Текст книги "Спецоперация «Крым 2014»"

– Иван, сфотографируй (он сказал «сфотографуй») меня с моими друзьями.

Офицеры нехотя согласились. Когда они уходили, «хозяин» громко бросил им вслед:

– Хлопцы, вы свидетели, шо я з вами! 3 вами я! Запомните, моя фамилия Криницкий! Крымский, крымский я! Будете жить у меня в лучших (он сказал «найкращих») номерах!

Несколько дней Иван все так же подвозил еду милиционерам и беркутовцам, стоявшим против майдановцев, и сам толкался среди них в тылу, вместе с молодыми и старыми киевлянами, татарами и другими приезжими. И очень обрадовался Иван, когда узнал, что среди бойцов «Беркута» были севастопольцы и симферопольцы. Да и гражданских крымчан там было немало, и все заодно – против тех, кто затеял всю эту кровавую смуту. И были там две женщины, которых все узнавали, тоже свои – крымчаночки. Узнал их и Иван, часто видел по телевизору. Чумазый и потнолицый офицер в каске, посмотрел на них, затем повернулся к Ивану, подмигнул веселым, плутоватым глазом и сказал:

– Наши девки! Крымские! Есть на что посмотреть и за что подержаться!

* * *

А через несколько дней случилось вот что. По дороге к отелю Криницкий раз десять пытался дозвониться кому-то, однако тот не отвечал. И только когда подъехали к стоянке, «хозяин» дозвонился до какого-то Еси, послушал его и зло воскликнул:

– Ну тогда нам будет полный п…ц, Еся! Суши сухари! Что, что?… А это идея, Еся! Я всегда знал, что ты самый хитрый киевский еврей! Только такие могут сидеть одной жопой на двух стульях!

На следующий день, на том же «мерседесе» Криницкий вез с Иваном еду и выпивку на другую сторону Майдана. А там, демонстративно раздав свою щедрую «гуманитарную помощь» обитателям палаточного городка, тоже попросил Ивана сфотографировать его с бунтарями у костра.

А когда в лагере появился Парубий, «хозяин» шестеркой увивался возле него и подавал знаки Ивану, чтобы он тоже фотографировал его рядом с этим человеком, у которого было лицо много посидевшего зэка.

– Крым з вамы, Крым з вамы! – с натужным пафосом восклицал Криницкий, плотнее приставляя плечо к Парубию, когда Иван направлял на них мобильник. В лагере «хозяин» разговаривал с людьми только на украинском языке, хотя давалось ему это непросто.

– Запротоколир… Тьфу! Запротоколюй мэне и мого водителя… тьфу! Водия Ивана, – говорил Криницкий дивчине, которая составляла какие-то списки. А потом, позвонив кому-то в Севастополь, Криницкий заорал в машине:

– Та ты шо?! Чалый?!!!

Судя по дальнейшему разговору «хозяина» с каким-то человеком из Севастополя, Иван сообразил, что там тоже началась смута. Мелькали слова «митинг», «бунт», «ополчение», «влада»… «Чалый». Криницкий волновался так, что речь его была смесью украинских и русских слов. А между ними часто мелькало «едрит твою мать».

На следующий день, когда в Киеве началась очередная кровавая битва майдановцев с отступавшими «силами правопорядка», Криницкий приказал Ивану «не совать нос в это пекло», а сам куда-то исчез до вечера.

* * *

Страшные картины наблюдал Иван Потемкин на улицах Киева, где люди убивали людей.

Траурный дым кучерявился над центром города, густо звучали выстрелы – одиночные и автоматные, горели облитые «коктейлем Молотова» солдаты и офицеры, убитых и раненых волокли к машине скорой помощи, за которой прятался Иван. Там в окровавленном и бездыханном офицере Потемкин узнал того самого симферопольского майора, которому неделю назад привозил еду с Криницким. И с которым фотографировался шеф.

«Что творится! – думал Иван, – И все это убийство ради чего?»

Он не успел дать себе ответа.

