Текст книги "Экопсихология. Парадигмальный поиск"

Смысл вышеприведенных нами цитат Канта заключается в данном случае не в критике его философских рассуждений, а в использовании их в качестве примера для того, чтобы показать, во-первых, что имеет место воспроизведение дискурсивно-понятийного способа мышления в разное историческое время, во-вторых, что уже Кант показал методологическую ограниченность дискурсивно-понятийного способа мышления (т. е. «чистого разума») для решения проблем познания, в частности для понимания того, каким образом возможно отражение пространственных свойств и отношений в познавательном акте.

В более поздней работе – «Критике чистого разума» (1998) – Кант различает два психологически разных источника или уровня познания:

«Наше знание возникает из двух основных источников души: первый из них есть способность получать представления (восприимчивость к впечатлениям), второй – способность познавать через эти представления предмет (спонтанность понятий). Посредством первой способности предмет нам дается, а посредством второй он мыслится в отношении к представлению (как одно лишь определение души). Следовательно, созерцания и понятия суть начала всякого нашего познания, так что ни понятия без соответствующего им некоторым образом созерцания, ни созерцание без понятия не могут дать знание» (Кант, т. 3, с. 154). Существенно отметить, что в созерцании, по Канту, «предмет нам дается», то есть исходно выступает как данность, а вот в понятии он есть результат спонтанного процесса: «он мыслится в отношении к представлению».

Именно этот предельный смысл, отражающий понимание Кантом ограниченных возможностей «чистого разума» («здравого смысла», а мы бы сказали – абстрактно-логического способа осмысления), вызывает необходимость в понятии «вещь в себе» и приводит к необходимости наличия априорных идей пространства и времени как формы осуществления познавательного акта.

Нас же, применительно к проблеме порождения восприятия движения, этот предельный смысл ставит перед вопросом: каким образом можно поставить проблему изучения восприятия движения, не опираясь при этом на «уже воспринятое что-то» как созерцание, которое нам дается?

В психологическом отношении методологическая ограниченность гносеологической парадигмы и обусловленного ею абстрактно-логического способа осмысления и изучения восприятия пространственных свойств объектов была подробно проанализирована Миракяном и его сотрудниками (Миракян, 1990, 1992, 1999, 2004; Миракян, Панов, 1985; Миракян и современная психология восприятия, 2010; Панов, 1998; Принципы порождающего процесса восприятия, 1992). Они показали, что восприятие пространственных свойств и отношений, в том числе и движения объектов, как содержание процесса восприятия традиционно мыслится исследователями через логическое соотношение соответствующих понятийных представлений о воспринимаемых пространственных свойствах и отношениях, то есть соотношение, построенное на продуктах уже свершившегося непосредственно-чувственного восприятия. Поэтому процесс порождения этих продуктов, т. е. порождающий процесс психического отражения, естественно, не может войти в традиционный предмет изучения, механизмов восприятия из-за «продуктного» характера образа мышления исследователей. И потому предмет их изучения строится на абстрактно-логическом представлении о восприятии как процессе отражения, воспроизводящем понятийную данность (имплицитную самость) пространственных свойств и отношений, но не порождающим их в непосредственно-чувственной, а затем и в понятийной форме.

Постулируемый таким образом воспроизводящий характер процесса восприятия, функционально ориентированного на отражение имплицитной самости того или иного отдельного пространственного свойства (движения, формы, пространственной локализации и т. д.), обусловливает еще одну общую характеристику сетчаточно-мышечного, феноменологического и операционального подходов к изучению восприятия движения. Речь идет об игнорировании такой фундаментальной особенности непосредственно-чувственного процесса, как его полифункциональность. Между тем принятие полифункциональности восприятия в качестве исходной предпосылки изучения процесса восприятия уже не допускает в качестве таковой использования постулата отождествления, так как полифункциональность означает возможность отражения одного и того же объекта по-разному в зависимости от условий и задачи восприятия (т. е. не гносеологически, а функционально адекватно): как константно, так и аконстантно, как раздельность, так и сопредставленность свойств объектов (Миракян, 1990–2004). Поэтому восприятие движения исследовалось обособленно от восприятия других сопредставленных свойств и отношений движущегося объекта (его формы, величины и т. п.), и в том числе обособленно от восприятия стабильности (неподвижности) объектов окружающего видимого мира в условиях собственного движения наблюдателя.

