Текст книги "Люди и Нелюди"

Часть 6. Натали Сергеевна

– Дался ему этот его паровичок, – слегка возмущалась Натали Сергеевна на мужа. – Вот любитель всякого гремящего и лязгающего железа. Да, еще и, как сорока (здесь другая птица и название другое у нее, но блестящее любит – значит, сорока), любит все красивое и блестящее, а мне теперь отдувайся с этим не самым одаренным учеником Витоли Вилесс. Ведь, как смож, на уроке сидит, только про свое боло целый день говорит, и его же гоняет с друзьями, и больше ни в зуб ногой. Родители бегают, бегают, проталкивают сына везде, а он, поганец, и учиться не хочет и не желает. Ведь все в жизни потом пригодится, не как плебей же работать, хотя и поделом ему потом будет.

Вот подписалась на репетиторство, все из-за Гесика моего ненаглядного. Вот хочет свой паровичок разукрасить, а злотов, как всегда, не хватает ему на это, а тут эти Вилессы и расстарались с помощью своей. Толку-то с того не много, думаю, будет, скорее, без толку все это, поздно уже куда-то его учить, раньше думать надо было. Ему с самого начала все надо начинать, а сейчас за четыре месяца вряд ли что успеть, что за десять лет не выучил, а, да что говорить… даже если он будет стараться, все равно не успеть, – сама с собой возмущалась Натали Сергеевна, ожидая прихода подопечного.

Слишком много запущено. Я-то его знаю как, как…, он и за пятый класс не потянет отвечать программу, да он даже квадрат умножения, наверное, не весь знает и помнит, болист несчастный. Родителей его жалко только, знаю я их, ведь тоже не при императоре во дворце служат, а на заводе работают, а там злоты просто ни за что пока никому не дают.

Милорды братья Ватоо, младший Соти и старший Малео, владельцы, зря никому ничего не платят и только на совете деньги из императорской казны выбивают хорошо на военный заказ, а вот отдать своим работникам лишний серебряк и дворянам-специалистам злот подкинуть – уже с большим трудом.

Ладно, я их, родителей Витоли Вилесс, предупредила. Будет стараться, и я со всей душой тогда помогу, а нет, откажусь, и пусть что хотят делают с ним, своим «дарованием», потом сами. Дуракам и лодырям никакое, видимо, дворянское собрание не поможет. Вот явился, ну-с посмотрим на дарование наше, мое… горе.

Часть 7. Витоли-Сергей

Новый день, нова… новые обстоятельства.

Лицо Натали Сергеевны мне не понравилось. Таким взглядом смотрят скорее на безнадежно больных. Жалко и помочь не в силах, знаем, лежали, если что. Бодро поздоровался – а что, с хорошим человеком можно и три раза на день поздороваться. Чтобы сразу все прояснить и не пускать пыль в глаза, которой и нет. Решил сразу признаться, что ни черта, по-местному – ни демона, в математике не знаю. Выразился, конечно, по-другому, но смысл от этого совершенно не поменялся.

Я думаю, не большой секрет для Натали Сергеевны открою. Уж про меня она все знает, ну это я думаю. Вряд ли для хорошего учителя знания его ученика являются большим секретом. Всех они видят, только иногда делают вид, что не знают. В том, что Натали Сергеевна – хороший учитель, я не сомневался, что за человек – вопрос уже спорный, а педагог… уу-у строгий, и Витоли подтвердит.

Признался, ей понравилось, покивала, подтвердила, – а что я говорил.

Действительно знает, что я ничего не знаю. Вместе решили, что она задает вопросы, начиная с четвертого класса, а я на них отвечаю или пытаюсь по крайней мере. Это затем, чтобы определиться, где я отстал и как это далеко находится от нашего, моего нынешнего десятого класса.

Потом выработать план, как я буду преодолевать это отставание и как быстро у меня это все пойдет.

На последнем моем предложении ее взгляд стал уже откровенно скептический.

Ну-ну, мы еще посмотрим. Мне бы только адаптировать символы того и этого миров, а то уж больно они разные по написанию по крайней мере, а там я развернусь. По математике у меня ниже четырех никогда не было, у нас на земле, я имею в виду.

Потому как здесь четыре – это просто наша двойка или около того. Вот ее и имел всегда Витоли. Вот парадокс: миры разные, тела были разные, а оценки одинаковые, это шутка.

