Текст книги "От носорога к единорогу. Как провести компанию через трансформацию в цифровую эпоху и избежать смертельных ловушек"

Что происходит, когда компания, задуманная для создания ценности для потребителей, конкурирует с компанией, созданной для эффективного управления сложным набором активов? Если их предложения сравнить напрямую, то выбор будет звучать примерно так: «Вы предпочитаете большую конфету за 5 центов или маленькую за 10?» Несложный выбор. Неудивительно, что потребители предпочитают первый вариант почти в ста случаях из ста.

Подрывные инновации были известны в течение некоторого времени, их всесторонне описал Клейтон Кристенсен в очень важной книге «Дилемма инноватора», вышедшей в 1997 году[28]28
  Christensen, Clayton M. The Innovator’s Dilemma: When New Technologies Cause Great Firms to Fail. Boston, MA: Harvard Business School Press, 1997.


[Закрыть]. Их ключевой особенностью был существенный компромисс в важном измерении качества. Возьмем примеры из книги Кристенсена. Когда появились пневматические экскаваторы, они годились лишь для узких траншей. Когда на рынок стали вышли мини-заводы, они могли поставлять только строительную арматуру. Подрывные инновации всегда начинались на периферии рынка, в сегментах, не слишком привлекательных для действующих игроков. Порой проходили десятилетия прежде, чем они становились серьезной силой в отрасли, в начале пути они всегда были связаны с компромиссом в полезности для потребителей.

В случае с «цифровым разрушением» все происходило иначе. Amazon предлагал больший выбор книг по лучшей цене, чем большинство книжных магазинов в мире. Оплату онлайн и ожидание в пару дней можно считать неудобством, но вряд ли серьезным. AirBnB или Uber идут дальше, приближаясь к сравнению конфет: разве вы не предпочтете арендовать уютную и дешевую квартиру вместо унылой и дорогой гостиницы? Современную машину с вежливым водителем – видавшему виды такси с уставшим таксистом, которое, вдобавок, дороже? Поскольку у потребителей нет компромиссов, «единороги» не теряют времени на периферии рынков. Они впрямую атакуют «ядро» клиентов, часто самых прибыльных: опытных, много ездящих путешественников, постоянных пользователей такси или страстных читателей.

Почему «единороги» могут это сделать, а «носороги» не могут? Бизнес – не просто предоставление бесконечной выгоды клиенту, но и получение прибыли для себя. Отдавая слишком много, вы просто уничтожаете экономику своей компании, а в конце концов теряете и саму компанию.

Правда, на которую часто не обращают внимание, заключается в том, что у «единорогов» действительно есть сильная экономика (по крайней мере, у большинства из них). И у них бывают ошибки и плохое управление, но в целом электронная коммерция имеет уже более чем двадцатилетнюю историю, и многие ее игроки доказали свою финансовую устойчивость. Однако они структурируют свои операции иначе, чем «носороги». Они находят способы решения неразрешимых дилемм, или «ключевых противоречий», в терминологии пионера теории инноваций Генриха Альтшуллера. В развитии любой бизнес-модели присутствует точка, после которой почти невозможно дальнейшее улучшение: оптимизируя одну часть, вы резко ухудшаете другую. Наиболее важное противоречие в бизнесе касается как раз баланса потребительской ценности и прибыли: если вы дадите клиенту больше сервиса, ваша экономика этого не выдержит, если же начнете увеличивать собственную прибыль, клиенты уйдут сильно разочарованными.

Это ключевое противоречие очень наглядно проявляется в розничной торговле. Клиенты хотят бесконечного выбора по хорошей цене. Технически здесь уже есть конфликт: предоставление большого выбора стоит дорого. Нужно больше складов, грузовиков и обслуживающего персонала. Начиная с определенного момента сложность резко возрастает. С другой стороны, доходы от этой сложности очень быстро сокращаются. Большинство клиентов чаще всего приобретают весьма ограниченный набор продуктов. Есть, конечно, знатоки, падкие на любую экзотику, но их доля в населении невелика. Если вы хотите создать идеальное обслуживание, вам нужно принять во внимание их существование, но последствия для вашей операционной экономики могут быть плачевны. Вот здесь – ключевое противоречие: чтобы дать большую ценность клиентам, вы должны расширить предложение, однако расширение предложения приведет либо к более высоким ценам (убивая ценность для большинства клиентов), либо к операционному убытку.