Следовательно, и при «операциональном» подходе к изучению восприятия движения исходным остается постулирование некоторого продукта уже свершившегося процесса непосредственно-чувственного восприятия (в данном случае – текстуры или пространственной локализации), относительно которого строится предмет исследования восприятия движения объекта и, в отличие от ранее рассмотренных исследований, неподвижности тоже, вследствие чего полагаемый в предмете исследования процесс восприятия движения как бы «надстраивается» над этим продуктом, в то время как процесс порождения этого продукта остается вне предмета исследования.

Проблема восприятия движения неразрывно связана с другой классической проблемой – стабильностью воспринимаемого (видимого) мира, или, как ее еще называют, проблемой восприятия стабильности окружающего мира или константности видимого направления. Ее возникновение связано с необходимостью объяснения восприятия неизменности пространственного положения объектов окружающего мира при таких поворотах глаз, головы или всего тела наблюдателя, которые вызывают смещение сетчатого изображения этих объектов, но не вызывают ощущения их движения (Геринг, 1887; Helmholtz, 1896; Sherrington, 1918; Max, 1908 и др.).

Как и восприятие движения, проблема стабильности видимого мира характеризуется противоречивостью экспериментальных данных и базирующихся на них теоретических объяснений (Барабанщиков, 1990; Белопольский, 2007; Луук, Барабанщиков, Белопольский, 1977; Панов, 1998; Притчард, 1974; Shebilske, 1977).

Не останавливаясь на этом подробно, заметим, однако, что исследование данной проблемы строится на тех же исходных основаниях, что и проблема восприятия движения объектов (Панов, 1998). Отметим только, что в свете современных данных об изменении сетчаточного изображения вследствие собственных движений глаз проблема стабильности видимого мира приобрела еще большую актуальность и стала еще сложнее решаться. Дело в том, что, кроме движений глаз, переводящих взор с одной точки пространства на другую, глаз совершает множество других микро – и макродвижений: тремор, дрейф, микро – и макроскачки и т. д. (Барабанщиков, 1990; Гиппенрейтер, 1978; Гуревич, 1971; Зинченко, Вергилес, 1969; Митрани, 1973; Ярбус, 1965 и др.). Каждое из этих движений вносит свой вклад в дискретизацию и «разрушение» целостности и непрерывности «сетчаточного образа» воспринимаемых объектов и тем самым в нарушение стабильности пространственных отношений воспринимаемого мира. Причем не только «видимого мира в целом», но и «пространственной формы его отдельных объектов» (как неподвижных, так и движущихся).

Здесь уместно обратить внимание еще на одну методологическую особенность традиционных исследований восприятия движения объектов и стабильности видимого мира, продуцируемую гносеологической парадигмой. Дело в том, что обособление проблемы восприятия стабильности видимого мира от проблемы восприятия движения объектов уже само по себе является следствием «продуктного» мышления (т. е. гносеологической парадигмы), когда сначала постулируется данность «движения» и, соответственно, его восприятия, и данность «стабильности» и ее восприятия. Понятийная («продуктная») обособленность «движения» от «стабильности» переносится на процесс восприятия как объект исследования, и в качестве предмета исследования начинают выступать механизмы восприятия именно «движения» и именно «стабильности». Между тем природно-эволюционное формирование зрительной системы человека происходило таким образом, чтобы обеспечивать на непосредственно-чувственном уровне полифункциональную возможность восприятия сопредставленных свойств окружающего мира: и движения объектов, и стабильности окружающего пространства, и скорости объекта, и его формы, и величины, и удаленности, и т. п. (Миракян, 1992; Миракян, Панов, 1985).

Игнорирование такой природной полифункциональности приводит к функциональному ограничению исследуемого процесса восприятия до отражения отдельного свойства или признака объекта. В свою очередь, это провоцирует изучение восприятия как совокупности обособленных, функционально ограниченных «подпроцессов»: восприятие движения отдельно от восприятия стабильности видимого мира, восприятие стабильности видимого мира отдельно от восприятия формы объектного окружения, восприятие скорости от восприятия формы движущегося объекта и т. д.

Эта же логика предопределила появление в свое время теории каналов (Braddick et al, 1978; Graham, 1981; Westheimer, 1981). Ее возникновение связано с различием и логическим противопоставлением экспериментальных данных, получаемых в разных условиях восприятия, например при предъявлении медленно – и быстродвижущегося объекта.

Итак, преодолевая ограниченность гносеологической парадигмы и отказываясь тем самым от «продуктных» оснований изучения процесса восприятия, мы уже не имеем права рассматривать восприятие движения объектов и восприятие стабильности видимого мира как обособленные друг от друга процессы и, соответственно, научные проблемы. Более того, в этом контексте понятие «стабильность» должно характеризовать неизменность не только «пространственной локализации» объектов, но и «формы» как движущихся, так и неподвижных объектов, а также и движения как стабильно сохраняющегося свойства «движения» движущегося объекта.

