Текст книги "Институт реабилитации в Российском законодательстве. Возникновение, развитие, понятие, перспективы"

Похожим образом обстоит дело, когда незаконное уголовное преследование осуществляется при наличии в отношении подозреваемого или обвиняемого вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению либо определения суда или постановления судьи о прекращении уголовного дела по тому же обвинению, а равно при наличии неотмененного постановления органа дознания, следователя или прокурора о прекращении уголовного дела по тому же обвинению либо об отказе в возбуждении уголовного дела. Реабилитирующими данные основания будут только в случае, когда незаконное уголовное преследование осуществляется должностными лицами, заведомо знающими о наличии данных обстоятельств в отношении лица.

Представляется, что и такое основание, как смерть подозреваемого или обвиняемого, само по себе не может быть признано влекущим право на реабилитацию. Здесь необходимо уточнить, что основанием для реабилитации в данном случае будет являться последующее установление того обстоятельства, что в отношении умершего осуществлялось незаконное или необоснованное уголовное преследование. В этом случае о реабилитации могут ходатайствовать наследники, близкие родственники, родственники и иждивенцы умершего, а также суд, прокурор, следователь и дознаватель.

Называя еще одно основание для реабилитации – отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению, за исключением случаев, предусмотренных ч. 4 ст. 20 УПК РФ, необходимо также уточнить, что в данном случае лицо, в отношении которого осуществляется уголовное преследование частного либо частно-публичного обвинения, имеет дело с нарушением закона со стороны должностных лиц, которые вопреки требованию ч. 2 и ч. 3 ст. 20 УПК РФ осуществляют производство при отсутствии заявления потерпевшего о возбуждении уголовного дела.

Следует отметить, что законодатель не дает оценки прекращению уголовного преследования при отказе частного обвинителя от обвинения, что представляется неправильным. Несмотря на то, что дела частного обвинения возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, его законного представителя и подлежат прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым, лицо, к которому обращены требования потерпевшего, не по своей воле становится участником частного уголовного преследования, которое обеспечено принудительной силой закона. На первый взгляд, все просто – если будет установлено, что частный обвинитель действовал незаконно или необоснованно, инициируя уголовное преследование, обвиняемый, в случае причинения ему вреда, имеет право требовать от частного обвинителя возмещения вреда. Но кто будет восстанавливать данное лицо в правах и свободах, которые были нарушены? Видимо, не частный обвинитель, которому это не по силам. Кроме того, частный обвинитель мог добросовестно заблуждаться (невиновное причинение вреда), а деятельность должностных лиц могла носить незаконный или необоснованный характер при производстве по делу, в таком случае необходимо говорить о реабилитации.

Следует отметить, что в первоначальной редакции УПК РФ данное положение законодателем было отражено.

Следующую группу оснований, дающих лицу право на реабилитацию, составляют отсутствие заключения суда о наличии признаков преступления в действиях одного из лиц, указанных в п. 1, 3–5, 9 и 10 ч. 1 ст. 448 УПК РФ, и отсутствие согласия, соответственно, Совета Федерации, Государственной Думы, Конституционного Суда РФ, квалификационной коллегии судей на возбуждение уголовного дела или привлечение в качестве обвиняемого одного из лиц, указанных в п. 1 и 3–5 ч. 1 ст. 448 УПК РФ.

Таким образом, законодатель наделил правом на реабилитацию тех, в отношении кого уголовное преследование прекращено по основаниям, которые вряд ли можно отнести к реабилитирующим: отсутствие согласия уполномоченных государственных органов власти на привлечение к уголовной ответственности лиц, обладающих иммунитетом на основании ст. 447 УПК РФ.