Но тут появляется «единорог» – Amazon. Он начал с сегмента рынка, где ключевое противоречие наиболее ярко проявлялось: книги и музыкальные записи. Их дорого хранить и выставлять. Требуется штат, чтобы поддерживать сложный порядок: по жанрам, по авторам – иначе потребитель столкнется с полной неразберихой. При этом большинство клиентов не выходит за рамки списков бестселлеров или хит-парадов. Однако существует небольшое меньшинство фанатов с почти ненасытным аппетитом к покупкам, чьи вкусы вряд ли предсказуемы и для которых ассортимент никогда не бывает достаточным. Это самые ценные клиенты, они часто тратят на книги или записи в десятки раз больше, чем средний покупатель. Они не слишком чувствительны к ценам, но переметнутся к конкурентам, если не будут удовлетворены выбором. За ними последуют и многие обычные покупатели.

Amazon снял это противоречие. Массовому рынку он предлагал очень привлекательные цены. «Ботаникам» – практически неограниченный выбор, к тому же с очень удобным поиском. Он даже дал им инструменты, чтобы хотеть еще больше: сервисы рекомендаций. С операционной точки зрения он избавился от главного источника затрат, собственно книжного магазина, очень неэффективного способа показать товар лицом. Amazon создал онлайн-витрину, – причем глобальную. Сложную логистику товара Amazon сконцентрировал на одном огромном складе, который можно было бесконечно оптимизировать. Таким образом было разрешено противоречие, потребитель получил и привлекательную цену, и огромный выбор, а магазин – достаточную прибыль[29]29
  Чтобы быть точными: Amazon известен тем, что генерирует весьма небольшую чистую прибыль. Мы подробно рассмотрим этот вопрос позже, а сейчас просто отметим, что это – результат сознательного стратегического выбора, а не плохого операционного управления.


[Закрыть].

Если бы не железный занавес, Генрих Альтшуллер[30]30
  Источник: https://en.wikipedia.org/wiki/Genrich_Altshuller.


[Закрыть] «вероятно» был бы включен в число наиболее известных теоретиков бизнес-инноваций. Он разработал мощную теорию решения изобретательских задач (ТРИЗ – в русской аббревиатуре)[31]31
  Источник: https://en.wikipedia.org/wiki/TRIZ.


[Закрыть], в центре которой была идея выявить ключевое техническое противоречие и найти способ его устранения.

В конце 1940-х годов, еще в старшей школе, он выиграл конкурс на создание специальной экипировки для пожарных, позволяющей почти час оставаться в центре открытого огня. Хитрость была в том, что общий вес охлаждающего агента и запаса кислорода для дыхания был физически неподъемным. Юный Генрих пришел к яркой идее: жидкий кислород сам по себе является охлаждающим агентом (при минус 183 °C), так пусть он просто циркулирует по скафандру, а его испарение обеспечит воздух для пожарных. Из алгоритма решения этой проблемы Альтшуллер разработал теорию, по его утверждению, универсальную для всех технических задач. Осмелившись представить эту теорию Сталину, он был арестован и на восемь лет отправлен в лагерь – его образ мышления коренным образом отклонялся от официальных подходов к организации советской экономики. В 1960-х годах, в пору хрущевской «оттепели», Альтшуллер опубликовал несколько книг, в которых очень убедительно и практично развивал свои идеи. Если бы эти книги были доступны на Западе в то время, вероятно, они оказали бы существенное влияние на понимание творчества в технике и бизнесе, в одном ряду с работами Эдварда де Боно, автора концепции «латерального мышления». Школа последователей ТРИЗ растет во всем мире, эта теория однозначно заслуживает более широкого признания.

