Текст книги "Тщеславные мечты (сборник)"

***

Мы шли по проспекту Грасиа. Два пряничных домика авторства Антонио Гауди взорвали меня громким пьяным смехом. Изабель тоже рассмеялась – русский спиртной дух быстро овладел ею. Уже перешедшие «на ты» (такое немного странное «ты» в ее устах), мы гуляли в разноцветных всплесках многочисленных вывесок и витрин. Высокие платаны пронзали темное пространство. Из маленького подвальчика на боковой улочке доносились ребристые, твердые звуки гитары, подобные ударам спелых градин о черепицу. Каблуки отозвались стуком по мостовому камню, Изабель закружилась в чем-то пылающем, нестерпимом, архетипическом. Замелькали упругие, крепкие ноги, взлетела осенним листопадом юбка, волосы прилипли к увлажнившемуся лбу. Все быстрее, быстрее и яростнее. Не на жизнь, а на смерть. Перед глазами, как в картонном калейдоскопе из потерянного детства, возникали и распадались яркие фантасмагоричные узоры из карминного шелка, угольных локонов, изумрудной листвы и охристой кожи.

Я сильно затянулся сигаретой и присел на теплый бордюр. Изабель, синкоппно дыша, примостилась рядом. Ее волосы упали мне на плечо.

***

В воскресенье Изабель не работала, и, хотя ей надо было готовиться к докладу по творчеству Достоевского, согласилась на прогулку по окрестностям Барселоны. Мы взяли в прокате маленький автомобильчик и вырвались из уже порядком разогретой жаровни города. Машина была совершенно послушна, и не было необходимости стесняться в обращении с педалями.

«Какой русский не любит быстрой езды!» Какой русский не любит… Глядя на красивое лицо спутницы, я начинал замечать в себе странные, казалось бы, давно уже запертые в тесные склепы обыденности, мысли. Нет, это не было простым желанием, это было чувством притяжения холодной и твердой планеты к огненной, кипящей звезде.

Через час наш автомобиль остановился у густой апельсиновой рощи, бархатными складками взбиравшейся на горный склон. Под ногами попадались мелкие камешки, но мы все же сняли обувь и босиком вошли в ароматную, прохладную сень.

На небольшой полянке из пакетов были извлечены тапасы и бутылка тернового ликера.

– Я горжусь тобой и собой тоже, – лукаво улыбнувшись, сказала мне Изабель в маленьком магазинчике, куда мы заехали по дороге, – но давай больше не будем пить водку.

Солнце играло сквозь листву, пуская своих зайчат на наши головы и лица. Вчера мне показалось, что мой испанский друг, как путник, после долгого пути по выжженной пустыне вышедший к роднику, никак не может напиться рассказами о далекой северной стране. Вот и сейчас она спросила, а кто же есть на самом деле нынешний российский президент? Who is mister Putin?

***

Я сидел, сжав до побеления кулаки. Очередное законодательное новшество федеральной власти практически полностью лишало меня средств к существованию. Заздравные рассуждения о снижении налогов на деле обернулись новыми поборами. Бухгалтер Галя исписывала десятую ручку, заполняя бесконечные простыни деклараций и отчетов.

Пять лет назад, начиная свое дело, я, глупый мечтатель, верил, что изможденная страна навсегда стала свободной, и поверженная гидра номенклатуры никогда больше не поднимет свои поганые головы.

Внешне многое оставалось прежним: и мозаичность магазинных прилавков, и скромные доходы граждан… Но уже исчезли с экранов телевизоров честные глаза демократов первой волны, растворились в куче приевшихся, благонадежных рыл, в холодном свете суровых чекистских глаз. Впервые дома всю зиму было холодно, а платить за квартиру приходилось в два раза больше. Уже таскали по судам журналистов независимых газет, ставших в одночасье малочисленными и малотиражными.

За окном, в кромешности февральской пурги чудищем из напрасно забытых видений вставали плотные ряды в военной форме и в одинаковых серых костюмах, ряды бюрократов-мздоимцев и озверевших армейских командиров. Горели книги, нежные души и самостоятельные мысли…

***

В какой-то момент я подумал, что скоро, когда вопросы о России иссякнут, кончится и интерес ко мне, а отчуждение и никчемность вновь возведут стены ледяной тюрьмы одиночества. Но Изабель, выслушав мои печальные повествования, вдруг попросила почитать ей стихи.