Представляется, что сам по себе факт отказа соответствующих государственных органов власти в даче согласия на привлечение к уголовной ответственности лиц, указанных в ст. 447 УПК РФ, не может свидетельствовать о прекращении уголовного преследования в отношении таких лиц по реабилитирующим основаниям. К реабилитирующим основаниям можно отнести отсутствие заключения суда о наличии признаков преступления в действиях одного из лиц, указанных в п.п. 1, 3–5, 9 и 10 ч. 1 ст. 448 УПК РФ, поскольку такое решение принимается органом, в чью компетенцию входит решение вопросов по применению норм УК РФ и УПК РФ.

Следует отметить и то обстоятельство, что в соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 133 УПК РФ подсудимый, в отношении которого вынесен оправдательный приговор по основанию вынесения коллегией присяжных заседателей оправдательного вердикта (п. 4 ч. 2 ст. 302 УПК РФ), имеет право на реабилитацию. Представляется, что с данным реабилитирующим основанием стоит согласиться в полной мере, поскольку в указанном случае оправдательный приговор будет основан на вердикте о невиновности.

Новым для уголовно-процессуального законодательства основанием, порождающим право на реабилитацию, является отмена незаконного или необоснованного постановления суда о применении принудительных мер медицинского характера в отношении лица, к которому были применены указанные меры. Указанная новелла заслуживает поддержки, так как она акцентирует внимание на серьезности последствий незаконного или необоснованного применения данной меры.

Все вышесказанное в полной мере относится ко всем положениям, содержащимся в ч. 2 ст. 133 УПК РФ, где указываются все те же основания реализации права на реабилитацию, требующие, на наш взгляд, законодательного уточнения.

Вместе с тем некоторые исследователи, интересующиеся основаниями возникновения права на реабилитацию, в своих работах указывают на необходимость пересмотра и уточнения не только положений ст. 133 УПК РФ, но и связанных с ней тем или иным образом иных положений УПК РФ.

Например, С. А. Бетрозов предлагает основания возникновения права на реабилитацию, указанные в ч. 2 ст. 133 УПК РФ, изложить в соответствии с требованиями ч. 2 ст. 212 УПК РФ, согласно которой в случаях прекращения уголовного дела по основаниям отсутствия события преступления, отсутствия в деянии лица состава преступления, непричастности подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления следователь или прокурор принимает предусмотренные главой 18 УПК РФ меры по реабилитации лица, считая при этом, что данные основания являются единственными допустимыми для возникновения права на реабилитацию[147]147
  См.: Бетрозов С. А. Институт реабилитации в уголовном процессе России: Автореф. дис…канд. юрид. наук. СПб., 2006. С. 10–11.


[Закрыть].

Таким образом автор необоснованно ограничивает право лица на реабилитацию по основаниям, указанным ранее, с чем согласиться не можем.

Кроме того, С. А. Бетрозов указывает, что при сопоставлении ч. 2, ч. 8 ст. 302 УПК РФ и ч. 2 ст. 212 УПК РФ возникает коллизия оснований постановления оправдательного приговора между частями ст. 302 УПК РФ и между ч. 8 ст. 302 УПК РФ и основаниями, при которых следователь и дознаватель обязаны принимать меры по реабилитации лица (ч. 2 ст. 212 УПК РФ)[148]148
  Там же.


[Закрыть].

Действительно, основания постановления оправдательного приговора, указанные в ч. 2 ст. 302 УПК РФ, в полной мере признаются реабилитирующими, при этом случаи, перечисленные в ч. 8 ст. 302 УПК РФ и рассмотренные нами ранее, являются реабилитирующими не всегда, между тем законодатель на это не обращает внимания, более того, содержательно сталкивает между собой ч. 2 и ч. 8 ст. 302 УПК РФ.

