Текст книги "Изучение истории Китая в Российской империи. Монография"

В XVIII в. было выполнено первое обобщающее исследование по истории русско-китайских отношений. Его автором был воспитанник Московской духовной академии и один из первых выпускников Московского университета, ученик Г. Ф. Миллера и известный историк Н. Н. Бантыш-Каменский¹⁷³. В 1792 г. эта работа, будучи представленной главе внешнеполитического ведомства, «не была удостоена внимания». Работа Н. Н. Бантыш-Каменского еще не раз представлялась к печати, но была опубликована лишь во второй половине XIX в. Правда, историческое исследование Н. Н. Бантыш-Каменского задолго до публикации получило широкую известность. В качестве примера можно привести «Письмо посла Ю. А. Головкина управляющему Московским архивом Коллегии иностранных дел Н. Н. Бантыш-Каменскому об использовании рукописи его труда по истории русско-китайских отношений» от 3 июля 1805 г. В письме отмечается: «… получил из Коллеги иностранных дел в числе прочих бумаг и “Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами происходивших”, вашим превосходительством сочиненное, которое прочитав со всевозможным вниманием, нашел сколько обстоятельным, столько же истинным и верным…»¹⁷⁴.

В своем посвящении работы императору Александру I от 30 марта 1803 г. Н. Н. Бантыш-Каменский писал: «Многие путешественники описывали чудное Китайское Государство, но никто из них ниже словом коснулся связей, бывших между Российскою Монархиею и сим соседственным владением. Да и кому оныя могли быть известны, будучи скрыты в хранилище государственной Коллегии Иностранных дел. Имея счастие быть хранителем сих бесценных редкостей, приятнейшим поставил я долгом собрать здесь вкратце все деяния, происходившия между сими двумя государствами через целые два века»¹⁷⁵.

Вводную часть своего исследования Н. Н. Бантыш-Каменский посвятил общим представлениям по истории Китая. Он писал: «Прежде нежели откроется происходившее с самаго начала между российским и китайским государствами о разных делах письменное сношение, нужно заметить вкратце о имени Китая… о прочих сведениях…»¹⁷⁶. Далее исследователь посредством исторического экскурса дал введение в терминологию: «Прежния названия сии до тех пор существовали, как долго царствовала фамилия или династия. А как сих династий с 2357 года до Рождества Христова по нынешнее время, следуя исчислению дю-Галда, было двадцать две, то столькоже и именований китайское государство имело. Последняя перед сим династия называлась Дай-Мин… Фамилия сия владела с 1368 по 1644 год в Пекине. Последний сего рода Император именовался Хуан-Дзун-Миньди, а годы его владения – Дзун-Джин. Он в 1644 году, будучи от всех оставлен, когда бунтовщик Ли-дзы-чин содержал город в осаде, на горе удавился. Манджуры, овладев тогда же китайским государствами всеми королевствами и землями к оному принадлежавшими, следуя во всем китайскому обыкновению, дали сей империи название Дай-Цин»¹⁷⁷. В конечном итоге Н. Н. Бантыш-Каменский, опираясь на документы российского внешнеполитического ведомства, воссоздает картину установления прямых отношений между русским и китайским государствами, которая до сегодняшнего дня считается научно обоснованной и общепринятой.

Говоря о достижениях российской синологии XVIII в., можно привести замечание известного новосибирского востоковеда В. Е. Ларичева: «В России еже в последние десятилетия XVIII в. удалось осуществить один из грандиознейших издательских замыслов… опубликовать переведенные с маньчжурского языка Алексеем Леонтьевым три тома законов и установлений правительства Цин, а вслед за тем – семнадцатитомное описание маньчжуров… Еще ранее Л. Россохин выполнил переводы с маньчжурского “Истории о завоевании китайским ханом Канхием калкаского и элетского народа, кочующего в Великой Татарии, состоящей в пяти частях” и “Цзичжи, сокращение общего зерцала”. Его начинания поддержали и продолжили А. Агафонов (“Маньчжурского и китайского хана Шунь джия… книги”), И Быков и А. Владыкин… Федотов (“Кан-хи. Сокращение китайской истории”), Баснин (“Биография сановника Ланудань…”). Матвей Комаров опубликовал в 1787 г. в Москве “Старинные письма китайского императора к Российскому государю”. Примечательно, что эта исключительная по важности работа, полный объем которой из-за слабой изученности архивных фондов до сих пор трудно представить в деталях, осуществлялась по первоисточникам, написанным на маньчжурском и китайском языках»¹⁷⁸.

