Текст книги "О псевдогаллюцинациях"

Псевдогаллюцинации слуха у людей здоровых и душевнобольных

Переходим теперь к специальному рассмотрению псевдогаллюцинаций слуха.

Весьма часто душевнобольные имеют определенные слуховые восприятия, слышат шумы (например, шум шагов), тоны, отрывки музыкальных пьес, слова, фразы, иногда даже длинные разговоры нескольких голосов, однако сами резко различают этого рода явления от настоящих слуховых галлюцинаций и объясняют, что здесь они слышат ухом не телесным, а духовным или внутренним. Гризингер33 справедливо говорит: «Эти внутренние голоса имеют характер расспросов или обращений как бы со стороны постороннего лица; некоторые больные называют это духовным языком, языком души»[53]53
  Griesinger, Die Pathol. und Ther. der psychisch. Krankh. 4 Aufl. Braunschweig, 1876, p. 102.


[Закрыть]. Но Гризингер совершенно не прав, уверяя, что эти внутренние голоса беззвучны и что они суть не более, как весьма живые представления. Что внутренние голоса не беззвучны, видно уже из того, что они качественно бывают различны, так что больной обыкновенно в состоянии различить, кто именно из знакомых ему лиц говорит с ним посредством «языка души». Я могу положительно утверждать, что чувственный тон внутренних голосов большей частью бывает весьма определенным, причем могут ясно обозначаться высота и тембр звуков, повышения и понижения голоса, совершенно параллельно тому, как зрительные псевдогаллюцинаторные образы имеют вполне определенные очертания и расцветку.

Настоящие галлюцинации слуха всегда представляют для больных значение действительности; галлюцинаторные голоса всегда имеют объективный характер; здесь самым слуховым восприятием уже дается определенная локализация звука. Больной прямо чувствует, что «голоса» доходят до него из известной точки внешнего мира, находящейся от него в том или другом расстоянии, или же ему кажется, что ему говорят у самого уха или, наконец, в самом ухе. Напротив, при слуховых псевдогаллюцинациях больные по непосредственному чувству знают, что источник голосов находится во внутреннем существе их самих; отсюда и выражения: «внутренние голоса», «слышание духом», «язык души» и пр. Псевдогаллюцинаторные голоса не имеют представляемого слуховыми галлюцинациями характера объективности и действительности и потому больные никогда не смешивают их с реальными восприятиями. Слуховые псевдогаллюцинации душевнобольных, подобно зрительным, почти всегда характеризуются навязчивостью. Больные внутренне слышат не потому, что хотят этого, но потому, что принуждены слышать, при всех своих стараниях они не в состоянии отрешиться от этих внутренних речей, содержание которых весьма часто бывает для них крайне неприятно и оскорбительно.

Навязчивые слуховые псевдогаллюцинации не должны быть смешиваемы с простыми навязчивыми представлениями у душевнобольных. Последние ничуть не соединены с внутренним слышанием и суть результат болезненного расстройства чисто интеллектуальных (не чувственных) центров головно-мозговой коры. Псевдогаллюцинации же слуха суть субъективные акустические восприятия, не имеющие, однако, того характера объективности и действительности, который существенен для слуховых галлюцинаций. Местом происхождения галлюцинаций слуха может быть только специальный слуховой центр коры головного мозга.

От обыкновенных представлений слухового воспоминания и слуховой фантазии (например, музыкальные воспоминания в тонах) псевдогаллюцинации слуха отличаются большей живостью, несравненно большей чувственной определенностью (причем в сложном слуховом восприятии имеются налицо все мельчайшие подробности и отдельные части находятся между собой в таком же соотношении, как при непосредственном восприятии сложных впечатлений из внешнего мира), далее, – относительно малой зависимости от воли восприемлющего лица и тем, что они не сопровождаются, как обыкновенные представления слухового воспоминания или слуховой фантазии, чувством внутренней деятельности в восприемлющем лице. За всем тем, патологические псевдогаллюцинации слуха характеризуются еще своей навязчивостью. Хотя и встречаются иногда случаи, где больные могут по произволу придавать своим псевдогаллюцинаторным слуховым восприятиям определенное содержание, однако в большинстве случаев резко выраженные псевдогаллюцинации слуха возникают спонтанно, являются в сознании неожиданно для самого больного и нередко представляют резкое противоречие с содержанием представлений, движущихся в сознании по логическим законам. Таким образом, слуховые псевдогаллюцинации настолько же отличаются от представлений слухового воспоминания и слуховой фантазии, насколько раньше изображенные псевдогаллюцинации зрения отличаются от просто воспроизведенных зрительных представлений34.