Все, хорош, сосредотачиваюсь на занятиях, а то привет, мореходка, что в данном мире равно отсроченному смертному приговору, впрочем, ненамного и ненадолго отсроченному.

Начали с таблицы умножения, здесь зовется «квадрат умножения», ну даже не смешно, Пифагору привет.

Я ее отбарабанил, только от зубов отскакивало, чем вызвал удовлетворительный хмык Натали Сергеевны. Дальше больше, примеры с одним неизвестным – да как дважды два, – вот могём, когда хотим, или мо́гем.

Она уже заинтересованно на меня смотрит. Идем дальше, пошли углы, круги, градусы, и я неожиданно для себя поплыл. А куда деваться, у нас 360 в круге градусов, а здесь 256, поняли мою проблему?

Прямой угол – сколько градусов? Думаете, девяносто?

Во-во, и я так сказал по запарке и на автомате и пролетел как фанера.

Потом, правда, пересчитал, поправился и только стал показывать правила расчета и пути решения, у Натали Сергеевны глаза стали расширятся: да-с, растем потихоньку. Дальше небольшой затык минут… секунд опять не 60, а 64 штуки, дались им эти числа, но другой мир не под себя же переделывать, и здесь я обошел проблему, не пересчитывая, а только показывая пути решения и все на этом.

Уже много позже я узнал, почему такие единицы измерения.

Число двенадцать – священное число по числу богов. У этих энерджазинов осталось, а у людей по причине урезания богов или их, скажем, сильно уменьшенного влияния, перешли на десятизначную систему, слава Всевышнему. Правда часы с их двенадцатью дня и столько же часов ночи, а не двадцать четыре, как у нас. Это не приветствуется, и не поймут, только 12 ночи или столько же дня. Углы – так же производные двойки или двойников, зло-добро, день-ночь, он-она, чтобы понятнее было, такая инь-янь земная.

– Слушай, Витоли, а я ведь была о тебе гораздо худшего мнения, даже браться не хотела, – покаялась мне Натали Сергеевна. – Смотри, а у тебя все замечательно получается. По крайне мере седьмой класс мы уже прошли весь. Я рассчитывала, что ты и на шестой класс не вытянешь знаниями, а поди ж ты. Ладно, что дальше делаем? – Уже несколько вопросительно на меня смотрит и с некоторым уважением, пока, правда, сильно небольшим.

Я, если честно, устал и мозгами, и языком молоть, честно, устал, ведь больше часа бу-бу-бу прибавить, разделить, умножить, сколько можно.

Говорю:

– Натали Сергеевна, расскажите лучше вы что-нибудь, а то я устал немного.

Она удивилась:

– Я же тебе и рассказываю все.

– Это не то, – слегка развожу руками, поясняя свою мысль.

– Натали Сергеевна, вы мне о себе лучше расскажите. Мне же интересно, мне говорили, что у вас очень интересная жизнь была, ну, пожалуйста, мне очень интересно, – канючу я, кося под маленького мальчика. Чем-то зацепила меня Натали Сергеевна, и хочется про нее больше узнать. Странно немного это. Уж кто-кто, а Натали Сергеевна никогда Витоли не интересовала, ни в каком виде, разве что во сне и в кошмарах.

Часть 8. Натали Сергеевна

 
Мальчик не странный,
он просто другой.
Потому что не здешний и
здесь он чужой.
 

Странный мальчик, никогда не замечала его. Да и что замечать пустое место? Ни то ни се ведь, сидит он в классе, не сидит – разницы и нет никакой, и вот это репетиторство.

И что ее подвигло на это? Гесик настоял, да при чем тут ее Гесик, шел бы он берегом, как говорил, бывало, Шарафик, мой Шарафик.

Воспоминания вдруг нахлынули рекой, сплошным потоком смывая годы жизни и наслоения слухов, грязь и дворянской молвы шепотки.

Натали Сергеевна была, именно была, какая же глупая была (это самокритика), это несмотря на то, что она была первый и самый молодой аналитик империи Руси. Всевышний, какая же глупая, может, потому что молодая и неопытная.

История Натали Сергеевны была не простая, а замудренная. Там переплелись и любовь – куда ж без нее для девушки, – и интрига императорского двора, и церковь, и даже боги. Не один бог, который Всевышний и Единый, хм-хм, а именно боги, все двенадцать – сколько их есть. Только тс-с, это уже секрет имперский, не очень и большой в общем, но все же.

