Текст книги "Тайны лунного света"

14. Сладость женской слабости

Елизавета, как и пообещала Мастеру, развлекалась одна. Сегодня, взяв билет заранее, собралась идти в театр на спектакль «Принцесса Турандот». Готовясь к походу в театр, она сидела у зеркала и думала, что ей надеть из драгоценностей. Раздался звонок. Елизавета на мгновение засомневалась, стоит ли отвечать на незнакомый номер…

– Добрый вечер, Елизавета, – раздался женский голос, – это я, Светлана, мы с Вами познакомились на собрании «Лечу себя сам!».

Перед глазами Елизаветы возник облик блондинки, который так неожиданно взволновал её, когда она представляла себе, с кем Мастер мог ей изменить.

– Здравствуйте, Светлана, рада Вас слышать. Что-нибудь случилось?

– Да ничего особенного. Хотела с Вами посоветоваться. Вы меня записали на приём к Целителю, а он отказался меня смотреть, сказал, что у меня столько энергии, что мне впору его лечить самого. Это он пошутил или просто не захотел меня принять?

– Он не пошутил, – засмеялась Елизавета. – Раз он так сказал, значит, он Вас просмотрел и поставил диагноз. А избыток Вашей энергии даже я ощущаю сейчас по телефону.

– И что же мне делать?

– Прийти ко мне в гости, иначе будет катастрофа.

– Да что Вы говорите? Неужели это так опасно? А где Вы находитесь?

– Я дома, – Елизавета сказала свой адрес, – и жду Вас.

– Буду примерно через полчаса. Это не очень долго?

– Это то, что надо, – Елизавета положила трубку и посмотрела на себя в зеркало. Там она увидела полуобнажённую молодую красивую женщину, её волнистые волосы ниспадали на плечи, в ушах сверкали бриллиантовые серьги, привезённые Мастером из Амстердама, а на шее переливалось колье из белого золота, составлявшее единый комплект с серьгами. «И эта женщина идёт в театр одна? – сказала вслух Елизавета. – Да просто нонсенс! Такую женщину должны любить мужчины, – и, немного подумав, добавила – и женщины».

Елизавета встала из-за туалетного столика, надела вечерние туфли на высоком каблуке, посмотрела на себя и осталась довольна. Затем прошла на кухню, достала из бара бутылку любимого красного вина и нарезала тонкими ломтиками сыр Пармезан. Всё это отнесла в комнату, и тут раздался звонок в дверь. Елизавета на мгновение замялась, решая, стоит ли ей набросить на себя халатик, но, раздумав это делать, пошла открывать дверь. На пороге стояла Светлана.

– Какая Вы красивая, – изумлённо произнесла она, – Вы куда-то собрались?

– В театр, – ответила Елизавета и сразу перешла на «ты». – Проходи, туфли снимать не надо, платье у тебя чудесное, – похвалила она Светлану.

– Спасибо, – поблагодарила та. – Я Вам не помешаю?

– Не Вам, а тебе. Нет, не помешаешь, даже поможешь. Ванная налево по коридору, потом порежь, пожалуйста, фрукты, а я пока открою вино.

Через несколько минут стол был красиво сервирован, а в хрустальных бокалах заиграло вино.

– Выпьем на брудершафт за переход на «ты»…

Женщины выпили вино и поцеловались в губы. Поцелуй оказался длительным, никто не хотел прерывать его, и они всё ближе и ближе приближались друг другу, пока их тела не соприкоснулись.

– Мужчины не умеют так целоваться, – прошептала Светлана, когда наконец-то их поцелуй прервался, но тела оставались в соприкосновении.

– Они много чего не умеют и не знают наши заветные уголки, – также тихо ответила Елизавета, гладя Светлану по спине, постепенно опуская поглаживания всё ниже и ниже.

– Да, – дрожащим голосом произнесла Светлана и поцеловала Елизавету в шею.

Та как будто этого и ждала, ответив поцелуем в ушко, слегка прижав его зубами. Светлана застонала и стала целовать полуобнажённую грудь Елизаветы. Теперь пришла очередь застонать от возбуждения Елизавете, она повела плечами, и ночная сорочка спала на пол. Светлана охнула и стала покрывать обнажённое тело Елизаветы мелкими поцелуями, одновременно освобождаясь от своей одежды. Елизавета потянулась к выключателю.

