Текст книги "Прошлое остается с тобой. Рассказы. Романтическая повесть"

Наступил вечер. По-летнему было тепло. Мы стоим у распахнутой двери вагона-теплушки и с интересом наблюдаем, что происходит на перроне вокзала. По сути, видим обычную картину из жизни мирного города. Конечно, в первую очередь мы удостаиваем своим вниманием только молоденьких девушек. Но их было очень мало, да и те стоят далеко.

Вскоре подошел пассажирский поезд и останавливается у платформы. Из вагона, который оказался рядом с нами, весело выходит группа молодежи. Они удивлено смотрят на состав с военной техникой, на наш вагон, в дверном проеме которого стоят советские военнослужащие в черных комбинезонах.

В группе немецкой молодежи я увидел Кэт и помахал ей рукой. Сначала она удивленно и смущенно смотрит на меня в упор, но когда называю ее имя, то сразу узнает меня. Она смело подходит к вагону, спрашивает, как у меня дела. Скороговоркой рассказывает, что тот романс, который мы помогли им разучить в том поезде, они исполнили на вечере общества Германо-Советского дружбы, и их здорово хвалили. Она очень хотела бы повторно встретиться с нами и пригласить к себе в школу, и было бы прекрасно, вместе еще что-нибудь спеть.

Но в это время к нашему составу подходит паровоз, лязгает сцепками и тут же медленно везет нас вперед. Кэт машет нам рукой и желает всем счастливого пути.

ГЛАВА 5
КЭТ

В этот день мы были на экскурсии, в недалеком от Плауэна. древнем городе, под названием Грайц. В отличие от нашего города он практически не пострадал во время войны, английская авиация обошла его стороной и не тронула. Он сумел сохранить свою неповторимую архитектуру.

Проще можно было бы доехать до него на автобусе, но мы решили использовать комбинированный маршрут; от Плауэна до Милау на поезде, а потом далее, на автобусе. Было весело и интересно. Обратно возвращались тем же маршрутом.

Как только опустились сумерки, мы прибыли в наш город, и нам сразу бросился в глаза, стоящий на этом же перроне, воинский эшелон, загруженный танками и другой военной техникой. У мальчишек загорелись глаза, и они со знанием дела рассказывали, нам, девчонкам, о достоинствах этих боевых машин.

Ближе к нам стоял вагон, в котором находились русские солдаты. Все они были в черных комбинезонах и молча, наблюдали за нами. Вдруг я услышала, как кто-то из них, зовет меня по имени. Я пригляделась и поняла, что среди солдат оказался знакомый мне русский парень, с которым я встретилась в поезде, примерно год тому назад. Мне стало интересно, и я подошла ближе, чтобы удостовериться, что не ошиблась в своих предположениях.

Он выглядел так же, как и тогда, обычный мальчишка, но в его фигуре появилась уже некая мужественность, с которой надо было считаться. Понимая, что через несколько минут его состав вот-вот покинет станцию, а так же то, что меня с нетерпением ждут одноклассники, я пыталась скороговоркой узнать от него, что нового произошло за этот год у него, а также рассказать ему и свои новости. Не знаю почему, но для меня эта мелочь почему-то была очень важна.

Но вот раздался сигнал паровоза, и воинский эшелон двинулся по своему маршруту. В самый последний момент я вспомнила, как зовут этого парня, и пожелала ему доброго пути. Мои одноклассники ушли на привокзальную площадь, а я стояла и смотрела в след удаляющемуся эшелону. На душе как-то стало пусто и грустно, как будто рассталась с самым близким мне человеком.

Эшелон исчез вдали. Постояв еще немного, я вышла на привокзальную площадь, и присоединилась к своим одноклассникам. Мы решили не ждать своего трамвая, а идти домой пешком. Вечер был такой тихий и теплый. В ребят вселились какие-то бесенята. Они то и дело цепляли девчонок, пытались их рассмешить и получить, в конечном итоге, нашу благосклонность. И это им удавалось. Но только не со мной. Я увидела Сашу и внутри меня, что-то щелкнуло. Он вдруг стал для меня самым дорогим, желанным человек на всем белом свете, и в тоже время, во мне поселилась тревога, что это может стать началом моей трагедией.