Присел, затем упал на мокрый асфальт возле машины с красным креслом, потому что шальная пуля шваркнула в жестяной бок санитарки. И, казалось, ему куда страшнее было не то, что его могли убить, а то, что новое итальянское пальто пропитается мокрой февральской грязью.

Шевельнулся, завибрировал в нагрудном кармане, у самого сердца, мобильник. И – еле слышный крик мамы в трубке:

– Сынок, сынок, ты там живой?

И тут же – тревожный голос отца:

– Я тебе приказываю, немедленно домой! Домой, слышишь!

А следом – опять звонок Криницкий:

– Пропеллером к машине, я ранен!

Когда Иван примчался к машине на стоянке у «Оперы», Криницкий уже сидел в салоне с забинтованной головой и разговаривал по телефону со своим заместителем Фишманом:

– Степан, я ранен… И Федоровичу тут полный п…ц, – траурным голосом говорил он, – ты понимаешь теперь, чем все это нам грозит?… Это катастрофа, Степан!… Что? Да, да, да! Надо идти и к Чалому, и к Аксенову!… Иначе все рухнет. Теперь мы должны сидеть одной жопой на двух табуретках, Степан! Время такое…

Выключив мобильник, Криницкий приказал Ивану:

– При на Крым.... Бери на Фастов, на Белую Церковь, на Умань…

– Андрей Гаврилович, где вас так ранило? – осторожно спросил Иван, поглядывая в зеркало заднего вида на шефа.

– Вражеская пуля, Ваня, вражеская пуля, – то ли всерьез, то ли в шутку ответил Криницкий (он, конечно, не сказал водителю, что разбил голову в тот момент, когда спьяну свалился с крыльца ресторана, в котором выпивал с киевскими дружками из администрации президента).

* * *

Когда вернулись в Крым, радость матери Ивана была несказанной. А отца он дома не застал:

– Он уже три дня митингует, – сказала мама, – Там у Верховного совета такое творится! Убить же могут… Бандеровцы понаехали в город, татары восстанием грозят, если Крым от Украины уйдет. Тут может случиться похлеще, чем в Киеве…

Вечером Иван Потемкин смотрел телевизор. Диктор траурным голосом говорил: «20 февраля 2014 года восемь автобусов с крымчанами, участвовавшими в акциях «антимайдана», возвращались домой. Под Корсунем, Черкасской области, автоколонна попала в засаду, устроенную вооруженными экстремистами. Крымчан ждали. В одном из автобусов ехала Екатерина Солодилова из Симферополя. Она с содроганием вспоминает те нескончаемые часы страха, которые пришлось пережить»…

– Мама, мама! – закричал Иван, – По телеку Катю Солодилову показывают!

Катя жила в одном доме с Потемкиными.

Мама вбежала в комнату с белыми от муки ладонями, прижала их к груди, запричитала:

– Боже мой, боже мой, что же творится…

Катя рассказывала:

– В прошлый понедельник мы выехали примерно в пять часов вечера, а приехали в Киев во вторник в семь часов утра. Остановились в Мариинском парке на мирную акцию. Среди нас были люди разного возраста. До 11 часов дня в парке было спокойно, мы стояли с флагами. Неожиданно приблизилась огромная толпа с флагами Украины, Евросоюза, черно-красными и татарскими. Они начали петь свои песни и кричать, что мы стоим не там и не за тех. А потом из толпы в нас полетели «коктейли Молотова»… А еще, свето-шумовые гранаты, всякую пиротехнику и распыляли слезоточивый газ. Нас разделяли ребята из «Беркута». Они, в первую очередь, и начали гореть от бутылок с бензином. Мы стали вызывать «скорые», но эти машины толпа не пропускала. Разъяренные парни орали, что «вас, таких уродов, лечить не надо».