Полная яркая Луна освещала обнажённые тела двух женщин, прильнувших друг к другу. Их руки совершали непрерывные поглаживающие движения, губы неустанно целовали, тела плотно прижимались, в воздухе носились глубокие женские вздохи. Не отрываясь друг от друга, они постепенно приближались к кровати. Застыв на секунду возле неё, они сдёрнули на пол покрывало и рухнули на кровать. Теперь руки начали гладить нижнюю часть тел, а губы целовать живот, бёдра, опускаясь всё ниже и ниже. Первой не выдержала сексуального напора Светлана, она громко закричала, её тело застыло в напряжении, а затем резко расслабилось в сладострастном томлении. Лежа на спине и бездумно глядя на Луну, она повторяла: «Как я тебе благодарна, как я тебе благодарна…». Потом повернулась к Елизавете и продолжила свои ласки с удвоенной энергией, целуя и покусывая её, давая свободу своим рукам, добиваясь полного телесного освобождения своей партнёрши.

Оно незамедлительно пришло, и женщины застыли в крепком объятии, шепча друг другу комплименты и признаваясь в любви.

– Как же хорошо женщинам любить друг друга, – шептала Светлана. – Мужчины после своего всплеска становятся равнодушны к прелестям женщины, начинают ныть, что устали и хотят спать, а женщина, пережив оргазм, хочет ласки ещё больше.

– Да, – соглашалась Елизавета, целуя её грудь, – мужики в сексе эгоисты, они сначала спешат и готовы на всё, а потом им уже ничего не надо.

– Ты такая хорошая, я готова тебя ласкать бесконечно.

– Значит, прав был Целитель, у тебя действительно энергии немеряно, – засмеялась Елизавета.

– И всё это для тебя, – страстно прошептала Светлана, обвивая Елизавету ногами и впиваясь поцелуем в её губы.

Луна, наблюдавшая за женской любовью, довольно улыбнулась и прикрылась тучкой.

Первый утренний луч солнца застал женщин спящими в объятиях и не стал их тревожить. Ночь была бурной, а наступающий день так непредсказуем…

Мастер прилетел в Питер ранним утром и сразу направился к Елизавете. Он знал, что в его отсутствие она живёт в своей квартире, которую любовно называла «домиком». Мастер соскучился по Елизавете и решил зайти в квартиру тихо, принять душ и прошмыгнуть к ней под одеяло. Он представил, как она сначала испугается, а потом обрадуется и накинется на него с поцелуями.

Вот с такими мыслями Мастер, стараясь не шуметь, вошёл в прихожую и стал раздеваться. Сняв туфли, он заглянул в комнату и увидел на столе открытую бутылку вина и нетронутые закуски. Нехорошее чувство шевельнулось в его душе, и он вошёл в комнату. На кровати спали, обнявшись, две обнажённые женщины. Мастер застыл от неожиданности. Разбросанная по комнате женская одежда и валяющееся возле кровати покрывало свидетельствовали о бурной страсти накануне. Мастер почувствовал себя участником одного из многочисленных мужских анекдотов о возвращающемся из командировки муже. Правда, в них тот застаёт в постели жены незнакомого мужчину, а тут – женщина. «О времена, о нравы», – пришло на ум крылатое выражение. Мастер присел, взял салфетку и написал на ней: «Привет! Будить не стал, вы очень красивы, к сожалению, для меня места не оставили». Также тихо Мастер вышел из комнаты, оделся и покинул квартиру.

Елизавета проснулась от щемящего чувства тоски. Она открыла один глаз и увидела лежащую рядом мирно посапывающую белокурую женщину. «Она красит волосы, да ещё и сопит», – подумала Елизавета и с какой-то брезгливостью отодвинулась от женщины. Затем резко встала и подошла к столу. На нём лежала записка. Елизавета её прочитала и опустилась на стул.

– Привет, доброе утро, – донеслось с кровати.

Женщина проснулась и лежала, натянув одеяло до подбородка.