ГЛАВА 6
САША

В глазах окружавших меня танкистов я выгляжу королем. Не каждому удается просто так привлечь внимание красивой, молодой немки, которая радуется встрече с тобой и разговаривает со всеми просто, без жеманства. В те годы, хоть и служили мы в дружественной нам стране, ГДР, но, по сути, держали нас в строгой изоляции. Свободные общения с немцами, и особенно с немками, не приветствовались. Увольнений, как в Союзе, не было.

А так хочется иногда абсолютной свободы. Все-таки, устаешь от однообразного постоянного общения и созерцания одних и тех же лиц в унылой казарме, хождения по одним тем же маршрутам, выполнения одних и тех же команд.

Нам, танкистам, в этом роде, везло больше, чем пехоте. Мы постоянно выезжали на различные танковые полигоны, которые были разбросаны по всей территории ГДР. Это позволяло нам своими глазами видеть картины из жизни простых немцев. Нас всегда поражали чистые и опрятные их жилища, особенно в сельской местности, ухоженные дороги в любое время года, удобные скоростные автобаны.

Удивляли и ухоженные леса, когда останавливались, чтобы передохнуть после долгой утомительной поездки. Они больше напоминали парки. В них не было ни сорных кустов, тем более сухостоя и буреломов. Лесные дары росли, как на грядках. Не ленись, нагнись и собирай. Свободно гуляющих по лесу немцев не было. А вот увидеть, как живет на воле разная лесная живность, удавалось намного чаще. Но как только въезжали на военный полигон, то здешние леса становились похожими на наши, Подмосковные; все тот же сухостой, буреломы, кучи различного хлама и мусора, не понятного происхождения искореженной техники.

Прошел год, первый, самый продолжительный и нудный год моей армейской службы. Старики ждали приказ о своей демобилизации и гадали, когда их вызовут в штаб и скажут – пора домой. В полк начало прибывать пополнение из учебных частей, а также молодые солдаты-первогодки.

И в нашу роту тоже пришло пополнение. Заново были сформированы танковые экипажи. Меня назначили на должность наводчика танкового орудия и присвоили звание ефрейтор. Второй год для меня пошел, как говорится, по накатанной колее, обычная армейская рутина.

Прошла зима, затем весна, наступило лето, июнь месяц. Однажды на утреннем построении, командир роты приказал первому взводу в полном составе прибыть в солдатский клуб и поступить в распоряжение командира музыкального взвода, а вот зачем, не объяснил. Только прибыв туда, мы узнали, что организуется хор полка, который будет выступать в городском парке на празднике «Плауэнские кружева». За это время мы должны выучить несколько песен, в том числе и песню, посвященную городу Плауэн, а исполнить ее надо будет на немецком языке. Вместе с нами эту песню будут исполнять хор молодежи города и соседнего пограничного училища ГДР.

Командир музвзвода разбил нас на голоса, раздал всем текст гимна города на немецком языке и дал команду оркестру проиграть вступление. После чего мы начали спевку. Тем, кто хоть мало-мальски знал немецкий, было легче, нежели тем, кто впервые с ним столкнулся на практике. Для удобства запоминания, мы переписали для них этот текст с латиницы на русский и спевка продолжилась.

Неделя прошла быстро. Наступило воскресенье. Мы прибыли в городской парк, где должны собраться все участники сводного хора, и провести совместную генеральную репетицию на летней сцене. Музыкальные руководители, посовещавшись, расставили нас на сцене и предложили каждой группе исполнить песню о Плауэне поочередно. Исполнили, а после этого нам предложили сделать тоже самое, но вместе. Это поняли даже мы, первое совместное пение не получилось. Кто-то отставал, а кто просто убегал вперед. Повторили еще раз, но лучше не стало.