Между нами и толпой стояли пять рядов «Беркута». У нас кроме веток с сучьями, которые мы отламывали от деревьев, ничего не было. А у разъяренной толпы было оружие. Наши митингующие и бойцы «Беркута» пострадали от слезоточивого газа. Многих увезла скорая помощь с тяжелыми ранениями. Потом в нас со стороны толпы стали стрелять. Я видела, как подстрелили пять человек. От разрыва гранат от глаза до глаза разрывало кожу на лице. Экстремисты ножами отрезали нашим уши. О Боже, что там было, не передать словами!..

В этот момент экран телевизора будто снегом засыпало и голос Кати исчез. То ли что-то случилось с техникой телецентра, то ли кто-то умышленно «вырубил» программу.

– Боже мой, что творится, – все также горестно причитала мама, а Иван сидел на диване будто окаменевший. Ему подумалось, что киевский Майдан уже добрался и до Крыма, до Симферополя, до его дома…

А на следующий день Иван нашел рассказ Кати Солодиловой в интернете. Она отвечала на вопросы журналистки Марии Алмазовой.

– А как себя вел «Беркут»?

– «Беркут» защищал народ. У «бандеровцев» в руках было настоящее оружие, а у бойцов «Беркута» лишь помповые ружья. И причем, одно на сто человек. Что они могут сделать? Экстремисты кидали «коктейли Молотова», слава богу, что они сразу тушили. Я нашла погасший фейерверк, который был обмотан пакетом, а внутри мелкие башмачные гвозди.

Украинские телеканалы показывали, что якобы мы крымчане напали на тех, с черно-красными флагами. Это неправда! Как мы могли на них напасть, если у нас не было оружия. Мы ломали скамейки, делали из дверей биотуалетов щиты, чтобы защищаться.

– Что случилось по дороге домой?

– 20 февраля мы поехали домой по дороге Киев – Одесса. Там и оказалась засада, устроенная вооруженными экстремистами. Они жгли костры, вероятно, это были шины. Наша колонна несколько раз меняла путь, чтобы избежать кордона. А при подъезде к Корсуню все началось.

– Что началось?

– Экстремистов было около полутора тысяч. Они были в масках, с битами, «коктейлями Молотова».

– Как им удалось остановить автобусы?

– Наш первый автобус забросали «коктейлями Молотова», так у них получилось остановить колонну. Потом этот автобус сгорел. Вообще из восьми остались целыми всего два. В первом ехали ветераны афганцы и представители казачеств. Они вышли и попытались нас защитить, но пострадали. Атаку экстремистов не смогли отбить, пять человек тут же полегло от выстрелов.

– Вы это видели?

– Я не видела, видели люди из других автобусов. Я видела другие смерти. Потом начали выгонять людей из автобусов. Заламывали руки за голову, заставляли становиться на колени и петь гимн Украины. Кто тихо пел, били по головам битами. Некоторых на морозе заставили раздеться догола. А потом сказали бегать по полю голыми. Если кто-то медленно бежал, били.

– Раздевали и женщин тоже?

– Нет, женщин не трогали. Женщины стояли на коленях и просили о пощаде. Мы умоляли их. Они нас материли, оскорбляли и угрожали разными пытками. Я видела, как водителю нашего автобуса выстрелили в голову из дробовика, другому мужчине руку прострелили. Одного мужчину пристрелили на моих глазах из охотничьего ружья.

– Что они говорили?

– Они кричали: «Вы – предатели нации, да за кого вы пошли, за президента этого?! А мы народ!». Среди них были женщины, которые били наших ребят. Они орали: «Вы, крымчане, позор нации!». Потом обыскали автобусы, перерыли все наши личные вещи, выкидывали из окон и сжигали. У меня забрали мелочь – гривен пять, духи и зарядку для телефона. На некоторых наших ребят озверевшие бандиты мочились, били касками, битами, арматурой. Все время угрожали, что «не приезжайте больше в Украину! Мы сами к вам в Крым скоро приедем – ждите нас!».

– Сколько времени это продолжалось?

– С четырех дня до 11 вечера. Мы милицию вызывали, они приехали и сказали, что «мы их, крымчан, не знаем». И уехали.

– А куда дели тела убитых?