– Как говорят тунеядцы, пьяницы и алкоголики: «утро добрым не бывает», – мрачно ответила Елизавета.

– Что-то случилось? Или мы вчера что-то неправильное сделали?

– Правильное с такой страстью не делают, – Елизавета налила в бокал вино и выпила его. – Утром приходил мой муж, он вернулся с работы в мужском монастыре и застал дома женский, правда, не монастырь, а совсем наоборот. Вот, – она потрясла салфеткой, – оставил мне приветственную записочку.

– И что теперь делать?

– Что делать, что делать… Каяться и просить прощения. Что ещё можно сделать в такой ситуации? Надо тебе уходить, пока он не вернулся и не разогнал наш сладостный бордель.

А Мастер в это время сидел в своей квартире за рюмкой коньяка и думал думу горькую. «Обложил меня Кашалот со всех сторон, все от меня отвернулись, даже жена в свою постель пустила постороннее тело. Хоть и красивое женское, но всё равно чужое. Чего Кашалот добивается? Чтобы я понял, что один в поле не воин? Так это я и сам знаю. Нет, он хочет, чтобы я потерял совесть и неожиданно сам для себя оказался на его стороне. Вот что Кашалот мне показывает: Целитель боится за себя, отец Николай – за свою семью, игумен – за доверенное ему дело, а Елизавете моя борьба за правду жизни так осточертела, что она предпочла лесбийскую любовь. А что делать мне? Ведь я по-другому не могу, не так рождён, не так воспитан. Разве Кашалот этого не понимает? Не может не понимать, всё он знает и хочет сломать во мне нечто божественно-доброе. Сломает – и вот она, его маленькая победа над добром, над Богом, которого я не знаю, вернее, ещё не нашёл. Да не во мне дело! Душу Толстого он хочет забрать. Мне надо закричать во весь голос: «Люди! Русские люди! Помогите душе Льва Николаевича занять своё законное место, иначе зло заставит её служить себе!» И тогда миллионы людей встанут на защиту Толстого и победят зло. Закричать можно, но это будет не крик, а писк, чтобы кричать, надо иметь голос самому, либо найти человека, имеющего этот голос. Здесь другая беда – люди с голосами поют по нотам, написанными другими, и отойти от них нельзя, иначе лишат голоса».

Мастер услышал, как открылась входная дверь – значит, пришла Елизавета. Она вошла в кабинет Мастера и, не раздеваясь, опустилась на колени.

– Прости меня, бес попутал, нельзя меня одну оставлять надолго. Тебя одного люблю на этом свете, и тебе буду преданно служить.

Мастер понял, что она пьяна, видимо, прочитав его записку, она приложилась к вину, оставшемуся со вчерашнего вечера.

– Ладно, Бог простит, иди в душ и ложись в постель, я сейчас приду.

«Простить её? В чём она виновата? В том, что поддалась Злу, с которым я ввязался в борьбу? Так здесь я сам виноват, и мне надо у нее просить прощения. Кашалот, наверное, сейчас за мной наблюдает и ждёт, что я восприму его зло, буду кричать на Елизавету, обзывать её нехорошими словами, а он будет радоваться. Нет, не выйдет, я её прощу и сам попрошу прощения. И в этом будет хоть маленькая, но всё-таки победа над Злом». С этими мыслями Мастер пошёл в спальню, где его, вся в слезах, ждала Елизавета.

15. Обольщение славой

Игумен Вячеслав отказался от любовных страстей лет пятнадцать назад и заменил их страстями Божьими. Тогда, в юношеские годы, он понял, насколько любовь к Богу чище и возвышеннее плотской любви к женщине. Любовь к Богу вечная, а плотская – преходящая. С высоты своей любви Вячеслав жалел людей в их мелочной суете. Его беззаветную и самоотверженную любовь к Богу видели духовные наставники, не замечая безразличия к людям и их проблемам. Вячеслав быстро рос по церковной карьерной лестнице и в свои неполные тридцать пять был назначен настоятелем, правда, к сожалению, сгоревшего монастыря. Он расценил это как возможность показать своё усердие, свою преданность Богу и Русской Православной Церкви. В первый день исполнения своих обязанностей он познакомился с необычным человеком, который общался с Небесными Силами. То, о чём он так много читал, слушал, чему верил, но никогда сам не испытывал, оказывается и впрямь существует, и честь этого общения выпала человеку, который даже в Бога не очень-то верил. «Как так может быть? – спрашивал он. – Почему такая несправедливость? Значит я недостоин, значит мало сделал для Бога, значит грешен в своей гордыне. Вот возведу монастырь, и тогда всё станет на свои места».

