Текст книги "Всё будет правильно"

Виктор По-Перечный
Всё будет правильно

© Виктор По-Перечный, 2024

© Издательский дом «BookBox», 2024

Вступительные слова

Как правило, люди не ищут, как правильно.

Л. М. Из не опубликованного

Чем животные отличаются от людей? Животные, как и люди, включены в колесо самовоспроизведения. Да и любопытство у животных тоже наблюдается, и знания, и своё сознание. Это сознание прайта, популяции, улья, муравейника. Если где-то появился источник пропитания или, наоборот, какая-то опасность, то об этом знает уже вся популяция.

Вот разве что рефлексия. А? Рефлексия как оборачивание сознания на себя, как оборачивание сознания на мир, в котором человек живёт. Животные не рассматривают себя отделёнными от мира, не анализируют, они просто приспосабливаются к миру. Человек же по-иному относится и к себе, и к миру. Человек не просто анализирует эти две, безусловно, разные, сущности, но он ещё и норовит воздействовать на них. Человек не устаёт изменять себя и мир, причём не только согласно физическому происхождению этих, а, главное, согласно чему-то, своему человеческому вне физического разумения.

Что там у человека вне его физического тела? Что-то инстинктивное, аутоиммунное, гормональное, защищающее тело, восстанавливающее, исцеляющее, воспроизводящее, иногда это называют эфирным. Впрочем, и у животных есть свой такой же животный заботящийся Бог.

Или это что-то мыслящее, сознательное, думающее, эмоциональное, порывистое, может быть, даже порочное, втягивающее тело во все тяжкие, или, наоборот, добродетельное, заботливое, любящее и бескорыстное, и тогда точно что-то живое, но не животное.

Или третье, что-то высшее, мотивирующее и заставляющее думать, действовать, транслирующее задачу, миссию, волю, предъявляющее высшую этику и справедливость, ничего не забывающее, никогда не исчезающее, даже с уходом тела, и уносящее опыт познанного, чего-то самого существенного в какие-то самые высшие сферы.

И тогда вот это человек, и в нём намешано и первое, и второе, и третье, и упаковано всё это в крайне уязвимое и недолговечное тельце, чтобы успеть проявиться третьему (существенному), и не замотаться, не закружиться на втором (повседневном), и не повестись только на первое (физиологическое).

И вот в пяти главах этой книжки предлагается понаблюдать, пробьётся ли сквозь бытовое и физическое что-то существенное, что-то очень-очень важное, самое, может быть, главное.

И тогда, продолжая всматриваться в себя, вы обнаруживаете что-то как будто не из этой жизни. Как будто такие события с вами не происходили, а вы из них вынесли свой опыт. Как будто вы посещаете одни и те же места, в которых в вашей текущей жизни вы не бывали. Или вдруг вы вспомнили что-то, но непонятно откуда. Чаще всего такое приходит во сне. Как будто есть какая-то память, не связанная с вашей нынешней жизнью. Как будто книга вашей жизни написана вся, и вы можете открыть её как на страницах прошлого, так и будущего. Что-то такое приведено в первой главе этой книжки, что-то такое, что не вытекает из вашей обыденной памяти. И вот она, первая глава, дана читателю так, чисто для разбега, для настройки вслушиваться в себя.

А вот во второй главе это то, что вы вполне можете помнить прямо из своего детства. Это детские истории про детей сложного детства. Некоторые из них прямо рассказаны девочкой. Некоторые записаны взрослыми по событиям, произошедшим с девочкой в возрасте примерно от трёх до семи лет. Здесь ваше человеческое существенное обживается в новом теле, ощущает недоумение от ограничений. Поскольку традиции общества, культурные нормы видят в вас ребёнка, поэтому на всё, что вы знали до вхождения в тело, здесь нет спроса. И вы всё забудете ещё до того, как научитесь владеть речевым аппаратом. Разочарование бывает настолько сильным, что вам с этими взрослыми вообще не интересно, даже разговаривать. Но они вас любят, они стараются и через любовь вовлекают-таки вас в новую игру в вашем новом теле.