– Бандиты сказали, что закопали на свалке, которая находится недалеко. Потом это подтвердили местные жители, которые нам принесли воду.

– Как вам все-таки удалось вернуться домой?

– Нас спасло то, что по этой же дороге крымский «Беркут» возвращался домой. Их тоже остановили. Милиционеры обменяли нас на свою амуницию. Вот так мы спаслись.

Я задаю себе вопрос: за что они нас так ненавидят? Кто их накажет за деяния? Эти люди обезумили и чувствуют безнаказанность… Что творите сегодня на Украине?…

* * *

Криницкий почти каждый день стал мотаться между Симферополем и Севастополем. И хотя рана на голове была пустяковой, он повязки не снимал. Более того – приказал Ивану купить в аптеке инвалидную палку и ходил с ней, театрально прихрамывая. Но это получалось у него весьма правдиво – особенно когда он выходил к микрофону на симферопольском или севастопольском митинге. На митингах он вдохновенно критиковал Януковича за мягкотелость, а майдановцев – за бандитизм. И на все лады расхваливал Чалого и Аксенова.

– Великий хамелеон твой Криницкий, – сказал Ивану отец, просматривая на свет ствол своего охотничьего ружья, с которым готовился идти в ополчение, – ему лишь бы к власти примазаться. Он не за Крым, он за свой бизнес, за свою задницу печется, а ты…

– Время сейчас такое, – со вздохом откликнулась мама.

– У порядочного человека совесть должна быть в любое время! – тут же огрызнулся отец. – Сейчас наступает время Потемкиных, а не Криницких! О Крыме думать надо, а не метаться между Киевом и Крымом, выгадывая свою корысть… Вот образуется в Крыму новая власть, и смоет этого Криницкого, как говно с унитаза!

– Саша, Саша, – миротворческим тоном продолжала мама, – ну ты сам подумай… Тогда и Ванюша потеряет хорошую работу у Криницкого…

– Можно иметь хорошую работу, но не иметь совести, мать, – ответил отец и пристально посмотрел на сына.

* * *

Если бы Иван не рассказал мне о своей жизни в то время, а я выдумал его жизнь, то по всем канонам «красивой литературщины» я обязан был устроить побег Потемкина от Криницкого еще там, в бурлящем февральском Киеве. И я, наверное, написал бы здесь, как Иван, перелопаченный картинами братоубийства в столице, прозревает, бросает Криницкого в Киеве и бежит в Крым. Я бы и дальше пошел – я бы заставил Ивана сбросить с себя новое итальянское пальто и даже лаковые туфли! И бросить все это в лицо Криницкому. А? И Потемкин, и Криницкий двигаются в Крым по одной дороге, но она у них разная. Сколько роскошной символики! Один едет по заснеженной дороге в теплом немецком «мерседесе», другой идет по ней полураздетый и в носках. И оба возвращаются в Крым. Но уже не в тот Крым, из которого они уехали две недели назад.

Ну а закончить эту главу можно было тоже не слабо – Иван с отцом вместе идет на митинг за возвращение Крыма в Россию, а затем вместе дежурят на блокпосту, ожидая прорыва бандеровцев во главе со Стрыем в Севастополь и в Симферополь.

Но ведь все было не так. Жизнь сложнее надуманных литературных сюжетов.

* * *

Отцу Ивана в митинговой давке у здания крымского Верховного Совета сломали ключицу и он лежал в гипсе дома. К нему в тот день зашел давний друг и напарник по охоте Андриевский – справиться о здоровье. А когда уходил – сказал читавшему книжку Ивану:

– Ты чего ж это сидишь дома? Там судьба Крыма решается, а ты тут… Подменил бы отца!

– Нет! – крикнула мама, мне хватит одного инвалида.

Худой и высокий, как Дон Кихот, Андриевский ушел, а Иван снова взял в руки книгу, но не читалось. Мешали громкие крики за окном. Иван вышел на балкон. По улице в сторону Верховного Совета шли толпы воинственно настроенных людей.