 
Оступился и упал,
Наповал.
Не заметили меня —
Толкотня.
Вытекает пустота
Изо рта.
Помогите, кто-нибудь!
Не вздохнуть…
Да вот только я не тот —
Идиот!
Всем всегда был поперек
Мой упрек.
Поиграйте, как мячом —
Не прощен.
Нарисует мой предел
Белый мел…
 

Изабель вторила мне стихотворением «Memento» Ф. Г. Лорки.

– Это тоже о смерти и одиночестве, – пояснила она…

Мы еще долго вели диковинную перекличку душ, говорящих, на самом деле, на одном и том же языке. Потом Изабель внезапно остановилась и спросила:

– Как ты думаешь, что должны делать люди, чтобы жить вместе долго-долго и не мучить друг друга?

– Наверное, каждому надо нащупать свой путь и не сходить с него. Делать то, что ты должен делать в этой жизни – ведь человек всегда чувствует себя неуютно, когда попадает в чужую колею. И при этом обязательно радоваться верному пути любимых, согревать их души своим теплом, дарить добро и нежность. Если людям по дороге – все это будет легко. Они приедут в апельсиновую рощу, будут читать друг другу стихи – не важно, свои или чужие – и могучее море заступится за их союз перед Богом, там, на небесах…

Можно было не продолжать. Изабель смотрела, улыбаясь как-то по-особому, и по ее глазам я прочитал, что она поняла меня.

***

Сырой и промозглой мартовской ночью я ехал в такси на вокзал. Мерцающие полусгоревшим неоном вывески на бесцельно дорогих магазинах казались такими неуместными и даже эпатажными посреди убогости пейзажа, вобравшего в себя извечную тягу дураков к прямым линиям и матершинное, неопрятное естество раскулаченной босяцкой деревни. Последней тысячи рублей хватило, чтобы купить билет. Грязный поезд, с выбитыми стеклами и обледеневшим, прокуренным тамбуром, пахнущим мочой и перегаром, скрипя и причитая принял меня в свое отвратительное чрево. Целлюлитная проводница, дохнув чесноком, забрала билет и сунула мне в руки серую кучку постельного белья. Впереди были еще целые сутки дороги, и я сразу же лег на верхнюю полку. Соседи вовсю храпели, на столе пустая бутылка позвякивала вместе с облокотившимся на нее стаканом.

Весь следующий день я не мог найти место своим глазам, искавшим вокруг хоть малейший намек на веру, надежду, любовь. Внизу булькала размеренная ритмичная беседа, вместе со стуком вагонных колес создававшая впечатление сюрреалистического среднерусского рэпа.

– В советское время я работал технологом… Так Вы знаете, на все хватало, мы с семьей на юг каждый год по путевке, зимой опять же в профилакторий, на лыжах там, водочки… Заботились о людях, да…

– А я в те времена экономистом был на заводе. Порядку намного больше было, нам план спускали – мы его в разбивочку, по цехам – и ведь великой страной были, людьми себя культурными чувствовали…

«Да уж, план в разбивочку – вот и все экономика. Сапожник без сапог….» – хотел я съязвить, но мысли упорно оттаскивали меня от реальности…

***

Изабель жила в аккуратном двухэтажном домике. Мы поднялись по лестнице наверх и, миновав высокую крашеную дверь, оказались в чистой, небольшой комнате, отделенной от кухни занавеской с забавным рисунком: маленький пушистый котенок, неуклюже подпрыгнув, пытался поймать огромную бабочку. Вдоль стены тянулись стеллажи, пестрящие корешками книг, среди которых во множестве попадались русские имена и заглавия. Пушкин, Бунин, Булгаков, Гумилев, Пастернак, Бродский, Высоцкий, Толстая, Достоевский, Есенин – вся моя Россия умещалась здесь, в этой уютной обители молодой каталонки.

– Библиотеку собирал мой папа, он утонул десять лет назад во время рыбалки, – сказала Изабель и опустила глаза.

У меня тоскливо, как бездомный щенок, задрожало сердце. Я вспомнил своего отца, всегда желавшего мне стать оптимистом и относиться ко всему с большей долей юмора. Ему это не помогло – неблагодарная русская жизнь наступила на горло железной гусеницей, гусеницей трактора, собранного и теми, кто думал, что любит моего папу, и теми (а их было гораздо больше), кому в их злой и завистливой к чужим искрам таланта жизни он был помехой. Отец хотел вырастить свое дерево на окаменевшей от векового горя земле, но путь оказался слишком труден.

