Текст книги "Столкновение в проливе Актив-Пасс"

Часть 3
Следствие и суд

– 1 -

14 августа после внесения залога в сумме 1250 тысяч канадских долларов судно «Сергей Есенин» от ареста было освобождено и последовало в другие порты Канады для дальнейшей погрузки. Для продолжения расследования в порту Ванкувер были оставлены: капитан, 3-й помощник капитана 2-й механик, начальник рации, боцман и рулевой.

Результаты предварительного расследования Министерством транспорта Канады были в нашу пользу: документами и свидетельскими показаниями членов экипажа т/х «Сергей Есенин» были подтверждены правильность всех принятых на судне мер, а также четкая организация службы: на подходе к проливу на мостике находились все три помощника капитана, в машине старший и второй механик, на баке впередсмотрящий боцман, машина работала средним ходом в маневренном режиме. При обнаружении парома были предприняты самые экстренные меры: машине был дан аварийный полный ход назад.

Паром находился на своей правой стороне фарватера, следовал обычными курсами, но вышел в рейс с опозданием на 8 минут. После обнаружения встречного судна командование парома неправильно оценило обстановку и не приняло экстренных мер по предотвращению столкновения. По показаниям капитана Поллока выяснилось, что после обнаружения встречного судна была уменьшена скорость, изменен курс вправо. Старший помощник парома не проявил беспокойства по этому поводу, полный назад они дали за 15 секунд до столкновения. Часть их показаний противоречила первичным показаниям, данным полиции в день столкновения. Радиолокатор, карты для определения местоположения судна использовались редко, а в день столкновения вообще не использовались. Не была найдена и представлена рабочая карта пролива Актив Пасс. Несмотря на то что Актив Пасс является наиболее сложным участком пути, где должен управлять судном капитан, судном командовал старший помощник. Капитан принял управление судном только за две минуты до столкновения. Судно следовало в проливе полным ходом со скоростью 17 узлов.

На предварительном расследовании было заслушано пятнадцать свидетелей, приглашенных Министерством транспорта, и три свидетеля, приглашенных со стороны парома.

Одним из первых давал показания заместитель генерального прокурора Британской Колумбии Кеннеди, находившийся во время столкновения в проливе Актив Пасс. Не зная основ судовождения и не имея никакого судоводительского образования и опыта, Кеннеди совершенно безответственно чертил наши курсы и их изменения по карте, но к конце концов в своих показаниях смешался и запутался. Аналогичные неквалифицированные показания дали и две старушки домохозяйки, наблюдавшие столкновение из окон своих домой, и рыбаки, находившиеся в заливе.

Зато весьма ценные показания дал лоцман, который был на борту парома в качестве пассажира, наблюдал всю картину столкновения и оказал помощь капитану в установлении связи с т/х «Сергей Есенин». Он полностью подтвердил, что паром находился на неправильной стороне фарватера и с его стороны были ошибки по расхождению с «Сергеем Есениным».

Во время столкновения любителями-фотографами было снято три фильма, один из которых был снят непосредственно с носа парома и показывал, что видел капитан Поллок за две минуты до столкновения, остальные фильмы показывали столкновение с других направлений, но так как фильмы были сняты с движущихся объектов, определить положение судов в проливе на основе этих фильмов было невозможно. Но фильмы ясно показали работу двигателя аварийным полным ходом назад, взаимные повороты судов до столкновения и после него.

Также расследованию была предъявлена целая серия фотографий, сделанная тремя фотографами-любителями с берега. Один из фотографов – Аллан Остин – утверждал на расследовании, что его фотографии были сделаны через четыре секунды после столкновения. По этим фотографиям эксперт установил место и курс «Сергея Есенина» в момент фотографирования, которые отличались от определенных курсографом и радиолокатором в момент столкновения.

Эксперт для исследования курсограмм нашего теплохода, приглашенный Министерством транспорта, оказался малоопытным и был судьей отклонен, других специалистов могущих провести эту работу, в Канаде не нашлось. Предложение пригласить экспертом но курсограмме любого капитана с советского судна, стоящего в Ванкувере, не было принято.