Хорошая родословная: сестра ее матери замужем за дядей императора. Не любовница, а именно жена, почувствуйте разницу по нынешним временам. Именно по этой причине вокруг нее вилась половина кавалеров двора, а не по причине ее красоты, как все они говорили ей. Хотя красота была, была, Всевышний побери, и даже сейчас осталась… вроде.

Вон Гесик постоянно ревнует и даже любовницу не завел, говорит: «ты меня тогда бросишь, а я без тебя не могу», дурачок, что с него взять.

В шестнадцать лет Натали уже окончила школу. Проходя за год по два курса, даже в первый класс она не ходила, пойдя сразу в третий. Это для девочки тем более удивительно.

Нет, дискриминации нет никакой, но ведь девочка, цветок, который надо холить и лелеять, до… замужества. Да, цветок или нет, бриллиант чистой воды, как называл ее Шарафик, а остальные – просто бриллиант, и имели в виду в первую очередь не ее красоту, а именно твердость бриллианта.

Меня ничто не могло сломить, даже иерархи церкви, хотя я и по краю всегда ведь ходила. Мне, наверное, единственной в свое время светило взойти на костер за ересь в столице.

Не так часто и горят они в последнее время, – размышляла Натали Сергеевна.

Только в маленьких городках в основном, и то в основном по границе с халифатом. Там еще есть ересь и силы ее подпитывающие, а здесь, в столице, скорей на рудники пошлют или по морю плавать мореходом. Пиратов вон гонять, все больше пользы, а без толку людей жечь – это только для острастки, другой пользы и нет никакой, это она как аналитик, хоть и бывший, точно знает.

Окончив школу, она тут же перешла в институт паровых двигателей и их расчета. За таким малозначащим, хотя и модным тогда названием – как же, паровые двигатели – это наше будущее, это пароходы, паровики или личные паровички, тогда их еще и не было ни у кого. Слишком они капризные были в работе да и громоздкие больно, только на корабли ставить. Вот и она поступила в этот институт и сразу на второй курс. Как-то все вышло, что с первых дней учебы ей пришлось обсчитывать работу парового двигателя на кораблях, когда единолично или совместно с парусной оснасткой.

Вот тогда она и встретила свою первую любовь – Шарафика Мурзинова. Бывшего капитана фрегата, бывшего командира пиратского корабля, захваченного в водах Руси, где он оказался ну чисто случайно. Всю команду, как это и всегда происходит, половину перевешали в силу негодности и невозможности принудить мореходов к работе, а половину, наиболее здоровую и послушную, на рудники отправили, пусть отрабатывают, а Шарафика отправили в столицу, сюда, в институт, консультантом.

Во-первых, умный и по этой причине не стал отказываться делиться секретами халифатских корабелов. Военные Руси не все знали в морском ремесле, при всем восхвалении русинских мореходов и их непревзойденных корабелов. Халифатские корабли все же были и лучше, и быстроходнее тогда, да и сейчас еще неизвестно, кто первый и кто лучше.

Вот и Шарафика отправили сюда, где он, дав естественно клятву полной верности императору Руси, обучал корабелов и придумывал новые формы для увеличения быстроходности и дальности плавания, в общем делился секретами по доброте душевной или еще какой. Хоть и пират, а жить-то хотелось.

Вот там они и познакомились, опытный и битый жизнью капитан пиратов, и пигалица, начинающий аналитик и близкий родственник императора. В то время она уже заканчивала институт и ей часто перепадали вот такие внеплановые лабораторные расчеты. То обсчитать работу парового котла на судне, а то и просчитать демографическую ситуацию в столице да и во всей империи Руси.

Институт-то был многопрофильный. Только слащавые и приторные сыны высших аристократов, милорды, так их растак, считали, что здесь обсчитываются и создаются двигатели для кораблей и паровиков и все. Высшее же начальство из милардов старшего поколения их отцов знало, что здесь, в отдельном крыле, вход только по спецпропускам с обязательной стражей на входе. Что здесь обсчитывают совсем другие паровички, или, скорее, паровики истории, локомотивы прогресса и будущего процветания империи Руси.