И тогда, в какой-то момент, дочитав до третьей главы и чуть повзрослев, многие задаются вопросом: «А как правильно?» Не все, конечно, многие продолжают жить своей нормальной, размеренной жизнью, не оборачивая своё сознание ни на себя, ни на мир. Просто живут, гуляют, спят, едят, уходят, не доводят, желают, ищут, не находят, они совсем не чувствуют беды. Другие бдительны, дотошны, не спят, читают, вспоминают… задачу, взятую себе, чтоб были знания, чтоб не было беды.

Итак, этот вопрос у кого-то шелестит фоном, у кого-то и вовсе нет, а жизнь пока идёт своим чередом. Такая, какая есть! Поэтому в четвёртой главе собраны камешки с невероятно обширного, бесконечного пляжа жизни. Вот они, лежат на ладони. И у каждого из вас таких камушков и своих полно. А если заглянуть в походный рюкзак? Или в кладовку своей души? Теперь, рассматривая камушки случившегося, мы всяко знаем, как было бы правильно тогда. Вот если бы я тогда поступил правильно, то не было бы у меня таких последствий. Но как быть правильно теперь, чтоб стало правильно потом и навсегда? И главное, почему всё так? И главное главного, при чём здесь я?

И вот следующая, пятая глава названа «Возвращение». Это потому, что автор полагает, что правильно будет вернуться. Он полагает, что мы здесь не просто от сырости завелись, что кто-то нас послал сюда с миссией, с задачей. И эта задача точно не про войны, колонизацию, рабовладение, геноцид, высокомерие, грубость, хамство и пр., и пр. За этим стоило ли снаряжать такую длинную экспедицию на Землю? Нет! Автор полагает, что вернуться предстоит с опытом, как от этой «чернухи» можно избавиться. Научиться избавляться, потом избавиться, потом только вернуться. И научиться избавляться предстоит не физиологическому и даже не повседневному переживающему, а третьему – существенному.

Хотя-а-а-а! У людей от животных есть ещё одно существенное отличие. Это иллюзии! Навыдумывают себе что-нибудь, нафантазируют, сами себе с пеной это доказывают и докажут. И потом верят в это, думают, что так оно и есть, и будет. Что ж, это всего лишь люди.

Глава 1. Межвременье (приснилось)

Плаваю в пухляке

Потоп. Потоки заполняют то ли город, то ли горы. Я один, понимаю, что не избежать, и отдаюсь потоку. Но это не вода. Это как будто пушистый снег, мягкий, только что выпавший снег, когда в него падаешь. Только здесь падение не упирается в плотный наст. Я продолжаю лететь или плавать. Пытаюсь научиться двигаться в мягком снегу. Прикольно. Не страшно.

Милан, 03.01.17

Дайте фонтанчик вверх

Заезжаю во двор на служебном микроавтобусе. Небольшой микроавтобус жёлто-оранжевой раскраски легко паркуется в просторном городском дворе. Там ещё детская площадка, хоккейная коробка, пацаны пинают мяч. Я приехал на семинар.

Л. М. говорит:

– Дайте мне хоть какую-то зацепку, хоть какой-то фонтанчик вверх пробейте, здесь я уже вас подхвачу.

Очередь до меня доходит, говорю:

– Может, в моём случае это тексты, ведь когда я сажусь писать, я не знаю заранее, что придёт. Эти слова, эти фразы, эти смыслы, они как будто спускаются помимо моей воли откуда-то сверху. Может быть, вы там их видите.

Л. М. в длинной тунике, на голове то ли своеобразно уложенные волосы, то ли витиеватый плетёный головной убор. Кивает:

– Вот, вот, вот. Хорошо, увидимся в четверг.