***

В квартире был балкончик, выходивший на узкую улочку, мощеную известняком, изгибающуюся во все стороны и спускающуюся к морю. Внизу, выставив из своих дверей высокие плетеные стулья, сидели пожилые испанцы, неподвижно глядя вдаль или читая газеты на пока еще диковинном для меня языке. В воздухе пахло свежей рыбой и чем-то слегка горьковатым. Изабель подошла ко мне, дотронулась до плеча. Я посмотрел в ее глаза и утонул в них…

***

На небе показалось весеннее солнце и сразу же засверкало яркими переливами на бескрайней водной поверхности. Железнодорожное полотно проходило вдоль побережья, и я с неонатальным восторгом целовался взглядом с морем. Небольшие, стройные ряды волн продолжали внеисторическую вахту, настойчиво лаская краешек земли. Вспомнился рисунок из детской книжки: тигренок сидит на пирсе и смешно рассуждает о воде и суше. Серое небо, словно железный занавес, где-то вдалеке обозначало границу.

Постепенно море скрылось из вида, и вскоре состав остановился на конечной станции, на моей конечной станции. Стараясь не держаться за склизкий поручень, я спустился на платформу. Городок, такой же серый, как и все остальные, еще не проснулся, и сонное марево заволакивало улицу. Вывернув бумажник, я подошел к зевающему таксисту.

– Шеф, давай к морю…

Водитель как-то странно бросил взгляд в мою сторону, но промолчал.

***

Дребезжа и скрипя тормозами, такси остановилось у парапета. Зима не смогла навести марафет на монументально загаженном пляже. Гладкие камни вперемешку с мусором похрустывали под моими ботинками. Я спустился к полосе прибоя и расстегнул куртку. Последняя сигарета сломалась в кармане и ее пришлось выбросить. Снял часы и шапку. Дрожащие в зябком сыром воздухе руки с трудом расстегнули брючный ремень.

Несколько минут постояв с зажатым в побелевших от внезапного страха пальцах мобильным телефоном, я положил его на сложенную небрежной горкой одежду. Батарейки сели еще вчера, в поезде, да и звонить было некому. Потом, передумав, швырнул трубку в воду.

Шаг в набежавшую волну отозвался сотней острых металлических булавок, вошедших в мои ноги. Волна отбежала, затянув ступни грязновато-желтым песком. Пройдя вперед, до места, где вода достигла края трусов, я выдохнул и погрузился в холодную соленую муть. «Гибралтар, Лабродор…» – крутились внутри меня слова глупой бутусовской песенки.

Сначала плыть было легко, простенький напев задавал ритм движениям рук. Я не оглядывался и смотрел вперед, на затянутый мариновой дымкой горизонт, на эту мистическую черту, за которой меня ждали апельсиновые рощи, искрящийся пляж и Изабель.

2003 г.

Случай с подсвечником

В комнате, на антикварном камине, стоял массивный бронзовый подсвечник, отлитый неизвестным мастером в конце XVIII века. Беспечные сумерки лезли в окна, поэтому в подсвечнике ярко горели стеариновые свечи. Им было больно от огня, они плакали крупными матовыми слезами, стекавшими с округлых боков и застывавшими в хаотичном орнаменте на безразличной бронзе. В пышном кресле полулежала девушка рассветной красоты. Ее неживой взгляд застыл на подсвечнике. Внезапно открылась дверь, и в комнату вошел молодой человек в черном костюме. Он был взволнован и что-то энергично говорил. Девушка не замечала его и продолжала беречь тишину. Человек ходил все быстрее и быстрее взад-вперед по комнате. Вдруг нечаянно он задел плечом подсвечник, который медленно, нехотя упал на паркет. Одна из свечей отлетела в сторону ковра, и тот задымился. Молодой человек затоптал огонь и выбежал из комнаты. А девушка все так же продолжала полулежать в кресле, и только ее взгляд последовал за подсвечником, вниз с камина, туда, где потухшие свечи захлебнулись в застывающей лужице стеарина, очень похожей на лужицу крови…

1993 г.

Обычная история

Жил-был на свете маленький серый котенок. Ловил мышей в теплом подвальчике и ни о чем не задумывался. Но однажды он встретил человека. Ему было интересно наблюдать за идущим по асфальтовой дорожке двуногим существом: он посмотрел человеку в глаза и сказал: «Мяу!». Человек презрительно оглянулся и скрылся за углом. Котенок побежал за ним, но заблудился в каменных подворотнях и заплакал от обиды.