Подумайте о любом другом «единороге» – и найдете ту же модель решения ключевого противоречия отрасли, ограничивавшей создание ценности для клиентов. Строительство отелей и управление ими сложно и дорого, удобнее всего это делать на основе единых стандартов. Однако путешественники прежде всего ценят неуловимое чувство домашнего уюта. Если вы разрешите противоречие, как это сделал AirBnB, то быстро станете крупнейшим в мире отельером. Вождение такси – утомительная и не очень выгодная работа. Чтобы владение таксопарком было операционно эффективным, необходимо эксплуатировать машины почти до их естественного конца. Но клиенты хотят дружелюбных водителей и красивые новые автомобили – и поэтому появился Uber. Владельцу малого бизнеса нужно привлекать всего несколько десятков клиентов в день. Но реклама наиболее рентабельна при больших масштабах – например, на ТВ, – а крошечные объявления остаются незамеченными в местных газетах, поэтому Google AdWords стал истинным благом для микромаркетинга…

Дилеммы нельзя решить частями. Необходимо переосмыслить всё целиком, и именно так делают «единороги». Они конкурируют не только за конечный рынок, но и перестраивают всю цепочку создания стоимости, предоставляя новый уровень услуг всем ее участникам. Эту часть обычно упускает классическая теория конкуренции, которая предполагает, что финансово успешная фирма будет достаточно привлекательной для сотрудников, поставщиков, инвесторов и всех других стейкхолдеров. Ведь люди занимаются бизнесом ради денег, разве нет? Значит, тот, кто получает деньги от потребителей, имеет достаточно власти для того, чтобы покупать у поставщиков все, что заблагорассудится.

«Единороги» следуют обратной логике: сперва они добиваются идеальной интегрирации во всей цепочке создания стоимости, а затем приходят к клиенту с предложением, от которого он не может отказаться. Эта концепция известна как «минимальный жизнеспособный продукт» (MVP, minimal viable product): на каждом этапе его развития вы приносите максимальную возможную ценность – как клиентам, так и другим заинтересованным сторонам, включая поставщиков. Последним «единороги» обещают открыть новые горизонты, требуя в ответ открытости новому мышлению в производстве и логистике. Работая с «единорогами», их поставщики зачастую сами становятся более экономически эффективными[32]32
  В концепции MVP ключевым словом является «минимальный». Здесь ярко проявляется отличие «единорогов» от «носорогов», пытающихся конкурировать с ними. По данным McKinsey, некоторые банки тратили на MVP суммы в размере «от 5 до 20 миллионов долларов» (https://www.mckinsey.com/industries/financial-services/our-insights/how-banks-can-use-ecosystems-to-win-in-the-sme-market). В среде стартапов считается, что современный MVP, подходящий для выхода на реальный рынок, вполне можно сделать за 5 – 10 тысяч долларов.


[Закрыть].

Ориентированный на активы подход «носорогов» часто приводит к тому, что клиенты получают лишь часть возможной ценности. «Единороги» с самого начала разрабатывают свой бизнес так, чтобы предоставить клиентам полезный продукт.

То, что «единорогам» часто удается замкнуть на себя цепочки поставок, которые складывались десятилетиями, означает, что в жизни люди занимаются бизнесом не только ради денег, по крайней мере «коротких» денег. За нашим экономическим поведением стои́т нечто большее: амбиции, принадлежность, самоуважение и т. д. «Единороги» научились конкуренции в нематериальной сфере. Они крутые, ими восхищаются, они заражают своим энтузиазмом.

В этом – самое слабое место «носорогов»: они слишком приземленные, полностью заняты текущими операциями и в результате довольно скучны. В бизнесе XX века быть скучным считалось, скорее, достоинством. Однако в эпоху Стива Джоббса, Джеффа Безоса или Джека Ма это превращается в очень серьезный недостаток. Вопрос не только в том, как выглядит менеджмент компании в глазах публики, речь идет об использовании силы неденежных мотивов в экономике.

Влияние на рынок может быть поистине разрушительным: это не только структурные изменения, но и финансовые потери. Недавние исследования показывают, что развитие процессов цифровой трансформации – конкуренции «единорогов» – может снизить объем сегмента рынка на 30 %. Такое падение болезненно отражается на «носорогах»: они обнаруживают, что их бизнес-модели разваливаются – высокие фиксированные затраты на поддержание активов больше не покрываются доходами. Напротив, бизнес-модели «единорогов» не подразумевают владения большими материальными активами, и, следовательно, у них мало постоянных расходов. У них совершенно другой фундамент для выстраивания конкурентных стратегий.

