Текст книги "Люди и Нелюди"

Глава 12

30.02.101 г. Воскресенье, 10 д. д.

Родители иногда такие родители…

В воскресенье, или последний день декады, родители пошли в гости к каким-то своим знакомым или друзьям. Звали и меня.

Спросил слегка заинтересованно:

– Там дети есть? – Имея в виду, моего возраста, ровесников.

Сказали в ответ:

– Две девочки.

Заинтересовался уже как бы больше.

С улыбкой уточнили:

– По пять и по восемь лет, на мой выбор.

Посмеялись вместе, и я отказался.

– Жаль, жаль, а то они нам очень мешают иногда, ты бы понянчил, пока мы…

Шутку оценил, посмеялись еще раз, и они ушли. Здесь ходят в гости к обеду, чтобы успеть и посидеть, и вечером идти домой. Вечер считается семейным, и без нужды на него никого из чужих не приглашают.

Вечер – это семейное, еще может быть любимый или любимая. В остальных случаях принято отказываться, а то обидишь приглашающих. Вот же живут люди, а у нас припрутся и сидят, фиг выгонишь, пока не рассветет, и то не факт, что с рассветом гости уйдут.

Делать было нечего, полистал учебники, физику вот, история надоела, что я, ботаник какой и зубрила, плюнул и пошел на улицу. Чувствую веление души и вижу нашу или, скорее, Витолину дворовую команду и боло, уу-у.

Вот это меня знатно торкнуло. Наши выиграли шесть на десять и четыре на двенадцать, и все в нашу пользу. Это когда наши активные ворота и когда пассивные, мы все равно вели в счете.

Ну и я давал, конечно.

Меня с этим все и поздравили, говорили: «Еще приходи завтра, а то ты совсем забыл про нас. Без тебя, знаешь, как продуваем иной раз, а с тобой – видал, видал, как все замечательно получается?».

– Какой счет, а, ты видал, какой счет? Да мы их…

– Да ты сам как забил, а, как забил…

– Да мы даже на район поедем. Мы, мы, да что там говорить, приходи завтра, а, Витоли?

Я обещал подумать.

Сам соображая, что, конечно, подумаю и… не приду. Не до того мне, ой не до того, но понравилось, слов нет, как понравилась эта игра местная.

Да, встретил Толини здесь же, на игре, и одолжил ему еще пять серебряков, а куда денешься. Друг он мне все же, просил, а сам все заискивающе смотрел на меня, что о прошлом долге я и не рискнул ему напомнить. Дворянство дворянством, но дети мы или нет, хотя бы и один из нас. Где-то я его понимал, сам вот скоро таким могу стать, если напортачу, а я одним местом чувствую, что напортачу.

Это я хорошо задумался, а главное, вовремя… как-то.

Иду домой, значит, грязный, как… как смож. Это такая местная маленькая лошадка или как наша пони, может, даже как корова. Эта корова местная, только больно худая и любит в грязи валяться. Свиней здесь нет, вернее, есть, но только те, которые дикие и кабаны зовутся, что-то они здесь не одомашнились как-то совсем. Посему в магазине свинина-кабанятина, если и бывают, но как деликатес, дичь все-таки, поэтому и редко, и дорого, а вот этих смож – как… как грязи вот и есть, где они, кстати, и лежат все время, и не дорого, и много получается мяса, а уход минимальный за ними нужен. Правда по мне говядина говядиной, и я ее не очень люблю, любил раньше во всяком случае, а сейчас, вроде, и ничего, ем по крайней мере дома с хорошим аппетитом.

Заикнулся дома как-то про кабанятину, отец хмуро посмотрел на меня, что я сразу понял: был не прав сильно, извиняюсь. Отец, правда, потом, смилостивившись, добавил:

– Сдашь экзамены на девять, куплю, может быть, пару килограммов.

Мать тогда еще рукой над головой покрутила (нечто вроде нашего пальцем у виска). И что она имела в виду или про кого?

Пришел, все уже дома, благодать, да не очень. Отец газету читает и, судя по тому, как он внимательно ее читает, он уже немного хороший. Думаете, по чему я определил? А вы почитайте вверх тормашками газету, и я на вас посмотрю тогда.

Мать злая, особенно как меня увидела и в каком я виде заявился.

– Марш в ванную и быстро переодеваться, – это она на меня.