Из области нормальной душевной жизни можно привести следующее явление, до известной степени аналогичное слуховым псевдогаллюцинациям. С впечатлительными людьми иногда бывает так, что они, прослушав, например, оперу, живо удерживают в памяти несколько арий; затем иной раз, по истечении довольно значительного времени, один какой-нибудь из этих оперных отрывков вдруг спонтанно возникает в сознании с большой чувственной определенностью. Это не всегда бывает простым, хотя бы и невольным музыкальным воспоминанием; напротив, при этом иногда кажется, что воспроизводящийся мотив звучит где-то в глубине головы, или что он слышится ухом, но только не наружным, а каким-то внутренним; в некоторых из этих случаев внутреннее ухо может даже различить в воспроизводящемся отрывке из оркестровой партии тембр голосов отдельных инструментов. Подобные явления, вероятно, многим известные по личному опыту, уже представляют свойственный болезненным псевдогаллюцинациям характер навязчивости: мотив звучит, как говорят, «в ушах» или «в голове» с большой назойливостью, так что известное время, в течение которого он является нарушителем логически нормального хода представлений, нет возможности от него отделаться.

«Роже говорит об одном молодом человеке, который в течение нескольких дней страдал бессонницей вследствие того, что у него в голове постоянно звучала ария из оперы «Le Devin du village»; при всех своих усилиях он никак не мог отделаться от этой арии».

«Внутреннее слышание часто достигает большой отчетливости у композиторов и музыкантов-артистов. Бюше знал многих музыкантов, которые, услышав раз пьесу в оркестровом исполнении, могли целиком переложить ее для рояля. Один капельмейстер, привыкший дирижировать в симфониях и хорошо известный в музыкальных кругах Парижа, будучи расспрашиваем Бюше относительно способности внутреннего слышания, отвечал, что он при этом слышит, как бы ушами, не только аккорды и их ряды, но и отдельные оркестровые голоса, так что в состоянии различить игру разных инструментов и оценить их симфоническое значение. Взяв новую для него партитуру, например, увертюры или симфонии, при первом чтении он слышал внутренне лишь квартет; при втором и при следующих чтениях к квартету постепенно присоединялось и слышание других инструментов» (Бриер де Буамон).

У Ад. Горвица35 я нахожу следующее самонаблюдение. «Когда я был студентом, раз мне пришлось участвовать в трехдневном праздновании годовщины основания университета. Мы, младшие, пели и пили почти все три дня и три ночи. На четвертую ночь, когда я, измученный, лежал в постели, у меня, после короткой дремоты, наступило состояние, которое я с ужасом должен был принять за начало острой душевной болезни. В моем сознании, непрерывной вереницей и чрезвычайно быстро сменяясь одна другой, стали воспроизводиться сцены нашего трехдневного пиршества, причем мне явственно слышались голоса как моих товарищей, так и мой собственный, и все те песни, шутки и разговоры, которыми мы тогда занимались. Я никак не мог положить конец этому непроизвольному воспоминанию, живость которого, равно как и постоянное повторение одних и тех же сцен, были для меня крайне мучительны». По-видимому, это были не настоящие галлюцинации, а лишь псевдогаллюцинации.

Подобно гипнагогическим псевдогаллюцинациям зрения, бывают у здоровых людей и гипнагогические галлюцинации слуха, хотя далеко не так часто и не в таком обилии, как первые. В состоянии, переходном от бодрствования ко сну, т. е. перед засыпанием, но иногда (значительно, впрочем, реже) и наоборот, в самый момент просыпания субъективно слышатся отдельные тоны, отдельные бессвязные слова, короткие фразы и короткие музыкальные пассажи. Только в сравнительно редких случаях эти гипнагогические слуховые явления суть у психически здоровых людей галлюцинации; в большинстве же случаев это псевдогаллюцинации. Если псевдогаллюцинации зрения особенно часты и живы у живописцев, то псевдогаллюцинации слуха в тонах и сочетаниях последних особенно свойственны музыкантам. А. Мори совершенно верно не считает свои гипнагогические слуховые явления за психосенсориальные слуховые галлюцинации, и не менее верно замечает, что «эти внутренние голоса суть действительно голоса, они передают и тембр и манеру говорить того или другого из знакомых лиц»[54]54
  А. Maury, I. с., р. 95.