ПРОДАЖИ МУЗЫКАЛЬНОЙ ИНДУСТРИИ

ПРОДАЖИ КНИЖНЫХ МАГАЗИНОВ В США С 1992 ПО 2015 (В МЛРД ДОЛЛАРАХ США)[33]33
  Источник: https://www.statista.com/statistics/197710/annual-book-store-sales-in-the-us-since-1992/


[Закрыть]

Исторические данные показывают продажи книжных магазинов в США с 1992 по 2015 гг. В 2015 году продажи книжных магазинов в США были примерно 11.01 млрд долларов, упав с 15,24 млрд долларов в 2010 г.

Среднесрочный эффект цифровой трансформации на стоимость рынков. В длительной перспективе рентабельность восстановится для тех, кто сумеет выжить. Выигрывают потребители – они получают больше качества при меньших затратах.

Сегодня сохраняется окно возможностей (открытое около двадцати лет назад и, вероятно, начинающее закрываться), чтобы решить сложные индустриальные дилеммы, которые не смогли преодолеть нынешние «носороги». Это окно определяется конъюнктурой событий в обществе и появлением необходимых технологических средств.

Мы все много слышали о технологической части: интернет, мобильная телефония, обработка данных[34]34
  Так называемая «связь цифровых сил», представленная исследовательской компанией Gartner в 2012 году: https://www.gartner.com/newsroom/id/2097215.


[Закрыть] и прочее. Социальные сдвиги обычно не так очевидны. Самые дальновидные ученые начали ощущать что-то новое в воздухе на рубеже 1970-х годов. В 1973 году Марк Гранноветтер опубликовал статью[35]35
  Granovetter, M. (1973). The Strength Of Weak Ties. American Journal of Sociology 78, 1360 – 80.


[Закрыть], анализирующую человеческие сети и связи внутри них, которую многие называют наиболее важным достижением социологии второй половины двадцатого века.

Он представил концепцию «слабых связей» – между людьми, которые так или иначе знают друг друга, но не очень близки, – и заявил, что эти связи гораздо важнее в продвижении экономического и социального развития, нежели «сильные» (между близкими людьми). Слабые связи многочисленны и способствуют разнообразию сети, в то время как сильных связей меньше и они устанавливаются между людьми, похожими друг на друга. Когда мы хотим расширить сеть клиентов, найти работу или нанять сотрудника, то полагаемся главным образом на «слабые связи», пытаясь максимально расширить поиск. Современные цифровые социальные сети используют технологию Интернета и смартфонов для установления и поддержания этих важных связей.

Десять лет спустя, в 1982 году, Джон Найсбитт писал, что будущее общество будет «сетевым»[36]36
  Naisbitt, John: Megatrends. Ten New Directions Transforming Our Lives. Warner Books, 1982.


[Закрыть]. В те времена лишь несколько десятков людей в мире думали, что «сети» и «компьютеры» имеют что-то общее. Он не имел в виду Facebook или Instagram. Но видел глубокую социальную тенденцию: люди склонны доверять друг другу больше, нежели централизованным иерархическим институтам. Общество становится «плоским» и стремится к горизонтальным контактам. Эти связи трудно было установить и поддерживать в эпоху до интернета, количество контактов среднего человека было в пределах 150 («число Данбара»). Именно здесь выстрелили новые технологии: теперь средний пользователь Facebook в США имеет около 600 друзей, а для поколения «миллениалов» эта цифра взлетает до 1000.

ЧТО ПРИНЕСУТ С СОБОЙ МИЛЛЕНИАЛЫ?

Меняются не только технологии, но и люди, сложно сказать, что идет за чем. С одной стороны, люди разрабатывают технологии, а технологии меняют людей. С другой стороны, люди часто воплощают в виде технологий те социальные изменения, которые «витают в воздухе». Развитие технологий при этом ускоряется, и каждое новое поколение все больше убегает вперед от предыдущего. Век назад дети и родители были продуктами более-менее одной технологической эпохи. Наши дети будут жить в совершенно другом мире, чем тот, в котором жили мы. Эти изменения будут куда более драматичными, чем те, которые отделяют нас от наших родителей. Мы живем на заре эры искусственного интеллекта и коммуникаций в режиме «мозг – компьютер», при которой мысли попадут в сеть раньше, чем будут выражены человеком. С большой вероятностью мир наших детей станет миром неисчерпаемой и возобновляемой энергии. Но самые драматические изменения, вероятно, произойдут с генетикой и биологией. Технологии уже через 30–50 лет смогут вылечить все известные болезни, остановить или даже повернуть вспять старение, создать суперчеловека и, возможно, сделать этого человека бессмертным.