Переводы западноевропейских синологов

Несмотря на то что в XVIII в. несколько русских китаеведов работали над переводами китайской исторической литературы и даже критически рассматривали некоторые вопросы истории Китая и русско-китайских отношений, российское общество во многом было знакомо с историей Китая через труды западноевропейских синологов, главным образом миссионеров. И это было не случайно, так как в Западной Европе первые работы по истории Китая были опубликованы еще в XVI в. В 1585 г. в Риме была издана «Истории великого государства Китая» Х. де Мендосе¹⁷⁹, который, правда, в Китае ни разу не был. Через несколько лет перевод книги вышел в свет уже в Англии. Кроме того, говоря о появлении в России переводов западноевропейский работ, следует учитывать тот факт, что в целом политика преобразований в России в XVIII в. проводилась через заимствование западного опыта, в том числе и его достижений в сфере гуманитарных наук.

В России не только переводились западноевропейские работы на русский язык, но и собирались рукописи западноевропейских синологов. На это указывают, например, документы, сохранившиеся в Отделе рукописей и редких книг Научной библиотеки Казанского университета. В числе рукописей имеется «Перевод на Латинский язык древней Китайской летописи Шу-дзин» или 409 страничная на китайской бумаге «Histoire generalle de Chine Dynastie des Ming (Всеобщая история китайской династии Тун-цзян ган-му)», датированная XVIII в.¹⁸⁰

Современные исследователи отмечают: «Поскольку в России образованные люди владели французским, большинство французских изданий могли быть прочитаны и в оригинале. Интересный пример того, как в Россию приходил западный взгляд на Китай – книга “Великий Юй и Конфуций. Китайская история” Н. Г. Леклерка, французского врача и писателя, который одно время был личным лекарем великого князя Павла, сына Екатерины II. Н. Г. Леклер написал ее специально для будущего императора»¹⁸¹. Вообще интерес к Китаю российской элиты во многом был связан с увлечением идеями французского просветителя Вольтера. Исследователи пишут: «Свои основные суждения и представления о Китае Вольтер высказал в “Опыте о нравах и духе народов”, “Китайском катехизисе”, в “Философском словаре” и пьесе “Китайский сирота”. К истории Китая просветитель неоднократно обращался и в других своих сочинениях…»¹⁸². Просветитель Вольтер идеализировал Китай, предлагал его в качестве примера для будущего переустройства стран Европы. До начала 1760-х гг. русские могли читать его работы лишь на французском языке, но затем в России стали печататься и переводы.

Примером авторитета Вольтера среди русского образованного общества является «Осведомление или некоторое поверение вольтеровых о Китае примечаний, собранное в краткую Братищева бытность в Пекине». Известный русский дипломат В. Ф. Братищев, посетивший в 1757 г. в качестве курьера столицу Китая, постарался проверить взгляды французского просветителя, в том числе и высказанные идеи по поводу истории Поднебесной. Результатом изысканий русского дипломата, а точнее, полученной в Пекине информации от миссионеров-иезуитов и стало вышеназванное произведение. Первый вопрос был сформулирован следующим образом: «Подлинно ли, что китайцы 4000 лет в законе своем, нравах, обычаях, в языке и одеждах без перемены состоят?»¹⁸³. По этому и другим вопросам В. Ф. Братищев нашел уточняющие сведения, корректирующие устаревшие взгляды французских просветителей.

Для читавшей по-французски российской элиты важнейшим источником знаний об истории Китая стала переведенная иезуитами во главе с Мойрияк де Майа¹⁸⁴ работа «Тунцзянь ганму», известная как «Краткая история Китая». Эта работа вышла в 13 томах в Париже в 1777–1785 гг. Российской элите были доступны также многочисленные публикации по истории Китая на немецком и английском языках. Тем не менее во второй половине XVIII в. многие работы западноевропейских миссионеров-синологов были опубликованы и в переводе на русский язык.

В Санкт-Петербурге в 1777 г. был опубликован двухтомный перевод с французского «Географическое, историческое, хронологическое, политическое и физическое описание Китайския империи и Татарии Китайския». Второй том этой работы начинался с «Краткой истории Китайской монархии, по хронологическому порядку…»¹⁸⁵. Пик публикаций переводов китайской литературы пришелся на вторую половину 1780-х – первую половину 1790-х. Связано это было с действием принятого в 1883 г. указа о «Вольных типографиях», отмененного после смерти Екатерины II.