После предварительного расследования был назначен суд.

– 2 -

Тринадцатого августа прилетел из Москвы председатель в/о Совинфлот Георгий Александрович Маслов, замечательный юрист. Свешников аттестовал этого человека в самых лестных эпитетах. «Этот не из тех, кто по заграницам командировочные собирает», – сказал Гена.

Маслов остановился в гостинице «Джорджия».

Маслов сразу решил пригласить второго адвоката, потому что два адвоката имелись у противной стороны. Там был адвокат Камерон, защищавший капитана Поллока, и адвокат Дж. Берд, защищавший компанию «Ферри». При перекрестном допросе наличие двух адвокатов дает выигрыш во времени. Кроме того, определенную роль играет обыкновенная утомляемость.

Выбор Маслова пал на одного из директоров адвокатской компании.

– У него самая распространенная здесь фамилия Смит. Это респектабельный, хладнокровный и вежливый англичанин, старательно соблюдающий последние веяния моды, вернее, современности во внешнем виде – длинные волосы, яркий широкий галстук, свободный костюм. Он не любит шутить и не очень склонен понимать юмор. Высокого роста. Специализировался только в области морского права. Тысяча девятьсот тридцать второго года рождения. Находится в начале хорошей карьеры. Его контора выглядит беднее конторы Стивса, но это только тактика. У него некрасивая жена и четыре дочери. Сын члена Верховного суда Канады. Аналитический ум. Талант к вынуждению опрашиваемого произнести ответ на вопрос в такой формулировке, которая лишена двусмысленности и просто понятна суду.

При первом знакомстве Смит сказал:

– Ваше дело, мистер Хаустов, мне представляется хорошим. Суд начнется двадцатого сентября. Я уверен в благоприятном для вас решении суда. Вероятно, я не стал бы работать на вас, если бы не был настроен оптимистически. Хотел бы объяснить вам, что в Канаде защита имеет две стороны, два смысла, две цели. Мы будем защищать вашу честь и карман пароходной компании. Мы будем защищать вас как перед Финансовым судом Канады, так и перед управляющим вашей компании. По, капитан, мне надо убедиться в правдивости всех ваших показаний и показаний ваших подчиненных. Сегодня на яхте Боба Энебола, которую он любезно предоставляет нам, мы отправимся с вами в пролив Актив Пасс и проследуем через него теми курсами, которые записаны вашей курсограммой. Мы возьмем с собой всех ваших свидетелей. Каждый из них расскажет мне наедине о том, что он говорил и делал в соответствующие моменты перед столкновением.

Адвокаты не доверяли математическим выкладкам. Их мышление было юридическим, то есть гуманитарным в своей основе. Они ставили во главу угла показания живых свидетелей, верили в эффект живых показаний, в эмоциональность живой логики, а не отвлеченной. Потому они отвергали схемы, предложенные капитаном. Они без всякого энтузиазма относились к раскадровке кинокадров любительского фильма Джонсона, представленного к расследованию. На этой раскадровке ясно видны были по створу «Л»-образных мачт «Есенина» его поворот влево и разворот потом вправо. Но достаточно было судье указать на подвижность точки, с которой Джонсон производил съемку, а он производил ее с лодки, как адвокаты утратили интерес к этим кадрам. Быть может, они уже устали. Но следовало, очевидно, добиться доказательств неподвижности лодки, которая, по свидетельству Джонсона, находилась между камней, а они не потребовали таких доказательств.

В субботу на яхте Боба Энебола – основателя компании «Феско Пасифик Интернейшнл Фрейтлайнерз», миллионера, настоящего канадца по происхождению, они вышли из Ванкувера в Актив Пасс. Официальной целью поездки был объявлен обыкновенный отдых от дел. Попутно предполагалось посетить автора фотографий столкновения Аллана Остина, жившего на острове Галиано в своем коттедже.

Погода была ветреная, немного покачивало. Шли под мотором.