Невозможно себе представить влияние всего этого на наше сознание, да и само сознание будет, по всей видимости, сильно трансформировано – человек будет интегрирован в сеть. Как это повлияет на бизнес, как это повлияет на экономику, на человека в отдельности и на общество в целом? Ни у кого нет ответов на эти вопросы.

Но ясно, что современные дети не такие, как мы, – это совершенно новое, другое поколение, и его нужно внимательно изучать, чтобы соответствовать его ожиданиям. Наши дети участвуют в голосовых чатах, в которых одновременно присутствуют сотни человек. Это многоголосие не мешает им различать и улавливать отдельные интересные им темы. Они занимаются математикой, одновременно слушая музыку в одном наушнике и разговаривая с друзьями в другом, и это не мешает им отлично справляться с заданиями. Их мозг имеет другую пластичность и по-другому натренирован. Они разбираются в новых гаджетах в мгновение ока.

Также дети этого поколения очень нелояльны к брендам, они мгновенно принимают решение о том, хороший это продукт или не очень, и не дают этому продукту второго шанса.

Компании должны готовиться к приходу этого нового поколения и в качестве сотрудников, и в качестве клиентов.

«Цифровая революция» в действительности является «сетевой революцией», или «революцией связей». Не только люди во всем мире имеют всё больше возможностей для контактов. К ним теперь присоединяются всевозможные устройства. Человеческие сети и «Интернет вещей» сливаются, чтобы обеспечить «Интернет всех и вся». Внутри этого массово взаимосвязанного мира люди и устройства выполняют все виды транзакций, в том числе и бизнес-операции.

В чем роль цифровых технологий как таковых? Они позволяют обрабатывать эти транзакции в огромных объемах и при очень низких затратах. Это открывает все новые рынки – те, на которые не обращают внимания традиционные игроки, рынки «с длинным хвостом».

На большинстве рынков клиенты радикально различаются тем, сколько они тратят. Есть тяжелые и легкие пользователи, первые из них немногочисленны, но обычно обеспечивают большую часть продаж[37]37
  Существует известное правило: «20 % клиентов приносят 80 % прибыли», которое обычно называют законом Парето. Вильфредо Парето, великий итальянский экономист, действительно наблюдал в 1906 году, что 20 % итальянских семей владели 80 % земель в стране. Однако закон, который он представил для возможного распределения доходов, был более сложным, чем просто это соотношение. На самом деле степень концентрации расходов сильно меняется в зависимости от рынка. Некоторые из них довольно равномерные (40/60), другие – гиперконцентрированы, особенно когда речь идет о чистой прибыли. Существуют рынки, где на долю всего нескольких процентов покупателей приходится почти 90 % прибыли.


[Закрыть]. В традиционном бизнесе успешная стратегия заключалась в том, чтобы найти избранную группу клиентов, которые были бы самыми весомыми участниками, захватив «жирную голову» рынка. Эта стратегия наиболее разумна, когда затраты на каждую транзакцию высоки – при обслуживании более ценных транзакций вы увеличиваете свою норму прибыли. Однако есть проблема: каждый поставщик на рынке жаждет заполучить одних и тех же клиентов, поэтому конкуренция в «жирной» части жесткая, и весомые клиенты обычно хорошо осознают свою значимость.

На противоположной стороне распределения продаж находится «длинный хвост» – тысячи, миллионы или сотни миллионов тех, кто тратит очень мало на данный продукт. Вместе они могут представлять значительный объем, но обслуживание их – вызов в мире высоких транзакционных издержек; есть опасность потерять деньги, пытаясь обслужить очень много мелких клиентов. Когда цифровые технологии позволили снизить затраты на обработку каждой транзакции, «длинные хвосты» многих рынков открылись для прибыльного бизнеса.