Я ее где-то и понимаю. Стиральной машины-автомат здесь нет, просто стиральной машины и той нет, есть доска стиральная и ванна. Правда есть титан, это где вода греется газом. Купаться в горячей воде – уже неслыханный сервис здесь. Можно, конечно, в прачечную белье отнести, но не с нашими нынешними финансами, особенно сейчас. И что делать? Я еще попросить хотел себе на благое дело. Пирожные купить и печенье, а то моих запасов только на два раза и хватило тогда. – Горестно вздыхаю.

Слишком тот тортик дорогой оказался для меня. Он, правда, своей цены стоил, но ведь и стоил же он.

Молча переоделся, покрутился по комнате и пошел сам замачивать одежду. Долго думал, где и что, порошка нет, вернее, он есть, но что где лежит, как-то непонятно мне. Какие-то бумажные пакеты и деревянные ящички, блин, будущий хозяин расту, а где что в доме, и не знаю.

Никогда Витоли это не делал и ни грамма не в курсе даже, что и как оно делается. Только и знает: это шампунь, это мыло, это зубной порошок, а это полотенце и еще унитаз за стеной. Вот оболтус он… или уже это я.

Только собрался идти спрашивать, что и где, смотрю, мать за спиной стоит.

Позыркала молча, показала рукой.

– Это сода, это хозяйственное, потом этим чистовым с отдушками.

Потом о чем-то задумалась.

– Деньги надо, да?

Я молча кивнул.

– Ясно, – снова задумалась. – Сколько? – поглядела на меня.

Я хотел загнуть, типа попрошу побольше, а дадут, сколько дадут, потом пожал плечами и просто промолчал.

– Два злота дам, остальное после зарплаты, сейчас совсем плохо, – сказала и, молча повернувшись, ушла.

Возился больше часа, как для Витоли непривычно совсем, а мне наполовину, скажем, потом выжал, пошел все развесил на балкон. Там уже висели веревки, видимо, специально для этого дела предназначенные, хоть что-то я знаю. Балкон большой, длинный и застекленный. Здесь стекла двух видов были, большая часть – мутное и зеленоватое, и полоса, или средний ряд, скажем, такое чистое и белое, вроде нашего обычного оконного. Почему бы не все белое – не понимаю. Вернулся к себе в комнату, на столе лежал целый злот и двадцать серебряков двумя стопками по десять. Пошел в комнату к матери. Они спали вообще-то отдельно с отцом, правда я часто видел, что выходили утром из одной комнаты, и каждый раз из разной. Это типа кто к кому пришел, то там и остался.

Она сидела над каким-то журналом, читала что-то. Подошел, обнял сзади, поцеловал в щечку.

– Спасибо мама.

– Как ее зовут, скажешь, или это страшная мужская тайна? – спросила, чуть улыбнувшись.

Стал просчитывать, что сказать и, главное, про кого.

То, что это не репетиторы – это понятно, нельзя это даже и упоминать. Не поймут здесь этого, а если и поймут, то не дай этот Всевышний местный. Такой скандал будет, особенно если про Натали Сергеевну – уу-у. Быстро перебрал знакомых, вроде, на Витоли какая-то Марти, его одноклассница, поглядывала, светловолосенькая и остроносенькая пигалица, правда все русины в большинстве светловолосые. С Вихо тогда из-за нее ведь драка, считай, вышла. Вот пусть и будет она, если что. Я ей даже пару пирожных куплю, если что, для большей достоверности наших «отношений».

Пока обдумывал, мама и сама за меня все решила.

– Ладно, можешь не говорить. Скажи только, она дворянка?

– Да, – говорю, – сделал значительное лицо, дите, блин, вот развели, как пацана, ведь развели.

– Это хорошо. Растешь, сынок, уже вот совсем большой стал.

– Не понял, при чем тут мой рост? – Или она что-то другое имела в виду? – Я посмотрел на маму.

– Сынок, ты никогда меня не обнимал раньше. Забыл? А в щечку поцеловать – всегда называл «девчачьи нежности».

И тут я зарделся, а ведь и правда, этот Витоли был настоящий бука.

– Прости меня, мама. Я вот исправляюсь уже, мама.

– Ладно, иди, скрытник ты наш, – махнула рукой мама, выпроваживая меня из своей комнаты.

Вот и думай теперь, поругали или похвалили меня сейчас.