Вблизи остров Галиано выглядел сплошным цветником. Отдельные коттеджи и частные дома отдыха. Цветы, мир, покой.

Смит молчал. Стивс болтал. Ему нравилось быть циничным. Он отлично знал книгу Элвина Москоу «Столкновение в океане». Больше всего ему нравилось высказывание Москоу о подоплеке капитанского благородства и самопожертвования.

– Скажите, капитан, в чем смысл того риска, который сопутствует традиции покидания судна капитаном в последнюю очередь? Вы думали об этом?

– Нет, – сказал Хаустов. – О таких традициях, мне кажется, не следует задумываться. Их следует знать, помнить и исполнять. И пускай тогда в них ищут и находят смысл другие.

– Браво! – сказал Смит.

– Во все времена фактической подоплекой традиции, согласно которой капитаны не покидали своих тонувших судов до самого последнего момента, являлась боязнь утраты прав на судно, – назидательно сказал Стивс. – Судно без экипажа и капитана, согласно международному морскому праву, является призом первого, кто поднимется на его борт. Вот страх перед этим первым и есть основа эффективного капитанского мужества.

– Мне кажется, присутствие капитана на судне вынуждает экипаж бороться за живучесть судна до последнего. Не так уж много моряков на свете, которые с легкой душой бросают капитана в полном одиночестве на мостике гибнущего корабля, – сказал Хаустов.

– Вы намекаете на поведение Ван Сикла? – спросил Смит.

Капитан не собирался намекать. Просто тема разговора оказалась слишком щекотливой.

– В нашем случае ирония и насмешка над традиционными принципами старинного мореплавания – я имею в виду знаменитое: «Спасайте женщин и детей!» – достигла апогея. Именно ребенок и две женщины оказались жертвами. Бог выбрал из семисот человек именно их. Если когда-нибудь сочтут нужным поставить памятник жертвам современных морских катастроф, на постаменте следовало бы изобразить именно женщину и ребенка. Сегодня суда редко погибают от стихийных сил. Если «Титаник» столкнулся с айсбергом, а «Дориа» и «Стокгольм» столкнулись в тумане, то ваш случай вообще свободен от действия стихийных сил природы. Главная угроза для человека в море – другой человек. Главная угроза для судна – другое судно. Помните мертвую женщину на носу «Стокгольма»? Какой-то отчаянный моряк добрался к ней по искореженному железу. Они же не знали, что она мертва. Сидит женщина среди металлического хаоса, среди обломков стали. И весь нос судна вместе с ней готов вот-вот обрушиться в волны… Смелый моряк пробирается к женщине и хватает ее за руку. И ее рука отделяется от тела. И он швыряет ее руку в волны и хватает женщину за волосы. И волосы остаются в его руке. Он дико орет и выбирается обратно, а нос судна вместе с телом женщины рушится в волны. Вот такую женскую фигуру – без волос и без руки – я вырубил бы из белого мрамора и поставил на куче металла, если бы был скульптором и делал памятник всем погибшим в морских столкновениях…

– Сегодня реализм не в моде, – сказал Смит. – Если вспоминать случай с «Дориа» и «Стокгольмом», я отметил бы страх капитана Каламаи перед пассажирами, перед толпой, перед паникой. Он так и не набрался смелости информировать людей о происходящем. Он предпочел погрузить людей в пучину безвестности, он лишил людей информации о происходящем, считая, что таким путем он меньше рискует вызвать панику. Жестокое решение. Самое интересное, что капитан Поллок полностью повторил в этом вопросе капитана Каламаи. Самое интересное в современном мире – страх перед необходимостью сообщать людям правду. Ложь молчанием – вот заповедь века.

Стивс засмеялся.