Здесь просчитывались на годы и десятилетия планы, какой курс держать, с кем дружить, как жить людям и вот сколько иметь жен и любовниц. Да-да, и это тоже здесь просчитывалось. Как она смеялась, когда на защите диплома ей дали премию за красиво выполненные расчеты парового котла для первого частного паровичка миларда Колизи. Потом, буквально в соседнем крыле через час после сдачи, она крыла последними словами маститых академиков во главе с этим самым милардом Колизи и вместе с церковными иерархами в придачу, дура, за их дела и поступки, идущие во вред империи русинов.

Но это она поняла, к сожалению, много позже, не сильно и много-то.

Доказывая, что одна жена и одна любовница никак не подымет количество мужчин в империи и для стабильного прироста населения и его мужской части в особенности, что нужно как минимум хотя бы еще две жены – или пусть любовницы, как их ни назови, это сути не меняет, мужчина потянет, ему не рожать, – кипятилась она, доказывая свою правоту, – только тогда у страны есть перспективы. Может быть, ей что-то и удалось всколыхнуть в замшелых головах академиков, но против поднялась церковь со жрецами, и диплом вместе с аналитической справкой зарезали или, скорее, отложили в долгий ящик.

То, что она тогда не поднялась на костер, это только благодаря императору, хотя как сказать, что лучше или хуже для нее могло быть. Может, и лучше был бы костер.

То, что она часто помогала в расчетах паровых двигателей для пароходов и поездов, – все это и вынуждало ее находиться среди инженеров и расчетчиков этих самых пароходов, хоть тогда еще очень простых и немножко примитивных.

Вот где тогда и был главным консультантом по кораблям ее Шарафик, для нее тогда Шарафика Мурзинов. Неизвестный, темный лицом и страшный такой и грозный капитан фрегата из самого халифата.

Как-то очень незаметно он из грозного и страшного капитана-пирата стал для нее и просто капитан, а потом и просто Шарафика.

Они часто гуляли в институтском парке. Хотя Шарафика и был уже подданным Руси за былые заслуги, но выход в город ему не рекомендовался без особой нужды. Вот они и гуляли по институтскому закрытому парку, места здесь хватало.

В это же время и император – ничто не чуждо сильным мира сего – почтил с визитом их институт. Как же, ведущий институт, занимающийся передовыми технологиями строительства пароходов и прочих механизмов с паровым двигателем. Почему бы и не посетить императору и закрытое крыло в том числе и в обязательном порядке?

Вот там и встретились император Владен и пигалица Натали Сергеевна, тогда еще просто Натали. Красота сразу сразила их величество, и ей поступило такое ненавязчивое предложение, причем не от самого императора, вряд ли бы она тогда смогла что сделать и ему отказать.

От таких предложений не отказываются, а только от какого-то императорского прихлебателя, что всегда крутятся возле монарших особ.

Вот от одного такого и поступило, что, дескать, пусть она подойдет с высочайшим прошением, и император, может, соблаговолит.

Прихлебатель был послан с юношеским или тем более девичьим максимализмом и… все на этом как бы закончилось.

Вроде бы ничего, но любовь к Шарафику и даже уже чуть заметная беременность и, пока суть да дело, вдруг ставшая просто заметной. Да еще секретный диплом по демографии населения Руси, никак не прибавивший ей любви и среди церковников Единого и поборников старых традиций.

Император Владен, спасибо ему, конечно, не дал ей взойти на костер тогда. То ли помня ее красоту, то ли по каким другим причинам, но из института ее выгнали, и в первый круг, как и центр столицы, если что, с императорской резиденцией вместе и всеми главными зданиями, ей вход отныне был строго воспрещен.

Вот с тех пор она и преподает математику в школе второго круга, вот для таких бездарей. Император же ей отплатил, сразу же по уходу из института, а может, и не император то был, а тот… прихлебатель.

Она еще и в школу не устроилась, а только жила на окраине столицы, снимала квартиру там, как на нее напали местные то ли воры, то ли бандиты. Только, правда, какие-то неправильные, нет бы ограбить и изнасиловать. Беременность не в счет, слишком малый срок, не так и заметно было, и кого она когда останавливала. Но нет, они напали и избили ее только, причем били по животу в основном и немного по ногам. По лицу вообще ни разу не ударили, даже фуфайкой закрыли, чтоб не поцарапалась об мостовую, видимо, сволочи. Хотя тогда она решила, что ее задушить хотели. Потом она думала, что чтобы лиц не увидала их, и только годы спустя догадалась. Чтобы красоту лица не испортить, чтобы жила и мучилась. Ребенка она тогда потеряла, и, самое главное, и способность иметь детей в будущем тоже.