Однако дальнейшие рассуждения исследователя о том, что УПК РФ в предварительном следствии (ч. 2 ст. 212 УПК РФ) предлагает одни основания для реабилитации, а в судебном разбирательстве (ч. 2, ч. 8 ст. 302 УПК РФ) – другие, представляется неверным, поскольку, во-первых, содержащиеся в рассматриваемых статьях нормы – не что иное, как определение случаев наступления обязанности конкретных должностных лиц, в зависимости от стадии процесса, принимать действия по реабилитации лица, а не определение оснований реабилитации, и, во-вторых, суть ч. 8 ст. 302 УПК РФ также заключается не в определении оснований реабилитации, а в указании судам, как им необходимо действовать при обнаружении «ошибки», допущенной должностными лицами на предшествующей стадии.

Другое дело, что автор, возможно, не согласен с позицией законодателя по поводу наступления обязанности тех или иных должностных лиц предпринимать действия по реабилитации лица в различных случаях, но тогда речь должна идти о субъектах реабилитационных отношений, а никак не об основаниях применения права на реабилитацию.

Единственное, что в данной ситуации может смущать, так это то обстоятельство, что законодатель внес смуту в вопрос, какой же приговор должен постановить судья, если в ходе судебного разбирательства обнаружится, что истекли сроки давности уголовного преследования, – то ли оправдательный, то ли обвинительный с освобождением осужденного от наказания. Однако решение этого вопроса находится за рамками рассматриваемой нами темы.

Достижением УПК РФ является отказ от бытовавшего долгое время положения, согласно которому ущерб не подлежал возмещению, если лицо в процессе дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства путем самооговора препятствовало установлению истины и тем самым способствовало наступлению неблагоприятных для себя последствий.

Первым решить эту проблему попытался Пленум Верховного Суда СССР, указав, что под самооговором следует понимать заведомо ложные показания подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, данные с целью убедить органы предварительного расследования и суд в том, что именно им совершено преступление, которого он в действительности не совершал. Самооговор, явившийся следствием применения к гражданину насилия, угроз и иных незаконных мер, не препятствует возмещению ущерба. При этом факт насилия, угроз или иных незаконных мер должен быть установлен следственными органами, прокурором или судом[149]149
  Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 23 декабря 1988 г. № 15 «О некоторых вопросах применения в судебной практике Указа Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 года „О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей“» // Бюллетень Верховного Суда СССР. 1989. № 1.


[Закрыть].

Профессор В. М. Савицкий отмечал, что «самооговор – разновидность показаний обвиняемого, точнее, разновидность его "признательных" показаний, его сознания. Оперировать сознанием обвиняемого – задача тонкая и сложная, опасность ошибок увеличивается при этом во сто крат»[150]150
  Савицкий В. М. Имущественные последствия реабилитации // Правоведение. 1982. № 6. С. 56.


[Закрыть].

Кроме того, ученый показал, что, во-первых, внешне самооговор должен быть выражен в показаниях обвиняемого, зафиксированных в протоколе допроса. Нельзя рассматривать как самооговор или его подобие какие-либо действия обвиняемого, дающие основание полагать, что он, возможно, виновен в совершении преступления (уничтожение следов, подговор свидетелей, попытка скрыться и т. п.). По той же причине ничего общего с самооговором не имеет отказ обвиняемого от дачи показаний или умолчание об оправдывающих его обстоятельствах. Обвиняемый не несет ответственности за отказ от дачи показаний, и лишение его за такой отказ имущественной компенсации равносильно возложению на него бремени доказывания своей невиновности, но дело не только в этом. Молчание, отказ от дачи показаний – антиподы самооговора, который выражается в активных действиях, а именно в сообщении, изложении при допросе ложных сведений.

Во-вторых, самооговор должен быть актом умышленным. Для признания его наличия необходимо установить умысел обвиняемого на провоцирование ситуации, которая должна убедить следователя или суд в его виновности, в результате чего и принимаются меры государственного принуждения, влекущие причинение обвиняемому имущественного вреда. Если же самооговор явился следствием не умысла, а неосторожности обвиняемого (например, дача ложных «признательных» показаний ввиду растерянности, неопытности или эмоционального стресса), то данное обстоятельство не должно лишать его права на компенсацию.