– Позволю себе вернуться к женщинам, – сказал он. – С психологической стороны меня заинтересовало поведение обнаженных леди на «Дориа». Я, черт побери, много лет вел дела об изнасилованиях. Защищал мужчин, обвиняемых в этом преступлении. Нельзя сказать, чтобы мой опыт подтвердил мнение о женщинах, как о стыдливых существах. Наоборот, стыд, по моим наблюдениям, этим существам совсем не свойствен, если есть шанс получить десять тысяч долларов с насильника. Они готовы привести и продемонстрировать любые доказательства и вспомнить любые подробности. Но вот что забавно. На «Дориа», после столкновения, в забитых людьми коридорах, на подламывающихся трапах, часто в темноте, перемазанные в мазуте, женщины вдруг вспоминали, что они выскакивали из кровати обнаженными, возвращались обратно в каюты, дико отбивались от мужчин, которые стремились вытащить их на палубу гибнущего судна, накидывали на себя халатик или даже полностью одевались и только тогда бросались к выходам! Я восхищен этими леди! Они отказывались бороться за жизнь в голом виде. Они готовы были погибнуть, запутавшись в паутине правил поведения, придуманных людьми. А три наши жертвы пали в результате нарушения правил, установленных людьми для предупреждения столкновения судов в море.

– Вы запутались, Стивс, – сказал Смит. – Как только дело касается женщин, так ваша блистательная логика тускнеет. Мне не понятно, к чему вы клоните?

– Мистер Хаустов! – обратился Стивс к капитану. – Вы помните мой старый английский совет?

– Да, – сказал капитан. – «Чтобы вы ни сказали, это может обернуться против вас, поэтому – молчите, молчите и еще раз молчите!» И вы сейчас, мистер Стивс, нарушили ваш собственный принцип.

В такой болтовне прошло около часа. И яхта ошвартовалась у маленького причала на острове Галиано.

Нарциссы росли у самой воды. Дорожка к коттеджу Аллана Остина была посыпана ярким песком. Пахло нагретой солнцем травой. По проливу Актив Пасс игриво бежали мелкие волны. В легкой дымке синели на противоположной стороне пролива берега острова Мэйн, маяк на мысе Элен и темные строения индейского поселка. Ничто здесь не напоминало о недавнем прошлом. Вода не хранит следов катастроф.

Остина они застали на веранде. Он писал натюрморт: георгины в черном эмалированном ведре.

– Привет, Аллан! – сказал Стивс в своей свободной манере. – Мы на десять минут. Надо посмотреть место, с которого вы фотографировали. Ваши фото чертовски хороши! Цвет! Глубина перспективы! Сразу ясно, что вы художник!

Остин поставил свой натюрморт лицом к стене, позвал жену, представил ее и предложил пиво. Он держался с достоинством и производил впечатление человека, который рад служить истине, кому бы она ни была выгодна.

– 3 -

19 сентября около восьми часов утра на судно приехал Маслов. Это был первый день суда, и он должен был лично присутствовать.

Георгий Александрович был оживлен и полон задора. Чтобы отвлечь капитана, не давать ему раньше времени расходовать мозговую энергию, председатель Совинфлота вспоминал детские годы в Англии, сыпал английскими поговорками и американскими анекдотами, о судебных делах не говорил.

В банкетном зале при капитанской каюте собрались оба адвоката, агент, переводчик. Говорили о главной задаче сегодняшнего человечества: выбить из человека романтику, выбить ее, подлую, во что бы то ни стало для его же, человека, пользы. И не детскую, юношескую, книжную, дурацкую романтику выбивать надо из людей, а и мужскую, взрослую, подспудную, профессиональную, чтобы моряка не моряком можно было бы называть, а специалистом по мокрым делам.

Уже встали, чтобы идти к машинам, когда выяснилось, что у главного действующего лица нет портфеля для документов. Переводчик смотался в контору за своим портфелем-чемоданчиком. Пока он ездил, Стивс успел изложить теорию канадского профессора Маклюэна о природе эксплуатации человека человеком; о том, что вынужденное подчинение одних людей другим объясняется просто-напросто разным уровнем информированности классов и социальных групп, а по мере того, как развитие средств массовой информации, происходящее помимо воли любых начальников, даст людям возможность все обо всем знать, они, люди, беспрерывно совершенствуются, приобщаются ко всему человечеству и обретут в конце концов полнейшую свободу внутреннего выбора. Стивс издевался над своим соотечественником Маклюэном, ибо вся жизнь Стивса как раз и проходила в стремлении получить нужную его клиентам информацию и утаить от всего мира ту информацию, которая клиентам не нравилась.