Объявили перерыв. Разошлись. Наша команда стояла в сторонке. Курим и смотрим на наших коллег. Тоже делали и немецкие курсанты-пограничники. Только группа немецкой молодежи осталась на сцене, и о чем-то оживленно между собой спорили.

Среди них я заметил Кэт. Я не видел ее почти год. За это время она повзрослела и стала еще красивее. Такая стройная, русоволосая. Кэт была расстроена и что-то оживлено доказывала своим одноклассникам.

Наша группа, молча, наблюдала эту картину и тихо комментировала увиденные картины, а кто-то высказывал еще и свои замечания. А я смотрел только на Кэт и старался мысленно заставить ее взглянуть в мою сторону.

Иногда, как мне показалось, что ее взгляд скользил по нашей группе, однако он не останавливался ни на ком. Очевидно, она воспринимала нас, как однородную массу, что соответствовало действительности. Перерыв закончился, и нам дали команду занять свои места. Наш руководитель сказал нам ободряющие слова и просил внимательно следить за дирижером.

По взмаху его палочки оркестр сыграл вступление, и все участники хора запели одновременно и слаженно. Получилось. Пусть с небольшими огрехами, но получилось. Сделав некоторые замечания, дирижер предложил повторить. И так несколько раз. Через некоторое время дали разрешение сделать еще один перерыв.

Разошлись. Используя предоставленную возможность, подошел к группе молодежи, поздоровался с ними, как со старыми знакомыми. Увидев меня, Кэт была просто смущена, наверное, она не ожидала увидеть меня здесь, и, очевидно, это застало ее врасплох. Заметив ее смущение, решил вернуться обратно, пусть успокоится, а когда будет следующий перерыв, я повторю свою попытку.

Пришло городское руководство. Оно хотело удостовериться в готовности сводного хора выступить на городском мероприятии. Прослушав песню, на лицах начальников отразилось удовлетворение. Нам разрешили разойтись до вечера и придти к началу мероприятий. Не далеко от сцены был организован импровизированный буфет, куда были доставлены бутерброды, салатики, чай, кофе и предложили всем нам перекусить, что было очень кстати, особенно для нас, так как свой солдатский обед мы давно пропустили, а выдать нам сухой паек интенданты не догадались.

При каждом удобном случае бросал свой взгляд на Кэт и хотел найти, повод, чтобы встретиться. Понимал, что две короткие встречи ничего не значат. В моем понимании для нее я выглядел, очевидно, экзотической личностью, которая может неожиданно появиться и также без объяснений исчезнуть, либо на время, а вероятнее всего – навсегда. Понимая это, рассчитывать на какие-то другие отношения с ее стороны было бы не совсем разумным, но это совершенно не согласовывалось с моим желанием, душа моя выражала протест, а там что будет.

Нам разрешили пройтись по парку, но предупредили, чтобы не увлекались и далеко не заходили. Медленно двигаемся по кругу, то отдаляемся от группы школьников, то медленно к ним приближаемся, прохаживаемся и одновременно осматриваем окрестности. И немецкие пограничники тоже так поступают. Через некоторое время следом пошли и школьники. В парке хорошо и уютно. Свежие листья деревьев и кустарников источают волнующий аромат с оттенком легкой горчинки.

Видим свободную скамейку, присаживаемся на нее. Теперь мы наблюдаем, как прогуливаются остальные группы участников хора. В одной из них мелькает фигура Кэт, которая приближается к нам. Она смотрит на нас и приветливо машет рукой. Еще минута и они совсем рядом. В ее группе было несколько девушек и примерно равное количество ребят. Они остановились рядом с нами и сами завели простой ни к чему обязывающий разговор. Все заняты веселой беседой.