В «Университетской Типографии у Н. Новикова¹⁸⁶» в 1780-х гг. была опубликована многотомная серия «Записки, надлежащия до истории, наук, художеств, нравов, обычаев и проч. Китайцев, сочиненныя проповедниками веры христовой в Пекине». Это был перевод М. И. Веревкин¹⁸⁷ только что начавшей выходить во Франции многотомной «Memoires concernant les Chinois». В предисловии к третьему тому данного издания говорится: «Третий сей Том Записок, надлежащих до Китайцев, начинается сказанием о Древностях того народа, доказываемых памятниками, несколько разногласно с сочинением о том же, которое видел Читатель в первом Томе сих Записок… Ученые Европейцы могут, сличая деяния и доводы, извлекать заключения»¹⁸⁸.

В 1788 г. в Москве был опубликован перевод с французского работы Воже де Брюнем «История о завоевании Китая манжурскими татарами, состоящая в 5 книгах». Для характеристики уровня исторических исследований европейцев целесообразно привести выдержку из авторского «предуведомления» к работе: «Приключение, которое я хочу описывать здесь, может быть почтено знаменитейшим в новой Истории произшествием. В нем увидят Империю, без прекословия пространнейшую в свете, покоренную народом едва известным и лишь только тогда в свете явившимся; примиренную и паче прежняго приведенную в цветущее состояние в продолжение немногих лет. Что можно найти удивительнее в Писателях, достойнейших любопытства? Правда, что завоевание Китая Маньжурскими татарами не безызвестно было Европе во время самого сего произшествия, случившегося в середине минувшего века. О. Мартин Мартини писал уже и тогда о нем, что продолжили и некоторые другие… Издаваемая ныне составляет часть большой Китайской Истории, сочиненной О. Малья, Езуитом Французским. Жившим в Китае 45 лет… Сочинение сего Проповедника, могущее составить 4 или 5 томов в листе, говоря собственно, не что иное есть, как перевод Китайской Канонической Истории: исключая касающиеся до двух последних поколений Мингов и Тсингов, летописи которых удостоверено еще не обнародовано. Чтоб наградить сей недостаток, писатель наш выбрал из великаго числа Китайских и Татарских книг все то, что показалось ему наименее подозрительно в разсуждении царствования сих двух родов. Я не утруждаю Читателя скучными подробностями о разных источниках, где Писатель сей, как он уверяет, почерпнул писанное им… Своеручная О. Малья летопись хранится в библиотеке большой Лионской Коллегии… Слог ея весьма беспорядочен, да и во всем сочинении владычествует не знаю какой-то глас нравоучения, который совокупно с малою ясностию о многих случаях, тотчас отвращает людей от чтения ея. Впрочем, все там дышит делом истины… Издатель не присовокуплял ничего существенного к повествованию Историка. Труд его ограничивался выписыванием только деяний, соответствующих завоеванию Манжуров…»¹⁸⁹.

Здесь можно отметить, что российское общество активно пользовалось выше указанными старыми переводными работами даже в XX в., в качестве примера можно привести постановление Наблюдательного комитета для надзора за работой Публичной библиотеки в Ташкенте «О приобретении и передаче в ТПБ “Истории о завоевании Китая, сочиненной В. де Брюнем” (1788) и “Записок китайских” (1787)»¹⁹⁰.

В целом в XVIII в. почти все столичные и провинциальные периодические издания в России публиковали на своих страницах китайские произведения в переводах с западноевропейских языков. О. Л. Фишман в своем исследовании отмечает: «Из 50 перечисленных нами журнальных публикаций, вышедших между 1731 и 1793 г., описанию Китая и его государственного устройства посвящено 12 статей, истории Китая – 5, этнографии – 5, философии и нравственности – 5…»¹⁹¹.