Тем временем «Сергей Есенин» закончил разгрузку и высоко поднялся над причалом. У судна, освобожденного от традиционного, но нелепого ареста, был спокойный вид. Никаких следов столкновения заметить уже было нельзя. На дырки и вмятины в носовой части поставили изнутри цементные ящики, снаружи все было подкрашено, якорь, взятый напрокат с теплохода «Ола», занял положенное место в клюзе.

Отправляясь в суд, капитан оглянулся на судно и остался доволен им.

Судебный процесс начинался в здании Федерального суда на четырнадцатом этаже. В обширном холле перед помещением для заседаний лежали ковры, стояла модерновая легкая мебель, было много воздуха и искусственного света – в холле отсутствовали окна. Здесь уже толпился народ. Корреспонденты проявили неожиданную чуткость: не сбивались вокруг, не лепили импровизированных вопросов. Поснимали, конечно. И выбрали для печати потом снимок, на котором капитан стоит один, грустный, поникший, как бы сознающий свою вину и раскаивающийся.

Ждали около тридцати минут.

Было время подумать.

Адвокат Смит наставлял капитана Хаустова.

– Берд, адвокат компании «Ферри», – предупредил его Смит ровным, бесстрастным голосом, – лучший, пожалуй, адвокат Ванкувера. Постарайтесь запомнить. Когда мистер Берд чмокает губами – это означает, что ваши показания попадают в точку, то есть наносят вред его стороне. Если же мистер Берд начинает протирать очки, ото означает, что он видит противоречия в ваших показаниях и вы что-то путаете, то есть льете воду на их мельницу. Запомнили?

– Да.

– Обычно мистер Берд готовит все вопросы для перекрестного допроса заранее. Он заготавливает их впрок. Очень много. Очень. Его стиль – задавать вопросы изнуряюще долго. Он будет интересоваться вашим нравственным обликом, вашим общим и специальным образованием. Он может спросить у вас, что такое миля или почему узел называется узлом. И только после всего этого он перейдет к главным вопросам.

– Вы нарисовали жуткую картину, – сказал Хаустов.

– Она и будет жуткой, – невозмутимо сказал Смит. – И еще. При каждом вопросе он будет говорить: «Не смотрите на мистера Смита!»

– Я предпочел бы десять раз подряд пройти испытание баржой, – сказал капитан, – вместо десяти минут такого допроса.

– Что значит «испытание баржой»?

– Это значит находиться на самоходной барже-танковозе, когда ее поднимают с воды на борт судна при штормовом ветре и волне на открытом рейде где-нибудь у побережья Чукотки или Камчатки. Такие баржи у нас на Дальнем Востоке в свое время назывались «Зиганшин». За борт опускаются тяжеловески весом в семьсот пятьдесят килограммов – две стальные серьги. Танковоз входит в эти серьги своим ходом, прыгая метров по пять то вверх, то вниз. Два моряка стоят на танковозе и направляют серьги под брюхо. Их, эти серьги, еще распутать и раскрутить надо. Они ведь от перегрузок растянуты, а иногда и закручены. Ты в них вцепишься, танковоз вниз ухнет. Потом ты их опустишь, танковоз вверх летит, и ты морда в морду с гаком встречаешься. Видеть ничего толком не видишь, потому что глаза в соленых брызгах… Я, когда молодым капитаном был, пропускал «сквозь баржу» всех помощников, включая старшего… Я молодым много на свои плечи брал лишней ответственности. Сам и подъемом тяжеловесов руководил. И даже удовольствие от этого получал.