Незаметно Кэт приближается ко мне, тихо зовет и уводит меня за собой, в сторону. Подчиняюсь и следую за ней. Она взяла мои руки и, прижав их к себе, извинилась за холодную встречу, объяснив, что просто для нее это оказалось так неожиданным.

Моя обида уходит прочь и мы, смеясь, перебивая друг друга, делились своими новостями. Она сказала, что следующий год для нее выпускной, после школы думает поступить в университет на гуманитарный факультет, а если повезет, а она очень постарается, чтобы ее включили в группу по программе обмена студентами и тогда она сможет поехать с Москву и там продолжить свое обучение. До этого события было еще далеко, но я предложил ей свои услуги и дал обязательство, что буду опекать ее, пока она будет учиться в Москве.

Сам рассчитываю попасть домой, где-то в ноябре-декабре следующего года, так как срок моей службы в армии завершится и это событие носит опьяняющее название в нашей солдатской среде «демобилизация». Мой долг перед страной будет выполнен, после чего я буду свободным человеком.

Я делился своими планами, что буду делать после армии. Говорил и сам не верил, так как до гражданки еще долгих почти полтора года. Срок не малый, все может случиться. На всякий случай вырвал из записной книжки листок, и написал там свой домашний адрес и телефон. Может ей пригодится. Она, молча, посмотрела на меня, в ее глазах мелькнула хитринка, потом сказала, что обязательно мне позвонит. Пока Кэт и я были заняты свои разговорами, к нашей расширенной группе присоединились и курсанты-пограничники. Все сложилось удачной, группа нашла понятную для всех форму общения между собой, так что со стороны казалось, что все говорят на одном языке.

Время прогулки прошло незаметно. Начали сгущаться сумерки, вот-вот вечер вступит в свои права, а нам пора возвращаться. Весь сводный хор собрался без задержек.

Опять разошлись по группам, вышли на сцену и там заняли свои места. Сначала каждая группа, поочередно, исполнила свою песню. Конечно, мы понимали, что мы не являемся профессиональными хористами какого-нибудь даже заштатного театра, но благодарные зрители, это не замечали и не жалели своих ладоней, хлопали каждой группе.

На сцену вышел представитель городской администрации и поздравлял публику праздником города. Мы поняли, что это сделано специально, он давал нам время настроиться на исполнение главной песни праздника, песни о городе Плауэн.

Оркестр заиграл вступление, взмах дирижерской палочки и хор запел. Не знаю, насколько хорошо звучали наши голоса, но после первого куплета и припева все зрители встали и запели вместе с нами, взялись за руки и начали раскачиваться вправо и влево.

После завершения исполнения песни, толпа зрителей начала громко и неустанно нам аплодировать. Дирижер повернулся к оркестру, потом осмотрел весь хор и пригласил нас исполнить повторно песню о городе, на бис. Реакция зрителей была такой же, как и в первый раз.

Наконец, зрители успокоились и продолжили заниматься другими праздничными дедами, а мы, не спеша, покидали сцену. Участников хора пригласили также присоединиться ко всем, но наш командир извинился, сказав им, что советским солдатам необходимо приступить к исполнению своего долга.

Мы не исключали, что отказ от приглашения заключался лишь в том, что бы увести нас от немцев, как говорится от греха подальше, а вдруг что-нибудь, да и произойдет. Нам дали еще минут тридцать, что бы напоследок еще раз пообщаться с хористами. Кэт тут же подскочила ко мне, и мы продолжили свои разговоры. Но и это время стремительно подходило к концу, и настал момент прощания. Кэт прижалась ко мне, незаметно чмокнула в губы и тут же скрылась в толпе своих одноклассников.

Прибыв в полк, доложили дежурному офицеру о нашем прибытии. В этот раз на КПП дежурил старший лейтенант, командир отдельного взвода ПТУРС. Это был грубый невоспитанный солдафон. Он откровенно показывал нам свое пренебрежение, и даже ненависть, так как считал нас, танкистов белой костью, аристократами, а когда понял что среди нас большая часть еще и москвичи, это наполнило его еще большей ненавистью. В полку знали об этом сумасброде, но ему почему-то все прощалось.