Выхожу во двор. Служебный микроавтобус изрядно помят, борта поцарапаны. Зеркала заднего вида с обеих сторон варварски завёрнуты внутрь и примяты дверями. «Как такое можно сделать, – думаю, – конечно, стоит без номеров, без регистрации, без страховки, вот позарились, варвары». Но он на ходу, сажусь, уезжаю.

Москва, февраль 2017 г.

Нужно сто

Сначала приснился семинар в Кайлаше.

Мы рассматриваем какую-то матрицу, похожую на китайскую игру «ГО». Перекладываем квадратные фишки из одной ячейки в другую. На фишках, в отличие от китайской игры, изображены не цифры, а какие-то рисунки. То ли орнамент фольклорный, или стилизованные лица, как на рисунках индейцев мая. Лица эти живые, они реагируют на наши перекладывания по ячейкам. Это похоже на эмоции. Они как бы радуются или огорчаются.

Л. М. говорит:

– Мне нужно провести сто человек через…

Я не очень-то расслышал, через что. Кажется, она сказала: «Через портал».

Однако здесь не принято переспрашивать, поскольку слова не имеют значения, они, как говорит Л. М. «не существенны». Здесь слова только повод обратить внимание на то, что показывают. При этом людей поощряют что-то проговаривать. Но когда они это делают, то звучит так: «Мне показывают…» – и дальше идёт какой-то текст, который скорее задаёт тему просмотра. Например: «Мне показывают футбол», а каждый дальше смотрит свой репортаж, кто-то с хоккейного матча, кто-то бокс, кто-то вообще шахматы. Кому не свезло и нет своего телевизора, тот вместе с говорящим смотрит футбол. Конечно, тема «спорт» – это скорее фигуральное выражение. На самом деле семинар перекладывает по матрице на квадратных фишках из китайской игры «ГО» другие темы: «Иерархии», «энергии», «канал», «метакультура», «раса»…

Конечно, во сне никакой такой болтовни не было. Там махом блымнуло – и всё, смыслы выстроились. И когда я ещё раз нырнул в разглядывание тем на фишках и на то, как они реагируют на наше прикосновение, Л. М. переключила вопросом:

– Сколько у нас сейчас людей в семинаре?

– 57, – говорю, – на последних «футбольных» прививках было по 57 человек. Если посчитать не приехавших, то наберётся около 65.

– Ну вот, – говорит Л. М., – видите, сколько ещё работы. Ничего, сейчас на августовской прививке я вас отпущу. Будем собирать новую группу, по новому принципу.

Я как-то сильно забеспокоился. Как это новую группу? По какому принципу? А как же я?

Хотел проснуться, но не получилось, сон перешёл в иную фазу. Не знаю, связано это с семинаром или нет, но приснилось так.

Санта-Маргерита-Лигуре, 13.08.2018

Тройки

Мы с семинаром едем на автобусе в какую-то промзону. Здесь как будто работает Анатолий, и у нас здесь семинар. Он показывает стройку новых корпусов по типу Москва-Сити среди старых советских цехов завода «Прогресс». Я ещё думаю, как он одновременно работает и здесь, и в «Проект-технике»?

Л. М. говорит:

– Скоро здесь всё будет перестроено.

Поднимаемся на пятый этаж, коридор, актовый зал. Корпус старый, линолеум горбылём, стены облезлые, перегородка от коридора стеклянная, прикрыта скукоженными жалюзи. Начинается медитация. Народ в коридоре пытается заглянуть внутрь, что там? Анатолий выходит в коридор:

– Проходите, проходите не мешайте.

Л. М.:

– Ничего уже не помешает.

Выхожу к Анатолию, нужно пойти поискать туалет, людей-то много. Идём с ним в конец коридора. Там, где положено быть туалету, какая-то то ли котельная, то ли просто трубы, как вены вздулись сквозь стены. Один унитаз по крышку провалился в пол, другой вообще на вертикальной перегородке. Возмущаюсь сначала: «Как они себе это представляют?», потом доходит, что здесь, в «месте слива», пространства поплыли в первую очередь. И правда, из-под пола сливная вода проступает, Анатолий суетится с местными сантехниками, но их инструменты уже не подходят.