В печатавшихся в России переводных работах присутствовали противоречивые суждения, способствовавшие критическому восприятию текста. Например, на первой странице опубликованного в 1789 г. в Университетской типографии перевода с немецкого языка «Исторического и географического описания Китайской империи» говорилось: «Китай есть одно из древнейших государств на земном шаре, однако ж древняя История его частию не известна и темна, частию баснословна…»¹⁹²; но далее по тесту заявлялось: «В рассуждении истории никакой народ не был так рачителен, как китайцы в описании происшествий в их отечестве. Почему в исторических их книгах можно читать все случившееся от самого первого Императора. Китайцы в том еще пред всеми преимущество имеют, что в истории своей сохраняют совершенное беспристрастие, описывая деяния своих Государей точно так, как они по достоинству должны быть преданы, добрыми и славными, злыми и поносными, без всякой лести»¹⁹³.

В целом в переводных публикациях сохранялся некритический подход к китайской истории, типичный для Европы эпохи Просвещения. Читателю преподносились следующие утверждения: «В рассуждении истории никакой народ не был так рачителен, как китайцы в описании происшествий в их отечестве. Почему в исторических их книгах можно читать все случившееся от самого первого Императора. Китайцы в том еще пред всеми преимущество имеют, что в истории своей сохраняют совершенное безпристрастие, описывая деяния своих Государей точно так, как они по достоинству должны быть преданы, добрыми и славными, злыми и поносными, без всякой лести»¹⁹⁴.

В числе наиболее популярных китаеведческих тем для российского читающего общества была история «китайской классической философии». Во второй половине XVIII в. было переведено и издано немало работ по истории конфуцианства. В качестве примера можно привести изданную в «Типографии Корпуса Чужестранных Единоверцев» в Санкт-Петербурге в 1794 г. большую работу «Опыт древней китайской философии о их нравоучении и правлении, с приложением проповеди. Переведен с Латинскаго языка в Александро-Невской Семинарии». В связи с историей философии читающая общественность знакомилась с разными вопросами истории китайской культуры. В вышеуказанной работе выделялись, например, такие параграфы: «Древняя Философия Китайцов, почерпнутая из учения Конфуциева…»; «Что подало Китайцам случай начать Боготворить истукан, Фое именуемый?»; «Древние Китайцы суть ли безбожники?»; «Император Иу какую имел готовность к выслушиванию просителей?»¹⁹⁵.

Говоря о переводах работ западноевропейских синологов, необходимо отметить и то, что зачастую для русских переводчиков примеры из китайской истории были лишь средством отражения проблем русского общества. Исследователи отмечают: «Наибольший интерес для нас представляет перевод Фонвизиным¹⁹⁶ “Да сюэ” (“Та-Гио, или Великая наука, заключающая в себе высокую китайскую философию”), сделанный им с перевода на французский язык аббата Сибо¹⁹⁷. Как отмечает П. Н. Берков¹⁹⁸, перевод “Да сюэ” был выполнен Фонвизиным с целью “натолкнуть читателей на сравнение идеала государя, отразившегося в памятниках древней китайской литературы, с реальной русской государыней – Екатериной II”»¹⁹⁹. Здесь еще можно отметить оперативность русских мыслителей, оригинал работы был напечатан во Франции в 1776 г., а перевод Д. И. Фонвизина был опубликован уже в 1779 г.

Не умаляя значение для русского китаеведения переводов западноевропейских работ, следует отметить, что по ряду направлений русские синологи опережали своих западных коллег. Да и публикации русских китаеведов были сделаны раньше появления в России переводов западноевропейских синологов.

Таким образом, научное китаеведение начало развиваться в России в первой половине XVIII в. Несмотря на то что русское общество находилось под влиянием западноевропейской науки, а в самой России свой вклад в дело становления китаеведения внесли немецкие ученые и преподаватели-китайцы, начало российской синологии было положено исключительно трудами русских китаеведов – воспитанников Российской духовной миссии в Пекине. Важнейшей составляющей русского китаеведения с самого начала было изучение истории Китая. Становление и развитие отечественной синологии шло в тесной связи с российской исторической наукой и при поддержке со стороны таких ученых, как академики М. В. Ломоносов и Г. Ф. Миллер. Несмотря на относительно позднее начало формирования в России научного китаеведения, уже к концу XVIII в., благодаря трудам И. К. Россохина, А. Л. Леонтьева и другим, это направление российской гуманитарной науки достигло мирового уровня, а по ряду позиций вышло в лидеры.

Глава II
История Китая и русская наука в первой половине XIX в.

