепота:

– Она в моей квартире. – Я терпеливо ждала, когда он продолжит, и когда он заговорил, голос вдруг показался другим: мягким, сочувствующим. На секунду я подумала, что трубку взял кто-то другой, а не детектив Дин. – Леда пыталась убить себя.

Не новость, детектив, отнюдь.

– Ты услышала меня?

– Да.

– И ты не удивлена?

– Она пытается сделать это не впервые, поэтому нет, я не удивлена. Хорошо, что вы были там и спасли ее. Но это нормально – что она будет жить у вас?

– Не надо мне нотаций, – отрезал он и тут же деловито добавил: – Думаю, ты права, за ней надо присмотреть.

«Но зачем вам за ней присматривать, детектив?» – хотела спросить я, но забыла обо всем, когда он продолжил:

– И… кажется, у нее галлюцинации. Нам надо встретиться и поговорить. Я приду в больницу. Завтра, верно?

– Да, – отрешенно отозвалась я, думая о словах детектива. Неужели у Леды галлюцинации? Что она видит?

– Встретимся до обеда? – с надеждой спросила я. – Или, может, встретимся сегодня?

Который час?

– Ты давно спала?

– Только что, – ответила я, взглянув на запястье. Часы показывали 15:48 – значит, проспала не больше часа.

Детектив усмехнулся, словно я пошутила.

– Я действительно спала.

– Вот и продолжай спать. Встретимся завтра.

Я несколько секунд смотрела на телефон, и вдруг на экране появилось уведомление: «Я выслал тебе адрес Дэйзи Келли на почтовый ящик».

Пришлось несколько раз перечитать короткое послание, прежде чем до меня дошло: я прямо сейчас могу отправиться к родителям Дэйзи. Приблизиться на шаг к разгадке, к таинственной связи; поговорить с ее родителями, разузнать больше о ее жизни, о близких друзьях.