Рассмотрим пример Google, который накапливает рекламные бюджеты от десятков миллионов малых предприятий со всего света и благодаря этому становится самым большим рекламоносителем в мире. Его конкуренты из традиционной рекламной индустрии тратят миллионы долларов на борьбу за бюджеты таких тяжеловесов потребительского маркетинга, как P&G, Unilever, Coca Cola, Mars и т. д. Чтобы быть успешными, им приходится создавать огромные команды дорогих менеджеров, работающих с клиентами и выполняющих их задания.

Вместо этого Google поддерживает для клиентов систему интерфейсов самообслуживания, не тратя почти ничего на клиентский сервис. Такой подход позволяет получать прибыль от объявлений с бюджетом в несколько десятков долларов. Такая модель оказывается, помимо прочего, более устойчивой к рискам ухода клиентов. Крупнейшие холдинги в мире традиционной рекламы – WPP, Interpublic, Publicis – получают около 20 % своего оборота от нескольких крупных клиентов, потеря каждого из них будет серьезным экономическим потрясением. Крупнейший клиент Google приносит ему менее 1 % оборота (несмотря на то что его бюджет зашкаливает за сто миллионов долларов), его совершенно не страшно потерять.

Сила сетевой революции ощущается во всех аспектах жизни, оказывая глубокое влияние на людей, среды обитания и рынки. Ее использование позволяет «единорогам» добиться значительного преимущества по пяти ключевым компонентам стоимости корпоративной экономики: стоимости приобретения клиентов, стоимости разработки продукта, стоимости операций, стоимости финансирования и стоимости рисков.

На протяжении всей истории индустриализации разработка и запуск продукта была одним из наиболее капиталоемких процессов. Инвесторам приходилось вкладывать много денег в проектирование и создание продукта, а затем масштабировать его до массового производства. После того, как продукт был выведен на рынок и адаптирован к нему, стоимость маркетинга (например, приобретение клиента) становилась более или менее фиксированной и стандартной в рамках одной отрасли.

Стоимость операций – второй по значимости пункт. Операционная эффективность была приоритетной задачей, поскольку стоимость труда и логистики постоянно возрастали за счет увеличения зарплат, растущей сложности цепочек поставок и расходов на выход на новые рынки. Хотя значительная часть издержек, включая труд, логистику, управление, – выглядела постоянной в каждый конкретный момент, однако фактически они были переменными и быстро росли с расширением бизнеса, часто быстрее, нежели прибыль от расширения.

Стоимость капитала, как правило, была высокой, и лишь немногие игроки имели доступ к относительно дешевому капиталу. Это было тесно связано со стоимостью риска инвесторов и почти неподъемно для новичков в отрасли. А значит, обеспечивало мощные барьеры, которые защищали прибыльные «пастбища» существующих «носорогов».

Что изменилось с развитием новой экономики? Благодаря цифровизации и автоматизации затраты на операции выравнялись и не могли быть значительно оптимизированы. Автоматизированные операции сделали большую часть затрат постоянными: цифровая платформа может обслуживать один или десять рынков в рамках примерно одного и того же бюджета. Затраты на разработку продукта и адаптацию его к рынку стали значительно ниже. Если в 2000-х годах средние сроки запуска продукта в технологической отрасли составляли три года и $ 5 миллионов долларов, то сегодня это можно сделать всего за $ 5 тысяч и один месяц. Столь впечатляющее достижение стало возможным благодаря новым подходам к разработке и макетированию новых продуктов: облачной среде, новым инструментам разработки, бесплатным компонентам с открытым исходным кодом, интерфейсам API[38]38
  API – интерфейс прикладного программирования – прим. перев.


[Закрыть], сообществам фрилансеров-разработчиков и многим другим вещам.

Доступ к капиталу был также заметно демократизирован путем отделения его от доступа к оперативному управлению. Борьба за права акционеров стала важной битвой конца ХХ века и привела к большей отчетности корпоративного менеджмента. Скандал с Enron стал, вероятно, концом эпохи высокомерных генеральных директоров, действующих в собственных интересах и против долгосрочной ценности компании. Однако эта же борьба вернулась бумерангом в тех случаях, когда высшее руководство должно принимать быстрые решения в контексте высокой неопределенности. Топ-менеджмент традиционных корпораций стал слишком сильно избегать риска. В финансовом отношении это означает, что капитал для таких компаний стал очень дорогим и доступ к нему был «отравлен» многими операционными ограничениями.