– 4 -

Ровно в десять секретарь суда не без торжественности пригласил в зал заседаний. В окна зала виден был порт и часть города. Крыши блестели от первого осеннего дождя.

Для свидетелей и публики отводилось рядов пять стульев, напротив располагался стол судей и возвышение для опрашиваемых. На стенах висели гербы канадских провинций.

Все расселись согласно расставленным заранее табличкам.

И встали по традиционному возгласу: «Встать! Суд идет!»

Вошли судья Стюарт и два его присяжных поверенных, оба пенсионеры, не юристы, а капитаны, капитан Эдди, в прошлом глава лоцманской ассоциации Западного побережья Канады, и капитан Маклиш.

Процесс начался с приведения к присяге технического персонала – секретарей, стенографисток, машинисток. Затем поклялся на Библии сам судья. Все это происходило без аффектации, по-деловому, но достаточно внушительно. В 10.20 был вызван первый свидетель. Им оказался полицейский капрал-фотограф. Он вызвал некоторое оживление в зале, когда выяснилось, что полицейский, делавший снимки пролива Актив Пасс, знать не знает, зачем и почему ему приказали их сделать.

С обычной аккуратностью капитан начал вести собственную сокращенную стенограмму процесса. Он и не заметил, что уже ведет запись вопросов и ответов в капитанской «морфлотовской» книжке. Он учился в школе без учебников и потому привык вести конспект. Он и в училище конспектировал все лекции.

Каждый из адвокатов обеих сторон имел традиционное право подвергать свидетелей перекрестному допросу и заявлять протесты по поводу вопросов, задаваемых другими адвокатами. Интересы адвокатов сталкивались. Характеры проступали сквозь тонкие костюмы кольчугой воли. Количество и качество воли выяснялось быстро через степень наглости и агрессивности.

Суть вопроса, связанного с фото Аллана Остина, заключалась в следующем. При взгляде на фото столкнувшихся судов простым взглядом всем делалось ясно, что столкнувшиеся суда находились очень близко от фотографа. Берег же острова Мэйн, маяк на мысе Элен и домишки индейского поселка – весь фон столкнувшихся судов – выглядели далекими. Так как фотографировал Остин с берега острова Галиано, от своего коттеджа, то из фотографии следовало: столкновение произошло на северной стороне пролива Актив Пасс. На этот оптический, или фотографический, или иллюзорный эффект попадались все. И судья Стюарт, который сразу решил закрепить фотосвидетельство графической экспертизой, и капитан Хаустов, который здорово повесил нос, когда увидел фото, и оба адвоката капитана. Трудно было предположить, что математический и графический анализ даст координаты места столкновения не у северного берега пролива, а точно в середине его. Обратная же прокладка пути парома от точки столкновения в середине пролива полностью проходила по южной стороне. И деться судье Стюарту от этих данных было уже некуда. Он сам назначил аналитика и принял фото Остина в виде одного из самых решающих объективных доказательств.

Аналитик рассчитал координаты и курс «Есенина» при столкновении по фото Остина. Курс получился 40-70 градусов. Это совпадало с курсограммой «Есенина».

Таким образом, нашу сторону устраивало все, что можно было выдавить из фото Остина, кроме его утверждения, что фото он сделал ровно через четыре секунды после столкновения. Уже тридцать секунд нас устраивали. Ибо относили истинную точку встречи судов на другую сторону пролива. Подтверждением того, что фото Остина сделано не через четыре секунды, а через тридцать, являлись буруны под бортом парома, которые означали наличие значительного движения парома бортом к воде, а такое движение паром не мог приобрести за четыре секунды после того, как «Есенин» начал всаживать свой форштевень в противоположный борт парома. «Есенин» должен был вспороть три палубы парома, сплющить автомобили и упереться в жесткий корпус «Королевы Виктории», чтобы сообщить парому заметное перемещение по направлению удара.

Остин же категорически настаивал на четырехсекундном временном интервале между моментом столкновения, замеченным им по облачку пыли над судами и звуку, и моментом, когда он вскинул к глазам аппарат и щелкнул затвором.