В-третьих, самооговор лишь тогда снимает вопрос о возмещении вреда, когда он не был вынужденным. Когда же ложное признание получено путем насилия или совершено в обстановке психического давления (обманов, уговоров, внушения и т. д.), когда оно дано под угрозой ареста или, напротив, ввиду обещания освободить из-под стражи, смягчить наказание и т. п., то такой самооговор не может служить причиной отказа в возмещении ущерба[151]151
  См.: Там же. С. 56–57.


[Закрыть].

Благодаря усилиям ученых, самооговор был исключен законодателем из числа обстоятельств, лишающих лицо права на реабилитацию, так как с большой вероятностью можно говорить, что самооговор зачастую является следствием применения к гражданину насилия, угроз, шантажа и иных незаконных мер.

Такое решение законодателя заслуживает поддержки.

На опасность самооговора как обстоятельства, исключающего право на реабилитацию, указывает И. Л. Трунов: «Человек либо виновен, либо нет на основе совокупности собранных и оцененных в соответствии с законом доказательств, выделение одного из возможных доказательств как критерия невозможности возмещения вреда соответствует сталинским временам, когда царицей доказательств было добровольное признание вины, выбиваемое из обвиняемых вместе с зубами и иными не менее важными органами. Содержание в СИЗО международными правозащитными организациями приравнивается к пыткам, и длительное содержание (известны случаи содержания в СИЗО г. Москвы 6 лет и более) способствует самооговору, поскольку само содержание не только невыносимо, но и опасно для здоровья (туберкулез, СПИД, недоедание и т. п.). Зачастую, не выдержав давления со стороны правоохранительных органов, обвиняемые оговаривали себя с целью поскорей отбыть в места лишения свободы»[152]152
  Трунов И. Л. Возмещение вреда и восстановление прав лиц, незаконно или необоснованно подвергнутых уголовному преследованию // Право и политика. 2004. № 7. С. 119.


[Закрыть].

Сложная ситуация складывается в случае, когда самооговор стал не следствием применения незаконных методов, а результатом добровольного волеизъявления лица, давшего соответствующие показания.

Однако и в этом случае самооговор не должен исключать права на реабилитацию, поскольку согласно ст. 77 и 88 УПК РФ признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств, при этом каждое доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности – достаточности для разрешения уголовного дела.

Если же в основу осуществления уголовного преследования был положен только самооговор, то надо говорить о незаконности и необоснованности такого преследования, и как следствие – о необходимости реабилитации лица.

Как отмечает Л. А. Прокудина, в подобных обстоятельствах определенную роль в возникновении ущерба играет самооговор гражданина, но в конечном итоге главной причиной негативных последствий выступает несоблюдение должностными лицами установленных уголовно-процессуальным законодательством правил проведения предварительного расследования; поэтому гражданин в этой ситуации подлежит реабилитации[153]153
  Прокудина Л. А. Возмещение ущерба, причиненного незаконными действиями правоохранительных органов (науч. – практ. комментарий). 2-е изд., перераб. и доп. М., 1998. С. 30.


[Закрыть].

Представляется верным исключение законодателем из числа оснований, влекущих право на реабилитацию, случаев, когда примененные в отношении лица меры процессуального принуждения или постановленный обвинительный приговор отменены или изменены ввиду издания акта об амнистии или принятия закона, устраняющего преступность или наказуемость деяния.

Однако второе основание требует более подробного рассмотрения, поскольку в определенной мере ограничивает данное лицо в реализации права на реабилитацию.