Глава 13

31.02.101 г. Понедельник

Часть 1. Витоли-Сергей

Понедельник, опять химия – как меня это забодало. Все, отставить, это не мои мысли, если что. Меня ничего не бодает и тем более не забодало. Проблемы – да, есть, но они все решаемые. Химия, химия – это понятно: горение, разложение, кислоты, соли, и вот это интересно: твердое, мягкое.

Твердое серебро? И энерджазины? – гхм, что-то в этом есть.

Память реципиента, кроме «листочек», ничего про энерджазинов не знает и не в курсе. Люди или нелюди там они, но у них есть магия. О, как это интересно мне уже.

Магию я знаю двух видов или даже трех, если напрячься и разложить, то, чего нет, по категориям.

Итак, считаем:

Магия цыганская – это когда деньги из воздуха. Пошептали-побормотали, про всю жизнь рассказали, позолоти, милок, ручку.

Второе – магия этих экстрасенсов, то, что половина, половины и половины, это мошенники, но что-то в этом все же, видимо, есть.

И третья – это магия любви, о, в нее я верю, как я в нее верю!

И эти энерджазины – это третья категория, выходит, а я в нее верю. Причем здесь отголоски и второй проглядывают, интересно-то как, надо идти в люди. Ну, или в библиотеку в худшем случае. Это более правильное выражение, а не то, что чуть по-другому звучит.

Надо, значит пойдем, без проблем.

Что-то пока мыслил, урок и кончился, математика у нас следующая. Сегодня понедельник, а мы договорились на пятницу, ну и что, я же только спросить.

На алгебре сегодня – а была теоретическая часть предмета математики, я и зову ее «алгебра», хотя такого слова здесь нет, – меня не спросили ничего, только поглядывали, а я что – я ничего, сижу с умным видом, слушаю и даже пишу иногда.

Натали Сергеевна, проходя мимо по рядам, в мою тетрадку заглядывает обязательно. Я специально отстраняюсь, чтобы ей было удобно смотреть, что я делаю.

Вижу немного приподнятую бровь, в ответ слегка улыбаюсь. Трясу память Витоли и узнаю. Он, оказывается, всегда, когда Натали Сергеевна проходила мимо, тетрадь заслонял своим телом и все делал, чтобы ничего она не видела там, ибо видеть там было у него абсолютно нечего. Вот такие дела.

Большая перемена, все срываются и бегут в столовую, все как и везде. Дворяне это или плебеи, хотя что там, в другом крыле, я не знаю, ни разу в той столовой, что в другом крыле, я и не был, да и не очень хочется, если честно.

Дождался, пока все смылись, и подошел.

– Натали Сергеевна, я хотел бы сегодня вечером… э, после уроков, конечно, с вами поговорить.

– Ты хочешь позаниматься? – вижу поощрительную ул ыбк у.

Блин, не та реакция.

– Нет, – говорю, – я хочу поговорить.

Смотрю, нахмурилась и задумалась о чем-то. Ждет, замерла.

– Об этих людях с другого континента, об энерджазинах.

Вижу, отмерла.

– Хорошо, я подожду, приходи после собрания.

– Спасибо, – и убежал.

Есть-то как хочется молодому растущему организму, осознание там, в глубине, вон как ворочается, видно, Витоли – тот еще проглот был по жизни.

Часть 2. Натали Сергеевна

Сегодняшний урок математики веду десятый класс, группа «линия». Значит, будет мой подопечный.

Этот Витоли очень сильно изменился за последнее время. Прямо непонятно, как сильно. Хорошо, я не в СБ империи уже служу, а то бы он уже был там на контроле. Такие случаи расследует СБ империи, и не всегда это пустышка. Очень подозрительно это. Когда хороший ученик съезжает на четыре и пять, это и понятно, и где-то даже нормально. После такого происшествия, как у Витоли, все могло случиться.

Типичный пример – наша Рада Соколин, в прошлом – отличная ученица, сейчас – никто, она приходит, посидит полчаса или там редкий какой урок до конца досидит и уходит. Жаль ее очень, но врачи разводят руками, а на лекарства энерджазинов у ее родителей денег уже нет, да не сильно они там и помогают, видимо, в ее случае.

С Витоли все наоборот, был посредственный ученик, и это мягко сказано, и становится гением. Может, и не совсем гением, но где-то очень, очень близко.

То, что он демонстрировал мне, – все просто замечательно, кроме одного.