Прошло немного времени и котенок опять встретил человека. На этот раз «венец природы» улыбнулся котенку, заметив симпатичную мордашку несмышленыша, выглядывавшую из зарослей лопуха. Котенок побежал за человеком, а тот все оглядывался и улыбался. «Мяу-Мяу!» – раздавалось на тихой улочке под мерный стук удаляющихся шагов. Человек перестал оборачиваться и котенок устал бежать за ним по пыли и тополиному пуху. Он уткнулся носом в траву и жалобно застонал…

Через несколько месяцев, играя опавшими листьями, котенок услышал, что его зовут. Радостно мяукая, он подбежал к новому незнакомцу, который погладил его по пушистой голове. Котенок прильнул к чужой ноге, ласкался и нежно урчал. Однако вскоре человек выпрямился и пошел прочь. Котенок неуклюже подпрыгивая, ринулся вслед, но человек ускорил шаг. Потеряв из вида человека, маленький серый зверек побрел куда-то, вдруг пошатнулся, упал и умер. И лишь одно только небо заплакало по нем мелким дождиком, взбивая фонтанчики брызг из луж нашего сволочного мира.

1992 г.

Животный мир нашей квартиры

Богат и разнообразен животный мир нашей квартиры. Какие удивительные и уникальные представители фауны встречаются здесь. Взять хотя бы дашуков. Эти безобидные существа способны изображать крайнюю степень агрессивности – громко кричать, размахивать передними лапками и выпучивать глазки-пуговки, однако в действительности не могут причинить вреда окружающим. Хотя с их поведением все же связаны определенные неудобства. Например. основным времяпровождением дашуков является раскидывание мелких и средних предметов. Возможно, это как-то связано с инстинктом сбора природных материалов для строительства гнезд. Питаются дашуки главным образом фруктами и другими сладкими продуктами и ведут ночной образ жизни. Нередко можно встретить дашука, несущего в темноте огромный белый горшок или крадущегося за конфетами. Попытайтесь поймать дашука: это будет не так то просто сделать. Чрезвычайно гибкие и узкие, они способны выскользнуть из рук, норовя при этом еще и укусить. Дашуки считают себя главным видом квартиры, и с этим приходится считаться остальным обитателям.

Медвежки гораздо меньше дашуков по размеру, но проявляют не меньшую активность в поисках корма. Забавно наблюдать, как своими короткими лапками они пытаются добыть немного пищи. Порой зверьки принимают за еду посторонние предметы, в частности, книги. Распознав ошибку, медвежки способны отомстить обидчику и разорвать предмет на части. Их смешные, неуклюжие движения неизменно вызывают добрую улыбку. Медвежки не любят чужаков, поэтому, чтобы добиться расположения представителя данного вида, можно попробовать показать ему издалека кусочек какого-нибудь лакомства. Иногда это помогает, что дает возможность погладить медвежку по лохматой головке.

Но, пожалуй, самые загадочные существа – это лёлики. Их далекие предки были водоплавающими, поэтому большую часть времени лёлики проводят вблизи источников воды – в ванной, туалете и на кухне. Зайдя в квартиру, можно легко определить по шуму струи из крана, бодрствуют ли лёлики или отдыхают, забавно прикрыв мордочку лапкой в самом дальнем углу. Особые отношения сложились у лёликов с телевизором. Они способны часами неподвижно сидеть перед экраном и наблюдать за хаотичными движениями картинок, но при этом могут внезапно оторваться от этого увлекательного занятия и убежать в санузел. Не стоит злить лёликов по вечерам – они отлично умеют драться, при добром же обращении вам гарантирована преданность и ласка. Сложный характер этих зверьков в основном компенсируется природной красотой и пушистостью..

Лёлики очень любят спать, но никто не сравнится по продолжительности ночного и утреннего отдыха с витюном. Этот крайне опасный хищник кажется очень мирным, сладко посапывая в берлоге. Витюны всегда стараются закопаться как можно глубже и подтаскивают к месту своей ночевки все доступные одеяла и подушки. Но стоит разбудить зверя – и страшный рык оглашает всю квартиру. В этот момент крайне важно, чтобы поблизости оказалась еда – иначе жди беды. В повседневной жизни витюны неприхотливы в питании и довольствуются недоеденными остатками пищи других обитателей квартиры. Однако не стоит исключать из их рациона свежее мясо и пиво, так как недостаток этих продуктов может негативно отразится на здоровье витюнов. Поразительная выносливость и особенности строения организма позволяют витюнам активно вырабатывать специфический секрет – денежные купюры – активно поглощаемые всеми остальными видами. Повадки витюнов на первый взгляд кажутся грубыми и неэстетичными, однако при ближайшем рассмотрении они оказываются очень заботливыми и занимательными зверями.