Старлей построил нас в одну шеренгу, ходил кругами и обнюхивал каждого из нас, как ищейка. Он знал, откуда мы пришли, вероятность того, что кто-нибудь точно могбы принять алкоголь, была достаточно высока, вот тут, мол, он и думал, что выловит нарушителя и отправит его, тепленького, на гауптвахту, и пусть он там сидит. А утром доложит командиру полка о похождениях танкистов. Ему благодарность за бдительность, а танкисты пусть уж сами там разбираются. Однако его нюх подвел, и он понял, что прокололся, и это бесило его еще больше. Он явно искал повод спровоцировать нас на нарушение любых уставных требований.

Нам повезло, подошел наш ротный, Он стоял неподалеку и наблюдал, как этот капитан унижал его солдат. Наконец и его терпение иссякло, он подошел к дежурному, что-то сказал ему, после чего отдал нам приказ идти в столовую на ужин, а после прибыть к себе, в расположение роты.

После ужина успели как раз к вечерней прогулке, после которой вечерняя поверка и отбой. Как только легли в кровати, тут же, потихоньку к нам заходят ребята из других взводов и просят, со всеми подробностями, если надо и с повторами, рассказать о празднике и, как все происходило. Они считали, что нам здорово повезло. Живые контакты с немцами, среди которых были еще и девушки, не частое явление.

Кто-то бросил фразу, что я о чем-то болтал в сторонке с красивой немецкой девушкой. Все, как по команде, повернулись ко мне с ожиданием того, что сейчас я им такое расскажу, но я пропускаю этот вопрос, и перевожу разговор на другие общие воспоминания.

Ясно, что все встречи с Кэт были совершенно случайными и в будущем, с большой вероятностью, вряд ли могут повториться. Но заниматься пересказом моей встречи с Кэт совершенно не хотел, да и зачем посвящать других, даже в наши безобидные разговоры. Это было только мое, и я хотел сохранить все это только для себя личное.

ГЛАВА 7
КЭТ

То, что мы будем участвовать в фестивале «Плауэнские кружева» было давно известно. В связи с этим мы подготовили свою программу, и разучивали новые песни. А за неделю нам сказали, что вместе с нами примут участие курсанты пограничного училища ГДР и военнослужащие советской армии, а проще русские солдаты. Проведение подобных мероприятий в нашем городе – не редкость. Но первое, что я подумала, это то, что смогу встретиться с Сашей – тем русским солдатом. Не знаю почему, но я очень хотела такой встречи, и была уверена, что мое желание сбудется, ведь мы не виделись почти целый год.

Вот и настал тот день. Мы прибыли в городской парк к назначенному часу, где уже находились наши курсанты и русские солдаты, среди которых я сразу увидела его, Но не повезло перекинуться с ним парой фраз, так как нас быстро расставили на сцене по местам, и началась репетиция.

Все прошло без замечаний, а потом весь сводный хор исполнил главную песню вечера – гимн города, однако, именно по вине наших ребят, песня прозвучала очень плохо, фальшиво. Мне самой стало стыдно, за это. Особенно переживала, что свидетелем нашего позора стал он. Я даже не вышла к нему, когда он подошел к нашей группе, и, как могла, пряталась от него за спинами своих ребят. Правда потом все получилось, и начальство отпустило всех на большой перерыв.

Русские пошли гулять по территории парка, и я предложила своим ребятам тоже последовать их примеру. У меня возник план, где-нибудь пересечься группами, как бы случайно, познакомиться, а потом вовлечь всех в общую беседу и как-то перемешаемся. Тогда мне вместе с Сашей можно будет уйти от всех незаметно.