2.1. Академическое и университетское востоковедение и историческая наука в России

Академическая наука

В XIX в. российское востоковедение, как важнейшая составляющая гуманитарных наук и образования, вступило в новый этап своего развития. Одним из самых заметных и важных направлений в отечественном востоковедении было китаеведение, в рамках которого в основном и шло изучение истории Китая. Новый уровень российского китаеведения первой половины XIX в. определяется общим развитием академической науки и университетского образования в России.

В начале XIX в. были проведены реформы академической науки и университетского образования в России. В 1803 г. был принят новый «регламент» (устав) Академии наук, в ведение главного научного учреждения этим уставом были возвращены и гуманитарные науки, в числе которых была названа история. «Регламентом» Академии наук от 30 января 1830 г. выделялся класс «“исторических и политических наук”, в числе которых отдельно была названа “история и словесность азиатских народов”»²⁰⁰. Еще раньше, в 1818 г., Комитет министров выпустил приказ «О необходимости устроить с 1 января 1819 г. при Кунсткамере Академии особое отделение для медалей, рукописей и книг восточных под названием Восточного кабинета и хранителем оного определить академика Френа»²⁰¹.

Становление академического востоковедения на этом этапе истории Академии наук проходило в сложных условиях. Историки пишут: «На основе устава 1803 г., разрешавшего дополнять список наук, составлявших предмет занятий Академии, в эти годы была образована кафедра по восточным языкам и словесности… На кафедру восточных языков и словесности в 1804 г. был избран адъюнктом Ю. Г. Клапрот²⁰², приехавший в Россию, чтобы заняться изучением Востока… в 1811 г. он уехал за границу, увезя с собой многие собранные им материалы, а также некоторые рукописи и карты XVIII в., взятые им из Академии… продал в Национальную библиотеку в Париже… В 1817 г. Ю. Г. Клапрот был единодушно исключен из членов Академии наук… Таким образом, с 1811 г. представителя по востоковедению в Академии наук совсем не осталось…»²⁰³.

Юлиус Клапрот оставил заметный след в развитии китаеведения в Санкт-Петербургской Академии наук. В «Летописи Российской академии наук» за 1810 г. встречаются такие записи: «Г. Ю. Клапрот представил отчет о своем путешествии по Китаю, а также собранные им материалы по истории, филологии и этнографии северо-восточных областей Китая»; «Г. Ю. Клапрот читал доклад о памятниках Древнего Китая эпохи династии Юй»²⁰⁴. 5 декабря 1810 г. отмечается запись: «Н. И. Фукс сообщил о высочайшем одобрении предстоящей командировки Г. Ю. Клапрота в Берлин сроком на 6 месяцев для работы по изданию китайского словаря и каталога китайских и маньчжурских книг. На эти цели Александр 1 выделяет Клапроту 750 червонцев (2250 руб.)». А почти через год «Н. И. Фукс прочел письмо Г. Ю. Клапрота из Берлина с отчетом о работе над китайскими рукописями»²⁰⁵. Указания на исследования истории Китая Ю. Клапротом имеются в историческом исследовании неизвестного автора XIX в. «Из истории завоевания Китая Маньчжурами в XVII в.»: «фон Капштадт сообщил список Дун хуа лу г. Клапроту который, впрочем, сделал из него только небольшое извлечение – о происхождении – Маньчжурской династии… Другие части материалов, кажется, еще не были известны в Европе»²⁰⁶.

Через некоторое время академическое востоковедение в России было восстановлено. В 1817 г., возвращаясь из Казани на родину, в Санкт-Петербурге остался работать известный немецкий востоковед Х. Д. Френ²⁰⁷. Общепринятым считается тот факт, что с созданием по его инициативе в 1818 г. Азиатского музея «в Академии наук возникло научное востоковедение»²⁰⁸. В том же 1818 г. в Академию наук был назначен новый президент – граф С. С. Уваров²⁰⁹. Широкую известность этому государственному деятелю принес опубликованный еще в 1810 г. проект создания Восточной академии в России, который так и не был реализован.