Конституционный Суд РФ пришел изначально к жесткому выводу, что прекращение уголовного дела вследствие изменения обстановки (принятия закона, устраняющего преступность или наказуемость деяния) хотя и предполагает освобождение лица от уголовной ответственности и наказания, но расценивается правоприменительной практикой как основанная на материалах расследования констатация того, что лицо совершило деяние, содержавшее признаки преступления, и поэтому решение о прекращении дела не влечет за собой реабилитации лица (признания его невиновным), т. е. вопрос о его виновности остается открытым[154]154
  Постановление Конституционного Суда РФ от 28 октября 1996 г. № 18-П «По делу о проверке конституционности статьи 6 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина О. В. Сушкова» // Собрание законодательства РФ. 04.11.1996. № 45. Ст. 5203.


[Закрыть].

В дальнейшем позиция Конституционного Суда РФ была изложена иначе, в более приемлемой форме. Если новым уголовным законом устраняются преступность и наказуемость какого-либо деяния, то в постановлении о прекращении уголовного дела в связи с отсутствием в деянии состава преступления констатируется невозможность дальнейшего осуществления уголовного преследования в отношении подозреваемого или обвиняемого, хотя ранее выдвигавшиеся против него обвинения и не признаются необоснованными. В таких случаях объективно ограничиваются права названных участников уголовного судопроизводства, в том числе право доказывать свою невиновность в совершении преступления и возражать против прекращения дела в соответствии с ч. 2 ст. 24 УПК РФ, а также право на возмещение вреда, связанного с уголовным преследованием.

Между тем в силу правовой позиции Конституционного Суда РФ выявление в ходе судебного разбирательства оснований для прекращения уголовного дела не освобождает суд от необходимости выяснения позиций сторон по данному делу и исследования представленных ими доводов.

Приведенная правовая позиция в полной мере распространяется на правоотношения, возникающие при решении вопроса о прекращении уголовного дела в связи с отсутствием в деянии состава преступления, если до вступления приговора в законную силу преступность и наказуемость соответствующего деяния устраняются новым уголовным законом, и обязывает суд проверять в таких случаях наличие достаточных для прекращения дела оснований и условий и обеспечивать сторонам возможность высказать свою позицию по данному вопросу.

Таким образом, ч. 4 ст. 133 УПК РФ не препятствует суду рассмотреть по существу находящееся в его производстве уголовное дело, если до вынесения приговора новым уголовным законом устраняется преступность и наказуемость инкриминируемого обвиняемому деяния, и решить вопрос о признании (или об отказе в признании) за ним права на реабилитацию, и не лишает обвиняемого права на доступ к правосудию и права на эффективную судебную защиту[155]155
  См., напр.: Определение Конституционного Суда РФ от 5 ноября 2004 г. № 360—О «По жалобе гражданина Краюгпкина Евгения Васильевича на нарушение его конституционных прав частью четвертой статьи 133 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 27.12.2004. № 52 (часть 3). Ст. 5587; Определение Конституционного Суда РФ от 5 ноября 2004 г. № 361-0 «По жалобе гражданина Филиппова Владимира Тимофеевича на нарушение его конституционных прав частью второй статьи 24, частью 4 статьи 133, статьей 239 и пунктом 1 статьи 254 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 27.12.2004. № 52 (часть 3). Ст. 5588.


[Закрыть].

А как быть, например, в ситуации, когда в отношении лица осуществляется незаконное или необоснованное уголовное преследование, при этом принимается закон, которым устраняются преступность и наказуемость деяния, инкриминируемого данному лицу?

Думается, что в такой ситуации лицо обладает правом на реабилитацию, об этом свидетельствуют и приведенные рассуждения Конституционного Суда РФ.

Рассматривая основания возникновения права на реабилитацию через призму принципа ответственности государства перед личностью, приходится признать, что законодатель в УПК РФ отразил не все случаи, когда лицо может воспользоваться своим правом.

Между тем сознательное ограничение оснований реабилитации – это, скорее, неспособность или нежелание государства нести ответственность по своим обязательствам, нежели жесткая позиция законодателя, а это не допустимо, так как соответствующее отношение к государству формируется и у личности. Попустительство незаконному или необоснованному уголовному преследованию не может иметь место в демократическом государстве, где человек, его права и свободы являются высшей ценностью.