– Наши, наши идут, – услышал Иван за спиной голос отца, – эх, жаль, что я в гипсе…

Иван вышел на улицу и густой поток людей захватил, понес его. Отец махнул ему с балкона здоровой рукой. А мама прижимала платок к глазам. Тут и там люди чаще всего повторяли слова «Крым» и «Россия»…

* * *

Если бы в те дни был жив великий провидец Нострадамус, если бы у него спросили – к чему приведет в итоге противостояние Януковича и его правительства с Майданом, то и он наверняка беспомощно развел бы руками. Одно было совершенно ясно даже простому киевскому обывателю – вся эта буча, затеянная на Майдане, хорошо оплаченная «друзьями с Запада» и неплохо подготовленная, была нацелена на свержение президента Украины.

Путин не был Нострадамусом, но даже при великом множестве государственных дел, он внимательно присматривал за развитием ситуации в Киеве и пытался предугадать, куда же в итоге она вырулит.

Две красных папки на его столе – с надписями «Украина» и «Крым» на обложке по-прежнему были фаворитками среди дюжины остальных.

Анализируя доклады и документы, Путин пытался рассмотреть в броуновской чехарде тогдашних украинских событий явные и скрытые тенденции и закономерности.

И требовал этого же от помощников, советников, аналитиков Совета Безопасности и кремлевскою Ситуационного центра.

Без этого невозможно было предвидеть дальнейшее развитие ситуации в Киеве, чтобы действовать на опережение. Учителя Путина еще в разведшколе учили: если не будешь предвидеть зреющие обстоятельства и их последствия, они застанут тебя врасплох и будут управлять тобой.

Когда же случалось, что в суете неотложных президентских дел Путин на какое-то время упускал нить украинских событий, он требовал предоставить ему документ, который позволял бы увидеть все «поле боя», в череде политических перемен разгадать то главное направление, в котором они двигаются от истока, и в какую сторону могут развиваться дальше. Чтобы те самые «зреющие обстоятельства» не застали Россию врасплох. Уже тогда, в те самые бурные и трагичные киевские дни, все чаще и чаще стали долетать до Кремля сигналы с крымского полуострова, которые говорили о том, что и Верховный совет республики, и большинство ее граждан не принимают (это еще мягко сказано!) киевскую «революцию» и тот смертоносный бардак, который она устроила.

Кажется, именно тогда первый раз в голове Путина мелькнула мысль, которая поначалу показалась ему слишком смелой и даже авантюрной…

12 февраля 2014 года Президент дал указание аналитикам Ситуационного центра подготовить ему обобщенную справку о том, как развивались события в Крыму, начиная с тех дней, когда в ноябрьском Киеве стал «буянить» Майдан.

Такой документ в тот же день появился в красной папке со словом «Крым».

* * *

КРЕМЛЬ.

Ситуационный центр.

О динамике развития политической ситуации в Крыму. Основные события.

22 ноября 2013 года – 12 февраля 2014 года.

Красная папка.

В Крыму антиправительственные акции на киевском Майдане не нашли широкой поддержки у населения.

С ноября 2013-го руководство Автономной Республики Крым твердо придерживалось линии на поддержку политических решений президента Украины Януковича и правительства. И неоднократно высказывало свою озабоченность действиями оппозиции, «угрожающими политической и экономической стабильности страны».

22 ноября президиум Верховного Совета Крыма поддержал решение президента и премьер-министра Украины приостановить процесс евроинтеграции. И выразил серьезную обеспокоенность «деструктивными действиями оппозиционных политических сил».

27 ноября приостановку процесса евроинтеграции поддержал и парламент Крыма, призвавший крымчан «укреплять дружеские связи с регионами Российской Федерации».

1 декабря президиум Верховного Совета Крыма заявил, что «нынешние оппозиционные выступления в Киеве ставят под угрозу политическую и экономическую стабильность в Украине» и «кучка политиканов пытается под видом борьбы за европейский вектор развития захватить власть в стране».

2 декабря крымский парламент обратился к Януковичу с просьбой принять меры для восстановления общественного порядка в стране, а также ввести чрезвычайное положение, если этого потребует ситуация.