Говоря о развитии академического китаеведения в России в начале XIX в., необходимо упомянуть посольство в Китай графа Ю. А. Головкина²¹⁰, при котором ехала группа ученых от Академии наук. Один из участников экспедиции Ф. Ф. Шуберт²¹¹ в характеристике главы ученой части этого посольства И. О. Потоцкого²¹² отметил: «Главным предметом его исследований была древняя история, а именно самая сухая материя – история скифов, о которых он писал и издал ценные труды»²¹³. Почти все ученые в посольстве Ю. А. Головкина имели известность и как историки. В воспоминаниях Ф. Ф. Шуберта говорится: «Посольство сопровождал также адъюнкт Клапрот, сын знаменитого химика, который понимал китайский, так же как и многие другие восточные языки, или утверждал, что понимает, и который позднее приобрел известность как синолог и историк…»²¹⁴. Сам Ю. А. Головкин и некоторые члены его посольства при подготовке к поездке в Китай знакомились с литературой и архивными документами по истории Китая и русско-китайских отношений в Санкт-Петербурге и Москве. Кроме того, они знакомились с материалами и по дороге в Китай. В Национальном архиве Республики Татарстан сохранилась «Выписка из журнала Главного правления училищ о посещении Иркутской гимназии 22 февраля 1806 г., представителями русского посольства в Китае»²¹⁵, где члены посольства Ю. А. Головкина смотрели «росписи китайских книг».

К этому времени в Иркутске уже сформировалась китайская книжная коллекция, составившая основу будущего Азиатского отдела библиотеки местной гимназии. Как писали архивисты в начале XIX в., «Азиатский отдел библиотеки ведет свое начало, как нам уже известно, еще с 20 сентября 1802 г., когда иркутский купец Федор Щегорин²¹⁶ принес в дар Иркутскому главному народному училищу разного содержания монгольских и маньчжурских книг на 1011 руб. 50 коп. Вообще же и высшее начальство, и гимназическое старалось пополнять библиотеку по делу востоковедения всеми, более или менее, выдающимися, новейшими исследованиями. М. М. Сперанский в бытность свою Сибирским генерал-губернатором препроводил в Иркутскую гимназию на хранение большой транспорт… 19 сочинений… всего более 800 т (томов) … К 1828 г. в азиатском отделе библиотеки числилось 46 названий сочинений на китайском, маньчжурском, монгольском, татарском и японском языках»²¹⁷. Всего к этому времени там имелось более 1500 томов сочинений на восточных языках, в числе которых были «Всеобщая китайская история на манджурском языке, 1-го тома недостает (11 томов, 59 книжек)»; «Толкование на книгу Шудзин, правления древних… (13 книжек)»; «Воинские походы Императора Канси против Зюнгарскаго хана Голцана, 13 книг в обертке, а прочие без оной… (42 книжки)»; «История Золотой Орды» и др. При этом иркутские архивисты в начале XX в. записали: «Ценнаго в этой массе (более 1500 т.) книг не было ничего… да и пользоваться ими никто не мог».

Развитию китаеведения в России способствовало то, что в штате Академии наук всегда были специальные места для исследователей Востока. Например, штатом от 1830 г. выделялось две единицы ординарных академиков «для истории и словесности азиатских народов». Далее штат постоянно расширялся. Например, в 1857 г. в Отделении было уже пять штатных единиц действительных членов Академии наук «для истории и словесности азиатских народов (семитов, индо-персов, армян, грузинцев, китайцев, тибетцев, манджуров, монголов и тюрков)»²¹⁸.

Санкт-Петербургская академия наук поддерживала связи с учеными из разных стран мира. В современной летописи академии зафиксировано, что в 1841 г. «А. Гумбольдт просил в письме прислать на время китайское сочинение “Описание стран, недавно подвластных Китаю”»²¹⁹, а в январе 1843 г. «от С. Жульена²²⁰ из Парижа получены два китайских сочинения, присланных ему Академией наук в обмен на 104 китайские тетради, которые он доставил Академии»²²¹. Необходимо отметить, что вышеуказанный французский синолог с 1845 г. стал членом-корреспондентом Санкт-Петербургской академии наук.

Развитие академического востоковедения, в том числе изучение истории Восточной Азии, и в первой половине XIX в. было тесно связано как с миссионерской деятельностью, так и с необходимостью изучения восточных народов России. Показательным является случай приема в Академию наук монголоведа Я. И. Шмидта²²². Работая по коммерческой части с калмыками, переводивший по заданию Библейского общества Новый Завет на калмыцкий и монгольский языки, этот немецкий эмигрант стал крупнейшим в мире специалистом по истории и культуре монгольских народов. Уже в 1825 г. Г. И. Спасский опубликовал в своем журнале «Азиатский вестник» работу «Выписки из Монгольской Истории, сочиненной Сыцын-Сананн Тайджею». В примечании говорилось: «Находящийся при Российском Библейском Обществе Г. Шмидт переводит сию Историю. Подлинник сей Истории писан на Монгольском языке и называется Монгол Хадон Тагуджи»²²³. В опубликованной работе раскрывались и различные вопросы истории Китая, такие как «Об изгнании Монголов из Китая». Советский историк В. Н. Никифоров отметил вклад этого ученого: «Помимо лексикографической работы, он известен переводами (преимущественно на немецкий язык) источников по истории Тибета и Джунгарского ханства»²²⁴.