[Закрыть]. «Это можно назвать галлюцинациями мысли, так как слова здесь звучат во внутреннем ухе, почти так, если бы их выговаривал посторонний голос»[55]55
  Ibid., p. 66.


[Закрыть].

«Однажды вечером, в марте 1877, я услышал перед засыпанием два или три раза прозвучавшие в моем внутреннем ухе слова: «su su ti ti». Мне кажется, что эти слова получились от слов Зюзюсим и Тир, которые в течение нескольких дней много раз встречались мне в географии Палестины» (Мори). «Несколько лет тому назад я страдал ревматической болью головы. Раз я улегся в постель в 10 часов вечера. Не прошло 20—30 секунд после того, как мною начала овладевать дремота, и я явственно услыхал несколько раз повторенную, восклицательного свойства, фразу, – услыхал, однако, не с такой отчетливостью и, главным образом, не с такой объективностью, как если бы я слышал голос реального лица. Затем, задумавшись о происхождении только что послышавшейся мне фразы, я вдруг припомнил, что послышавшееся мне было точным воспроизведением голоса и манеры говорить одного лица, встреченного мною за несколько дней перед тем. Совершенно подобное же явление повторилось и на следующий день… за несколько минут перед вставанием с постели я еще находился в дремоте, которая обыкновенно овладевает мною только вечером, перед наступлением сна; внезапно своим внутренним ухом я услыхал мое имя: «Monsieur Маury, Monsieur Maury». Этот зов был услышан мною так явственно, что я тотчас же узнал в этом внутреннем голосе голос и манеру говорить одного из моих друзей, с которым я виделся накануне вечером: он произносил мое имя именно с такой же интонацией» (Мори).

«… Направляясь на остров Стаффа, я находился на пароходе, причем, лежа на палубе с закрытыми глазами, я вдруг вновь услыхал ту арию, которую действительно слышал накануне: ее играл слепец на своей волынке» (Мори).

Будучи расположен к псевдогаллюцинированию зрением, я, однако, до последнего времени не испытывал гипнагогических псевдогаллюцинаций слуха. Я всегда имел порядочную музыкальную память, но отрывки из слышанных мною музыкальных пьес прежде воспроизводились в моей голове всегда в качестве слуховых воспоминаний, но не псевдогаллюцинаций. Несколько времени тому назад я начал заниматься игрой на цитре и, очевидно, под влиянием этих упражнений теперь у меня стали возможными и гипнагогические псевдогаллюцинации слуха. 17-го февраля 1884 г., покончив вечером обычные занятия, я в течение часа развлекался бренчанием на цитре, но, улегшись затем в постель, все-таки не мог сразу заснуть. Незадолго до наступления сна я вдруг услышал своим внутренним ухом начало игранной мною, между прочим, в тот вечер, тирольской песни из «Дочери полка». Две первые, короткие фразы этой песни прозвучали со значительной тональной определенностью, причем хорошо различался и своеобразный тембр цитры; в следующем затем пассаже отдельные звуки шли один за другим с возрастающей быстротой, но с уменьшающейся интенсивностью, так что песня постепенно замерла, едва начавшись. Непосредственно вслед за этим я старался вторично вызвать это субъективное явление, усиленно воспроизводил в своем воображении тот же хорошо знакомый мотив, но явление не повторилось: получалось обыкновенное музыкальное воспоминание, т. е. ряд воспроизведенных слуховых представлений, но не псевдогаллюцинация. (Собственное наблюдение.)

Устанавливая факт существования «психических галлюцинаций», Байарже указывал именно на «внутренние голоса» душевнобольных. Однако, внимательно читая о психических галлюцинациях у Байарже[56]56
  Baillarger, Des hallucinations, Memoires de IAcademie royale de medicine, XII, Paris, 1846, pp. 383-420.