Ребятам идея прогулки понравилась. Мы пошли по дрожкам парка. За нами следом шли курсанты-пограничники. И вот мы сошлись все в одной точке, и сразу стали знакомиться, как-то сразу нашли общий и понятный для всех интерес. Получилось так, как и задумывала. Незаметно для всех отвела Сашу в сторону.

Мне было видно, что он еще дуется на меня, но я прижалась к нему, попросила у него прощение за свою холодную сдержанность, и почувствовала, как от него сразу повеяло добрым теплом. Стало хорошо и уютно, что еще надо, только одно, чтобы он, вот так, был всегда рядом.

Но все хорошее быстро заканчивается. Так и в этот раз. Наступил вечер и всем надо идти на сцену и сделать то, для чего нас собрали. Выступили мы все хорошо, зрители были довольны. После концерта нам еще раз дали возможность пообщаться между собой, правда, не так долго. В руках, как самое дорогое для меня, я держала маленький бумажный листочек и боялась его потерять. Его дал мне Саша, в котором он написал свой домашний адрес, но воспользоваться я им смогу только примерно в декабре следующего года, когда он закончит свою службу и вернется домой. Долго, но я буду обязательно ждать.

ГЛАВА 8
САША

Второй год моей службы сложился для меня удачно. Приказом командира части за отличные показатели в боевой и политической подготовке, мне объявили благодарность и предоставили 10 суток отпуска. Редко кому так везло.

Встреча с близкими родственниками, друзьями. Столько событий за столь короткое время. Встреча с девушкой, с которой до армии складывались отношения, расставила, без большого сожаления, все точки над «i».

На гражданке, время идет по своим законам, и если кто-то обещает ждать твоего возвращения, то это не значит, что так и будет. Юношеские отношения могут быть чисты, но по времени не долговечны.

Но больше всего я был потрясен тем, что увидел, как постарели мои родители. Они, как никто другой, всегда ждут нас и искренне беспокоятся за судьбы своих детей. Правда, мы не всегда отвечаем им за это взаимностью.

Отпуск пролетел мгновенно. Пора возвращаться в часть. Все пошло в обратном направлении. От Белорусского вокзала до Бреста. Там, на сборном пункте дождались остальных отпускников, из которых сформировали команды для последующего их отправления к месту службы, кого в Польшу, нас в ГДР. А дальше вокзал, проходим таможенную и пограничную зоны. Опять встречаемся с тем же холодным, пронизывающим недобрым взглядом ретивых службистов.

Рассаживаемся по вагонам. С одного полка нас трое отпускников. Занимаем целое купе плацкартного вагона. К нам, на свободное место, подсаживается сопровождающий нас офицер. Выражаем сожаление, но! Он достал из своего походного саквояжа, не початую бутылку водки и вопросительно глянул на меня. Понял его с полуслова. На столике, как будто зная для чего, стояло ровно четыре граненных стакана. Старлей осмотрелся, после чего четко разлил водку по стаканам, а мы быстро приготовили закуску из домашних запасов. Поезд тронулся и под медленный стук колес, не чокаясь, выпили содержимое стаканов.

Не спеша закусываем. Водка, обжигая нутро, благородно легла на желудок и медленно пошла по всем капиллярам теплым, успокаивающим потоком. Как обычно в мужской компании, разговор шел уважительно на равных. Не было ни офицера, ни солдат срочной службы. Говорили о доме, о дороге, традиционно что-то о политике и, естественно, о женщинах. Все как обычно. Было видно, что и нашему сопровождающему стало хорошо. Потирая довольно руки, он подмигнул и достал следующую бутылку и опять ловко разлил ее содержимое по стаканам.

Глянули в окно вагона и увидели, что поезд уже пересекает Советско-Польскую границу, после чего торжественно чокнулись и выпили до дна, по настоящему, одним махом.

Посидели еще часа три, а потом расположились на полках и заснули крепким сном. Поезд, не спеша, ехал по территории Польши, а через сутки пересек границу с ГДР. На каждой крупной остановке, наш вагон покидали группы солдат и скоро мы, однополчане, остались в вагоне одни.