Такие мысли тревожили молодого настоятеля, и он с большой энергией принялся за дело. Сначала надо было проложить дорогу к монастырю, без неё не могли начать работу электрики, информационщики, строители и прочие деловые люди, с которыми уже заключены договоры. Найти подрядную организацию, которая взялась бы за строительство дороги, оказалось не просто. Дорожно-строительных фирм в Краснодарском крае было много, но как только они слышали, откуда и куда надо проложить дорогу, все отказывались без объяснения причин. Время шло, подрядчики, с которыми были заключены договоры, нервничали, а за дорогу никто не брался. У отца Вячеслава опускались руки. В один из вечеров, когда он вернулся с очередного неудачного вояжа в поисках подрядчика, к нему подошёл инок Фёдор.

– Что так сильно беспокоит Вас, святой отец? – поинтересовался он у настоятеля.

– Да вот не могу найти подрядчика для строительства дороги, как будто наше место заколдовано – как услышат, куда вести дорогу, сразу отказываются.

– Отпустите меня на денёк в Сочи, поговорю я там кое с кем.

– Благословляю, – махнул рукой игумен. – Поезжай завтра.

Через два дня Фёдор вернулся с черненьким человеком невысокого роста, на вид турком.

– Вот, Ваше Преосвященство, генеральный директор дорожностроительного управления, он готов взяться за дорогу.

– Где ты нашёл этого басурманина? – шёпотом спросил отец Вячеслав.

– Он хоть и басурманин, но надёжный человек, я с ним работал в мирской жизни, – степенно ответил Фёдор. – Заключайте договор под мою ответственность.

Ночью, лёжа в палатке, отец Вячеслав размышлял, как так случилось, что он потратил десять дней и не смог сделать пустяковое дело, а Фёдор всё решил за одну поездку? Тут он вспомнил странные слова Мастера: «Я Вам рассказываю о себе всё, но после этого Вы становитесь соучастником событий, которые могут доставить Вам неприятности и не дать успешно завершить работу». Отец Вячеслав не воспринял эти слова серьёзно и даже пошутил, что немного авантюризма ему пойдёт на пользу. После этого Мастер и рассказал ему всё о своих контактах с Высшими Силами. «Так может быть, пророчество Мастера начало сбываться?» – по спине отца Вячеслава пробежал холодок. Настоятель вышел из палатки. На безоблачном небе сияла Луна, она будто с усмешкой наблюдала за страданиями молодого настоятеля несуществующего монастыря. «Полнолуние. Именно в такие ночи с Мастером разговаривает Голос Дьявола», – игумен опустился на колени и начал молиться, прогоняя безбожные мысли.

В своих предположениях игумен Вячеслав не ошибся – именно в это время Голос Зла разговаривал с Мастером. После примирения с Елизаветой тот вышел на балкон подышать свежим воздухом, а почувствовал запах тлена…

– Ну как, Мастер, убедился, что борьба со мной бесполезна? Ты остался один на один со своими заботами, все от тебя отвернулись. Вот пишешь ты о добре, а это сейчас не интересно. Только зло возбуждает сознание людей, они слабы, живут телесными заботами. Но для тебя всё изменится, как только ты согласишься мне помочь. Я дам тебе возможность написать о зле такое, что весь мир заговорит о твоих произведениях, ты станешь писателем, пред славой которого померкнет даже легенда о Шекспире.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Слушай внимательно. В своём «Четвероевангелии» Толстой от имени Христа пишет о цели его явления народу: «Не думайте, что я принёс мир на землю, не мир я принёс, но раздор. Я пришёл бросить огонь на землю. И как желаю, чтобы он разгорелся. Или вы думаете, что я учу миру на земле? Нет, не миру, но разделению. Потому что разделяться теперь пятеро в доме, трое от двух, и двое от троих. Разделится отец с сыном, и сын с отцом, и мать с дочерью, и дочь с матерью, и свекровь с невесткой, и невестка с свекровью. И будут неприятели человеку семейные его. И отдаст на смерть брат брата, и отец дитя своё; и дети поднимутся на родителей и предадут их смерти». Всё, что ты услышал, – моя цель.