– Пошли, – говорю, – здесь уже не помочь.

А сам понимаю, что и незачем.

И действительно, и в коридоре, и в остальных комнатах уже работают специальные службы. Все в комбинезонах со специнструментом ловко вскрывают полы, снимают отопление, рушат перегородки. Мы заходим в актовый зал, семинар закончился, все оживлённо болтают. Анатолий разводит руками, говорит:

– Ну и что, вы хотите сказать, что это не ваша работа?

Л. М.:

– Наша, наша, успокойся.

Все уже на улице. Л. М. раздаёт всем карточки с изображением каких-то нейтральных сюжетов: цветы, сирень, море. Но главное не в этом, в каждой карточке проперфорирована середина в виде листа экзотического дерева. Я выдавливаю свой листочек, на карточке проступает имя. Никак не могу прочитать. Обращаюсь к Л. М.:

– Это у тебя тут не до конца проявилось.

Берёт мою карточку и прикладывает к своему смартфону. По экрану пробегают молнии. На карточке и на вложенном листочке проявляются фамилии: «Киселёва» и «Басинорукашвилли».

– А как это эти фамилии написаны старательным детским почерком Виктории?

– Виктор, не будь наивным, – Л. М. отвечает.

Понимаю, что мы теперь разделены на тройки для дальнейшего прохождения. Иду искать свою тройку.

Диано-Марина, Italia, 24.07.17

Резидент из будущего

Все семинарские поднялись и пошли прогуливаться по горному плато. Низкорослые кручёные деревца, жёсткая трава. Да, это точно в горах.

Почему-то я отделился и стал спускаться по склону. Это оранжевая, иногда с серыми прожилками глина. Довольно гладкий, вымытый дождями и крутой склон. Но не скользко, поскольку на мне ковбойские, из сыромятной кожи, проклёпанные полусапожки на модном завышенном каблуке. Каблук очень кстати впивается в податливую глину, создавая устойчивость при спуске. Знаете, во сне часто так бывает, что запоминаются какие-то мелочи, врезаются какие-то детали.

Склон заканчивается руслом пересохшего ручья, который чуть влево, метров через сто вливался в большую спокойную реку. Там за деревьями не видно, где-то купаются дети. Слышен только их весёлый гомон, который обычно доносится с реки, где купаются дети.

То, что я уже спустился на дно, стало понятно по чавканью моих понтовых сапог, провалившихся в глинистую жижу. Эх, жалко сапоги, как теперь выбраться? О! Вспомнил! Я же могу взлететь.

И самое время, поскольку сверху с гор хлынул поток воды. Я взлетаю над ним, сразу вспомнив всю технику полётов во сне. Пытаюсь обмыть сапоги, но горный поток окатывает почти до пояса. Нужно взлететь повыше. Здесь ветер действует заодно с потоком и сносит меня вниз. Как планета Земля вращается под напором ветра, так, похоже, и этот поток разгоняется ветром. Нужно взять ещё повыше. Всё! Наконец-то можно перевести дух и покувыркаться в воздухе, наблюдая, как ручей закружился в объятиях с рекой, как давно не видевшиеся родственники.

Полечу-ка, посмотрю, что там за детский гомон.

Это оказался огромный белый дирижабль в форме полярного медведя. Звуки и голоса доносились оттуда. Но теперь, вблизи, это было похоже, скорее, на радио или телепередачу. Я попытался заглянуть в окошки и рассмотреть там происходящее. Окна оказались мутными и непрозрачными, как будто ты заглядываешь в парную. От этого смущения медведь начал сдуваться и оседать. И когда его четыре лапы уже коснулись земли, отвалилась вдруг голова. Белобрысый худощавый мальчик лет шести, выскочивший из головы, держал в руках собственно источник звуков, напоминающих то ли хохот, то ли детскую телепередачу. Это был странный аппарат, похожий на космический лазерный бластер, только в плохом, китайском, поддельном исполнении.