Некоторые примеры не так решаются, совсем по-другому. Да, я их учила в институте, и там было и такое решение, как он применяет, но, во-первых, это даже не на первом курсе, и это закрытый институт для высококлассных имперских специалистов.

Может, конечно, ему мать или отец что-то рассказывали, все-таки они у него дворяне-специалисты, и, вроде, хорошие специалисты, если они на свою зарплату даже могут позволить нанять репетитора. Хм, да ладно, но все равно девять с половиной лет дурака валять, а здесь вдруг с чего-то взялся за ум. Все равно очень подозрительно.

Вот еще его поведение, раньше он постоянно прятал свои записи от моих глаз, а сейчас прямо выпячивает. Как бы говоря: посмотрите, какой я молодец. Может, это в свете наших отношений он хвастается мне просто так. Все может быть. Может быть, и правда я все придумала сама, и все это просто, понятно и легко объяснимо.

Часть 3. Витоли-Сергей

Собрание прошло быстро – а что время зря тратить, – обсудили одного Вихо, он схлопотал очередную двойку. Вернее, он получил четыре, но в свете местной десятибалльной системы оценок это как раз наша земная двойка и выходит. Поругали, пожурили, чуть не отдали на поруки… мне. Отбился с трудом… большим, кстати.

Сказал, я сам на поруках.

Пошли расспросы, насилу уже сам отбился… от новых расспросов. Как дети, чесслово, но потом как узнали, кто мой репетитор, то даже и посочувствовали, дурачье, дети, ну ладно, мне оно и лучше.

После собрания пошел в класс к Натали Сергеевне. Она сидела за первой партой, а не за своей кафедрой, как обычно, и проверяла задания учеников, что-то черкая своими страшными красными чернилами. Чернила, пока свежие были, чем-то похожи на кровь, а высыхая, отдавали зловещим фиолетовым оттенком, чет тревожно мне стало.

Зашел тихо. Она подняла голову, чуть кивнула мне и продолжила дальше черкать в тетрадях. Я, не решаясь сесть рядом, стал стоять около нее и смотреть. Как она быстро проверяла, просчитывая результат, иногда просто перечеркивая всю страницу тетради целиком.

Показала рукой на место рядом.

– Садись, я сейчас.

Сижу, смотрю, как она работает.

Какие красивые у нее руки, пальцы, и… она чем-то больна.

Последняя мысль нова, непонятна и не моя она как бы, но мне это точно известно, каким-то шестым чувством. Почему, как, что у нее, я не знаю, но она болеет, не смертельно, но что-то, видимо, серьезное у нее со здоровьем.

Сидим еще минут десять, она заканчивает и неожиданно дает мне тетрадь.

– Это не по правилам, но это Марти тетрадь. Марти Кастело, твоя любовь, – комментирует и чему-то улыбается при этом.

Все она знает или думает, что знает. Ну-ну, посмотрим, и что она хочет сказать мне этим. Мне немного неудобно, смотрю чужую тетрадь. – Аккуратный почерк, не то что у меня, курица лапой, все вычисления выполнены в тетради, но все выполнено хорошо и правильно. Да я и не сомневался, она одна из лучших среди учениц в классе.

Подымаю бровь, смотрю на Натали Сергеевну – и что я должен увидеть и сказать ей?

Натали Сергеевна поясняет:

– Это решение лучшей ученицы класса, и оно сделано… хуже, чем твое. Только почерк твой, а все остальное у тебя лучше, и решение красивое, и вычисления ты делал все отдельно в черновике. У тебя даже помарок не стало, если бы не почерк, я бы сказала, что это совершенно другой человек делал и решал. Ничего не хочешь мне сказать?

– чуть нахмурив брови.

Сижу. Вот это я спалился, причем в натуре спалился. Костер уже буквально маячит за окном – и что мне делать? Отмобилизовываю свои мозги и еще осознание подключаю в дело. Начнем с того, что и на земле типичная отмазка: упал, очнулся – гипс, и ничего не помню.

Может, прокатит, а может, и нет. – Мысль, блин, не своевременная, никак не своевременная.

Второе: что делать? Пойдем по родственным связям: родители, друзья, друзья родителей, случайные знакомые родителей, затем друзья случайных знакомых. По большому счету вся земля, в смысле, здесь, Этелла, это местный мир так называется, уточняю.

Начнем. Пожалуй. По ее лицу буду отслеживать, как успешно проходит моя лажа и очковтирание.