[Закрыть], нетрудно убедиться, что он скорее дает описание простого (т. е. нечувственного) насильственного мышления, чем тех живо чувственных субъективных восприятий, которые я называю псевдогаллюцинациями слуха. Совершенно верно выражается Марсе36, говоря, что психические галлюцинации Байарже суть скорее род интеллектуального бреда[57]57
  Marce, Traite pratique des maladies mentales, Paris, 1862, p. 249.


[Закрыть]. Байарже решительно утверждает, что «психические галлюцинации не имеют никакого отношения к органам чувств», что «они совершенно независимы от сенсориальных аппаратов» и суть «восприятия чисто интеллектуальные, несмотря на то, что больные часто смешивают их со своими сенсориальными восприятиями». Хотя эти ложные восприятия, у которых Байарже отнимает всякое отношение к чувственным нервным аппаратам, «всегда относятся больными почти исключительно к чувству слуха» (из этого видно, что никаких других психических галлюцинаций, например, зрительных, Байарже не знал), «больные при этом не испытывают ничего похожего на восприятия слуховые»; «они слышат мысль без посредства звука, слышат тайный внутренний голос[58]58
  Байарже сам говорит, что выражения «внутренние, интеллектуальные голоса» здесь собственно непригодны; «нельзя говорить о голосах, если явление совершенно чуждо чувству слуха, а совершается в глубинах души», «больные пользуются подобного рода неверными выражениями только за неимением лучших».


[Закрыть], не имеющий ничего общего с голосами, воспринимаемыми при посредстве уха, они ведут со своими невидимыми собеседниками интимные разговоры, в которых чувство слуха положительно не играет никакой роли». «Больные говорят, что они одарены шестым чувством, что они могут воспринимать чужие мысли без посредства слов, что они могут иметь духовные общения со своими невидимыми собеседниками, причем понимают последних посредством интуиции». Таким образом, описание Байарже приложимо только к тому, что некоторые из моих больных называют «мысленные внушения», «мысленная индукция» и что они отличают от «внутреннего слышания», от «внутреннего слухового внушения» или от «внутренней слуховой индукции»; первое из этих явлений имеет характер действительно чисто интеллектуальный, и органы чувств, в частности, орган слуха, здесь нимало не замешаны. Напротив, во втором случае мы имеем дело с явлением резко чувственным, с особого рода весьма живыми и именно слуховыми субъективными восприятиями, местом происхождения которых могут быть только специальные слуховые области головно-мозговой коры.

Больные говорят о «мысленном внушении», жалуются на то, что им «намысливают в голову»[59]59
  Griesinger, Psych. Krankh., 1876, p. 94.


[Закрыть] другие лица, что «мысли вгоняются в их голову извне» в тех случаях, когда они приписывают свои навязчивые представления проделкам своих преследователей или когда считают эти субъективные явления за откровение свыше. Этого рода явления прекрасно поняты Гагеном, выражающимся по этому поводу так: «Чувство больного, что он зависит от какой-то тайной силы, влияющей на сокровенные глубины его души, здесь связано не с субъективными ощущениями, но с представлениями и мыслями; мысли больного, насколько они являются в зависимости от болезненных чувств подчиненности чуждому влиянию, получают отпечаток чего-то постороннего, чужого, навязанного извне»[60]60
  Hagen, Zur Theorie der Hallucinations. Allgem. Zeitschrift fur Psychiatr., XXV, p. 25.


[Закрыть]. Но это не псевдогаллюцинации слуха, это просто ложные идеи, поводом к возникновению которых послужил факт навязчивости некоторых представлений. Наблюдательные и точно выражающиеся больные в таких случаях не будут говорить о внутреннем слышании: «Се nest pas une voix, – справедливо выразился один больной у Байарже, – cest une suggestion»[61]61
  Baillarger, 1. c., p. 405.