– Спасибо, Витя, что ты меня выручил, – радостно узнал меня мальчик. – Смотри, нам с родителями уже давно пора ехать на Нижегородскую ярмарку.

Вижу, из парадной дома, возле которого обмяк дирижабль, вышла семья мальчика. Папа, мама и ещё двое братьев постарше. Все четверо из фарфора. Знаете, если долго ждать без движения, то сначала деревенеешь, потом костенеешь – и вот всё, теперь ты элитная гжельская фарфоровая статуэтка. Я полетал перед семьёй. Нет, похоже, они меня не видят, только младшой с бластером наперевес продолжает что-то оживлённо трендеть. Да уж, внутри дирижабля не наговоришься.

Дошли до оживлённой площади. Здесь фарфоровый народ, толкаясь и цокая, садится в подходящие один за другим трамваи и отъезжает на Нижегородскую ярмарку.

Я уже в толпе, наблюдаю за одним странным клиентом. Он выделяется танкистским шлемом на голове с чёрными сварочными очками. Комбинезон и куртка из прочного серого брезента с множеством карманов, хлястиков и молний. Но главный атрибут в том, что он не фарфоровый. Вряд ли он живой, скорее он сделан из серой не обожжённой рыхлой глины.

Неожиданно к «танкисту» подходит человек в кожаном пальто с капюшоном. Я не вижу со спины его лица. Он наклоняется и говорит серому прямо в лицо на языке, который слышу только я и серый:

– Мой ватсап – «сыс», назови свой.

– Мрт, – отвечает с перепугу «танкист».

– Я с тобой свяжусь, – бросает кожаный и исчезает.

Всё понятно, связь по ватсапу, значит, они оба посланцы из будущего. Наблюдатели.

«Танкист» явно в шоке. Поэтому размышляет так громко, что не только я, но и все фарфоровые его, кажется, слышат.

«Что-то здесь не то?! Как они так быстро меня вычислили? Нужно проверить!»

Он начинает плеваться в окружающих. Нет, показалось, они его не видят, поэтому никак не реагируют на это хамство. В какой-то момент «танкист» поворачивается ко мне, и его плевок попадает на моё удлинённое, с подкладными выразительными плечами пальто из дорогущего английского драпа.

– Ах ты ж чмо, – демонстративно раздражаюсь я, – кто тебя готовил. Ты бы хоть по этой ткани мог бы унюхать пославших тебя. Балда!

Дальше с размаху оглоушиваю резидента по танкистскому шлему. Он недоумевая трясёт головой. Даю ему зуботычину. Кулак проваливается внутрь щеки, как в холодец. ФУ! Нет, клиент меня не видит и так и не понял, что с ним происходит.

И кого только англичане готовят управлять прошлым. Да уж, доуправляются.

Лигурия, Санта-Маргерита, 13.08.18

Картонки

Приснилось, что мы с семинаром приехали в рабочую поездку. Остановились в обветшалом строении, похожем на барак. Длинный, с провалившейся крышей кампус, сколоченный из посеревших от дождя и ветра досок. Потом, через год, оказалось, что в горах Непала такие дощатые домики называют многозначительно «гэстхаус». Не зря говорят, что во сне можно увидеть будущее.

Как-то разместились и тут же сорвались на медитацию в соседний барак, где по ожиданиям есть подходящего размера помещение.

Л. М. с нашими девушками как-то быстро ушли вперёд, а мы с мужчинами задержались по пути. Тропинка шла по склону осыпающегося гравия. Чёрные, размером с орех, камни и комки, скорее всего, были набросаны местным вулканом. Так показалось. Сползая вниз и старательно карабкаясь вверх, мы всё же доползли до переправы через овраг.