На следующий день, утром прибываем в Дрезден. На перроне встречает нас старшина сверхсрочной службы, какой-то нашей мотострелковой роты, который сказал, что наш поезд на Плауэн будет только вечером, а мы должны все это время находиться на перроне вокзала и ни куда не отлучаться.

Я знал, откуда уходят поезда на Плауэн и предупредил старшину, что будем ждать его там, на левой верхней галерее. Там мы, танкисты, всегда останавливались, когда выезжали на Швепницкий танковый полигон.

Это место возвышалось над главной площадкой перронов, и позволяло нам, не привлекая к себе внимания, спокойно наблюдать за суетой вокзального муравейника, делиться впечатлением от увиденного. Мы понимаем, что это бестолковое занятие, но считаем, что лучше быть здесь, нежели сидеть около штаба дивизии и вскакивать при каждом появлении офицеров. А если эту картину увидит какой-нибудь старший начальник, то он обязательно придумает персонально для нас какой-нибудь наряд, чтобы служба медом не казалась. Поэтому лучше здесь, какая никакая, а все же свобода.

Можно выйти на привокзальную площадь, посмотреть, как там живет народ, но вокруг него шла великая реконструкция, которая уходила в сторону старого города. Строительная техника, вперемешку с городским, грузовым и легковым транспортом, сновала в разные стороны нескончаемым потоком.

Зрелище не совсем интересное и мы отказались от этой затеи, да и вероятность нарваться на наряд советской комендатуры тоже охладил наше желание. Время шло медленно. От безделья смолили сигарету за сигаретой.

Вдруг увидели, одиноко идущую, по нашему перрону, девушку. Она была явно чем-то расстроена. Держа в своей руке нелегкую дорожную сумку, нервной, усталой походкой перемещалась от одного информационного стенда к другому. Эта особа подошла к дежурному по перрону и о чем-то его спрашивала.

Было видно, что они совершенно не понимают друг друга. Мы прислушались к их разговору и поняли, что девушка говорила не на немецком языке, а на другом. Скорее всего, говорила по-французски, поэтому немец просто не понимал, что она хочет.

Наконец они разошлись. Девушка, с блуждающим взглядом, продолжила свой путь по перрону мимо нас. И вдруг. О, ужас! Она смотрела на нас с таким паническим страхом, что мы невольно обернулись назад, может быть, за нашими спинами произошло, что-то ужасное, которое так сильно ее напугало. Но там все было по-прежнему мирно, деловито и спокойно.

Француженка, так мы ее окрестили, постоянно оглядываясь, быстро проскочила мимо нас, спустилась вниз и растворилась в толпе пассажиров. Мы же начали придирчиво оглядывать самих себя, не понимая, что в нашем парадном облике было такого, что так напугало эту бедную девушку.

Вечер. На перроне появляются одинокие пассажиры. По расчетам скоро должен подойти наш поезд. Появляется старшина. Вместе с ним идет незнакомый капитан и две женщины. Очевидно, они возвращаются, также как и мы, из отпуска. Ждем еще немного, поезд подходит к перрону, останавливается, и мы садимся в него.

В этот раз вагон был новый, чем-то похож на советский купейный вагон, только места сидячие. Мы, солдаты, размещаемся в одном, а старшина, капитан и женщины – в другом, соседнем купе.

Дверь нашего купе открыта, и мы смотрим, как мимо нас медленно и спокойно проходят пассажиры и рассаживаются по своим местам. Через несколько минут, в сопровождении проводника, идет та самая француженка, которая увидев нас вновь, панически побежала назад.