Сохранившаяся в архиве рукописная работа Я. И. Шмидта «О народных племенах монголов. Прибавление к истории сего народа и княжеских домах» начинается со следующих слов: «Монголы и их история представляют нам достопримечательное явление народа, который вдруг возникнув из мрака неизвестности, вышел на театр мира и приобрел себе безмерное имя огромными завоеваниями и основанием Династий…»²²⁵. В работе монголоведа много внимание уделено истории монголо-китайских взаимоотношений, подробно описаны все монгольские племена.

Царским указом от 11 марта 1829 г. доктор философии Я. И. Шмидт, представивший доклад «Об истории восточных монголов и царствующего дома», был утвержден адъюнктом Академии наук²²⁶. В течение нескольких лет профессор Я. И. Шмидт поэтапно прошел все «академические ступеньки» – экстраординарного и ординарного академика «по части истории и словесности азиатских народов». Как писал известный востоковед и один из основателей Русского археологического общества П. С. Савельев²²⁷, академик Я. И. Шмидт перевел и издал «единственную известную (на тот момент. – В.Д.) “Монгольскую историю” Санан-Сэцэна»²²⁸.

К середине XIX в. в число академиков по части истории и словесности азиатских народов были утверждены несколько востоковедов. Среди них были специалисты, в том числе по Монголии и Тибету, но не было собственно китаеведов, занимавшихся историей и культурой китайцев (хань). Отметим, лишь в 1886 г. в первый и единственный раз в истории Российской империи академиком был избран синолог. Несмотря на то что в Академии наук не было среди действительных ее членов профессиональных китаеведов, академическое китаеведение присутствовало и развивалось в разных формах. В Академии наук существовал институт членов-корреспондентов, и в первой половине XIX в. в их число были избраны несколько профессиональных китаеведов. Можно отметить, что уже в 1810 г. членом-корреспондентом по разряду восточной словесности и древностей был избран известный ученый и общественный деятель, собиратель азиатских древностей Г. И. Спасский.

В 1825 г. Г. И. Спасский начал издавать в Санкт-Петербурге журнал «Азиатский вестник», что стало важной вехой в истории русского востоковедения. Издание это было не академическим, печаталось в не имеющей отношения к науке типографии. Однако журнал знакомил русскую общественность с зарубежным востоковедением, деятельностью «Азиатских обществ» в Калькутте, Париже и Лондоне, давал библиографические обзоры, публиковал различные исследования по истории стран Центральной и Восточной Азии и проч. Много места в журнале отводилось публикациям переводов работ западноевропейских востоковедов. Следует иметь в виду, что Г. И. Спасский в начале 1820-х гг. установил связи и переписывался с «основателем научной синологии», создателем кафедры китайско-маньчжурско-татарских языков и литератур в Коллеж де Франс – Абелем-Ремюза²²⁹.

Много внимания издателем уделялось Тибету и Монголии. Уже в первых номерах было опубликовано «Краткое описание Тибета» в переводе с английского. В ней были материалы и по истории: «История. Мирское правительство Тибета не всегда находилось во власти Ламы: мы видим, что в 1624 г. страна сия была управляема светским Государем… В 1642 г. Далай-Лама отправил посланников к Тзонгту (Шунь-Дж), первому Китайскому Императору нынешней Манжурской династии, отдался под его покровительство и платил ему дань… В 1663 г. Император Канхи, желая почтить Типу, или министра Далай-Ламы, наименовал его Князем и даровал ему золотую печать… В 1702 г. горцы Нипаульские напали на Тибет и опустошили его … Китайцы в то же время разставили войска на границах Тибета…»²³⁰. В 1825 г. в «Азиатском вестнике» была опубликована работа, обобщающая весь опыт отечественного востоковедения, «О состоянии Восточной Словесности в России»²³¹. Это было первое исследование в России по данной теме, и его научная ценность сохранялась по крайней мере до середины XX в.