Обращение поддержало 76 депутатов из 78, принявших участие в голосовании. В обращении, в частности, говорилось: «Позиция каждого должна быть услышана. Иначе может возникнуть иллюзия, что свое мнение имеют только люди, заполонившие площади и улицы Киева. Власть обязана не допустить антиконституционного реванша обанкротившихся политических сил, исповедующих крайний национализм».

3 декабря президиум Верховного Совета Крыма предложил президенту и Кабмину рассмотреть вопрос о возможности вступления Украины в Таможенный союз ЕврАзЭС. В Крыму началось формирование отрядов самообороны, целью которых является защита государственного строя и Конституции Украины. Большинство бойцов этих отрядов участвовали в акциях против Евромайдана в Киеве.

В конце января 2014 года общественные организации Севастополя сорвали попытку проведения в городе митинга в поддержку Евромайдана. Тогда же партия «Русский блок» объявила о наборе в отряды самообороны. Их цель – сохранение Севастополя как города, выступающего против Евромайдана.

Городской глава Владимир Яцуба призвал местных жителей быть готовыми защитить город. Одновременно свыше 10 общественных организаций подготовили обращение к горожанам, в котором говорилось, что в случае государственного переворота «Севастополь, используя свое право на самоопределение, выйдет из правового поля Украины».

Инициатором этого обращения стал Севастопольский координационный совет, активисты которого также выступали за создание на юго-востоке Украины Федеративного государства Малороссия с ориентацией на Россию.

Первый президент Республики Крым Юрий Мешков призвал к провозглашению самостоятельности Крыма, назвав политический кризис на Украине «чужой для крымчан войной». Он же заявил, что полуостров «находится в состоянии оккупации».

22 января Верховный Совет Крыма принял заявление, в котором говорилось, что если преступный сценарий «цветной революции» будет реализован, то Крым окажется перед угрозой утраты «всех завоеваний автономии и ее статуса». Парламент заявил, что не отдаст Крым «экстремистам и неонацистам», стремящимся «захватить власть» в стране и «крымчане никогда не будут участвовать в нелегитимных выборах и не будут жить в бандеровской Украине».

24 января президиум парламента Крыма призвал Януковича ввести чрезвычайное положение и прекратить финансирование из государственного бюджета «объявивших себя вне закона регионов, где власть смещена насильственным путем, до восстановления в них конституционного порядка».

Президиум парламента Крыма запретил на территории региона деятельность националистической партии «Свобода», принимающей активное участие в протестных акциях, однако позднее снял данный запрет.

4 февраля на заседании президиума Верховного совета Крыма предлагалось «в условиях рвения к власти групп национал-фашистского толка» инициировать проведение общекрымского опроса о статусе полуострова.

Депутаты также обсуждали возможность обращения к Президенту и Госдуме России с призывом выступить гарантом незыблемости статуса автономии Крыма.

Служба безопасности Украины в связи с событиями в крымском парламенте открыла уголовное производство по факту правонарушения, предусмотренного ч. 1 ст. 14, ч. 1 ст. 110 Уголовного кодекса Украины (приготовление к посягательству на территориальную целостность и неприкосновенность Украины). Некоторые представители украинской парламентской оппозиции требовали «наказать парламент Крыма».

С угрозой распустить этот законодательный орган выступил депутат Верховной Рады от оппозиционной «Батькивщины» Николай Томенко, а депутат от националистической партии «Свобода» Александр Шевченко потребовал привлечь крымских парламентариев к уголовной ответственности.

12 февраля председатель Верховного совета Автономной Республики Крым Владимир Константинов, выступая на Всеукраинском форуме областных советов, проходившем в Ливадийском дворце, заявил, что «нынешняя модель крымской автономии, заложенная в Конституции Украины и в нашей Конституции образца 1998 года, полностью себя исчерпала. Мы хотим совершенно другой автономии. Нам следует вернуться к ряду параметров первой половины 90-х годов». В форуме приняли участие представители 18 областей Украины (за исключением западных – Волынской, Закарпатской, Ивано-Франковской, Львовской, Ровенской, Тернопольской, Черновицкой, Винницкой и Киева).