– Понимаете, Натали Сергеевна, я недавно попал в больницу…

Поощрительно кивает мне на это.

Ну конечно, сам знаю, что факт неоспоримый.

– У меня был сильный удар, и меня даже лечили то…

– еще про вольтаж и силу тока скажи, придурок, – э… электричеством.

Сочувственное покачивание головой.

– Вот с тех пор я, пони… понимаете вот.

Тяну резину, вроде, стесняюсь, и в то же время и как бы хочу сказать.

– Я стал забывать про свою жизнь. если вспоминаю, то все помню, но как бы со стороны. Ой, это так страшно, это как стоишь в темноте, а где-то вдали свет.

Я ей не сильно нагнал пургу, а то я не знаю, тут желтых домиков с мягкими стенами нет, да, а то это ненамного легче костра для меня будет.

Хотя, нет, смотрит скорее сочувственно Натали Сергеевна на меня.

– А с решением понимаете… э.

Срочно отмазку. – Вот отец же инженер, да и мать близко около него и далеко не дура, по крайней мере в химии точно.

Решаю, должно прокатить, родители здесь авторитет непререкаемый для детей. Ну, не пойдет же она домой выяснять подробности, оно ей надо?

А вдруг пойдет? Ну тогда по-любому хана.

– У меня родители-и на заводе, вот, и они э… работают по… по профессии. Ну, связанной с математикой. Только практической, там чертежи всякие большие рисуют, – путано объясняю.

– Они тебе показывали? – чуть заинтересованно.

Ну да, с военного завода принесенные. Я совсем дурак. Так я ей и сказал да, и посадят их за это.

– Нет, что вы, Натали Сергеевна, они просто мне рассказывали.

Рука ми разводили, вот такие большущие, их и принести-то невозможно. Кошу под дурачка, для Витоли и косить не надо.

– Понимаете, Натали Сергеевна, они когда мне сказали, что если буду плохо учиться, то отдадут в мореходку, я даже в боло перестал выходить играть вечерами, вот.

Далось мне его боло, но гоню пургу дальше.

– И вот понимаете отец, он со мной немного позанимался, но у него плохо получается. Он нервничает почему-то все время при этом.

Пусть думает, что орет и психует.

Надо же накалить слегка обстановку, и, есть надежда, что пожалеет меня, бедного.

Вот он меня учил и учил, как он знает сам. Мне не совсем понятно, но вот, вот это немного показал и…, и все… вот.

Фу х, ка жется, отмазался, – ду маю про себя. Чу вству ю, поверила. С трудом, но поверила.

Натали Сергеевна смотрит на меня с сочувствием и небольшой толикой недоверия, где-то два к одному.

Думаю, надо переключать ее внимание на что-нибудь, ибо нафиг-нафиг.

– Это, Натали Сергеевна, вы мне обещали рассказать про этих людей. С этого второго континента, про энерджазинов, вот.

Ни черта она мне не обещала, но пусть попробует это сказать, и я буду канючить до последнего, отыгрывая маленького мальчика.

Чего бы не хотелось, но если придется, то всегда пожалуйста.

Смотрю, задумалась.

– А что ты знаешь про энерджазинов?

Э, а что я знаю про них? Э… а ничего я про них не знаю и Витоли тем более, тоже ничего не знает про них, да и не знал. Они ему до звезды были, если что, весь мир для него – одно сплошное БОЛО.

– Я знаю, что живут на другом континенте и что владеют магией и «листиками», вот.

«Магия» здесь – разрешенное слово, но не применяется. Вроде нашего «экстрасенс». Они есть, их даже видели некоторые, но говорить об этом не принято, ну разве что когда девушку охмуряешь. Тогда да, тогда все мы сплошные маги и экстрасенсы.

На «листочки» она ожидаемо посмеялась.

– Ладно, расскажу немного. Понимаешь, Витоли, эти энерджазины, они не совсем люди или даже скорей совсем и не люди. Отличий, правда, не много от нас. Они немного выше людей, но стройнее, и у них чуть больше нашего уши и слегка заостренные на верхних концах.

О, блин, эльфы, ити его мать. Вот где они окопались, тогда я про них больше тебя знаю. Это и лесная, там, магия, и заговоренные стрелы, это мне все тогда понятно. Хотя стоп, стоп это я как Витоли, как пацан рассуждаю, а надо послушать, что местные скажут. Может, все совсем по-другому, хуже, там, или лучше – не важно, поэтому слушаем молча и не перебиваем умных и знающих, много знающих людей.