Решением стало развитие институтов венчурных фондов. Они предоставляют финансирование стартапов за долю в капитале но не обязательно в управлении. В традиционной экономике инвестор, собравший более половины акций, почти неизменно стремился навязать компании свой менеджмент. Венчурные инвесторы ведут более тонкую игру. В целом они стремятся максимально использовать энергию и знания основателей бизнеса. Конечно, по мере поступления в компанию нового капитала основатель становится все более зависимым от своих инвесторов и совета директоров, представляющего их. Известно, что меньше 50 % основателей «доживают» до D раунда (в среднем 4–7 лет жизни компании) в качестве СЕО – они не справляются с работой по разным причинам, и совет директоров (инвесторы) лишает их позиции управленцев. Однако операционное управление ни в коем случае не самоцель для венчурных фондов. В целом они дают новым бизнесам капитал по минимально возможной цене.

В итоге конкуренция «носорогов» и «единорогов» всё больше сводится к битве за цену приобретения и удержания клиентов, то, что традиционно называлось маркетингом. Обладание клиентами – ключ к успеху быстрорастущего предприятия. В мире «носорогов» для него есть много методов, но «единороги», как правило, одерживают верх, используя силу цифровой социальности. Речь идет не только о «социальных медиа» как рекламоносителях, проблема гораздо глубже. Всё, что делают «единороги», так или иначе основано на социальности.

РЕЗЮМЕ РАЗЛИЧИЙ БАЗ ЗАТРАТ ДЛЯ «НОСОРОГОВ» И «ЕДИНОРОГОВ»

Итак, суммируем преимущества «единорогов» во всех важных статьях затрат:

Стоимость приобретения и удержания клиентов – благодаря эффекту снежного кома «единороги» достигают экономии масштаба в привлечении клиентов. Для «носорогов» же, полагающихся на традиционные методы маркетинга, стоимость остается фиксированной независимо от того, сколько у них клиентов. Во многих случаях стоимость традиционного маркетинга даже возрастает по мере того, как продукт должен проникать в группы, которых сложнее достичь: например, люди с высоким доходом, высшим образованием или молодые люди, склонные избегать традиционной рекламы.

Стоимость разработки и размещения продукта – «единороги» умело используют очень творческих людей, позволяя им работать в основном над тем, что им интересно. Это приводит к длительным и продуктивным рабочим дням с высоким уровнем успеха. В то же время вознаграждение большинства работников определяется не затраченными часами, а достигнутыми результатами.

Стоимость операций – «единороги» не вкладывают много средств в «тяжелые» инфраструктурные активы, не создающие непосредственно потребительскую ценность, поэтому избегают и высоких затрат на их поддержание. Они широко используют автоматизацию, которая делает операционные расходы в основном постоянными, что позволяет эффективно работать в «длинном хвосте» рынка.

Стоимость капитала – «единороги» разработали целую отрасль венчурного капитала, поставляющую им деньги практически без непосредственных затрат в обмен на часть пакета акций. Задачей менеджмента является сохранение операционного контроля, несмотря на постоянное размытие собственности. Это достигается через создание личного имиджа основателей и ключевых топ-менеджеров. Такой контроль позволяет поддерживать политику низких или даже нулевых дивидендов, которую могут позволить себе очень немногие из «носорогов». Это дает дополнительный свободный денежный поток для развития. Возможно, что раздутые «эго» некоторых цифровых лидеров – на самом деле инструменты финансового управления, и очень эффективные.

Стоимость риска – инвесторы доверяют харизматичным цифровым лидерам больше, нежели большинству руководителей классических корпораций. И принимают как должное не только личную эксцентричность, но и отклонения от избитых приемов стратегии и даже финансового менеджмента. В результате «единороги» могут играть в гораздо более агрессивные и рискованные рыночные игры, не следуя бенчмаркам и «золотым правилам».

Итак, анализ показывает: есть определенные основания утверждать, что с точки зрения экономики «единороги» поступают «неправильно». Однозначно, они ведут себя иначе, чем «носороги». Проблема для «носорогов» в том, что именно этот путь, а вовсе не старые добрые проверенные методы традиционных корпораций, начинает становиться «правильным». Ключевым фактором успеха «единорогов» являются цифровые платформы.