Именно поэтому внимание законодателя должно быть обращено на установление дополнительных оснований возникновения права на реабилитацию.

Представляется необходимым дополнить существующий перечень оснований, дающих лицу право на реабилитацию.

Так, указывая в п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК РФ, что право на реабилитацию имеет осужденный в случае полной или частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения уголовного дела по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 УПК РФ, законодатель почему-то не предоставляет права на реабилитацию осужденным, приговоры в отношении которых не вступили в законную силу и отменены кассационной инстанцией с прекращением уголовного дела по указанным основаниям.

Представляется также, что случаи, когда примененные в отношении лица меры процессуального принуждения или постановленный обвинительный приговор отменены или изменены ввиду недостижения лицом возраста, с которого наступает уголовная ответственность, а также когда примененные в отношении лица меры процессуального принуждения или постановленный обвинительный приговор отменены или изменены в отношении несовершеннолетнего, который хотя и достиг возраста, с которого наступает уголовная ответственность, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими в момент совершения деяния, предусмотренного уголовным законом, в определенных ситуациях должны быть признаны реабилитирующими.

Связано это не только с формальным решением вопроса в отношении таких лиц, пусть и совершивших деликт, но в силу указанных обстоятельств не являющихся субъектами ответственности, что, соответственно, влечет за собой прекращение уголовного дела по такому формально реабилитирующему признаку, как отсутствие в деянии лица состава преступления. В большей степени – с тем, что такие обстоятельства, как физический и психический возраст, в некоторых случаях могут быть просто проигнорированы должностными лицами, осуществляющими уголовное преследование.

Для установления данных обстоятельств (а соответствующее требование содержится в ст. 73 УПК РФ), должностному лицу необходимо назначить экспертизу, которая позволит оценить физический и психический возраст лица.

В подобной ситуации говорить о каком-либо вреде, причиненном лицу, нельзя, поскольку здесь полностью и надлежащим образом выполняются требования закона.

Если же должностному лицу было заведомо известно о недостижении лицом физического, а равно психического возраста, с которого наступает уголовная ответственность, однако оно осуществляло уголовное преследование, несомненно, следует говорить о реабилитации.

Однако, учитывая, что по таким делам к обязательному участию привлекаются законные представители упомянутых лиц, которые в соответствии с п. 3 ст. 28 ГК РФ несут ответственность за вред, причиненный подопечными, для них и должна быть установлена возможность реализации ряда положений института реабилитации в случаях незаконного или необоснованного уголовного преследования их подопечных. Связано это с тем, что субъектами складывающихся правоотношений, в силу недостижения соответствующего физического или психического возраста, указанные лица не являются.

Кроме того, остается открытым вопрос о восстановлении прав и свобод, а также возмещении лицу вреда, причиненного незаконными или необоснованными действиями должностных лиц при проведении оперативно-розыскных мероприятий, как до возбуждения уголовного дела, так и после, при выполнении оперативными сотрудниками поручений следователя.

Согласно ст. 5 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»[156]156
  Федеральный закон от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности». Принят 5 июля 1995 г. // Собрание законодательства РФ. 14.08.1995. № 33. Ст. 3349.


[Закрыть] при нарушении органом (должностным лицом), осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, прав и законных интересов физических и юридических лиц вышестоящий орган, прокурор либо судья в соответствии с законодательством Российской Федерации обязаны принять меры по восстановлению этих прав и законных интересов, возмещению причиненного вреда.

Посему данное основание требует законодательной доработки, как в самом законе об оперативной деятельности, с указанием порядка реализации положений о возмещении причиненного вреда, так и в УПК РФ – применительно к осуществлению оперативно-розыскных мероприятий при уголовном преследовании лица.