По словам Константинова, в ходе событий на Майдане «выяснилось, насколько слабыми оказались позиции центральной власти… Конечно, не будь ошибок власти, раздуть пожар протестов никто бы не смог. Но не будь и зарубежного вмешательства – кризис не зашел бы так глубоко».

По его мнению, «разрулить» сложившуюся ситуацию может децентрализация власти.

* * *

Прочитав этот документ из пухлой папки с надписью «Крым», Путин взял из малахитового зеленого стакана красный карандаш и жирно подчеркнул строчку, которая показались ему самой важной.

Затем еще раз прочитал ее.

Строчка эта отдавала каким-то магическим блеском среди рутинных слов, построенных в безупречно ровные шеренги.

Строчка эта издавала особый сигнал, поданный Верховным Советом Крыма.

Строчка эта была чем-то похожа на драгоценный камень, который требовал огранки.

Президент распорядился, чтобы помощник пригласил к нему в кабинет аналитиков Ситуационного центра, ведущих украинское направление.

Когда четверо элегантно одетых и настороженных мужчин уселись за стол и с видом добросовестных студентов приготовили свои ручки и блокноты, Президент подсел к ним с торца и каким-то свойским тоном, словно это было в баньке с пивком, сказал:

– Я благодарю вас за крымский документ. Вы вроде ничего существенного не упустили. Но я хочу посоветоваться с вами… Я хочу получить от вас ответ на очень важный, как мне кажется, вопрос: что в этой крымской справке вы считаете самым важным?

В кабинете стало тихо, как в космосе. Лишь в деревянной колонне напольных часов за спиной Путина размеренно пощелкивало колесико анкера – московское время мерно капало с кончиков кремлевских стрелок. Аналитики лихорадочно перебирали листки крымской справки, выискивая то самое важное, на что намекал Президент.

Тот, который был старшим, первым осторожно произнес:

– Владимир Владимирович, я думаю… Мне кажется… На мой взгляд.. По-моему, самое важное состоит в том, что Крым откалывается от украинского берега…

Путин улыбнулся и весело объявил:

– Тепло, тепло!.. Кто еще теплее?

После этих его слов напряжение за столом стало таять.

Самый молодой аналитик, явно желая потрафить начальнику, лишь развил его догадку:

– Да, я абсолютно согласен. Я тоже считаю, что Крым, образно говоря, бросает концы со своего корабля на наш причал…

Путин вопросительно взглянул на третьего аналитика:

– Ну а вы что скажете, Алексей Иванович?

– А я, Владимир Владимирович, скажу вам, что самое важное, на мой взгляд, вот это – «инициировать проведение общекрымского опроса о статусе полуострова».

– А вот это уже горячо, мужики! Вот это я тоже считаю самым главным. С одним лишь замечанием: общекрымский опрос о статусе полуострова вряд ли будет иметь конституционный статус и необходимую легитимность.

– Референдум крымчанам нужен! – воскликнул четвертый аналитик, словно именно он нашел нужный ответ на вопрос Президента.

– Вот именно! – произнес Путин и продолжил:

– Референдум не только Крыму, но и нам нужен… Надо подумать над тем, как помочь гражданам Крыма провести референдум в соответствии со всеми законами, со всеми международными нормами на сей счет. Чтобы все было по правилам. И чтобы никто этому не помешал… А желающие вставить палки в колеса ведь наверняка найдутся…И в Крыму, и в Киеве, и в Вашингтоне… Тут и к бабке ходить не надо…

На том и разошлись.

В те дни Президент исподволь начинал выверять замысел, наметки которого выстраивались в его голове.

Крым все сильнее, все настойчивее, все громче подавал России сигналы, которые улавливал Кремль.