– И что же ты требуешь от меня?

– Толстой должен поверить, что Иисус Христос – это я, Зло Мира.

Мастер закрыл руками уши.

– От меня руками не закроешься, – усмехнулся Голос.

– Ты что, совсем очумел? – закричал Мастер. – Толстой и Добро – это синонимы, а добро для Толстого олицетворяет Иисус Христос. И ты со своим свиным рылом лезешь в калашный ряд!

– Как это ты сказал – со свиным рылом в калашный ряд? Очень смешно, – Голос засмеялся. – Надо будет попробовать заслать самого большого грешника к праведникам. Вот шуму-то будет! Ну, это ладно, шутки в сторону. Я тебе рассказал, что от тебя требуется, и что ты за это получишь. Думай, я тебя не тороплю, я вечный. А вот ты нет.

Голос пропал, Мастер сел на холодный пол балкона. Луна светила силой в миллиарды свечей, и этот свет выжигал в голове Мастера всё доброе и конструктивное.

– Негодяйка! Пособница Зла! Пошла вон от меня вместе со своим господином! – закричал Мастер Луне, но она продолжала давить его своим мертвенным светом. – Ну, тогда уйду я, – уже прошептал Мастер и ушёл с балкона.

На следующее утро Целитель позвонил Елизавете.

– Ребята, – взволновано начал он. – Что вы делаете, нельзя вам сейчас жить в квартире Мастера. Я же говорил, что там зла больше, чем во всём Питере. А психическое состояние Мастера на нуле. Ты что, хочешь, чтобы он в дурдом угодил? Да и ты перевозбуждена, любой срыв приведёт к неисправимым последствиям. Перебирайтесь в твою квартиру или куда-нибудь поближе к большой воде.

– Хорошо, спасибо за заботу. Я сегодня поговорю с Мастером, – устало ответила Елизавета.

«Как его сейчас в домик позвать, где он позавчера видел нас со Светкой в объятьях? – подумала она. – Надо куда-то подальше, к чёрту на кулички, к Богу за мои грехи не пустят. Лучше за границу».

Через час она вошла в кабинет Мастера. Он не работал, лежал на чёрном кожаном диване и смотрел в потолок.

– Хороший мой, – сказала Елизавета, – я нашла интересное предложение: поездка в Китай на двенадцать дней, осталось только два места в группе. Вылет через три дня, индивидуальная виза не нужна. Программа путешествия называется «Великий поход». Мы же всё великое любим. Может, махнём на Великую китайскую стену?

– Махнём, – не задумываясь, ответил Мастер. – Ты угадала, я сейчас лежал и думал о буддизме. – Он встал с дивана, сделал несколько энергичных движений и сказал – Заказывай путёвки.

16. Забота Сеятеля

Самолёт был заполнен до отказа, большинство были китайцы. Место досталось Мастеру неудачное – среднее кресло, справа дремала Елизавета, слева всё время суетился китаец. Наконец, китаец встал, видимо пошел к своим друзьям. Мастер приготовился немного вздремнуть.

– Мне нравится наблюдать, как ты ищешь путь к Богу, – вдруг услышал он голос.

Мастер открыл глаза и увидел на месте китайца Льва Николаевича.

– Вот и сейчас летишь в далёкий Китай, чтобы познакомиться с буддизмом, вместо того, чтобы изучить его по книгам. И правильно – свежий взгляд самый верный.

– Лев Николаевич, Вы? В самолёте? – изумился Мастер.