[Закрыть]. Если же, не умея выразиться иначе, они прибегнут к термину «внутренний голос», то такое выражение будет иметь чисто метафорическое значение. Не надо забывать, что и здоровые люди ежедневно пользуются выражениями: «внутренний голос сказал мне», или «сердце мое решило»; кроме того, мы знаем: «голос совести», «дурные внутренние внушения, которых мы слушаемся», и т. п. аллегорические обозначения[62]62
  Emminghaus, Allgem. Psychopathologie, Leipzig, 1878, p. 166.


[Закрыть].

Один из больных Кёппе37, именно чулочник Фишер, рассказывал, что первоначально бог имел с ним общение через постукивание и столоверчение. Впоследствии же больной стал обходиться и без этих вспомогательных средств, так как ему было довольно прислушаться к «внутреннему голосу познания». Кроме того, он слышал «тишайший глас божий, относительно которого другой сказал бы, что это просто мышление»[63]63
  Koeppe, Geh6rst6mngen und Psychoser, Allgem. Zeitschr. flir Psychiatric, XXIV, pp. 33, 34.


[Закрыть].

Один из пациентов Шюле38 прекрасно охарактеризовал навязчивость мыслей, приводящую больных к умозаключению, что их мысли фабрикуются для них другими. «Мои собственные мысли идут равномерным ходом; мысли же других входят в мою голову как бы давлением, они насильно вталкиваются в мой мозг. Я должен думать этими мыслями против своей воли и как бы я ни старался, я не в состоянии от них освободиться, потому что против такого давления нельзя ничего поделать»[64]64
  Schule, Handb. der Geisteskrankheit, Leipzig, 1880, p. 118.


[Закрыть]. В этом рассказе нет и намека на внутреннее слышание.

Совсем другое дело псевдогаллюцинации слуха, где субъективное явление представляет резко сенсориальный характер. Здесь больной имеет именно слуховое субъективное восприятие: он действительно слышит своим внутренним ухом, а потому в большинстве случаев он именно так и говорит. Но так как здесь слуховые восприятия не обладают тем характером объективности и действительности, который одинаково существенен как для настоящих галлюцинаций слуха, так и для восприятий из реального мира, то иногда «для самого больного представляется неясным, слышит ли он надоедливый говор своих преследователей действительно извне, или этот же говор имеет место лишь в его голове»[65]65
  Schule, 1. с., р. 118.


[Закрыть]. От этого некоторые псевдогаллюцинанты выражаются осторожно и нерешительно, как некоторые больные Мореля[66]66
  Morel, Traite des maladies mentales, Paris, 1860, pp. 343, 363.


[Закрыть]. Напротив, в других случаях больные уже самой формой своих заявлений дают понятие, что тут дело идет не просто о насильственных мыслях, равно как и не об обыкновенных, хотя бы и очень живых представлениях слухового воспоминания. Так, нередко они говорят, что «голоса родятся в их голове»; «une voix ma frappe a la tete» – приводилось слышать от больных Морелю[67]67
  Morel, Traite des maladies mentales, Paris, 1860, p. 363.


[Закрыть]; «cest un travail, qui se fait dans ma tete» – объяснял больной у Лере[68]68
  Leuret, Fragments psychologiques, Paris, 1834, p. 162.


[Закрыть], а один больной у Гризингера слышал, что в его голове разговаривают между собой даже несколько голосов[69]69
  Griesinger, 1. c., p. 94.


[Закрыть]. Так как при псевдогаллюцинировании подлежащее лицо совсем не испытывает чувства собственной внутренней деятельности и так как при этом те или другие слова и фразы всплывают в сознании из бессознательной сферы души, совершенно неожиданно для больного и вполне независимо от его воли, то больной обыкновенно ищет причину явления не в самом себе, а в посторонних воздействиях. Один из больных Кальбаума39, жалуясь на то, что его мысли мастерятся для него другими лицами, делал при этом такие жесты, как будто бы его мысли были вгоняемы ему через ухо или как будто бы они из его головы были, через ухо, вытягиваемы наружу. Одна пациентка Кальбаума говорила, что ей «преподносят язык» или ей «преподносят тоны и слова»[70]70
  Kahlbaum, Die Sinnesdelirien, Allgem. Zeitschr. fur Psychiatr. XX1I1, p. 44.