Уже в те дни у Путина было мало сомнений в итогах социологического опроса в Крыму. Ситуация явно разворачивалась «лицом к Москве». И все же Президент решил измерить подлинную «температуру» крымских настроений – отправил на полуостров большую группу столичных социологов, которые (по согласованию с властью Автономной Республики) должны были оперативно провести опрос всех слоев местного населения.

Московские социологи опросили более 2,5 тысяч крымчан. Результат получился прогнозируемый – более 75% опрошенных высказались за возвращение в Россию. Этот итог (хотя в Кремле все же рассчитывали на 80—85%) давал хорошие шансы на успех возможного референдума. Причем, количество крымчан, мечтающих о возвращении полуострова в состав России, увеличивалось по мере разрастания трагедии в Киеве.

Крым сбрасывал украинский прапор…

…и примерял на себя российский триколор

Через год, в марте 2015-го, Путин признается:

– Для меня тогда стало очевидным, что если мы подойдем к этому, то уровень или количество тех, кто бы хотел, чтобы это историческое событие произошло, будет гораздо выше.

Однако Президент России не исключал, что может быть и такой вариант, при котором голосов крымчан за возвращение в Россию не хватит. По этому поводу ВВП говорил:

– Если люди захотят так, значит, они останутся автономией, с какими-то большими правами, в составе Украины. Пусть так и будет. Но если они захотят по-другому, МЫ НЕ МОЖЕМ ИХ БРОСИТЬ.

Свирепствующие в украинской столице и на полуострове националисты своими лозунгами и действиями толкали Крым в сторону Москвы.

18 февраля 2014 года в красной папке на столе Президента с надписью «Крым» появился еще один документ – обращение президиума Верховного Совета Автономной Республики Крым. Путин прочитал его два раза:

Президенту Украины

ЯНУКОВИЧУ В.Ф.

Уважаемый Виктор Федорович!

Мирный Крым крайне встревожен очередным всплеском насилия в центре Киева. Бойня на улицах столицы доказывает, что оппозиция восприняла многочисленные уступки со стороны власти как проявление слабости, а закон об амнистии использовала как передышку перед новой попыткой взять власть в стране.

Боевики из ВО «Свобода», «Правого сектора» и других экстремистских организаций объявили всеобщую мобилизацию и призывают людей с огнестрельным оружием выходить на баррикады. Уже есть первые жертвы их преступных деяний. 18 февраля от рук распоясавшихся бандитов погибли ни в чем не повинные люди. Это уже не мирные акции протеста, о которых постоянно твердят лидеры оппозиции и ангажированные средства массовой информации, и даже не массовые беспорядки. Это – начало гражданской войны, об угрозе которой крымский парламент предупреждал неоднократно.

Сегодня мы требуем от Вас, как главы государства, решительных действий и принятия чрезвычайных мер. Этого ждут сотни и тысячи крымчан, которые голосовали за Вас на президентских выборах в надежде на стабильность в стране.

Шанс сохранить основы конституционного строя и единства Украины еще есть. Завтра его может не быть. В случае дальнейшей эскалации гражданского противостояния Верховная Рада Автономной Республики Крым оставляет за собой право призвать жителей автономии встать на защиту гражданского мира и спокойствия на полуострове.

* * *

«Оставляет за собой право» – эту фразу Путин жирно закрасил красным фломастером и подумал, что она смахивает на суровое предупреждение Крыма Киеву.

В это момент помощник президента Ушаков занес ему еще кипу крымских документов. Почти в каждом из них звучал призыв к Путину спасти полуостров от зреющей напасти. Этот призыв звучал уже несколько месяцев.

Пророссийские умонастроения большинства из двух с лишним миллионов крымчан давали Путину редкий исторический шанс, которым он не мог не воспользоваться. «Ибо ничего не стоит политик, который не способен откликнуться на волю народа».

Но даже тогда, когда Президенту казалось, что «крымское яблоко» уже созрело, и было готово само упасть ему в руки, он не спешил подставлять ладони – надо было еще и еще раз выверить все последствия задуманного решения. И вся ответственность за это ложилась только на него. Эту ответственность Путин взваливал на себя сам…