В соответствии с такой логикой становится ясно, что на непосредственно-чувственном уровне процесса восприятия не существует отдельно восприятия движения, отдельно восприятия стабильности видимого мира и отдельно восприятия формы, – есть единый по своим процессуальным механизмам непосредственно-чувственный акт (уровень) восприятия, обеспечивающий порождение восприятия как движения, так и стабильности объектов, так и других пространственных свойств. Причем «объект восприятия» понимается здесь в широком смысле – как зрительное воздействие, зрительная среда (поле) в целом. Поэтому впредь, имея в виду «объект исследования», мы должны говорить о непосредственно-чувственном уровне восприятия движения и стабильности объектов.

Однако при этом остается открытым главный методологический вопрос: возможно ли, и если да, то каким образом изучать порождение движения и стабильности объектов в процессе непосредственно-чувственного восприятия, не используя при этом в качестве исходных оснований гносеологическую данность тех или иных продуктов восприятия в виде уже отраженных пространственных свойств объектов и их отношений?

Методологическая проблемность вопроса об изучении восприятия движения и стабильности объектов на «непродуктных» основаниях обусловлена тем, что процесс восприятия всегда конкретен и потому предстает в исследовательской процедуре только в своей ставшей, свершившейся форме, то есть как отношение между тем, что должно быть отражено (предъявлено к восприятию), и тем, что действительно было отражено в данном процессе восприятия. Поэтому процесс восприятия как объект и как предмет исследования, рассматриваемый в виде осуществившейся или осуществляющейся действительности, не может быть описан иначе, как через гносеологическую данность тех или иных своих продуктов, представленных в сознании исследователя в дискурсивно-понятийной форме. Каким же образом можно и возможно ли вообще выйти из этого логически замкнутого круга?

Методологическая ограниченность этой парадигмы и соответствующего ей физикального, «продуктного» образа мышления была подробно проанализирована А. Н. Миракяном на примере проблемы константности восприятия. Для преодоления указанной парадигмы им же была предложена принципиально иная парадигма, первоначально названная им «афизикальный подход» и «концепция порождающего процесса восприятия», а затем «трансцендентальная психология восприятия» (Миракян, 1990–2004). Опираясь на принципы этой парадигмы (структурно-процессуальная анизотропность отражательной системы, образование анизотропных отношений, формопорождение), мы методологически обосновали, теоретически разработали и экспериментально верифицировали онтологическую модель порождения движения и стабильности объектов на непосредственно-чувственном уровне в процессе восприятия.

В итоге мы приходим к проблеме исследования в следующем ее виде. Как уже было сказано, процессы восприятия движения и стабильности видимого мира исследователи традиционно описывают исходя из гносеологической данности компонентов отношения «движение и/или неподвижность объекта(ов) – результат восприятия этого движения и/или неподвижности». Причем движение как «объект восприятия» определяется через отношение к неподвижности (неизменности, стабильности пространственной локализации) наблюдателя или другого объекта (объектной среды в целом). Однако при этом остается неотрефлексированным, что неподвижность, относительно которой определяется движение как «объект восприятия», должна быть в этом случае уже воспринята и зафиксирована как продукт (результат) свершившегося акта восприятия. Иначе говоря, рассуждения о том, как может происходить процесс восприятия движения (или стабильности), изначально включают в себя продукт свершившегося акта восприятия «неподвижности». Современные исследователи в роли такого исходно заданного продукта используют и другие, также уже отраженные, пространственные свойства и отношения, такие как «форма» объекта, его «величина», «пространственная локализация», «движение» другого объекта, соотношение «фигура-фон» и т. п. При этом собственно процесс порождения указанных свойств (как продуктов непосредственно-чувственного уровня восприятия) из предмета исследования выпадает. Соответственно, вне внимания исследователей остаются и проблемы восприятия движения объектов и стабильности видимого мира на непосредственно-чувственном уровне восприятия. Отсюда возникла общая проблема: существует ли принципиальная возможность изучать непосредственно-чувственный уровень восприятия движения объектов и стабильности воспринимаемого мира как процесс порождающий, то есть в иной – «непродуктной» – парадигме, не постулируя при этом продукты восприятия в качестве исходных оснований его изучения; и если существует, то как такая возможность может быть реализована в конкретном исследовании?