Вот когда она лежала в больнице, тогда и познакомилась со своим будущим мужем. Он, разбойник такой, лежал в очередной раз с переломом ноги, опять где-то с кем-то что-то не поделил на дуэли. Лежала она там долго, он тоже, вот и судьба. Не то чтобы она его любила. Вот он, видимо, ее – да. Так на ее красоту запал, что больше ни о ком и слышать не хотел, даже несмотря на то, что она больше не могла иметь детей.

А она? А что она?

Ничего, конечно, этого она Витоли говорить не стала. Мал он еще слишком для таких сложных и неприглядных жизненных историй. Да и нельзя, если что, все это говорить, а вот про Шарафика можно и сказать.

Почему бы и нет? – Она мстительно чему-то улыбнулась про себя.

Часть 9. Витоли-Сергей

Сначала я думал, откажется. Кто я для нее, и кто она, сопляк и пожившая женщина, хоть и красивая, чертовка, и выглядит явно не на свой возраст, это любой из одноклассников скажет.

Но нет, не отказалась, странно. Рассказала про свою любовь первую. Какого-то моряка, или по-местному морехода, но это не суть важно, привыкну как-нибудь. Да еще и иностранца, как оказалось, с соседнего государства халифат. Ничего себе, какие скелеты у нашей математички в шкафу лежат. Ведь мы не очень дружны с этим государством, если не сказать больше. Правда, может, раньше лучше были наши отношения.

Весь рассказ ее зан ял довольно много времени. Рассказ часто смещался на подробности кораблей и места, где бывал и служил ее Шарафик, когда был капитаном корабля.

Натали Сергеевна сидела за кафедрой, а я стоял, как и стоял до этого, около нее и соответственно около доски, где перед этим и отвечал.

То, что она рассказывала, я чувствовал, было немного или скорее много адаптировано для моего детского, как она считала, ума.

Много было недосказанного и просто скрытого. Ну, я и не хотел много знать об этой их и ее истории. Мне больше нравился внутренний мир самой Натали Сергеевны, как она видит нас, школьников, меня, например. Как устроилась в жизни, как живет здесь и сейчас?

Ведь любая информация сейчас для меня – как новый мир для только народившегося ребенка. Потому как Витоли не великий кладезь информации, если не сказать хуже. Здесь же сведения из самого дворца и из первых рук, можно сказать, а они никогда лишними мне не будут.

Да и нравиться мне она что-то начинает, э-м, м-да, дела, однако, сам не ожидал.

Пока она говорила, я незаметно взял ее за руку. Она лежала безвольно и, считай, бесхозно на кафедре. Стал потихоньку нежно гладить ее пальцы, а когда она закончила говорить, взял и поцеловал их. Ну захотелось вдруг, что тут сказать могу на это, сам не ожидал от себя такого поступка.

Она внезапно нахмурилась и почти вырвала у меня ру к у.

– Что вы себе позволяете, молодой человек? – это ее первые гневные слова.

Я сам, не совсем понимая, говорю:

– Натали Сергеевна, вы как чистый бриллиант. Я вами восхищаюсь и просто хотел выразить вам, вам… свое восхищение. Простите, если что не так что-то сказал и сделал, – и кланяюсь.

Здесь небольшое отступление: поклоны, как ни странно, здесь не принято бить. Вернее, они есть, конечно, кто не любит преклонения, но это, скорее, к жрецам или монахам больше и в светской жизни как бы не используется или вот так, как максимальное уважение, что ли.

Она, вроде, успокоилась и спрашивает:

– А своим одноклассницам ты не пробовал выразить таким способом свое восхищение? – улыбается, но скорей немного натянуто пока.

Это на что она намекает? Ладно, поиграем.

В ответ ей:

– Понимаете, бриллиант, пусть и с родословной или тем более с родословной, всегда выиграет у стекла, каким бы новым это стекло ни было.

Хм, это же надо, как я завернул, – бриллиант и с родословной – и не подкопаешься, если что, хотя правду сказать, экспромт это, чистой воды мой экспромт.