– Какая разница где? Очень удобно, тебе делать нечего, и я свободен, пообсуждаем интересные темы. Если рассматривать буддизм с точки зрения добра и зла, то он – рафинированная доброта, которая не хочет видеть вокруг себя зла. В этом, на мой взгляд, его главный недостаток.

– А христианство? – спросил Мастер. – Где там зло?

– Вокруг него, оно борется с окружающим злом, и должно бороться своими способами, исключающими насилие.

– Но само при этом подвергается насилию. Что учение Христа принесло в земной мир этой борьбой? Сначала гибель тысяч невинных первых учеников и их продолжателей, затем гибель сотен тысяч в крестовых походах и, в конце концов, разделение людей по верам, где христианству надо защищаться любыми способами.

– Разделение произошло сразу, Иисус предупредил, что учит не миру, а разделению. Любая новая идея, не только религиозная, приводит к разделению людей, в этом закон развития человеческой цивилизации. А по поводу жертв борьбы христиан за свою идею можно утверждать, что следование Божьим законам будет приводить к меньшим страданиям человека, чем следование мирским. Здесь можно сравнить количество погибших в войнах за девятнадцатое столетие – это порядка десяти миллионов, а пострадавших от преследований за христианскую веру – несколько сотен тысяч.

– Любые цифры обманчивы. Если сравнивать в процентах от количества людей, следовавших мирским и божеским законам, то цифры вряд ли будут в пользу вторых, – Мастер ввязался в спор. – Но дело даже не в этом. Мирские законы придумывают люди, исходя из существующих далеко не райских условий жизни и своих, также не ангельских, желаний. И если принять за аксиому, что Бог создал Землю и людей, то Он наделил их желанием. Поэтому они сердятся, когда не получают, чего хотят; блудят из-за сексуальных способностей, данных им в избытке; ну и поскольку земных радостей на всех не хватает, приходится им и клясться, и защищаться насилием, и воевать. Всё это против правил жизни, изложенных в учении Иисуса Христа. Божеские законы, безусловно, лучше, но они идеальны, к ним, как ко всему идеальнолучшему надо стремиться, может быть видеть в них цель для облагораживания человечества, но путь к достижению равновесия между святой бессмертной душой и грешным смертным телом бесконечен.

– …а значит вероятность выжить человечеству стремится к нулю, – закончил мысль Мастера Лев Николаевич. – Всё ты сказал правильно, а вывод верный сделать не смог. Иисус пришёл, чтобы показать виду homo sapiens путь выживания на Земле. Это он объясняет в притче о Сеятеле, в которой Сеятель, любящий пшеницу, заботящийся о пшенице, уподобляется Богу, любящему мир, заботящемуся о мире, и как Сеятель не заботится о каждом зёрнышке, так и Бог не заботится о каждом человеке в отдельности. Как Сеятель заботится об урожае, зная, что несмотря на то, что много ростков погибнет, урожай все равно будет; так и Бог сеет повсюду, зная, что, несмотря на гибель многих людей, всходы будут.

Мастер задумался. Страшно представить, что Бог, которого все считают Спасителем, не заботится об отдельном человеке.

– А что же тогда делать отдельному человеку? – с тоской спросил он. – Получается, что для Бога одни люди заведомо предопределены к смерти, как семена, упавшие на проезжую дорогу или на камни, другие к жизни, как семена, попавшие на плодородный слой земли?

– Нет, – с торжеством ответил Толстой. – Внутренний смысл притчи раскрывается, если понимать под почвой, на которую упали зёрна, характер, образ жизни и мыслей человека. Если человек понимает и исполняет Божьи правила, то он находится на хорошей земле. Если он равнодушен, слаб, пренебрегает ими – на плохой. Отсюда вывод: если человек изменит свою жизнь согласно заветам Иисуса Христа, то сможет попасть в царство Божье. Отбор туда доверен Сыну Человеческому – Иисусу Христу, который воздаст каждому человеку по делам его.

– Получается, что правила Иисуса Христа – кнут для плотского тела человека, а царство Божье – пряник для его души?

– Ха-ха-ха! – засмеялся Толстой, – нравится мне с тобой говорить. Можешь ты великий смысл упростить донельзя. Ну, ладно, на сегодня закончим, твой китайский сосед возвращается.