К сожалению, судебная практика придерживается позиции, что частичная реабилитация не имеет права на существование, поскольку право на реабилитацию имеют лишь лица, полностью оправданные по предъявленному им обвинению и не осужденные по другому обвинению.

Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ, рассмотрев кассационную жалобу Г. на постановление судьи Кемеровского областного суда от 9 ноября 2004 г., которым ему было отказано в удовлетворении требований о признании права на реабилитацию, а также принесении официального извинения за причиненный вред через средства массовой информации в связи с неподтвержденностью оснований содержания его под стражей, установила, что, согласно ст. 99 УПК РФ, при решении вопроса о необходимости избрания меры пресечения в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления и определения ее вида должна помимо прочего учитываться тяжесть преступления. Следовательно, судья был вправе при избрании Г. меры пресечения в виде заключения под стражу сослаться на тяжесть предъявленного ему обвинения.

То обстоятельство, что мера пресечения Г. была изменена на более мягкую, не может служить основанием для его реабилитации, поскольку частично предъявленное Г. обвинение в последующем получило подтверждение и Г. был осужден приговором Кемеровского областного суда от 22 июля 2004 г.

Кроме того, по смыслу закона право на реабилитацию (ст. 133 УПК РФ), включающее в себя право на возмещение имущественного вреда, устранение последствий морального вреда и восстановление в трудовых, пенсионных, жилищных и иных правах, имеют лишь лица, полностью оправданные по предъявленному им обвинению и не осужденные по другому обвинению.

Г. не мог ставить вопрос о своем праве на реабилитацию и возмещении ему вреда, связанного с уголовным преследованием, поскольку такое право возникает лишь в случае полного оправдания по предъявленному обвинению и неосуждения по другому обвинению[157]157
  Определение Верховного Суда РФ от 19 января 2005 г. № 81-о04-138 // СПС «КонсультантПлюс». ВерсияПроф.


[Закрыть].

В другом определении Судебная коллегия Верховного Суда РФ указывает, что не может идти речь о частичной реабилитации и в случае оправдания лица в части предъявленного ему обвинения и осуждения по более тяжкому обвинению[158]158
  Определение Верховного Суда РФ от 8 июня 2004 г. № 4-о04-70 // СПС «КонсультантПлюс». ВерсияПроф.


[Закрыть].

Представляется, что вывод суда, сделанный в первом случае, не соответствует смыслу института реабилитации, во втором – заслуживает поддержки, так как лицо было осуждено по более тяжкому обвинению, соответственно, и ограничения, которые ему пришлось понести, были связаны, в первую очередь с более тяжким предъявляемым ему обвинением.

Кроме того, заслуживает внимания позиция по данному вопросу Конституционного Суда РФ, который указал, что если изменение обвинения заключается в исключении его части или признаков преступления, отягчающих ответственность подсудимого, что, по сути, является частичной реабилитацией лица, суд вправе продолжать разбирательство дела в остальной части[159]159
  Определение Конституционного Суда РФ от 12 июля 2001 г. № 168-0 // СПС «КонсультантПлюс». ВерсияПроф.


[Закрыть]. Тем самым суд не исключает возможности реабилитации в случае, если изменение обвинения улучшает положение лица.

В литературе встречается мнение, что узкое толкование частичной реабилитации, предлагаемое законодателем в п. 4 ч. 2 ст. 133 УПК РФ, является неоправданным, поскольку охватывает лишь случай оправдания лица судом в порядке надзора или по вновь открывшимся обстоятельствам[160]160
  См.: Климова Г. 3., Сенякин И. Н. Реабилитация как правовой институт (вопросы теории и практики). Саратов, 2005. С. 192.


[Закрыть].