Что касается других животных, то их сосуществование с основными обитателями квартиры не выдержало проверки времени. И голохвосты, и чирики, и, в особенности, мявуны после непродолжительного совместного проживания уходили искать более подходящий ареал. Возможным оказался только веселый симбиоз четырех вышеописанных видов, что вселяет определенный оптимизм и надежды на счастье.

2003 г.

Сны Хрюкина
вместо святочной истории

Жизнь может быть такой, какой кажется. Как взбитые сливки, лежали на еловых лапах снежные покрывала – окна хрюкинской квартирки выходили на елочный базар. Матвей встретил праздник, допивая бренди «Черный аист». Первое января било в нос запахом прошлогодних закусок. Как в тумане, проплывали часы.

Наступила следующая ночь. Хрюкину снился сон. Матвея пригласили в летний молодежный лагерь в качестве эксперта с двумя лекциями: «Экспедиция в Антарктиду» и «Проблемы творчества». Короткие юбочки и свежие тела студенток дразнили и дурманили заслуженного семьянина. Вместе с каким-то чудом оказавшимся в том же сне однокурсником Сашкой и одной из красавиц Хрюкин гулял по берегу то ли моря, то ли озера Селигер…

«Блин, не стоило смотреть на ютьюбе новый клип группы „Серебро“», – пробормотал Матвей и перевернулся на другой бок.

Прямо за знакомым гаражным кооперативом в пасмурной дымке высились ужасающие фигуры космических пришельцев, похожих одновременно на трансформеров и на инопланетян из фильма «Фантом». Ужас и кошмар ощущались всеми пятью чувствами. Гибель человечества была неизбежна. Вышедшие на улицы сотни тысяч людей, казалось, ничего не могли поделать. Но монстры пошли на переговоры. В обмен на человеческие жизни они извлекли из Земли все ее внутренности вместе с полезными ископаемыми, укрепив оставшуюся тоненькую поверхность сложной системой распорок из неизвестного космического материала, а через полюса ввели в жидкое земное ядро гигантские стержни, вырабатывая с их помощью электроэнергию…

По пути на кухню (гасить сушняк) Хрюкин корил себя за предновогодний просмотр голливудско-российской кинофантастики.

В следующем цикле быстрого сна Матвей оказался болтом. Обычным болтом, живущим с гайкой и двумя винтиками, работающим – как это предсказуемо – одним из миллиардов крепежных изделий. Однако, неожиданно болт взбунтовался. И, решив жить в провинции у моря, стал грузилом для донки…

Матвей обнял теплую жену, решив меньше пить и пойти на митинг против фальсификации выборов.

Еще много чего привиделось спящему Хрюкину, а перед самым рассветом он, как бы стоя на коленях и содрогаясь от стонов и рыданий, читал молитву: «Господи, дай мне, бестолковому, веру в Тебя!». Очнувшись и почувствовав под щекой подушку, промокшую от слез, Матвей почему-то подумал, что в его душе идет борьба Высоцкого и Христа.

2012 г.

Поэзия

Прокурор

 
«Не суйте свой палец в розетку!» —
Сказал как-то мне прокурор,
Старательно пряча в газетку
Испачканный красным топор.
 
 
А я не почувствовал боли,
Снимая с ушей вермишель,
Забыв, что вернувшись на волю,
Опять превращаюсь в мишень.
 

Тигрицы, пантеры и кобры

 
Вот так вот, надменно и гордо,
С незримым надрывом смеясь,
Тигрицы, пантеры и кобры
На миг покоряют меня.
 
 
Повадки коварного зверя
Растают медовой смолой,
Как только они, мне поверив,
Расстанутся с маской былой.
 
 
И ласки приняв ресторанно,
Они предпочтут льду вино,
Надменность растает туманом,
Нейлоновой лопнет струной.
 
 
А я не смогу удивиться,
Засахарив грезы свои,
Целуя вспотевшие лица
И данности кончив кроить…