[Закрыть]. Но всего чаще больные прямо жалуются на «внутренние голоса», на «духовное слышание», на «слуховые внушения». «Я слышу чужие мысли» (Лере, Байарже), «мне мысленно говорят» (Байарже)[71]71
  Выше я сказал, что описание Байарже относится больше к простым насильственным представлениям, чем собственно к псевдогаллюцинациям слуха, так как этот автор особенно настаивает, что «1е sens de 1oufe ny est pour rien». Тем не менее в числе случаев, наблюдавшихся Байарже, несомненно были и такие, в которых имели место настоящие псевдогаллюцинации слуха.


[Закрыть]. Некоторые из моих больных (Перевалов, Долинин, Сокорев) прекрасно различают «слуховое внушение» от простого «мысленного внушения» и даже дают различное объяснение для этих двух явлений.

Некто, бывший нотариус, сначала слышал своих невидимых преследователей посредством интуиции и ясно толковал, что слышать инспиративно – значит слышать мысль без посредства звука. Позже он приобрел «способность вейламбулизма», заключавшуюся в том, что стал весьма отчетливо слышать мысли тех лиц, с которыми он приводился в магнетическую связь; при этом как его мысли, так и мысли его собеседников, иногда очень отдаленных, «etaient formulees en paroles veillambuliques, avec le son de la voix villambuliquen»[72]72
  Извлечено из единственного в этом роде наблюдения Байарже (Des hallucinations, Memoires de IAcademie royale de medicine, XII p. 415).


[Закрыть]. Отсюда видно, что этот больной различал простые навязчивые представления (la faculte dentendre par inspiration) от слуховых псевдогаллюцинаций (la fasculte dentendre le son de la voix veillambulique). Кроме того, этот больной замечателен еще во многих других отношениях. Он, по его словам, мог по своему произволу изменять свои обыкновенные мысли в мысли вейламбулические, т. е. он мог произвольно псевдогаллюцинировать слухом. Затем, другие люди, по его мнению, могли узнавать не все его мысли, а только мысли вейламбулические; таким образом, его ложная идея, что его мысли будто бы могут передаваться другим лицам, а от этих последних, обратно, ему, была результатом не галлюцинаций слуха (как это обыкновенно бывает), а слуховых псевдогаллюцинаций.

«Я слышу, – рассказывал один больной, – как по моему адресу мысленно высказываются разные упреки: будто бы я повинен в таком-то и таком-то грехе, и мне необходимо наложить на себя пост и покаяние, а так как я этого не делаю, то мои друзья должны отречься от меня. Я слышу, как не перестают мне мысленно повторять следующие слова: «Бди над собой, если ты хочешь избегнуть вечной погибели!»… в карете, на дороге между Верденом и Парижем, всю ночь мне кажется, будто мне говорят: «Тебе немного времени остается жить, если тебя не убьют дорогой, то ты не избежишь смерти по прибытии в Париж» и т. п. По моем приезде в Париж некоторое время мне кажется, будто двое духов спорят между собой из-за обладания моей душой. Один из них возводит в величайшие прегрешения все мелкие ошибки моей молодости; другой же поддерживает и утешает меня; с одной стороны, я слышу лишь упреки и угрозы, с другой – только ободрения… Несмотря на то, что со мной говорят лишь мысленно, я слышу чрезвычайно явственно. Эти идеальные голоса указывают мне: «Прежде чем ты оставишь тот дом, где ты теперь находишься (больница для умалишенных), ты, подобно Орфею, введешь там цивилизацию…» Впоследствии я стал слышать мыслью лишь голоса, изрекавшие угрозы и скабрезности…»[73]73
  Извлечено из наблюдения Мореля (Traite des maladies mentales, 1860, pp. 342-352).


[Закрыть]. Значительную часть своей болезни этот больной страдал исключительно псевдогаллюцинациями слуха и навязчивыми представлениями. Впоследствии присоединились и слуховые галлюцинации.