Ученые неоднократно предлагали относить к частичной реабилитации случаи оправдания лица на стадии судебного производства в части предъявленного ему обвинения судом любой инстанции; назначения судом наказания, которое не поглощается сроком предварительного заключения; изменения квалификации содеянного на статью закона, предусматривающую менее тяжкое преступление, или прекращения дела на досудебной стадии ввиду изменения квалификации содеянного на статью закона, предусматривающую менее тяжкое преступление, так как в указанных ситуациях лицу причиняется, по крайней мере, моральный вред[161]161
  См., напр.: Москалькова Т. Н. Честь и достоинство: каких защитить? (Уголовно-процессуальный аспект). М., 1992. С. 113; Ярошенко К. Б. Жизнь и здоровье под охраной закона. М., 1990. С. 140.


[Закрыть].

Как верно замечает С. В. Нарижный, «подсудимому далеко небезразлично, за какое преступление он будет осужден – за групповой разбой или за укрывательство данного преступления, за изнасилование или за причинение потерпевшей только легкого вреда здоровью. Соответственно, трудно вообразить, какие душевные муки и страдания испытывает обвиняемый (подсудимый) между предъявлением ему обвинения в совершении умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах, за которое предусмотрено наказание вплоть до смертной казни, и его осуждением за причинение смерти по неосторожности, максимальное наказание за которое – пять лет лишения свободы»[162]162
  Нарижный С. В. Компенсация морального вреда в уголовном судопроизводстве России. СПб., 2001. С. 199.


[Закрыть].

Представляется, что частичная реабилитация отсутствует в привычном своем виде на досудебных стадиях процесса, так как в случае частичной реабилитации, при изменении, например, квалификации содеянного, можно говорить лишь о моральном вреде, причиненном лицу. Вместе с тем частичная реабилитация имеет место во всех случаях частичной отмены приговора по реабилитирующим основаниям, причем не только вступившего в силу, но и отменного кассационной инстанцией, когда в последующем будет установлено, что примененные меры процессуального принуждения не соответствовали инкриминируемому лицу деянию, которое нашло выражение в оставленном без изменения обвинительном приговоре, ввиду своей чрезмерной тяжести, а также в случае, когда любой из видов наказания по постановленному, но в последующем частично отмененному обвинительному приговору, был тяжелее, нежели по оставленному без изменения обвинительному приговору.

Следует отметить, что у частичной реабилитации существуют и принципиальные противники, утверждающие, что при прекращении уголовного дела в части полного восстановления прав или возвращения в прежнее состояние не происходит (даже в случае, если определенные процессуальные действия или решения были признаны незаконными)[163]163
  См., напр.: Проказим Д. Л. Реабилитация: основания, условие и содержание в уголовном судопроизводстве: Автореф. дис…канд. юрид. наук. М., 2006. С. 18.


[Закрыть].

Все сказанное выше относится к основаниям применения института реабилитации в уголовном процессе.

Вместе с тем, условием применения рассматриваемого института является осуществляемое в отношении лица незаконное или необоснованное уголовное преследование.

Разобраться в том, что такое уголовное преследование и кто его осуществляет, помогает п. 55 ст. 5 УПК РФ, согласно которому уголовное преследование – это процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления, а также ч. 1 ст. 21 УПК РФ, устанавливающая, что обязанность осуществления уголовного преследования от имени государства по уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения возложена на прокурора, а также на следователя и дознавателя.

По делам же частного обвинения так называемое «уголовное преследование» осуществляет частный обвинитель, который вправе, но не обязан осуществлять такое преследование, и, как мы отмечали выше, незаконность или необоснованность данного преследования не рассматривается законодателем вовсе. Хотя ч. 4 ст. 21 УПК РФ устанавливает право прокурора, а также следователя или дознавателя с согласия прокурора возбудить уголовное дело о любом преступлении частного обвинения и при отсутствии заявления потерпевшего, если данное преступление совершено в отношении лица, находящегося в зависимом состоянии или по иным причинам не способного самостоятельно воспользоваться принадлежащими ему правами. В такой ситуации законодателю необходимо подумать о необходимости распространения положений института реабилитации на случаи незаконных или необоснованных действий должностных лиц.