– Также энерджазины владеют магией. Могут заставлять, не скрещивать растения и животных селекцией, как делаем мы, а именно прямо на животном делать эксперименты и получать новое животное или растение с нужными им или нам, например, свойствами.

Вот возьми наших смож, их вывели энерджазины. Они взяли наших диких буйволов синшеруш, что с таким трудом добывались в лесах и степях предгорий Кареза, и вывели из них домашних сможей. Правда получились немного мелкие против их прародителей бывших, но зато полностью одомашненные и очень добрые и спокойные животные. Здесь в столице их только едят, а в малых городах и деревнях на них и ездят, и поклажу возят. Потому что ослики и ишаки, хоть и хорошие животные, но их экспорт идет к нам в страну из халифата, а там нам надо рассчитываться злотами за них. Это нашей империи невыгодно. Что про лошадей, то эти животные не всем по карману, даже для дворян линии, породистые если имею ввиду.

Понимаешь меня, Витоли?

– Да, вы очень хорошо все объясняете, Натали Сергеевна.

Попытался взять опять за руку – ни черта не далась. Опытная уже, руки убрала подальше от меня. Ладно, посмотрим.

– С магией, как ты говоришь, «листочек», – чему-то улыбается, – это для влюбленных растет в Колахари, это так континент энерджазинов называется, где они живут. Ну, ты это и сам должен знать, по географии учат, а нет, Бригиду Петовну спросишь. Вот там есть дерево Семурен, с него эти листочки и берут, потом их замагичивают волшебники-энерджазины.

– А они что, там не все волшебники и маги? – Надо хоть комментарий вставить.

– Все, – слегка пожимает плечами, – только все имеют разную силу. Один такой листочек будет зачаровывать целый день, другой только посмотрит и готово, но стоить это будет больше, чем тот, что целый день зачаровывал. Вот понимаешь меня?

Я-то понимаю. Лекция познавательная и очень мне интересная, но меня и другое тоже сейчас интересует. А именно ее рука, что она так неосмотрительно опять положила на парту. Осторожно беру ее руку в свои руки и поглаживаю ее.

Она пытается отобрать, но не сильно преуспевает в этом, да и не очень хочет, видимо.

Говорит:

– Не нужно этого тебе, у тебя вон Марти есть.

– Марти – это одноклассница, а вы, Натали Сергеевна, моя… учительница, вот.

Еще я что хотел сказать.

– Можно и вторую руку?

– Зачем тебе? – немного заинтересованно и чуть опешив от моей наглости.

– Пока не знаю, вот дадите, тогда и скажу.

С подозрением смотрит на меня, потом нехотя мне протягивает ее.

Беру, глажу и задумываюсь, даже гладить забываю. Она выдергивает руки и с вопросом смотрит.

– Понимаете, только не обижаетесь, пожалуйста, на меня, хорошо, Натали Сергеевна, хорошо?

Она со все большим подозрением на меня смотрит.

– В чем дело наконец скажешь? – спрашивает все более подозрительно.

– Понимаете, Натали Сергеевна, вы больны, – бросаюсь решительно словом, как в холодную воду окунаюсь.

– Я не знаю чем и как, но что-то с вами случилось. Вам бы в больницу, это не смертельно. Я не знаю, правда не знаю, но что-то с вами. Я не знаю, как сказать, Натали Сергеевна, но в общем надо к врачам вам сходить обязательно.

Я частю, торопясь, пытаясь донести до нее то, что я хочу сказать, и как все это непонятное, даже мне, объяснить ей.

То, что произошло, я не планировал. Я ждал вопросов: как? почему? А услышал:

– Уходи и оставь меня, слышишь? Уходи немедленно, – и она стала вставать.

Я с удивлением, но тем не менее проворно встал и умелся, кто его знает, что там на уме у нее. Но разгневанная женщина – это что-то.

А такая разгневанная женщина, как Натали Сергеевна, – это тем более что-то.

Да и память Витоли, невовремя подключившаяся, по поводу характера у Натали Сергеевны. В общем выгнала она меня из класса, да и из самой школы, только на улице пришел я в себя.

Ого, как меня-то проняло, страшная женщина Натали в гневе, ох, страшна.