Один из больных Кёппе, именно старик чулочник Фишер, различал в своих субъективных слуховых восприятиях: а) «громчайший глас божий», который «должен проникать в голову не иначе, как через ухо», и вообще «громчайший звук» (например, ободряющая фраза, отрывок песни), который всегда слышался больному так, как будто достигал до его уха из внешнего мира (галлюцинации слуха); b) «тишайший глас божий, относительно которого другой сказал бы, что это просто мышление» (навязчивые мысли); с) кроме того, еще две разновидности божьего гласа, причем в одной из них, самой частой, «голос слышался так ясно и отчетливо, что можно было разобрать решительно каждый слог». Для двух последних разновидностей гласа божья больной, по его словам, вовсе не нуждался во внешнем органе слуха: «Если бы я был глух, как дубина, я бы и тогда слышал это», – говаривал больной[74]74
  Koeppe, Gehorstorungen und Psychosen, Allgem Zeitschr fur Psychiatric, XXIV, p. 34.


[Закрыть].

В своих субъективных слуховых восприятиях мой больной Перевалов различал следующее: 1) «прямое говоренье» (галлюцинации слуха), которое бывает двоякого рода: а) очень громкое, причем, однако, не всегда легко разобрать слова (здесь обыкновенно сливающиеся между собой); при этом выкрикиваются «токистами» отдельные, большей частью короткие, фразы и ругательные слова; б) «тихая речь» с шипящим тембром, похожая на напряженно-усиленный шепот, в котором резко различаются голоса различных лиц; больной полагает, что при этом способе воздействия (как при а, так и при б) звуки и слова естественным образом производятся голосовыми аппаратами «токистов» и передаются его уху, как и всякий другой объективный звук (например, через отверстия в полу и стенах, через нарочно устроенные говорные трубы); 2) «говоренье посредством тока», причем этот ток, будучи направлен на его голову, заставляет его слышать, по воле токистов, те или другие слова и фразы; здесь слуховое восприятие лишено характера объективности, не локализируется во внешнее пространство и бывает всегда одного и того же свойства, так что различий в тембре здесь для больного не представляется; 3) насильственное мышление без всякого внутреннего слышания; при этом «токисты» устраивают ему искусственные мысли, переводя мысли из своей в его голову (больной убежден, что невидимые преследователи постоянно держат и его и вместе с ним самих себя, чередуясь между собой, под влиянием электричества, в силу чего устанавливается своего рода rapport, дозволяющий передачу мыслей из одной головы в другую).

Долинин во время своей первой душевной болезни имел постоянные галлюцинации слуха, причем слова, фразы, диалоги, целые стихотворные куплеты доносились до его уха из определенных точек внешнего пространства, слышались, например, из стен, из соседних помещений, из уст людей, находившихся с ним в одной комнате. Больной, под влиянием слуховых галлюцинаций, пришел к убеждению, что он находится в руках целого корпуса тайных мучителей, которые окружают его (в заведении для умалишенных) под видом больных, прислуги и врачей. Каждое из этих лиц, приведя себя в магнетический rapport с ним (больной был знаком со старой французской литературой животного магнетизма), с одной стороны, непосредственно узнавало все его мысли, чувства и ощущения, до самых мельчайших внутренних движений, с другой стороны, могло передавать в его мозг из своего какую угодно мысль или какое угодно ощущение. Больной различал два рода таковых передач или «внутренних внушений», основанных на двух способах «психической индукции»: а) «мысленное внушение» – лицо, находящееся в данную минуту в магнетической связи с ним, искусственно фиксировало в своем мозгу ту или другую мучительную для него, Долинина, мысль, чем и причиняло ему «так называемое психиатрами навязчивое представление»; Ь) «слуховое внушение» – лицо, в настоящую минуту с ним, Долининым, магнетически связанное, усиленно слушало какой-нибудь искусственно производимый реальный звук или шум, например, действительную речь другого лица, находящегося в той же комнате, или даже свою собственную речь (громко говоря или крича и своим же слухом воспринимая говоримое) и этим путем переводило в его, Долинина, мозг свои слуховые восприятия. При этом явлении искусственно вызванного внутреннего слышания Долинин различал тот или другой тембр, ту или другую манеру говорить (невидимые мучители нередко старались подделываться под голоса знакомых Долинину лиц).

Во время своей второй, непродолжительной болезни Долинин тоже имел массу псевдогаллюцинаций слуха и притом как в словесной форме, так и в форме слышания разных звуков и шумов (шум шагов марширующих войск, выстрелы и пр.) или в форме музыкальных псевдогаллюцинаций (барабанный бой, военная музыка).