Исходя из основных позиций трансцендентального подхода к восприятию (Миракян, 1999, 2004), для ответа на этот вопрос была теоретически разработана и экспериментально подтверждена концептуальная модель формопорождающего процесса движения и стабильности объектов в непосредственно-чувственном акте восприятия.

В упрощенном виде (более подробно см.: Панов, 1996, 1998, 2004) она выглядит на примере зрительной системы человека следующим образом.

В силу природной функциональности зрительного акта человек фиксирует взгляд на той части окружающего пространства, в которой находится значимое на данный момент событие. Эта фиксация взора продолжается столько времени, сколько необходимо для того, чтобы: а) рецепторы сетчатки глаза успели принять поступающее на них световое воздействие и соответственно изменить свое состояние, б) произошло образование анизотропных отношений между сосуществующими в данный момент состояниями рецепторов сетчатки, попарно-симметричных относительно центра рецептивных полей, а также между состоянием мышц-антагонистов, фиксирующих позицию глаза; в) произошло образование анизотропных отношений между отношениями, образовавшимися на рецепторном поле сетчатки и в глазодвигательных мышцах.

Завершение образования всех этих отношений означает завершение первого микроакта формопорождающего процесса и дает сигнал к изменению позиции глаза для начала второго микроакта. Здесь возможны четыре наиболее общие ситуации.

1. Объективное изменение принимаемого воздействия происходит настолько медленно, что не оказывает влияния на завершение процесса образования структурных отношений на сетчатке глаза. Поэтому центрирование такого воздействия происходит таким же образом, как если бы воздействие оставалось неизменным. Следовательно, образование всех видов анизотропных отношений получит свое естественное завершение, а порождаемые при этом пространственные отношения будут иметь неизменный характер, не зависящий от центрирующих движений глаза, то есть они будут стабильны. Например: а) человек не видит непосредственно таких медленных движений, как изменение формы и пространственного положения лепестков распускающейся почки: лепестки в этом случае воспринимаются стабильными и по форме и по пространственному положению; б) в ситуации попеременного тахистоскопического предъявления объектов это соответствует фазе последовательного восприятия объекта неподвижным в разных пространственных позициях (по разным работам межстимульный интервал здесь должен быть более 60-400 мс).

2. Изменение воздействия происходит настолько быстро, что рецепторы сетчатки не успевают изменить свое состояние под влиянием этого воздействия и, следовательно, образования структурных отношений не происходит. Примером может служить восприятие, точнее невосприятие, человеческим глазом такого движения, как полет пули. Человек не видит непосредственно ни формы этой пули, ни ее движения. Эти два случая (восприятие лепестков и восприятие пули) феноменологически представляют собой нижнюю и верхнюю границы функционального диапазона восприятия движущегося объекта человеком (Миракян, Панов, 1985, Панов, 1996);

3. Изменение воздействия таково, что его центрируемая часть (например, «движущийся объект») выскальзывает из зоны центрирования раньше, чем успевает завершиться первый формопорождающий микроакт, то есть образование анизотропных отношений, необходимое для приема этого воздействия в данной позиции глаза. В этом случае зрительная система вынуждена сделать такое центрирующее движение глаза, которое позволило бы продолжить и завершить уже начавшийся микроакт. Но и в новой позиции ситуация повторяется. Поэтому прием воздействия в каждой последующей позиции будет представлять собой не новый формопорождающий микроакт, а продолжение предшествующего микроакта, незавершенного в предыдущей позиции и потому продолжающегося в новой позиции. Следовательно, непосредственно-чувственной основой порождения изменения (движения) пространственных свойств, порождаемых в микроактах формопорождающего процесса, служит такая незавершенность этих микроактов, которая обусловлена их досрочным прерыванием вследствие нарушения центрирования принимаемого воздействия (Панов, 1996). Наглядным примером может служить стробоскопическое движение, когда экспозиция объекта в первой позиции достаточна для того, чтобы произошло начало формопорождающего акта, но недостаточна для его завершения.

4. Относительно рецепторного поля сетчатки указанная незавершенность может иметь тотальный или локальный характер. В последнем случае должно наблюдаться сосуществование тенденций к образованию завершенных и к образованию незавершенных формопорождающих микроактов и отношений между ними (там же). Феноменологически это должно проявляться в сопредставленном восприятии стабильных и нестабильных (изменяющихся, движущихся) пространственных отношений. Например, в восприятии стабильности формы движущегося объекта или его движения на фоне стабильности его пространственного окружения.