Когда-то здесь был мост. Полноценный и, может быть, даже железнодорожный мост с бетонными опорами-быками и железными пролётами. Но что-то поработало в этих краях, что-то изрядно потрепало и разрушило не только дома и постройки, но и всё остальное обеспечение жизни, в том числе мосты и дороги. Сейчас на быках повисли только скрюченные обломки ржавой арматуры и рельсов. Для перехода через овраг с оживлённо бьющимся внизу ручьём на быки была брошена широкая, толщиной с ладонь, доска.

Половина нашей группы вслед за Л. М. перепорхнули на противоположную сторону оврага. Но стоило только мне наступить на край доски, как она тут же соскочила со своей опоры, перекосилась и застряла в металлических конструкциях моста. Ну что ты будешь делать с этим увальнем. Вот недотёпа. Это только со мной всегда так? Придётся мостик восстанавливать.

Для этого потребовалось сначала потянуть доску на себя, чтобы вырвать её из стальных захватов разрушенного моста, а потом подтолкнуть её для установки на опоры. Не с первого раза, но мне удалось это сделать. Сергей с Анатолием возились на противоположном конце, ловя и устанавливая его. Иначе ни они, ни остальная часть группы не могли бы переправиться.

Пока я пыхтел над тяжёлой и неповоротливой доской, рядом проявился местный житель. Вид у него был престранный. Плоское, как рисуют дети, большеглазое открытое лицо с выразительными ресницами и всегда улыбающимся ртом. Одежда была почему-то только двух цветов, и к тому же избыточная и крайне не пропорциональная. В том, что человечек был нарисован, я убедился, когда в благодарность за помощь обнял его и почувствовал, что одежда его из картона и ватмана. Правда, внутри этой бумажной оболочки всё же оказалась живая жизнь. Это выяснилось как раз не из его помощи мне, здесь в его суете не было силы. То, что в этих краях есть жизнь, было видно из картинок, которые он нам показал.

Вот жена человека. Она такая же улыбчивая и яркая нарисованная той же детской рукой голубыми и жёлтыми красками. Вот детишки играют в придорожной пылюке. Они пока не окартонились, выглядят живыми и естественными. Так только на локтях и коленях чешуя, да плечи начали рубцеваться. Жена таскает старые одеяла и тряпьё и укладывает это всё на оголившиеся трубы теплотрассы, проложенной в бетонных лотках, как в Тикси. «Пока вы здесь мостик нам починяете, – говорит, – мы ещё успеем сохранить тепло, нужно успеть до холодов укрыть теплотрассу».

В ручье вниз по течению проплыла энергичная стайка земноводных с круглыми гладкими головами. Их ведёт вожак такого же болотного цвета. Эти вообще ни нас, ни даже своих картонных земляков не видят.

Вернулась Л. М. с кем-то из девушек.

– Ребята, что это вы тут зависли? Мы там уже все собрались, вас ждём.

Проснулся.

Вспомнилась фраза Л. М.: «Как им помочь, как всё это исправить?»

Ну вот, мостик починили, тепло сохранили. У этих картонных хоть есть осознание себя и ситуации. Они понимают, что это их выбор. Сначала выбрали следовать инстинкту и рожать детей. Потом следовать ответственности и заботиться о своих детях. Мы наблюдаем ветхость и разруху, потому что мы видим не только физику вещей, но и суть вещей. Они тоже начинают вглядываться в суть – это толкает их к переменам. По-своему. В рамках открывающегося внутри картона сознания.

А вот те земноводные, те энергично плывут по течению. Не ими запущенному и не ими управляемому течению. Думают, что плывут, и думают, что в океане. Думают, что они покорители океана. Нет, вряд ли они уже способны думать, скорее, ощущают, что плывут. На самом деле следуют инстинктивному потоку. Если этот поток поменяется и их вынесет на сушу, тогда сознание неизбежно начнёт включаться. Тогда можно начать взаимодействовать.

Юрлово, 11.11.18