Проводник удивился, потом пожал плечами, и пошел обратно к своему месту. Мы же, переглянувшись, пришли к выводу, что западная пресса так напугала своих обывателей Советской военной угрозой, что даже трое простых русских парней воспринимаются ими, как реальные агрессоры, которые очень скоро захватят их жилища и надругаются над всеми женщинами. Что делать? Не будешь же бегать за этой девицей по всем вагонам, и доказывать ей, что она не права, и что ее невинность, если еще она сохранилась, останется при ней.

Поезд тронулся. Мы смотрим через окна вагона на открывающую панораму вечернего города. Постепенно городские пейзажи остаются далеко позади. На смену им приходят сельские виды, но рассмотреть их, из-за наступивших сумерек уже не представлялось возможным.

Вместо этого, в окне отражается наше купе и открытая дверь, в проеме которой появилось призрачное отражение девушки. Как по команде, повернулись лицом к открытой двери. Ждем ее возвращение и готовимся, как конкурсное жюри, внимательно рассмотреть своим оценивающим взглядом фигуру этой юной особы.

Через несколько минут наше ожидание вознаграждается. Девушка, покачиваясь в ритме движения поезда, спокойно возвращается обратно на свое место. Но, Господи, что за наваждение? Это же она, Кэт. Хоть и прошло всего два месяца с момента нашей последней встречи, но она показалась мне еще более прекрасной. Стала такой взрослой девушкой. В ее взгляде, в ее движениях появилось нечто такое, на что раньше, возможно, не обращал никакого внимании, просто не замечал или не придавал значения. Я смотрю, чувствую и понимаю, что я встретил именно ту девушку, которая готова без оглядки идти за тобой на край света.

Смотрим дуг на друга, оба растерянно улыбаемся, не понимая, как такое могло случиться. Судьба предоставила нам очередной прекрасный случай свидеться.

Откровенно радуемся своей встрече и не скрываем свои эмоции от окружающих. Держу ее за руки, усаживаю рядом с собой. Гляжу на нее, и что-то говорю ей, говорю и говорю. Она смотрит на меня и тоже, что-то говорит. И мы не замечаем никого вокруг, как будто мы одни.

Но постепенно мои однополчане начинают напоминать нам о своем существовании. Они с недоумением посматривают на нас. Немного опомнившись, представляю Кэт своим попутчикам. Ведем общий разговор, но постепенно опять возвращаемся друг к другу, и опять забываем обо всех.

Рассказал, как мог, о своих прошедших событиях и самом главном, о поездке домой. А она, то про себя, то про свою школу, то про свой класс, то о работе в обществе Германо-Советской дружбы, что принимает участие в организации и проведении различных его мероприятий. Она хотела, что бы и я, каким-то образом, появлялся там, и она подумает, как это сделать.

Этому желанию не стал придавать никакого значения. Но виду не подал. Понимал, что вероятность исполнения ее задумки была ничтожно мала. В те годы, наши замполиты очень часто говорили о необходимости укрепления дружеских отношений между народами, через народную дипломатию, но действенных шагов не предпринимали. Все решалось только через заорганизованные мероприятия, только с разрешения политуправления. Самостоятельные контакты не только не поощрялись, но и в случае чего могли быть признаны, мягко говоря, нежелательными.

Через некоторое время Кэт сказала, что она возвращается домой вместе со своим отцом. Он едет в соседнем купе, и она почему-то очень хотела, чтобы я с ним познакомился. Сначала такое предложение несколько смутило меня, но затем подумал и согласился. Стало любопытно. Сказал ребятам, что буду в соседнем купе и, если что, пусть прикроют меня.

Выглянул в коридор. Услышал, как наши земляки в своем купе, увлеченные разговорами, потихоньку, но от души, щедро подогревают себя очередной порцией крепкого немецкого алкоголя, под названием «Корн».

Убедившись, что все в порядке пошел вместе с Кэт в ее купе. Заходим. У окна сидит мужчина, лет сорока пяти, возможно и старше. Волосы короткие, пересыпаны сединой, словно пеплом. На носу небольшие очки, в которых он читал какую-то немецкую газету.